Все цветы завяли в один день. Одни засохли. Другие сгнили. Наверно, осень докатилась и до моего подоконника. Я полила сухие, опрыскала листья водой в надежде на их исцеление, но ни один не поднялся даже к середине дня. Минут десять я смотрела на получившийся гербарий, а потом перевела взгляд на окно. Собирался дождь.
В комнате не была включена ни одна лампочка, пахло сыростью и песком, словно не комната это была, а какое-нибудь подземелье. На старой тумбе в углу лежали рассыпавшиеся вчера бусы, но что-то мешало мне собрать бисер воедино, и при малейшем колебании воздуха они, словно капли воды, ручьем стекали на пол. Недопитый утром чай покрывался пылью, а рядом валялась надкусанная баранка. Все краски, как тараканы после отравы, сбежали к соседям. Я бы включила музыку, но граммофон сломался, а радио я не признавала.
От скуки я достала толстый альбом и стала просматривать фотографии: старенькие, в основном черно-белые снимки календарными листами падали на пол...
Сердце отчего-то заныло, и в последний чистый стакан пришлось накапать пустырник. Отвратительный, давно привычный вкус.
Я подошла к потускневшему зеркалу и стала разглядывать свое лицо: морщины липкой паутиной покрывали кожу, губы обветрились, а глаза покраснели от бессонницы. И только волосы по-прежнему блестели лунным светом декабря.
Долго стояла я со стаканом лекарства перед зеркалом - в нем отражался черный платок. Вчера я похоронила мужа.