Александр Сорочан 
Из цикла 
Пером и зубилом, или
Краткие материалы к новейшей истории искусств
Памяти Бустоса Домека
О восприятии воображаемых творений, или
Жизнь и деяния Семена Гаврилова

Кончина нашего именитого земляка повергла наиболее 
культурную часть населения города в настоящий шок. Особенно 
трагичными представляются обстоятельства этой смерти, позво-
ляющие назвать ее подлинной жертвой, принесенной на алтарь 
искусства. Вся жизнь Семена Анатольевича была, в сущности, 
бесконечным подвигом во имя божественных муз. И то непони-
мание, с которым приходилось сталкиваться великому мастеру, 
доказывает только косность и консерватизм нашей публики, а ни 
в коей мере не свидетельствует об элитарности или вычурности 
его новаций.
Напомню вкратце историю художника - для тех немногих, 
кто подзабыл вехи его беспримерного пути.
Родился Семен Анатольевич в скромном райцентре, но в 
юном возрасте порвал со своей семьей и окружением (злые языки 
именовали это изгнанием из дома за тунеядство) и перебрался в 
наш город. Ему удалось поступить в художественное училище, 
но непримиримость в отстаивании своего взгляда на искусство 
привела к исключению в первом же семестре. Будучи практиче-
ски без средств к существованию, Семен пребывал в постоянном 
поиске хлеба насущного. Это, несомненно, отвлекало от само-
стоятельного творчества. До нас дошел только один рисунок это-
го периода, в котором творческий почерк художника еще не 
вполне определился. Мнение ученого критика, назвавшего это 
полотно "вульгарной порнографической вариацией на тему "Да-
наи" Рубенса", не стоит и опровергать. Наш мэтр сосредоточился 
не на облике женщины, а на золотом дожде, предстающем в на-
туралистичном, даже анимистичном духе. Яркость красок указы-
вает, что уже тогда Гаврилов нашел свою тему, свой подход к 
живописи, позднее принесший ему такую славу и - увы! - преж-
девременную смерть. 
Однако, чтобы снискать хлеб насущный, Семен Анатолье-
вич вынужден был приниматься за простейшие, унизительные 
работы. Он изготавливал копии с известных и не очень известных 
полотен под руководством одного деляги-"художника", сбывав-
шего свою мазню на городском рынке. Приходилось даже писать 
натюрморты на заказ, сообразуя и сюжет, и размер картины с по-
желаниями невежественных мещан, желавших украсить свою 
столовую или гостиную еще одной яркой вещицей. От общения с 
подобным контингентом талант ничего не приобретал. А учиты-
вая финансовую зависимость, в которой постоянно находился 
Гаврилов, становится просто удивительным, как он смог пере-
жить эти тягостные годы. И все же художник победил!
Случайно среди книг своего нанимателя-деляги Гаврилов 
обнаружил биографию Айвазовского (впрочем, занимали их 
больше репродукции часто копируемых картин). И в этой поучи-
тельной книжке прочел, что прагматичные англичане постоянно 
порывались обнаружить за полотнами мариниста источники 
электрического света, поскольку созданные художником эффек-
ты казались невозможными. Тогда и пришла спасительная идея. 
Гаврилов сделал очередную копию в измененном варианте. Ведь 
подобная, предполагавшаяся изначально инсталляция привносила 
в полотно совершенно новый эффект, недоступный и создателю 
оригинала. Так в одном подвальном магазине появилось первое 
оригинальное творение Гаврилова "по мотивам Айвазовского". 
Неподражаемо это еще наивное произведение: диск солнца на 
холсте только намечен контурно, а за картиной - мощная лампа, 
создающая нужный эффект. Так что полотном можно было лю-
боваться по желанию хозяина: щелчок выключателя - и эффект 
пропадал, пейзаж обращался в темное пятно. Да, эта вещь не рас-
считана на долговременное использование - но тем значительнее 
ее ценность. 
Поначалу Гаврилов этого не понимал; не понимали и поку-
патели, предлагавшие за "копию" (что за дурацкое определение!) 
просто смехотворные суммы. Хвала художнику, сумевшему на-
стоять на своем! Вскоре за первым холстом последовал второй, за 
ним - еще и еще. Уже не только Айвазовский, но и другие живо-
писцы подавали повод к вдохновенным излияниям нашего героя. 
В магазинчике целую комнату отвели под опыты Гаврилова - и 
от посетителей не было отбою. Тем более, что каждую картину 
следовало рассматривать по отдельности - иначе эффект полно-
стью пропадал. 
Гаврилов не терял времени даром; его концепция "источни-
ков света" все совершенствовалась. В лучших домах города по-
являлись его инсталляции, а художник был вовсю озабочен поис-
ком должного освещения. Каждая картина требовала своей, непо-
вторимой интенсивности и точности. Позднее максимализм Гав-
рилова привел к снижению продуктивности. Семь лет ушло у не-
го на создание серии "Д" - по мотивам одной из картин Дейнеки. 
Одиннадцать полотен знаменуют собой высшую точку данного 
периода творчества Гаврилова. Злопыхатели, правда, утверждали, 
что это только плохие копии одной и той же картины - ну бог им 
судья... Благодаря виртуозному подбору световых эффектов ка-
ждое полотно несло совершенно особое настроение. На одном 
только наступает утро, на другом - будто светят тысячи солнц, на 
третьем - над миром висит туман. Это потрясающее произведе-
ние находится ныне в одной из частных московских коллекций. 
Стремясь избежать порчи полотен, хозяин показывает его гостям 
крайне редко и, по слухам, вовсе не рассматривает сам, гордый 
одним только фактом обладания.
Дальнейшие деяния Гаврилова более известны. На один 
столичный вернисаж он послал гениальную работу - первую ори-
гинальную свою картину, совершенно независимую и действи-
тельно зрелую. Называлась она предельно просто - "Полдень в 
Москве". Здесь впервые реализовалась в полной мере гаврилов-
ская трактовка живописи как светописи. Контуры стандартных 
многоэтажек более четкие, над ними размытые очертания солнца. 
И от мощной лампы в верхней части картины - непереносимый, 
томительный жар летнего полдня. Синтетическое мастерство, с 
которым Гаврилов передает это ощущение, является поистине 
уникальным.
Неблагодарное дело описывать шедевры, но в данном слу-
чае у нас есть только устное описание. К сожалению, из-за при-
митивных неполадок с проводкой через две недели произошел 
пожар, уничтоживший целый зал; пламя не пощадило и "Пол-
день". На все просьбы о восстановлении полотна Гаврилов отве-
чал молчанием - скупость истинного творца! Его волновали все 
новые и новые замыслы. 
Фокус изображения окончательно переносится в световую 
плоскость. И для этой цели годились только электрические ис-
точники света; эксперименты со свечами и фосфором ни к чему 
не привели. Зато в работе с лампами художник достиг высшего 
мастерства. Упомянем только некоторые полотна московского 
периода: "Предвестие бури", "Город Солнца", "Затмение" (здесь 
эффект достигался частичным затенением базовой лампы; карти-
на же "Полное затмение" является грубой подделкой, отвергае-
мой всеми серьезными искусствоведами), "Полночь в Калькутте" 
(тьму нарушают только две звездочки - очень маленькие лампы, 
в свете которых скорее угадывается, чем вырисовывается силуэт 
удивительной пагоды). Музеи Москвы - наиболее прогрессивные 
и элитарные - стремились заполучить новые работы Гаврилова, и 
каждое его полотно имело огромный успех.
Нетрудно заметить, что роль изображения на холсте от ра-
боты к работе все уменьшалась. Картину "Дети моря" художник 
исполнил на бутылочного цвета стекле, но остался очень недово-
лен результатом. В конце концов он остановился на специальных 
тончайших холстах (увы, недолговечных) и на идеально прозрач-
ном стекле, с которым связано все его позднее творчество. 
Этому этапу предшествовала шумная популярность в арти-
стических кругах. Доходы от продаж и вернисажей сделали воз-
можными заграничные поездки - по музеям живописи и, конеч-
но, электричества. Новые картины почти не появляются на пуб-
лике, но в немногих переходных полотнах очевиден приоритет 
цветописи. Сама работа кистью сводится к минимализму - не-
сколько штрихов, полоса краски то тут, то там; рассчитаны эти 
работы на подготовленного и вдумчивого зрителя. Увы, ценители 
искусства в таком же дефиците, как и мастера живописи. Гаври-
лову повезло - о нем спорили, за него боролись представители 
разных направлений - примитивизма, конструктивизма, даже за-
гадочного для нас электрофицизма. А художник совершил оче-
редной непредсказуемый шаг - отправился в годичное путешест-
вие на Восток. Оттуда он вернулся "просветленным", как явству-
ет из замечаний близких друзей.
Новые полотна поразили даже их, уже видавших виды. Все 
они были созданы за месяц, что Гаврилов безвылазно провел в 
своем новом ателье на окраине Петербурга. Там и состоялась 
первая после перерыва выставка. Наш герой представил полот-
на... Постоянная экспозиция в галерее "Анимус либер" дает о 
них представление. У меня же просто нет слов, чтобы описать их 
великолепие - подавляющее, обезоруживающее... Стекло и лам-
пы -вот ингредиенты гениальности. Никаких красок, никаких 
"возвышающих обманов" - только истинное, глубокое содержа-
ние. И абстракции, и конкретика стали наконец доступны Гаври-
лову. "Голос Разума" (сигналы азбуки Морзе, подаваемые во 
тьме синего цвета лампой; увы, никакого послания они не несут - 
только отдельные буквы и знаки) и "Дети лейтенанта Шмидта" 
(вероятно, имеется в виду знаменитая сцена встречи Балаганова и 
Бендера, как считает знаменитый литературовед С.) - два полот-
на, доказывающие безграничность художественных возможно-
стей Гаврилова. Они же вызвали наибольшие разногласия, предел 
которым положила трагическая смерть художника. 
Он умер как боец - во время тяжкого штурма. Три дня про-
должался монтаж огромного полотна "Сияние славы", которое 
заняло отдельный этаж галереи "Склад Љ 3". И руководил про-
цессом, не зная ни минуты отдыха, сам Гаврилов. Гениальная 
концепция этого, может быть, самого амбициозного произведе-
ния художника предполагала одновременное воздействие на зри-
теля почти тысячи источников света, зажигавшихся одновремен-
но и быстро гаснувших. Тем самым поэтически передавались и 
непредсказуемость земной славы, и ее преходящесть. Строгий 
план в расположении фрагментов панорамы отдавал пуризмом, 
но для художника являлся необходимым актом самодисципли-
ны...
Увы, при пробном включении эффект оказался слишком си-
лен. Постоянное напряжение подкосило творца; сердце его не 
выдержало мгновенного "сияния славы". И возжегшееся полотно 
- венец карьеры Степана Гаврилова - стало и надгробным памят-
ником нашему земляку...