Сорочан Александр Юрьевич : другие произведения.

Море Спокойствия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это, может быть, самая важная для меня прозаическая вещь. Есть в ней и временной парадокс, и Внутренняя Монголия. Но главное - душа... Книжная версия текста вышла в свет в 2008 году. Гипертекстовая версия (более соответствующая замыслу), увы, недоступна.

Море Спокойствия

Повесть

  
   С трассы съехали в два.
   Ветер был удивительно сухим, учитывая близость моря, и почти не приносил облегчения. Каждый выдох еще более усугублял духоту в автомобиле; я старался дышать как можно реже и все равно чувствовал, как капли пота одна за другой стекали по спине вниз. Изношенные чехлы в автомобиле, кажется, должны были уже промокнуть насквозь. Однако ничего подобного не происходило. Просто однообразная степь, бьющее в глаза, куда бы ты ни ехал, солнце и рев двигателя стареньких "Жигулей".
   Миновав Сиваш, сделали последнюю остановку. Вадик вышел размять кости. Возле обмелевшего залива стояли старые рыбачьи сараи. Рядом с ними громоздились сооружения поновее: вероятно, здесь раньше что-то пытались складировать. Судя по состоянию построек, вряд ли это предприятие имело успех. Зато теперь невысокие кирпичные стены давали хоть какую-то тень и обеспечивали сохранность не только товара, но и продавцов.
   Товару-то как раз погода вполне подходила. Рыбины самых разных размеров, в разной степени сушеные, соленые и вяленые, доходили до кондиции. Грязные дети отгоняли особо обнаглевших мух, но безуспешно - только порывы ветра могли хоть как-то изменить положение. Однако ветра не было. Горячий воздух волнами вился вокруг дороги, будто пытаясь возместить нехватку воды. Два милиционера с безразличным видом сидели на корточках возле своей будки. Шлагбаум здесь только предполагался, однако в остальном пост имел внушительный вид - мешки с песком свалены в аккуратную кучу, персонал в бронежилетах и с автоматами наперевес. Кажется, стражи порядка многое бы отдали, лишь бы скинуть надоевшую амуницию и предаться сладкому безделью. Хоть в Сиваш броситься... Но им, как никому, должно быть известно, что в озере хорошо только принимать грязевые ванны: в радиусе двух километров вода - не выше колен. Да и поверхность ее выглядела непривлекательно. Хорошо, хоть мусор здесь не сваливают...
   Я потянулся, стоя возле машины и прислушиваясь к отцовскому кашлю. Вадик отправился к торговцам рыбой, прошел весь ряд из конца в конец, остановился возле самого большого прилавка, указал на какую-то рыбину. Я не мог разобрать его слов - они будто тонули в воздухе, как щепки в тающем асфальте. Но, видно, услышанное оказалось нерадостным: Вадик уныло посмотрел на усатого мужчину - хозяина лотка - и зашагал обратно.
   Мы направились к самой популярной точке: под цветастым зонтиком тетка в белом халате бойко реализовывала газированную воду.
   - Минералка есть?
   Тетка уверенно выудила из своей бездонной корзины полуторалитровую бутыль:
   - Одну? Две?
   - Давайте одну... - Я обернулся к Вадику, который не изъявлял желания расплачиваться.
   - Братец, раскошеливайся!
   - Щас, разбежался...
   - Понял, понял... - порывшись в карманах, нарыл требуемую сумму в гривнах и сжал емкость с теплой водой в руках.
   - Холодной, конечно, нет?
   - Может, вам со льдом? - ехидно осведомилась тетка. Но до нас юмор ее доходил слабо: пить хотелось жутко, даже противная жидкость казалась даром свыше. А тут еще окружающий мир манил своей незнаемой глубиной...
   - Смотри - смерч! - Вадик с удивлением указал куда-то мне за спину.
   - Чего? - не понял я.
   - Настоящий. Как в кино...
   Было и правда как в кино. Никогда не думал, что природные катаклизмы могут выглядеть так картинно. Вроде бы простая пыльная воронка с диаметром метра полтора. Но эффект просто апокалиптический. Будто кусочек дороги смело, закружило, будто часть пространства утратила знакомые очертания и превратилась в нечто совершенно иное. В воронку попало совсем немного предметов - пара полиэтиленовых пакетов, лист бумаги, какая-то железная штуковина (что она собой представляла, я так и не уяснил). Смерч, казалось, явился ниоткуда - просто так уж столкнулись потоки воздуха. И родилось оно... Не страшное, не грандиозное, не потрясающее... Нет, просто глаза чужого мира; картинка из другой жизни. Смерч повисел над дорогой полминуты, потом нерешительно двинулся к побережью в противоположную от нас сторону, через сотню метров растаял в воздухе - как не бывало.
   Мы были единственными, кто наблюдал за катаклизмом с неподдельным интересом. Остальным явно примелькались подобные эффекты. Мужик возле лотка с рыбой мрачно пояснил:
   - Еще мелковат. Вот на позапрошлой неделе сарай Эдькин повалило к чертям собачьим. Грохоту было!
   - Ну и дела! - глаза брата все еще были широко раскрыты.
   - Черта ли нам в них. Еще насмотримся, если самих не смоет куда-нибудь. Или сдует, как тот сарай.
   - Иди ты!
   Отец разминался у машины, активно работая больной ногой. В радиусе его замахов появляться было опасно - не чувствуя жары, он вкладывал в упражнения недюжинную силу. Однако Вадик рискнул:
   - Поехали, а то до ночи не поспеем! Куда нам дальше, кстати? Карту смотрел?
   - До Симферополя, а там налево. И прямо до берегов... Проще некуда!
   Звучало, конечно, успокоительно, но на практике нам пришлось миновать еще двух жадно оглядевших "Жигули" милиционеров - представителей загадочной службы ДАЙ, которую шутники все еще считали преемницей старой доброй автоинспекции. Один - краснорожий детина лет сорока - изъявил желание измерить СО, невзирая на два харьковских талона. Бурчал при этом он что-то вроде: "Понаехали москали". Мы старались деликатно помалкивать, пока отец препирался со стражами дорог. Отняло это минут двадцать - зато все денежки остались при нас. Даишники убедились в полной бесперспективности нашего автокорыта для пополнения их бюджета, и "Жигули" радостно задребезжали дальше.
   Скоро минули симферопольскую кольцевую, свернули в нужном направлении на первом же неприметном повороте и снова покатили по пустынной степи к цели нашего путешествия. Брат запоздало взволновался:
   - Там места хоть хватит?
   - Не дрейфь - берег велик. И весь наш, где еще чужие лоханки не забили.
   - Ну, не вся же Россия сюда отдыхать приедет с вами, - уверенно изрек отец. - Найдется, где палатку поставить.
   - Ты лучше скажи, где листок с адресом валяется? - я лихорадочно рылся на заднем сиденье машины. Среди бабушкиных запасов съестного и наших одежек ничего похожего не попадалось. А ведь адрес, оставленный кузинами в телеграмме, был единственной связующей нитью. Мы запросто могли разминуться с ними и оказались бы безо всяких ориентиров на малознакомой территории. Правда, морской берег был превосходным ориентиром для всех курортников. Но кроме слов "море", "западная оконечность Крыма", "село Николаевка" - у меня в голове ничего не имелось. Анька, правда, говорила, что это чудесное место. Но утверждениям ее приятелей я верил слабо, а сама она уехала испытывать их слова на практике только позавчера, вместе с Катей. И вот теперь мы тряслись в "Жигулях" по их следам, вдобавок текст телеграммы куда-то задевался...
   Мы снова остановились и принялись методично обшаривать нутро машины. Особую активность проявил Вадик - именно в его руках я видел бланк в последний раз. Однако в карманах брата ничего не обнаружилось. В конце концов отец извлек помятую бумаженцию из-под коврика своего сидения:
   - Я, кажется, вам говорил, что положу в надежное место...
   - Жуть! Как это мы еще дорогу не потеряли при таком раскладе! - откомментировал я. И, как водится, накаркал.
   Поинтересовавшись у аборигенов, куда ведет дорога, мы поняли, что проехали очередной поворот. Со второй попытки его обнаружили, но ощущение потерянности и какой-то утомительно душной безнадеги ни как не пропадало. Адрес на телеграмме рассеять его не мог: "село Николаевка, улица Ленина, дом 17". Звучало до боли знакомо. Стоило уезжать из родной глубинки, чтобы попасть по этому адресу? Разве что - море...
   Его мы увидели с дороги довольно скоро. Километрах в двух ниже по склону шумел в камнях прибой, медленно взлетали и опадали клочья пены. Темная лазурь моря казалась грязноватой, но расстояние подчас и не такие шутки шутит. В целом пространство выглядело обнадеживающим. Вот бы еще пляж найти...
   - Да, реки уже надоели, - вдохнул брат порыв свежего ветра. - Здесь и берега не видно...
   - Отчего же. Присмотрелся бы получше! - Я указал вдаль, туда, где за туманом формировались какие-то неясные очертания. Судя по картам, до видимой суши было не так уж далеко.
   - Да нет, неправда! - Отец, кажется, вспомнил свои прежние пребывания в Крыму и тогдашние географические познания. - Берег разве что ночью различим. Все же расстояние не маленькое... А сейчас, может, пароход или катер...
   Разговор заглох вместе с ветром. От моря мы удалились, а километровые столбы методично указывали, что дорога вот-вот кончится. Рано или поздно это должно было произойти. И возле знака "Конец основного пути" (надпись, конечно, была на украинском) стоял бездействующий шлагбаум, а рядом с ним - миролюбивый молодой милиционер. Несколько машин отчего-то затормозили, но единственная дорога вела дальше, в пресловутую Николаевку.
   Мы зря волновались - улицу можно было не искать. На первом же из домов я заметил вывеску с именем вождя мирового пролетариата. Как и следовало ожидать, улица Ленина оказалась местным проспектом, состоявшим из однообразных кирпичных домов, окруженных высокими сплошными заборами. Семнадцатый ничем особым не отличался - разве что забор чуть пониже, да дом более запущенный. Отец посигналил; тут же хлопнула дверь, и навстречу выбежала Анька.
   Ножки моей троюродной сестры бодро стучали по асфальту, а светлые волосы были небрежно отброшены назад. Времени она явно не теряла - изрядно загорела и принарядилась в нечто пляжное. Анька сильно хлопнула калиткой, приветствуя нас:
   - Дядя Володя! Ребята... Здравствуйте! А мы вас вчера все ждали, ждали. Что же так поздно?
   - Вот, задержались... - отвечаю я, вытирая пот со лба. Кажется, близость моря здесь все же ощутима, не так жарко и ветерок постоянно дует. - А вы тут как, устроились?
   - Комнатка неплохая, только маленькая. И собака хозяйская припасы таскает, дрянь! А вообще ничего, только вдвоем скучновато. И прогуляться вечером как-то не очень...
   - А Катерина где? - спросил отец, закончив таинственные манипуляции в недрах нашего железного коня.
   - Выйдет сейчас. Порядок наводит; сегодня ее очередь. - Анька задорно улыбнулась. - Сейчас поедем на берег; мы покажем, где можно палатку поставить. Места-то хватит?
   Я с сомнением поглядел на заднее сидение.
   - Должно хватить... Сейчас вещи сдвину куда-нибудь.
   Пока я занимался этим благородным делом, выскочила наружу и Катя. Ростом она была чуть ниже младшей сестры; каштановые волосы аккуратно стянуты заколкой, юбки чуть ниже, блузка чуть менее прозрачна. Но сходство между сестрами все равно оставалось очевидным. Особенно сейчас, когда они стояли рядом у калитки сельского домика в курортном поселке, обе загорелые, веселые и доброжелательные...
   После очередной порции приветствий мы наконец погрузились в машину. С сестрами мы не виделись полгода, так что было о чем поболтать. Но Катя не забывала указывать отцу дорогу:
   - Езжайте по Ленина до разворота. Да, весь этот ряд домов до конца. Так, здесь, где асфальт кончается, по грунту налево. Вот, через пустырь и там направо. Видите, откуда "Лада" выезжает? Почти приехали...
   И в самом деле, приехали. Гора соломы с одной стороны сторожка с другой, шлагбаум посередине. Здесь устройство работало превосходно. Добрый молодец из сторожки тут же объяснил отцу цену: за машину и за палатку.
   - Так, палатка будет стоять... Мы когда уезжаем, ребята?
   - Двадцать третьего, наверное, - вздохнула Аня.
   - Значит, пять дней. А машина на две ночи. - Отец пошел отдавать деньги.
   - Куда же "Жигули" потом денете? - спросила нас Катя.
   - Куда-куда... Отцу надо в Симферополь по делам. Сегодня переночует и туда махнет; после за нами прикатит.
   Брат выложил все, что мы знали, поскольку характер отцовских дел в столице Крыма был известен в самых общих чертах. Поэтому на дальнейшие вопросы сестры получили не вполне удовлетворительные ответы. Что ж, других попросту не было.
   Отец тем временем вернулся, засовывая сдачу и квитанцию в бумажник. Шлагбаум подняли, и мы вкатились на территорию стоянки (она же - палаточный лагерь).
   - Не слишком дорого. Думал, что будет хуже... Куда дальше, девочки?
   Катя ткнула пальцем куда-то влево:
   - Там вроде посвободнее, насколько возможно. Подальше от душевой и вставайте.
   "Свобода" была относительной. Если единственное приличное место, где можно остановиться, таково, то каковы же неприличные... Я с ужасом осмотрел стоянку. Машины пристроились практически впритык. Было их не так уж и много, но больно уж пространство невелико. Лагерь с одной стороны ограничивал какой-то каменный забор, с другой - железный. За ним располагалось не то кафе, не то дискотека. А прямо по курсу - то единственное, за чем люди сюда ехали. Там не было ни палаток, ни машин, ни орущих детишек, ни объедков и мусора. Была только зеленая (никак не черная) вода - вплоть до горизонта, полускрытого легким туманом. Ряд за рядом стояли автомобили, потом - обрыв, лента песчаного пляжа и оно... Море...
   - Успеешь еще насмотреться! - заорал сзади брат. - Палатку надо ставить.
   Я с сожалением обернулся, успев только краем глаза посмотреть туда, куда так стремился. А на стоянке вовсю кипела работа. Машину поставили на свободное место, уговорили соседа подвинуться и освободили тем самым место для палатки - среди десятков других. Отец с трудом вытянул потертый мешок из багажника и бросил на каменистую землю. Рядом галдели какие-то туристы, два мужика тащили пакеты с мусором, а из душевой доносились выразительные крики. По сравнению с морской гладью окружающий мир выглядел донельзя убого.
   - Куда мы попали? - возопил я. - И это лучшая здесь стоянка?
   - Похоже, единственная, - развела руками Аня. - Есть, правда, в трех километрах еще какая-то дикая... но там воруют страшно и грязища...
   - А здесь чистота, что ли?
   Брат мрачно натачивал топором колышки для палатки:
   - За соломой бы лучше сходил, чем трепаться. А то холодно будет...
   Я взял мешок и зашагал к шлагбауму. Вот для чего, оказывается, натаскали эту копну. Сервис для нищих! И впрямь, особого богатства на стоянке не наблюдалось. Правда, были и новые машины, и роскошные палатки, но общее убожество просто подавляло. Мусор ровным слоем покрывал утоптанную землю, а шум просто заглушал все мысли. Многие еще не вернулись с пляжа, наслаждаясь солнышком, но кое-кто уже перешел к раннему ужину. И солнце палило по-дневному, и ветер сохранял тепло и запахи людей и их неаппетитной жизнедеятельности...
   Солома оказалась на удивление чистой. Я туго набил мешок и двинулся обратно. Охранник бросил в свое окошечко:
   - Будете уезжать - солому уберите!
   - Всенепременно. - Я уныло кивнул, в который раз оглядывая стоянку. С каждым новым обзором она казалась все меньше и грязнее. Оставалось надеяться, что когда-нибудь этот процесс прекратится. А пока следовало заняться делом.
   Брат, похоже, тоже утратил часть энтузиазма. Он раскидал солому и начал ставить палатку. Участие в этом процессе было выше моих сил.
   - Печальное зрелище! А говорили, что не вся Россия здесь собралась.
   - Да нет, из России как раз немного народу, больше наши да белорусы, - улыбнулась Катя. - А ты чего брату не помогаешь?
   - И сам справится... А если нет, то попросит. Ну и притащились мы!
   Я присел возле машины, отрешенно наблюдая, как брат натягивает опорные тросы, а отец с напряженным видом копается в недрах "Жигулей". Сестры, похоже, спокойно на все это реагировали:
   - Вы есть хотите?
   - Перекусили в дороге... А что тут, поблизости что-нибудь есть?
   - Так, забегаловки! - махнула рукой Анька. - Музыка да выпивка... Мы сейчас, наверное, на пляж.
   Я с готовностью ухватился за это предложение - возможность отдохнуть от окружающего стойбища казалась манной небесной. И в море искупаться после двух лет перерыва - мечта, да и только!
   - И мы туда же! Как там, Вадик?
   - Все, еще одна стойка осталась. Пап, пошли купаться. Запирай двери!
   Отец осмотрелся по сторонам. Анька заметила его опасения и с улыбочкой откомментировала их:
   - Дядя Володя, здесь сравнительно безопасно. Видите, сколько народу вам доверилось и не поставило возле машин охрану.
   - Ага, особенно вот эти, слева! - Отец указал на зловещего вида черную псину, впрочем, мирно дремавшую у старенького "Форда" неподалеку. - Хорошо, пойдем. Только переоденусь в палатке.
   Мы последовали его примеру и вскоре во всеоружии сбежали вниз с обрыва. Девушки уже расстелили захваченное из дома покрывало и остались в купальных костюмах. Анька натянула мои темные очки и помахала нам рукой:
   - Вчера едва не обгорели; спину чего-то припекает, да и глазки на свету болят. Вечером еще ничего, но днем загорать не стоит.
   Об очках я не особенно волновался - все равно сначала в воду лезть. Острые камешки на берегу больно впивались в ступни, я старался переступать через те, что выглядели самыми угрожающими, но толку выходило немного. Народ на пляже еще оставался, но многие явно пресытились отдыхом. В воде плескалось некоторое количество детей; собаки демонстрировали недурное воспитание (а может, были слишком разборчивы) и от пенящейся линии прибоя держались подальше.
   Я приблизился к воде, вблизи мутной, но сохранявшей отчасти тот оттенок лазури, что так притягательно искрился при взгляде сверху. Камней становилось все больше, галька почти полностью вытеснила песок, но волны все так же медленно набегали и отступали, набегали и отступали...
   Брат промчался мимо меня и смело рассек воду несколькими сильными гребками. Я поежился, но последовал его примеру. Вода была пронзительно теплой, хотя явно не отличалась чистотой. Но здесь, в иллюзорном одиночестве жидкого пространства, было ничуть не хуже, чем на берегу, в тесноте палаточного лагеря. И я удалялся от берега, преодолевая неожиданно сильное сопротивление прибоя. В какой-то момент я почувствовал, что течение начинает увлекать прочь от берега, а сзади нам махнул рукой отец. В воде то и дело попадались посторонние объекты - большей частью медузы; но было и что-то еще - мутное, трудно различимое в толще воды.
   Дна я уже не доставал; просигналив брату, решил возвращаться. Для первого знакомства я достаточно насладился морем. Можно было обсыхать и получать свою порцию загара. Упал на полотенце рядом с кузинами и расслабился под солнечными лучами, все еще обжигавшими кожу, несмотря на ветер и приближающиеся сумерки... Катя коснулась моего плеча рукой:
   - Белый еще... Смотри, не обгори попервости!
   - Как-нибудь выстою - кожа дубленая. К тому же полежать не удастся долго. Народ уже сматывается...
   Мы болтали около часа, не обращая особого внимания на перемещения соседей по пляжу. Я еще два раза окунулся, чувствуя, что морем как таковым довольно скоро наемся. Вдобавок и прибой усиливался... А с кузинами говорить было куда интересней. Анька делилась превратностями своей нынешней лабораторной работы, Катя немного говорила об учебе. О личной жизни девушки не особо не распространялись - давно все-таки не виделись. Правда, нынешний Анькин приятель был мне немного известен - встречались они уже давно. Парень симпатичный, хотя и не очень деловой: вкалывал где-то на дорожных работах, зарабатывал неплохо, говорить без толку не любил и не умел, но по делу - оказывался весьма и весьма толковым. Судя по всему, она его ожидала в самом скором времени. А пока сестры валялись на солнышке, танцевали на дискотеках и строили планы на остатки отпусков. Что же тут еще можно было делать?
   Но как ни хорошо было в нашем обществе, вскоре девушки засобирались домой. Ветерок все крепчал и превратился уже в полноправный ветер. Мне пришлось закутаться в одеяло, а брат даже набросил на плечи свитер. Анька отдала мои очки и махнула рукой:
   - Завтра в десять сюда заявимся. А сейчас уж больно спать хочется. Вчера долго засиделись...
   Катя подхватила одеяло, простилась с отцом и тоже удалилась. Ее отношение к приморскому отдыху понять было сложно - ну, моя старшая родственница всегда отличалась изрядной скрытностью, и непривычная обстановка ее нисколько не изменила. Анька совсем другая...
   - Поедим, что ли? - спросил брат, бросив последний взгляд в сторону линии прибоя.
   - У нас что-то осталось? Надо отца спросить...
   Вылезши из воды и шумно пробежавшись по пляжу, отец сразу поддержал идею. В машине нашлись остатки копченой свинины и полбуханки хлеба - не черного русского, но сероватого украинского. Оказалось, что мы рады и такому... Запив хлеб чаем из термоса, мы обнаружили, что уже смеркается. Самым ярким источником света мало-помалу становилась луна - почти полная, но будто изъеденная непонятным небесным вредителем. Темных пятен на ней было куда больше, чем ярких участков. И это неожиданно показалось мне символической деталью. Брат тоже посмотрел на естественный спутник с каким-то раздражением и протяжно зевнул:
   - Ну что, на прогулку не пойдем?
   - Разве что по берегу... - я глянул в сторону пляжа, где хозяйничал ветер. Отец с сомнением покачал головой:
   - Вы как хотите, ребята, а я спать пойду. Еще нагуляемся.
   - И то верно. Тогда - покойной ночи.
   Прежде чем влезть в палатку, я окинул лагерь взглядом. Многие действительно отправлялись на прогулку - туда, где светились огни и неразборчиво играла музыка. Но большинство мирно ужинало и отходило ко сну. Шум ветра сливался с шумом моря. И светила луна...
   - Ну и жара в этой палатке, однако... - пробормотал я, пытаясь расправить уже присыпанное песком одеяло.
   Брат что-то неразборчиво промычал, отвоевывая себе место в палатке. Ему тоже приходилось нелегко. Однако усталость взяла свое - через несколько минут раздалось его ровное дыхание. Вскоре провалился в бездну сна и я...
  
   Давным-давно, когда аль-Хазред и не помышлял о написании "Некрономикона", всеми проклятой и страшной книги, араб был простым бродячим астрологом, искавшим милостей не слишком владетельных князей. Абу странствовал из города в город, нигде не задерживаясь надолго. Он не любил вспоминать о родине и о своем детстве; вероятно, в том месте и времени его поджидали не самые приятные минуты. И аль-Хазред не помышлял о возвращении, хотя и своей тогдашней жизнью он не мог быть так уж доволен.
   Араба не слишком любили даже его наниматели, даром что за труды он брал немного, иногда ограничивался едой со стола повелителя и одеждой с чужого плеча. Однако гороскопы аль-Хазреда обладали пугающей силой. Недаром араб ночи напролет созерцал звезды, не используя никаких зрительных стекол, недаром он просиживал недели над вычислениями и недаром устремлял свои узкие глаза во тьму грядущего. Его предсказания не просто сбывались - нет, их власть была куда страшнее. Мудрецы, не склонные доверяться звездам, говорили, что не Абу предсказывает будущее, а наоборот - будущее слепо исполняет его начертания. И немало сановников, рискнувших выведать у небес свои семейные радости и служебные успехи, получали неожиданные предсказания и в полном соответствии с ними покидали подлунный мир. Даже сам калиф Багдада, всесильный аль-Аддин, дерзнул испытать судьбу. Покинув палатку Абу, он обнаружил в своей черной шевелюре несколько седых прядей. Их заметили и другие, но калиф никому не открыл тайного пророчества, а листок с гороскопом тут же сжег, тщательно рассеяв пепел при восточном ветре. И пришлось аль-Хазреду спешно покинуть Багдад... Впрочем, об этом эпизоде араб распространяться не любил.
   Лишь однажды веление звезд поразило самого аль-Хазреда. Башмачник Малик, обитавший по соседству с его палаткой в одном из прибрежных городов, как-то получил очень выгодный заказ. Малику всегда недоставало оборотных средств, но тут у него появилась возможность их получить. Башмачник работал как одержимый и завершил свой труд за несколько часов до указанного срока. Оставалось у него несколько медяков и одна серебряная монета. Медяки он прокутил с приятелями - такими же незадачливыми ремесленниками, а на серебро решил позволить себе неслыханную роскошь - гороскоп от аль-Хазреда. Араб, хоть и не брался за подобную мелочь, решил попрактиковаться:
   - Какой гороскоп тебе нужен, сосед? О семейном счастье, о делах, о рождении наследника, об отпущенном сроке жизни?
   - Нет, звездочет, все это, конечно, интересно, но... Семьи у меня нет и вряд ли будет, значит, и наследник меня занимает мало. Что ему может достаться - захудалая палатка на грязной улочке? Дела мои идут и будут идти так же, как сейчас. Что в них может измениться? А срок жизни - тут мы с тобой не властны, так что к чему огород городить?
   - Чего же тебе надобно, Малик? - глаза аль-Хазреда немного расширились.
   - Спроси у звезд, будь добр, как примут завтра мой заказ - это отчего-то меня волнует, хоть и осталось так мало времени до утра. Может, заказ так велик, а может, дым в кальяне так силен. И еще хочу я узнать... Как сложится жизнь моя, как она пойдет дальше? Если твои звезды так уж мудры, они должны дать ответ.
   Аль-Хазред покачал головой:
   - Вопросы твои только кажутся простыми, но звездам ведома истина. И через час, если ты оставишь меня наедине со звездами, ты можешь получить ответы.
   Малик прилег отдохнуть у себя в палатке, а звездочет присел на песок и устремил свой взор в небеса. Губы его что-то шептали, но были то молитвы или заклинания, нам неведомо. А через час Малик получил свой ответ. Араб говорил медленно и был как будто растерян:
   - Знаешь ли, сосед, обычно звезды указывают мне путь одной из своих сестер и по ее положению я узнаю всю правду. Но теперь они сказали мне нечто другое... Пойдем, ты тоже можешь глянуть...
   В небе над ними стояла полная луна, и длинный палец аль-Хазреда уткнулся прямо в ночное светило:
   - Никогда звезды не указывали на нее, только теперь. И на Луне есть островок, одно маленькое темное пятнышко. По нему я должен был узнать все ответы. Однако... Я наблюдаю за белой госпожой уже много лет, и никогда в этом месте не происходило никаких перемен. Я рассчитал все его положения, но и они не принесли приличного случаю результата. Только с некоторым опозданием я понял, что эта точка имеет особое название. В нем-то и вся соль! Есть мудреное слово, которым это место называли на Севере; на нашем языке это звучит как Море Спокойствия. Таково уж послание звезд и таков их ответ на твои вопросы. Так что покуда мы стоим на этой поверхности и над нами каждую ночь восходит белая госпожа - оставайся спокоен. И жизнь пойдет так, как указали звезды. Их приговор неизменен и таков прибудет вовек.
   С этими словами аль-Хазред ушел в свою палатку, а Малик долго смотрел вверх, отыскивая темное пятнышко, связанное с его судьбой.
   Наутро башмачник получил деньги за свой товар; правда, заказчик был не очень доволен и вытребовал половину денег обратно. Однако и оставшаяся сумма для Малика была весьма велика... И судя по тому, что мы о нем больше никогда не слышали, нет никаких оснований не верить звездам и толкованиям мудрого аль-Хазреда...
  
   Проснулся я от пронизывающего холода. Крыша палатки билась под порывами ветра, даже надежные стены то и дело пошатывались. Но гораздо печальнее было то, что ветер с моря нес только холод. А палатку мы закрыли не слишком хорошо... Теперь это уже ничего не меняло. Брат тоже открыл глаза:
   - Что за холодина!
   - Море... Мы же на берегу и к тому же на пригорке. Следовало ожидать чего-то подобного.
   - Который час?
   - Не знаю, у меня батарейки сели. Посмотри на своих.
   Вадик потер глаза руками, еще раз вздрогнул, выудил из-под одеяла часы...
   - Четыре часа почти. Ну и темень!
   - У нас одежда еще какая-то есть?
   - Разве что у отца в машине. Сходи-ка!
   Я уныло пополз к выходу. Как и следовало ожидать, снаружи было ничуть не веселее. Кругом автомобили, палатки... Музыка где-то орет вовсю. Луна, правда, светит, но уже как-то невыразительно... И ветер! Создавалось ощущение, что он может заморозить и Северный полюс - такой силы достигало это природное бедствие.
   Отец, оказывается, не сидел сложа руки. В машине он, разумеется, начал замерзать, но тут же нашел способ противодействия, обложив "Жигули" картонными коробками, которые ухитрился как-то закрепить. Теперь родитель, осмотрев усовершенствованное "гнездышко", готовился отойти ко сну, но прежде собрал наши свитера.
   - Держи! Что, тоже замерзли?
   - Не то слово! Что за кошмар? - я непрерывно поеживался и только что не стучал зубами. - Это же вроде бы юг.
   Отец развел руками:
   - Ты что, про южные ночи не слышал? Темно и холодно. Луна яркая, ветер пронизывающий. Вот, возьми еще эту куртку. Больше ничего не взяли. Продержитесь?
   - Постараемся! - я тотчас натянул на себя половину одежек. Было их не так и много. Похоже, про особенности местной погоды мы подумали недостаточно. И руки уже задрожали...
   С братом мы кое-как разделили свитера и улеглись, пытаясь согреться. Но ветер все так же стучал по крыше палатки и холод никуда не исчезал. Вдобавок со стороны бара непрерывно доносилась какая-то музыка - вернее, тупой непрерывный ритм с неразборчивыми словами. Прикрыв голову свитером и смахнув с лица песчинки, я закрыл глаза и начал считать овец. Как ни странно, это вскоре помогло...
   Следующее пробуждение настало в половине седьмого. Ветер как будто стих, но температура не шибко повысилась. Я высунулся из палатки, протирая глаза. Некоторые отдыхающие выгуливали домашних животных, но в целом стоянке погрузилась в идиллическую тишину. С отросшей щетиной на лице я решил пока примириться, но вот сбившиеся в колтун волосы следовало расчесать поскорее. Морская вода щедро поделилась с нами солью. Пойти, что ли, в душ? Но оглядев это грязнейшее сооружение, я усомнился, поможет ли посещение очистить кожу. Ой, вряд ли! Даже песок вокруг него почернел, что уж говорить о людях? В конце концов, еще не вечер - успеется.
   Из машины раздался пронзительный кашель, и из-под кучи коробок выглянул отец, нацепивший старую шерстяную шапочку:
   - Ну как, выспался? Я вот худо-бедно продержался под прикрытием. Думал, совсем замерзну. Сейчас пробегусь и будем завтракать. Вадика разбуди пока, умоетесь. Вода вон, в колонке слева.
   О душевой он тоже не заикнулся - видимо, оценил все ее качества непредвзято. Родитель умчался на берег делать зарядку, оставив "Жигули" на мое попечение. Заняться было нечем - спать уже не хотелось, воды я набрал в два счета, а завтрак должен был состоять из яиц и помидоров, еще оставшихся от домашнего запаса. Оставалось сидеть да смотреть в небо, где луна мало-помалу таяла в желтом солнечном свете. И море играло новыми красками. Да, вряд ли Айвазовский что-то выдумывал. Играя со светом, он мог бы и такую грязь каким-нибудь образом трансформировать в чудо. Или нет?
   Когда отец вернулся, я тоже решил принять "соленый душ". Вода, конечно, охладилась за ночь, но не слишком: бывало гораздо хуже - в смысле температуры, а не чистоты. К водорослям на сей раз добавились какие-то новые медузы - вроде бы из школьного курса я помнил, что они по утрам наиболее активны. И посторонние включения в воде обнаружились, но от соприкосновения с предметами неясного происхождения я успешно уклонялся.
   Отец уже вскипятил чайник, и я с трудом вытянул из палатки сонного Вадика, все еще кутавшегося в одеяло. Мы быстро съели остатки ужина и отец предложил отправляться на пляж.
   - После обеда мне уезжать, а позагорать хочется. Девушки ведь придут к десяти?
   - Вроде бы да... - Я тоже мечтал о прямых солнечных лучах, тем более что гомон пробуждавшихся соседей не располагал к спокойному отдыху. Мы переоблачились в плавки и снова разлеглись на свободном месте.
   Брат тут же начал мастерить тент, тем самым спасаясь и от холода. Руки у него покрылись гусиной кожей. И немудрено - ветер на берегу дул жутко холодный, "моржей" в воде не наблюдалось, а солнце не спешило входить во вкус. К появлению сестер Вадик как раз воткнул последнюю опору, но сооружение выглядело хлипким и все время норовило рухнуть. Девушки же с радостью восприняли новшество: у Кати после вчерашнего слезла кожа на спине, и отдыхать она могла только под тентом.
   Анька не сразу последовала ее примеру:
   - Ребята, вы что-то помятые. Дядя Володя, случилось что?
   - Замерзли жутко.
   - А... Мы тоже ночью дрожали. Утром душ холодный принимать пришлось - вода в резервуаре остыла. А вы как?
   Я молча указал на море. Кузина с сожалением на нас посмотрела:
   - Ну ничего. Тут все равно здорово. А у вас магнитофон есть?
   Я притащил из машины старенький "ВЭФ", в котором что-то, как всегда, барахлило. Аня мудро ограничилась радио, и вскоре пляж огласился надрывным вокалом Анны Герман. Под эту музыку я едва не задремал, но вскоре это стало проблематичным. Сверху спускались все новые семейства, с опаской входили в воду, и начинались брызги, шум и веселье. Была бы еще вода почище и собак поменьше. Наши меньшие братья, впрочем, в воду не лезли, в основном по берегу гоняли. К Кате проникся дружескими чувствами какой-то фокстерьер (может, и не фокс, кто их разберет, породистых животных), и сестра с готовностью его погладила:
   - Не блохастый? - с опаской посторонился я.
   - Что ты! Чудесное домашнее животное...
   Я с сомнением посмотрел на вилявшее хвостом "чудо" и пошел в воду. Анька, взвизгнув от холода, последовала за мной.
   - Кажется, сейчас выскочу - а привыкнуть можно... Ааа! - она проплыла несколько метров и пулей вылетела из воды, испугавшись медуз. Потом вернулась и вполне успокоилась: - Завтра ко мне приятель приезжает - Димку ты знаешь? - Я кивнул. - У него три дня выходных. Думаю, поедем куда-нибудь. Вы с нами?
   - А что тут ближайшее? - я плыл на спине, стараясь не удаляться от собеседницы и от берега.
   - Севастополь, что ж еще! Посмотрим местные достопримечательности.
   - Мы с удовольствием. Денег должно хватить... Да и здесь, похоже, надоест запросто.
   - Нам уже надоело, - кивнула сестра, замочив волосы. - Дома отдыха мрачные, забегаловки убогие и топчутся все по кругу. Сам сегодня посмотришь!
   - Сами-то вы тут не голодаете?
   - Не, отпускные получили, а сестра еще кое-что заработала. Так что отсюда еще думаем в Одессу съездить к родственникам. Отпуск длинный, а на берегу сидеть целый месяц нереально.
   - Угу... - тут мое внимание было отвлечено посторонним звуком. В море, не так уж далеко от пляжа, медленно проплывал пассажирский лайнер. Он и сигналил о своем присутствии. На пляже на это отреагировали по-разному. Кто-то только что руками не махал, а кто-то поспешно выбирался из воды.
   Мы, к сожалению, не успели. И зачем я только, вдохновленный теплыми солнечными лучами и ослаблением ветра, поплыл вперед? В волнах появилось откуда-то огромное количество постороннего мусора. Я уворачивался от каких-то совершенно неописуемых предметов, но столкновение с женской гигиенической прокладкой довершило мою одиссею. Отплевываясь и чертыхаясь в голос, я выполз на берег и тщательно осмотрел себя на предмет загрязненности. Даже душевая начала казаться мне недурным выходом.
   Брата та же волна застигла ближе к берегу; его возмущение имело более прагматический характер:
   - Эти суки просто-напросто сбрасывают здесь весь балласт. А течение несет его к этому самому мысу, на нас, дураков. Вот гады!
   Еще несколько минут в воде виднелись инородные тела (кроме тел купальщиков), потом они исчезли, как исчез и силуэт роскошного лайнера, отправлявшегося не то в Керчь, не то в Стамбул. У меня всегда было дурно с географией, но откуда бы это корыто ни было - везде сволочи найдутся.
   Перспектива морских ванн больше не казалась радужной. На цыпочках я прокрался в душ и, стараясь ни к чему особо не прикасаться, встал под струю прозрачной воды. Соль и загар давали о себе знать - кожа стала сухой и жесткой, спину явственно щипало. Значит, пора делать перерыв...
   Того же мнения придерживались и остальные члены семьи. Брат, правда, купил у проходившей по пляжу старушки пакетик с креветками, и все приняли участие в очистке и поедании морских даров. Было вкусно, хотя факт, что креветки плавали в одной воде со всем "этим", никак не способствовал усилению аппетита. Помимо деликатесов, бродячие торговцы предлагали стандартный пляжный ассортимент типа сахарной ваты и леденцов, но в жару - а солнце уже припекало - сладости возбуждения не вызывали. Еще через полчаса, покончив с креветками, мы стали собираться. Брат свернул тент, я еще раз покосился в сторону моря, а отец предприимчиво выяснял у соседей, где в Николаевке можно перекусить посерьезнее.
   Помимо восточных закусочных с вином и прочими радостями жизни, имелось в селе две приличных столовых. Дорогу к одной из них отец уяснил без труда; туда мы и собирались восполнить пустоту в желудках.
   - Девушки, вы с нами?
   - Да нет, дома пообедаем. Мы часа в три зайдем...
   - Я магнитофон возьму? - невинно поинтересовалась Анька.
   Брат смущенно кивнул: расставаться с музыкой ему явно не хотелось, но барышням положено уступать... И мы разошлись.
   Отец уверенно вел нас в сторону от дороги, огибая какой-то забор из ржавой проволоки. Неподалеку от нашего лагеря начиналось что-то вроде базарчика со всяческими дарами природы.
   - Может, возьмем? - Брат указал на призывно желтевшую груду дынь. - На десерт и съедим, чтобы сто раз не бегать...
   - Неплохо бы. Сейчас рубли поменяю. - Отец посмотрел в сторону металлического ларька с солидной табличкой "Обмен валюты" (в английской версии умельцы, правда, допустили две ошибки, но в целом сооружение казалось весьма устойчивым). Однако обменные операции почему-то не производились. Постояв перед закрытым наглухо окошечком, отец махнул рукой: - Сначала обед. Не таскать же с собой эту дыню! И на еду у меня пока хватит...
   Следующее искушение миновать было куда сложнее: возле оранжевой бочки стояла очередь человек в семь. Разливали, естественно, вино. Брат осведомился о цене:
   - Гривна... - сквозь зубы процедил детина, отпускавший прозрачную жидкость.
   - За стакан, что ли?
   - Литр... - пояснила тетка из очереди, с сочувствием поглядев на нас, убогих.
   - Это сколько же нынче гривна составляет? - Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить последние результаты обмена. - Пять рублей?
   - Угу. - Отец сосредоточенно кивнул. - Видишь, какое роскошество. Пять рублей - за литр местного вина!
   - И дрянь же, наверное! Но попробовать надо...
   Однако удовлетворить любопытство нам помешало неодолимое препятствие: товар отпускали только в тару покупателей. А у нас с собой ни одной бутыли не было. Не возвращаться же! Вадик, правда, уже вознамерился добежать до машины, но отец это намерение решительно пресек:
   - Ты куда? Рано еще напиваться, успеется. Пошли поедим сначала.
   Мы свернули, следуя за семейством с тремя детьми, в какую-то подворотню и, миновав ее, оказались на заасфальтированной улочке, которая вела к серому двухэтажному зданию, от которого разносился во все стороны знакомый запах. Крымские столовые пахли в точности так же, как и родные российские, демонстрируя единство народностей и общие их корни. Квашеную капусту (хорошо, если не прокисшую) можно было узнать на большом расстоянии. Примешивались к ней и другие ароматы, с которыми предстояло ознакомиться поближе.
   И мы в этом намерении были не одиноки: в столовке обнаружилась очередь, в которой все сжимали битые и не особенно чистые пластиковые подносы. Нам не оставалось ничего иного, как скромно примоститься в хвосте и медленно продвигаться к кассе, запасаясь теплым компотом, салатами, супчиком неясной консистенции и опасного вида блюдом, обозначенным в меню как "бифшекс". Это последнее творение кулинарного искусства у меня энтузиазма не вызвало. Пришлось затовариться гречневой кашей - дешево и сердито, зато проверено временем. Брат на это вегетарианство смотрел криво: на яйцах и помидорах он уже успел изрядно оголодать.
   В столовой было жарко, пот на спине уже пропитывал тонкую ткань рубашки. Хотелось усесться где-нибудь на ветерке, желательно запить все столовское великолепие вином за гривну и получить-таки удовольствие... Но увы! Почти все окна были наглухо забиты, вентиляторы работали из рук вон плохо, а вин здесь не подавали. Детишки гомонили вовсю, их родители пытались рассчитаться с кассиршей, отец все перечитывал меню, а я продолжал уныло глядеть на свой поднос. В конце концов, понукаемый братом, я все же дотащился до кассы и даже успел оккупировать один из немногих (если точнее - единственный) свободный столик. После этого даже тарелка горячего супа казалась чем-то вполне приемлемым.
   Отец, расправившись с салатом, весь отдался радостям жизни:
   - Не так уж худо; рядышком я видел и винный магазинчик, потом можно будет разузнать насчет цен, чтобы с грязнющими бочками не связываться. Самим не готовить - и ладненько.
   Голод, как известно, не тетка, поэтому тарелки опустошались быстро, а жаловаться никто из нас не мог - сами сюда явились. Брат обнаружил, что очередь быстро рассосалась:
   - Надо время заучить, чтобы не попадать на самый затор. Чуть позже или раньше - и свободно наедимся.
   Я поспешил слегка охладить его пыл:
   - Придешь попозже - а все съедобное уже расхватают. Здесь вряд ли непрерывный процесс приготовления пищи существует... Хотя нет - еще что-то выставляют. Завтра явимся в другое время. А сейчас пошли...
   Свернули в магазин с гордой надписью "Вино-водка". Возле него маячили две весьма колоритные фигуры, один вид которых должен был уже охладить пыл потенциальных клиентов. Но нами руководило чисто академическое любопытство. И радости оно принесло мало. Внутри так несло сивушным маслом, что потреблять приобретенный здесь товар могли только субъекты у входа. Распутин на этикетках улыбался зловеще, а раскрашивал его сюрреалистическую физиономию явно какой-нибудь сосед-дальтоник. Прочие водочные изделия имели тот же подпольный вид, зато портвейн выглядел весьма настоящим. Но стоило все... те же пять рублей, то бишь одну гривну. Ноль целых семь десятых литра сивухи за эту цену - ничего не скажешь, доступный товар. С ужасом глядя на разгул пьяной фантазии, я из магазинчика выбрался. Отец, последовав моему примеру, явно пересмотрел свое отношение к торговле в разлив:
   - Покупайте лучше вино, ребята. А то здесь уже совсем...
   Снова прогулялись по знакомому маршруту. Валютчики до сих пор не возвратились. Значит, с дынями придется обождать. Отец по этому поводу запереживал. Он порылся в закромах своего автомобиля, набрал там мелочи - на один не слишком крупный экземпляр в обрез хватило.
   И вскоре мы стояли вокруг капота "Жигулей" и со смаком поглощали ломтики желтого плода. Сок стекал по подбородку и капал на каменистую почву. Утираясь ладонью, я почувствовал - не блаженство, но что-то очень похожее.
   Увы - все хорошее имеет свойство кончаться, притом неоправданно быстро. И мы отправились вздремнуть в палатку, хоть обломовская форма этого отдыха и вызывала у меня определенные сомнения. Впрочем, отец должен был отдохнуть перед отправлением и заодно поделить финансы. Он долго сидел в машине, занимаясь подсчетами. Когда я наконец выполз из палатки, щурясь от солнца и пытаясь расчесать волосы, на заднем сидении машины уже лежали две аккуратных стопочки купюр.
   Одна из них явно предназначалась нам - та, что поменее. Сверху красовалась пара долларовых бумажек, далее шли припасенные рубли. Кучка мелочи эффектно дополняла пейзаж. При моем приближении родитель вскинулся:
   - Деньги поменять так и не удалось, так что берите эти. Тут и домашние ваши, и те, что бабушка дала. На отдых хватит; только не увлекайтесь, ради бога.
   - Вином, что ли?
   - Или чем другим...
   - Не знаю, чем уж тут можно увлечься. И на что... - Я с сомнением посмотрел на "бюджетные средства". Подошедший брат тоже подлил масла в огонь:
   - Пап, что за фигня? Три дня все-таки, а ты нам копейки даешь, да впридачу нотации читаешь! На дискотеку и то не попадем...
   - Попадете! - Отец решительно вручил мне сбережения. - Послезавтра к вечеру должен вернуться. Остаешься тут за старшего. Впустую не тратьтесь, за вещами следите, сестер не бросайте. Скучать у моря не получится... Так, ну вроде все. Буду собираться.
   Он побросал свои коробки в машину, оставил нам всю одежку и кое-что из посуды, потом искупался. Вытершись и отдышавшись, отец облачился в рубашку и шорты, обнял нас и укатил. Двигатель "Жигулей" при этом взревел так надсадно, что я чуть уши руками не зажал. Однако вовремя вспомнил о деньгах, все еще в кулаке зажатых.
   Мы с братом еще раз пересчитали сокровища, которых и в самом деле было немного, вздохнули и пошли на пляж - ждать сестер.
   - А где дядя? - первым делом поинтересовалась Анька.
   - Укатил уже... Привет передавал и пожелания хорошего отдыха, - сообщил я. - Пошли-ка лучше под тентом полежим. В море мне после утреннего не шибко хочется - хоть на солнышке развлечемся.
   Брат сразу выудил откуда-то колоду карт, и они с девушками, забыв обо всем, начали увлеченно резаться в дурня. Я, на колоды всегда смотревший равнодушно, открыл взятую в дорогу книжку - и неожиданно зачитался. Шум прибоя, крики отдыхающих, их детей и домашних животных воспринимались как часть естественного, уже привычного фона. Даже брызги волн, чуть-чуть до нас долетавшие, не отвлекали никого. Солнце, воздух и вода, как говорится...
   Катя пребольно ткнула меня в бок:
   - Мы идем, наконец?
   - Куда? - Я оторвал взгляд от страницы.
   - Прогуляемся по пляжу и на танцы. Ты же только что согласился!
   - Правда, что ли? Тогда, конечно...
   Брат с сомнением поглядел на меня, покрутив пальцем у виска. Я сделал вид, что ничего не заметил - не хватало еще переругаться перед кузинами. Пришлось вставать, собирать вещи, тащить их в палатку... Окинув взглядом стоянку, я понял, что никто нашим багажом не поинтересуется - у всех своего в избытке. А деньги лежали в кармане - они там все превосходно уместились. Можно было и путешествовать...
   Кузины придерживались того же мнения; они уже покинули дикий пляж и перебрались на прилегающую территорию, принадлежавшую какой-то здравнице. Забор, разделявший места культурного и некультурного отдыха, был сугубо символическим - повалившийся кусок проволоки на высоте в полметра. Впрочем, и различий особых не было: тот же грязноватый пляж, та же серо-зеленая вода... Разве что камней поменьше и народу... А так - топчаны стоят, но прикоснуться к ним я бы не решился. Кабинки для переодевания ветхие, беседки из непонятных сортов дерева.
   - Здесь все, похоже, скоро рухнет и рассыплется в пыль.
   - Ага, - кивнула Аня. - Не подняться ли нам наверх, там вроде зелень и вообще - ветрено слишком...
   Но сестра с ней не согласилась:
   - Дойдем хотя бы до мола, осмотримся. Камней вроде бы под ногами не так много, да и вид какой-никакой будет.
   Делать было нечего - пришлось подчиниться мнению старшей, хотя особых дивидендов это не обещало. Мол оказался старым бетонным сооружением, взбираться на которое не рекомендовалось. Зато вид действительно открывался - в обе стороны берег будто тянулся к морю, образуя огромную бухту, края которой терялись в ярком солнечном свете. Какие-то лодчонки на горизонте, головы отчаянных пловцов в воде... Ничего вроде бы выдающегося, а с непривычки цепляет. И все мы минуту постояли, пытаясь не смотреть на крошащийся бетон и ржавеющие железные скрепы, а видеть одно только море, ради которого мы сюда, собственно, и притащились.
   От этих пасторальных радостей нас отвлекла здоровенная беспородная псина, с диким рычанием вылетевшая откуда-то с берега. Хотя дальше шума дело не пошло, но настроение она нам порядочно испортила. Я еле удержал Аньку, которая явно вознамерилась пришибить животное нашим "ВЭФом". Сохраняя видимость боевого порядка, мы поднялись по едва заметной тропинке наверх, на территорию пансионата.
   Здесь ветер стих, как по волшебству, только тихо шелестела листва на экзотических - для меня - растениях. Беседки и топчаны попадались повсюду, но оставались в том же плачевном состоянии. Корпуса пансионата мы старались обходить и потому людей почти не встречали - разве что несколько церемонно прогуливающихся пожилых парочек.
   В общем, асфальтовые дорожки мне скоро приелись. Некоторое разнообразие внесла дыра в бетонном заборе, через которую мы перебрались на смежную территорию, несколько более ухоженную и обжитую. Казалось, субтропические виды, неотличимые друг от друга, так и будут сменяться передо мной. Будто идешь по нескончаемым коридорам, залам, гостиным - и все не видишь выхода...
   - Ну что, пора и на дискотеку? - Анька чуть приглушила находившееся на последнем издыхании радио.
   - Это далеко? - Вадик утомленно вздохнул.
   - Да нет, не шибко... Как я разучила, надо свернуть за этими развалинами и двигаться в обратном направлении. Будет аллея... Катя, так?
   Топографические указания были молчаливо приняты, и мы, по-прежнему ведомые Аней, двинулись через зеленые насаждения очередного санатория, мало-помалу удаляясь от берега.
   Места были явственно престижными - солидные трехэтажные корпуса с европейской отделкой, ухоженные клумбы. И никаких рухнувших беседок. Особенно меня умилила березовая аллея, смотревшаяся в тропической атмосфере как настоящая экзотика.
   - А вот и настоящая Россия! - Катя с улыбкой покосилась на деревца, едва достигавшие человеческого роста.
   - Карликовые, наверно... - Брат скептически осмотрел доморощенный оазис и даже прикоснулся двумя пальцами к стволу одного из деревьев, будто пытаясь убедиться в реальности этого насаждения.
   Моих ботанических знаний явно не хватало, чтобы объяснить капризы природы. Березы выглядели печально - до того, что мне захотелось ускорить шаги, выбираясь к заветной дискотечной площадке. Как оказалось, вовремя. Анька, которую восторги и разочарования садоводов не заинтересовали, едва не влипла в интересную ситуацию другого рода. На полном ходу свернув за угол, она едва не врезалась в двух пожилых субъектов солидного вида. Ни дать ни взять отдыхающие функционеры с соответствующим поведением. Один из них, обратив благосклонное внимание на Анькины формы, радостно присвистнул и произнес что-то неразборчивое. Впрочем, слова он сопроводил красноречивым жестом, едва не приласкав упругие полушария под короткой юбкой кузины. Анька, следовало отдать ей должное, умело раздвинула мужиков корпусом магнитофона, от ласк увернулась и продолжила движение. И все-таки неизвестно, как бы этот эпизод закончился, если бы моя высокая фигура не замаячила в этот миг на горизонте. "Функционеры" дружно расхохотались, потом более активный проводил Аньку взглядом с хрестоматийной репликой "У-у-у ты какая!" и свернул с тропинки.
   Когда я приблизился, обоих уже и след простыл: видимо, вернулись к курортным процедурам:
   - Ты, Анюта, лучше не отрывайся от коллектива, - без особого нажима заметил я.
   - Козлы старые! - брезгливо поморщилась сестра. - Туда же лезут... Что за пансионат такой жлобский, будто президенты отдыхают!
   Но вдалеке уже раздавался треск динамики и веселый, молодой шум совершенно иного рода. Танцы еще, похоже, не начались и парочки и группы тусовались вокруг огороженной высоким решетчатым забором идеально круглой площадки. Вьющиеся растения недурно дополняли пейзаж. К естественному полумраку добавлялись еще прохлада и тень. Сверху светили лампы, но были они ничуть не ярче луны. Видимость, впрочем, была вполне пристойной. Даже я, обычно плохо видевший в сумерках, на сей раз мог различить почти все.
   Единственным входом на танцплощадку была узкая калитка, которую с избытком загораживал здоровенный охранник. Глаз на затылке у него, конечно, не было, и желающие выбирали момент и лихо перемахивали через решетку. Девицы при этом пронзительно визжали, но поймать здешнему церберу удалось только двоих. А площадка между тем заполнялась, и большинство посетителей не обременяло себя билетами.
   - Пойдем? - я потянулся к карману с деньгами, выражая готовность понести расходы.
   - Погоди немного, - взмахнула рукой Катя. - Еще толком не начали. Чего ж на пятачке топтаться? Погуляем лучше вокруг.
   Но возле танцплощадки, похоже, была только одна тропинка, по которой шаталось немыслимое количество народа. Зато стояло великое множество пустых скамеек, на одну из которых я и опустился, удовлетворенно вздохнув. Вадик в это время стоял у решетки, проверяя ее прочность и заодно наблюдая за деятельностью местного ди-джея. Этот волосатый субъект слишком долго настраивал аппаратуру, что вызывало понятный шум в зале. Затем ритм "пошел", светомузыка согласно замигала и еще несколько желающих направилось ко входу.
   Как оказалось, радость была преждевременной. Музыка почти тут же вырубилась со страшным треском, а фонарики продолжали себе мигать. Аня после этого, похоже, отчаялась. Она поставила магнитофон рядом со мной, а сама уселась с другой стороны:
   - Танцульки накрылись...
   - Ну отчего же, сейчас починят, - убежденно улыбнулся я.
   - Кайф уже обломали. И с кем тут танцевать - быки одни!
   Бритоголовых и впрямь было многовато, но все они, хоть и подвыпившие, были уже с девицами и агрессивных намерений не выказывали. Я лично к танцам был не расположен, особенно учитывая средний музыкальный уровень курортных дискотек. Нечто подобное я сестре и изложил. Пока разговаривали, я посмотрел вверх - у фонарей вилась тьма-тьмущая светляков.
   - Очень похоже на дискотеку... - ткнул я пальцем вверх, в ветви деревьев.
   Анька рассмеялась, потом зажмурилась - от яркого света и мельтешащих в воздухе насекомых.
   - Я прилягу... - И она тут же вытянулась на скамье, опустив голову мне на колени. Пришлось оберегать покой кузины, не допуская резких движений. Аня дышала ровно, как во сне. Только глаза были открыты, а взор устремлен вверх, минуя мошкару и листву - туда, где все ярче светила полная луна, разорванная несколькими темными пятнами. Сначала я подумал, что это ветви деревьев загораживают ее, но потом понял, что ошибался.
   Анька сделала жест, будто хотела обвести луну кончиком указательного пальца. Она слегка сдвинула голову, и копна ее светлых волос растянулась, как хвост кометы. Кузина хотела что-то сказать, но тут во всю мощь заиграла музыка.
   Ди-джей оказался не так уж и плох: номера по заявкам объявлял ненавязчиво, некоторые треки укорачивал, некоторые "разбавлял". Без непременных достопримечательностей дискотек никак не обошлось: "Руки вверх" тут же заказали двое упитанных ребят... Зато потом блеющий голос Ильи Лагутенко вывел Аню из ступора. Она вскочила и потянулась к танцплощадке, где прожектор то и дело выхватывал из полутьмы извивающиеся тела.
   - Может, пойдем все-таки?
   - Лично я - пас. - Катя демонстративно уселась рядом с магнитофоном. - Еще натанцуемся...
   Аня почти шагнула к калитке, но раздавшийся на площадке дикий вопль поколебал ее решимость. Вадик тоже присел, впрочем, напевая знакомый мотив.
   - Ведь здорово же, правда? Как поет классно! - обратилась к нему за поддержкой Аня.
   Брат кивнул.
   - Я и диски его слушаю... - продолжала кузина.
   Я решил ее немного поддержать.
   - Тексты и впрямь бывают неплохие. Вот только исполнение местами слабовато.
   Анька сразу загорелась: хотя в музыкальную дискуссию она ввязываться не собиралась, но пониманию явно оказалась рада.
   - Не, Лагутенко - это круто! Вон и Вадику нравится...
   - Попса все это! - фыркнул брат. - Но танцевать не худо.
   Сам, однако же, так на площадку и не собрался - глазел на тамошних "зубров" через решетку и поплевывал сквозь зубы. А мы сидели (ну, Анька скорее лежала) на скамейке, слушали ритм, пробивавшийся сквозь шум динамиков, смотрели на луну и поеживались от налетавшего ветерка. Скорее всего, просто устали. А может...
   Ну, в конце концов рассиживаться нам надоело. Анька пригладила волосы и вскочила, оставив меня в покое. Катя, бросив последний взгляд на дискотечное сборище, подвела итог:
   - Малолетки... Скучно тут все-таки. Пойдем лучше баиньки.
   И мы пошли - довольно быстро, учитывая темноту и малознакомую дорогу. Никуда не сворачивали с прямой асфальтовой тропинки и, перелезши через какую-то новую дыру в заборе, неожиданно оказались в знакомых местах. Здесь было сравнительно светло, в домах кое-где горели огни, но ветер на открытом месте дул нещадно. Катя указала пальцем куда-то направо:
   - Нам туда. Дойдем до перекрестка, оттуда до дома два квартала. А вы обратно вернетесь - и к берегу, к своему лагерю. Отоспимся, а завтра - на пляже.
   На том и порешили... А потом мы с братом молча побрели к палаткам. Луна светила нам в спину. И следующий день не обещал ничего нового. Правда, он еще не наступил...
  
   Однажды Кеплер смотрел в усовершенствованный им телескоп, направив его в район Моря Спокойствия. Это было первое испытание новой модели - всего-то две линзы переставил, но результаты ожидались грандиозные. Кеплер мечтал уже о новом дипломе Академии, который неплохо бы смотрелся на стене хижины рядом с двумя другими. Одного испытания должно хватить. Но...
   Кеплер посмотрел в телескоп на Луну и увидел там Ньютона. На голову сэру Исааку раз за разом падало яблоко, а гений ругался на вульгарной латыни, почесывая здоровенную шишку. От его словесных ухищрений Кеплер даже покраснел - человек он был нервный, легко ранимый, но очень миролюбивый и ругани с детства не терпел. А тут сам Исаак Ньютон подпускает такое!
   Кеплер завопил:
   - Прекратите немедленно, сэр!
   Вообще-то астроному следовало удивиться значительно раньше, но настоящий шок он испытал только тогда, когда Исаак увернулся от очередного яблока, осмотрелся по сторонам, сплюнул на лунный грунт, взметнув облачко пыли, и наконец, подняв ладонь козырьком над глазами, ехидно прищурился:
   - А, Иоганн, наконец-то и ты сюда достал! Наслаждаешься зрелищем?
   Кеплер недоумевал:
   - Почему я слышу тебя, Исаак? А ты меня видишь?...
   - Чудак ты, Кеплер. Простая вроде бы вещь. Яблоки, скамья, ландшафт приятный. Акустика замечательная, горизонт открытый. Вот тебе и Море Спокойствия!
   - Как ты туда попал? И давно ли?
   Ньютон расхохотался так, что в телескопе задребезжали линзы:
   - Это же оптика, вроде твоего телескопа. Пара новых законов, измерение тут, измерение там... И я на отдыхе в приюте для переутомленных гениев в Море Спокойствия! Отдых, правда, паршивый, когда эта дрянь сверху стучит. Зато закаты красивые. И времени для размышлений навалом, и здоровье. Колесом даже ходить могу!
   Сэр Исаак продемонстрировал новое умение, едва не потеряв парик. На Кеплера именно это действие произвело ужасающее впечатление. Ему захотелось тут же отшвырнуть телескоп, сыгравший со зрением и слухом столько дурных шуток сразу... Но Иоганн Кеплер был любознательным человеком. И снова не удержался от вопроса, даже зная, что в этой бредовой реальности толкового ответа не получит:
   - Почему именно на Луне? На нашей Луне, в этом море?
   Ньютон пригладил взъерошенный парик и опять уселся на скамейку. Он поймал очередное яблоко, надкусил и отбросил в сторону, сморщившись:
   - Видимо, вроде компенсации за житейские беспокойства нам даровали полный пансион в Море Спокойствия. Все бы ничего, все почти настоящее, только яблоки кислые. Тебе тоже не понравится вечно стоять у телескопа рядом со мной. Что ж, у каждого свои недостатки.
   Кеплеру почудилось, что он где-то слышал эту фразу. Может, в каком-то другом кошмаре. Со вздохом он отодвинул в сторону обманувший все надежды телескоп... И увидел, что кругом простирается во все стороны однообразная лунная равнина. А чуть ниже по склону стоит дерево, под ним скамейка, а на скамейке сидит улыбающийся человек в парике. И на голову ему прилуняется яблоко...
  
   Уснул я быстро, но сон прерывался несколько раз - довольно однообразно. Глухой жуткий ритм - и пронзительный голос. Слов я долго разобрать не мог; конечно, понимал, что где-то рядом затянулась дискотека, но что там вопит ди-джей под идиотические напевы модного Шуры - уяснить не удавалось.
   Наконец, в районе трех часов утра вопль вышел особенно пронзительным. Я не только пробудился, но и уловил смысл, в общем и целом соответствовавший обстановке: "И теперь, ребята, давайте колбасить!" Загадочный глагол не требовал особых пояснений - на танцплощадке (той самой, на которую уже указывали кузины) раздался нестройный гул голосов и топот усилился. Колбасили вовсю... А палатка уже начала остывать - вместе с холодным утренним воздухом.
   Брат в очередной раз пихнул меня, пытаясь согреться. Было уже почти восемь, солнце светило вовсю, а ветер вроде бы стихал. Пришлось выйти наружу, набрать воды в так называемой колонке, умыться и...
   Есть оказалось нечего - оставшаяся еда уехала вместе с отцом в Симферополь. Недовольного брата эта весть нисколько не поддержала.
   - Не мог подумать!
   - У тебя, между прочим, тоже голова на плечах есть. - Я порылся в палатке и вытащил из потайного отделения две груши, неведомо как туда попавшие. - Вот и добрые духи позаботились о нашем существовании. Лопай!
   В мгновение ока о грушах остались одни воспоминания. Брат сгонял в близлежащий кабачок (тот, где вчера так крупно колбасили) за минералкой и мы улеглись у воды, слушая прибой и ожидая прибытия сестер. На завтрак решили махнуть рукой: обед впереди. А перекусить и на пляже можно.
   По нашей части нашлись одни доморощенные козинаки, неведомо из чего изготовленные. Мне понравилось, и в итоге мы изрядно пополнили копилку старушки, разносившей заморские лакомства. "ВЭФ" заиграл что-то бравурное, я окунулся в море - после сладостей оно уже не казалось таким противным - и пробежался по берегу, следуя примеру прочих поборников здорового отдыха. Луна издевательски висела у нас над головой, не думая таять в солнечных лучах, порывы ветра напоминали о ночных холодах, но в целом утро складывалось неплохо.
   Тут появились и кузины, а с ними среднего роста молодой человек с ежиком сероватого цвета волос. Анька радостно улыбалась; она даже натянула по этому поводу новый сарафан.
   - Как я понимаю, Дима? - я кивнул сестрам и протянул руку их спутнику.
   - Он самый. Приветствую... Мы вроде как знакомы.
   - Ага. Большей частью заочно... Да, Вадик?
   Брат кивнул, вставая и освобождая кузинам место на покрывале. Он с Димой уже встречался в прошлый приезд и потому был гораздо раскованнее:
   - Ну как там дороги?
   - Все так же! - улыбнулся Анькин приятель, обнажая ровные белые зубы. - Дураки запрягают, умные ездят. А пока деньги платят - делать больше нечего. Сами-то как?
   - Живем помаленьку. Вот и на море выбрались. Лежим, загораем...
   - Слышал, что в России творится?
   - А что? - я даже очки снял, уловив в Димкином голосе некоторое волнение. - Опять путч?
   - Хуже. Финансовый кризис. Рубль к чертям рухнул. Включи, впрочем, радио, послухай.
   Я впервые забеспокоился; пока это было неясное ощущение, к тому же основанное на не слишком достоверной информации, но оно казалось воплощением моей смутной неудовлетворенности, заметной с самого прибытия. Брат не воспринял реплику Димы всерьез, поэтому я забрал у него приемник, разразившийся очередным рок-боевиком, и настроил старый добрый "Маяк". Через пару минут мы услышали то, что недавно потрясло россиян. Пришел "черный вторник"...
   В этот момент мне стала ясна вся пикантность ситуации - и закрытый обменный пункт, и рубли в кармане, и жалкая кучка настоящих денег... Я вытер пот со лба, но виду не подал. В конце концов, ничего страшного не произошло. До возвращения отца продержаться можно. Но сложновато...
   Димка предложил выпить - отпраздновать встречу. Однако Аня так на него глянула, что стало ясно: вино светит только ближе к вечеру.
   - Ну, не хочете - и не надо! Окунусь я лучше.
   И он ровно пробежался по берегу и одним махом нырнул в прибой. Как ни странно, Димка попал сразу на глубокое место и бултыхался с немалым удовольствием. Грязная вода его, похоже, не беспокоила. Потом я вспомнил, что у кузин на квартире какая-то душевая имеется. Аня прищурилась, глянула на нас:
   - Вчера ночью приехал. Специально за свой счет три дня отхватил. Теперь компания пополнилась...
   - Да уж, - Катя не казалась довольной, - разбудил нас среди ночи, потом еле спать уложили.
   - Наговорились хоть? - улыбнулся я. Аня кивнула. - Как у Димки дела?
   - Нормально, как видишь. Бултыхается вовсю. А то на службе ему состав никак не получается оставить, даже когда на побережье прибывает. Теперь наконец дорвался.
   - Вы и в Днепре вроде бы изрядно резвились, - брат с завистью посмотрел на проходившего мимо мужика с бидоном и тут же сменил тему. - Может, возьмем малость?
   - Перед обедом, - деликатно решил я. - С утра бухать не хватало.
   - Ну тебя, жадюга! - Вадик пошарил в карманах, ничего не обнаружил и начал вертеть ручку настройки приемника. "ВЭФ" выдал очередную порцию невнятных "комментариев специалистов", от которых у меня чуть не разболелась голова. Но тут Димка вылез из воды, мотнул головой, стряхивая соленые капли, и переключил нас на другую волну.
   - Вы, ребята, этим говном еще у себя, извините, наслушаетесь. Все одно скоро вся катавасия не кончится. Расслабьтесь лучше. У моря же лежим!
   Он, жизнерадостно раскинув руки, упал на покрывало рядом с Аней и прикрыл глаза. Я же не мог разделить Димкиного энтузиазма. Черт, втянул же нас отец! Ему-то с долларами выпутаться будет куда как легче. А куда мне рубли девать?
   О сволочах-политиках, убеждавших, что кризиса не будет, думать не хотелось. Поэтому я купил еще козинаков и болтал с девушками "за жизнь", успев искупаться в одной из пауз. Димка от лакомства отказался:
   - У него аллергия на мед, - услужливо пояснила Катя. - В детстве попробовал, так с горлом что-то случилась - чуть не смертельное.
   - Ладно тебе! - Димка поморщился. Видно было, что тема ему неприятна. Впрочем, кому ж понравятся чужие рассуждения о собственной смерти - да еще на пляже в разгар солнечного дня.
   Глянув на небо, я поневоле задумался о "разгаре". Луна торчала прямиком у нас над головами и пропадать отчего-то не собиралась. Смотри сколько хочешь, рельеф разбирай - не то, что Солнцем любоваться. Юг, что поделаешь...
   Последние слова я, сам того не заметив, произнес вслух. Брат наконец повернулся в мою сторону:
   - Ты будто недоволен. Да уж, не север! Но с тобой и не развлечешься, и не выпьешь. Устроил тут! А уже сам с собой разговаривает...
   - Склероз и маразм подступают! Но пообедать я не забуду. - Глянул на часы и решил, что самое время перекусить, с чем вся компания тут же согласилась.
   В столовке я ограничился супчиком со сметаной. Брату взял и "бифшекс". Вадик посмотрел на меня с недоумением - он все еще относился к финансовой проблеме не слишком серьезно. А мне уж очень хотелось попробовать местного вина...
   Наевшись в условиях относительного комфорта (народ еще не достиг места назначения), мы поспешили к заветной бочке. Наполнив обе прихваченных бутылки, мы спокойно воротились к палатке, отогнав черную псину, по-домашнему расположившуюся у входа. Жара брала свое - хотелось расслабиться, посидеть или полежать без движения, улавливая легчайшие дуновения ветерка. Глядя на Солнце. Или на его свет, отраженный лунной поверхностью.
   Я перевел дух и сделал первый глоток из бутылки. Удержаться и не поморщиться - не смог.
   - Что, неужели такая дрянь? Ведь натурпродукт!
   - Сам попробуй! Может, захмелеешь... - Я невесело улыбнулся. Откладывать деньги, чтобы получить такую кислятину из старой бочки! Что ж, другой выпивки все равно нет - придется, делать вид, что вполне доволен собственной судьбой. По крайней мере, сивушного аромата нет, гнилью тоже не шибко воняет, да и упиться в хлам невозможно. Может, если вино выдержать...
   Я отхлебнул еще раз - показалось чуть более сносно. Вытянул ноги и посмотрел, прищурившись, на замершего над бутылью брата:
   - Что, пошло?
   - Могло быть хуже! И кризис нам нипочем.
   "Да уж, нипочем... Вот кончатся нефтедоллары - худо будет. У девчонок тоже лишнего нет, Димку просить неудобно. Вот свинство - родная страна и за границей достанет". Память услужливо подсовывала литературные параллели вроде "Касабланки" Диша. Этот мизантроп засунул своих героев в Европу, когда долларам (и всей Америке) пришел скорый и отчасти заслуженный конец. Бывают же привязчивые образы! Я тряхнул головой:
   - Ну, за успехи!
   Мы с братом чокнулись бутылками, закусили прихваченной из столовки горбушкой хлеба и наслаждались теплым воздухом дальше. Проходивший мимо долговязый мужик (вроде бы хозяин здоровенной псины) не мог не заметить наших маленьких радостей:
   - И что вы, парни, невесть что хлещете? Ни градуса, ни вкуса! Пили бы лучше водку.
   - Спасибо! Но мы уж как-нибудь так... - Солнце разморило нас, и в споры вдаваться не хотелось. - Экзотический продукт, скажем прямо.
   - Совсем ослабла молодежь! - Мужик махнул на нас рукой и прошествовал к морю. А мы потягивали вино, пока не обнаружили, что прямо-таки жаждем вздремнуть. В бутылках еще кое-что осталось, так что, захватив с собой "нектар", мы повалились в палатку и почти тотчас же вырубились.
   ...Через два часа нас разбудила Катя, сунув руку в палатку.
   - Эй, уснули вы там что ли, мальчики? Подъем!
   Я разлепил глаза, чувствуя себя очень даже неплохо. Вот только жажда мучила. Вадик испытывал то же самое. Вино не помогло - определил я с первого глотка:
   - Выползаем уже! - просигналил брат наружу. Но в палатку уже заглядывал Димка.
   - Нюхом чую - бухали! Рановато...
   - Не знаю уж, как это и назвать.
   - Дай-ка попробую. - Он приложился к бутыли. - Гнилушка недурная... Местная.
   Однако девушки уже тянули своего спутника наружу. Мы выползли следом, потягиваясь и протирая глаза. Аня в это время, сморщив нос, разглядывала бутыль на свет. Удерживала она сосуд двумя пальцами, всеми силами демонстрируя презрение к малокультурным формам отдыха.
   Катя оправила полотенце на плечах:
   - Мы решили не загорать сейчас - а то обгорели уже! Пойдем еще пошатаемся, а море подождет немного.
   Мы с Вадиком переглянулись. Поваляться на песочке, конечно, хотелось, тем паче мы толком не выспались. Однако ниже колен ноги подозрительно почесывались, да кожа кое-где начала облезать. Глянув на мутные прибрежные воды, мы согласились следовать за сестрами куда угодно.
   Угоден оказался туземный базарчик, где мы еще не удосужились побывать. Площадь эта находилась в стороне от побережья на ничем не примечательном пересечении двух улочек. При входе стояла будка с вывеской "Exchange" и печальной надписью: "Рубли не берем!" На этот листок косились с сомнением некоторые покупатели, в которых я тотчас же признал сограждан. Впрочем, большинству до валютных операций дела не было. Люди пришли за покупками.
   В рядах было еще достаточно оживленно. Катя потащила нас к фруктам, опасаясь, что некоторые продавщицы уже собрали свои пожитки. Выбор, впрочем, оказался еще хоть куда. Кузины приценивались и торговались вовсю, я больше глазел на сияющие всеми цветами радуги прилавки. Вадик покосился на яблоки, поощрительно ткнув меня в бок. Пришлось раскошелиться на пять плодов, тут же вымытых в фонтанчике и съеденных. Девушки в качестве ответного жеста отхватили по дешевке приличный арбуз, который Димка без видимых усилий таскал в руках. У Ани тоже в руках оказалась пара пакетов; Катя долго бродила возле прилавка с вишнями, потом махнула рукой:
   - Уж больно дерут, негодяи! Крым, понимаешь... Пошли дальше.
   Ну, мы и пошли. Многие путешествовали по базарчику ради прогулки, так что очередей не было, но и без дела тетки ек стояли. Курорт как курорт, заработки как заработки. Скучища... И солнце палит... Под этим предлогом мы взяли по стаканчику вина, а заодно прикончили и початую бутыль, прихваченную Вадиком из палатки. Как будто полегчало. И ситуация показалась менее безнадежной.
   Аня пить отказалась, а на Димку, державшего стаканчик, посмотрела без особой приязни. Я ему в душе посочувствовал, но свою порцию постарался прикончить побыстрее и к разговору о спиртном больше не возвращался. Девушки обсуждали, что бы им приготовить из купленных полуфабрикатов, а я в этот момент увидел свои любимые козинаки и опять не устоял перед искушением. Брату, чтобы отделаться от немых укоров, я отдал ту же самую сумму - пусть развлечется как может. Все одно этих грошей даже на вино не хватит.
   Катя в это время, купив батон полукопченой колбасы, сочла, что продуктов достаточно. Оказалось, что до квартиры девушек от базара совсем не далеко. Свернув в какую-то подворотню, мы через пять минут уже стояли у знакомых ворот. Девушки занесли припасы к себе, мы деликатно обождали на улице, разглядывая праздношатающихся курортников. Многих я уже начал узнавать в лицо. Димка, с которым я поделился наблюдением, не слишком удивился:
   - Места здесь маловато, народу тоже, в сущности, немного. Сейчас через центр пойдем, там вообще со всей Николаевкой пять раз столкнешься. С утра еще туда-сюда, а когда к вам шли - повидали каждого...
   В центре мы с Вадиком, оказывается, до сих пор не побывали. Мне это показалось странным; впрочем, изнанка цивилизации проявилась во всем блеске минут через двадцать, когда мы прогулочным шагом возвращались к побережью по прямой.
   Улица Ленина плавно изгибалась влево, и здесь, у самого берега, начинались ряды "социально значимых объектов". На самый дорогой ресторанчик Аня нам тут же указала. Несколько столиков, окруженные решетчатой оградой, ожидали посетителей на площадке, от которой начиналась лестница к переполненному центральному пляжу. Прилавок, в отличие от пластиковой мебели, производил солидное впечатление. Целая батарея бутылок выстроилась позади официанта, причем многие явно содержали нечто большее, нежели местная гнилушка. Закуски были под стать напиткам - девушки, оказывается, поужинали тут сразу после прибытия и остались довольны. Но нам роскошь не светила, да и есть особо не хотелось.
   Дима махнул рукой:
   - На этой "Астории" свет клином не сошелся. Там дальше дивное местечко было. Шашлыки под лимонным соком... Помнишь, Ань, мы с тобой в Киеве в кабачке были? Запах - один к одному!
   - А вот на вкус? - брат хоть и силился иронически улыбнуться, но слюну сглатывал.
   - Это посмотреть надо... Попозже, когда раскочегарятся...
   Действительно, активность еще не скоро должна была достичь своего пика. Усатые шашлычники колдовали над своими мангалами, кое-где палатки еще не открылись, а в полупустых павильонах стирали пыль со столиков и жарили какие-то вкусности. Правда, отдыхающие уже слетались к немногочисленным торговым точкам, которые работали по полной программе. Музыкальные темы из репродукторов перекрывали одна другую, пока мы медленно шли по узкому бульварчику. Шашлычные, закусочные и восточные кухни сменяли друг друга с поразительной быстротой. Чтобы каким-то образом удержать в рамках с дикой скоростью пробуждавшийся аппетит, я предложил пройтись по другой дороге.
   - Все равно сюда еще вернемся до вечера, если все дороги сходятся в этом оплоте цивилизации.
   Мы свернули с набережной, шумы и запахи мало-помалу затерялись в слабом фоне других звуков: шелесте листвы, рокоте прибоя, сигналах автомобилей. Катя провела нас по какому-то скверу, в углу которого красовался не тронутый временем памятник неизменному Владимиру Ильичу. Не считая двух плит, утащенных какими-то предприимчивыми обывателями, вождь мирового пролетариата сохранился на диво неплохо, хотя разросшийся кустарник давно перекрыл обзор. Единственная асфальтовая-дорожка в сквере вела к дому культуры, на котором красовалась огромная афиша с силуэтом корабля и двумя фигурами - мужской и женской.
   - "Титаник"... - очарованно выдохнула Аня. - Я уже пять раз смотрела! Когда он тут пойдет?
   Доказывать барышням, с какой мурой они имеют дело, я давно уже не видел смысла. У каждого свои критерии. Ходят же на него толпы народу - как курортникам не разделять всеобщих предпочтений. Такие же люди... Вон, в какой-то дыре на премьере пять человек до смерти задавили. Тут, пожалуй, зал будет забит.
   - Неужто опять пойдешь? - улыбки я сдержать не смог.
   - А чего такое. Классно же! Сходим, Дима?
   Димка уныло глянул на мою младшую кузину, но возражать не стал. Зато вмешалась Катя:
   - Мы же на море приехали! Кино и дома сто раз посмотришь...
   - Тем более такое длинное, - пробормотал себе под нос я.
   Почему-то при взгляде на эти до боли схожие афиши мне приходило в голову одно и то же. Катер, где мой класс в пьяном разгуле праздновал выпускной, подгулявшие компании, спокойный обычно Сашка Царев, со сломанной челюстью летящий за борт. Странная ассоциация, но и дома, и в Москве, и здесь, наблюдая за массовым помешательством у входов в кинотеатры, я не мог удержать навязчивое видение. Было времечко! Стоишь сейчас в сквере на улице Ленина и...
   Однако нам повезло - сеанс должен был состояться только завтра. А мы уже решили ехать в Севастополь. Пришлось Ане смирить свою любовь к киноискусству и вернуться к житейским впечатлениям. Их, как известно, с каждым часом все прибывает...
   Каким-то чудом мы вскоре оказались у нашего палаточного лагеря. Бочка стояла тут и манила небольшой очередью. Вадик и Димка притащили еще бутыль вина, и мы полчасика полежали на берегу, вздрагивая от порывов ветра, следя за заходящим солнцем и за взмывающей в небо луной.
   Когда стало темнеть, вернулись в центр, где музыка стала еще более навязчивой.
   - Сегодня недолго погуляем - а то завтра к автобусу надо успеть, - наставительно заметила Катя - как самая старшая. - Ребята, знаете, где стоянка?
   Это я кое-как сообразил, поскольку автобус видел неподалеку от местожительства девушек. Зато время отъезда прослушал. Вадик, правда, с этой информацией справился. И мы решили, не посещая дискотек в пансионатах, вернуться в центр за доступными развлечениями.
   Разноцветные фонарики уже освещали все торговые точки. Полумрак на улице был разогнан, но в моем кошельке он царил по-прежнему: большинство удовольствий оставались недоступными. Чувствуя себя сирым и убогим, я то и дело уступал дорогу курортникам, которые отчего-то все норовили нарушать правила пешеходного движения. На бульварчике развернуться было никак невозможно, хотя в кабачках оставались еще свободные места. На улице заметно посвежело, некоторые путники кутались в захваченные с пляжа покрывала. Большинство, впрочем, освоило премудрости прибрежной метеорологии и облачилось в соответствующую одежду. Я вытянул из пакета свою куртку, а свитер отдал брату. Вадик глазел по сторонам с энтузиазмом неофита. Действительно, сложно было предположить, что в Николаевке уместилось столько народу. Все это безликое множество ело, пило и плясало, но еще больше - бессмысленно бродило по дорожкам мимо злачных местечек.
   Димке наконец надоело это бесконечное странствие, и он указал на один из закутков с надписью "Шашлыки". За Аню и Катю он тут же уплатил, а мы с Вадиком ограничились пивом, поскольку привычного уже вина в ассортименте не оказалось. Димка осуждающе глянул в нашу сторону, но ничего не сказал. Все уселись за столик, с великим трудом отвоевав достаточно места, чтобы как-нибудь раздвинуть стулья. И начали обмениваться впечатлениями. Катя больше потешалась над нарядами проходивших мимо курортниц, Дима что-то лирически нашептывал на ухо Ане, Вадик рассматривал свои финансовые возможности (в плане прикупить еще выпивки), а я глазел вверх. Луна почти затерялась среди фонарей, и оттого казалось, что на улице гораздо темнее, чем было на самом деле. Шум толпы наконец победил шум ветра, и в этом новом шуме смысла было ничуть не больше, чем в прежнем. Шипение шашлыков на огне, звону бокалов и разные вкусные ароматы казались до боли знакомыми - будто не три дня провели на побережье, а всю жизнь.
   - Ты бочек с вином поблизости не видел? - брат наконец прервал свои вычисления.
   - Ну, эти радости для другого времени. Хотя публика та же самая. - Я указал на проходивших мимо соседей по стоянке. И женщины, и мужчины были уже в изрядном подпитии. - И довольная жизнью...
   - А чего огорчаться? - Димка отвлекся от интимной беседы. - Шашлык, пиво, море. Тьма такая, что можно и голыми купаться...
   - Ну, этого мы, пожалуй, делать не станем, - чопорно возразила Катя.
   - Да я и не предлагал. Вот и Луна светит... Да на пляже еще людно чересчур...
   - Который же час?
   Выяснилось, что всего только восемь. А шашлык уже был съеден, пиво выпито, а над столиком нависла толпа жаждущих "места под фонарем". Должно было выметаться. Димка, правда, указал на местечко по другую сторону бульвара, где можно было посидеть еще. Но девушки решили отдыхать. У меня тут же заныли обгоревшие на пляжи ноги, а Вадик открыто позевывал. Дешевого вина в продаже не наблюдалось, а глядеть на разносолы желания больше не было. И девушки пошли отсыпаться, а мы - слушать Шуру. Это "удовольствие" затянулось часа на полтора. Я поправлял завязки на палатке, стряхивал песок с драного одеяла, вызывая недовольное мычание брата. И в тот момент, когда утомление достигло пика, а шум - максимального уровня, когда оставалось единственное радикальное решение проблемы - выйти на свет и "колбасить" с коллективом, - тогда и пришел целительный сон.
  
   Последний богдо-гэгэн Монголии был, как известно, едва ли не последним теократическим владыкой Азии. Его власть простиралась так далеко, что по одному слову старого властелина люди бросали свои стада, юрты и семьи и отправлялись в священные паломничества, не надеясь вернуться. Он был средоточием, душой и сердцем Внешней Монголии, но его всегда звала Монголия Внутренняя, которая ему не принадлежала. И освободив свою страну от китайского владычества, богдо-гэгэн часами смотрел на юг, в давно утраченный мир. Он мог собрать армию и вернуть себе земли Внутренней Монголии, но она сама была утрачена безвозвратно. И никто не мог излечить тоски богдо-гэгэна.
   Однажды к нему пришла делегация китайских крестьян из Хух-хото. Они просили мудрейшего из мудрых принять их земли под свое покровительство и вернуть Монголии изначальный облик, соединив внутреннее и внешнее.
   - Это невозможно, - вздохнул богдо-гэгэн. - Посмотрите, к чему ведут все добрые побуждения. Посмотрите, ведь Сухэ-батор соединил то и другое, слил побуждения народа с высшей целью. Но куда может он повести свою "народную Монголию"? Дорогой кочевых пастухов?
   И крестьяне, огорченные, ушли.
   Потом явился человек откуда-то издалека, из города на северо-западе, называемого Москва. Он представлял могучую власть и могучую идею. Он сказал, что негоже великому богдо-гэгэну проводить время в бесплодных созерцаниях Юга. Правитель может обратить свои взоры на север, на новую звезду, сияющую всем людям. И тогда его народ перестанет чахнуть в диких степях, и наступит новое время.
   - И это невозможно, - ответил богдо-гэгэн. - Ты мудр, посланец, и ты прекрасно знаешь, что происходит в твоей стране сейчас. Но что станет с севером потом? Никакая идея не даст тебе верного ответа. А если нет знания - нет и понимания. Нет, смотреть туда, куда указываешь ты, я не буду.
   Белокожий гость из далекой страны отправился к Сухэ-батору и убедил его в своей правоте. Вождь обернулся на север тогда, когда предательская рука нанесла ему удар с другой стороны. И настала эра жестокости и голода...
   А богдо-гэгэн все сидел в своем дворце, избегая новой "народной" власти. Его посетил человек в шафранной мантии, сказавший властелину:
   - Ты мог смотреть во все стороны, о великий из великих. Но важно еще выбрать верное время, чтобы смотреть. И тогда, найдя вверху точку, ты устроишь с нее свой мир, где вожделеемая тобой Внутренняя Монголия станет явью. Только искать эту опору должно не днем, ибо дневной свет скрывает истину. Обрати взоры к ночному свету, и найди точку опоры там. Может, это будет твой любимый зверек или тайное имя твоего врага, но перед тобой откроется знак. А ты, мудрейший, сам найдешь новые стороны света и сможешь устроить мир по желанию своему...
   И богдо-гэгэн последовал этому совету в ту же ночь. А наутро он исчез. В новых книгах пишут, что его растерзали восставшие крестьяне или предательски убил противник народной революции, но все это неправда. Посмотрев в нужном направлении, богдо-гэгэн увидел там Внутреннюю Монголию и без сожаления покинул Внешнюю. Он не мог обнаружить на Луне силуэта мыши или иероглифов японского императора. В море Спокойствия видно совсем не это...
  
   Электронный будильник на запястье брата звонил тише некуда, я под одеялом еле разобрал его сигнал. Пришлось экстренно вскакивать, распихивать Вадика, приводить себя в порядок и мчаться в лунно-солнечном свете, поеживаясь от ветра, на остановку. О еде, разумеется, мы только подумать и успели.
   У автобуса, кроме толпы народа, нас поджидали еще и неприятности. Димка и Аня явились по отдельности, накрепко разругавшись друг с другом. Катя уже, вероятно, успела им высказать все, что думала по этому поводу, и теперь обратила всю энергию на нас. Из-за чего поссорились влюбленные, она толком не знала. Ясно, что по мелочи, а вот существа этой мелочи мне касаться не хотелось, а то поездка и вовсе бы расстроилась. Димка уныло кивнул нам, а Анька вообще едва заметила. Вадик в недоумении смотрел на разворачивающийся скандал, мудро воздерживаясь от комментариев. Катя продолжала рассуждать за троих, а я предпочел разглядывать табличку с расписанием. Потом мы подсчитали финансы. На билеты и мелкие расходы должно было хватить. Примкнув к народным массам, мы заняли-таки приличные места в "Икарусе". Катя уселась с Димкой, Аня прошагала в конец салона. На мое недоуменное "Куда ты? Еще здесь места есть..." она только рукой махнула. Плакать кузина явно считала ниже своего достоинства, но и царственное спокойствие ей не удавалось - то губы дрогнут, то глаза выдадут смятение...
   В общем, два часа я провел как на иголках. В сторону спутников и спутниц старался даже не смотреть. Вадик оказался счастливее - тут же отрубился и довольно засопел в покойном мягком кресле. Димка сидел, вперив взгляд в собственные колени, и изредка что-то мычал в ответ на прочувствованные реплики старшей из моих кузин. Веселья не ощущалось - кажется, оно присоединилось к нашим деньгам. Хорошо, погода не подкачала - солнце, ветер не слишком сильный. Ровный пейзаж за окном не вызывал интереса - взгляду не за что было зацепиться. Раз только Димка указал мне на какой-то холм по левую руку:
   - Наш разъезд... Один раз двое суток простоял. Чуть с тоски не спятил в одиночку. Лучше б и спятил... - он выразительно глянул на Аню.
   Разъезд и впрямь был еще тот: сарай, бочка с водой и сходящиеся пути. И луна висела прямо над этим пейзажем...
   Наконец, мы прибыли. По крайней мере, народ повалил из душного автобуса со страшной скоростью. Мы с Димой выскочили первыми, Вадик и Катя - за нами. Анька демонстративно от нас отвернулась и зашагала к музыкальному киоску на площади.
   Я за ней погнался не сразу - было на что посмотреть. Привезли нас в какой-то поселок на окраине города; площадь с ларьками и стоянкой казалась последним форпостом цивилизации. Зато прямо с нее открывался потрясающий вид. Впереди - узкий пролив с паромом, дальше - вереница кранов и целая флотилия военных и мирных судов под разными флагами, какие-то индустриальные постройки, влево, вправо и вверх... Не верилось, что в двух часах езды отсюда - пропыленная и дикая Николаевка, где вся жизнь сводится к танцам на летних дискотеках да поеданию шашлыков. И все же так оно и было.
   Паром отходил через десять минут. Катя встала в очередь за билетами; ребята о чем-то оживленно беседовали рядом. Я пошел за Анькой, сосредоточенно изучавшей витрины:
   - Ну что, отдыхаешь?
   - Ты смотри, что тут есть... - Но кузина тут же утратила бодрый тон: - Разве люди так поступают? Приехал, не виделись две недели, и тут же...
   - По-моему, оба вы хороши... - буркнул я. - Кто же так реагирует? Устроили трам-тарарам не пойми из-за чего! Пойдем лучше, а то Катя уже билеты взяла.
   Мы погрузились на паром и отправились в центр города-героя. Впрочем, площадь, на которой произошла выгрузка, ничем особым не отличалась. На смену морскому бризу и веселому гудению пароходов пришла автомобильная вонь да пропыленная парилка перенаселенного "культурного центра".
   - Нам, кажется, сюда. На девятнадцатый автобус, - уверенно указал Димка.
   - А ты здесь давно был? - спросил Вадик, запрыгивая в готовый развалиться "Икарус".
   - Полгода назад. По служебным делам... - Димка уныло посмотрел на Аню, которая устроилась у противоположного окна и в нашу сторону старалась не оборачиваться. Я проследил за его взглядом и еще раз убедился, что веселым наш отдых уж точно не будет. Мало того, что денег нет, так еще расходившихся влюбленных мирить... Кого угодно из равновесия выбьет!
   - Извинился бы перед ней, что ли. Даже если и не в чем, - шепнул я Димке, который только рукой махнул.
   - А толку что? Ты глянь на нее; кого она слушать будет?
   - Тоже верно... - После этого мы с братом стали любоваться окружающим пейзажем. За три остановки пронаблюдали за окном два военных монумента, один памятник Ильичу, несколько парадных многоэтажек и незначительное количество прохожих. От моря вроде бы не удалялись, ехали по историческому городу, а смотреть было не на что. Брат примерно о том же рассуждал:
   - Что за ерунда! Когда уже приедем? Мне эти небоскребы недоделанные и дома надоели...
   Жара, похоже, только усиливалась. Я еле успевал вытирать пот со лба. Наконец Димка скомандовал выходить. Мы вылетели наружу - Аня позади всех, с необычайно гордым видом, но не шибко отрываясь от коллектива.
   Сделав буквально несколько шагов от остановки, мы попали в какой-то иной мир - фееричного базара, где важно не качество или ассортимент товаров, но сам факт торговли - маленького праздника дикого капитализма. Сувениры, мороженое, "веселые розыгрыши" - все как обычно; но после ровного и унылого города эта улочка, ведущая к огромной набережной, казалась роскошной и небывало оживленной. Вадик тут же отдался этой феерии, истратив последние карманные деньги на здоровенного мумифицированного краба с надписью "Севастополь" на подставке. Анька тут же шарахнулась от морской диковины, а я уныло глянул на счастливого приобретателя.
   - Как ты эту махину домой повезешь? Клешни отвалятся...
   - Ничего, как-нибудь скреплю. Зато сувенир прикольный! Морда злобная и вообще...
   Спорить дальше смысла не имело: мы уже подошли к здоровенной очереди, которая уходила в кассы аквариума. Цены на билеты показались мне чрезмерными - с учетом наших финансовых возможностей. Я даже усомнился, стоит ли овчинка выделки. Но тут - очень вовремя - появилась Анька, узнававшая о ценах в диораме. Она злорадно выдала нам нечто уж вовсе запредельное. Даже Димка слегка опешил. Катя, впрочем, вернула нас на грешную землю:
   - Не зря же приехали - давайте вначале сюда, а там посмотрим!
   В очереди стояли мрачные - какими же еще быть в очередях? Димка с Вадиком осматривали соседние ларьки, мы девушками изредка перебрасывались ленивыми репликами, черепашьим шагом, продвигаясь вперед. Потом Дима притащил мороженого, от которого моя обиженная кузина решительно отказалась. Лишнюю порцию мы тут же разделили и истребили, оставив на Анькину долю только горькие сожаления - ведь жара не спадала.
   После часового ожидания мы вошли в прохладные своды аквариума. Роскошь мраморных полов и подводных ландшафтов сопровождалась неприятным запахом застоялой воды и лужами на полу - свидетельствами упадка и разрушения. Я обратил особое внимание на миролюбивых тропических рыбок, которых, несмотря на яркую окраску, сложновато было разглядеть среди водорослей. Димку привлекли животные покрупнее - мурены, кажется. Он не без злорадства глянул в сторону Аньки, будто сравнивая ее с чудовищами за стеклом. Кузина, впрочем, никак не отреагировала, увлекшись созерцанием каких-то раковин. Брат указал мне за стекло:
   - Гляди! Монеты...
   - Ну и что? Бросили на... - Тут до меня дошло. Как могли металлические кружочки просочиться сквозь сплошное стекло? Ведь не швыряли же их те, кто чистил аквариум?
   - Есть многое на свете, Вадик...
   - Знаю, сам читал. Поумнее бы чего выдумал.
   - Не могу, не Шекспир.
   В этот момент нашу дискуссию прервал пролетевший среди посетителей слушок: "Акулу сейчас кормить будут!" Все рванули в огромный круглый зал, в центре которого находился огражденный резервуар для крупных рыб. Там их набралось - что сельдей в бочке. Даже Аня отбросила свое показное безразличие и перегнулась через барьер в ожидании кровавого зрелища. Однако кормление почему-то не состоялось, о чем я нисколько не сожалел. Мы еще немного поглазели на морские сокровища и начали пробираться к выходу. Латинские наименования рыб я тут же забывал, отходя от очередной таблички, а бытовые - вовсе игнорировал. Главное улавливалось глазами, а не умом - мелькание плавников в мутной воде, плеск и шум в резервуарах, колыхание водорослей и глаза... Не знаю точно, что за мурена уперлась в меня пронзительным взором на миг. Для кого же этот показ устроен - для нас или, может, для них?... Нет, я все-таки слишком много читаю. И ненужные параллели так и лезли в голову. Отмахнуться от них я сумел только на улице, когда все мы запаслись пирожками у лотка и поглотили их с поистине акульей страстью.
   Брат настолько перемазался в масле, что пришлось одолжить ему свой платок. Остальные, впрочем, не могли глянуть на Вадика с осуждением - некогда было. Девушки купили минералки, я запасся еще пирожками. Бросив последний взгляд на мрачный купол аквариума, мы вышли к берегу моря. Корабли в бухте неистово сигналили друг другу, рыбачьи лодки вертелись между ними, где-то играли бравурный марш. А мы стояли, наслаждаясь ветром, солнцем и доступным покоем - вернее, стояли бы, если б не Анька, направившаяся куда-то в сторону. Димка, оказалось, предложил прогуляться в сторону военной базы - он заметил российский флаг неподалеку. Мы с готовностью согласились ступить на родную землю, а вот кузина имела свои планы. Переубеждать ее пришлось Кате. Потом мы сфотографировались на каменном парапете. Чтобы усадить Аньку, снова потребовались усилия. Даже Вадик присоединился к общему хору:
   - Да что ж это наконец такое? Отдохнуть уже хочу... Садись, Ань, а то навечно тут останемся!
   Аня села рядом с сестрой, но скорчила в объектив нечто не поддающееся описанию. Димка выругался себе под нос. Он чуть позже подошел к страдалице и, приобняв ее за плечи, начал за что-то извиняться. От объятий Анька увернулась, но извинения немного послушала. Вся эта свистопляска наводила на самые мрачные размышления. Отдых в городе с особым статусом благополучно летел ко всем чертям. Не радовала даже российская база, куда нас беспрепятственно пропустили. Молоденький часовой поглазел на девушек и не сделал никакой попытки нас остановить. Миновав памятный знак и ворота с родной символикой, мы прошлись по ухоженному скверу. Ни военных, ни флота как-то не обнаружилось.
   Становилось все жарче, и Димка, выйдя на раскаленный асфальт набережной, предложил искупаться. Здесь было довольно глубоко, в прозрачной воде виднелись какие-то металлические конструкции, но его это не пугало.
   - Ребята, давайте в воду! - он скинул брюки и рубаху и спустился прямо в воду.
   Я не рискнул последовать его примеру - может, пугала колючая проволока, в линию которой упиралась набережная, может, усомнился в чистоте воды, может, побоялся репрессий со стороны невидимой российской военной мощи... Вадик уселся на асфальт, свесив ноги к воде, и тоже нырять не торопился. Аня демонстративно отвернулась.
   Прогулявшись по берегу, я подошел к старшей сестре.
   - Кать, когда этот бардак кончится? Уже ничего не радует...
   - А мне что, приятно! - Катя дала волю чувствам. - Что я поделать могу? Одна уперлась, второй...
   Купание не состоялось. Постояв на берегу и сфотографировавшись на память на фоне сторожевой вышки, мы покинули русскую землю.
   - Побывали на родине? - улыбнулся Димка.
   - Ага. На той, которая нас так кинула...
   - Не в первый раз и не в последний. С самими случалось...
   Купили еще мороженого, прошлись по залитым солнцем севастопольским улицам. Население на вид не шибко отличалось от того контингента, что обитал в Николаевке. Разве что поболее числом... Вина вот только в продаже не было. А так - все то же...
   Мы не заметили, как вернулись к месту отбытия. Возле парома купили пива; Димка взял сразу три бутылки, с двумя разделался на месте - явно желая Аньку позлить. Мне эти зрелища уже надоели, и на станцию я прибыл отдельно от остальных. В автобусе Вадик опять задремал, а я полистал отданные Димкой газеты. И опять ничего хорошего... Рубль из пепла не восставал, скандалы на всех уровнях крепли и привлекали все большее внимание. Новости из дальнего зарубежья... Тут я задремал, выполз кое-как из автобуса, махнул рукой своим спутникам и пошел на стоянку.
   - Завтра утром зайдем... - крикнула Катя.
   - Конечно! До завтра... - добавить мне еще было что, но от резкостей я сумел воздержаться.
   Мы с Вадиком искупались, взяли с горя еще бутыль вина - на последние - и уселись на берегу, кутаясь в одеяло.
   - Отец хоть бы с утра приехал! А то живот сводит, - невесело улыбнулся брат.
   - Приедет, - сам я уверенности не чувствовал, но поддержать ближнего всегда приятно. - Вот, стало быть, съездили и в Севастополь.
   - Лучше б тут сидели!
   - Ну, и тут особо хорошего ничего бы не увидели, - я отхлебнул из бутылки. - Разве что вот это... Ладно, идем спать. А то закоченеем! И так одни остались у этой помойки.
   Мы окунулись в теплую воду еще раз, подхватили нехитрые пожитки, осмотрели в полумраке опустевший берег - только где-то далеко по левую руку звучал хриплый женский голос, с удивительной точностью выводивший "Вернись в Сорренто".
   - Подходяще, нечего сказать... Все, ничего не забыли? Бррр! В палатке хоть еще тепло. До утра продержимся!
   И снова были солнце, ветер, луна... Шум прибоя, музыка, шорохи камней и песка... И ожидание утра.
  
   Если вы видели лунные карты - а вы их наверняка видели в старых атласах - то заметили, что в море Спокойствия нет треугольных отметок, которыми обозначались прилунения и места высадок людей. Однако это не совсем правда. Была одна экспедиция... И высадка тоже была...
   Адамс прыгнул. Он хотел сказать в этот момент что-то историческое, на манер Армстронга. Но от восторга совсем вылетело из головы, что же именно произнес предшественник. Повторяться как-то не хотелось, а придумать что-то совершенно оригинальное Адамс просто не мог. Он стоял на чужой и чуждой поверхности, наслаждаясь новыми ощущениями. Укрепив вымпел (его требовалось просто поставить - остальную работу делали механизмы), он подал сигнал напарнику.
   В динамике зашипело: связь барахлила непрерывно. Затем раздался голос Рэнкина:
   - У тебя все в порядке, Дик?
   - В полнейшем. Можешь спускаться. Это действительно...
   Тут находчивость опять отказала Адамсу. Он просто зашагал вперед, забыв о корабле, о людях на Земле, о приказах и напутствиях. Краем глаза он уловил осторожный выход Рэнкина. Алан не прыгнул - просто шагнул. Но гравитация все равно напомнила о себе. Адамс улыбнулся: пусть капитан растрясется, а то совсем закоченел в шаттле. Зубрежка инструкций до добра никого еще не доводила. А Рэнкин будто надиктовывал впечатления:
   - Поверхность ровная, уклон примерно десять градусов. Несомненно, это и есть так называемое море Спокойствия. Тишина и покой... Глупое название, хотя прекрасное место...
   Адамс промолчал. Ему захотелось отключить связь и хоть немного побыть наедине с собой. И с Луной, конечно. Он не ожидал, что это будет так... И, конечно, не ожидал дальнейшего.
   На миг Дику показалось, что на поверхности моря начался шторм. Но это, разумеется, был только оптический обман. Облачко... Но какое же могло быть облачко? Рэнкин тоже его заметил и что-то недоуменно прошептал в микрофон. Но потом его реплика утратила всякий смысл. Адамс попытался обернуться к капитану. И он сделал это. Только вот когда это произошло?
   Связь с шаттлом прервалась. С Земли выслали разведывательный спутник, который одержимо вертелся над поверхностью Луны. Шаттл и космонавты были там, в море Спокойствия. Недвижные и такие же - вот, и в отчете не смогли подобрать слова! - как окружавший их ландшафт. После нескольких оборотов спутника, проанализировав записи, в НАСА обнаружили, что Рэнкин и Адамс движутся. Правда, со скоростью, недоступной человеческому зрению. Они как будто собирались повернуться к кораблю. Но сколько займет это действие, оставалось неведомым.
   Историю о шаттле замяли, а район лунной поверхности закрыли. Спутники еще вели наблюдения, но обнаружили только одно - движения астронавтов все замедлялись и были доступны только самой чувствительной аппаратуре. А потом... Знающие люди говорили шепотом, что когда-нибудь Рэнкин и Адамс достигнут корабля. Но в море Спокойствия тоже можно утонуть. И время для утонувших будет идти по иным законам...
   Говорят, две фигуры и маленький корабль можно увидеть и до сих пор. Только это неправда. Таких подробностей на поверхности лунного моря не различить самому острому человеческому глазу в самый лучший телескоп. Но где-то там, очарованные иным бытием, все еще находятся два человека. И они собираются домой.
  
   Под утро возле нашей палатки раздался какой-то шум, не похожий на бездумный топот с танцплощадки. Чьи-то голоса, еще и еще... Проснувшись, я увидел соседа, выгуливавшего свою псину. Он указал на синюю палатку чуть в стороне:
   - Слышали ночью? Двое водки выпили по пол-литра и - каюк! Прямо в морг отвезли...
   - А вы говорили, что вино пить не стоит.
   Он махнул рукой с зажатым в ней поводком:
   - И на старуху бывает... Кто ж мог подумать! Эх, какая жуть творится на белом свете...
   Покачав головой, сосед потащил свою псину дальше, а я начал разминаться. Облившись водой из умывальника, я сбегал к морю, а вернувшись, увидел знакомые "Жигули", грузно въезжавшие на стоянку.
   Отец выскочил из них, обросший щетиной до неприличия, похудевший, но как будто довольный жизнью.
   - Мы уже думали, что совсем тебя потеряли, - заметил я, пожимая ему руку.
   - Да, прямо беда! Как-то вы тут, с рублями...
   - Средненько, прямо скажем.
   - Угу! Я с долларами вывернулся, даже кой-какие дела провернул. Пожрать купил в Симферополе еще - вот, привез. Буди Вадика, я пока к морю сбегаю.
   Брат, впрочем, уже встал.
   - Приперся наконец! - откомментировал он долгожданное событие. - Что у тебя в пакете? О, пожуем по-человечески!
   Вернувшемуся отцу он в самых черных красках изрисовал наше неприглядное положение. Но за завтраком оказалось, что изменения к лучшему не предвиделось.
   - Ребята, я все деньги вложил в разные разности, так что пошиковать не получится. И рубли ведь не принимают еще...
   - За какую-то мелочь принимают... - хмыкнул я.
   - Вот попались! - дальнейшие реплики брата были задавлены объемным бутербродом, который Вадик старательно в себя запихивал минут пять.
   - Что ж, завтра уезжаем, значит...
   Отец кивнул. Деньги у него, конечно, еще оставались. Но уж ехать так ехать. Печально все вышло. А тут еще ветер едва не опрокинул нашу импровизированную скатерку.
   - Не замерзли вы тут? - спохватился наш кормилец. - И как же я соскучился!
   - Не хуже, чем в первую ночь. Но и немногим лучше.
   Брат кивнул - он уже принялся за помидоры.
   - В столовую-то ходили?
   - Ходить ходили, а вот в рассуждении еды...
   - Что, так плохо было? Эх, черррти! - Отец добавил к содержимому пакета, разложенному на капоте, еще пару свертков из бардачка. Там нашелся и шоколад - вот чего, оказалось, мне не хватало уже несколько дней. Пара мандаринов и гранат окончательно примирили нас с положением дел. Как мало человеку все-таки надо!
   Отец скорбно смотрел на нас - сам он позавтракал перед выездом из столицы Крыма. Проклинать власти уже как-то надоело, а больше сказать по поводу финансового краха было нечего.
   - Там бочка еще не подъехала? - поинтересовался я.
   - Какая бочка?
   - Да та, что с вином, справа от стоянки. Мы к ней привыкли уже...
   - Я вообще-то две бутылки привез. Одну домой, одну - к обеду... С утра пить - дурная привычка.
   С этим утверждением трудно было спорить. Разве что в шутливом тоне:
   - Луна в небе, значит - ночь! Кроме того, от этого пойла младенец не охмелеет. Мы уже с Вадиком все тонкости уяснили.
   В итоге я вытянул у отца деньги и чистую бутыль; мы немного закупились на базарчике, взяли по дороге и вина. Когда вернулись, вся делегация на берегу была уже в сборе. К Вадику присоединились Катя, Аня и Дима, причем последние двое, похоже, напрочь забыли о вчерашнем.
   - Привет! - замахала младшая из сестер рукой. - А мы тут креветки уже доедаем... С вином будут.
   Когда бутылку разделили на всех - оказалось до неприличия мало. Родитель выпил с Димкой за знакомство и, вполне довольный жизнью, полез купаться в мутную воду. Я, завидев на горизонте очередной лайнер, от водных процедур воздержался. Через некоторое время, когда непосредственная опасность миновала, мы с девушками тоже попытали счастья. Димка же заплыл куда-то в запредельную даль, обнаружив там песчаную мель. Чтобы доплыть до этого обетованного царства, требовались поистине героические усилия. Я, попытавшись, только наглотался воды. Утешался уже на суше - козинаками.
   Вскоре все отправились утолять попорченный аппетит. Девушки, впервые наведавшись в ставшую почти родной столовку, остались недовольны. Дима, напротив, испробовал почти все меню и даже таким образом не насытился.
   - Нормальная готовка! Ну, не домашняя, но у нас в кабаках и куда хуже бывает. Так что, ребята, не отравимся.
   Отец его поддержал:
   - Хуже не стало. Может, добавки возьмем?
   Вина, несмотря на гастрономические споры, все же выпили. Симферопольская бутыль оказалась куда приличнее доморощенной разливной кислятины. Девушки пришли в восторг и даже поинтересовались, не завалялось ли еще бутылочки.
   - Увы, хорошего понемногу... - развел руками отец. - Все сыты и пьяны?
   - Ну, не сказать, чтобы очень, - Дима встал из-за стола. - Я сегодня вечером уезжаю; еще собраться надо...
   - Я с тобой! - тут же вскочила Аня. Мы с Вадиком переглянулись.
   Выходя из кафе, я заметил старшей сестре:
   - Вот бы вчера так! А то день убили...
   - Что ж, с кем не бывает, - философски заметила Катя. - Поссорились - помирились. Мы сегодня пораньше зайдем, пошатаемся. Вы тоже уезжаете?
   - Да, завтра утром, - я вытер пот со лба.
   - Угу... Ну, пока.
   Мы отправились в палатку, по дороге хлебнув еще вина. После сытного (наконец-то!) обеда потянуло в сон. Впервые спалось спокойно - хоть и недолго.
   Отец остался возиться с машиной, а мы немного посидели на пляже в ожидании своих. Место как будто утвердилось за нами - по крайней мере, никто из отдыхающих на этот пятачок больше не претендовал. И жаль было сворачивать одеяла, когда Димка прокричал откуда-то издалека:
   - Хватит, насиделись! Идем, ребята...
   Он явно планировал погулять напоследок - ведь завтра с утра следовало выходить на работу. Девушки уже были накормлены дорогим мороженым - увы, ничего более экзотического местный сервис при всем его великолепии не предлагал. Мы прошлись по бульвару, в очередной раз увидев сотню знакомых лиц, и уселись наконец в том самом дорогом кабачке у берега. Ветер продувал площадку насквозь, но можно было согреваться вином - Димка уплатил за пару бутылок. Качество, правда, не так уж сильно потрясало, как цена - что ж, я уже научился быть философом.
   И мы сидели, потягивая свои напитки и глядя то на людей, то на море. Где-то вдали зажигались огни, гудели запоздавшие катера, свет уличных фонарей и фонариков чуть отражался в воде. Все было спокойно и умилительно. Забывались и грязь, и холод, и суета... Но налетал ветер - и лица прохожих оказывались скучными, вино - приторным, а карманы - пустыми...
   Когда вторая бутылка подошла к концу, мы с сожалением вернулись на бульвар. Прошлись мимо тира и миниатюрной танцплощадки, еще раз посетили сквер - и вернулись в исходную точку. Где-то начался фейерверк - как раз окончательно стемнело. Мы насладились и этим небольшим развлечением. А потом почувствовали, что проголодались. Коллекционные вина употребили почти без закуски - вот все разом и почувствовали недостачу. Димка обратился к Ане:
   - Ну, выбирай! Что есть будем? Шашлыки или что-нибудь посложнее?
   - Шашлыки уже надоели. - Я поймал себя на самой черной зависти. - Пойдем вот в восточную кухню, что ли...
   Мы покорно пошли: желание женщины - закон. Стали выбирать из сокровищ Востока с труднопроизносимыми названиями. Димка ткнул пальцем в меню.
   - Манты пробовали? - Я отрицательно покачал головой. - Вот и закажите.
   Было боязно выглядеть жлобом, но я и вправду не знал, хватит ли оставшихся от размена денег на еду. Мы с Вадиком переглянулись и стали сверять содержимое карманов с цифрой в меню. Димка без малейшего одобрения на нас глянул, но даже вызвался добавить до требуемого количества. Не знаю, насколько отчетливо он понимал наше состояние... Да какая, в сущности, разница? Собрав всю мелочь, я понял, что обойдусь-таки без дотаций. И залихватски вручил кучку медяков официанту. Девушки покосились на нас, когда вручали более солидные купюры за полный ужин. А нам досталось по тарелке с громадными пельменями. Но Димка пояснил, что внешность обманчива:
   - Есть непременно руками! В соус, пока горячие... Ну что, поняли?
   И мы оценили - вернее, оценили бы, если б не думали столько о последних деньгах и о мрачных перспективах. В этом ярком, светящемся царстве беззаботного отдыха трудновато приходится тем, кто не может разделить всеобщего гедонизма. Как там сказал Бендер: "Мы чужие на этом празднике жизни". И он говорил это не в Николаевке...
   Думать ни о чем дурном не хотелось - вкусная еда, свет и музыка, легкая застольная беседа. И все же я не мог сосредоточиться на еде. Отдых отправился в тартарары не вчера, все шло не так с самого начала. Это понятно, но - почему? Как же так вышло? Не в деньгах же дело? Не в спутниках наших? Не в погоде?
   Димка в это время рассказывал какой-то случай из практики, потом Катя поделилась случившимся перед отпуском анекдотом. Событий вроде тех, о которых шла речь, в жизни как будто огромное количество, но лишь в определенные моменты обретают они должное звучание. И то, что происходило с нами, подчинялось этому закону. Не в том месте и не в то время... Может, так? Вадик явно на эту тему не размышлял - над анекдотами смеялся, манты смаковал тщательно. Но о времени вспомнил первым:
   - Дима, а ты когда отправляешься?
   Димка оторвался от нежных пожатий ручек дамы сердца и глянул на часы:
   - Вот спасибо! Надо на автобус бежать. Все поели? Проводите меня немного, пока по дороге?
   И мы вновь пошли, оставляя за собой разгул веселья - а на мой взгляд, просто обитель тоски.
   - Ну, я уже и собак узнавать начал! -улыбнулся Вадик.
   - Ничего, скоро только вспоминать о них будешь! - ответила счастливая Анька. Они простились с Димкой, затем отъезжающий подошел к нам.
   - Ну все, я дальше побежал один. Девушек не бросайте.
   - Скажешь тоже!
   Он махнул рукой.
   - Извините за вчерашнее, кстати... Счастливо! Неплохо все-таки время провели.
   И такая искренность была в его словах, что я не нашел в себе желания противоречить:
   - Ничего себе... До встречи!
   Мы пожали друг другу руки и Димка умчался на стоянку, покидая и бульвар, и нас, и всю до ужаса гостеприимную Николаевку... А безнадега, так и не нашедшая выражения в словах, осталась, будто растворившись во всем окружающем мире.
   Возвращались, как обычно, в полной темноте. Единственный фонарь горел на главной улице, в двух кварталах от того дома, где девушки снимали комнату. Махнув рукой на прощанье, Катя захлопнула за собой калитку. Аня что-то сказала, но я так и не разобрал - что. Затем шаги по асфальту, стук калитки, открываемой и закрываемой двери. И тишина...
   Мы немного постояли, наслаждаясь покоем. Даже ветер стих. Луна, как ни странно, куда-то исчезла. В этой черной ночи любая туча на небе стала бы неразличимой. Даже если Луну поглотило сверхъественное апокалиптическое чудовище, мы все равно его не увидим. Лучше нащупывать ногами место для следующего шага да подыскивать опору на всякий случай. До такого случая было рукой подать. Причем в буквальном смысле. На выщербленном асфальте брат споткнулся, но воспользовавшись своим хваленым чувством равновесия, устоял на ногах. С вытянутыми в разные стороны конечностями выглядел он в высшей степени комично. Белая ветровка выделялась даже сейчас, когда в домах ни одного огня, а кругом - кромешная тьма. Я почувствовал приближение ночного холода и поправил воротник свитера:
   - Ну, поспешим, что ли? А то замерзнем!
   - Это точно... - брат откашлялся и ускорил шаги. Вскоре мы свернули с опасного асфальта на куда более ровную грунтовую дорожку. Вдалеке засветились огни. Держа курс прямо на них, мы пересекли пустырь и вышли к уже знакомой кирпичной пятиэтажке. Появление этого здания в стороне от дороги и на самом краю Николаевки так и осталось для меня загадкой. Люди в нем жили, причем жили весело: музыка играла, кличи радости неслись из всех окон. Кабачок, конечно, внизу был, но очень уж неприметный, хоть возле него и машины постоянно стояли. А ведь простой жилой дом, не отель какой-нибудь...
   Вот и сейчас безымянное и безномерное сооружение казалось оплотом жизни и счастья. Стоявшие по обеим сторонам от двери хлопцы казались сфинксами-хранителями. На самом деле один просто вышел покурить на воздухе, второй оперся о стену, да так и задремал, всем своим видом показывая, что холод и прочие внешние раздражители нисколько его не тревожат. Я указал брату на вход, но настаивать не стал: вино еще стояло у нас в палатке, а для пива было и вправду холодно. Мы ускорили шаги, задержались только у бордюра, о который оба споткнулись в очередной раз. К счастью, ничто и никто не отвлекало нас от продолжения пути. Свет скоро исчез за спиной, и мы вновь окунулись в лабиринт окраинных улочек.
   Теперь появились пешеходы, разбредавшиеся по квартирам с центральной площади. И там веселье уже шло к концу: пошатывались многие изрядно, но песен никто не горланил. Не хотели расходовать силы?
   Мы ухитрялись ни на кого не наткнуться. Так... второй поворот направо, второй поворот налево. Вот, последний раз свернем. И ветер задул, будь он неладен... Море близко, стоянка тоже. Сейчас и фонарь завиднеется. Брат тоже это почувствовал. Мы, не сговариваясь, пошли еще быстрее, тем паче смутных силуэтов на дороге не было.
   Однако раздался жизнерадостный голос сбоку.
   - Эй, парни, идите сюда! - Украинский акцент в девичьем призыве не ощущался. Курортницы? - Время подскажете?
   - Десять, - глянув на часы, бросил я. Никакого желания оказываться у незнакомого плетня не ощущалось. Вся жажда приключений за последние три дня улетучилась под воздействием голода и холода. Вечер все-таки... И вымотался же я! Пора и баиньки. Брат шагал себе дальше, я последовал его примеру. Тем временем от плетня раздался чей-то хриплый бас.
   - Вы чо, девушек уважить не хотите? Эй, боксеры! А ну-ка давайте сюда!
   Может, обладателя этого характерного голоса и выпил сильно, но это еще не давало ему права распоряжаться по-хозяйски.
   - Аборигены! - бросил брат на ходу. Я усмехнулся. Забавный выходит патриотизм. Не самим развлекаться, а местных барышень развлекать. Прямо новая концепция курортного отдыха! Однако меня ждет теплая (пока еще) постель, а никаких курортных романов в программе вечера уже не остается. Бас что-то неразборчивое гундосил нам вслед. Потом раздались неверные шаги, но на дорогу никто не вышел. Инцидент был исчерпан. Осталось только загадкой, почему воинственный местный житель принял нас за боксеров. Рост уж мог бы рассмотреть. Или тут какая-то особая поступь?
   Брат своей версии не предложил, только сплюнул на дорогу. А мне и вовсе не хотелось тратить силы на рассуждение. Показался наш лагерь...
   Последним звуком, который я услышал, падая на грязное одеяло в палатке, было уже привычное, но сегодня неожиданно громкое: "Давайте колбасить!" Но это вожделенное действо совершилось уже без меня, отлетевшего в страну снов...
  
   Циолковский практически не спал уже вторую неделю. Из Москвы прислали новое поручение, которое надлежало исполнить в срок. Иначе последствия могли быть самыми печальными...
   Человек в черном, который принес пакет, ничего не уточнял, но старый энтузиаст понимал, что за последствия имелись в виду. Он не был слепым, хотя зрение и сильно сдавало в последние годы. Циолковский помнил свой последний визит в Кремль и разговор с Бронштейном-Троцким:
   - Поймите, Константин Эдуардович, террор попросту необходим... Только мобилизация всех сил и ликвидация ложных элементов поможет трудящимся в кратчайшие сроки реализовать ваши проекты. Тогда просторы Вселенной откроются перед нами - и перед революцией. Вы, один из лучших представителей нашей интеллигенции, должны принять посильное участие... Поставить ваш ум, талант и опыт на службу массам!
   Циолковский тогда не спорил: ему оказывали почет, поддерживали его начинания, ему писали письма высшие чины. Теперь спорить было не с кем: Ленин мертв, Троцкий в бегах. Только безликие директивы, в которых так мало смысла. Вроде этой, последней: "Предлагается разработать карту звездного неба с учетом запросов новейшего времени; отказаться от устаревших названий и заменить их набором политически грамотных в кратчайшие сроки".
   Сначала Циолковский долго смотрел на бланк с директивой. Он мог понять этого безумца Беляева, придумавшего "Звезду КЭЦ". Но теперь... Убрать все, что накапливалось столетиями, оставшись с тем же небом и теми же звездами. Новые имена планетам, новые - созвездиям. Долой древних богов, массам нужны свои, пролетарские герои!
   Старик вторую ночь сидел над картой Луны. Вот хребет Первого Интернационала (звучит противно; понравится ли там...), вот горы Ильича, вот море Цеткин, вот...
   Карандаш в руке Циолковского замер, будто лишившись опоры. Так оно и было - в комнате погас свет; чего еще ожидать в эти печальные, голодные годы! Если бы не паек из обкома, что бы с ним было...
   Но теперь на смену неестественному, колеблющемуся желтому цвету доморощенной "лампочки Ильича" пришел другой - белый, недвижный, холодный. Свет Луны за окном... Было полнолуние, и даже полуслепой Циолковский видел (или ему так казалось) все детали лунной поверхности. Горы... Города... Моря... Там была вода, были берега и были люди... Циолковский знал, что это - одна из его бесконечных фантазий, которые он никогда не умел облекать в приемлемую литературную форму. И все же он - видел...
   Взгляд старика зацепился за какую-то смутно различимую тень на поверхности. Он прищурился, поправил пенсне, попытался разобраться в запутанном контуре. И узнал очертания места, которое недавно разглядывал на карте. Море, которому он не смог подобрать нового названия. Старое не было связано с режимом. Оно вообще не было связано... Оно просто было... И сам он стремился быть там.
   Старый мечтатель смотрел, видя поселения и их обитателей, видя двери домов и двери между мирами, видя странные здания и чудесные машины, видя картины и куртины, магазины и рестораны, тени и тайны - на берегах Моря Спокойствия. И впервые за долгие-долгие годы мучительного ожидания на его морщинистом печальном лице появилась улыбка...
  
   Я проснулся, как уже привык, от холода. Брат сопел в другом углу палатки. Это был, казалось, единственный звук, разрывавший бесконечный шум ветра. Затянутые вечером завязки ослабли; нижняя часть входного отверстия свободно болталась, колеблемая ветром. Я немного понаблюдал за этим бесконечным движением, потом вспомнил, что нужно уезжать. Попытка посмотреть на часы не принесла результата - подсветка почему-то отказывалась работать. Может, батарейки сели? Все одно придется выползать наружу... Я неохотно распахнул "врата" и выполз на свежий воздух. Потом аккуратно закрыл палатку - не хватало еще братцу простудиться. Он и так не отличается сильным здоровьем...
   На стоянке было куда светлее, чем в палатке. Однако ни людей, ни движения я не заметил. Только ветер трепал висевшие на веревках пакеты и одеяния да гонял пару клочков соломы по опустевшему пространству. Часы показывали четыре, но я почему-то усомнился, посмотрев вверх. Там ярко как никогда светила Луна. На поверхности выделялось лишь одно темное пятно - в нижней части слева. То же самое море? Или какое-то еще? Впрочем, какая разница...
   Я подошел к машине. Двери, разумеется, заперты, отца внутри не видно. Куда же он мог деться? Зарядку, что ли, делает... Нет, какие глупости - слишком темно и ветрено. Хотя легче спуститься и проверить. Я постучал на всякий случай в лобовое стекло, но никакой реакции изнутри не дождался. Впору самому заняться физическими упражнениями. Борясь с ветром и неуверенно нащупывая ногой ровные участки, я спустился к берегу.
   Здесь хотя бы можно услышать что-то, кроме воя ветра. Волны бились о каменистый пляж, будто хотели взять его штурмом. И было бы что брать! Отца я, разумеется, не увидел. Зато обнаружил, что ураган как будто прекратился. Может, внизу просто он не так заметен. Море, луна, но никакой романтики. Может, я и в самом деле где-то не там. Не то время, не то место и не тот человек. Я попробовал размять затекшие мышцы. Прошелся по берегу, рассчитывая, что отец совершает пробежку. Увы и ах! Никаких следов физкультурников-любителей. И вообще ничьих следов.
   Я остановился у линии прибоя и нагнулся к воде. Оказалось, она ничуть не холоднее воздуха. А учитывая, что на суше дул холодный ветер, все водоплавающие находились в привилегированном положении. Может, присоединиться к ним?
   Долго раздумывать не пришлось. Сыграла свою роль и темнота. Грязна вода или чиста - какая разница, если ночью все цвета и оттенки так относительны. В конце концов, искупаться перед отъездом все одно стоит. На прощанье... Все-таки целую неделю отдал этому местечку, будет что вспомнить. И потому, поеживаясь, я скинул свитер, кроссовки и тянучки, постоял в воде несколько секунд, но долго не выдержал и бросился навстречу прибою. Стоять на ветру было гораздо холоднее! А здесь я будто переместился из враждебной среды в нейтральную: прохладная вода, тишина и покой.
   Прибой оказался не таким уж сильным; несколько решительных гребков - и я преодолел его. Затем перевернулся на спину и начал лениво грести руками, продвигаясь неведомо куда. Звуки исчезли, даже ветер наконец пропал. Может, этого я и ждал? Может, меня прибьет к берегу, а может, унесет в открытое море... Нигде никаких огней, ни в поселке, ни на той стороне залива. Никаких ориентиров, никакой надежды, никакой помощи - и никаких связей, никакой обузы, никакого обмана. Только один источник света - призрачно-белая луна, удивительно круглая и уместная. Только одно темное пятно - неведомо зачем появившееся и неведомо что означающее. Ну, у меня будет возможность об этом подумать...
   Медленно работая руками, я плыл, забыв о времени, месте и о себе. Еще раз, еще и еще... Плыл и смотрел вверх. В одну точку...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"