Океан смотрит в душу
золотыми бликами на черных волнах. И твоими губами шепчет,
скрытыми за тремя слоями шерсти
с помпонами на кончиках пряжи, что я не туда попал,
вообще не туда,
потому что Рерихи на коньках
укатили по дорожкам из льда
в свою персональную нирвану, и если я думал, что она
в Гималаях, то ошибался;

она
на самом деле
в Сибуйе, между магазином модной одежды и входом
на станцию метро. Там еще, где-то недалеко, притаилась
кофейня вечной девы Саико, которая слушает
гитарные каверы
на имперский марш из Звездных Войн. Наверное еще и вороны,
что сидят на проводах
напротив
высматривают в бликах на окнах пыльных
тайные знаки забытых маршрутов, по которым ходили в юности
до океана
зимой, держась за руки, срастаясь кожей до мелкой дрожи,
черпая худыми ботинками холодный песок с кристаллами снега
и серого льда. Рерихи и не мечтали о Гималаях, потому что
смотрели Наруто, заедая тревогу кальмарами и запивая пивом
прямо на продавленном диване, на котором, в страшно уютной ложбине,
спит черный котик по вечерам. Интересно, где он бывает
днём? И почему на геймпаде царапины,
совпадающие с иероглифами, которые суть признание в любви
той,
которую не позовут пить пиво с Рерихами на диване
напротив панельного телевизора с наклейками по контуру, где в рекламные
паузы
показывают не новые съедобные товары, а искусственные цветы
с ароматом застоявшейся в вазе воды.

Рерихи всегда знали толк в этих тонких извращениях
в забытой людьми и богом кофейне. В ней всегда пусто и холодно,
как на берегу океана солёного,
что смотрит в душу бликами, отражающими
далёкой звезды свет,
и шепчет нарисованными на песке губами


привет.