Аннотация: "На страшном суде спрашивают за все. Даже за то, что ты только собирался сделать".
ПРАВЕДНИК ПОНЕВОЛЕ
Людей, переживших клиническую смерть, считают везунчиками. Далеко не каждому судьба дает шанс вернуться с того света. Юрий Голубев разделял эту точку зрения до тех пор, пока сам не узнал, что ад существует и на страшном суде спрашивают за все. Даже за то, что ты только задумал совершить.
Боль в груди казалась невыносимой: он чувствовал, что разряд тока поджаривает его сердце. Юрий то выныривал в жизнь, то снова проваливался в преисподнюю, где тысячи горелок синего пламени прожигали его тело от ступней до мозга. Голубев попробовал убежать, но огонь, словно разозлившись на непослушание, лишь изменил ритм: теперь тысячи стрел впивались в каждую точку тела. И вдруг все превратилось в огромный огненный шар, застрявший в груди.
Голубев открыл глаза.
- Не отпускайте меня туда! Не отпускайте! - закричал он.
Врач впервые видел пациента в таком ужасе. "Бог мой! Да что же он видит-то там?" - подумал хирург, но мысль тут же забылась.
Огонь усиливался, Голубев чувствовал, как обугливается тело, задыхался от запаха горелого мяса. И вдруг его окружили животные, похожие на огромных крыс с мордой свиньи и длинным голым хвостом. И эти розовые крысы-свиньи, не боящиеся огня, смачно откусывали по куску его тела с разных сторон. И этой пытке не было конца: его плоть казалась бесконечной, и Юрий только молился, чтобы животные не добрались до сердца.
- Помогите мне! Помогите! Верните меня! - когда Голубев увидел перед собой внимательные глаза врача, у него появилась надежда, что бог окажется милосерден к нему и больше не отпустит его туда.
Розовые животные исчезли, Юрий оказался в кольце змей, они обвивали его клубком, мешая дышать; одна из них, с высунутым острым язычком, приближалась ко рту, словно хотела поцеловать. Мужчина отворачивался, задерживал дыхание до тех пор, пока губы не открылись помимо его воли. Жаркий горячий воздух ворвался внутрь вместе с гибким телом змеи.
Голубев пришел в себя в палате: зеленоватые стены, белый потолок, дневной свет. Юрий осторожно повернул голову и, увидев задремавшую на стуле жену, закрыл глаза. Он боялся встретиться с ней взглядом. Ему казалось, что только у его Ирины такие глаза, которые все понимают и прощают. В них нет осуждения, словно она заранее решила взять на себя испытание быть его женой. Иногда он с трудом сдерживался, чтобы не бросить ей в лицо, что давно не любит ее, что живет с ней только из-за дочери. И еще - это трудно объяснить - но и из жалости тоже, потому что не может представить, чтобы она также ждала кого-то еще. Юрий не сомневался: любой мужчина будет ей изменять, потому что страшно жить с человеком, который кладет свою жизнь ковриком под твои ноги. Я здесь, я твоя, я не могу без тебя. Я прощу, чтобы ты не сделал. Я люблю, несмотря ни на что.
Юрий отвлекся, вспомнив недавно случившееся. Так, значит, он побывал на том свете. Лестница со ступеньками его грехов и отчет по каждому. Тридцать пять лет не так уж и мало. Наслаждаясь жизнью, стараешься не думать кому ты сделал плохо.
Но огонь в том аду был ужасен, даже сейчас ему казалось, что тело болит от ожогов. И все эти крысы, змеи. Юрий с трудом сдержал стон. Ладно-ладно. Можно согласиться и отвечать за то, что ты сделал, но за то, что только еще было в мыслях...
Он же ведь даже не подписал разрешение на ввоз этого лекарства. Лишь задумался над тем, как это можно осуществить. Еще все можно отыграть назад. И дать отворот-поворот проныре Вадику. Юрию так и слышался насмешливый голос приятеля.
- Ты крепко подумай над моим предложением, старик. Это тот самый случай, которого ждет каждый из нас, да только не каждому он предоставляется. Посмотри на себя - тебе скоро сорок, а что ты видел? Дешевых шлюх, дурочку-жену, да восьмичасовой рабочий день. А с такими бабулечками, которые ты будешь иметь, можно весь мир послать к черту. А всего лишь надо подпись поставить и пропуск в другую жизнь тебе обеспечен.
Послать к черту Голубеву хотелось прежде всего этого маленького очкастого человечка с кривыми передними зубами за то, что он озвучил те мысли, которые все чаще и чаще крутились в голове, надоедая своей навязчивостью. Ведь так и казалось, что жизнь заканчивается: и краски померкли, и желаний поубавилось.
А потом случайное знакомство: взгляд задорных глаз, и он сложил к ее загорелым ногам свои тридцать пять лет и понял, что сам готов превратиться в коврик.
Ах, Светка - Светочка, лишь с ней возвращалась молодость, смех ни о чем и секс, где придется. И с женой-то - с ней тоже приходилось в постель ложиться, - он вспоминал Светкины крепкие грудки с розовыми затвердевшими от желания сосками. И тут только не открывать глаз, чтобы не видеть стареющее тело рядом, чтобы забыть о годах. Обмануть ее, обмануться самому. А что делать? Жить-то надо.
Светлана - девочка цепкая, как узнала, сразу ухватилась за предложение Вадика. Легла, прижалась котенком, куснула Юрия за ушко.
- Милый, а как хорошо нам будет, если ты будешь богатым. Купишь мне норковую шубку и по колечку на каждый пальчик. А еще мы поедем путешествовать. И весь мир будет у наших ног.
Мужчина зарылся в облачко ее волос, накрутил на палец волнистую прядь, вдохнул чарующий запах молодости: она так говорит, потому что не знает о последствиях. Надо ей рассказать, и тогда он поймет цену этому богатству. Он откашлялся и осторожно начал.
- Человек, который будет принимать это лекарство, получит лишь кратковременное облегчение, через полгода начнется отмирание мозга, через пару лет он превратится в растение. Уже есть подтверждения, красвоген запретили во многих странах, - Голубев внимательно смотрел на нее, ожидая реакции.
- Ты говорил лекарство очень дорогое и купить его смогут только богатые?
- Да красвоген не для бедных. Еще будет капать процент с реализации каждой упаковки, - зачем-то добавил он.
- Не думай об этом. Деньги в нашей стране честно заработать невозможно. Так что можешь считать это возмездием.
- А дети?
- И да падут грехи родителей на детей. Может ты и есть тот, кто должен их наказать за богатство? Почему мы должны думать о тех, кто делает на нас деньги. Сделай это ради меня, я так устала быть бедной. - Голубев молчал. Светлана приподнялась на локте, с вызовом посмотрела на него: - Ведь ты же хочешь, чтобы я любила тебя?
В тот день она его почти уговорила. Дома, глядя на суетящуюся у плиты Ирину, Юрия неприятно кольнула мысль: жена сказала бы, что он сошел с ума. Вся ее жизнь была для других: вот и пользовались этим и ее родители, и подруги, ну и он сам, конечно. Его знакомые называли ее святой. А со святыми жизнь становится в тягость. Постоянно ощущать себя существом второго сорта нелегко. Его так и сводили с ума ее глубокие глаза, которые, казалось, говорили, знаю, какая ты дрянь, но не могу не оправдывать тебя, потому что люблю.
Света ни разу не появилась в больнице, отмахнулась от упреков: " боялась, что с женой встречусь". Он звонил ей сам, но каждый раз она говорила, что занята, а из трубки доносился чей-то веселый смех. Тогда и защемило в груди: сколько еще он сможет ее удерживать?
Он позвонил Светлане сразу, как его выписали из больницы. В голове еще стоял туман от лекарств, но в теле уже пробуждалось желание почувствовать ее руки, губы. Он придумал оправдание для Ирины, она только кивнула: "будь осторожен". Как он ненавидел ее эти слова: "будь осторожен и береги себя". Как она не понимает, что он жить хочет сейчас и ему наплевать, что будет потом. И вдруг Голубев почувствовал легкий укус в ногу, опустил глаза вниз и увидел маленькую крыску-свинью. Она тут же исчезла, словно растворилась в воздухе. "Глюк, наверно", - подумал Юрий, потирая ногу.
Светка открыла дверь квартиры в кружевном черном пеньюаре на голое тело. Юрий схватил ее в объятия, впился в губы. Как же он соскучился. Он не сможет отказаться от нее, что бы ни случилось.
- Хочу тебя! Хочу! - зашептал он ей на ухо.
Кружево упало на пол, с рубашки отлетела пуговица: не разжимая объятий, они опустились на холодящую тело шелковую простыню. И вдруг Юрий увидел черную змею, спускающуюся по шее девушки. Он отпрянул, не в силах вымолвить ни слова. Темно-зеленая тварь продвинулась по ложбинке и обвила кольцом правую грудь.
Юрий вскрикнул и попытался схватить змею. Перепуганная его возгласом и исказившимся выражением лица девушка отталкивала его руки. Через несколько мгновений вся кровать кишела змеями, а одна из них свисала из прелестного ротика девушки, который он только что целовал.
Ничего не объясняя и стараясь не смотреть в сторону любовницы, Голубев натянул брюки и, похватав одежду, выскочил из квартиры. В подъезде, пахнущим кошками и мусоропроводом, поганых тварей не наблюдалось. Он быстро оделся и, пошатываясь, добрел до припаркованной во дворе машины. Подумал, надо позвонить Свете, что-то объяснить, но при одной мысли о губах девушки к горлу подкатилась тошнота, и он понял, что больше никогда не сможет ее поцеловать.
Теперь, когда из его жизни исчезла Света, Юрию еще больше захотелось новых ощущений. Трубка телефона, когда Юрий набирал номер Вадима, чтобы договориться о встрече, казалась раскаленной, ладонь вспотела. Пока добирался до кафе, почувствовал себя больным.
- Ну что ж, рад видеть тебя! - Вадик поднялся ему на встречу из-за столика. - М-м-м, - он скользнул взглядом по Юрию и с деланным сочувствием заметил: - выглядишь ты плохо после больницы. Тебе бы сейчас на острова, загорел бы, поправился. - И тут же ухмыльнулся: - Видишь, а ты мне не верил, что жизнь коротка. Ну и как там на том свете? Правда ли, что так хорошо, что и возвращаться не хочется?
- Давай ближе к делу, - попросил он Вадика запекшимися губами, снимая пиджак и ослабляя узел галстука. Юрию было жарко, даже удобные разношенные ботинки начали жать, словно усохли на два размера. Пол под его ногами становился все горячей и горячей, словно был с подогревом.
- Тебе жарко, да? - проявил заботу Вадик. - Эй, официанты, включите кондиционер. - Так вот, Юрий, на самом деле хорошо, что ты потянул время. Наш заказчик готов увеличить сумму, только бы найти рынок сбыта в России. Его единственная надежда на нас. Проклятые капиталисты уже отказались от красвогена, он теряет деньги.
Юрий закрыл рот рукой, чтобы не закричать. На его глазах симпатичная девушка- официантка превратилась в крысиное чудовище. В руках у него был поднос, и оно, ловко перебирая лапами, приближалось к их столику.
- Что с ней? Смотри! - Юрий схватил Вадика за руку и ткнул пальцем в официантку. - Она крыса, крыса! - пораженная девушка с убранными под шапочку волосами застыла, не доходя до столика.
- Что вы себе позволяете?! - возмутилась она, придя в себя.
Крысиная морда превратилась в свиную, Голубев подскочил к девушке и стал отталкивать ее от столика.
- Нет, ты не крыса, ты свинья. Свинья. И ты не укусишь меня на этот раз! Убирайся! Вон! Вон!
Девушка выронила поднос, стаканы звякнули об кафель. К их столику подбежал охранник. Вадим, сунув ему купюру, поспешно вывел Голубева из кафе.
- Старик, ты совсем умом тронулся?! Чего ты к ней пристал? Она, конечно, не красавица, но зачем обзываться-то? Нервы у тебя совсем расшалились. Хорошо ведь сидели. Ну что теперь делать? Давай так: я пришлю тебе документы, ты посмотришь, а я тебе наберу через пару дней...
Закончить он не успел, Юрий, видя, как голова Вадика превращается в крысиную, отчаянно замахал руками и побежал, не разбирая дороги, в противоположную сторону.
Покрутив пальцем у виска, Вадик направился к метро, решив, что больше не будет связываться с этим сумасшедшим.
Дверь Ирине открыла женщина средних лет. Черные, разделенные пробором, волосы собраны в узел, в ушах длинные серьги. Не ответив на приветствие, она провела гостью в комнату и кивком головы указала на кресло.
Пальцы Ирины дрожали, когда она доставала из сумки заранее приготовленный конверт.
- Возьмите, - прошептала Голубева и вдруг, спрятав лицо в маленьких ладонях, заплакала.
- Да что с тобой? - нервно произнесла гадалка, заглядывая в конверт и поспешно пряча его в ящик стола. - Я же все выполнила, как ты просила. Даже денег с тебя не брала заранее. И раз ты здесь, значит, все получилось. Твой муж больше не встречается с той женщиной?
- Нет.
- Вечерами дома сидит?
- Дома.
- Так что ты хочешь?
- Я вас не обвиняю, Власта. Вы все сделали, как я просила. Но не могу я теперь на него смотреть. Переменился он. Вижу жизнь ему не мила. Словно... словно, - она подняла серые глаза на женщину, в которых отразилась такая печаль, что гадалка вздрогнула, - словно душу из него вынули. И еще я хотела спросить: зачем вы этот несчастный случай - когда на него с ножом напали - подстроили? Неужели нельзя было как-то по-другому? Он же ведь в реанимацию попал.
Власта взяла сигарету, прикурила.
- Послушай, чего тебе еще? Ты сделала заказ, заказ выполнен. Ты смотри глубже: муж жив, сидит дома, ремонт делает.
- Откуда вы знаете? - подпрыгнула Ирина.
- Знаю даже, что стал более внимательным. В зоопарк дочь водил.
- В театр.
- Ну, в театр. Так какого же ... тебе еще надо, а? Иди домой и радуйся. Уверяю тебя: он в жизни больше ни одну бабу не взглянет.
Ирина вся подалась вперед:
- Пожалуйста, верните все назад. Пусть лучше гуляет, я уж потерплю.
- Вернуть не получится! Я вам честно скажу, когда расклад увидела, мне страшно стало. Знали бы вы, что ему было суждено, если бы не это происшествие в подъезде, вы бы только радовались.
- И что это?
- Загубил бы много жизней других людей из-за той своей полюбовницы. А расплачивалась бы за грехи эти его дочь. То есть ваша.
- Наша Катя? - побледнела Ирина.
- Да, ваша Катя. Иди домой, женщина, меня люди ждут.
Ирина не помнила, как пришла домой. Юрий в халате лежал на диване перед телевизором. Домашний, тихий, любимый. Она поцеловала его в висок. Неужели он и, правда, собирался сделать что-то ужасное? Или гадалка соврала? В любом случае возврата к прошлому нет, и придется ей жить с мыслью, что она сотворила.
Из кухни выбежала Катя в фартуке, лицо мукой перепачкано, щечки раскраснелись. Глядя на дочь, у Ирины защемило сердце. Господи, так спасла она или погубила? Как жить-то теперь? Уж лучше бы она не вмешивалась. Они бы с Катей ждали его, готовили бы ужин.
- Пап, мам, ужин готов! Сегодня я буду кормить вас лазанией. Давайте же мойте руки! Мам, да что с тобой сегодня?
- Ничего, просто устала, - еле выдавила из себя Ирина и потащилась в ванную.
За ужином Ирина переводила глаза с одного родного лица на другое. Если бы ей выбирать, кому из них двоих жить, кого бы она выбрала? Ответ пришел сразу: дочь. Ради нее она и пошла к Власте, купилась на обещание "вернуть мужа в семью". Значит, все правильно. Но почему же тогда, так тошно?