На лбу и висках Юнемиш выступили крупные капли пота. Становилось совсем невмоготу, и она позволила себе, свесивши вниз голову с широкой скамьи, негромко охнуть. Вокруг было не продохнуть от горячего пара, щекотавшего нос и нёбо острым запахом каких-то веточек с багровыми почками, подброшенных вправщиком в котелок водяной бани. Сам пожилой костоправ, сидя верхом на лежащей вниз лицом обнажённой девушке, уверенными движениями отрывисто надавливал ей на поясницу. В конце-концов раздался щелчок и тут же ещё один. Бодро спрыгнув с девичьих бёдер, мужичок зачерпнул вязкую бурду вишнёвого цвета из стоящей рядом кадки и стал растирать ею низ спины Юн:
- Это никуда не годится. Тебя приводят второй раз за такой короткий срок. Связки совсем не держат позвонки.
Старшая Збро всё же нашла в себе силы на несколько кивков согласия головой.
- Ты ж должна постоянно носить на пояснице плотно перетянутый шерстяной платок и ни в коем случае не перемерзать. Когда тебя привели перед этим, то у тебя было самое настоящее воспаление крестца. Ты помнишь, что я тебе говорил тогда? Теперь-то я уж точно вижу, что ты давненько не в порядке. Может всё ж детстве или девичестве как-то покалечилась?
- Не припоминаю, дедушка Илья.
Дед был низковат для мужчины - одного роста с Юн, сухощав, коротко обстрижен, руки его пересекали вздувшиеся борозды вен, прожилки проступали то там, то тут при каждом его движении. Однако ж, несмотря на неопределённый возраст, он не растерял подвижность и силу, каким-то чудесным образом проседь только едва-едва коснулась его соломенных волос. Единственное, чего не удалось пожилому целителю - так это сохранить зубы в целости и сохранности. Нижняя челюсть уже по-старчески усохла и скукожилась. Илья, по его словам, осел в Чёсичаа давным-давно, задолго до Затмения. Он помнил ещё голубое небо и белоснежные облака - те цвета, которые Юнемиш в детстве часто пыталась себе представить, сидя на закате на крыше родительского дома и подолгу всматриваясь вверх. Получалось не очень-то.
Вправщик звонко хлопнул девушку по растёртому боку:
- Одевайся, - и начал опускать вниз закатанные до колен свободные штанины.
Старшая Збро осторожно, опасаясь сделать лишнее движение, уселась на скамье, поймала рубаху и длинную юбку, которые дедушка Илья снял с крючка и бросил больной.
- Может подёргивать в паху и пояснице до вечера. Я тебе так скажу: мои старания твою спину не выправят. Ты ещё поскачешь, долго ли коротко, но ждут тебя, ой же ждут столичные врачеватели из заведения Храдмирея Благого, если ты хочешь полностью оправиться. Как бы ни пришлось резать, а если уж так, то ложиться под нож стоит только в тамошних палатах. Они знают в таком толк.
- Плохие новости, деда, плохие, - отозвалась Юнемиш, натягивая на себя исподнее.
- Побережёшься сейчас - так до самого следующего Урожая не вспомнишь о своей спине. А пока что - никаких лошадей, резко не пригибаться, не наклоняться, чтоб даже ни малейшей тряски, а иначе враз всё повылетит, - Илья подставил локоть для опоры, глядя на всё ещё скованные движения девушки.
Храдмирей сидел на скамье в комнате, которую вправщик приспособил под место, где сопровождающие покалеченных, сирых и убогих могли ждать окончания приёма, и снова, как совсем недавно, рассматривал большой тканый настенный ковёр. На нём аккуратными, точно отмеренными стежками разворачивалась старая, как сам мир, история: появление где-то на бесконечно далёких южных вечно заснеженных равнинах трёх первых грайцов. Если до этого немытые и ряженные в козлиные шкуры обитатели кочевых стойбищ, оказавшихся поблизости, и задумывались о музыке, то это случалось лишь во время ритуалов задабривания вечно голодных и злопамятных Хозяев Просторов, Озёр и Неба и сопутствующих им празднеств. Наиболее сметливые дикари брали в руки грубые свистелки, бубны из кожи менее удачливых представителей враждебных соседних племён и гортанно дули в трубы высотой в людской рост, выдолбленные из удивительно податливого и легчайшего небесного камня. Этими нечеловеческими завываниями под мерное прихлопывание ладонями музыкальная культура тамошних обитателей и ограничивалась, пока однажды, как говорят сказители, во время самого сильного за всю известную историю звездопада, с южного ледяного панциря не спустились трое грайцов.
Имён их не сохранилось, если они себя и называли как-то. Видом были пришедшие странны, говорили с большим трудом, но проявляли дружелюбие и в поведении выказывали доброжелательность. У одного руки имели по десять пальцев каждая, а на голове был нарост в виде торчащего наполовину крохотного человечка с вечно улыбчивым лицом; вторая - ниже пояса являла собой мохнатого зверя с длинными когтями и плоским хвостом лопатою, когда же выше была белокурой девой во всём прекрасной; о третьем и вовсе сказать что-либо не так-то просто, потому как веяло от него вечно душистой солью, кожа его будто зеркало всё отражала, а на месте живота зияла светящаяся синим дыра, в безмерной глубине которой, если как следует заглянуть да всмотреться, можно было разглядеть что-то огромное, смутно различимое, перекрученное и извивающееся подобно змеиным очертаниям.
Пришлые принесли с собой инструменты: троящуюся трубу со множеством отверстий, рамку с натянутыми струнами внутри неё и шары, наполненные чем-то сыпучим и соединённые лентой между собой. На все вопросы о том, откуда они, игрецы отвечали, что обрушились с неба, разбившись на три части, а до этого были одним целым с кольцом из камня, льда и железа, опоясывающим весь мир, паря где-то между небом и звёздами. Люди в козьих шкурах мало что из этого поняли, но больше задавать вопросов не стали. Незнакомцы с помощью своей музыки сотворили несколько чудес, чем завоевали всеобщее уважение, после чего всё что ни попадя отражающий господарь и господарь, которому трудно найти перчатки и шапку ушли на запад и восток. Белоголовая же надолго осталась на равнинах и передала нескольким особо способным кочевникам своё искусство, а ещё обучила основам музыкальной грамоты. Потом исчезла и она. Со временем грайцов становилось всё больше и больше, кто посильней, кто послабей, одни развивали искусство в строгом соответствии заветам Ниспавшей Тройки, другие же добавляли что-либо от себя. Музыкальные традиции, перемешиваясь, растекались во все стороны: от ритуальных кострищ диких племён к высокогорьям, где мостились походные шатры выгонщиков низкорослых лошадок; от крохотных деревенек, прилепившихся к промозглым утёсам под самыми облаками, к городским каналам и торговым междурядьям многоэтажных ярусов столицы великой заозёрной державы Озбек-бааз-Таджт - крепости под названием Хразмгндаганд.
Откуда-то из тех краёв давным-давно в стремительно тогда расширявшийся на юг Старый Забейг, переплыв безбрежный и неописуемо чистый Непохт, и причалило судно с маленьким лысым плосколицым человечком в оранжевом капюшоне и алых свободных юбках. Прибывший заозёрец позже стал известен, как Бахтияр. Бахтияр-Самый-Первый-На-Свете-Граец, что, конечно же, было немалым преувеличением, если же, не сказать, чистым враньём. Но для забейгцев, которые впервые столкнулись со столь необъяснимыми чудесами, это не имело никакого значения. Именно от Бахтияра, за внушительную плату нанявшемуся в услужение к правителю страны и впоследствии основавшему во Сне Пращуров первое заведение, где обучали искусству игры, и берёт своё начало весь род забейгских музыкантов-грайцов.
Храдмирей относился к этой легенде с изрядной долей неверия и мысленно (а порой и не скрывая) усмехался, когда сталкивался с её отголосками. Как белый свет ясно, что все эти описания звероногих дев и зеркальных фигур - это не в меру разошедшиеся выдумки козлошкурых кочевников, которые в очередной раз закусили своим ядовитым мхом во время язычьих плясок, после чего чудится невесть что. Да и личность самого Бахтияра вызывала разногласия и слыла противоречивой, потому как по словам одних получалось, что это один из легендарных героев старины, которого и обсуждать-то нечего, а вот у других выходило, что старикашка был мерзок характером более чем некуда и, особо того не тая, в первейшую очередь зашибал себе побольше драгоценных бирюзы и сини, да ещё и высоким своим положением не брезговал пользоваться в личных интересах.
Как бы там ни было, но всё это было надёжно укрыто густым туманом прошедших времён и разобраться в упомянутых событиях было не проще, чем выяснить внезапно пришедшему в себя на ступеньках питейного дома заядлому любителю чего покрепче, кто же оставил у него на спине и заднице отпечатки сапожных подошв и уволок его меховой жилет, в потайном кармашке которого было ещё чуть-чуть припрятано на страшненькую легкодоступную бабёшку.
Отворилась дверь, и вместе с клубами щиплющего нос и глаза пара появилась румяная Юнемиш и поддерживающий её под локоток вправщик. Храдмирей немедля поднялся на ноги и подхватил сестру с другой стороны.
- Не колотись ты так, - с облегчением втянув в себя свежий воздух, успокаивающе шепнула ему девушка.
- Я ей всё как следует растолковал: чего беречься, как спину держать и чем растираться, - сообщил Хро дед Илья, выглядывая снизу из-за девичьего плеча.
- Спасибо вам, - отводя голову назад, чтобы видеть лицо спасителя сестры, поблагодарил младший Збро.
Дойдя мелкими шажками до входной двери, дед полностью передал подопечную во власть её родственника. Забравшись свободной рукой в карман штанов, юноша достал оттуда, позвякивая, горсть поблёскивающих тёмно-бирюзовых полых цилиндров с изображением печати правящего рода - двуручного меча скрещенного с молотом рудокопов, которые были прислонены к цеховой наковальне.
- С вами было приятно иметь дело, - игрец высыпал оплату в сложенные "лодочкой" ладони целителя.
- Так-то оно так, но лучше бы нам больше не видеться по таким поводам, - заметил дедушка Илья.
Храдмирей понимающе кивнул головой, помогая Юнемиш попасть в рукав длинной подбитой мехом куртки.
После того, как входная дверь закрылась, и за ней стихли шаги молодой пары, костоправ присел на край подоконника и ещё некоторое время пристально смотрел на пол, на то место, где только что стояли музыканты, водя костяшками пальцев по кадыку.
Збро медленно шагали по запруженным людьми улицам. Ночами уже чуть подмораживало, но снега не было и в помине. Владельцы лавок, гостевых дворов, обитатели жилых домов и хозяйственники государственных учреждений, перед которыми росли хоть какие-то деревья, стоя на скамьях, приподнимаясь на цыпочках на стремянках и лесенках, повязывали на стволы и наматывали на голые ветви вычурные праздничные ленты. Рядом мужики гремели стеклом в перетаскиваемых ящиках, припозднившиеся с приготовлениями горожанки спешили с набитыми снедью плетёнками и сетками в свои пропитанные паром кухни. Кто-то предлагал кому-то кусок чудеснейшей телячьей вырезки всего за две трети цены, в окнах второго этажа солидного дома скрипучий мужской голос понукал "вымести и вот тут, да как следует, а то хворостина мигом образумит", необъятная бабища целенаправленно тянула за собою верещащего отпрыска, который требовал "тот смородиновый леденечик", две девчушки, которые мечтательно брели даже ещё медленней покалеченной Юнемиш и намертво привязанного к ней Хро, обсуждали подозрительное приглашение одной из них от некоего Оря встретиться за городскими стенами, когда стемнеет. Над входом корчмы, расположившейся на пути следования брата и сестры, брюхатый толстяк, шумно сопящий забитым носом, с прытким мальчонкой на подхвате вывешивали длинное яркое полотнище, на котором белым по синему большими буквами значилось: "ЗАХОДИ ГОСТЬ ДОРОГОЙ! ДРУГА ПРИХВАТИ С СОБОЙ! ЗА НАШ СЧЁТ ЗАКУСКА ВСЯ! РАЗГУЛЯЙСЯ! РАЗВЛИКАЙСЯ!"
Впрочем, некоторые ответственные и заблаговременно подготовившиеся забейгцы уже справляли праздник, ни в чём себе не отказывая. Один раз игрецам пришлось уступить дорогу не в меру крикливой изрядно поддатой компании, один из участников которой, серьёзно вихляя, таки врезался Храдмирею в плечо, однако тут же извинился перед "браткой" и, похлопав по плечу, пожелал "доброй Славны долгожданной".
- Вот же шелудивые, - отрезал Хро, когда группа исчезла в одном из проулков.
- И всё же он, на удивление, был весьма любезен. Я бы не злилась так на твоём месте, - крепче прижалась к плечу парня Юнемиш.
- Так значит, мы сорвёмся с места ещё нескоро. Верно?
- Ну... Если ты не хочешь, чтобы твоя сестричка переломилась напополам, то ещё подзадержимся.
- Совсем плохо дело?
- Почему же. Нет. Нет-нет. Дедушка, пусть будут благословенны его руки, сложил меня, и всё что теперь нужно - хорошенько отлежаться. Никаких плясок, голых поясниц, лошадей. А спать - только на твёрдом. Вот вышние силы и щёлкнули меня по носу за мои прегрешения, - с сожалением вздохнула девушка, провожая взглядом очередной дорого выглядящий питейный дом, с огромными дымчато-синеватыми окнами, за которыми помощники управителя помогали расставлять длинные столы и скамьи, освобождая посередине пространство для желающих дать себе волю этим вечером.
- Не раскисай. С такими накоплениями, как у нас, я обеспечу тебе лучших врачевателей, какие только есть во всей стране. Может, даже наведаемся в столице к Болтабаю из заозёрья. Говорят, что для него нет ничего невозможного, будто бы там вся знать перебывала уже. Мода у них сейчас такая пошла. А он и червей каких-то целебных на людей выкладывает, когда с кровью непорядок, и иглы в холку и за уши втыкает, если голова мучает, и льёт расплавленные соты каких-то диковинных жуков на грудь при мокром кашле. Думаю, и на твой случай у него что-то да найдётся.
- У таких, как он, на что угодно способ излечения найдётся. За свою плату. Сколько бирюзы с синью ты снял на руки в доходном доме по бумагам Шомолецкого?
- Ровно столько, сколько нужно, чтобы не представлять собою лакомый кусок для всяких охочих до чужого добра проходимцев. Да и где на этих окраинах тратиться-то? По пути домой у нас ещё, столичные подданства, Рурстажку. Через Куёк можно небольшой крюк сделать. Там-то и скупимся, если тебе так угодно. А оставшиеся суммы снимем поближе к Вершинам.
- Да я просто спросила. Письмо Ае отправил?
- Как только приехали сюда.
Брат с сестрой остановились, давая проезд повозке, груженной вывозимым мусором, которая оставляла за собой след из опавших, растерявших всю свою живописность листьев, по чуть ссыпавшихся с горы тряпья и истлевших от времени щепок.
- Знаешь, я и не раскисаю. Выйдем сегодня вечером посмотреть на горожан, на праздник?
- Юне...
- Я всего-навсего имею желание выбраться сегодня вечером из опостылевших, затхлых стен. Я рассчитывала на винную ягоду с мятой, шелка и прочие приятные способы прожигания жизни, а провалялась, тихонечко поскуливая, взмокшая и с куском раскалённого железа, загнанного где-то между позвонками. Как бы мне ни хотелось, но ты не найдёшь меня на коленях у какого-нибудь красавца за распитием чего погорячительней, не наткнёшься на меня отплясывающей на столе в "Крысином хвосте". Ты возьмёшь меня за ручку, и мы поковыляем с тобой, загодя обходя все достойные внимания места, как можно дальше, чтоб не теребить лишний раз мою мятущуюся душу. Это будет прогулка и только.
- Как раз сейчас я не отказался бы взглянуть на тебя, отбивающую дробь каблуками верхом на столе на пару с каким-нибудь симпатягой, - вздохнул Хро.
- А чтобы это произошло пораньше, мне нужны лишь положительные переживания и благожелательное состояние духа. И именно поэтому вечером всё будет так, как я попросила, - завершая восхождение по входным ступенькам гостевого двора, где они остановились, торжественно объявила Юнемиш.
Отворилась дверь и слащавого вида юноша с распущенными волнистыми светлыми волосами по плечо в наброшенной холёной шубейке, повернув голову и прощаясь со своим собеседником внутри здания, и, конечно же, не видя, куда ступает его нога, чуть было не снёс старшую Збро с лестницы. Несчастье было предотвращено решительно выставленной вперёд рукой Храдмирея:
- На шелудивых уже поглядели. Теперь пришёл черёд шебушного?
Утончённый мальчик обескуражено ослепительно улыбнулся и тонким голоском, не сводя со стоящей ступенькой ниже девушки оценивающего взгляда, извинился хорошо поставленным, благородным языком. После чего проскользнул между братом и сестрой и оказался на твёрдой земле.
- Доброй Славны! - помахала ему вслед музыкантша.
Парень, пятясь задом, учтиво поклонился, после чего развернулся и исчез за воротами.
- И тебе доброй Славны, Храдмирейка, - с невиннейшим видом похлопала по животу своего брата Юнемиш. - Нос раскраснелся от свирепства или от морозца? Пойдём-ка. Налью тебе горячего молока с пшеничной, маслом и мёдом - уж эта вещь избавит тебя и от того и от другого махом.
Защищено авторским правом. Все права защищены. Текст защищен авторским правом и прочими положениями о защите интеллектуальной собственности. Данный текст в целом, а также его отдельные части не могут копироваться с целью коммерческого использования или распространения, редактироваться или публиковаться на любых других интернет-ресурсах без предварительного согласования с автором данного текста.