Аннотация: Смех и слезы. Критические воспоминания о работе ракетного проектанта.
Террариум
1. Интродукция
Предполагаю, что когда-то это было замечательное место. Высокий лесистый берег Москвы-реки, плавно понижаясь, переходил в Филевскую пойму с ее заливными лугами. В развесистых кронах вековых лип и дубов находили себе приют певчие птицы, а в плавнях поймы гнездились птицы водоплавающие. С крутого обрыва открывался живописный вид на противоположный берег с расположенной там мирной деревушкой Нижние Мневники, а где-то вдали виднелись купола Кунцевского храма.
А потом все вдруг резко переменилось.
В этом месте построили Террариум.
И вместо лип и дубов, которые своим легким шелестом приносили умиротворение гуляющим барским детям, выросло нагромождение кирпичных и железных труб, отвратительных бараков и чудовищных ангаров, вид которых был призван вдохновлять обитателей Террариума на создание немыслимых порождений извращенного разума, лукаво именовавшихся изделиями.
А потом прошло еще сколько-то десятков лет, и по окончании института в Проектный Центр болезненно напряженный мозг Террариума распределили меня. И я влился в многотысячную армию дармоедов, которые изо дня в день размышляли над тем, как бы понадежнее истребить жителей Северо-Американских Соединенных Штатов, как бы побольше вывалить на их территорию всякой радиоактивной гадости, и как бы половчее обхитрить такую же армию североамериканских дармоедов из Локхида, Боинга и Мартин-Мариетты.
Надо сказать, что армия наших отечественных дармоедов была далеко не однородна и делилась, пожалуй, на 4 большие категории.
Первую категорию составляли люди, которые работали в Террариуме просто потому, что не могли не работать. Они так привыкли за много лет. В незапамятные времена они создали целую кучу замечательных изделий, составлявших красу и гордость, и с тех пор продолжали свою работу с упорством вечного двигателя. Они не замечали или не хотели замечать, что в некоторых подразделениях последнее реально летающее изделие было сделано пятнадцать, двадцать, а то и двадцать пять лет назад! Все последующие разработки в корзину. Если бы этим людям не платили зарплату, они бы точно так же ходили на работу с точностью часового механизма, и с тем же энтузиазмом наполняли плодами своей научно-технической мысли все новые и новые мусорные корзины. Они работали, не обращая внимание на окружающих. Если бы вдруг Террариум остановился, они бы умерли в тот же день, неразрывно связанные с ним многолетней пуповиной. Если бы все эти люди умерли в один день, остановился бы Террариум.
Ко второй категории относилось странное сообщество индивидуумов, которые всерьез надеялись добиться какого-то жизненного (или, что еще смешнее, финансового) успеха на ниве проектирования ракетно-космической техники. Тоталитарная империя доживала последние годы, полки магазинов зияли пустотой, рушилась Берлинская стена а эти люди с удвоенным рвением придумывали изощренные способы уничтожения американской орбитальной группировки в надежде получить лишнюю двадцатку к квартальной премии. Эти люди были существенно опаснее первой категории, так как не только работали сами, но и пытались заставить работать остальных, которым это было чуждо.
Третья категория состояла из людей, которые все знали, все понимали, и даже многое умели, но совсем не хотели. Они называли себя нормальными людьми, и я соглашусь с этим определением. Бессмысленность всей деятельности Террариума была им совершенно очевидна, смехотворность системы в целом не вызывала у них никаких сомнений. И лишь только генетическая лень и некоторая инертность мышления были виной тому, что такие люди продолжали ежедневно посещать Террариум. Именно к этой категории относились в Террариуме наиболее яркие экземпляры человеческой породы, именно про них мне приятнее всего вспоминать, и именно они будут основными героями последующих глав. Среди нормальных людей считалось зазорным и предосудительным заниматься производственной деятельностью. Нормальные люди снисходительно, хотя и не без уважения, относились к представителям первой категории сотрудников, и на дух не переносили представителей второй категории, издеваясь над ними всевозможными способами. За время моей работы ряды нормальных людей таяли на глазах, они увольнялись в кооперативы и на вольные хлеба, и к моменту моего собственного увольнения количество нормальных людей уже опускалось к критической отметке.
И, наконец, четвертая категория. Это так называемые молодые специалисты люди, по трагическому недоразумению оказавшиеся в лапах Террариума и обреченные на безрадостное существование в его стенах в течение трех лет. Со временем представители этой категории должны были плавно перетечь в одну из трех первых категорий либо вообще покинуть замкнутое пространство Террариума, чего они в большинстве своем страстно желали.
Впрочем, я запамятовал. Были еще в Террариуме гуманоиды, которых ни в какую категорию не отнесешь. Это кошёлки, они же стокилограммовые тетки, они же особи женского пола. Как они попали в Террариум и какова была заинтересованность Террариума в таких особях осталось для меня загадкой. Они с утра до вечера пили чай, вязали, болтали по телефону, примеряли сапоги или просто сидели неподвижно как ящерица на солнце. Оживлялись они дважды в сутки. Один раз для того, чтобы выскочить из проходной во время обеденного перерыва, пробежать потной рысью по окрестным магазинам, наполнить кошелки и успеть вернуться обратно. Второй раз чтобы по сигналу котлеты выбросили сорваться с места и пулей устремиться в буфет с целью приобрести десяток слипшихся вонючих полуфабрикатов. Ну и Бог с ними.
2. Начальство
Деятельностью сотрудников Террариума руководило разнообразное начальство различных уровней. Оно жило своей, казавшейся ему интересной, жизнью в придуманном им самим фантасмагорическом мире. Весь этот мир покоился на двух китах в корне неверных заблуждений. Первое: весь коллектив по уши загружен работой и непрерывно трудится не покладая рук и засучив рукава. Второе: коллектив беспрекословно исполняет распоряжения руководства. Слепота начальства была изумительной, а очки, через которые оно разглядывало действительность настолько розовыми, насколько это вообще возможно.
Большую часть времени начальство проводило в совещаниях. Оно упивалось совещаниями, оно жило совещаниями, оно жило ради совещаний. Наиболее часто употребляемой фразой на совещаниях было сказанное замогильным голосом: На нас надвигается новый огррромный кусок ррработы.... Возможные вариации: Много рработы. Очень много ррработы или Большая ррработа по теме. При этом слово ррработа было принято произносить с особым нажимом, рокотом и клацаньем зубами. Достаточно было произнести это магическое заклинание пару-тройку раз, и в воздухе почти зримо возникал этот самый кусок работы, тревожно нависая над столом начальника отдела и грозя расколоть как орехи истонченные бесплодными умствованиями черепа участников совещания. И участники совещания принимались лихорадочно строить планы и изыскивать резервы, и каждый из них нудно ныл мои люди загружены выше крыши, и начальство металось в сомнениях и мучилось в размышлениях.
Но оно почему-то не замечало, что прямо здесь, в этом же здоровенном зале, сидят за своими столами несколько десятков человек, уже который год изнемогающих от безделья. Кто-то мирно спит, уронив голову на руки, кто-то третий час сидит неподвижно за совершенно пустым столом, уперев в стену немигающий взгляд, кто-то красит ногти, распространяя ацетоновые миазмы, кто-то по десятому разу изучает журнал Приусадебное хозяйство, кто-то самозабвенно насилует недоразвитую XT-шку диггером. Начальство наверняка видело всех этих людей, не могло не видеть. Но почему-то все они никак не выстраивались у начальства в один логический ряд с понятием выполнить кусок работы. Почему? так и осталось для меня загадкой.
Впрочем, и среди начальства встречались занимательные персонажи. Лучший из них начальник сектора проектирования носителей Микаэл Карапетович Мишетьян. Прежде всего, характернейшая внешность. Это единственный виденный мною человек, про которого можно без преувеличения заявить: в ширину больше чем в длину. Причем как слева направо, так и спереди назад. Шея толщиной с вековое бревно. Ему бы пропеллер сзади и он мог бы работать на детских утренниках пожилым папой Карлсона. Было ему тогда лет за шестьдесят, он успел повоевать в Отечественную и даже пораниться там, затем последовательно поработать под началом иконоподобных Мясищева и Челомея и проучаствовать во всех эпохальных свершениях Террариума. На скромном посту начальника сектора он оставался до самой пенсии исключительно из-за того, что всю жизнь категорически отказывался вступать в марксистскую партию. Среди нормальных людей он имел почтительное прозвище Дед Карапет и пользовался безграничным уважением за свою редкостную принципиальность, проектное чутье и широту души. За долгие годы своего проектантства Дед Карапет приобрел и развил удивительные навыки с точностью до второго знака высчитывать в уме проектные параметры, основанные на сложных теоретических зависимостях или на глаз по чертежу определять объем топливных баков замысловатой конфигурации. А уж если под руку Деду Карапету попадалась логарифмическая линейка, то точность возрастала до трех знаков, достигая тем самым разумного инженерного предела. Поэтому Дед Карапет с недоумением встретил появление в Террариуме персональных компьютеров эти американские придумки казались ему штуковинами занимательными, но совершенно излишними при проектных расчетах.
3. Николай Николаевич
При первом знакомстве Николай Николаевич производил впечатление исключительно солидное и основательное. Лет ему было эдак тридцать восемь. Проницательный взгляд с отблеском самоуглубленности, вертикальные складки задумчивости на лбу, строгая линия усов, не допускающая и намека на какие-либо вольности, общие габариты и массивность словом, маститый, матерый, вдумчивый ракетно-космический проектант. Когда он сидел за столом, погрузившись с суровым видом полного самоотречения в проектно-конструкторскую документацию по секретной теме, никакой посторонний человек не посмел бы отвлечь его от решения тех масштабных задач, которые поставила перед ним Родина, окруженная кольцом враждебных империалистических баз. Гениальный Умудренный Творец парил своим титаническим интеллектом и над заваленным документацией столом, и над коллекцией недоразвитых дегенератов Проектным Центром, и над всем Террариумом вместе взятым, и над грустной осенней чащобой Филевского парка. Трудно даже представить себе те высокие выси и глубокие глубины, которых достигал и в которые погружался его разум. Единственное, что мог с уверенностью сказать сторонний наблюдатель, глядя на Николая Николаевича на работе что роль и значение трудов этого Мыслителя в поддержании обороноспособности Отчизны невозможно переоценить.
Между тем, тома секретной проектной документации таили между своими зловещими страницами кроссворд, как правило вырванный сегодня утром из газеты Московская правда. Разгадывая переплетения его горизонталей и вертикалей, матерый проектант обычно лениво коротал оставшееся до обеда время, которое тянулось невыносимо медленно.
За два с половиной года (с учетом преддипломной практики), что я наблюдал Террариум изнутри, Николай Николаевич лишь единожды непосредственно участвовал в производственной деятельности, причем это совершенно неординарное событие впоследствии потребует отдельной главы в моем повествовании. Кстати, и сам термин Террариум был изобретен именно Николаем Николаевичем, а вовсе не является моей тривиальной калькой с Аквариума писателя-перебежчика Резуна.
Основным же содержанием деятельности Николая Николаевича на посту инженера-конструктора какой-то там категории было изощренное, талантливо разработанное и убедительно сыгранное издевательство над всей системой Террариума, возведенное им чуть ли не в ранг религии. Не сказал бы я, что Николай Николаевич как-то по-особому люто ненавидел систему Террариума, вовсе нет. Скорее он внутренне непрерывно насмехался над ней, а время от времени без напряжения доказывал сам себе, что Террариум именно настолько смешон, насколько Николай Николаевич его смешным считает.
Например.
Некоторые люди, окостенев от часа-другого сидячей работы, имеют привычку потянуться-потянуться ручками над головой, похрустеть пальцами, порасправить затекшие плечи. В трудовом же дне Николая Николаевича аналогичную роль выполняла такая операция, как звонок по городскому телефону. Городской телефон был один-единственный на целый отдел, располагался он в красном углу на алтаре, и был вожделенной страстью разных стокилограммовых кошёлок, которые с утра до вечера бубнили в трубку что-нибудь типа Саша! Ты из школы пришел?... Что ты там получил?.. А почему неправильно?.. А что же Ирина Александровна?.. А обед ты разогрел?.. А борщ нашел?.. Ну как же не нашел, в холодильнике на нижней.... Я мог бы продолжать такой монолог наизусть еще килобайт пятнадцать, так хорошо я его поневоле выучил, а сами кошёлки и того дольше, если б только их не отрывали от телефона другие такие же кошёлки, уже окончательно потерявшие терпение в томительном ожидании очереди своего подхода к алтарю.
Когда наступал лишь ему ведомый момент икс, Николай Николаевич решительной поступью направлялся к телефону, вооружившись пухлым блокнотом в уважаемом кожаном переплете и солидной ручкой с золотым пером. На лице своем он нес значительность человека, от которого зависит судьба ракетно-ядерного щита державы. Громовым голосом Николай Николаевич решительно обозначал свое присутствие возле линии связи:
Лидия Васильевна!!! Лидия Васильевна!!!
Огромная тетка становилась даже меньше в размерах и пугливо озиралась, зажимая телефонную трубку складками шеи.
Лидия Васильевна, Н-Е-М-Е-Д-Л-Е-Н-Н-О освободите служебный телефон! Н-Е-М-Е-Д-Л-Е-Н-Н-О! Необходимо сделать срочный звонок.
Тетка с проворством, какого от нее невозможно было ожидать, улепетывала на свое место, оставляя за собой долгий гулкий резонанс железобетонных балок межэтажных перекрытий.
Николай Николаевич, неторопливо поискав в блокноте нужную страницу и плавными движениями приведя ручку с золотым пером в рабочее положение, несколько секунд собирался с мыслями, а затем через девятку (выход в город через местный коммутатор) набирал необходимый номер.
1-0-0!!!
С интонацией максимальной внимательности:
Здравствуйте, девушка... Да... Будьте добры, девушка, который час?... Так... Так, секундочку! Записываю!...Ага....Тринадцать двадцать семь... Спасибо большое... Спасибо, до свидания.
Некоторое время Николай Николаевич смотрел на цифры, записанные в блокноте, как бы решая для себя нечто важное, недоступное пониманию окружающих. По конфигурации вертикальных морщин на высоком челе его было похоже, что полученная информация может сыграть судьбоносную роль в реализации нашего ответа на импортный проект СОИ. Затем, видимо, уже приняв непростое проектное решение, Николай Николаевич, озабоченно покачивая головой, неспешно задумчиво следовал к себе.
Весь отсек давился от хохота, сползал по стульям, слезы выступали на глазах.
Ни мельчайший мимический мускул не дрожал на сосредоточенном лице маститого проектанта.
3. 1. Николай Николаевич и руководство
Странные и труднообъяснимые отношения складывались между Николаем Николаевичем и руководством. Приблизительно за полгода жизни в Террариуме я уяснил для себя, что существует некий негласный мораторий по умолчанию между Николаем Николаевичем и руководством. Руководство не трогало Николая Николаевича, закрывало глаза на его АБСОЛЮТНОЕ безделье и исправно платило ему квартальные премии. В качестве ответного жеста доброй воли Николай Николаевич, как ни удивительно это звучит, НЕ ТРОГАЛ руководство. Один лишь взгляд на Николая Николаевича и становилось ясно, что если вдруг Николай Николаевич ТРОНЕТ руководство, то руководству по меньшей мере не поздоровится.
Однажды назначили нам заместителем начальника Проектного Комплекса некоего Степана Сергеевича Карнаухова. Это был карьерист настырный, жадный, работящий, и настолько глупый, что даже не отзывался на фамилию КарнаХуев. Ходили слухи, что именно он приложил свои грязные лапы к поставкам в Террариум первых партий персоналок IBM XT болгарского происхождения. Придя на новый пост, Карнахуев, не разобравшись в ситуации, сгоряча лишил Николая Николаевича квартальной премии с непривычной Николаю Николаевичу формулировкой за невыполнение служебных обязанностей.
Получив эту скорбную весть, Николай Николаевич, слегка удивившись, укоризненно покачал головой, строго пошевелил усами и степенно отправился на охоту за Карнахуевым.
Он встретил Карнахуева в коридоре, поймал его, как энурезного мальчишку, за пуговицу сюртука, и ласково спросил:
Что же ты, Степан Сергеевич... КарнаХуев... премии-то меня квартальной лишил?
Проходящие мимо туда-сюда сотрудники Террариума останавливались, замирая на пол-шаге в остолбеневших позах, и с живым вниманием следили за развитием диалога.
А, тля кукурузная?! Николай Николаевич приблизил свое лицо к физиономии Карнахуева и пытливо заглянул ему в глаза.
Вы... Вы что... Карнахуев дорожил пуговицей своего сюртука и вырываться не решался.
Ты уж меня не обижай, Степан Сергеевич... А то ведь я не поленюсь... Попрошу-таки каких-нибудь ребятишек... Чтобы они хотя бы узнали... Из какого процента ты нам компьютеры-то поставляешь...
Толпа восторженных зрителей все прибывала.
Так что ты уж меня премии-то впредь не лишай... А?.. Степан Сергеевич... КарнаХуев... тля ты кукурузная...
Инженер-конструктор какой-то там категории Николай Николаевич аккуратно отпустил пуговицу, одарил Карнахуева самой дружелюбной улыбкой, и неспешно продолжил свой путь сквозь почтительно расступившуюся толпу. В противоположную сторону с удвоенной скоростью устремился заместитель начальника Проектного Комплекса Карнахуев, пытаясь с трудом продраться через сомкнутые ряды столбами стоявших зевак.
В дальнейшем Николай Николаевич продолжал исправно получать квартальную премию в полном объеме. А Карнаухова с тех пор все сотрудники рангом ниже именовали КарнаХуевым за глаза, а равные ему рангом и выше прямо в глаза. Звезда его задрожала, завибрировала на проектном небосклоне, а к моменту моего увольнения из Террариума уже была близка к закату.
3. 2. Николай Николаевич и Брадис
Ко второму году своей службы на ниве разработки космических убийц я проявил себя достаточным раздолбаем, чтобы заслужить одобрительное отношение к себе Николая Николаевича. Матерый проектант иногда позволял себе побеседовать с молодым специалистом, и, надеюсь, в целом я оправдывал его надежды. Хотя, каюсь, сохранять необходимую каменную невозмутимость и вдумчивость при беседах с Николаем Николаевичем я так и не научился. Непослушная ухмылка постоянно бродила по моим губам, как ни старался я ее укротить, как ни кусал себе щеки изнутри, чтобы не расхохотаться в полный голос.
Начиналась беседа примерно так:
Ну, заходи, Артем Викторович, заходи, рад тебе... Подожди-ка, уберу от тебя секретные материалы... Мало ли что... Кто ж тебя знает...
Николай Николаевич озабоченно закрывал толстенные книги секретной проектной документации, содержимое которых нежелательно было видеть молодому специалисту, не работающему по теме непосредственно. Николай Николаевич регулярно и ежедневно аккуратно брал эти фолианты в секретной части, раскладывал их на столе и даже открывал. Так что иллюзия производственной деятельности была почти полной. Лишь внимательный наблюдатель мог заметить, что фолианты были открыты на одной и той же странице изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц. Николай Николаевич не баловал себя разнообразием изучаемой проектной информации, и в результате две смежных страницы каждого фолианта в процессе естественного старения на свету приобретали иной, более желтый цвет, чем остальные.
Присаживайся, Артем Викторович... Вот, выдалась свободная минутка... произносил Николай Николаевич с утомленным вздохом, и в устах человека, не делавшего НИКОГДА и НИЧЕГО, это звучало непередаваемо, Да... Решил, я, знаешь ли Артем Викторович, раз такое дело, освежить в памяти таблицы Брадиса... Время-то сейчас на дворе сам видишь какое.., Николай Николаевич озабоченно мрачнел лицом, встревоженный враждебными происками международного империализма, Случись что куда ж мы без таблиц Брадиса-то!
Трудно поверить, но на столе у него действительно лежали открытые таблицы Брадиса. Уже пора было кусать щеки изнутри.
Вот, Артем Викторович... Пока что дошел до натуральных логарифмов... Глубокая книга, глубокая... Приобретай, не пожалеешь! Учпедгиз, 1978 год...
3. 3. Николай Николаевич и Федорыч
Николай Николаевич первым в отделе освоил шестнадцатеричную систему исчисления и нашел ей практическое применение.
Случилось это так.
Работал вместе с Николаем Николаевичем его коллега и приятель Федорыч, бывший военнослужащий ВДВ. Как следствие своего десантного прошлого, Федорыч не отличался глубоким и тонким интеллектом, однако обладал развитыми рефлексами и быстротой движений, столь необходимыми при игре в Тетрис. Достаточно быстро Федорыч вытеснил Николая Николаевича из Топ 10 результатов Тетриса, и Николай Николаевич понял, что соперничать в Тетрисе с недалеким, но ловким и ухватистым Федорычем ему никак невозможно. Несколько недель Федорыч заслуженно почивал на лаврах, снисходительно поглядывая на беспомощные попытки остальных проектантов войти в Топ 10 хотя бы на 10 месте. Если вдруг кому-то ценой титанических усилий удавалось показать подобный результат, Федорыч в следующем же своем подходе к снаряду с легкостью выкидывал дерзкого выскочку из десятки. Казалось, эра господства Федорыча будет длиться вечно. Один только Николай Николаевич не опустил рук. По книге Брябрина он изучил принципы шестнадцатеричного исчисления, а затем освоил ввод шестнадцатеричных символов во встроенном редакторе Norton Commander'а с помощью альтовых кодов. По тем временам это было сокровенное знание, доступное лишь избранной когорте посвященных.
Дальше все было просто. Обращаюсь к ветеранам компьютеризации: если помните, в ортодоксальной версии Тетриса Алексея Пажитнова результаты элементарно записывались в текстовый файл в шестнадцатеричном виде. Как только Николай Николаевич сопоставил эти факты с полученным им сокровенным знанием, последующая беспокойная судьба Федорыча была предрешена.
Придя в очередной раз на работу и присев размяться в Тетрис, Федорыч с необычайным удивлением обнаружил во главе хит-парада запись Н.Н.Данильченко с результатом, превышающим предыдущий сразу на тысячу. (Николай Николаевич решил не мелочиться при редактировании файла tetris.res.) Легковерный Федорыч принял результат за чистую монету, матюгнулся пару раз и, засучив рукава, пустился в погоню за лидером. Он примерно неделю никого не подпускал к компу, глаза его приобрели хроническую красноту и слезились, суставы пальцев болезненно распухли, но в итоге он доказал, что в ВДВ люди не лаптем щи хлебают. Фантастический результат был перекрыт.
Горжусь тобой, Федорыч! Можешь! восхищался им Николай Николаевич.
Он дал Федорычу несколько дней на то, чтобы тот до дна испил чашу утоленного тщеславия, а затем вновь взялся за текстовый редактор. И на следующее утро поверженный Федорыч вновь, матюгаясь, развивал свои рефлексы под градом падавших угловатых четырехзвенных фигурок.
Со временем процесс этот приобрел циклический характер. Приблизительно раз в неделю Николай Николаевич тайно редактировал tetris.res, вписывая себя на первое место, и все оставшиеся дни погруженный в Тетрис Федорыч осатанело колотил по курсорным клавишам, пытаясь противопоставить силу человеческой мысли беспределу генератора случайных чисел.
Музыка, Артем Викторович, просто музыка... говаривал мне Николай Николаевич, блаженно прислушиваясь к пулеметной скорострельности Федорыча, насиловавшего XT-шку за перегородкой. Вот, Артем Викторович, слышишь дрессирую Федорыча, вывожу его на запредельный результат... И, обрати внимание, на принципах полной добровольности. Сам парень рвется в бой, старается... Метод Дурова-Данильченко!
Тут слышался сокрушительный удар кулаком по столу с криком Ссука!!!, испуганные визги теток и грохот подпрыгнувшей клавиатуры.
Опять Федорыча завалило... озабоченно констатировал Николай Николаевич, Думал я было вписаться завтра в файл, но, чувствую, рановато пока...
В результате ежедневных многочасовых тренировок, инспирированных коварством Николаем Николаевича, Федорыч превзошел все возможные и невозможные рекорды. Он далеко уже вышел за пределы физиологической нормы, доступной виду Homo Sapiens, и каждый следующий достигнутый им рубеж можно было вносить в медицинскую энциклопедию. Неизвестно сколько продолжалось бы это дерзновенное путешествие в Неведомое, если бы Николаю Николаевичу не пришла в голову новая идея.
Дело в том, что Федорыч достиг такой обезьяньей ловкости в обращении с летящими по экрану фигурками, что Николай Николаевич счел возможным выводить его на международную арену. К тому времени Федорыч гарантированно набирал более 20000 очков. Он несколько похудел, спал с лица, обрел кошачью гибкость и гепардовую стремительность движений. Его начальство полностью махнуло на него рукой, не в силах оторвать от компа на протяжении всех этих месяцев.
Ты, Федорыч, давно перерос уровень нашего отдела, у тебя здесь просто не осталось противников. Буду тебе подыскивать достойного соперника среди профессионалов. пообещал Николай Николаевич.
И еще пару-тройку недель Николай Николаевич водил Федорыча по всем отделам, как цыган водит по ярмаркам своего дрессированного медведя. Николай Николаевич с ходу предлагал тамошним отдельцам материальные пари на то, что Федорыч с первой попытки займет первую строчку в тамошнем отдельском рейтинге тетрисистов. Дело было почти беспроигрышное, и как правило Николай Николаевич с Федорычем возвращались из этих экспедиций с булькающими продолговатыми газетными свертками. Дело кончилось тем, что Федорыч приобрел дурную славу во всех отделах, и никто уже не соглашался на предлагавшиеся пари.
Полагаю, Федорыч так и остался в неведении относительно того, что был объектом испытаний новой методики обучения.
4. Отцы-Командиры.
Отцы-Командиры это были Вова с Юрой, мои руководители дипломного проекта. В иерархии бездельников они делили второе-третье места вслед за Николаем Николаевичем, однако безделье их носило несколько иной характер. В отличие от Николая Николаевича, для которого издевательство над системой Террариума было самоцелью, Отцы-Командиры систематически саботировали работу по причине своей давней обиды на руководство. Еще до моего прихода в Террариум Отцы-Командиры сгоряча породили полетом своей вдохновенной мысли некий уникальный околоземный проект, который был со всех сторон хорош на загляденье. Как повествовала молва, руководство душевно поблагодарило Отцов-Командиров за проект, прочувствованно пожало им руки и премировало их смехотворным количеством советских дензнаков, оставив на тех же должностях и окладах. В результате Отцы-Командиры получали немногим больше безмозглых стокилограммовых теток и затаили опасную обиду на руководство, космические исследования и Террариум.
Внешне Вова с Юрой были почти антиподы. Здоровенный матерщинник Вова Феоктистов, дзюдоист и бузотер и молчаливый спокойный Юра Семенов, никогда не повышавший голос. Вова находил выход своей жизненной энергии в энергичном стучании кулаком по стенке, убойных тычках в живот зазевавшимся молодым специалистам и тягании сколько-то-килограммовой штанги, которую он лично притащил в отдел.
Что же касается Юры... Я бережно подбираю слова для этого человека... Пожалуй, так:
Один кубинский фотограф прославился на весь мир и на всю оставшуюся жизнь тем, что в начале 60-х сфотографировал во время митинга в Гаване Эрнесто Гевару де ла Серну, известного как Че Гевара. В жизни Че Гевара был не слишком похож на эту фотографию, однако именно она стала канонической иконой для нескольких поколений буйных латиноамериканских марксистов и путеводной звездой обманутых индейских подростков, а в конце концов украсила собою обложку романа Пелевина Дженерейшн Пи. Талантливый кубинский фотограф умело поймал момент высшей одухотворенности товарища Че и удачно передал найденный образ человечеству.
Так вот, если бы этот фотограф оказался вдруг в Террариуме на профсоюзном собрании Проектного Центра, он бы, несомненно, с первого взгляда выхватил в толпе лицо инженера-конструктора Юрия Семенова и сделал бы еще один кадр, обессмертивший его имя.
Обычно физическая оболочка Юрия Семенова вынужденно присутствовала на профсоюзном собрании, но о том, в какие нездешние дали была устремлена его трепетная душа, можно было только догадываться, заглядывая в эти ясные прозрачные серые глаза. Подлунный мир был столь далек, ненужен и чужд в этот момент душе Юрия Семенова, что, казалось, обвались с грохотом потолок посреди профсоюзного собрания и душа эта даже не соизволит поинтересоваться судьбой своего физического тела. Любому постороннему было ясно, что с таким выражением лица человек не может думать ни о профсоюзном собрании, ни о квартальной премии, ни о пивной палатке в Филевском парке, ни об идиотских изделиях, ни о многочисленных женах и детях, с которыми он периодически сходился и расходился с необычайной легкостью и радостью незамутненного рассудка. О чем же тогда? Быть может, о странных прихотях судьбы-злодейки, принуждающих тонкую романтическую натуру бессильно биться в плену бытия? Или о бесконечном круговороте инкарнаций в нижних и верхних мирах, среди которых явление физической оболочки инженера-конструктора есть лишь мимолетный эпизод, вызывающий легкую улыбку? Трудно сказать...
Несмотря на внешнюю непохожесть, Отца-Командиры были совершенно неразлучны. И пусть каждый из них в отдельности несколько уступал Николаю Николаевичу в мастерстве издевательства над Террариумом, Отцы-Командиры были сильны в другом. В том, что некто Ботаник однажды метко назвал слётанность в паре. Этим искусством они владели в совершенстве, демонстрируя временами изумительное, виртуозное мастерство. Применяли они его обычно во время совещаний у руководства. Как правило, целью Отцов-Командиров во время совещания было убедить руководство в том, что уже выполненная их сектором работа вполне хороша и переделывать ее не нужно. Или что работа, планируемая их сектору в будущем, совершенно бесперспективна, невозможна и не нужна. В такие моменты Отцы-Командиры превращались в единый сиамский организм, в двух головах которого рождалась одна общая мысль. Очень часто Вова начинал какую-нибудь фразу, а Юра ее заканчивал, и наоборот. Когда я увидел это впервые, я был уверен, что наблюдаю спектакль, тщательно отрепетированный заранее. Но нет! Это был гениальный экспромт, который Отцы-Командиры были готовы выдавать по нескольку раз в день. Казалось, любое предложение они могут выдать в эфир, произнося слова по очереди. Типа Юра: Мы Вова: считаем Юра: что Вова: достигнутые Юра: параметры... Ну и так далее. Я даже боюсь думать о том, сколько водки нужно было совместно выпить Отцам-Командирам, чтобы достичь такого уникального взаимопонимания. Их слётанность в паре приносила поразительные результаты. Руководство, обалдевавшее от такого спокойного, но неумолимого вербального шоу, в конце концов теряло голову, волю и способность к сопротивлению, соглашаясь с ползучими, вкрадчивыми доводами Отцов-Командиров. По итогам любого совещания все огромные куски ррработы тихо миновали их сектор стороной, не причиняя Отцам-Командирам никакого беспокойства. У руководства, возможно, и оставалось неуловимое ощущение, что его только что непостижимым образом провели за нос, но в чем и как именно оно не могло бы ответить и самому себе. Даже сам Николай Николаевич с видимым удовольствием слушал эти концертные номера, изредка одобрительно покачивая головой, а когда Отцы-Командиры воспаряли в ходе производственной дискуссии к подлинным вершинам своей мозаичной риторики, Николай Николаевич начинал даже слегка дирижировать рукой в такт их речи. В такие моменты он удостаивал меня своим советом : Как излагают, стервецы... Как излагают!.. Впитывай, Артем Викторович, впитывай...
4. 1
Как я уже говорил, Отцы-Командиры многое чего знали и умели, несмотря на свое хроническое безделье. В этом я убедился уже в первые дни выполнения своего дипломного проекта. Я тогда был совсем молодой, глупый и старательный. Для диплома мне, помнится, требовался график какой-то сложной теоретической зависимости проектных параметров криогенного разгонного блока. Типа Мю-пэ-эн от Гамма-дэ-у. По причине своей наивности и чистоты души, я обратился к дзюдоисту Вове с вопросом:
Володь, а где бы мне надыбать этот график?
Вова достал листочек бумажки в клеточку, мгновенно провел на нем идеально ровные координатные оси, отмасштабировал их вручную и, примерившись, недрогнувшей рукой провел плавную кривую линию с типографской четкостью. Вся операция заняла менее одной минуты. Я с почтением поглядел на листочек, но с упорством свежеструганного отличника стоял на своем:
Это, конечно, здорово... Но мне бы книжечку какую, в которой этот график есть...
Вова посмотрел на меня с некоторым удивлением, коротко хмыкнул, а потом назвал номер какой-то ДСП-шной папки, хранившейся в секретной библиотеке Террариума. Я потратил две недели на получение допуска к указанному секрету, потом еще неделю на запись в библиотеку, и в конце концов получил вожделенную папку на руки. Хранившийся в папке отпечатанный оригинал графика был выполнен в точности в том масштабе, что и нарисованный Вовой, и я имел счастливую возможность сравнить две кривых путем совмещения листочков и просмотра их на светостоле-стеклодёре. Максимальное расхождение составило толщину карандашной линии!!!
4. 2
Случилось однажды в Проектном Центре быть важнейшему совещанию по очередному бредовому проекту, проработка которого была заблаговременно поручена Отцам-Командирам. Вова с Юрой пару раз открыли проект, прочитали ТЗ, хором сказали Чушь! и больше не проявляли к проекту никакого интереса, посчитав его совершено бесперспективным с точки зрения повышения обороноспособности империи.
И вот в назначенный день автостоянка перед Террариумом наполнилась черными Волгами и Чайками, из которых, пыхтя ожирением, вывалила целая банда генералиссимусов ВПК и, проследовав по коридорам и лестницам благоговейно притихшего Террариума, направилась в один из его высочайших кабинетов. Кабинет наполнился легким металлическим звоном звезд Героев Социалистического труда, в нем просветлело от отблесков лауреатских значков Государственной и Ленинской премий. Решался вопрос, определяющий наш адекватный ответ на заокеанскую СОИ. В воздухе висела судьба проекта на миллионы и миллиарды доинфляционнах рублей. Под светлые очи ареопага совершенно неожиданно был приглашены непосредственные разработчики по теме Юра с Вовой. Отцы-Командиры отреагировали на это известия безо всякого волнения или пиетета. Юра, не отвлекаясь от диггера, процедил сквозь зубы: Вов, готовься, я щас. Вовина подготовка заключалась в поисках какой-нибудь эстетически безупречной папки. Наконец, в соседнем отделе Вова позаимствовал помпезный адрес, обтянутый бордовым бархатом с роскошным золотым тиснением. Сияющий Вова вернулся обратно и негромко бросил мне:
Тём, дай какую-нибудь бумажку.
Какую бумажку?
Да какую-нибудь. Все равно какую.
Я, подавленный величием происходящего, протянул Вове какой-то листок со стола.
Что это? Вова брезгливо взял листок за уголок.
Результаты Спортпрогноза...
Годится, вынес Вова свой вердикт и бережно поместил листочек в свою великолепную папку, Юр, пошли!
Юра оторвался от диггера, встал, Отцы-Командиры синхронно выдохнули и с левой ноги шагнули навстречу судьбоносному совещанию.
Они выбрались обратно спустя часа полтора.
Ну, что?! Как?! живейший интерес читался в глазах восторженных зевак, обступивших Отцов-Командиров после их возвращения в сообщество простых смертных.
Они сказали Это все чушь. с удовольствием давал пояснения Юра, Их Вова полностью убедил.
Как? Как?
Аргументировано, с цифрами в руках...
То есть?
Вов, продемонстрируй...
Вова принял производственное выражение лица, слегка приподнял свою великолепную папку и продекламировал безапелляционно:
Вот здесь, не открывая папки, он с видом магистра тайного знания похлопал по ней ладонью, все подсчитано!
Неудивительно, что комиссия была вынуждена полностью согласиться с представленными доводами, плодом кропотливого труда. Народные миллиарды были спасены.
Вов, Спортпрогноз-то отдай человеку...
5. Ботаник
Ботаник был моим лучшим товарищем по несчастью. Его распределили в Террариум одновременно со мной, и на некоторое время биографии синхронно следовали в едином фарватере. То есть были конечно и другие молодые и распределенные, но именно одновременно с Ботаником мы испытывали сначала общее горькое изумление перед системой Террариума, затем общее гадливое отвращение к этой системе, перешедшее наконец, в общее насмешливое снисхождение. Мы вместе удивлялись, затем вместе негодовали, затем вместе насмехались. Весь путь осознания занял около месяца. Остальные молодые и распределенные все еще вникали и вживались, старались, адаптировались и постигали, в то время как наша эволюция уже достигла стадии насмешливого снисхождения и мы были молчаливо допущены в сообщество нормальных людей. Отцы-Командиры заявили, что месяц вполне достойный срок, и на их памяти только один человек показал результат лучше. Звали его Евгений Русаков, но он достоин отдельной главы, а не эпизодического упоминания.
Ботаник быстро пришел к правильному выводу, что основная цель деятельности всех нормальных людей в Террариуме это прорваться через проходную и покинуть территорию Террариума раньше положенного часа. Отцы-Командиры, как уже достигшие определенной ступени, регулярно выписывали друг другу местные командировки на полдня, а Николай Николаевич с Федоровичем фабриковали себе талоны в медсанчасть, расположенную вне территории. Мы же с Ботаником, как существа бесправные, не имели таких изящных возможностей безболезненного дезертирства, поэтому прибегали к способам более обременительным или рискованным. Мы с удовольствием подряжались на целые месяцы стучать отбойным молотком на строительстве административного корпуса, перекапывать почву в подсобных теплицах и даже швырять мерзлую капусту в колхозе все что угодно, лишь бы подальше от ненавистного Террариума. В зимнее время, однако, эти способы отпадали, и приходилось прибегать к рискованному варианту выходить из проходной в обед и не возвращаться. Это была игра с судьбой в орлянку, так как на проходной эпизодически происходили проверки соответствия количества вышедших на обед количеству вернувшихся. Однако до поры до времени удача улыбалась нам.
Впрочем, игра стоила свеч вырвавшись из лап Террариума, мы по льду замерзшей Москвы-реки достигали противоположного берега и проводили остаток вечера в пивной Мневники, где работал знакомый мне еще по Фазану официант Борис Иванович. Мневники были отдушиной и способом временного освобождения. Безобразные трубы, ангары и металлоконструкции Террариума были видны и из Мневников, однако с каждой следующей кружкой они все более отдалялись, размывались и в конце концов растворялись в серой пелене угасающего зимнего дня. К сожалению, на следующее утро они, неуничтожимые, вновь присутствовали в реальности наряду с головной болью импульсом последействия Мневников.
С течением времени мы так обнаглели, что практиковали выходы во Мневники по два раза в неделю, а затем сделали их всесезонными, освоив переправу через Москву-реку на регулярно курсировавшем маленьком моторном катере. И лишь только недели ледохода и ледостава оставались мертвым сезоном.
Но все хорошее кончается. В конце концов Ботаника поймали, депремировали, и руководство даже пыталось на него орать матом. Ботаник, не смущаясь, показал руководству степень своего собственного владения ненормативной лексикой и мгновенно написал заявление об увольнении. Обалдевшее от его лексических познаний руководство в растерянности подписало заявление, предоставив Ботанику свободу рук. И Ботаник учудил удивительный ответный ход. Он тут же устроился работать в вохру Террариума, как я подозреваю, с единственной целью лично обеспечивать беспрепятственный выход нормальных людей через проходную в любое время дня и ночи. Ему выдали колючую черную шинель с зелеными петлицами, валенки и форменный треух с зеленый кокардой. В таком виде он любил захаживать в Проектный Центр и к неудовольствию руководства приветствовал народ криком Здравствуйте, товарищи проектанты!. Ему хором отвечали Здравия желаем, товарищ лесник!. Материальное вознаграждение за труд его совершенно не интересовало, так как к тому времени работа в Террариуме уже перестала быть основным источником его дохода.
С тех пор над столами Отцов-Командиров самое почетное место занял график дежурств Ботаника на посту. Эти часы получили наименование Зеленый Коридор. Вскоре после начала Зеленого Коридора лучшие сотрудники тянулись реденькой цепочкой к охраняемой Ботаником проходной, и в течение нескольких минут численность отдела сокращалась примерно на четверть. В идеальном случае Зеленый Коридор мог начаться до начала рабочего дня, и тогда я умудрялся приходить на работу в 9-15, а уходить с нее в 9-16. К сожалению, полностью устранить сам факт прихода на работу система Террариума не позволяла даже с помощью Зеленого Коридора...
6. Компоновка
Самым ругательным в Террариуме было слово компоновка.
Накрыла компоновка так говорили про несчастного, на долю которого выпадало чертить компоновочный чертеж очередного космического убийцы.
Почти все виды работ в Террариуме носили столь эфемерный и оторванный от мирских реалий характер, что совершенно невозможно было определить то ли делается эта работа, то ли нет, то ли жив ее исполнитель, то ли уже умер. Если, скажем, потеребить за рукав какого-нибудь проектанта, уже переросшего уровень рисования компоновок, и спросить у него задушевно Чем же ты сей секунд занят, милый?, то он мог выдать любое из десятка бессмысленных сочетаний слов. Типа Согласую проектные параметры, или Утрясаю технологическую провязку, или Корректирую план-график создания циклограммы. Можно было даже попытаться ласково заглянуть ему в глаза с надеждой на взаимопонимание и все равно не найти на самом дне его проектантской души ответа на вопрос: то ли он и в самом деле утрясает технологическую провязку, то ли размышляет о вероятности завоза сегодня бутылочного пива Жигулевское в винный магазин У Однорукого. Человек, утрясающий технологические провязки, внешне неотличим от человека, размышляющего о пиве, а конечный физический результат этих занятий совершенно одинаков и равен нулю.
И лишь рисование компоновки было единственным занятием в Террариуме, которое на выходе своем имело некий материальный итог, а именно лист пергамина площадью несколько квадратных метров, покрытых паутиной карандашных линий. Любое начальство, даже совершенно безмозглое, могло легко оценить интенсивность работы над компоновкой по количеству ежедневно появляющихся на ней линий, и с удовольствием устраивало разнос автору компоновки, если эта интенсивность оказывалась недостаточно низкой. И любое начальство всячески старалось подчеркнуть свою незаменимость и непреходящую роль, постоянно подталкивая, поддергивая и подстегивая и без того несчастного исполнителя. Человек, которого накрыла компоновка, переставал принадлежать самому себе, он становился винтиком механизма, тем ковриком в прихожей, о который начальство ежедневно вытирает ноги. Но самое неприятное он мог стать рабом компоновки и заложником ее. Она могла вцепиться мертвой хваткой. Если, не дай Бог, компоновка, уйдя наверх, произвела вдруг благоприятное впечатление на генералиссимусов ВПК, то автор ее был обречен продолжать работу по этой теме, переделывая компоновку в бесчисленной череде итераций, или, что еще страшнее, перерисовать ее заново в более крупном масштабе. Мне показывали человека изуродованной судьбы, который в 1990 году все еще упорно трудился над компоновкой, первый вариант которой он накропал аж в 1984-м, еще до выхода в свет исторического Указа О борьбе с пьянством и алкоголизмом. Представить только! Население необъятной страны успело за это время сменить водку на самогон, самогон на денатурат, денатурат на фракцию и фракцию снова на водку; оно травилось метанолом, этиленгликолем и изопропиловым спиртом; оно перевело на самогон весь сахар, карамель и монпансье; его выташнивало фруктовым соком и безалкогольным вином; оно хрустело ребрами и хрипело от удушья в многочасовых очередях к заветным магазинам а все это время в недрах Террариума согбенный труженик кропотливо рисовал и перерисовывал все новые варианты своего межорбитального монстра. Непостижимо! Человек-компоновка...
Вот почему все кто мог бежали от компоновки как черт от ладана.
Ни в коем случае не секретить лист. Это азбука! А то сгниешь на этой компоновке... учили, бывало, молодых специалистов Отцы-Командиры. Даже пустой лист, засекреченный под твоей фамилией, означал неотвратимо надвигавшееся рисование компоновки... И уж если сдуру засекретил лист рисуй на нем компоновку как можно гаже. Чтобы она далеко не прошла... Но это уже вторая линия обороны для слабых духом...
Однако однажды случилось-таки Ботанику засекретить лист и начать на нем рисовать компоновку. Он и сам впоследствии не мог объяснить, как допустил подобную оплошность. В целом он был весьма грамотный молодой специалист, ловко выполнявший противолодочные зигзаги и почти год успешно уклонявшийся от всяких компоновок. И вдруг бац! попадание. Накрылся компоновкой. Лично я подозреваю, что руководству удалось захомутать Ботаника, пользуясь какой-нибудь его минутной слабостью и душевной вялостью, вызванными очередным ударным посещением пивной Мневники накануне.
Как бы то ни было, несколько недель подряд Ботаника можно было видеть в несвойственном ему состоянии: за кульманом и с карандашом в руке. Эхе-хе... Коготок увяз всей птичке пропАсть... Да... Им только палец в рот положи так они всю руку с лопаткой отхватят, Отцы-Командиры сокрушенно перешептывались за спиной Ботаника и озабоченно качали головами.
Впрочем, Ботаник достаточно быстро справился со своим позором, нарисовал в конце концов некую компоновку по принципу второй линии обороны как можно гаже отправил ее в какие-то неведомые дали Террариума, и благополучно забыл о ней, вновь обретя достоинство и самоуважение.
Спустя пару месяцев этот бумеранг, описав широкую дугу по многочисленным подразделениям Террариума, неожиданно вновь ворвался в Проектный Центр в лице двух двигателистов. (Двигателисты это сотрудники отдела двигателей). Двигателисты представляли собою исключительно комичную пару. Длиннейшая тетка лет пятидесяти на высоченных каблуках с неестественно наштукатуренным лицом и с гигантской прической из середины 18-го века составляла компанию крохотному тощему дедушке с длинными седыми волосами и сморщенной мордочкой Кролика с ортодоксальных иллюстраций к Алисе в стране чудес. Безжалостная колдунья и верный тролль-оруженосец из готических кошмаров. Оба компонента этой парочки ворвались в отдел, оглашая его злобными воплями, гневно потрясая сжатыми кулаками и размахивая рулоном компоновки:
Осипов!!! Кто тут у вас Осипов?! Где он ?!
Ботаник оторвался от стола, одарил двигателистов длинным мутным взглядом (опять-таки, Мневники накануне) и нехотя произнес, выпустив в двигателистов обширный пиво-рыбный факел:
Ну, я Осипов...
Двигателисты были не дети, и всю свою жизнь с самого рождения они прожили именно в нашей с вами стране. Они изучили обычаи и нравы этой страны в совершенстве. Поэтому одного взгляда на Ботаника хватило им, чтобы понять здесь ловить нечего.
Нда, младой чеаэк... злобная фея саркастически изучила Ботаника с головы до ног, Ну, а начальник ваш где?
Эта... Щас...
Ботаник бросился на поиски Отцов-Командиров. Изложив ситуацию, Ботаник Отцам-Командирам вину свою приносил и прощенья просил. Отцы-Командиры, выглянув из-за перегородки и разглядев готический кошмар, переглянулись и укоризненно сказали Ботанику: Гадость-то какая, Господи прости.... После короткого совещания было принято неординарное решение подключить к решению проблемы Николая Николаевича.
Именно этот момент и стал тем единственным эпизодом за два года, в котором Николай Николаевич принял участие в производственной деятельности.
Отцы-Командиры подвалили к Николаю Николаевичу и начали издалека:
Николай, ты знаешь, как мы тебя уважаем... Мы знаем, что ты уже давно отошел от дел... Но все-таки, Николай...
Николай Николаевич, не вставая с места, мысленным взором прожег картонную перегородку, прощупал нутро двигателистов, неистово мечущихся в ожидании врага, и оценил силы вероятного противника. Суровая печать неизбежного легла на чело его:
Бутылка водки ноль-пять.
Отцы-Командиры молча согласно кивнули с выражением осознанной необходимости.
Николай Николаевич придал себе дополнительную сосредоточенность, установил линию усов в самое строгое положение, немножко прибрался на столе, сложил секретные фолианты в стопку и затем скомандовал Ботанику:
Ну, Володенька... Зови!
Ворвавшиеся двигателисты отравили атмосферу новой порцией негодующих криков и визгов. Очи неистовой ведьмы исторгали молнии, мрачный тролль готов был одним лишь взглядом обратить все живое в камень.
Проходите, пожалуйста, товарищи. Присаживайтесь... Николай Николаевич обозначил дежурное гостеприимство смертельно занятого человека, вынужденного отвлекаться по пустячному поводу. Ленин и дети. Какой у вас вопрос, товарищи?
Вот!!! Смотрите! Вот!! Безобразие! Черт-те что!!! Двигателисты дрожащими от гнева руками расстелили на столе компоновку Ботаника и принялись тыкать в нее пальцами. Наконец, задыхаясь от злобы и опережая друг друга, они сбивчиво объяснили Николаю Николаевичу суть претензий. Действительно, позор неслыханный!!! На компоновке Ботаника двигатель был изображен вписанным в нишу таких габаритов, что в реальности впихнуть его туда было никак невозможно! Ошибка непростительная. Детский сад, старшая группа... Уважающий себя проектант после ТАКОГО обязан посыпать голову пеплом и сделать себе харакири.
Николай Николаевич молча и невозмутимо слушал двигателистов, иногда пытливо хмурил брови и покачивал головой. Наконец наступил момент, когда поток сознания двигателистов на несколько мгновений прервался. Николай Николаевич успел ловко ввернуть вопрос:
Так. Это что у вас за двигатель, вы говорите?
В отчет бессистемная последовательность букв и цифр.
Так. А тяга у него?
Шесть девятьсот.
Та-ак. А удельный импульс?
Четыреста шестьдесят пять в пустоте.
Та-ак. А степень расширения?
Восемьдесят пять...
Большой ракетный двигатель исключительно сложное техническое сооружение. Для его разработки используются новейшие достижения целого комплекса смежных наук, а характеристики его работы зависят от десятков разнообразных параметров. Поэтому диалог в форме <Имя параметра>? <Значение параметра> между Николаем Николаевичем и двигателистами продолжался несколько томительных минут. Наконец на каком-то N+1-м параметре Николай Николаевич вторгся в область неведомого:
А какое у вас, вы говорите, объемное соотношение компонентов на турбине ТНА?
Двигателисты замешкались, тщетно пытаясь вспомнить, и после некоторой паузы выдали ошибочную реплику:
Мы не помним... Да это ведь и не важно...
Пора!!! Николай Николаевич мгновенно почувствовал, что сейчас самое время прекратить артиллерийскую подготовку и пора взламывать вражескую оборону танковыми клиньями.
Как это н-е п-о-м-н-и-м? внятно спросил Николай Николаевич тихим голосом, не предвещавшим ничего хорошего и пристально посмотрел на двигателистов. Те, стремительно низвергнутые с прокурорского кресла, начали на глазах обретать уязвимый человеческий облик. Танковые клинья уже грохотали над первой линией окопов.
Как это н-е в-а-ж-н-о?! Николай Николаевич правдоподобно изображал человека, который сдерживает бешенство лишь колоссальным усилием воли. Под натиском танковых клиньев вражеское командование начало терять инициативу, связь и управление войсками.
Николай Николаевич крепко ухватил обеими руками стопку секретных фолиантов четыре тома, три килограмма, полторы тысячи страниц и секретов на двадцать лет строгого режима...
Вы надо мной что?!?!, И вдруг всей стопкой томов и килограммов ХРЯСТЬ!!! по краю стола ИЗДЕВАЕТЕСЬ???!!!
Столкнулись два астероида!!! Ослепительно! Оглушительно!
Проснулись все спящие и подскочили на своих местах; где-то вывалилось под стол вязанье, цепляясь спицами за колготки; остановили свой бег угловатые фигурки тетриса; выпала нагретая ухом телефонная трубка из рук стокилограммовой кошелки; непрожеванный кусок яблока застрял у кого-то в горле и карандаш в руке испуганного проектанта прочертил немыслимый зигзаг на кульмане.
Эффект был потрясающий. Повисла мертвая тишина. Танковые клинья, взломав оборону, безостановочно мчались к логову зверя. Двигателисты сидели, не шелохнувшись, поджав ноги и убрав руки со стола.
Затем, преодолев оцепенение, они беззвучно ретировались, едва найдя в себе силы забрать с собой злополучную компоновку. Грозный готический кошмар за несколько минут съежился и превратился в королеву-неудачницу в изгнании и ее старого слугу, сохраняющего ей верность только из тщательно скрываемой жалости...
7. Совершенно секретная глава
Террариум был засекречен. Весь. Наглухо, по самую макушку. Все в Террариуме было такое секретное, что и не выговорить с непривычки. Секретными были чертежи и документы, начальственные разносы и сплетни подчиненных, меню в столовой и крысы в пищеблоке. А еще секретнее крыс был Проектный Центр Террариума. Подозреваю, что безлунными ночами секретность мутным голубым свечением исходила из темных углов Проектного Центра, распугивая суетливых тараканов.
Впрочем, двуногие обитатели Террариума постоянно подтверждали, что человек самое быстро приспосабливающееся существо. Они с легкостью забывали о своей секретности и превращались в обычных людей проявляли беспечность и несобранность, расслаблялись, допускали преступное недомыслие, потворствовали и лили воду на мельницу. Чтобы пресекать эти вредные тенденции, обитателей Террариума требовалось регулярно взбадривать и держать в состоянии суеверного ужаса с помощью ритуальных агитационных бесед.
Не знаю, кто как, а я любил эти беседы. Можно было без устали удивляться полету болезненной фантазии этих специфических людей секретчиков которые изо дня в день стояли на охране интимных тайн Террариума. Их безудержная изобретательность непрерывно порождала все новые гипотетические способы, которыми агенты мирового империализма могли бы просочиться в Террариум в поисках сокровенных секретов. Беседы будоражили воображение. Возвращаясь после них из Террариума, впечатлительные молодые специалисты против своей воли пугливо озирались по сторонам. Им грезились враждебные тени заокеанских рыцарей плаща и кинжала в темных углах Филевского парка. Крикливые вороны, казалось, каркали с квакающим американским акцентом и моргали с характерный щелчком затвора фотоаппарата. Мутные волны Москвы-реки таили в себе целые стаи людей-лягушек, терпеливо выжидающих под водой своего часа под тихое шипенье акваланга. Где-то в подземельях мерещились мерные удары кирок и лопат упорных натовских рудокопов, день и ночь трудившихся в коварном подкопе под наружную ограду Террариума. Ощетинившийся мировой империализм, вожделея наших недоступных секретов и изнывая от этой неутолимой страсти, пускался по все тяжкие.
Грубая реальность перечеркивала этот болезненный бред. Например. На территории Террариума силами стройбата постоянно шла какая-то стройка. Судя по всему, личный состав военно-строительной части сильно тяготился и этой стройкой, и Террариумом вообще. Поэтому я, например, несколько раз наблюдал, как покрытые цементной пылью воины-строители, представители коренного населения братских среднеазиатских республик, преодолевали неприступный забор. Посреди бела дня воин-строитель неспешно подходил к забору с длинной доской-сороковкой наперевес и деловито укладывал ее одним концом на верхний край забора, натягивая бдительные струны охранной сигнализации. Затем, не обращая никакого внимания на завывание ожившей сирены, отходил от доски на несколько шагов, примерившись, с азиатской ловкостью взбегал вверх по наклонной доске и с восторженным визгом Вай, Алла! спрыгивал на внешнюю сторону.
Минут через пять на месте происшествия с лихим визгом тормозил вохровский уазик. Оттуда, добродушно матюгаясь, вылезало несколько человек вохры (к чести их будь сказано, всегда выпимши, но никогда пьяные). Некоторое время вохра тупо разглядывала доску-сороковку, поигрывая табельным револьвером времен краснопресненских баррикадных боев. Затем вохра качала головой Ишь ты, гхад, прыткай какой..., с кряхтеньем стаскивала доску обратно и уезжала. Еще спустя полчаса появлялась парочка электриков для восстановления сигнализации. Эти матюгались уже злобно и по-настоящему, потому что двигались в пешем порядке, нагруженные лестницей-стремянкой и чемоданчиком с инструментами...
Предполагаю, что в конце рабочего дня тот же воин-строитель проделывал аналогичную процедуру в противоположном направлении на другом участке многокилометрового бдительно охраняемого периметра.
А тем временем секретная мысль, блуждая извилистой дорогой научно-технического прогресса, отрывалась от реальности все дальше и дальше. Вот например, терпеливейшие читатели мои, задумывались ли вы когда-нибудь о том, что при громком разговоре в комнате распространяются звуковые волны достаточно сильные для того, чтобы заставить оконное стекло микроскопически вибрировать на частотах человеческого голоса? И что снаружи здания можно поставить сверхточный лазерный дальномер, который будет старательно фиксировать эти микроскопические колебания, а затем хитроумные приборы преобразуют сигналы этого дальномера обратно в человеческую речь? И что с помощью такого дальномера, установленного в дупле столетней липы в Филевском парке и направленного на соответствующее окно Террариума, внешний наблюдатель может быть в курсе всех вопросов по космическим убийцам и лазерам с ядерной накачкой? Вряд ли вы задумывались когда-нибудь об этом, терпеливейшие мои читатели. Да и не нужно вовсе вам об этом задумываться, потому что еще десять лет назад за вас уже все придумали секретчики Террариума. И так как им было лень обследовать все деревья Филевского парка в поисках злосчастного дупла, они развернули широкие работы и снабдили специальными трехслойными окнами из толстенного стекла все главные начальственные кабинеты.
Новые непростые времена настали для секретчиков, когда в Террариум начали поступать первые проамериканские AT-шки корейской и западногерманской сборки. Николай Николаевич, в неизъяснимом коварстве своем, исподтишка подбросил секретчикам нехитрую, но беспокойную мысль: где гарантия, что внутри компьютера нет микрофона и передатчика, с помощью которого все разговоры из Террариума транслируются все в тот же Филевский парк?! Гарантии не было и быть не могло. Секретчики взвились, осознав уязвимость. У них засвербило, они озаботились и пытливо нахмурились. Причастного к поставкам компьютеров Степана Сергеевича Карнахуева начали таскать по таинственным кабинетам с хорошей звукоизоляцией. Там ему пристально смотрели в глаза, кричали Здесь вопросы задаю я!!! и пугали заранее отрепетированными оговорками гражданин Карнаухов. Наконец было принято беспрецедентное решение изучить компьютерные внутренности на предмет наличия злокозненных микрофонов и передатчиков. Но как?! Секретчики были люди специфические. Они отлично знали Устав караульной службы, умело обращались с наручниками и АКМ. Они прекрасно ориентировались в географии Воркутинского угольного бассейна и Колымского тракта, они знали весь парфюмерный спектр спецсредств Черемуха-1,2,3... Но вряд ли они смогли бы отличить материнскую плату от блока питания.
Всю следующую неделю душа пела. Николай Николаевич слегка усмехался в усы. Мы с Ботаником печатали на матричном принтере этикетки с надписями Microphone и Transmitter и, втихаря открывая компы, приклеивали этикетки на блок питания в самом видном месте...
Первый раунд проверки привел к сенсационным результатам. Был издан приказ, категорически запрещающий использование персональных ЭВМ импортного производства впредь до специального распоряжения. Компы изъяли и штабелями сложили в сырых подвалах. Карнахуев ходил серый лицом и потухший глазами. Впрочем, спустя несколько дней на помощь штатным секретчикам Террариума прибыли какие-то пришлые, еще умнее штатных. Компы были реабилитированы.
А теперь для полноты картины секретности парочка штрихов к портрету того конкретного секретчика, с которым довелось иметь дело именно мне. Это был пожилой тощий угловатый мужикан с нетвердыми болезненным движениями. Лицо его сохраняло несмываемый красно-кирпичный оттенок как память о выпитых декалитрах гидролизного спирта и обжигающих заполярных ветрах на обледеневшей вышке лагерной охраны. И весь он был какой-то насквозь промороженный и нездоровый. Прежде чем сделать шаг ногой или движение рукой, он, казалось, неуловимое мгновение примеривался и прикидывал, как бы сделать это с наименьшей болью для себя. В разговоре он производил впечатление хоть и недалекого, но вполне приветливого и незлого человек. Некоторым людям было даже позволительно называть его Кириллычем.
Идиллия нарушалась при более близком знакомстве. Однажды этот Кириллыч в моем присутствии искал какой-то свой секрет в шкафу, повернувшись ко мне спиной. В ожидании я задумался о контрастах окружающего, уставившись взглядом в багровую секретную лысину, обрамленную неожиданным венчиком несерьезных беленьких кудряшек. Кириллыч почувствовал мой взгляд нутром, сердцем, жопой и чем угодно еще, как чувствовал когда-то злобные взгляды осужденных по звонковым статьям. Он резко дернулся, вскинулся и повернулся ко мне своей искаженной красной рожей:
Не стой за спиной!!! Не люблю!
А когда какой-нибудь робкий молодой специалист деликатно стучался к Кириллычу в кабинет, тот вместо обыкновенного Войдите! сипел хриплым навсегда простуженным голосом Введите!. Лагерная привычка оставалась непреодолимой.
8. Дядя Володя, Педрила.
Одним из самых отвратительным персонажей в Террариуме был некий Дядя Володя. Это был небольшой, совершенно безобидный с виду человек с несмываемой улыбкой блаженного. У него была своеобразная манера разговаривать с людьми как только он открывал рот, никакая сила не могла его остановить. Он негромко бормотал переходящие одно в другое слова, облекая в них поток своего сознания, независимо от того, говорит ли с ним собеседник, слушает ли его или вообще уже ушел, махнув рукой. Дождаться окончания его речи было невозможно. Но как только Дядя Володя начинал действовать открывалась зловонная чернота. Чтобы не путать его с остальными Володями, вполне достойными людьми, я буду его именовать полной кликухой Дядя Володя, Педрила. Тем более что при всяком воспоминании о нем пальцам моим вовсе не лениво настучать вторую часть его прозвища. Дядя Володя, Педрила, был настолько очевидным гадом, что просто непонятно было, как его земля носит. Степан Сергеевич Карнахуев по сравнению с ним был ангел во плоти. Дядя Володя, Педрила, был ярчайшим представителем той категории сотрудников Террариума, которые работали из-за карьеры и денег. Ради возможности выдвинуться он с легкостью пускался в такие отвратительные авантюры, которые нормальному человеку и в голову не придут, и при этом раз за разом проигрывал.
Однажды Дядя Володя, Педрила, написал кляузу куда-то в ЦК партии большевиков с жалобой на Деда Карапета, якобы тот препятствует его карьерному росту. Как и следовало ожидать, кляуза полностью проделала нелегкий вертикальный путь вверх, и затем обратно вниз, и в конечном итоге легла на стол непосредственному начальнику Деда Карапета. Непосредственный начальник лично принес кляузу Деду Карапету с комментарием Какой же козел, Микаэл Карапетович, этот ваш Метисов.... С тех пор Дед Карапет регулярно именовал Дядю Володю, Педрилу, Литератором или Писателем. Впрочем, вполне беззлобно...
А когда грянул в стране Указ О борьбе с пьянством и алкоголизмом, Дядя Володя, Педрила, записался председателем Общества трезвости Террариума. Тем самым он завершил своим образом галерею отъявленных негодяев, которую начинает Иуда Искариот, продолжают Иосиф Флавий и Лжедмитрий, а заканчивают полицаи-белоповязочники времен германской оккупации и хорватские усташи. В отличие от новоявленного председателя Общества трезвости, Дед Карапет не изменил своим привычкам и после Указа, и регулярно в свой день рождения и в избранные праздники распивал вместе со своим сектором свой излюбленный армянский коньяк. Столь же регулярно Дядя Володя, Педрила, строчил антиалкогольные кляузы на Деда Карапета в адрес руководства Террариума, а руководство с похмелья выбрасывало эти кляузы в корзину не читая.
А еще Дядя Володя, Педрила, был изобретателем. Ему в голову приходило множество разнообразных технических идей, которые не могли иметь никакого практического применения, однако по формальным признакам могли быть сочтены изобретениями. И он изводил бюро изобретений тем, что постоянно околачивался там со своими инженерными химерами, добивался получения авторских свидетельств и выплескивал на тамошних теток негромкий, но бесконечный поток своего безнадежно смещённого сознания. Несколько раз я наблюдал этот процесс, и вот что я скажу это ангельского терпения были женщины, дай Бог чтобы все у них в семейной жизни было хорошо... Было отчетливо видно, как борются милые дамы с желанием задушить нудного докучливого изобретателя прямо здесь, в бюро изобретений. Борются и побеждают это естественное желание. Дядя Володя, Педрила, будучи автором более десятка изобретений, все еще оставался незадушенным и причиной этому было только бесконечное терпение сотрудниц бюро.
Однажды Дядя Володя, Педрила, сделал гадость Отцам-Командирам.
Здесь придется отвлечься на предварительные пояснения. Каждый обитатель Террариума, достигнув степеней известных, получал право на обладание собственной ячейкой секретного сейфа, в котором он имел право хранить необходимые ему секретные книжки и бумажки, дабы не сдавать их ежедневно в секретную библиотеку. Существовали неукоснительные правила пользования этими ячейками они должны быть все время закрыты, а извлеченные оттуда бумажки необходимо все время держать или в руках, или на столе перед собой. Если ты идешь покакать открой ячейку, положи туда секретную бумажку, закрой ячейку. Вернулся с облегчением открой ячейку, достань свою бумажку, закрой ячейку. В противном случае, пока ты какаешь, враг может проникнуть в Террариум, коварно похитить твою бумажку, изучить ее вдоль и поперек и враз ликвидировать свое безнадежное техническое отставание.
И вот как-то раз в конце дня Юра Семенов, задумавшись о сущности бытия, забыл убрать в ячейку секретный фолиант Низкоорбитальный КА для размещения лазерной спецустановки с газовой накачкой. Юра, чистый и светлый, беззаботно отправился домой, а лазерная спецустановка осталась лежать на столе, как магнитом притягивая алчные взоры агентов заокеанского империализма. В этом состоянии ее заметил Дядя Володя, Педрила, и немедленно написал кляузу в секретный отдел. Ротозейство и растяпство в отношении секретной спецустановки это было уже серьезно, это не ...препятствует должностному росту... и не ...распивая в служебное время.... Кляуза возымела действие. Юру вызывали в высокие кабинеты, орали на него и драли как сраного кота. Юра исправно доставлял свое физическое тело в эти кабинеты, после чего без сожаления покидал это физическое тело, и возвращался в него обратно только к концу разноса.
А в конце квартала его лишили половины премии.
Юра пережил это стоически, как еще одно нелепое проявление осязаемого, с тихой и грустной улыбкой. Но Вова был взбешен таким отношением к товарищу, и по нескольку раз в день подходил к Юре:
Юр, а давай я Педриле голову откручу? Не, ну вот просто возьму и откручу. Что нет?! Ты-то будешь как бы и ни при чем...
Наконец после нескольких Володиных подходов Юра выдал многообещающую фразу:
Тут, Вов, думать надо... Ждать и думать...
В результате Отцы-Командиры разработали иезуитски изощренный, хладнокровно просчитанный и вместе с тем по-детски простой в исполнении план мести. Подозреваю, впрочем, что и Николай Николаевич приложил к нему свои проектантские мозги.
Дело в том, что Дядя Володя, Педрила, был образцовым заботливым семьянином, и все внерабочие интересы его были сосредоточены исключительно на уважаемой супруге и двух обожаемых дочерях. Одна из них была уже десятиклассница, и время ее уже подходило к выпускному вечеру. Отцы-Командиры неожиданно стали проявлять искренний интерес к этой теме, регулярно расспрашивали Дядю Володю, Педрилу, о ходе подготовки к торжеству, обстоятельствах пошива праздничного платья и покупки туфлей-лодочек. Счастливый отец семейства, сияя, выливал на Отцов-Командиров все новые потоки своего лучистого сознания, именуемые медициной вербальным бредом, а Отцы-Командиры, вовремя поддакивая, все нагнетали и усиливали эффект предстоящей кульминации.
Наконец этот день наступил. Дядя Володя, Педрила, явился в Террариум ярко сверкающий, заранее исхлопотав себе пропуск на выход из Террариума на час пораньше. Каждому встречному он с упоением рассказывал о предстоящем празднике, который он, разумеется, собирался посетить, проникнуться там, восхититься, умилиться и быть может даже прослезиться. Впрочем, праздничное настроение не помешало Дяде Володе, Педриле, как обычно достать из своей секретной ячейки нужные секреты, разложить их на столе и углубиться в их изучение.
Пора... заранее извещенный Ботаник дал отмашку Отцам-Командирам, те неспешно выдвинулись к секретным ячейкам и щедро напихали заготовленных скрепок и канцелярских кнопок в замочную скважину под надписью Метисов В.Д.. Все гениальное просто.
В положенный час Дядя Володя, Педрила, вознамерившись отбыть с работы навстречу радостной конфирмации дочки, аккуратно взял свои секреты и побрёл к сейфу вместе со своей блаженной улыбочкой. Одновременно с этим где-то в Строгино его авторитетная супруга перед выходом из дому в последний раз внимательным опытным оком оглядывала затянутую в торжественный шелк дочку, приклеивала ей пластыри на пятки против новых туфлей-лодочек и последними штрихами закрашивала неистребимые прыщи. Время Ч.
Дядя Володя, Педрила, ткнулся ключом в скважину, потом еще и еще раз. Он пока еще не понимал трагизма момента, и улыбочка продолжала блаженствовать. Отцы-Командиры с видимым интересом следили за его манипуляциями. С каждой попыткой, все более и более настойчивой, скрепки и кнопки все глубже и глубже проникали в скважину, сминаясь и расклёпываясь в один неустранимый клубок.
Еще и еще раз... Никак!
Постепенно собралась толпа зрителей во главе с самим Николаем Николаевичем.
Дядя Володя, Педрила, растерянно оглянулся на коллектив, и тут только обнаружил секретные бумаги у себя в руках. Он стал заложником этих бумаг! Блаженная улыбочка медленно сползла с лица.
Еще несколько дефлорационных попыток ключа в замочной скважине, с оттенком набухающей ярости. Безрезультатно. Толпа зевак бесстрастно наблюдала.
Владимир Дмитриевич, вы так и на выпускной вечер можете не успеть... не выдержав, с неподдельным, казалось, сочувствием заметил дзюдоист Вова.
Дядя Володя, Педрила, с ненавистью посмотрел на свои секретные бумаги. Секретная библиотека была уже закрыта (в этот день она работала только до обеда, Отцы-Командиры все рассчитали точно), сейф не поддавался. Девать секретные бумаги было некуда. Часы неумолимо тикали, секунды и минуты уходили в никуда. В Строгино ждала авторитетная супруга и обожаемая дочка на выпуске. Под давлением обстоятельств Дядя Володя, Педрила решил наконец попросту бросить свои секреты в стол и запереть ящик выход естественный для любого нормального человека, только не для Дяди Володи, Педрилы, человека в футляре, председателя Общества трезвости и ходячего воплощения инструкций. Это непростое решение далось ему во внутренней борьбе с болью в сердце. Он опрометью бросился к своему столу, засунул документацию в ящик и захлопнул его со словами:
Не украдут же... Кому она нужна...
И тут впервые обозначил свое присутствие в кадре Юра:
Конечно, не украдут... Кому она нужна? и он посмотрел на Дядю Володю, Педрилу, внимательным ласковым взглядом. И чем глубже проникал спокойный Юрин взгляд, тем отчетливей убеждался, наконец недогадливый Дядя Володя, Педрила, что реальность полностью соответствует самым ужасным его предположениям. И хотя вроде бы и не было в Юрином взгляде ничего такого, что предвещало бы написание ответной кляузы в секретную часть сразу же после ухода Дядя Володи, Педрилы, с работы но маячившая где-то на заднем плане угрюмая физиономия дзюдоиста Вовы не оставляла сомнений именно в таком развитии сценария. Круг замкнулся. Ситуация полностью повторилась с обратной симметрией. Уйти с работы раньше Отцов-Командиров стало совершенно невозможно. Осознав это, Дядя Володя, Педрила, побелел лицом, затем посерел, затем позеленел и впал в минутную неподвижность.
Подсудное дело-то ведь получается, Володь.... отечески потрепал его по плечу Николай Николаевич, Серьезный документ, секретный, а ты в него чуть ли не рыбу заворачиваешь... Не знаю, не знаю... Будем думать, что с тобой делать... Будем думать... Возможно, придется сигнализировать...