--
Вооот... -- ментовской капитан сдвинул фуражку на затылок и плюхнулся на казенный деревянный стул, обитый унылым дерматином. Потом взглянул на нас с Дедушкой и добавил, то ли про себя, то ли для нас: -- Дали ему... -- тут он нахмурился, задумчиво пожевал губами, очевидно, припоминая, -- ... дали ему год...
Мы растерянно слушали эту тираду, изучая нюансы богатой ментовской мимики сквозь решетку "обезьянника" привокзального ОВД карельской станции Медвежья Гора.
--
А он? -- капитан с полувопросительной интонаций развернулся на стуле и уставился прямо на нас, уперев руки в колени. -- А он отсидел двенадцать месяцев и, -- тут он назидательно поднял палец и усилил драматический эффект голосом, -- ... и вышел досрочно!
Мы несмело ухмыльнулись в надежде, что распознали дежурную шутку из милицейского фольклора. Меж тем капитан поднялся на ноги и прошелся несколько раз вдоль "обезьянника" туда-сюда, продолжая задумчиво бормотать:
--
...да ...отсидел двенадцать месяцев... и вышел досрочно.
Все это было похоже на карикатурную работу оперативной мысли, пародийное продолжение сериала про ПалПалыча Знаменского, майора Томина и инспектора Кибрит. На лице капитана не дрожал иронией ни единый мускул, а до нас ему, казалось, не было никакого дела.
"Отсидел двенадцать месяцев и вышел досрочно". Сказано было с такими многозначительными интонациями, с такими живописными фиксированными позами, произнесено сквозь череду прямо-таки мхатовских движений лицом и голосовых модуляций, что на долю секунды возникло предположение -- уж не вкладывает ли капитан в эту фразу по меньшей мере 3-4 глубинных смысловых подтекста, и хотя бы парочку из них пытается донести до нашего понимания.
Полно, не слишком ли сложно для милицейского капитана?
1986 год. Нас случайно выловили в карельской тайге и доставили в Медвежью Гору по абсурдному подозрению в истреблении лесных богатств Карельской АССР путем злостных поджогов. Идиоты, право слово. И вот теперь мы сидим в обезьяннике посреди ментовского помещения -- такого, знаете, в худших советских традициях , стены в "веселенькой" зеленой масляной краске, дощатый пол коричневой мастики, дабы не было видно кровавых пятен, какие-то дурацкие правила внутреннего распорядка развешаны по стенам вперемежку с нехитрым планом пожарной эвакуации (убогие рахитичные стрелки, исполненные непривычной рукой при полном отсутствии глазомера), стол без возраста в старинных въевшихся чернильных пятнах, эмалированный чайник с наполовину облупившейся эмалью, табачный запах той же степени мерзости, что и в пивной возле кинотеатра "Баку". Посреди комнаты вывалены хаотической кучей наши немудреные походные вещички. В рамках бдительного несения службы менты не поленились перетряхнуть всё вплоть до грязных маек и носков, долго вертели во все стороны нашу убогую карту и даже смотрели ее на просвет в надежде обнаружить тайные знаки, которыми мы отмечали местоположение военных объектов ЛенВО (ясное дело, мы спим и видим, как бы подороже сдать в Финляндию сведения об аэродроме ПВО возле райцентра Гирвас). Затем они еще раз переворошили вещички в поисках браконьерских снастей, но и тут их ждало разочарование. И даже наш маршрут следования не углублялся ни на миллиметр в запретную пограничную зону, которой свободные совграждане были отделены от все той же злокозненной Финляндии. Так что в конце концов блюстители полностью потеряли к нам интерес, отчаявшись дождаться от нас каких-либо противоправных деяний. "Был взвешен и найден слишком легким".
--
...и вышел досрочно. -- в последний раз повторил капитан. -- А знаете что, ребята? Собирайте-ка вы свои манатки, садитесь-ка в поезд, и п..дуйте отсюда, чтоб духу вашего тут не было! Сержант, выпусти их...
--
А куда... -- растерянно начал я
--
...пи#довать-то? -- закончил Дедушка.
--
А куда хотите, туда и пи#дуйте. Хоть в Мурманск, хоть в Ленинград, хоть к себе в Москву. А тут у себя еще раз поймаю -- посажу! До двух лет.
Повторного приглашения не понадобилось. Мы довольно резво запихнули все наши пожитки в рюкзаки, пугливо попрощались с милицейским капитаном и снова вступили в ряды законопослушных членов общества. Дедушка отправился куда-то в бесполезных поисках съестного (мы ничего не ели с самого утра, заключенных в медвежьегорском "обезьяннике" не кормят), а я неторопливо вышел на пустынный перрон -- наслаждаться вновь обретенной свободой.
Светлая карельская ночь, серые бесцветные очертания тихих бревенчатых домиков-бараков, заунывный тонкий комариный писк. На неподвижной серой глади Повенецкого залива застыли черные контуры лесовозов, доносится сырой и малость тошнотворный запах большой пресной воды (море так не пахнет никогда) напополам с резким скипидарным ароматом свежих опилок с лесобиржи. Бледно-синий воздух время от времени прорезают резкие истошные визги онежских чаек. Над заливом и над станцией слегка нависает темный силуэт горы Медвежьей, весь в зубчиках мохнатого хвойного леса. Прозрачное оцепенение этого неяркого края.
А у перрона стоит поезд "Мурманск-Вологда", длинная однообразная стена слегка полосатого металла, кое-где приглушенный свет из окон, скучающие проводницы зябко поеживаются в приозерной вечерней прохладе. Вдоль колесных пар бредет непременный дядька с фонариком и металлическим молоточком на длинной ручке. Покк!.. Покк!.. Покк!.. Меланхолические пустые удары по буксам перемещаются вдоль состава, нарушая патриархальную тишину медвежьегорского вокзала.
Прямо напротив меня из открытого окна вагона выглядывала девочка лет так тринадцати. Ребенок, от женщины (да и от девушки) пока почти еще ничего, возможное, еще не успевшее проснуться очарование пока еще только в прогнозе, светлые волосики соломенным пучком, рука угловато согнута в локте и свисает на внешнюю сторону, тонкие детские пальчики (наверное, с обгрызенными ногтями). Положив голову набок, высунула ее наружу, чтобы посмотреть вдоль перрона вперед, потом с торопливой щенячьей суетой переложила руки и снова, положив голову на другой бок, посмотрела назад, соломенный пучок растрепался и наполовину рассыпался по оконному стеклу, слегка нахмурилась и закусила губу -- тень грации в подражанье взрослой маме, потом, наоборот, оттопырила нижнюю губу вперед и пару раз -- пфю! пфю! -- резку дунула снизу вверх, отгоняя рой надоедливых насекомых. Колкая соломенная челка колыхнулась над и на мгновенье встала торчком.
Детский взгляд еще раз пробежался по безлюдному перрону и, естественно, остановился на мне, как на единственном одушевленном персонаже в декорации. Несколько секунд мы довольно равнодушно смотрели друг на друга, не выказывая особенного интереса -- только что выпущенный из "обезьянника" студент МАИ и мурманский офицерский ребенок, возвращавшийся от бабушки обратно на Север. Некая нелепая пауза, неуместная серьезность и нарочитая наигранная важность в двух не слишком серьезных и не слишком важных людях.
А потом я, раньше, чем успел понять "зачем" и задуматься "почему", совершенно неожиданно для себя показал девочке язык. От всей души, как Швейк на медосмотре
И!
ОДНОВРЕМЕННО! ЯЗЫК -- ЯЗЫК!
Знаете такое слово -- "одновременно"? Это означает: "не последовательно, не одно за другим, не одно как следствие другого, а в один и тот же момент времени -- или независимо друг от друга, или как следствие общей причины"
Одновременно!
Одновременно я увидел ее длинный озорной детский язык навстречу, высунутый флаг насмешки над (как ей представлялось) взрослым дядей.
Когда-то нас учили, что время реакции у человека составляет 0.3 секунды. Ну, хоть режьте меня -- не было у нее этих десятых, как и у меня не было. За это время можно пробежать три клетки финишного створа, а тут -- не я ей показал в ответ, не она мне. А именно --
Одновременно!
Вдруг почувствовать момент, а? Эту нелепую паузу, тупость и нелепость лениво-наигранного равнодушия, его смешную и ненужную искусственность, скукоту статичного поезда на глухой станции, однообразно-нравоучительные взрослые и кондово-непрошибаемые менты. Взорвать! Расколотить эпизод вдребезги, с фейерверком разноцветных ярких осколков!
Бывает ли такое, а? Столь синхронно услышать такты беззвучной музыки, в ритме которой существует весь этот мир, которая пронизывает все насквозь и которую не услышишь на ходу. "Эсме -- с любовью и мерзопакостью". Такое взаимопонимание впоследствии наблюдалось у меня в жизни еще только с одним человеком, да и то далеко не сразу. Общность, синхронный ход соло и бас-гитары. А тут -- всего за несколько секунд взаимного внимательного разглядывания.
Пожалуй, будь я А.П.Грином, я бы попытался развить этот нарисованный сюжет-набросок. Что-нибудь романтическое про человека в грязной зелено-болотной штормовке, который бежит по перрону за тронувшимся поездом, вскакивает на ходу, протискивается среди тел в узких изгибах плацкартного, всматриваясь в ночные лица в поисках соломенной челки. Про то, как важно вовремя разглядеть и не побояться схватить ниспосланную удачу-шанс, едва различимую, но пролетающую рядом на расстоянии вытянутой руки.
Так ведь девочке всего 13 лет! И при чем тут Грин? Чушь какая-то, да и только...