Солодихин Владимир Евгеньевич : другие произведения.

Литература

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В книге простым языком и с юмором рассказывается о царствовании Бориса Годунова и Смутном времени

  ИСТОРИЯ БОРИСА ГОДУНОВА И СМУТНОГО ВРЕМЕНИ
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БОРИС ГОДУНОВ (1598-1605)
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВЫБОРЫ 1598 ГОДА
  
  Три века Московским государством правили потомки младшего сына Александра Невского, Даниила. За это время случалось всякое: и политические кризисы, и гражданские войны, и эпидемии, и голод, и угрозы захвата страны иноземцами, но со смертью Федора Ивановича все это стало казаться мелочью и пустяком по сравнению с отсутствием царя на престоле.
  Народ в основной своей массе ощутил себя сиротой. На душе у людей стало пусто и тоскливо, как у ребенка, внезапно лишившегося родителей. Даже тех, кто раньше не обращал особенного внимания на верховную власть, охватило нехорошее предчувствие.
  Федор Иванович, к которому при его правлении относились с легкой иронией, считая дурачком, неожиданно обрел посмертную славу и уважение. Его оплакивали искренне и неутешно. А уж о временах Ивана Грозного теперь вспоминали как о сладком сне.
  Люди с нетерпением ждали от Боярской думы решения о дальнейшей судьбе трона и государства.
  Тем временем, в самой Думе шли нескончаемые выступления, дебаты и подковерная политическая борьба. Часть бояр были настроены упразднить пост монарха и ввести в стране прямое боярское правление.
  - Зачем нужен новый царь, который непременно начнет рубить нам головы? - вопрошали они. - Предлагаем править без него, коллеги! Мы и сами с усами!
  - Ваше предложение очень интересное, но вы не учитываете, что в нашей стране, кроме нас с вами (цивилизованных людей), проживает, к большому сожалению, обычный простой народ! - возражали им. - Пока царь сидит на престоле, народ думает, что его власть есть от бога и предпочитает молчать в тряпочку. Если же мы пойдем у вас на поводу и пост царя упраздним, то народ запросто может взбаламутиться, выйти из повиновения и перебить нас всех. Мы не отрицаем достоинств вашего проекта, но считаем его нереалистичным. Сейчас (особенно после введения крепостного права) только царь может стабилизировать ситуацию. Кто, как не царь, задвинет народу сладкую речь, от которой тот обалдеет и перестанет бунтовать? Так что оставьте ваши прекрасные мечты о демократическом правлении и вернитесь к нашей безрадостной действительности!
  Подавляющее большинство Боярской думы высказалось за оставление монархической формы правления, после чего бояре перешли к разбору конкретных кандидатов на вакансию царя. Основных претендентов было четверо:
  1) Самый знатный член Боярской думы, Василий Шуйский. Род Шуйских происходил от младшего брата Александра Невского, Андрея. Поскольку знатность рода была в те времена главным критерием для занятия государственных постов, именно Шуйский считался фаворитом номер один предвыборной гонки;
  2) Глава Боярской думы, Федор Мстиславский. В иерархии чинов Московского государства второй после царя человек. Очевидным плюсом кандидата было также то, что он являлся праправнуком основателя русского государства, Ивана Третьего;
  3) Влиятельный член Боярской думы, двоюродный брат умершего царя Федор Романов (родной брат первой жены Ивана Грозного, Анастасии);
  4) Жена покойного государя, Ирина Годунова.
  За последнею кандидатуру тут же рьяно бросился агитировать патриарх Иов. В церквях по команде своего начальника запели "многие лета" новой царице. Однако Ирина сразу разочаровала своих избирателей, взяв самоотвод. Расстроившись от смерти любимого мужа, она приняла иноческий постриг и удалилась на ПМЖ в Новодевичий монастырь.
  Следом за ней туда последовал ее брат, Борис Годунов.
  - Я так любил покойного царя, что мне нет больше жизни без него! - объяснил он свое решение. - Надеюсь, что в скором времени мы вновь с ним увидимся на небесах, а пока что я оставляю земные дела и удаляюсь навечно в глухую келью. Буду там молиться за него и вспоминать, как мы дружили!
  Оставшиеся кандидаты на царский престол продолжили агитацию и войну компроматов. Каждый день Боярская дума собиралась на заседания, которые быстро превращались в склоки, взаимные обвинения, угрозы, плевки и мордобои.
  - Послушайте меня! - негодовал Василий Шуйский с большим фингалом под глазом, полученным в одном из столкновений с конкурентами. - Я - самый знатный из вас. На этом мы должны поставить точку и прекратить этот балаган. Немедленно присягайте мне!
  - И не подумаю! - возразил Мстиславский. - Я - глава Боярской думы, а ты ее рядовой член. Не дорос ты еще, Вася, до моего уровня! Можешь ты это понять? Кроме того, в моих жилах течет кровь великого Государя Ивана Третьего, тогда как в твоих жилах такая кровь отсутствует. Предлагаю голосовать за меня, прямого потомка Ивана Третьего и продолжателя его дела!
  - И что с того, что ты прямой потомок? - саркастически улыбнулся Федор Романов, полируя ногти пилочкой. - Я - самый близкий родственник покойного царя, не считая его жены, которая ушла в монастырь. Именно я, как ближайший родственник покойника, должен наследовать все его имущество, которое безусловно включает в себя царскую корону. Вы просто обязаны присягнуть мне, как наследнику умершего первой очереди! Ваши притязания на мое наследство смешны, беспочвенны и нелепы. Любой юрист подтвердит вам это!
  Нескончаемые споры в Боярской думы быстро стали достоянием общественности, которая пришла в негодование.
  - Нам за державу обидно! - возмущался народ. - Как бояре править собираются, если они между собой договориться не могут? Разогнать эту Боярскую думу к чертям собачьим! Немедленно хотим нового царя! У нас уже нервы на пределе!
  Компромиссный вариант предложил глава Посольского приказа (министр иностранных дел) опытный дипломат Василий Щелкалов.
  - Мы с вами, бояре, утонули в спорах и если продолжим в том же духе, то можем потерять страну. Между тем, выход есть. Я предлагаю вариант, который устроит всех. Давайте посадим на трон, этого дурачка, Симеона Бекбулатовича. Иван Грозный уже дарил ему престол, и он блестяще доказал, что является круглым нулем и ни на что не способен. Будет у нас номинальный царь для народа, а мы станем вершить дела от его имени!
  Многие бояре поддержали эту идею, но решительно против выступил патриарх.
  - Бекбулатович - негодяй! Он обокрал нашу церковь! - стучал кулаком по трибуне Иов. - Избрать его в цари - значит плюнуть в лицо православию. После того, как он утерял наши грамоты на землю, мы никогда не повенчаем его на царство! Никогда! Никогда! И еще раз никогда!
  Ситуация снова зашла в тупик. Конкуренты выборной гонки начали собирать и вооружать своих сторонников, готовые перейти к прямым боестолкновениям. Во дворцы знати завозили порох и оружие. У каждого из кандидатов на престол имелась своя маленькая армия, которую теперь спешно приводили в режим полной боевой готовности. Страна оказалась на грани гражданской войны.
  В это время на сцену истории вновь выходит Борис Годунов. Как оказалось, его уход в монастырь был только ширмой, хитрым тактическим ходом и военной хитростью. Мнимым пострижением в монахи он достиг сразу нескольких целей.
  Во-первых, конкуренты совершенно забыли о нем, что дало время для подготовки. Каждый день в монашеской келье Новодевичьего монастыря происходили тайные совещания, доклады разведчиков и инструктаж агитаторов.
  Во-вторых, за время предвыборной компании его конкуренты так крепко вцепились друг другу в горло, что о союзе между ними не могло идти речи.
  В-третьих, народ, окончательно разочаровавшись в боярах, мечтал о сильной руке, которая наведет порядок в государстве.
  Годунов, имея повсюду глаза и уши, просчитывал удобный момент, чтобы выйти из тени. Его друг патриарх Иов ежедневно приносил свежие новости из кулуаров Боярской думы. Многочисленные шпионы шныряли среди народа, принося свежие рейтинги кандидатов в цари и статистику по социологическим вопросам. Постоянно держа руку на пульсе и зная о каждом шаге бояр, Годунов решил действовать сразу после истечения сорока дней траура по умершему царю.
  20 февраля 1598 года агитаторы собрали толпу москвичей и отправились шествием в Новодевичий монастырь уговаривать Годунова венчаться на царство. Выйдя к людям в монашеской рясе, Годунов еще раз со слезами на глазах уверил всех, что никогда даже в мыслях не дерзал посягнуть на царский престол и мечтает только об одном - постричься в монахи.
  - Какой скромный человек! - удивлялся народ. - Наши бояре друг дружку бороды дерут лишь бы добраться до престола, а он не такой. Очень приличный господин.
  - Он - настоящий человек! - подтвердил присутствующий в толпе патриарх. - Бояре - суетные люди. Они думают лишь о славе мирской, да неправедном богатстве. А Годунов стремится к познанию бога и вечной жизни на небесах. В мечтах своих вижу, как бы хорошо он правил нами к божьей радости и счастью людскому.
  Народ разошелся по домам впечатленный. Теперь в каждом доме стало принято хвалить Годунова и поносить бояр.
  Развивая успех, патриарх издал распоряжение о работе столичных церквей в ночь с 20 на 21 февраля. Никаких праздников в эту ночь не было, поэтому быстро распространился слух, что наступает конец света (его после смерти последнего царя династии ожидали со дня на день). Испуганные горожане почти все, как один, явились в храмы. Священники не спешили разочаровывать их и произносили речи о гневе Господнем и близящимся судном дне.
  - Господь создал наш несовершенный мир, предполагая, что мы будем жить в радости и счастье под властью царей! - начал речь патриарх. - Цари - это люди, которых бог по неведомой нам причине выбрал среди множества других и поставил над ними для управления государством. Через царей Господь повелевает миром, передавая им по секрету свои распоряжения. Как стадо овец не может существовать само по себе без пастуха, так Россия не имеет права жить без царя! Мы же с вами уже почти два месяца существуем в безначалии, что само по себе является смертным грехом. Выходит, что мы невольно стали противниками Господа бога и заведенного им порядка. Смягчающим обстоятельством нам служит только то, что бояре не пришли к согласию, тем самым показав себя недостойными своего сана.
  - Что же нам делать? - плакали люди. - Сами понимаем, что мы великие грешники. Как нам выбраться из этой беды? Подскажи Христа ради, Владыка!
  - Есть только один человек достойный трона - Борис Годунов! - витийствовал патриарх. - Наша задача умолить его. Предлагаю всем вместе немедленно отправиться к нему в монастырь, чтобы просить, а если нужно умолять на коленях принять верховную власть. Кто со мной, мужики?!
  Рано утром 21 февраля почти вся Москва отправилась в Новодевичий монастырь. Многотысячная толпа скандировала лозунги и оглушительно кричала. Агитаторы раздали народу заранее подготовленные плакаты с надписями: "Мы за Годунова!", "Даешь Бориса в цари!", "Годунов и Россия едины!", "Взойди на трон, Борис!", "Господь и Россия выбирают Годунова!" и тому подобное.
   Расположившись вокруг монастыря, толпа подняла такой шум, грохот и гвалт, что казалось задрожала земля, однако сам кандидат в цари не спешил выходить к народу.
  - О-хо-хо! - наконец, позевывая и ежась от холода, появился на крыльце виновник торжества. - Извините, что заставил вас ждать. Крепко спал после ночной молитвы. Что случилось? Надеюсь, в Москве все в порядке? Нет пожаров? Наводнений? Набегов Крымского хана? Я каждый день молюсь Господу, чтобы он избавил Россию от бедствий.
  - Спасибо, что молишься за нас! - поблагодарил патриарх. - Твоя молитва услышана Господом. Пожаров и наводнений нет.
  - Отлично. Еще молюсь о хорошем урожае весною. Господь ниспослал мне сон, что в этом году он превысит прошлогодний примерно на двадцать процентов. Это очень хороший показатель. Мечтаю и ежедневно возношу Господу молитвы, чтобы в России не осталось ни одного голодного.
  - Уверен, что Господь слышит тебя!
  - Так что все-таки привело вас ко мне? Теряюсь в догадках. Вроде мы вчера только виделись, и сегодняшний день я хотел провести в уединении и молитве о благе России.
  - Прости, но мы опять по тому же поводу! - ответил за всех патриарх. - Не оставь страну сиротой! Всем Земским собором подписали манифест. Просим тебя венчаться на царство!
  - Опять двадцать пять! Я поражен! Мне казалось, что вчера мы прекрасно поняли друг друга. Я не хочу и не могу быть царем по причине вам известной. Я вас всех очень люблю и обожаю нашу Родину, но, увы, должен немедленно сию же минуту удалиться в свою келью, чтобы начать утреннюю молитву. Прощайте!
  - Не покидай нас! - закричали из толпы.
  - Не оставь на съедение боярам-супостатам!
  - Сжалься!
  Толпа пришла в неописуемое волнение. Там и тут слышался вой и плач.
  - Тогда и я не буду патриархом и слагаю с себя сан! - что было мощи закричал Иов (вся эта сцена была ими множество раз отрепетирована, так что спектакль играли без запинки).
  Услышав об отречении патриарха, толпа просто взвыла. Людей начало трясти. У наиболее нервных начались припадки.
  - И мы тоже отрекаемся и закрываем церкви! - дружным хором закричали священники (патриарх больше месяца муштровал их, так что получилось очень хорошо с нервным надрывом).
  - Коли вы ставите вопрос ребром, то я согласен! - неожиданно объявил Годунов.
  - Отец родной! - повалился на колени патриарх, а за ним вся толпа.
  - Я пошел на это только потому, чтобы спасти православие! - грустно вздохнул Годунов. - Нет сил смотреть на вашу истерику! Такой уж я жалостливый человек. Но если вы вздумаете бунтовать или ослушаться меня, то станете самыми низкими и подлыми негодяями на свете! Запомните!
  Народ принялся обниматься и целоваться, поздравляя друг друга с победой.
  - Я иду на престол для того, чтобы навсегда избавить Россию от голода и холода! - увлекшись, продолжал кричать Годунов. - Мы станем великой мировой державой, в которой любой простолюдин сможет есть до отвала!
  - Ура!!!- возбужденно кричали люди. - Слава Годунову! Мы это сделали! Мы победили!!!
  Когда весть об этих событиях дошла до Боярской думы, все прочие кандидаты на престол были крайне удивлены.
  - Что это еще такое? - повторял Василий Шуйский, у которого теперь под обоими глазами красовались по фонарю. - Они что смеются над нами? Как можно толпе выбирать царя? У них что совсем шарики за ролики зашли?
  - Говорят, что они какой-то Земской собор собрали из всяких худородных дворян и церковников. - уныло вздохнул Мстиславский. - Господи, каких только чудных дел у нас в России не творится!
  - Я его власть над собой никогда не признаю. Иначе сам себя уважать перестану! - твердо заявил Федор Романов.
  - Я не понимаю. Он что считает себя знатнее меня? - возмутился Шуйский. - Как только совести у него хватило согласиться царствовать, когда есть готовый царь на русский престол - это я. Самый знатный, самый родовитый, принц крови...
  - Кому какое дело, что ты принц крови, когда на свете живет двоюродный брат покойного царя Федора и его законный наследник! - перебил Федор Романов.
  - Господа, вы правы, что Годунов - вор и негодяй, но ошибочно считаете царями себя. Настоящий царь - это я! - реагировал со своего председательского места Мстиславский.
  И снова пошли бесконечные споры и раздраи, которым не виделось ни конца ни края.
  Тем временем, в церквях начали приводить служивых людей к присяге.
  26 февраля 1598 года Борис Годунов покинул свою келью в Новодевичьем монастыре и сопровождаемый ликующей толпой появился в Москве. Под восторженные крики народа патриарх благословил его на царство в Успенском соборе Кремля.
  В начале марта новый царь впервые посетил Боярскую думу, где, однако натолкнулся на стену непонимания. Высокородные бояре смотрели на него сверху вниз, как на выскочку, и, не решаясь вступить в открытый спор, сурово молчали.
  - Что вы воды в рот набрали? Долго собираетесь в молчанку играть? - не выдержал Борис Годунов. - Я вас спрашиваю, бояре?
  - Ты бы лучше нас спрашивал, когда на царствие венчался! - огрызнулся Федор Романов.
  - Я за свой скипетр не держусь! - возразил Годунов. - Завтра же уеду в монастырь. Живите тут, как хотите.
  После вторичного отъезда Годунова из Москвы все пошло по второму кругу. Бояре спорили и не могли прийти к согласию. Народ нервничал и требовал возвращения царя.
  Скоро патриарх и сторонники Годунова организовали новое грандиозное шествие в Новодевичий монастырь. Только в этот раз все было сделано на более высоком уровне. Впереди толпы шел патриарх, чуть позади него епископы, архимандриты и священники, которые несли хоругви и пели песни. За ними на конях в полном боевом снаряжении ехали дворяне, стрельцы, казаки и другие военнослужащие. Следом стройными рядами маршировали простолюдины. Замыкали шествие женщины, которые непрерывно кричали, рыдали и посыпали волосы землей.
  Бояре, наблюдая из Кремля за этой демонстрацией, озабоченно переглядывались и невесело вздыхали.
  - Царь Борис! - обратился патриарх к Годунову, когда тот вышел из монастыря. - Ответь мне, как на духу. Почему ты опять оставил нас сиротами?!
  Слова священнослужителя потонули в криках и рыданиях.
  - Как я вас понимаю, бедные мои! - Годунов вытер кулаком скупую мужскую слезу. - Но поймите и вы меня. Мне так хорошо живется в монастыре. Никаких нервотрепок, страстей и бояр. Встал, помолился Господу богу за Россию и снова на боковую!
  - Не думай о себе, брат! - из-за спины Годунова внезапно появилась его сестра, вдова покойного царя, Ирина (в монашестве Александра). - Пришла пора одеть тебе порфиру царскую! И никакие отговорки больше не принимаются!
  - Годунова на царство! - восторженно принялась скандировать многотысячная толпа.
  - От кого другого, но от тебя, сестра, никак такого не ожидал. Коли и ты меня из монастыря гонишь, то, видимо, придется возвращаться на престол! - тяжко вздохнул Годунов. - Чего только не сделаешь для блага России.
  Его слова потонули в бесконечных криках и овациях.
  Новый ход шахматной партии Годунова был хорошо рассчитан. Бывшая царица как бы передавала корону от покойного мужа. Тем самым на порядок выросла легитимность нового царя, а Боярская дума получила хороший щелчок по носу.
  30 апреля Годунов триумфально во второй раз въехал в Кремль. Патриарх прочитал перед Священным собором утвержденную грамоту об избрании Бориса на царствие.
  Оппозиция в Боярской думе слабела день ото дня. Почти все бояре, понимая, что сопротивление бесполезно, присягнули Годунову. Лишь несколько упрямцев (уже известные нам Шуйские и Романовы) продолжали гнуть свою линию. Нужно было поставить последнюю точку в этом деле.
  Вскоре по Москве поползли слухи, что на Москву движется Крымская Орда. Представитель Разрядного приказа (Министерства обороны) на брифинге журналистам подтвердил эту информацию. Годунов незамедлительно выехал в Серпухов, где по давней традиции собиралась армия. Полками он поставил командовать оппозиционных политиков из клана Шуйских, Романовых и Мстиславских.
  Бояре оказались в западне. Отказаться принять командование означало предательство и позор. Принять полки значило подчиниться Годунову, как главнокомандующему армией. Выбирая из двух зол меньшее, бояре предпочли подчиниться новому царю.
  Вскоре после этого Разрядный приказ опроверг собственную информацию о выступлении Крымской орды. Армию распустили, но приведенное к присяге боярство уже не могло дать задний ход.
  Для юридической чистоты соблюдения процедуры избрания на царство в самом конце 1598 в Москве собрали Земской собор, который представлял из себя собрание цвета знати, служивых верхов и иерархов церкви. На соборе были как сторонники, так и прежние противники Годунова. Последние к этому времени были полностью деморализованы.
  Годунов пришел на собор, сопровождаемый многочисленной толпой народа, которой он одной рукой щедро раздавал милостыню, а другой подписывал автографы.
  - Закончились ваши беды и страдания, люди! - кричал царь. - В моем государстве больше не будет голодных. Я сам поделюсь с вами не только царским кафтаном, но и последней рубашкой! Запомните мои слова! А коли я их нарушу, то лягу под телегу, нагруженную золотом. Не очень я, конечно, хотел быть царем, но коли уж вы того пожелали, то быть по-вашему!
  Земской собор единогласно подписал грамоту об избрании на царство Бориса Годунова, который стал первым в истории России "выборным" царем.
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ. НОВОЕ ЦАРСТВОВАНИЕ
  
  Борис Годунов начал своё карьерное возвышении при Иване Грозном, когда стал топ-чиновником и возглавил спецслужбу царя. При Фёдоре Ивановиче он взял под контроль уже весь государственный аппарат и был подлинным правителем государства при номинальном царе. В момент своего восхождения на трон Борис имел огромный политический и управленческий опыт. Ко всему прочему он был самым информированным человеком в стране. Разветвленная шпионская сеть служила ему ещё со времён Ивана Грозного, и он моментально узнавал обо всем, что делали или говорили бояре в самых потаенных уголках своих дворцов и вотчин. Казалось, что при таких исходных данных ему суждено было царствовать долго и счастливо, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает.
  Став царем, Борис Годунов, приступил к реализации обширной программы реформ.
  Началось перевооружение армии. Заработал на полную мощь военно-промышленный комплекс. В несколько раз было увеличено производство пушек, ружей и сабель (их потом хватило с лихвой на "смутное время" разным сторонам гражданской войны).
  Была принята и воплощена в жизнь программа грандиозного строительства. Построены крепости на границах государства (Самара, Саратов, Воронеж и т.д.). Смоленск превратился в мощный оснащенный по последнему слову техники форпост на западных рубежах. В самой Москве были воздвигнуты два круга оборонительных укреплений (нынешние Садовое и Бульварное кольца). В Кремле заново воздвигли высокие стены и появилось неслыханное новшество - водопровод.
  В Россию в большом количестве стали завозиться западные специалисты (архитекторы, инженеры и врачи), а в обратном направлении в европейские университеты за казенный счет отправилась учиться русская молодежь (ее судьба оказалась печальной, вскоре наступило "смутное время" и оставшиеся без государственной стипендии забытые всеми студенты были вынуждены выживать сами по себе, что удалось далеко не всем).
  На дипломатическом фронте также были достигнуты успехи.
  В 1601 году с Речью Посполитой было заключено двадцатилетнее перемирие. С Крымским ханством шли долгие переговоры, в результате которых достигли определенного взаимопонимания, и набеги татар прекратились.
  Годунов, как опытный политик, прекрасно понимал, что усмиренные им бояре продолжают в тайне ненавидеть его и ждут только удобного случая нанести удар в спину. Особенно он опасался отравления и даже включил в текст присяги, которую приносили царю на кресте, специальную клятву не травить его.
  Каждый день он внимательно просматривал донесения шпионов о разговорах, которые велись в дворцах знати. Однако первый раз полыхнуло не в кругу оппозиционных бояр, а там, где Годунов меньше всего ожидал.
  Богдан Бельский со времен знаменитых застолий Ивана Грозного находился в самых лучших отношениях с Годуновым. Они были такими друзьями, что даже вместе душили своего покровителя. Ко всему прочему Годунов был женат на двоюродной сестре Бельского. Во время правления Федора Ивановича после конфликта Бельского с регентским советом именно Годунов спас его от казни, а затем вернул в Москву.
  Бельский получил от нового царя ответственное поручение построить с нуля город-крепость с претензионным названием Царев-Борисов на Южных рубежах страны.
  Отправился он в поход с большой помпой в сопровождении трехтысячной армии с огромными обозами стройматериалов и продовольствия. Однако, прибыв на место назначения, он, по старой привычке, принялся регулярно напиваться и произносить нетрезвые речи:
  - Кто такой этот Годунов? Если говорить по-честному, то никто! Ноль без палочки. По ошибке на него надели корону, а настоящим царем должен был быть я. Я был лучшим другом незабвенного Ивана Васильевича! Он меня любил, как родного, и ценил больше всех! А над Борькой Годуновым мы прикалывались, считая за дурака. Он нам за выпивкой бегал. Я бухал с царем на равных, а Годунов за бухлом гонял. И вдруг он теперь царь...С какого перепоя? Для меня он как был шестеркой, так им и остался, сколько бы корон на него ни надели. Мне хоть сейчас стоит щелкнуть пальцами, как он мне водку в зубах принесет. Пусть он царь в Москве, зато я царь в Цареве-Борисове, что, конечно, гораздо круче!
  Годунову моментально донесли о нетрезвых речах его бывшего друга. Бельского в срочном порядке отозвали в Москву, выщипали по волоску всю его шикарную бороду и отправили в ссылку.
  В октябре 1600 года Борис Годунов получил донесение, что в особняке бояр Романовых происходит что-то подозрительное. Там по ночам собирались ведьмы и колдуны, варились какие-то зелья и проводились непонятные ритуалы. Как следовало из шпионских донесений, целью всего этого было извести с помощью колдовства царя и его семью. Прекрасно зная о судьбе Ивана Третьего и понимая, чем могут закончиться такие шуточки, Годунов не стал мешкать.
  Ночью 26 октября 1600 года Романовы были взяты с поличным (у них на кухне было обнаружено несколько корешков непонятного предназначения).
  Братьев Александра, Михаила и Василия Романовых отправили в ссылку в Сибирь, где они вскоре умерли. Старший брат, известный щеголь и большой любитель женского пола, бывший кандидат в цари Федор Романов был насильно пострижен в монахи в отдаленном северном монастыре (в дальнейшем он сыграет одну из ключевых ролей в судьбе о России, о чем мы поговорим ниже).
  Но это были еще цветочки. Настоящие ягодки нового царствования оказались впереди.
  Федор Иванович, подписав бумагу об отмене Юрьева дня не мог, конечно,
  из-за слабости разума своего и чрезмерного увлечения религией предвидеть последствия этого шага, который потом аукался России не одно столетие.
  Крестьяне, которым запретили уход от помещика, вначале ничего не поняли.
  - Батюшка царь, видимо, не в курсе, что наши придурки (бояре да дворяне) тут учудили. Ужо он разберется - даст им прикурить.
  Однако год шел за годом, а крестьян не отпускали из поместий. Когда же они уходили без разрешения, их стали ловить и пороть на конюшне.
  - Что вы творите? - возмущались крестьяне, когда с них снимали портки. - Ужо батюшка царь узнает вашу несправедливость, он вас без всякой жалости в кандалы закует и на каторгу сошлет. Попомните наши слова! Ох, и будет вам за это, негодяи! Ох, и наплачетесь вы скоро! Даже жалко вас!
  Только немногие догадывались, что все это происходит по воле царя, но большинство подымало их на смех, презирало и даже било. Лишь через несколько лет до крестьянской массы начало доходить, что тут не обошлось без верховной власти.
  Тогда в своих бедах крестьяне стали винить нового царя.
  - Пока жили при Рюриковичах, все было нормально! - вздыхали они. - Последним добрым царем был великий молитвенник, Федор Иванович. Вот это был человечище! При нем мы были счастливы. А Борька Годунов какой-то не такой. Юрьев день отменил. Такого царя нам не надо.
  Самые отчаянные стали уходить на Дон, где жило вольное казачество, или сбивались в разбойничьи шайки и грабили на больших дорогах. Крупная банда под командованием атамана Хлопка затерроризировала все Подмосковье, фактически взяв под контроль несколько дорог на подступах к Москве.
  Однако большинство крестьян не решились взять в руки оружие и предпочли ненасильственные методы борьбы. Оставаясь внешне покорными своим хозяевам, они устраивали "итальянскую забастовку", то есть только делали вид, что работают, а на самом деле валяли дурака.
  - Почему вы рожь не сеете? - озабоченно спрашивал помещик.
  - Так плохая погода, господин хороший! - разводили руками крестьянине. - Тут сажай или не сажай, все одинаково.
  - Вчера была хорошая погода. Сегодня денек на загляденье. А вы все пузо на солнце греете. Могли бы уже все посадить.
  - Никак это невозможно! Ночью сильный дождь был, а с дождем шутки плохи.
  - Я доверяю вам, как профессионалам, но все-таки прошу вас быть внимательней. Как только представится первая возможность, немедленно сейте и сажайте все, что положено. А то мы так с вами без урожая останемся.
  - Обязательно! - хитро перемигивались между собой крестьяне.
  В 1601 году почти не собрали зерна. Цены на хлеб сразу взлетели в несколько раз и продолжали расти. В городах начался голод.
  Горожане, которые до этого не особенно обращали внимание на беды сельского населения, почувствовали на себе весь ужас положения. Быстро исчерпав запасы продовольствия, они стали есть траву, кору с деревьев, кошек и собак. Повсюду на тротуарах валялись трупы умерших голодной смертью. В одной только Москве от голода погибло десятки тысяч человек.
  Борис Годунов предпринял энергичные шаги по борьбе с экономическим кризисом. Он открыл для нуждающихся царские хранилища с зерном и раздал неимущим огромные суммы денег из казны.
  Однако все запасы были быстро съедены, а деньги потеряли свою цену. Теперь служивому человеку невозможно было почти ничего купить на свою зарплату.
  В Москве Годунов, стараясь сохранить лояльность населения, особенно щедро раздавал милостыню. Прослышав об этом, в столицу ринулся народ со всей страны. Город оказался переполнен. Приезжие построили себе шалаши, развернули палатки, вырыли ямы и землянки.
  Из-за отсутствия товаров в столице вскоре закрылись рынки и магазины.
  Некоторые провинциальные купцы, зная, что в Москве краюха хлеба стоит баснословные деньги, пытались сделать гешефт и все-таки доставить продукты в город (на окраинах страны кое-что еще оставалось на складах от урожая прошлых лет). Таких предпринимателей немилосердно грабили на больших дорогах. Лишь единицам удавалось провезти продукты в столицу. Однако стоило обозу с хлебом появиться на городских улицах, как на него моментально нападали толпы голодных и съедали и хлеб, и лошадь, и самого предпринимателя.
   В столице наступил коллапс.
  - Федя учудил, а мне теперь расхлебывай! - вздыхал Борис Годунов, глядя из окон Кремля на невеселую картину. - Что будем делать, господа бояре? Слушаю ваши предложения.
  Бояре наперебой заговорили, однако смысл их речей сводился к тому, что нужно потерпеть и дождаться следующего урожая.
  - Главное, батюшка царь, нельзя идти на поводу у крестьянства и восстанавливать Юрьев день! - хором убеждали они. - Это ничего не изменит, а только покажет слабость государства. Будем терпеть. Тем более, что у нас в амбарах зерно еще есть. А что народ мрет, как мухи, так значит на то воля Господня!
  Однако Годунов, видя неспособность государства справиться с возрастающим кризисом, понял, что нужно предпринимать решительные шаги.
   В ноябре 1601 года царь издал закон о восстановлении Юрьева дня. В тоже время, боясь открытого конфликта со знатью, он сопроводил закон целым рядом оговорок.
  Во-первых, его действие не распространялось на земли князей, бояр, столичных дворян и церкви. Свободу получили лишь крестьяне мелких провинциальных имений.
  Во-вторых, срок действия закона составлял всего один год.
  Новый законодательный акт не только не успокоил крестьянскую массу, но вызвал в ней еще большее раздражение. Получалось, что в одной деревне крестьяне получили свободу, а в соседней остались крепостными. Во многих семьях мужья и жены, родители и дети были прописаны в разных населенных пунктах, и теперь одни из них могли идти, куда хотят, а другие остались зависимыми.
  - Мы возмущены несправедливостью! - негодовал народ. - Какого хрена? И почему Юрьев день восстановлен только на год? Нас подвесили в неопределенном положении.
  Крестьянская забастовка продолжилась, а вместе с ней голод, который продолжался в 1602-1603 годах. И раньше Россия знала неурожаи. Бывали и голодные годы. Однако бедствий такого масштаба еще не было никогда.
  Годунов пролонгировал закон о восстановлении Юрьева дня в 1602 году
  (с теми же оговорками), однако в 1603 г., видя, что ничего не меняется, и голод продолжает косить население страны, плюнул на все и препоручил судьбу крестьянства высшим силам.
  Надо сказать, что за время царствования характер и поведение Годунова сильно изменились. Сразу после восхождения на трон он любил пройтись по улицам столицы в сопровождении многочисленной толпы поклонников. Он мог остановиться и начать беседовать с простыми людьми, вникал в их проблемы и помогал их решить. На прогулках его всегда сопровождал слуга с мешком денег, из которого царь доставал горстями золото и щедро раздавал милостыню.
  Царь любил заседать в качестве верховного судьи, с дотошностью разбирал каждое дело и всегда выносил мудрое и справедливое решение. Он не жалел денег на меценатство, искусство и охотно спонсировал бедных художников и поэтов.
  Однако экономический кризис и голод наложили свой отпечаток на его характер. На прогулках у царя регулярно стали происходить столкновения с голодающими. Правитель и народ препирались, оскорбляли друг друга. Годунова освистывали, хором распевали против него матерные частушки и плевали в спину. Несколько раз ему даже приходилась спасаться бегством от разъяренной толпы под защиту Кремлевских стен.
  Народ все чаще вспоминал царю данное им в угаре предвыборной борьбы обещание, что в стране больше не будет голодных, и он сам ляжет под телегу, нагруженную золотом, если увидит хоть одного голодающего.
  - Годунова под телегу! - скандировала толпа, которая, теперь почти ежедневно собираясь на Красной площади.
  Правитель стал все реже выходить из Кремля, пока не прекратил вовсе. Теперь он гулял только внутри царских покоев, стараясь даже не подходить к окнам, чтобы лишний раз не травмировать свою психику.
  Тем охотнее он стал разбирать дела о всяких изменах и оскорблениях царской особы. По ночам в Кремль пачками свозили смутьянов, которых царь лично допрашивал и пытал на дыбе.
  - Как же я устал! - обычно вздыхал Годунов перед отходом ко сну. - Бояре в глаза меня почитают, а за глаза ненавидят. Крестьянство меня проклинает. Думают, что это я их крепостными сделал. Горожане от голода совсем разумом помутились и будто бы сбесились. Шайки разбойников бродят по всей стране. Не знаешь от кого первым ждать ножа в спину: от удалого разбойника или знатного боярина. Как жить дальше?!
  На самом деле даже Годунов при всей своей информированности не мог предположить, что главная беда для него кроится не в дворцах оппозиционной знати и не в разбойничьих шайках на больших дорогах, а рядом с ним в Чудовом монастыре Кремля под боком у его лучшего друга, патриарха Иова.
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ
  
  Григорий Отрепьев происходил из небогатых дворян. Его отец, Богдан, служил офицером в стрелецких войсках. Когда Гриша был еще совсем маленьким, его папа побежал за очередной бутылкой водки в магазин и больше не вернулся. Как потом выяснилось, его зарезали некие гастарбайтеры с Украины в пьяной драке прямо возле алкогольного супермаркета.
  Воспитанием ребенка занялась его мать, которая научила сына читать и писать. Также под ее руководством он вызубрил наизусть священное писание. В учение он проявлял большие способности, все схватывая налету. Однако бедность и не знатность почти не давали ему шансов на достойное будущее.
  Когда сын подрос, маме с большим трудом через знакомых удалось пристроить его придворным к Михаилу Романову, младшему брату несостоявшегося царя.
  Там он поднабрался лоску, умения держать себя в свете, а также узнал много интересного о действующем царе, Борисе Годунове, которого во дворце Романовых поносили почем зря.
   Когда Годунов обрушил репрессии на семью Романовых, пострадали в том числе их приближенные. Многих пересажали или отправили в ссылку. Сообразительный Отрепьев, чтобы спастись от уголовного преследования, постригся в монахи.
  Некоторое время он постранствовал по провинциальным монастырям, а потом через протекцию родного деда (тоже монаха) осел в элитном Чудовом монастыре, который располагался на территории Кремля. Там способности Отрепьева проявились в полной мере. Выяснилось, что он очень неплохо владеет литературным слогом и пишет каллиграфическим почерком. Это сразу выделило его среди малообразованной монашеской братии. Убеленные сединами монахи с удивлением смотрели, как молодой человек, которому не исполнилось еще двадцати лет, ловко управляется пером и строчит жития святых. Недолго Отрепьев прожил в келье у своего деда, а затем его приблизил к себе архимандрит Пафнутий.
   Вскоре из канцелярии архимандрита стали выходить бумаги на загляденье, написанные красивыми словами, воздушным слогом и таким великолепным почерком, что сам патриарх Иов, читая их, был поражен.
  - Ты где так писать научился, Пафнутий? - удивился глава церкви. - Ты же всегда был дураком. Что случилось? Признавайся!
  Пафнутий начал было рассказать, что в писаниях ему помогает сам Господь бог, который будто водит его рукой. Однако после перекрестного допроса он был выведен на чистую воду и под грузом улик признался, что бумаги за него пишет Отрепьев.
  Иов тут же призвал к себе молодого вундеркинда, устроил ему экзамен, результатом которого остался чрезвычайно доволен, после чего оформил к себе референтом. В его обязанности входило подготовка выступлений, речей и писем, а также рецензий на проекты государственных законов, которые Иов должен был согласовывать, как один из членов Боярской думы. Через некоторое время патриарх уже не мог обойтись без своего референта, как без рук. Отрепьев стал сопровождать главу церкви повсюду, в том числе на заседания Правительства, где он подсказывал на ушко своему патрону информацию по тому или иному вопросу (ко всем прочим своим достоинствам он имел превосходную память).
  Меньше, чем за год Отрепьев сделал в церкви фантастическую карьеру. Еще недавно он жил в келье у своего деда и вынужден был с утра до ночи выслушивать его злобное ворчание и занудные нравоучения. И вот он уже получил чин дьякона, стал доверенным лицом патриарха и принимал самое живое участие в работе высшего органа государства, Боярской думы. Неизвестно каких высот он мог достичь в дальнейшем, если бы остался в лоне церкви, но тому воспрепятствовали жизненные обстоятельства.
  Надо сказать, что Отрепьев, взлетев за короткое время на почти недосягаемую высоту, потерял почву под ногами. Ему стало казаться, что он не тот, кем был на самом деле.
  - Почему все учатся грамоте годами, и то никак не могут выучиться, а я освоил ее меньше, чем за пару месяцев? Почему у всех вокруг почерк, как курица лапой написала, а я с малых лет пишу на загляденье? Почему, чтобы сочинить житие святого у некоторых монахов уходит вся жизнь (и то только половину напишут), а у меня они вылетают, как горячие пирожки из печки, чуть ли не каждый день. Почему патриарх почти ничего не помнит даже из того, что было на прошлом заседании Боярской думы, а я помню все, включая сложные статистические данные, о которых говорили мельком несколько недель назад? По всему выходит, что я необыкновенный человек. Вряд ли я могу быть сыном отца-алкоголика. Кто же я?!
  Надо сказать, что при Годунове опять обострились слухи о том, что жив младший сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий, который когда-то давным-давно наткнулся на нож в Угличе в эпилептическом припадке. Измученный голодом народ обвинял во всех своих бедах нового царя и мечтал о восстановлении прежней династии.
  - Годунов - царь ненастоящий! - размышляли между собой люди. - Господь гневается на нас, что мы по гордыни своей усадили его на трон. От того мы и живем, как собаки! Надо срочно возвращать на престол настоящего царя.
  Почти все население страны ностальгировали по временам Ивана Грозного, а по умершему в малолетстве царевичу Дмитрию просто сходили с ума.
  - Он жив! - уверяли друг друга мужики. - Борис Годунов подослал к нему убийц, но не таков наш царевич Дмитрий, чтобы им так просто поддаться. Нате. Выкусите. Он их всех перехитрил. Они тогда убили совсем другого мальчишку, а наш царевич Дмитрий живехонек и прекрасно себя чувствует. Живет сейчас где-то в тайне от всех и, может, даже сам не знает, кто он такой.
  Эти разговоры, которые широко циркулировали по стране, болезненно повлияли на психику Отрепьева, который, как многие талантливые люди, кроме выдающихся способностей, обладал расстроенной нервной системой, болезненным воображением и большими тараканы в голове.
  - А вдруг царевич Дмитрий - это я? - подумал он как-то, зябко кутаясь под одеялом в холодной монашеской келье. - Раннее детство свое я почти не помню. Вполне возможно, что я сын царя.
  Дальше-больше. Мысль эта настолько привязалась к нему, что Отрепьев стал помаленьку свыкаться с ней.
  - Такой блестящий ум, как у меня, не мог передаться мне через папу-офицера или деда, глупого монаха. Мои гены явно другого качества. Во мне безусловно течет голубая кровь.
  Отрепьев навел справки и выяснилось, что царевич Дмитрий одного с ним года рождения. Это окончательно добило его.
  Вначале Отрепьев хранил свой секрет в тайне, однако вскоре молчать ему стало невмоготу. Поделиться своим открытием он решил с монашеской братией. Однажды за общей трапезой (несмотря на близость к патриарху, он ел и спал среди рядовых монахов) он начал судьбоносный (как в последствии оказалось) для страны разговор:
  - Есть у меня, друзья, одна тайна, которой хочу с вами поделиться.
  - Не надо нам этого! - проворчал кто-то из монахов.
  Надо сказать, что Отрепьева в монастыре не любили, считая выскочкой. Многие из братии жили в монастыре десятилетиями, однако никогда не разговаривали с патриархом. А тут появился молодой нахал, который ежедневно уходил из кельи и возвращался поздно вечером с рассказами о патриархе, царе, заседаниях Боярской думы и прочих вещах из другого мира. Сам того не ведая, он сильно раздражал затворников своими байками, которые они принимали за хвастовство. Но более всего они ненавидели его за образованность, которую считали происками сатаны.
  - Как это так?! Мы учимся писать годами и все равно пока научились только нескольким буквам, а этот молокосос знает уже весь алфавит. Ясно, как день, что тут не обошлось без дьявола!
   - Я все-таки расскажу вам свой маленький секрет! - не обращая внимание на протесты, продолжил Отрепьев. - Дело в том, что мною недавно установлен подлинный факт, что я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете. На самом деле перед вами - царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного.
  При этих словах несколько монахов одновременно уронили плошки, из которых кушали, еще один громко крякнул, а самый глупый, Леонид, дико заржал, как конь.
  - А чему вы удивляетесь? - продолжал Отрепьев. - Во-первых, вы все знаете о моих литературных способностях. Стоит мне начать писать, и строки сами ложатся на бумагу и слагаются в великолепную книгу. Разве такими способностями может обладать обычный заурядный человек? По себе можете судить, что такого не бывает. Во-вторых, я бываю в Боярской думе, и, поверьте, что и там мои мозги работают гораздо лучше, чем у любого боярина. Теперь позвольте вам задать вопрос, который давно мучает меня. Откуда во мне такие гениальные задатки? Молчите. Но и это еще не все. Самое главное, что я родился в один год с царевичем Дмитрием. В один!!! Представляете, что это значит? Я как только про это узнал, так у меня в голове все прояснилось и встало на свои места.
  - Послушай, щенок! - вскипел один из старейших монахов. - Если ты сейчас же не заткнешься, то я не посмотрю, что ты патриарха знаешь. В момент инвалидом сделаю!
   - Какой скромный мальчик. Почему царевич Дмитрий? Говори уже сразу, что ты и есть Иван Грозный! - засмеялся монах Леонид. - Представляете, мужики, мы оказывается с самим Иваном Васильевичем в монастыре живем. Мы же теперь до самого гроба будем гордиться, что нас с таким человеком судьба свела! Можно у вас попросить автограф, месье Грозный?
  - Чего вы ржете? У человека крышу снесло, а они ржут! - возмутился еще один монах. - Сходи к врачу, Гриша. У меня деверь был, так он возомнил себя птицей. Я тогда еще казаком был. Пришлось несколько раз стукнуть его рукоятью сабли по башке, чтобы там немного прояснилось.
  - Почему вы мне не верите? - удивился Отрепьев (сам он уже давно свыкся со своими бреднями). - Все ведь один к одному: и талант у меня великий, и ум выдающийся, и в один год с царевичем родился!
  - Слушай сюда, придурок! - к самозванцу подошли трое накаченных монахов (все они раньше были стрельцами, которых загнал в монастырь голод). - Сегодня постираешь нам рясы. Понял?! И не вздумай патриарху бегать жаловаться. Мы тогда царю Борису донесем, кем ты себя возомнил!
  С этого времени Отрепьеву не стало житья в монастыре. Монашеская братия, которая и до этого не питала к нему нежных чувств, теперь не сдерживала свои эмоции и в волю отыгралась на "салаге" и "выскочке". Беднягу заставляли мыть пол, драить туалеты, стирать одежду и чистить лапти. Приходя из Боярской думы, он тут же вынужден был приниматься за черновую работу и ложился спать только под утро, чтобы, встав пораньше, снова бежать к патриарху. Через месяц такой жизни он сильно осунулся, стал непохож на себя и даже начал заикаться. Пару раз он пытался отказаться от особо унизительной работы (типа стирки засранных трусов), но монахи устраивали ему "темную". В конце концов, бедняга не выдержал и бежал.
  Понимая, что в стране ему спокойно жить не дадут (к его поискам подключился сам патриарх) опальный монах перешел границу и оказался в Речи Посполитой. Там он пристроился в православном Киевском Печорском монастыре, однако до тамошней братии уже дошел слух, кем он себя считает. Монахи без лишних разговоров жестоко избили самозванца, а затем пинками выгнали вон.
  После изгнания из второго монастыря Отрепьев осознал, наконец, что, если он продолжит рассказывать о том, что рожден царевичем Дмитрием, монахи, так и будут бить его и, в конце концов, забьют до смерти. Положение его было незавидное. Он оказался в чужом государстве без денег, друзей или покровителей. Где-то совсем рядом замаячила голодная смерть в канаве, и только иноческая одежда еще как-то гарантировала ему скромный достаток в виде подаяний.
  Монахи в те годы были относительно защищенной в социальном отношении категорией населения, которым везде охотно подавали, и они могли выживать в самых сложных экономических условиях. В голодные времена многие бизнесмены, офицеры и чиновники, уходили в монастырь, чтобы не умерить от голода. Снять с себя монашеское платье означало отдаться на волю рыночной стихии и мало кто решался на такой отчаянный шаг, не имея надежного тыла.
  Перед Отрепьевым стал выбор между рясой (и относительно сытой жизнью в придачу) и его идеей о царском происхождении. И он выбрал второе. Бывший референт патриарха переоделся в мирскую одежду и стал искать работу.
  Трудовая деятельность будущего царя началась с должности прислуги на кухне в небольшом городке Гоща. Затем, поднабравшись опыта и сноровки в приготовлении кулинарных блюд, он начал много путешествовать, перебиваясь временными подработками в кафе, ресторанах или на сезонной уборке овощей. Везде, где он появлялся, самозванец тут же начинал рассказывать о том, что он на самом деле царевич Дмитрий, однако это не вызывало у его коллег (поваров, слуг и чернорабочих) особых эмоций. Все-таки эта была другая страна, а круг общения у него состоял из простолюдинов, большинство из которых даже не слышало о царевиче Дмитрии и его истории.
  - Вы меня знаете, как обычного повара, но я далеко не повар! - хитро подмигивал Отрепьев, нарезая лук на кухне. - Я был рожден Иваном Грозным и наречен царевичем Дмитрием! Доказательств этому уйма. Первое и самое главное, что у меня тот же самый год рождения. Можете себе представить?
  - Очень хорошо, что ты царевич! - отвечал ему шеф-повар. - Только лук надо резать тоньше! Господа могут выпороть, если ты так лук подашь!
  - Не унывай, красавец. Я тоже из царского рода! - подхватывала разговор негритянка, прислуживающая на кухне. - Знаешь кем был мой дедушка? Вождем в Африке! Потом его поймали испанцы, продали французам, а я уже родилась в Польше! Так что мы с тобой королевской крови, пупсик!
  - Заткнитесь уже, монархи гребаные! - рявкнул шеф-повар. - Уши вянут от вашей херни!
  Однако, как правильно учит пословица, терпение и труд все перетрут.
  В конце концов, слух о чудаке, упорно называющим себя царевичем Дмитрием, распространился по Речи Посполитой и дошел до князя Адама Вишневецкого, который владел обширными угодьями на Левобережье Днепра. Его земли граничили с Россией, и он уже много лет вел приграничный спор относительно некоторых спорных населенных пунктов.
  В 1603 году Борис Годунов, который к этому времени под ударами судьбы превратился в злого и раздражительного старика, повелел сжечь принадлежащие Вишневецкому пограничные укрепления Прилуки и Снетино. Люди князя оказали вооруженное сопротивление. С обоих сторон были убитые и раненные.
  Вскоре после этого Отрепьева доставили в имение Вишневецкого, где его встретили с большим почетом. Был даже выставлен караул.
  Самозванец, который за время своих мытарств привык к грубым насмешкам и издевательствам, поначалу испугался, ожидая подвоха.
  - Как добрались, ваше величество? - заключил его в горячие объятия князь. - Позвольте вас по-семейному обнять. Мы ведь с вами дальняя родня. Очень рад, что вам удалось спастись в детстве. Вы меня, конечно, не помните,
  а я когда-то бывал в Москве проездом и видел вас в колыбели. Хочу, чтобы вы знали, что я никогда не верил слухам, будто вы умерли. Не верил и все!
  - Я - Дмитрий, сын Ивана Грозного! - смог, наконец, выдавить из себя Отрепьев, затравленно озираясь.
  - Прекрасно. Предлагаю перейти за стол и за это выпить! - хозяин широким жестом пригласил гостя в дом.
  Следующие несколько дней князь и самозванец провели вместе. Отрепьева приодели, выделили слуг и собственный экипаж. Тем временем слух о том, что в имении Вишневецкого гостит царевич Дмитрий быстро разлетелся по Речи Посполитой и многих привел в изумление.
  - Князь Вишневецкий - человек серьезный! - удивлялись люди. - Не может он простого человека принимать за царскую особу. Есть во всем этом какая-то тайна.
  На самом деле план князя заключался в том, чтобы раскрутить фигуру самозванца, а потом совершить с Годуновым выгодную сделку: обменять Отрепьева на спорные территории. Впрочем, уже скоро он стал охладевать к своей затее. Самозванец не вызвал у него особого доверия, да и военные силы князя были слишком невелики, чтобы ввязываться в подобную авантюру.
  Однако процесс, что называется пошел. Новость о воскресшем царевиче стала сенсацией. Знать Речи Посполитой переварила ее и не могла прийти к определенному мнению. Споры шли на улицах, площадях и в королевских покоях. Надо сказать, что в Речи Посполитой порядки значительно отличались от русских. Король там обладал ограниченной властью, и некоторые магнаты были даже влиятельнее и богаче короля.
  - Какая чушь! - возмущался могущественный польский магнат коронный гетман Ян Замойский. - Нас, видимо, за дураков считают. Как такое может быть, чтобы ребенок умер, а потом оказывается, что он не умер?! Они что не смотрели, кого хоронят? На похоронах была его мать, царские чиновники, боярин Шуйский, весь Углич собрался. Они что все слепые?
  - А мне идея нравиться! - возражал король Сигизмунд. - Борис Годунов подослал к Дмитрию убийц, но верные царевичу люди, узнав об этом, спрятали его, а в его одежды нарядили обычного мальчишку с улицы. По-моему, гениально придумано.
  - Бред. У нас с тобой тоже были ситуации, когда мы подсылали к некоторым товарищам (не буду называть их имен) наемных убийц. - горячо возразил Замойский. - Каждый человек знает, что первое правило в таком деле, удостовериться в смерти того, кого заказал. Как такое может быть, чтобы убили и не посмотрели, кого именно?! Цирк!
  - Все равно, придумано очень хорошо! - продолжал спорить король. -Получается, что в моей стране, инкогнито гостит сын Ивана Грозного и настоящий царь всея Руси. Я могу помочь ему в беде, и он в благодарность вернет мне Смоленск и Чернигов, которую несправедливо отторгли от нашей страны! Заманчиво! Очень даже заманчиво!
   - Начинать войну с Россией? - ужаснулся гетман. - Мы уже это проходили. Сколько можно? Опять будем воевать тридцать лет и все это закончится пшиком!
   Польская элита так и не смогла прийти к единому мнению по вопросу царевича Дмитрия, однако большинство магнатов войны не хотело, а, стало быть, выступило против помощи самозванцу. Царская карьера Отрепьева могла закончиться, так и не начавшись, но тут в игру вступил новый игрок, который вдохнул жизнь в умирающую интригу.
  Юрий Мнишек был воеводой на территории бывшей Червонной Руси бывшей Киевской Руси. На тот момент эта земля была частью Речи Посполитой, а сейчас это Западная Украина. Под управлением воеводы находились Львов и Самбор. Любя от природы деньги, роскошь и красивых женщин, хитрый Мнишек на протяжении многих лет утаивал большую часть доходов с управляемых им земель в свою пользу. Украденные деньги он тратил так беспечно, что к пожилому возрасту совершенно запутался в долгах и оказался на грани полного разорения и позора. В 1603 году королевские чиновники нагрянули комиссией в Самбор, проверили финансовую отчетность и выявили огромные недоимки. Мнишек вынужден был продать свое личное имение, но это едва хватило на уплату части долга. Разорившийся магнат слезно выпросил у короля один год отсрочки, однако, где взять деньги, он решительно не знал и находился в полном отчаянье.
  Когда молва донесла до Мнишека весть о появлении царевича Дмитрия, он понял, что ему выпал шанс. Кроме отчаянного финансового положения еще одним побудительным мотивом Львовского воеводы была ненависть ко всему русскому, которую он объяснял "голодомором", имея ввиду голод 1601-1603 годов. Неизвестно откуда он это взял, но он был твердо убежден, что русское правительство искусственно создало этот голод, чтобы умертвить всех украинцев, проживающих в России.
   Не теряя даром времени, воевода немедленно пригласил к себе самозванца, оказал ему царские почести (тот понемногу стал привыкать к ним), и вскоре авантюристы нашли общий язык.
  - Я помогу тебе набрать армию для похода на Москву и сам возглавлю ее. Более того, если нам улыбнется удача, и ты сядешь на трон, я отдам тебе самое дорогое, что у меня есть - свою дочь! С твоей стороны ничего не надо. Только небольшой пустяк, чтобы доказать серьезность твоих намерений. Подаришь мне Чернигов с Северской землей и Смоленск, дашь расписку на триста тысяч золотых (лучше миллион для ровного счета), а Новгород и Псков после вашего брака с моей дочерью отойдут в ее личную собственность. Кроме того, ты должен стать католиком, поскольку моя дочка католичка. Когда ты сядешь на трон, тебе придется привести к католичеству все Московское государство, так как не может царь быть католиком, а подданные православными. Все это мы с тобой сейчас же оформим брачным контрактом, чтобы ты потом никак не увильнул.
  Отрепьев, увлеченный своей идеей, не стал торговаться и подписал, наверное, самый удивительный брачный договор в истории.
  Вскоре Мнишек отправился на прием к королю Сигизмунду.
  - Ваше величество! У меня есть деньги заплатить вам задолженность, но давайте я этого делать не буду! - начал он доклад.
  - В смысле? - поразился король.
  - В том смысле, что будет гораздо лучше, если я отдам эти деньги царевичу Дмитрию. Он соберет на них армию и ударит по России! Мы устроим у соседей гражданскую войну, а потом заберем себе все, что захотим. Москва будет разорена, а, при благоприятном стечении обстоятельств, полностью уничтожена. При этом, заметьте, вы лично и наше государство не будут иметь к этому никакого отношения. На любые претензии вы всегда с полным правом можете ответить, что это моя личная инициатива, а вы тут совершенно не при чем. Валите все на меня!
  Сигизмунд, немного подумав, одобрил план.
  С этого момента Отрепьев перестал быть чудаком-одиночкой, а обрел серьезную поддержку. Началась подготовка к вторжению в Россию, которая проходила сразу по нескольким направлением: идеологическому, финансовому и военному.
  Первоначально у Отрепьева не было ни армии, ни денег на ее содержание, а подавляющее большинство населения продолжало относиться к нему скептически, не очень-то доверяя его легенде. Нужно было переубедить общественное мнение, и он со всей энергией взялся за это.
  Вскоре во Львове начались театрализованные представления, в которых самозванец выступал одновременно режиссером и актером главной роли. С остальными ролями тоже проблем не было. Множество русских бежало от голода в Речь Посполитую и готовы были выполнять за копейки любую работу.
  Однажды самозванец собрал на центральной площади пресс-конференцию для журналистов. Прямо во время интервью к нему неожиданно бросился обниматься какой-то бородатый крестьянин:
   - Ба! Неужто сам царевич Дмитрий?! - кричал мужик. - Сколько лет, сколько зим. Не чаял уже увидеться! Как дела, ваше величество? Как здоровье?
  - Разве мы знакомы? - деланно удивился Отрепьев.
  - Помнишь в Угличе, когда ты ещё мальчонкой играл в песочнице, я ехал мимо на телеге со стогом сена и низко поклонился тебе?
  - Кажется, что-то припоминаю! - наморщил лоб самозванец. - То-то смотрю, что лицо вроде бы знакомое. Стало быть, ты меня узнал? Признаешь меня царевичем Дмитрием?
  - Конечно, признаю. Никаких вопросов. Хоть вы тогда и совсем мальчонкой были, но с тех пор, в сущности, мало изменились. Это безусловно царевич Дмитрий! - закончил выступления крестьянин, обращаясь к журналистам.
  На следующей день средства массовой информации сообщили, что Отрепьева узнал мужик из Углича. Вскоре ободренный успехом самозванец организовал брифинг с участием сразу нескольких крестьян из России.
  - Я жил в Угличе недалеко от царевича Дмитрия! - рассказывал мужичок средних лет. - Поскольку мы с ним были соседями, то, естественно, виделись почти каждый день. Разговаривали о погоде или обсуждали политические новости. Он был еще ребенком (годочков пяти не больше), но я уже тогда заметил в нем глубокий ум, наблюдательность и начитанность. Потом мне сказали, что его убили. Много лет я не находил себе места и часто плакал о своем покойном друге (я считаю, что имею право его так называть). Когда в народе прошел слух, что царевич жив, поначалу я, конечно, сильно удивился и, признаюсь честно, даже не поверил. Несколько дней я не спал и, в конце концов, решил отправиться сюда, чтобы развеять свои сомнения. Однако, когда я его увидел собственными глазами, мои сомнения полностью отпали. Перед нами, господа, действительно настоящий царевич Дмитрий, только немного повзрослевший! Сто процентов гарантии!
  - Спасибо, свидетель. Как видите, меня многие помнят по Угличу! - заметил Отрепьев публике. - Я тоже помню, мужик, как мы с тобой обсуждали погоду и политику. У кого-нибудь есть вопросы? Нет. Переходим к следующему свидетелю.
  - Мы с царевичем Дмитрием были друзьями детства! - встал моложавый мужичек лет двадцати. - Вместе играли, проказничали и веселились. Однажды, когда мы всем двором играли в ножички, к нам подошел страшный мужик с топором, который, как впоследствии оказалось, был убийцей, посланный Борисом Годуновым. Увидев нас, он спросил злым отвратительным голосом: "Кто из вас царевич Дмитрий?". Мы все сразу поняли, что он пришел убивать его. Тогда самый отважный из нас (имя его, к сожалению, забыл) смело вышел вперед и назвался царевичем. Беспощадный убийца тут же разрубил его пополам. Когда он ушел, мы, похоронив своего товарища, посоветовали настоящему царевичу скрыться, пока убийца не понял свою ошибку. Он вскочил на лошадь и с тех пор я его больше никогда не видел. Недавно я случайно гулял по Львову и нос к носу столкнулся с другом моих детских лет, царевичем Дмитрием. Мы вспомнили наши молодые годы и дружно посмеялись над посланным Годуновым убийцей, который замочил совершенно другого мальчика (даже не особенно похожего).
  - Как вы сейчас убедились, господа, даже в детстве я очень любил простой народ и мог запросто играть с ним! - вставил самозванец. - Хочу всем пообещать, что когда я займу свой трон, то велю немедленно найти могилку того мальчика, который принял за меня смерть, вырыть его, а потом похоронить со всеми почестями!
  Раздались аплодисменты.
  - Переходим к следующему свидетелю. Пожалуйста.
  - Я хочу дополнить портрет убийцы. - начал лысоватый мужичок с хитрыми бегающими глазками. - Я - коренной житель Углича. Царевича Дмитрия, к сожалению, не знал. Так вышло, что я жил в другой части города и мы с ним никогда не пересекались. Зато я видел его убийцу. Дело в том, что я - грибник. Однажды я пошел в лес по грибы. Вдруг вижу - идёт странный человек в полумаске, чёрной одежде и с топором. Я, конечно, слегка оробел. Увидев меня, он начал расспрашивать, как пройти в Углич и где там найти царевича Дмитрия. Мол, Борис Годунов приказал убить его. Я, конечно, отказался сообщить, где живёт царевич, ибо он наш законный государь и всякие такие вещи против него противны Господу богу!
  - Все у вас, свидетель? - поинтересовался Отрепьев. На этом по заранее утвержденному сценарию нужно было переходить к допросу следующего мужика, но крестьянину так понравилась его роль, что он решил ещё немного сымпровизировать:
   - Я этому негодяю так прямо и сказал, что никогда он от меня не узнает, где находится царевич Дмитрий. Тогда он достал топор и убил меня! Так я пострадал за свою верность законному царю!
   - Почему же ты сейчас жив, коли уверяешь, что тебя убили? - хмуро взглянул на него самозванец.
  Крестьянин, не ожидавший такого вопроса, сначала растерялся, но быстро нашёлся:
   - Потому что он вместо меня по ошибке зарубил совсем другого человека, который шел в это время мимо нас. Он убил его, но решил, что убил меня!
   Несмотря на некоторые шероховатости в целом брифинг произвел на публику прекрасное впечатление, и сторонников у Отрепьева сразу прибавилось. Такие встречи со "свидетелями" стали происходить в ежедневном режиме, и скептики, которые раньше смеялись над самозванцем, начали сомневаться.
  - Посмотрите сколько народу царевича Дмитрия узнают! Люди просто так говорить не будут. Дыма без огня не бывает. По всему выходит, что он настоящий царь.
  Кроме постановки театральных шоу и мистификаций, Отрепьев параллельно занимался формированием армии. Наемнический рынок в Европе был очень развит, однако зарплата среднего боевика стояла на достаточно высоком уровне, а денег категорически не хватало.
  Кое-какие средства выделил король Сигизмунд, дали деньги иезуиты (они мечтали распространить свое влияние в России), оказали спонсорскую помощь некоторые польские и украинские магнаты, но этого все равно было крайне мало. Мнишек после подписания брачного договора по-родственному признался, что находится на грани нищеты и почти ничего дать не может.
   Отрепьеву пришлось брать кредиты. Он не скупился на обещания, соглашался на любые проценты, легко подмахивал заемные договора, обещая все вернуть после воцарения в Москве. Его широкая натура не ограничивалась только денежными обязательствами.
  Он подписал с королем Сигизмундом "кондиции", по которым с барского подарил Речи Посполитой Чернигов с Северской землей и Смоленск.
  - У меня царство большое! - беспечно улыбнулся Отрепьев, подмахивая документы. - Могу себе позволить.
  Все было бы хорошо, но еще раньше он подарил те же самые города Мнишеку. Когда будущий тесть узнал обо всем, он устроил дикий скандал.
  - Как ты смел распоряжаться моей собственностью? - в ярости кричал он. - Я уже посчитал с нее доходы и распределил, куда их буду тратить! Ты украл у меня мои деньги! Какой ты будешь муж, если так обманул самого родного, самого близкого своего родственника?!
  - Спокойно, папа! - утешал его самозванец. - Я просто закрутился. Совершенно вылетело из башки. Целыми днями, как белка в колесе. Спектакли, военные сборы, переговоры, интервью. Голова идет кругом. Каюсь. Забыл, что я вам все это уже подарил. Ничего страшного. Я могу взамен что-нибудь другое подарить. Хотите, Нижний Новгород или Кострому?
  - Засунь их себе в задницу! - продолжал бушевать тесть. - Я хочу города рядом с нашей границей, а ты гонишь меня к черту на куличики. Езжай немедленно к Сигизмунду и расторгай кондиции! Иначе не видать тебе моей дочки, как своих ушей!
  - Он потребует вернуть деньги, а у меня их уже нет! - развел руками Отрепьев.
  - Убил бы тебя, сволочь!
  - Успокойтесь, папочка. Я что-нибудь придумаю!
  - Ты законченный придурок! - Мнишек плюнул на пол и хлопнул дверью.
  Он сам отправился на переговоры к королю и, в конце концов, после долгих препирательств, они поделили полученные от самозванца земли примерно поровну.
  Тем временем, Отрепьев все-таки набрал наемную армию, и она выступила в поход. Киевский воевода Василий Острожский, который относился к партии противников войны с Россией, приказал угнать все суда и паромы с переправы через Днепр. Самозванца выручили простые православные мужички, которые признавали в нем истинного царевича. Они построили плоты и организовали переправу на левый берег.
  13 октября 1604 года войско самозванца перешло русскую границу.
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. НАЧАЛО ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
  
  Соотношение сил противников в войне включает в себя несколько параметров, среди которых важнейшими являются военный (количество и качество армии), экономический (работа военно-промышленного комплекса) и информационно-психологический (пропаганда и агитация). В гражданской войне последний аспект ключевой. Как правило, победу во внутригосударственном конфликте одерживает тот, на чьей стороне общественное мнение и, стало быть, сочувствие большинства народа.
  Армия Бориса Годунова была в десятки раз больше отрядов, которые привел за собой самозванец и, с чисто военной точки зрения, она легко бы их раздавила. Однако все оказалось не так просто.
  Но обо всем по порядку.
  Первая крепость, которая оказалась на пути самозванца, называлась Монастырев острог. Мнишек, перейдя границу, как-то сразу оробел, стушевался и даже перестал поносить все русское. Приказав передовому отряду казаков двигаться дальше по дороге, он с основной частью войска укрылся в лесу, где решил переждать боестолкновение.
  Воевода крепости Лодыгин, получив донесение о приближающихся врагах, попытался организовать оборону. Однако тут в первый раз дали себя знать результаты агитации самозванца. Солдаты, оборонявшие острог, подняли восстание, арестовали своего командира и бескровно сдали крепость на милость победителя.
  Тем временем Мнишек с самозванцем и основной частью войска заблудились в лесах и болотах.
  - Дьявольская страна! - ворчал львовский воевода. - Чую, что ждет нас здесь всех погибель.
  - Что вы такой нервный, папа? - ободрял его Отрепьев, который после перехода границы, наоборот, еще больше воодушевился. - Не волнуйтесь! Мы непременно найдем дорогу, и все будет хорошо.
  - У тебя всегда все хорошо! Идиотом вообще неплохо на свете живется! - огрызнулся Мнишек.
  Проплутав несколько дней, войско самозванца все-таки вышло из леса и приняло острог из рук восставших. Мнимый сын Ивана Грозного был встречен ликующими криками:
  - Пришел наш царь и избавитель! Встало над Россией красное солнышко!
  Тем временем известие о вторжении самозванца передавались из уст в уста и за короткое время широко распространялось по стране. Народ, ненавидя Годунова, ожидал с приходом нового царя избавления от своих бед.
  - Наконец-то! - радостно обнимались люди почти в каждом городе. - Пришел настоящий царь. Видимо, сам Господь сжалился над нами и спас царевича. Теперь заживем на славу. Бориску Годунова сметем и настанет новая прекрасная жизнь! Примерно такая, как была при Иване Грозном!
  Ближайший к границе крупный русский город Чернигов пришел в неописуемое волнение. Народ собрался на стихийный митинг и потребовал от власти признать законного государя. Воевода князь Татев укрылся со стрельцами в замке, оставив посад в руках восставших.
  Тем временем Борис Годунов, получив известие о переходе самозванцем границы, немедленно послал в Чернигов отряд спецназа под командованием Петра Басманова. Спецназовцы стремительно преодолели несколько сот километров и были уже совсем близко от города, когда стрельцы, оборонявшие замок, в свою очередь взбунтовались, арестовали князя Татева и еще нескольких оставшихся верными присяге командиров, и бескровно сдали крепость в руки восставших.
  Вскоре собравшийся на площади народ радостно приветствовал самозванца. Толпа бросала шапки вверх и оглушительно орала. Женщины визжали и посылали воздушные поцелуи. Почти все плакали от счастья.
  - Пришло ваше избавления, друзья! - выступил самозванец. - Я, законный царевич Дмитрий, всех вас милую!
  Ничего он больше сказать не смог, поскольку поднялся такой крик, что любые слова тонули в общем грохоте.
  После торжественной части состоялся суд над пленными командирами: воеводой Татевым, знатным дворянином Воронцовым-Вельяминовым и князем Шаховским.
  - Узнаешь во мне царевича Дмитрия? - обратился самозванец к Воронцову-Вельяминову. - Будешь присягать мне и служить против узурпатора Бориски Годунова?
  - Да пошел ты! - наотрез отказался тот. - Какой ты царевич? На себя посмотри!
  Самозванец дал знак палачу. Казнь Воронцова-Вельяминова плохо повлияла на боевой дух остальных пленников. Все они поспешили признать самозванца и принести ему присягу.
   Чернигов стал первым крупным успехом войска Отрепьева. Однако там же обнаружилась его слабость.
  Набранные в Речи Посполитой наемники (в основном поляки и жители Западной Украины), не считали русских "своими", а поэтому незамедлительно устроили грабежи и насилия, что несколько поубивало восторги горожан.
  Кроме того, Отрепьев с товарищами проявили беспечность, несколько дней праздновали победу, что дало время командиру спецназа Басманову занять и укрепить оборону ближайшего крупного города - Новгород-Северского. Басманов железной рукой навел там порядок, арестовал смутьянов и призвал под свое начало разбросанные по округе воинские гарнизоны. Теперь город обороняло полторы сотни дворян, около пятисот стрельцов и три сотни казаков.
  Когда самозванец закончил, наконец, праздновать победу и подошел к Новгород-Северскому, крепость оказалась готова к бою и легко отбила первую атаку.
  В ночь с 17 на 18 ноября 1604 года последовал генеральный штурм. Самозванец лично возглавил атаку, в которой задействовал все свои наличные силы. Однако и этот приступ закончился неудачей. Понеся большие потери, наемное войско отступило.
  - Я говорил тебе, что мы здесь пропадем! - кричал Мнишек. - Черт нас дернул ввязаться в эту авантюру. Теперь нам всем хана!
  - Заткнитесь, папа. Не до вас сейчас! - огрызнулся царевич.
  - Мы так не договаривались! - возмущались наемники. - Мы думали, что нам будут сдаваться города, и готовились только наводить в них порядок. Патрулировать улицы. Обыскивать дома. Реквизировать собственность непокорных. А тут какое-то смертоубийство! Столько народу полегло. А нас у всех семьи, дети. За такую работу надо платить гораздо больше, а нам даже нашу скромную зарплату задерживают. Нет. Хватит. Поигрались и будет. Мы возвращаемся домой. Что касается тебя, царевич, то пока все до копеечки долги не отдашь, ты - наш заложник!
  Отрепьев, который никогда раньше не нюхал пороха, был подавлен и не знал, что предпринять. Он лишь хмуро кивнул и ушел в свою палатку.
  Поход самозванца мог закончиться, едва начавшись, но, когда наемники уже начали паковать вещи, пришла весть о сдаче Путивля.
  Этот южный русский город являлся крупным торговым центром, имел надежную каменную крепость и многочисленное население. Но самое главное, в нем находилась царская казна, из которой платили зарплаты бюджетникам во всей Северской земле.
  В Путивле произошло то же самое, что в Чернигове. Народ поднял восстание, его поддержала армия, воевод арестовали и передали самозванцу. Вместе с пленными в лагерь доставили крупную сумму денег, из которых сразу оплатили задолженности по зарплате наемникам. На этом конфликт был исчерпан.
  Главного путивльского воеводу боярина Салтыкова привели в лагерь самозванца на веревке, которую привязали к его бороде. Измученный дорогой, весь дрожа от страха, воевода моментально "узнал" царевича и присягнул ему. Следом за своим начальникам присягнули другие командиры гарнизона: князь Масальский и дьяк Сутупов.
   Народное восстание быстро набирало обороты. Под власть самозванца перешли Курск и Рыльск. Везде все происходило по одной и той же схеме. Сначала население собиралось на мирный митинг с требованием к власти признать "законного" царя. Посланные для усмирения войска, которые большей частью состояли из простых людей, переходили на сторону толпы. Далее народ захватывал воеводу и других государственных чиновников, которые в подавляющем большинстве присягали самозванцу.
  Тем временем Отрепьев увяз под Новгород-Северским. Артиллерия самозванца ежедневно бомбардировала город из тяжелых орудий. В самой цитадели сторонники самозванца (их у него повсюду было множество) несколько раз пытались поднять на бунт, однако Басманов железной рукой не давал разгореться мятежу, немилосердно вешая и расстреливая предателей.
  Так наступила зима.
  Борис Годунов, которому спецслужбы доложили информацию о биографии Отрепьева, вначале отнесся ко всему происходящему не слишком несерьезно. Армию самозванца он посчитал обычной бандой, которых немало бродило по русской земле.
  - Какой царевич Дмитрий? - устало вздыхал царь. - Только этого мне не хватало. Шут гороховый! Поймайте его и притащите ко мне в Кремль. Очень хочется с ним побеседовать с глазу на глаз.
   Он выслал против самозванца несколько небольших отрядов, которые, конечно, не могли добиться успеха. Лишь через некоторое время Годунов, осознав масштабы бедствия, объявил всеобщую мобилизацию.
  18 декабря 1604 года примерно пятидесятитысячная царская армия под командованием главы Боярской думы князя Мстиславского прибыла в окрестности Новгород-Северского.
  20 декабря отряды самозванца, которые в несколько раз уступали по численности, выстроились напротив. Вражеские силы простояли друг против друга почти сутки, не решаясь атаковать и ограничиваясь взаимными насмешками и оскорблениями.
  Наконец, 21 декабря польские гусарские роты (они единственные не знали русского языка, а поэтому не могли никого оскорблять и умирали от скуки) не выдержали долгого стояния и стремительно атаковали правый фланг царской армии. Не выдержав напора, правый полк бросился бежать, увлекая за собой остальную армию. Среди общего смятения гусары ворвалась в ставку князя Мстиславского, захватили его стяг, а самого главнокомандующего сбросили с коня и избили. Вскоре, однако, подоспели его телохранители, которые отогнали поляков.
  После этого инцидента Мстиславский решил больше не искушать судьбу и дал приказ к общему отступлению. Огромная царская армия ушла, бросив обозы, раненных и убитых.
  Самозванец мог торжествовать первую серьезную военную победу. Однако вновь дала себя знать моральная слабость его наемной армии.
  - Теперь, когда мы победили такое большое царское войско, ты должен выплатить нам премию! - требовали наемники. - Мы рисковали жизнью против многократно превосходящего нас противника. Раскошеливайся, господин царевич!
  Однако казна, захваченная в Путивле, была уже растрачена, и Отрепьев попытался отделаться туманными обещаниями.
  1 января 1605 года, разгоряченные крепкими напитками наемники, подняли бунт. Сначала они ограбили захваченные у царской армии обозы, но, не найдя там ничего интересного, принялись громить собственные склады: захватили продовольствие, одежду и всякий ненужный скарб. Отрепьев бегал среди собственных солдат, умоляя их прекратить вакханалию. Однако наемники были неумолимы. Они сорвали с самозванца соболью ферязь и осыпали его отборными ругательствами на всех языках.
  - Нищий царь! Ты не можешь нас обеспечить! - кричали они. - Мы рисковали за тебя жизнью, а ты мало нам заплатил. Пошел вон! Не мешайся под ногами!
  Среди беснующихся солдат был замечен и Юрий Мнишек, который под шумок грабил вместе со всеми.
  2 января наемники во главе с тестем "царя" погрузили свое добро на телеги и отправились в сторону границы.
  - Пока, зятек! Срочно надо домой. Накопились важные дела. Но, если все-таки сядешь на трон (чего только в жизни не бывает) не забудь, что ты фактически женат на моей дочери. Так что не балуй и от прекрасного пола держись подальше! - на прощание дал совет львовский воевода.
  - Я не понимаю! Ведь мы же победили! - попытался удержать его Отрепьев.
  - Сегодня победили, а завтра проиграем. Я соскакиваю! Не тот возраст, да и вообще лучше такими делами не заниматься!
  После ухода поляков Отрепьев велел сжечь лагерь и отошел от непокоренного Новгород-Северского. С ним оставалась не больше двух тысяч солдат, большая часть которых были русскими людьми и примкнули к нему уже после вторжения.
  Однако самозванец не стал отступать, а, наоборот, двинулся в глубь России.
  В начале января он беспрепятственно занял Севск, расположенный в центре Комарицкой области.
  Эта земля была личной собственностью Бориса Годунова. Крестьяне, населявшие ее, находились в привилегированном положении. Однако трехлетний голод подорвал их благосостояние. Когда же после вторжения наемной армии воеводы стали проводить всеобщую мобилизацию, негодованию крестьян не было предела. Они захватили царских воевод и примкнули к восстанию.
  Тем временем князь Мстиславский залечил свои раны, кое-как пришел в себя психологически и дал приказ царской армии преследовать самозванца. 20 января 1605 года правительственные войска встали лагерем в комарицком селе Добрыничи.
  Узнав об этом, Отрепьев придумал хитрых план. Местные мужики должны были незаметно по тайным тропам только им известным тропам подвести к селу спецназ самозванца. Ему была поставлена задача подпалить населенный пункт сразу с нескольких сторон. После этого (по мысли самозванца) в царском войске должна была начаться паника, испуганные пожаром люди побежали бы, куда глаза глядят, а на выходе из села их уже ждали засады.
  Однако все пошло не по плану. Подбиравшихся к селу спецназовцев обнаружили дозоры. Была поднята общевойсковая тревога, и поджигатели вынуждены были бежать, так и не сделав своего дела.
  Рано утром из Добрынич в полном боевом порядке вышла царская армия и построилась напротив войск Отрепьева. Штаб самозванца принял решение повторить маневр, который уже принес однажды успех под Новгород-Северским. Польские гусары, усиленные отрядом казаков, яростной атакой смяли правый фланг армии Мстиславского. Однако в этот раз московский воевода оказался готовым к этому. Когда правый полк в беспорядке отступил, оказалось, что в его тылу находится пехота с пушками. Польские гусары были встречены мощными орудийным и ружейным огнем. Залп одновременно из сотен орудий поверг отряд самозванца в ужас. Конница бросилась наутек и в беспорядке покинула поле боя. Плохо организованное и мало обученное крестьянское ополчение не смогло оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления превосходящим силам противника.
  Войско самозванца в короткий срок оказалось полностью разгромленным. Часть бойцов осталось лежать на поле боя, остальные сдались в плен и лишь единицам удалось бежать. Пленных разделили на две неравные части. Полякам и прочим иностранцам подарили жизнь и под конвоем отправили в Москву. Всех остальных (казаков, крестьян и стрельцов) повесели без суда и следствия.
  На этом репрессии не закончились. Борис Годунов, придя в ярость, что против него взбунтовалась его собственная Комарицкая область, проявил неслыханную жестокость. Операция по наказанию восставших была поручена отряду касимовских татар, которые не знали пощады ни к женщинам, ни к старикам, ни к детям. Несколько тысяч крестьян подвесили на деревьях за руки и за ноги, после чего расстреливали их, как мишени.
  Масштабы террора против мирного комарицкого населения превзошло количество жертв репрессий за все время правления Ивана Грозного. Известие о геноциде быстро разлетелось по всей стране и сильно потрясло народ.
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ. СМЕРТЬ БОРИСА ГОДУНОВА
  
  Отрепьеву чудом удалось спастись в битве под селом Добрыничи. Вместе с польскими гусарами он участвовал в атаке на правый фланг царских войск, а потом в панике ускакал прочь, бросив войско на произвол судьбы.
  Первые дни он укрывался в Рыльске, а затем перебрался под защиту мощных каменных стен Путивля.
   Воевода Мстиславский, одержав безоговорочную победу, не стал, однако, преследовать самозванца. Посчитав дело сделанным, он, никуда не торопясь, пошел следом за остатками разгромленной армии. Подойдя к Рыльску, царский воевода предложил жителям выдать ему самозванца, обещая за это полное прощение. К своему изумлению, он получил жесткий отказ. Царские войска начали бомбардировать город, но осажденные тоже ответили артиллерийским огнем.
  Посмотрев на такое дело, Мстиславский пожал плечами и приказал армии отступить к Севску.
  - Отрепьева больше нет! - говорил он. - Его армия полностью разгромлена. Он - неудачник, но не совсем же идиот. Наверняка он теперь прекрасно понимает, что у него нет ни единого шанса. В данный момент он уже наверняка мчится на всех порах в сторону польской границы. Какой смысл мне губить своих людей? Восставшие города вскоре одумаются и сами приползут на коленях умолять меня о прощении. Нам остается только немного подождать.
  В дворянском ополчении, которое составляло основу царской армии, также царили далеко не боевые настроения. Помещики не привыкли вести войну зимою в холоде среди заснеженных лесов и полей. После трудной победы им хотелось отдыха и разрядки. Зная о настроениях своего главнокомандующего и полностью соглашаясь с ним, никто не видел смысла в дальнейшем продолжении войны.
  Ситуацию осложняло то, что царская армия находилась на восставшей территории в полукольце крепостей, занятых сторонниками самозванца. Частенько тому или иному дворянину надоедало сидеть в лагере, и он отравлялся прогуляться в поисках девушки легкого поведения, после чего бесследно исчезал или его находили с отрезанной головой. Бывали случаи, когда пропадала целая компания, которая отправлялась веселиться в ближайший кабачок.
  В этих условиях князь Мстиславский, по-прежнему не желая проливать лишнюю кровь, дал приказ о демобилизации армии.
  Когда весть об этом дошла до Москвы, Годунов пришел в ярость.
  - Что происходит?! Самозванец жив и здоров! Путивль и Чернигов находятся под его властью! А это чучело гороховое распустило армию! О чем он думал?! Я отменяю его приказ! Будем драться до победного конца!
   Распоряжение из Кремля вызвало ропот в войсках.
  - Как же достал этот старый пердун! - шептались между собой офицеры. - Сидишь тут в окопах на морозе, а он у теплой печки коньячок попивает. Сюда бы его к нам на передовую.
  По приказу Годунова армия выдвинулась на осаду мятежной крепости Кромы, которая занимала стратегически важное положение, располагаясь между принявшими самозванца городами (Чернигов, Путивль и. т. д) и южными крепостями. Последовала неудачная попытка штурма, после чего армия встала лагерем, не предпринимая активных действий и ограничиваясь артиллерийскими обстрелами. Каждый день крепость обрабатывали из сотен орудий и, в конце концов, сравняли стены с землей. Однако оборонявшиеся казаки вырыли под землей норы, землянки и лабиринты, а вокруг крепости построили укрепленные бойницы и окопы. Пока шла бомбардировка, казаки сидели под землей, а как только пальба стихала, бежали в окопы и открывали ответный огонь. В этих условиях подойти к крепости, чтобы не понести больших потерь, было невозможно.
  - Какие засранцы! - посмеивался временами Мстиславский. - Все-таки умеем мы, русские, черт побери, отчаянно воевать. Молодцы хлопцы. Невольно горжусь их подвигом.
  Казаки, освоив фортификационные работы, продолжали изо дня в день упорно рыть подземные ходы и вскоре вывели их за пределы крепости. Теперь они могли покидать Кромы, чтобы пополнить запасы боеприпасов и продовольствия или просто прогуляться на свежем воздухе и снять напряжение от войны водкой или девочками.
  Наступала весна, а Кромы все еще продолжали приковывать к себе царскую армию. Ко всем прочим несчастьем в правительственном войске началась дизентерия. Госпиталя были забиты под завязку, и многие умирали, так и не получив медицинской помощи. После очередной вспышки болезни, началось массовое дезертирство дворян. Элитные дворянские сотни таяли, как снег весной.
  Между тем, в стране прошел первый шок от поражения самозванца, люди очухались, и агитация за "законного" царя опять начала набирать обороты. Трехлетний голод, тяжесть государственных налогов, крепостная зависимость отвратили от Бориса Годунова народные массы. Появление самозванца само по себе дало людям надежду, а послушав его умелую пропаганду, простой народ почти поголовно принимал его сторону. Репрессии и террор, которыми была подвергнута Комарицкая область, не только не испугали людей, а еще больше обозлили их против действующей власти.
  В течение февраля-марта 1605 года восстали Воронеж, Белгород, Елец, Царев-Борисов и множество других городов. Воевод и бояр пачками вязали и под конвоем доставляли в Путивль, который стал новой столицей самозванца.
  Отрепьев после поражения под Добрыничами долго не мог прийти в себя. Испытанный шок сильно повлиял на него. Он часто беспричинно вздрагивал, вскрикивал или начинал ни с того ни с сего плакать. Самозванец почти полностью отошел от дел, и мог часами сидеть за столом и глупо улыбаться, прежде чем подписать какую-нибудь бумажку.
  Однако время лечило его, и к весне 1606 года с установлением хорошей погоды и теплых солнечных дней, к нему стали понемногу возвращаться прежняя энергия и уверенность в себе.
  Правда он уже не пытался разрабатывать планы военных компаний, понимая, что это ничем хорошим не кончится, зато полюбил выступать на митингах перед народом.
  - Сиротинка я! Вырос один, без родительской ласки и любви. Отца моего, Ивана Грозного, задушил проклятый Бориска. Мамочку мою, которую я больше всех на свете любил, он, гад, в монастырь упек. Братишку, Федора, тоже Годунов самолично задушил, чтобы престол занять. И ко мне он убийц подсылал. Ох, подсылал! Помню, как я играл во дворе с пацанами, и вдруг бежит прямо на меня убийца! Рожа страшная! В маске и с топором. Прикрыли меня тогда ребята своими телами! Почти все они там легли, а мне чудом удалось спастись. С тех пор я жил в разных людях, свято храня тайну свою. Но когда проклятый Бориска по совету дьявола отменил Юрьев день, когда в моей любимой стране начался голод, когда умалишенный правитель довел народ до полный задницы и нищеты, я не мог дальше молчать!
  - Молодец, батюшка царь! - прерывали его крики толпы. - Правильно, что не стал молчать!
  - Я долго думал, почему он все это зло творит и понял! Годунов - сумасшедший! Бог лишил его рассудка ровно в тот момент, когда он приказал убить невинного мальчонку! Ненавижу его!
  - Годунов-сумасшедший! Годунов-сумасшедший! - принималась скандировать толпа.
  Путивль посещало множество людей со всей страны и "сарафанное радио" быстро разносило речи самозванца.
  Еще в конце 1603 года в монастыре скончалась Ирина Годунова, вдова царя Федора Ивановича и сестра Бориса Годунова. Однако Отрепьев узнал об этом постфактум больше, чем через год, и пришел от такой новости в дикий восторг.
  - Внимание! Сегодня я узнал о новом преступлении так называемого царя Бориса! - объявил он народу. - Моя тетя, Ирина Годунова, праведно доживала свои дни в монастыре, где выпрашивала у Господа прощение за то, что у нее такой брат. Узнав о моем появлении (а я всегда был ее любимейшим племянником), она, естественно, потребовала от своего негодяя-брата признать во мне истинного государя. Однако этот мерзавец имел наглость отказаться. Моя драгоценная тетушка не вынесла такой наглости и скоропостижно скончалась, проклиная его последними словами!
  Надо сказать, что Борис Годунов тоже не сидел сложа руки и вел свою контрпропаганду. По приказу патриарха во всех церквях страны священники ежедневно зачитывали присланные из Москвы грамоты с обличением самозванца и предавали его анафеме. Однако, доведенный до отчаянья народ, мало верил церковной контрпропаганде.
  Однажды Отрепьев придумал в информационно-психологической войне ловкий политтехнологический ход, который фактически свел на нет агитацию его врагов.
  - Борис Годунов и его прихвостни называют меня неким Григорием Отрепьевым! - заметил он как-то на многолюдном митинге. - Я долго не мог понять почему. Я никогда не был знаком с таким человеком и даже не встречал людей с подобной фамилией. Долгое время я был уверен, что Годунов сам выдумал его, чтобы досадить мне неблагозвучным звучанием сего имени. Однако недавно ко мне пришел человек, который назвался Григорием Отрепьевым и слово в слово повторил свою биографию, которые зачитывают в церквях священники-предатели. Внимание! Сейчас перед вами выступит настоящий Григорий Отрепьев!
  Из-за спины самозванца показался маленький неказистый человечек с трясущимися руками, красным носом и большим синим бланшем под глазом.
  - Добрый вечер, народ честной. Я - Гришка Отрепьев, алкоголик и полностью опустившейся человек! - представился он. - Я действительно когда-то служил у Михаила Романова, потом принял монашеский постриг, работал референтом у патриарха Иова. В настоящий момент спился. Не знаю почему меня называют царевичем Дмитрием. Но то, что меня каждый день поносят в церквях мне больно и обидно, как православному человеку.
  - А где ты раньше был? - крикнул кто-то из толпы.
  - В запое! - пояснил он. - Только пару дней, как из него вышел, и тут узнал, что тут у вас творится! Прихожу вчера в церковь замолить кое-какие мелкие грешки, а там про меня такое несут, что уши вянут. Я, конечно, не ангел. Признаюсь вам, как на духу, что вел далеко не безгрешную жизнь. Но у нас в России тысячи людей греховней меня. Убивают, воруют, насильничают почем зря, но их почему-то церковь не трогает. Я хочу спросить, почему в отношении меня такая дискредитация? Рожа моя не понравилась?!
  - Верно говоришь! - возмутился народ.
  - Что они ко мне прицепились? Почему я один должен отдуваться за все грехи человечества? Воспользовались тем, что я целыми днями валялся пьяным и не мог ничего ответить! Но я вышел из запоя и больше не позволю измываться над собой! Я требую от Бориса Годунова и патриарха Иова немедленно прекратить марать мое честное имя! Предупреждаю, что иначе мне придется обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства!
  - Обращайся! Имеешь полное право! - единодушно поддержал народ.
  - Позвольте мне! - снова выступил вперёд самозванец. - Я призываю Борьку Годунова и его ручного патриарха немедленно оставить в покое Григория Отрепьева. Человеку и так тяжело! Он только что вышел из запоя! Как вам не стыдно?! В конце концов, это позор для страны, когда весь аппарат государства и нашей родной православной церкви занят только тем, что поносит одного (пусть и не самого лучшего) члена нашего общества!
  Его речь потонула в аплодисментах. Она так понравилась толпе, что нового Григория Отрепьева подхватили на руки и принялись качать. С тех пор он выступал часто и всегда с большим успехом.
  Официальная пропаганда с ее обличением расстриги оказалась фактически парализованной. Удивительно, что даже Годунов, когда ему доложили о появлении человека, называющего себя Григорием Отрепьевым, тоже пришел в крайнее замешательство.
  - Получается, что самозванец не Отрепьев? - удивлялся постаревший и уставший царь. - Кто же он?! Может быть, действительно царевич Дмитрий?!
   Вызвали Василия Шуйского, который когда-то расследовал гибель царевича в Угличе. Тот еще раз твердо засвидетельствовал его кончину, однако относительно имени самозванца ничего пояснить не смог.
  - Я ничего не понимаю! - слезливо вздыхал Годунов. - Почему народ верит ему? Почему даже знатные люди, попадая в плен, тут же узнают в нем настоящего царевича?! Почему армия топчется на месте и ничего не может сделать? Кто он такой?! Я невольно начинаю думать, что это все-таки царевич Дмитрий. Он либо никогда не умирал, либо восстал из могилы, что еще в сто раз хуже, поскольку тогда получается, что сам Господь сделал его своим орудием, чтобы покарать меня за грехи!
  Теперь царь все реже покидал свою спальню. Он собирал вокруг себя верных слуг и пускался в размышления:
  - Кто бы он не был очень прошу вас не изменять и не предавать меня! - слезливо хныкал правитель. - Не травите меня, Христа ради, и не колдуйте! Поклянитесь на кресте!
  - Не будем тебя травить! Клянёмся, батюшка! - хором отвечали слуги, целуя крест.
  - Я запутался в жизни и прошу у Господа только одного: скорейшей смерти, как избавления! - нелогично продолжал Годунов. - Я был грешен всю свою жизнь, стремился сделать карьеру, шел по головам и в наказание Господь сослал с небес царевича Дмитрия или какого-то другого человека на него похожего, чтобы покарать меня за грехи. Поверьте, слуги, лучше всего отравить меня прямо здесь сейчас или же (по вашему усмотрению) наслать колдунов, но только, чтобы я ничего про это не знал и даже не догадывался. Я не боюсь смерти, а боюсь ада. Немедленно позовите духовника, чтобы я мог исповедоваться. Бегите за ним и, чем бы он не был занят, волоките его сюда хоть силком! Стойте! Куда вы ломанулись? Не бросайте меня, а то я умру от страха!
  - У царя, похоже, совсем кукушка поехала! - озабоченно шептался между собой ближний круг.
  - Сил моих больше нет! Господи, призови меня уже к себе! - тяжело вздыхал измученный государь.
  13 апреля 1605 года Борис Годунов, не выдержав нервного напряжения, скоропостижно скончался.
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ. РЕВОЛЮЦИЯ 1605 ГОДА
  
  Еще после победы на царских выборах 1598 года предусмотрительный Годунов сделал далеко идущий политический ход: он объявил своим соправителем и наследником своего девятилетнего сына Федора.
  Уже в детском возрасте маленький Федор поражал всех способностями к наукам и прилежанием. В учителя ему наняли лучших преподавателей, и по всем предметом он имел самый высший бал. На уроках он никогда не хулиганил, не озорничал и не ленился. Он сидел с ровной спиной за партой и аккуратно записывал урок. Ни разу не было такого, чтобы он не выучил домашнее задание или опоздал на учебу хоть на минутку.
  Отец рано начал приучать его к государственным делам. Еще учась в школе, Федор принимал самое активное участие в заседаниях Боярской думы, вел сложные дипломатические переговоры с зарубежными послами или председательствовал в судебной коллегии, разбирая запутанные дела.
  В свободное от учебы и работы время этот маленький вундеркинд успевал еще заниматься науками и даже (к восторгу отца) нарисовал одну из первых карт России с нанесением на нее почти всех городов, рек и гор.
  Родители не могли нарадоваться на своего любимого сыночка и буквально пылинки с него сдували. Стань он царем в благополучной и стабильной стране, и имел все шансы оказаться самым просвещенным монархом в истории. Однако за пределами высоких стен Кремля бушевала народная стихия, и новый царь, который вырос в тепличных условиях, не имел необходимых в такой тревожной обстановке качеств, таких как решительность, твердость духа, сила характера, а также хитрости, опыта и умения интриговать.
  После смерти царя Бориса бояре, дворяне, купцы и даже простой народ были вызваны в Кремль принести присягу шестнадцатилетнему Федору. Затем была приведена к присяге провинция, за исключением тех городов и сел, которые были объяты пламенем восстания.
  По старой традиции по случаю коронации объявили широкую амнистию. Из ссылок и тюрем вернулись тысячи людей. Но в общей массе освобожденных жуликов, аферистов и убийц, которые не представляли для династии особой опасности, оказались осужденные по политические статьям. Они были лютыми врагами Годуновых и ждали только удобного повода, чтобы поквитаться.
  В частности, в Москву вернулся друг и собутыльник Ивана Грозного, а впоследствии его душитель, Богдан Бельский. Он, конечно, не забыл, как ему по волоску выщипали шикарную бороду, которая составляла предмет его особой гордости. Вернувшись из мест заключения, он теперь горел желанием отомстить. Однако до поры до времени ничем не выдавал своих намерений, прикинулся поклонником нового царя, рьяно угождал ему и больше всех славословил в его честь.
  - Ты великий человек, Федор Борисович! - пел ему в уши Бельский. - Ты знаешь, что я дружил с Иваном Грозным. Любой тебе расскажет, как он высоко меня ценил. Я тоже считал и считаю его до сих яркой и выдающейся личностью. Но ты и его переплюнул. Такой великий ум, как у тебя, я, извини за прямоту, никогда и нигде не встречал. Даже в местах не столь отдаленных (а там люди очень неглупые сидят). Иван Грозный считал себя потомком Гая Юлия Цезаря, но, как мне кажется, он ошибался. Настоящий его потомок - это ты!
  - Нам тоже, так всем кажется! - поддакивал Василий Шуйский.
  Остальные бояре согласно кивали, умиленно склонив головы.
  - Что вы что вы, господа! - покрывался краской стыда счастливый царь. - Я только скромно служу России по мере своих сил. Мне, конечно, приятно, что вы придерживаетесь высокого мнения о моих способностях, но для меня гораздо важнее, чтобы мои таланты пошли на благо Отечеству.
  Бояре дружно встали и долго аплодировали стоя.
  Их слова и речи неприспособленный к интригам Федор принимал за чистую монету. Всю его недолгую жизнь родители и учителя восторгались им, так что он не видел ничего удивительного в похвалах. Отец с раннего детства старался оградить его от подлостей и лжи, и теперь он искренне полагал, что окружен надежными друзьями и поклонниками.
  Однако далеко не все в стране отнеслись к новому царю с должным пиететом. В Путивле самозванец, выступая перед толпой народа, сказал, в частности, следующее:
  - Борис Годунов осознал, наконец, против кого он попер и покончил жизнь самоубийством! Умирая, он долго каялся Господу и просил отпущения греха, что не признавал меня царем. С последним словом он обратил к своему сыну, Федору, умоляя его отказаться от престола в мою пользу. Однако этот недоумок, ослепленный сатанинской жаждой власти, решил действовать наперекор воле родителя. Не знаю почему он такой (может быть, в детстве уронили), но он реально тупой. Ничего не соображает! Тем не менее, я по милосердию своему последний раз призываю глупца Федора немедленно сложить с себя царскую корону и передать ее мне. Корона - не в игрушка, малыш! Если не успокоишься, у тебя возникнут большие проблемы!
  Люди самозванца ходили по всей стране, агитировали на улицах, рынках и площадях, разбрасывали повсюду агитационные листовки. Москва забурлила. Народ собрался на Красной площади, снова требуя от Шуйского пояснений по вопросу гибели царевича. Боярин, в который раз, поклялся народу самыми страшным клятвами, что Дмитрий давно лежит в могиле.
  Тем временем в царское войско под Кромами были отправлены новый начальник князь Катырев-Ростовский и его заместитель боярин Петр Басманов, которые должны были привести полки к присяге.
  Совсем недавно Басманов проявил себя как храбрый и решительный полководец при обороне Новгород-Северского. Теперь он должен был выполнить еще одну боевую задачу: взять непокорные Кромы. При атаке ему было поручено командовать передовым полком, и он горел желанием получить лавры победителя. Однако в последнюю минуту все переиграли. Дядя царя Семен Годунов издал приказ о назначении на это тепленькое местечко своего зятя, князя Андрея Телятевского. Такой неприкрытый блат до глубины души возмутил Басманова, который с этого момента примкнул к лагерю противников царской династии.
  Царская армия под Кромами, несмотря на болезни и многочисленные случаи дезертирства, все еще представляла из себя грозную силу. В лагерь постоянно прибывали свежие пополнения, а также доставляли оружие, пушки и порох.
  А вот моральный дух армии представлял из себя кальку настроений, которые витали в обществе.
  Многие бойцы верили в царевича Дмитрия и только ждали удобного повода, чтобы присоединиться к восставшим. Другие колебались и мечтали поскорей свалить из зоны боевых действий.
  - Мы пришли служить в армию, чтобы защищать Родину от чужеземцев! - рассуждали между собой военные. - А здесь нам приходится воевать с русскими людьми. Армия не должна использоваться в гражданских конфликтах. Это не наша война!
  Поклонников династии Годуновых было сравнительно немного, и с каждым днем их число стремительно таяло. Власть давно и прочно дискредитировала себя низким уровнем жизни, неспособностью справиться с голодом и крепостным правом. Умелая агитация самозванца окончательно подорвала ее престиж и породила сомнения в самых преданных сторонниках. Уже при приведении полков к присяге Федору, многие солдаты и командиры, пользуясь всеобщей суматохой, старались уклониться от целования креста, незаметно отлучаясь якобы в туалет.
  Надо сказать, что в противоположных лагерях гражданской войны находились родственники и друзья, которые продолжали между собой общаться, в частности, обсуждать царей и их дальнейшие перспективы. Причем, это касалось не только простолюдинов, но даже самых знатных бояр.
  Однажды договорились о личной встрече два старинных друга, заседавших когда-то рядом в Боярской думе, князья Борис Лыков и Василий Голицын. Первый попал в плен к самозванцу и стал одним из его ближайших советников. Второй командовал крупным царским соединением при осаде Кром.
  - Привет! Как дела, Васек?! - крепко пожал руку Лыков. - Рад тебя видеть!
  - Честно говоря, хреново, Борька! - обнял его Голицын. - Надоело все! Живу и не знаю, что будет завтра. Каждый день в армии дезертирство. Болезни замучили. Половина солдат моего полка лежит в лазарете. Воевать не с кем!
  - Знаю, братан! - сочувственно вздохнул Лыков.
  - Вчера пополнение прислали - салаги зеленые. Пушечное мясо. Жалованье из Москвы присылают крайне скудно и нерегулярно. Солдаты уже вслух читают ваши прокламации и не боятся при нас (командирах) болтать о спасшемся царе Дмитрии Ивановиче. Боюсь, как бы не было бунта в войсках!
  - Запросто может быть!
  - После смерти Бориса вообще все нестабильно. Его хотя бы боялись, а у нового совсем нет никого авторитета.
  - А ты переходи к нам! - подмигнул Лыков. - У нас платят стабильно. Эпидемий нет. Армия растет, как на дрожжах. Требуются новые командиры. Могу похлопотать за тебя перед царем Дмитрием Ивановичем.
  - Скажи, Борька, ты серьезно считаешь, что он настоящий? Или прикидываешься?
  - Какая разница? Все равно скоро вам крышка. Твоя армия - колос на глиняных ногах. Так и быть. Открою тебе маленький секрет нашего генштаба. Через несколько дней мы заканчиваем формирование ударной группы и скоро атакуем вас в спину под Кромами. Тогда, братан, уж не взыщи. Я, конечно, постараюсь тебя вытащить, да боюсь, что могут зарубить в суматохе!
  - Думаешь, мне лучше к вам перебежать?
  - Тогда спасешь себе жизнь. Но есть вариант еще лучше. Дмитрий Иванович думает устроить бунт в царском войске. Можешь поговорить со своими? Скажу тебе по большому секрету, что у нас уже сейчас в вашем войске действует серьезное подполье. Ты сам удивишься, когда узнаешь, кто из ваших на нас работает!
  - Да ты че?
  - И последнее. Тебе персонально царевич просил передать, что не забудет такую услугу и щедро вознаградит.
  - Передай царевичу, что я согласен. Все равно, другого выхода нет! - пожал товарищу руку Голицын.
  В царской армии плелся заговор. Среди командного состава в нем участвовали обиженный боярин Петр Басманов, князь Василий Голицын и рязанский дворянин Ляпунов.
  Ранним утром седьмого май 1605 года в еще сонном царском лагере начался пожар. Заговорщики подожгли постройки сразу в нескольких местах. В возникшей панике среди мятущихся солдат скакали мятежники с криками:
  - Боже, храни царя Дмитрия Ивановича!
  Перешедшие на сторону самозванца войска, громко славя царя Дмитрия, двинулись, опустив оружие, к Кромам. Оттуда им навстречу высыпали осажденные. Началось братание.
  Командир передового полка князь Телятевский попытался навести в войске порядок, но его аккуратно взял под локоток Петр Басманов и посоветовал замолчать.
  Вскоре из Кром на конях выскочил отряд казаков, ворвался в царский лагерь и стал избивать бояр плетьми. Царские воеводы, которые не участвовали в заговоре, стояли с открытым ртом, не понимая, что происходит, и только получив плеткой по спине, пускались в бегство, куда глаза глядят.
  Армия Годунова перестала существовать в считанные минуты, не потеряв при этом убитыми ни одного человека.
  Выступая на очередном митинге, царь Дмитрий по этому поводу сказал:
   - Сегодня сам Господь пришел ко мне на помощь и помог справиться с моими супостатами! Еще вчера против меня сражалась самая многочисленная и подготовленная армия Европы, а сегодня с божьей помощью произошло маленькое чудо. Теперь на Москву, товарищи!
  - На Москву! Ура! Вперед! - подхватил князь Василий Голицын. Во время переворота он, будучи одним из главных заговорщиков, приказал слугам связать себя, чтобы в случае неудачи мятежа, иметь алиби. Теперь он всячески угождал самозванцу, стараясь заслужить его милость.
  28 мая 1605 года объединенная армия царевича Дмитрия подошла к переправам через Оку недалеко от Серпухова. Однако на этом последнем рубеже к столице их уже ждали. Федор Годунов выслал охранять переправу элитное кремлевское спецподразделение - дворовых стрельцов. Прошедшие специальную подготовку отборные бойцы отразили все попытки войск самозванца переправиться через реку.
  Однако специфика гражданской войны состоит в том, что зачастую ее исход определяется не на полях сражений, а в головах людей. Население Москвы и жители подмосковных сел давно и с нетерпением ждали прихода доброго царя Дмитрия, который избавит их от голода и лишений.
  Царские войска ждали отряды самозванца на Серпуховской и Рязанской дорогах, которые связывали столицу с эпицентром восстания (южными провинциями государства). В тоже время дороги на Север и Восток страны, которые оставались во время гражданской войны спокойными, никто не охранял.
  Утром первого июня 1605 года по Ярославской дороге в подмосковное Красное село вошли дворяне Пушкин и Плещеев. Они зачитали крестьянам грамоту от имени царевича Дмитрия и попросили проводить их в Москву. Крестьяне с восторгом приняли предложение.
  Выпив на дорожку, ликующая толпа отправилась в столицу. Там она пополнилась в несколько раз. Москвичи дружно скандировали:
  - Боже, храни царя, Дмитрия Ивановича!
  Почти все наличные силы правопорядка находились на Оке и остановить толпу было некому. Скоро люди заполонили Китай-город и Красную площадь.
  Федор Годунов созвал Боярскую думу на экстренное совещание. Оно собралось далеко не в полном составе. Часть бояр попрятались, другие сказались больными, третьи откровенно манкировали приглашением.
  - У нас ЧП! - испуганно начал заседание Федор. - Люди, как с цепи сорвались. Опять требуют к себе царя Дмитрия Ивановича, который с научной точки зрения давно умер. Слушаю ваши предложения. Князь Василий Шуйский. Пожалуйста.
  - Не знаю, что сказать! - вздохнул тот. - Я уже тысячу раз объяснял, что царевич Дмитрий мертв. У меня такое чувство, что чем больше я это говорю, тем сильнее они верят, что он жив. Такое впечатление, что мои слова имеют обратный эффект. Поэтому я лучше помолчу.
  - Может быть, князь, вы все-таки попробуете выйти к толпе и попытаетесь как-то их угомонитесь! Очень уж сильно они ругаются! - тревожно повернулся к окну Федор.
  - Не вижу смысла! - посмотрел на него, как на пустое место, Шуйский. - Прошу меня извинить, господа. Срочные дела. Всем хорошего дня, прекрасного настроения и до завтра!
  - Куда же вы, князь? - царь оторопело посмотрел в след уходящему боярину. - Ушел. Интересно, что у него за дела такие срочные образовались?! Никто не знает? Ладно. Слушаю ваши предложения. Что вы все молчите? Может быть, вызвать часть войск с Оки? Как считаете, бояре?
  - Сами справимся, Федор Борисович! - бодро уверил Богдан Бельский. - Не волнуйтесь! Я сам выйду к толпе и в момент ее успокою! Посудите сами. Разве они первый раз собираются? Пошумят немного и разойдутся. Им лишь бы поорать. Пар выпустить. Считай, батюшка царь, что их уже нет!
  - Иди же скорее к людям! - перебил его порядком оробевший Федор. - Обязательно скажи им, что это не настоящий царевич Дмитрий! Скажи, что настоящий давно умер в Угличе.
  - Конечно, скажу.
  - Передай, что, если надо, можно провести эксгумацию тела! Я вызову лучших патологоанатомов из Европы. Мы создадим независимую медицинскую комиссию.
  - Как тебе будет угодно, батюшка царь! Комиссия, так комиссия. Я пошел?
  - Благослови тебя Господь!
  В это время у самых стен Кремля бушевал митинг.
   - Свергнуть Годунова к чертовой матери! Наш царь Дмитрий Иванович! - кричали одни.
  - Подождите, давайте еще подумаем! - возражали другие.
  - Чего тут думать?! Убить всех Годуновых к чертям собачьим!
  - Дайте слово боярину! - закричал кто-то, увидев пробирающегося к трибуне Бельского.
  Со времен начала гражданской войны москвичи часто собирались на митинги, но, покричав немного, мирно расходились по домам. Чаще всего их уговаривали бояре, которые подробно рассказывали о смерти царевича Дмитрия и, тем самым, вносили успокоение в умы. Надо сказать, что наиболее состоятельные москвичи все-таки не хотели переворота, опасаясь потерять в вихре перемен свое имущество и положение. Теперь богатые жители столицы радостно приветствовали появление Бельского криками и аплодисментами, ожидая, что он в очередной раз усмирит толпу.
  - Слово предоставляется представителю Боярской думы Богдану Бельскому! - объявили организаторы.
  - Меня сюда прислал царь Федор сказать, что Дмитрий Иванович давно погиб в Угличе! - начал Бельский. - Но я, как честный человек, не могу погрешить против истины. Я скажу вам всю правду, как на духу! На самом деле Борис Годунов действительно подсылал убийцу к царевичу, но я вовремя раскусил его коварный план и спас мальчонку. Все это время я прятал его, если говорить фигурально, у себя на груди. Я его воспитывал, кормил, растил и ждал, пока он вырастет, чтобы вместе с ним начать царствовать. Да здравствует царь Дмитрий Иванович! Ура!!!
   Выступление Бельского стало последней каплей. Народ, разгоряченный вином (по дороге толпа громила склады и винные лавки), бросился крушить дворцы знати и освобождать тюрьмы.
  Толпа вломилась в Кремль (большая часть дворцовой стражи обороняла переправу на Оке, а немногочисленные оставшиеся стрельцы просто разбежались, не оказав никого сопротивления). Разгромили царские палаты, побили кое-кого из бояр, которые подвернулись под горячую руку. Царь Федор был обнаружен в тайных комнатах и взят под домашний арест.
   Мятеж в столице прошел бескровно, как раньше переворот в войсках. Единственными жертвами оказались несколько десятков человек, которые на радостях перепились до смерти.
  Произошло то, что казалось немыслимым еще несколько месяцев назад: законный царь был свергнут, а на троне оказался самозванец.
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СМУТНОЕ ВРЕМЯ (1605-1613)
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПЕРВЫЕ ШАГИ ЛЖЕДМИТИЯ ПЕРВОГО
  
  20 июня 1605 года под звон колоколов самозванец вступил в Москву.
  Люди заполонили улицы, забрались на заборы, крыши домов и колокольни. При приближении кортежа нового царя, толпа пришла в неистовство, и принялась так громко вопить, что у некоторых полопались барабанные перепонки. Женщины в экстазе срывали с себя одежду, мужчины рыдали, как женщины, а старики и старухи, вспомнив молодость, пускались в пляс прямо посреди мостовой.
  - Спасибо, друзья! - растроганно кричал Отрепьев. - Пришел конец вашим мучениям! Теперь заживем на славу!
  Однако на душе у нового царя было неспокойно. Он понимал, что впереди его ждет куча проблем, как объективных, которые достались от предыдущего царствования, так и субъективных, связанных непосредственно с его личностью.
  Главной проблемой, доставшейся в наследство от Бориса Годунова, было крепостное право. В войске самозванца бок о бок и плечом к плечу сражались как дворяне, так и казаки с крестьянами, однако их интересы были диаметрально противоположны. Крестьяне мечтали о воле, считая свое закабаление недоразумением, которое в припадке безумия сотворил "злой царь" Борис Годунов. Прямо противоположного мнения придерживались дворяне, которые за последние годы уже привыкли считать крестьян своей собственностью. Пока шла гражданская война вопрос о крепостном праве был временно снят с повестки дня, однако теперь он вновь вышел на передний план.
  Другой проблемой, которая мучила самозванца, были его кредиты. Еще находясь в Речи Посполитой, он легко подмахивал долговые расписки и заемные договора. Тоже самое продолжилось в России, когда нужно было платить наемникам и покупать для армии оружие и провиант. При подписании договоров Отрепьев всегда настаивал на включение в них пункта, что обязательства по возврату долга будут им исполнены сразу после восшествия на престол. На самом деле он предполагал, что в лучшем случае это произойдет через несколько лет, а в худшем никогда не произойдет, и в душе посмеивался над своими кредиторами.
  - Хрен ты чего получишь! - усмехался он про себя, подмахивая очередной кредитный договор с кабальными процентами и огромными пенями.
  Быстрый успех революции был также неожидан для самозванца, как и для власти. Теперь пришло время платить по счетам. Из Речи Посполитой в Москву потянулись ростовщики и представители польских магнатов, которые стали требовать уплату долга с начисленными пенями. Однако государственная казна, истощенная в голодные годы и гражданскую войну, оказалась практически пуста.
  Как выходить из этого положения самозванец не знал. Но это было еще полбеды. Кроме денежных обязательств, самозванец, как мы помним, подмахнул договора о передаче Смоленска, Чернигова, Путивля и всей Северской земли Речи Посполитой. Исполнить такое обязательство он никак не мог, т.к. именно эти города поддержали его восстание и кровью заслужили для себя лучшую участь.
  - Авось Сигизмунд забыл! - отгонял от себя мрачные мысли самозванец. - В конце концов, я царь, а не дерьмо собачье. Хочу дарю, а хочу забираю. Мне теперь никто не указ! Мало ли что я когда-то пообещал. Теперь я в полном праве наплевать на свои обещания, как делают все нормальные монархи.
   Кроме глобальных проблем, у Отрепьева были проблемки поменьше, которые, тем не менее, нужно было срочно решать.
  Например, патриарх русской православной церкви Иов был связан многолетней крепкой дружбой с Борисом Годуновым и публично обличал расстригу. Однако никаких правовых механизмов отправить в отставку главу церкви не существовало.
   Непонятно также, что было делать с матерью настоящего царевича, Марфой Нагой, которая проживала в одном из дальних монастырей. Когда-то в Угличе она обнимала тело своего умершего сына и теперь стала опасным свидетелем.
  Еще одной проблемой для самозванца были знатные бояре. В 1598 году они со скрипом признали царем Бориса Годунова. Теперь знать была шокирована новым поворотом. Выражая великую радость и безмерное удовольствие по поводу воскрешения царевича, кланяясь и всячески угождая ему, в душе они, как один, были крайне возмущены и преисполнены ненавистью и негодованием.
  - Годуновых свергли правильно! - возмущался в своем кругу Василий Шуйский. - Борька влез на престол незаконно, а сынок его - полный отстой. Но так называемый "царевич Дмитрий" явный самозванец. Настоящий сын Ивана Грозного давно умер, чему я сам свидетель. На троне сидит непонятно кто, а там должен сидеть я, как законный наследник династии Рюриковичей.
  Лжедмитрий чувствовал и понимал, что он чужой в кругу русской знати. И тем не менее раболепство первостатейного боярства, доставляло ему, худородному дворянину, большое удовольствие.
  Когда царский кортеж подъехал к воротам Кремля, навстречу ему вышел улыбающийся Богдан Бельский и широко распахнул объятия.
   В последние дни он развил кипучую деятельность, носился по городу, рассказывая всем и каждому, что именно он спас царевича и теперь будет править вместе с ним. Он говорил об этом так много и часто, что сам начал верить в сочиненную им басню.
  Теперь он нетерпеливо поджидал кортеж самозванца и сразу бросился ему на шею.
  - Здорово, Димка! - фамильярно кричал он. - Рад, что спас тебя от смерти. Вон какой бугай вымахал! Выше папки стал!
  - Ты меня так задушишь! - Отрепьев с трудом высвободился из жарких объятий.
  - Я рисковал, конечно! Мог остаться без головы. Зато какого красавчика вырастил! Кровь с молоком! Дай еще раз тебя пощупаю! Что ты, как не родной?
  - Не кричите, пожалуйста! - попросил самозванец. - У меня от ваших воплей голова кругом идет. Разве мы знакомы?
  - Я же Богдан Бельский. Не узнал своего спасителя? Оно верно. Мы редко в последнее время виделись. Ничего. Теперь наверстаем! - Бельский похлопал его по плечу. - Кстати, хотел с тобой перетереть один маленький вопросик. Ты мне какую должность дашь? Мне для начала хотелось бы стать главой Боярской думы. Когда приступать к обязанностям? Могу хоть сейчас!
  - Ты вот что, Бельский. Поезжай-ка в Новгород вторым воеводой. - спустил его с небес на землю самозванец. - И прими мой совет. Болтай поменьше, а лучше вообще заткнись. Здоровей будешь.
   Кортеж уехал, оставив стоять Бельского с открытым ртом.
  Тем временем Федор Годунов в ожидании своей участи находился под домашним арестов вместе с матерью и сестрой. Вскоре к арестантам явилась "комиссия", которая без лишней судебной волокиты приговорила свергнутого царя к смерти. "Ботаник" Федор оказал неслыханное сопротивление и несколько минут на равных дрался с несколькими палачами, однако силы оказались слишком неравными. Его мать, как отметила в отчете комиссия, померла от страха. Сестру помиловали, признав наименее виноватой в преступлениях династии.
  С подачи самозванца по стране объявили, что Федор и его мать покончили жизнь самоубийством, осознав, что пошли против истинного царевича. Как самоубийц, их похоронили за оградой монастыря. Труп Бориса Годунова вытащили из усыпальницы в Архангельском соборе Кремля, где лежали покойные цари, и присоединили к останкам его семьи.
  Бывшего главу Сыскного приказа Семена Годунова задушили. Остальных членов фамилии лишили имущества и отправили по тюрьмам и ссылкам.
  Следующей пришла очередь патриарха. Петр Басманов, который стал ближайшим человеком при Лжедмитрии, ворвался с ватагой стрельцов в Успенский собор и учинил Иову жуткий скандал.
  - Ты почему не признавал царевича Дмитрия, подлый пес?! - орал воевода на перепуганного патриарха. - Отвечай немедленно, сволочь! Мы все про тебя знаем!
  Иов, который за всю свою долгую жизнь никогда таких слов не слышал, только испуганно хлопал глазами и часто крестился старческими трясущимися руками.
  - Молчишь, негодяй?! - взмахнул саблей перед его носом Басманов. - Я тебя выведу на чистую воду. Сейчас ты у меня, как соловей, запоешь!
  Стрельцы и простой народ там же в алтаре содрали с патриарха святительское платье, панагию, драгоценности и переодели в грубую монашескую рясу. Потом надавали пендалей и выставили из храма.
  Вскоре он, однако, опять потребовался для соблюдения процедуры выборов нового главы церкви. Иова доставили под конвоем в Священный собор, где собрались отцы церкви.
  - Уважаемые, коллеги! - патриарх, запинаясь, читал по бумажке кем-то написанную для него речь. - После многолетних размышлений я решил добровольно сложить с себя сан и удалиться в монастырь, поскольку не могу исполнять обязанности по состоянию здоровья. Из-за проблем со зрением и небольшого старческого слабоумия я не в силах дальше пасти многочисленную православную паству. Прошу удовлетворить мою просьбу об отставке, а на мое место поставить достойнейшего архиепископа Игнатия.
   Новым русским патриархом церковники единогласно избрали грека Игнатия, бывшего архиепископа Рязанского, который первым из церковных иерархов признал нового царя. Иова сослали под надзор в Успенский монастырь в Старице, где он когда-то начинал свою карьеру.
  С принцем крови Василием Шуйским, о крамольных разговорах которого поступил донос, решили поступить еще жестче. Одного из наиболее влиятельных бояр арестовали, обвинили в клевете на царя и попытке совершить государственный переворот.
  В суде над ним приняли участие члены Боярской думы, отцы церкви и даже простые люди (торговцы и мелкие бизнесмены), которые после революционных событий имели определенный вес.
   - Как ты мог, Василий, столько лет обманывать нас и лживо уверять народ, что царь Дмитрий умер? - спрашивал председатель суда князь Мстиславский. - Я, честно говоря, в шоке от твоего поступка. Никак от тебя такого не ожидал.
  - Казнить его собаку! - закричал один из судей, работающий сапожником на рынке.
  - Прошу соблюдать тишину! - председатель постучал молоточком по столу. - Отвечайте, подсудимый. Что вас толкнуло на путь преступления? Слушаем.
  - Не знаю, как так получилось. - оправдывался Шуйский. - Когда я приехал расследовать убийство царевича Дмитрия в Углич, я сразу догадался, что он жив. Однако зачем-то (сам не знаю зачем) соврал, что он умер. Я тогда молодой был. Глупый. Дай, думаю, созорничаю. Совру, что якобы видел его трупик. Потом второй раз соврал. Затем уже неудобно было от собственных слов отказываться. Побоялся, что люди надо мной смеяться будут. Понимаете? Испугался, что молва обо мне пойдет нехорошая, как о гнусном лжеце, и мне веры мне больше никогда и ни в чем не будет. Короче, запутался в собственном вранье. Простите, Христа ради, православные, если сможете! Мне, честное слово, очень стыдно!
  - Да уж. Вот до чего тебя твое вранье довело! - вздохнул Мстиславский. - А сам ты как оцениваешь свой поступок?
  - Мне очень стыдно! Дураком я был, что так заврался. Хочу только сказать, что не имел злого умысла, а врал чисто по глупости и слабохарактерности.
  - Ты хоть сейчас осознал, что из-за твоего вранья получилось?
  - А что получилось?
  - Ты еще спрашиваешь?! Целая гражданская война. Тысячи людей погибло только потому, что ты нам правды не сказал!
  - Теперь, конечно, я осознаю это! А раньше я по глупости своей считал, что нет особой разницы в том, жив он или мертв. Никак не ожидал, что, в сущности, из-за пустяка такое может приключиться. Простите, православные. Меня реально колбасит от того, что из-за моей маленькой детской шалости целая война произошла.
  - С этим все понятно, но в твоем деле есть также сведения, что ты уже после пришествия в Москву истинного прирожденного государя Дмитрия Ивановича, готовил против него заговор с целью смертоубийства. Что на это скажешь?
  - Опять чисто по глупости! Признаюсь, православные, что действительно вел такие разговоры, но не со зла, а потому, что язык болтливый. Когда я вижу перед собой человека мне хочется с ним о чем-то поговорить. Но, если начинаю говорить о погоде или женщинах, меня никто не слушает. Я пытался найти интересную тему и по идиотизму своему начал болтать об убийстве царя нашего Дмитрия Ивановича. Простите дурака, православные!
  - Ну, что с ним будем делать? Явно же идиот! - обратился Мстиславский к остальным судьям.
  Суд, посовещавшись, большинством голосов приговорил Шуйского к смерти. Подсудимого уже доставили на Лобное место, однако самозванец, учитывая слабость ума подсудимого, заменил казнь ссылкой (на самом деле еще до суда подсудимый заключил сделку со следствием, где в обмен на признание вины Шуйскому гарантировали жизнь).
  В целом новый царь показывал себя не самым кровожадным человеком. Казни носили точечный характер. Сторонники прежней династии, в том числе военные, взятые в плен на поле боя, были прощены.
  Как говорил Отрепьев:
  - Залезть на трон тяжело, а удержаться еще сложней. Для этого есть только два пути. Первый - казнить бояр и держать народ в страхе, чтобы боялись даже думать замышлять против власти. Но тогда я стану тираном и мне придется залить страну кровью. Так-то оно целесообразно, но беда в том, что я по характеру добрый человек. Психика может не выдержать, и поедет крыша. Второй способ - быть добрым и милостивым. Тем самым заслужить всеобщую любовь. Это тяжелый путь, но другой дороги у меня нет.
  Мать царевича Дмитрия, Марфа Нагая, была еще более опасным свидетелем, чем Василий Шуйский. Если бы самозванец был обычным интриганом и действовал стандартными методами, то самое простое, что можно было сделать - ликвидировать ее в монастыре, объявив, например, что она умерла от радости, когда нашелся сын. Но Отрепьев всегда предпочитал действовать нестандартно, да к тому же не хотел лишней крови.
  Однажды в монастырскую келью к Нагой пожаловали столичные гости.
  - А ты тут неплохо устроилась! - присел посол на убогую деревянную кровать. - Тараканов нет и с потолка не капает. И то слава богу! Остальное можно пережить. Царь предлагает тебе быть его мамой. Согласна?
  - Надо подумать! - прищурилась затворница. - Я буду ему мамой, а он мне, получается, сыном?
  - Выходит так.
  - Звучит заманчиво. Только негоже матери царя в монастыре прозябать. Я тут тухнуть не собираюсь. Если царь берет меня к себе в матери, то пусть обеспечит достойное существование. Я хочу жить в Москве и участвовать в танцах, играх, застольях и развлечениях! На этих условиях я буду ему нежной и заботливой мамочкой.
   - Царь прозорливо угадал твое желание и уже дал согласие. Будешь, как сыр в масле кататься. Уже и любовников тебе приготовили. В монастыре изголодалась пади!
  - Другое дело! - протянула руку для пожатия Нагая.
  После этого разговора по всей стране началась широкая рекламная компания. На каждом заборе и столбе висели плакаты о дне и часе, когда ожидается встреча царя и его родительницы. Глашатаи ежечасно объявляли об этом на площадях и рынках. Народ пришел в нервное возбуждение и считал дни и минуты до долгожданной встречи.
  Мероприятие было проведено на самом высоком организационном и художественном уровне.
  Местом встречи родственников выбрали огромное поле недалеко от села Тайнинское. Уже с раннего утра там собралась толпа, которая в радостном предвкушении ожидала предстоящее зрелище. Каждый старался пробраться поближе, и людей с трудом сдерживали силы правопорядка.
  Первым появился самозванец, который будто бы не замечал собравшегося народа, не слышал криков и приветствий, а напряженно вглядывался куда-то вдаль, забыв обо всем.
  - Моя мама здесь не проходила? - время от времени спрашивал он у зрителей.
  - Пока нет, батюшка царь, не проходила! - озабоченно вздыхали люди.
  - Вдруг она не придет? - театрально хватался за голову самозванец. - Я не вынесу этого. Неужели я опять ее не увижу? О, моя мамочка! Где же ты? Почему ты покинула меня, когда я был маленьким?
  - Не плачь, батюшка. Придет твоя, матушка! - утешали его из толпы.
  Наконец, на другом конце поле появилась Марфа Нагая, которая шла пешком с клюкой в одной руке и походным узелком в другой. Она равнодушно посмотрела на толпу и, ничуть не удившись, тяжко вздохнула.
  - Доброе утречко, народ честной. Я - Марфа Нагая. Держу путь в монастырь, чтобы помолиться перед святой иконой за упокой сыночка моего, царевича Дмитрия.
  - Он тут твой сыночек! - стали кричать ей.
  - Нашелся сын!
  - Живехонек!
  - Разинь глаза пошире! - завопил совсем уже пьяный мужик, но тут же был одернут.
  Марфа, как бы ничего не слыша, сгорбившись, неспешно продолжила путь. Вдруг, не дойдя до Отрепьева метров двадцать, она замерла, как громом пораженная.
  - Как?! Неужели это мой сын?! - закричала "мама", ошарашенно уставившись на самозванца. - Я глазам своим не верю! Какое счастье! Он не умер! Димочка!
  Марфа Нагая, отбросив клюку и узелок в сторону, бросилась бежать к Отрепьеву, развив приличную для ее возраста скорость.
  - Мамочка! Моя мамочка нашлась! - завопил в свою очередь самозванец и побежал ей навстречу.
   Под радостные крики толпы "мать" и "сын" заключили друг друга в объятия. Они полчаса тискали и целовали друг друга, выражали восторг и попеременно плакали.
  Мероприятие собирались продолжать до вечера, но у зрителей начались обмороки, инфаркты и эпилептические припадки, так что пришлось сворачиваться.
  "Родственники" крепко взялись за руки и направились в сторону Москвы.
  Зрелище так потрясло народ, что последние скептики оказались посрамлены. Теперь, если человек в частном разговоре с родными или друзьями выражал сомнение относительно царевича Дмитрия, его подымали на смех и считали за дурака.
  Вскоре состоялась коронация Отрепьева, на которую собралась вся Москва (столы поставили прямо на улицах, бульварах и площадях и угощали совершенно бесплатно). Народ, наевшись и напившись до отвала, шел домой в полной уверенности, что все плохое осталось позади и, наконец, наступила новая счастливая жизнь.
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ. В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, ЧТО МОЖЕТ ПРОИЗОЙТИ ИЗ КРЕДИТОВ, ДРУЖБЫ С МОНАХАМИ, БОРЬБЫ С КОРРУПЦИЕЙ И ДРУГИХ НЕВИННЫХ ВЕЩЕЙ
  
  Однако реальная жизнь оказалась далеко не такой радужной, как представлялось участникам пира на коронации самозванца.
  Уже в первые дни царствования Лжедмитрия стали одолевать польские кредиторы. Они делились на две основные категории: военные, перед которыми имелась задолженность по зарплате, и ростовщики, которые предъявили к исполнению кредитные договора.
  Самозванец оплатил из последних казенных денег услуги наемников и отправил их в Польшу. Однако, как погасить кредиты ростовщикам, он решительно не знал.
  Кредиторы каждый день с раннего утра заявлялись в Кремль, как к себе на работу, терпеливо дожидались выхода царя и начинали ныть и канючить.
  - Вы изволили подписать мне договор, ваше величество! - тыкали царя носом в бумаги. - Срок наступления обязательства давно наступил. Ваша подпись?
  - Я подписал? - удивлялся Лжедмитрий. - Странно. Я вроде бы такие документы никогда не подписывал. Не царское это дело. Вам надо, любезный, идти в Казенный приказ. Там сидят специалисты. Вам помогут.
  Кредиторы бежали в Казенный приказ, но там объясняли, что денег в казне нет, и, когда они будут, неизвестно. Тогда они снова заявлялись в Кремль и буквально прохода не давали монарху, бегали за ним повсюду, нудно приставали, и он даже в туалет не смог сходить спокойно.
  Вспомнил о подписанных бумагах и польский король Сигизмунд Третий. Он прислал послов, которые потребовали от царя передать по акту приема-передачи Чернигов, Путивль и Смоленск.
  - Ваше величество! Наш король в нетерпении ждет от вас исполнения данного вами царского слова. Мы уполномочены принять известную вам землицу!
  - Я готов хоть сейчас! - задумчиво листал подписанные им кондиции самозванец. - Только боюсь, что это невозможно и, более того, никому не нужно, а прежде всего вашему королю. Города неспокойны. Только что в них прошел бунт. У людей на руках большое количество оружия. Сейчас это не земля, а настоящая пороховая бочка. Рвануть может в любую секунду. А я слышал у короля и так большие проблемы. У вас в Речи Посполитой взбунтовалась знать, и фактически идет гражданская война. Разве король хочет получить еще один фронт? Передайте ему это вместе с моим горячим приветствием и самыми теплыми пожеланиями счастья и здоровья!
  Когда Сигизмунду передали ответ самозванца, он сразу понял, что его кинули, и царь получил еще одного могущественного врага.
  Не успокоилось и московское боярство, которое при новой власти сохранило свое положение и привилегии. Все аристократы, как на подбор, были опытными интриганами и сравнительно легко смогли убедить царя в своей преданности и любви. Если сразу после революции они были напуганы, то с течением времени, когда гроза прошла стороной, понемногу пришли в себя. Многие из них опознали Отрепьева, характерная внешность которого с крупной бородавкой на лице, запомнилась им еще со времен, когда он сопровождал патриарха в Боярскую думу. Теперь они точно знали с кем имеют дело и, продолжая угождать и льстить, в душе презирали выскочку.
  Отрепьев, как умный человек, прекрасно понимал, что от бояр исходит главная угроза для его власти. И все же он не стал ликвидировать их, как класс. Прямой конфликт с сильными мира сего был чреват непредсказуемыми последствиями. Кроме того, худородному дворянину Отрепьеву льстило, что перед ним заискивает и угодничает первостатейная знать.
  Тем временем, бояре уже в первые месяца царствования Лжедмитрия начали сговариваться и придумали проект возведения на престол малолетнего сына короля Речи Посполитой, принца Владислава (он был компромиссной фигурой, т.к. каждый аристократ агитировал в свою пользу, и выбрать кого-то из своей среды они не могли в принципе).
  Самое горячее участие в заговоре приняла липовая мама Лжедмитрия, Марфа Нагая. Мотивы ее были такими. Самозванец, чтобы подчистить концы, велел выкинуть из церкви в Угличе труп настоящего царевича Дмитрия. Народ принял это известие с пониманием, поскольку действительно нелогично было иметь одного Дмитрия на троне, а второго в усыпальнице. Однако мать царевича оскорбилась за своего покойного сына и затаила злобу.
  Еще одной силой, которую настроил против себя самозванец, была православная церковь.
  Давно прошли времена Ивана Грозного, когда за жизнь митрополита не давали ломанного гроша. Церковники успели подзабыть Симеона Бекбулатовича, который ловким трюком с грамотами на монастырскую землю, лишил церковь львиной доли ее доходов. Последующие правители, цари Федор Иванович и Борис Годунов, были ортодоксально православными людьми, много жертвовали на храмы и относились к русским священникам с превеликим почтением.
  Самозванец, который сам был из церковного сословия, прекрасно знал их внутреннюю кухню и ни во что не ставил монахов и попов. Он постоянно надсмехался над монашеской братией, юморил над реликвиями и обрядами, что не могло не шокировать религиозных людей.
  Но это было еще полбеды. Не имея денег, самозванец стал брать в долг у приходов и монастырей.
  Почти каждый день в его кремлевском кабинете происходили сцены наподобие такой.
  - Заходи, святой отец! - приглашал к себе царь очередного настоятеля монастыря. - Ого! Какой животик себе наел! Скоро так в дверь пролезать не будешь. Присаживайся. Слушай, у меня к тебе маленький вопросик. Скажи, пожалуйста, царь - это помазанник божий? Или я ошибаюсь?
  - Не ошибаетесь, ваше величество! - почтительно поклонился настоятель.
  - А церковь - помощница и слуга Господа. Так?
  - Воистину так! - елейно улыбнулся священник.
  - Превосходно. Продолжим логическую цепочку. Если церковь - слуга бога, то она должна служить мне, как его помазаннику. Или ты не согласен?
  - Полностью согласен.
  - Тогда скажи, чем вы мне можете помочь?
  - Церковь всегда готова помочь ласковым словом и утешением. Каждый день за вас молимся, батюшка царь. Можем при необходимости молиться по два и даже по три раза в день, а если на то будет ваше пожелание, перейдем на круглосуточные службы.
  - Я не об этом. Чем вы конкретно можете помочь?
  - Извините. Я не понимаю!
  - Какие мы непонятливые. Хорошо. Скажу прямо. Можешь ссудить в долг кругленькую сумму?
  - А сколько вам надо? - сразу поскучнел настоятель.
  - Опаньки! Каким ты печальным сделался! Того гляди расплачешься. - засмеялся расстрига. - Дай, сколько можешь. Но учти, что я - царь, а не нищий. Мне подачек не надо. Отсыпь золота, да столько, чтоб тебе потом самому стыдно не было!
  - У нас все-таки церковь, а не банк! - насупился настоятель. - Вы только не подумайте ничего плохого, батюшка царь, но, может, вам лучше у ростовщиков попросить? У них точно есть. А монахи - люди бедные. Что с нас возьмешь?
  - Врешь, толстяк! По харе твоей вижу, какой ты бедный! - Отрепьев фамильярно похлопал настоятеля по щеке. - А к ростовщикам мне ходить бесполезно. У меня знаешь столько долгов? Какой ростовщик мне даст, если я долги никогда не возвращаю!
  - О-хо-хо! - тяжко вздохнул священник.
   - Да ты не печалься. Покраснел аж, бедняга. Того и гляди лопнешь от напряжения. Утешься тем, что ваши денюжки пойдут на божье дело. Ты Ксюшу Годунову знаешь? У ней батя недавно откинулся. Слыхал, наверно. Сразу за ним матушка с братом преставились. Девочка осталась круглой сиротой. Надо войти в положение. Утешить малышку. Ты, кстати, не хочешь с нами в баньку за компанию сходить? Чего вздрогнул? Ты пойми меня правильно. Я тебе не предлагаю одну девку вдвоем шпилить. Там, кроме Ксюши, еще куча баб намечается. Оторвемся на славу. Сауна, водка и голые девчата. Святое дело!
  - Попробую поскрести по сусекам! - перекрестился настоятель. - Деньги на дороге не валяются. Надо крепко подумать, где их взять.
  - Только перед баней не забудь побрить свою красоту, а то девок шокируешь. В остальном расслабься и доверься мастерству профессионалок.
  - Посоветуюсь с братией. Авось у кого-нибудь завалялся лишний рублик.
   - И заруби себе на носу. Будешь в бане с кислой рожей мыться, мы тебя всей компанией трахнем. Без шуток! С деньгами, толстяк, надо расставаться легко!
  - Еще напишу архимандриту. Он человек мудрый и богобоязненный. Авось что-нибудь присоветует.
  - Меня твоя кухня не интересует. Можешь хоть папе Римскому писать, а бабки мне уже завтра нужны. А коли ты все равно собрался думать, подумай заодно вот о чем. Если православное духовенство будет меня динамить, мне недолго католиков или раввинов сюда позвать. Встречался тут на днях с иезуитами. Они мне хорошие бабки предлагают, чтобы я их в Россию запустил. Да и евреи, я уверен, не обидят. Мне стоит только дать отмашку, здесь такая конкуренция начнется, что взвоете. Так что беги, пока не поздно, за баблом. Одна нога здесь, другая там. А то, потом как бы не пришлось себе локти кусать!
  Священник, проникшись угрозой, пулей вылетал из дворца, давал шпоры коню и скакал без отдыха целый день и ночь напролёт, чтобы к утру следующего дня доставить в Кремль нужную сумму.
  Отрепьев проводил такие разговоры почти ежедневно. Некоторые церковные иерархи, пытались сказаться больными или уезжали на богомолье в дальние монастыри, однако им это не помогало. Спецслужбы самозванца выискивали их в самых потаенных местах и заставляли раскошеливаться.
  Теперь даже самые смирные и боязливые попы воспылали к царю тайной ненавистью. Они продолжали воздавать ему молитвы и петь Многие лета, однако в душе были переполнены лютой злобой.
  Так за спиной самозванца возник интуитивный союз между русской аристократией, иерархами православной церкви, Марией Нагой и Сигизмундом Третьим.
  А что простой народ?
  Надо сказать, что с течением времени в основной массе понемногу улеглись восторги по случаю возведения на царствие Дмитрия Ивановича, и надежды на него стали таять, как снег весной. Крепостное право продолжало разделять общество, а новый царь не мог решить эту проблему. Отменить крепостные порядки означало бросить вызов дворянам, которые были основой армии и чиновничества. Решиться на такое было равносильно самоубийству. Однако поддержка крепостничества делало царя непопулярным среди крестьян, которых было больше девяноста процентов населения страны.
  - Мы думали, что царь Дмитрий вернет нас в благословенные времена светлой памяти его отца, Ивана Грозного! - разочарованно вздыхали крестьяне. - Однако похоже, что сын не в отца пошел. Нет у него яиц. Бегает, суетится, кричит, а толку никакого. Как мы были рабами при Борьке Годунове, так до сих пор маемся.
   В свою очередь дворяне не доверяли новому царю, подозревая его в том, что он в тайне готовится восстановить Юрьев день.
  - Какие мысли у него в голове мы не знаем! - вздыхали они. - Живем, как на вулкане, в подвешенном состоянии. Неизвестно чего он завтра может выкинуть.
  Отрепьев чувствовал, как постепенно исчезает народная поддержка, с помощью которой он пришел к власти. Пытаясь остановить процесс, он принимал меры для поднятия своего престижа.
  Одной из таких мер стало переименование должности руководителя государства.
  До Ивана Грозного правители Руси назывались великими князьями. Иван Васильевич принял титул царя. Лжедмитрий взял еще выше.
  - Царь звучит как-то мелко! - заметил однажды самозванец. - Мой отец, Иван Грозный, считал себя сыном Александра Македонского и потомком Гая Юлия Цезаря. Думаю, что насчёт Македонского он немного погорячился, а вот вести наш род от римских императоров вполне здраво и справедливо. Теперь меня тоже следует именовать императором. Тем более, что я владею землями больше, чем вся остальная Европа вместе взятая, а захочу - будет ещё больше. Вдарю по Речи Посполитой и отожму Киев и Львов.
  Лжедмитрий стал первым в России императором. Надо сказать, что в дальнейшем его преемники на троне оказались скромнее и вернули себе звание царя. Прошло сто лет, и Петр Первый вернулся к этой идее, восстановив титул императора, который носили все его потомки вплоть до Николая Второго.
  Еще одной мерой, на которую Отрепьев надеялся для поднятия престижа власти, стала борьба с коррупцией.
  Тема взяточничества и откатов государственного аппарата волновала русское общество испокон веков. Шли годы, менялись правители, реформировались правоохранительные органы, однако взятки и откаты никогда не прекращались, а размеры их только увеличивались.
  Лжедмитрий взялся за коррупционеров серьезно. Благо он (в отличии от своих предшественников) не был связан с топ-чиновниками (боярами) родственными или дружескими отношениями.
  Теперь жалобы на чиновников принимал лично царь на Красном крыльце Кремля дважды в неделю: по средам и субботам. Он публично вскрывал факты коррупции, и взяточник, допрошенный тут же перед толпившемся народом, отправлялся за решетку или прямиком на плаху. Людям нравилось, как царь, нахмурив брови, распекал очередного пойманного с поличным коррупционера. После чего палачи хватали беднягу, перевертывали его вверх тормашками, сдирали штаны и исполосовывали батогами задницу.
   Конечно, судебные процессы происходили в основном над мелким и средним чиновничеством. Однако знатные бояре, которые возглавляли государственные учреждения, понимали, что все ниточки ведут к ним. Когда допрашивали мелких клерков, многие из них с перепугу сознавались, что львиную долю от взяток и откатов они передавили наверх.
  Надо сказать, что в последние годы своего правления Борис Годунов, занятый голодом и борьбой с самозванцем, почти перестал обращать внимание на чиновничье воровство, и бояре делали, чего хотели, всласть обворовывая казну. В результате они присвоили себе такие кругленькие суммы, что их вполне могло хватить на смертную казнь.
  Последней каплей для бояр-коррупционеров стала отмена древнего русского обычая, когда они должны были повсюду ходить вместе с царем под руку, облепляя его, как мухи варенье. Эта древняя традиция позволяла им всегда быть в курсе замыслов государя и при случае предупреждать их. Самозванец настойчиво попросил оставить его в покое, что потрясло лучших людей государства. Даже те из них, кто колебался до последнего из осторожности, отбросили все сомнения и выразили решимость примкнуть к заговору.
  Дмитрий, сам того не понимая, разворошил осиное гнездо. Теперь счет его жизни пошел на часы.
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ. МАЙСКИЙ ПЕРЕВОРОТ 1606 ГОДА
  
  Лжедмитрий, как человек умный, прекрасно чувствовал и понимал, что против него что-то зреет.
  В глазах бояр за дымкой преданности и любви он видел ненависть. За своей спиной он слышал злобное перешептывание. За елейными речами священников он распознавал едва скрываемую ярость.
  Надо было срочно что-то решать и предпринимать контрмеры.
  Не слишком доверяя московским стрельцам, Лжедмитрий пытался найти военную силу, на которую можно опереться.
  Весной 1606 года в Москву были вызваны войска с Северской области, которые год назад привели самозванца к власти. Тогда Лжедмитрий посчитал, что их функция выполнена, щедро расплатился с солдатами и отправил их домой. Теперь он снова встречал прибывающие из Путивля и Чернигова войска, как старых добрых знакомых.
  Другой силой, на которую рассчитывал самозванец, были казаки. Когда-то они составляли основной ударный кулак войска самозванца. Казацкий атаман Корела, руководитель обороны Кром, был одним из главных героев гражданской войны. Однако после победы казаки вернулись на берега Волги, Дона и Терека. Те же, кто остался при дворе, не смогли выдержать конкуренции в угодничестве и интригах, были отодвинуты боярами на второй план и их влияние свелось к минимуму. Геройский атаман Корела стал постоянным посетителем московских кабаков, где с утра до вечера рассказывал под бутылку о своих военных подвигах и за несколько месяцев сгорел от пьянства.
   Казаки, которые в те времена чувствовали общность с крепостным крестьянством, не были в восторге от политики самозванца. Весной 1606 года в противовес Лжедмитрию они выдвинули из своей среды нового кандидата на престол, некоего царевича Петра, под именем которого скрывался молодой казак Илейка. Он объявил себя сыном Федора Ивановича и Ирины Годуновой, которого родители невесть по каким причинам от всех скрыли и воспитывали в глубокой тайне.
   - Я был поздним и долгожданным ребенком в семье. Родился я в тайне ото всех, потому что родители очень боялись, что худые люди изведут меня еще во чреве матери (такие случаи в нашей семье далеко не редкость). Когда я появился на свет, папа и мама решили меня никому не показывать, чтобы злодеи не могли меня сглазить. Родители так тряслись надо мной, что перед тем, как подойти ко мне, проходили тщательную дезинфекцию, надевали медицинские маски и белые халаты. Детство мое большей частью прошло в спальне у родителей. Мой отец, Федор, говорил всем, что идет молиться, а на самом деле проводил все время со мной, играя в разные подвижные игры или рассказывая веселые истории. Когда в спальню входили слуги, меня прятали под кровать. Если же происходила уборка комнаты, родители привязывали меня веревкой и спускали за окно, где я висел на кремлевской стене иногда по целому часу, ежесекундно рискуя сорваться и сломать себе шею. Когда умер мой отец, мама забрала меня в свою келью в женском монастыре. Там мне пришлось провести свою юность. Честно признаюсь, что я чуть не сошел с ума от скуки, если бы не монашки, к которым мне удавалось изредка наведаться по ночам. Я пользовался большим успехом у женского контингента, однако, когда мама тоже преставилась, мне удалось усыпить бдительность своих поклонниц и бежать. Теперь я с вами, вольные казаки!
  - Молодец, хлопец! - аплодировали ему.
  - Спасибо. Несколько слов о политике моего дяди, Дмитрия Ивановича. Начал он хорошо, однако потом бояре сбили его с пути истинного. К сожалению, он так и не решился дать крестьянам волю. Поэтому я решил, что нам пора отправить его в утиль. Я готов, казаки, занять в престол! Вперед, товарищи, на Москву!
  Новый самозванец написал Лжедмитрию полное дерзостей письмо, однако тот не стал вступать в пререкания и, наоборот, прислал к казацкому вождю своего доверенного человека, который предложил союз.
  - Дмитрий Иванович готов признать тебя царевичем Петром в обмен на небольшую услугу! - поведал посланник. - Спешите к Москве. Нам нужны ваши сабли.
  Казаки двинулись к Москве и не успели всего нескольких дней до решающих событий.
  Также возобновились отношения самозванца с несостоявшимся тестем, Юрием Мнишеком, который когда-то позорно бежал в Речь Посполитую. После того, как Отрепьев занял трон, Мнишек стал забрасывать его письмами примерно такого содержания:
  "Здравствуй, дорогой зять!
  Не буду скрывать от тебя, что я пребываю в тревоге. Почему ты молчишь и не приглашаешь меня с дочкой (твоей законной невестой) к себе? Неужели ты разлюбил нас? Ты жестоко играешь нашими чувствами. Мы тебя так любим, а ты ведешь непонятную игру. Моя бедная дочь на грани нервного срыва. Я каждую ночь рыдаю и просыпаюсь от ужаса. Мы с моим ненаглядным дитя собирались отдать тебе все: любовь, верность и честь. А ты водишь нас за нос, совершая тем самым самый чудовищный и бесчестный поступок из всех возможных.
  Учти, что даже если любовь в твоем сердце погасла, ты все равно обязан жениться, поскольку собственноручно подписал брачный контракт. Предупреждаю, что это серьезный юридический документ, и, если ты его нарушишь, мы с дочкой обратимся в суд.
  Мы закатим скандал на всю Европу и сорвем с тебя маску добродетельного монарха и честного человека.
  Весь мир узнает, как ты подло и низко нас соблазнил и обманул!
  Р.S. Если не хочешь жениться, то отдай мне хотя бы Смоленск, Чернигов и Путивль".
  Сначала Отрепьев только посмеивался над письмами несостоявшегося тестя. Однако к концу первого года правления он понял, что ему необходим крепкий союзник. Вновь закрутились брачная интрига, и стороны ударили по рукам.
  В ходе тайных переговоров договорились, что Мнишек должен был собрать в Речи Посполитой наемное войско и привести его в Москву под видом брачной процессии.
  Наверное, это был один из самых удивительных брачных кортежей в истории. Впереди поезда невесты маршировала в полном вооружении польская пехота. Следом за ней гарцевали гусары. Затем шла закованная в латы и броню тяжеловооруженная конница. Замыкали шествие повозки, груженные ящиками с ружьями и патронами.
  08 мая 1606 года состоялась свадьба с Марией Мнишек. Тамадой на ней был князь Василий Шуйский (незадолго до этого его полностью реабилитировали и вернули в столицу). Бывший зэк находился в ударе, беспрерывно шутил и произносил тосты.
  - Мы с вами все знаем и любим нашего императора Дмитрия Ивановича! - кричал разгоряченный вином тамада. - Мы счастливы быть его подданными и мечтаем только об одном, чтобы он правил нами вечно. Но теперь наше счастье стало просто безграничным. Отныне у нас есть не только император, но еще императрица. Это такая для нас радость, что у меня просто нет слов. Марина, сегодня ты обрела лучшего из супругов, которых только можно тебе пожелать. Но это еще не все. В этот знаменательный день ты обрела в нас, русских людях, самых преданных друзей и поклонников. Знай, богиня, что мы искренне любим тебя и преклоняемся перед твоей красотой! Слава, императору и императрице!
  Гости дружно чокались и кричали "горько".
  - Но и это еще не все! - продолжал Шуйский. - Я надеюсь, что скоро наше счастье станет еще большим, выйдет из берегов и снесет нам крышу. Я намекаю о ребеночке, которого, надеюсь, в самом скором времени подарит нам царствующая чета. Я представляю, как мы все будем любить его! Выпьем же за будущего наследника престола! Ура!
  - Ура!!! - подхватили гости.
  - А теперь веселые конкурсы! - объявил тамада.
  Однако во время свадьбы не обошлось без эксцессов. На улицах Москвы произошли столкновения между москвичами и гостями из Речи Посполитой. Разгоряченные вином поляки изнасиловали нескольких русских женщин, которые тусовались по кабакам, а москвичи большой компанией до полусмерти избили поляка, когда застукали его писающим прямо на крыльце одного из православных храмов.
  Но это были еще цветочки.
  14 мая на седьмой день свадьбы слуга князя Вишневецкого в пьяном виде на почве лично неприязни (не понравилась рожа) жестоко избил одного из москвичей, после чего скрылся за воротами дома своего господина. Здание осадила многотысячная толпа, побила окна и разрисовала все стены похабными надписями.
  15 мая несколько пьяных гайдуков прямо на улице остановили карету с боярыней, вытащили ее и попытались изнасиловать. Народ отбил женщину, крепко избив насильников.
  16 мая обошлось без крупных происшествий, но это оказалось затишьем перед бурей.
  На рассвете 17 мая в спальню Лжедмитрия проник священнослужитель дьяк Тимофей Осипов, который был киллером заговорщиков. Ему беспрепятственно удалось просочиться через все караулы, которым он наплел, что якобы видел вещий сон и должен немедленно доложить о нем императору. Охранники, зная Осипова, как ревностного церковного служителя, даже не обыскали его, и ему удалось пронести под рясой нож. Однако Лжедмитрий оказался в спальне под охраной начальника стрелецкого приказа Федора Басманова. Осипов, не ожидая этого, растерялся. Вместо того, чтобы сразу попытаться пырнуть императора ножом, он стал обличать его в самозванстве. Ему дали выговориться, после чего Басманов прикончил его, а труп вышвырнул из окна.
  - Если это все на что они способны, я легко отделался! - заметил Лжедмитрий.
  Однако это было только первым актом. Глава заговора, Василий Шуйский, собрал на своем подворье несколько сотен человек, среди которых были его слуги, а также нанятые за деньги спортсмены и бандиты. К ним присоединились человек двести-триста дворян из Новгорода. Все это были сравнительно небольшие силы для Москвы, которая была буквально нашпигована вооруженными людьми. Но заговорщики имели одно решающее преимущество - внезапность. Если Лжедмитрий не знал откуда ждать удар, то Шуйский имел время подготовиться и все рассчитать.
  По церквям Москвы ударили в колокола (тут и пригодились православные церковнослужители). Сонный народ, разбуженный с похмелья, выбегал из домов и, ничего не понимая, бежал на Красную площадь. Там и тут раздавались крики:
  - Что случилось, братва?
  - Совсем что ли попы охренели?
  - Может, пожар?!
  - Кому морду набить?!
   Особенно часто была слышна последняя реплика. Свирепые после нескольких дней пьянства москвичи готовы были растерзать любого, кто прервал их сон.
  На подходе к Кремлю их уже встречали священники.
  - Поляки хотят убить нашего императора! Бейте поляков! - кричали они.
  - Чего?! - поражался народ. - Мужики! Даешь мочить Речь Посполитую! Бей, гадов!
  Отряды, которые привел с собой Юрий Мнишек, тоже бежали в общей массе с развернутыми боевыми знаменами. Однако теперь эти знамена оказались, как красная тряпка для быка. Москвичи бросились на своих врагов с рогатинами, вилами и топорами. На улицах началась рубка. Отряды из Речи Посполитой были лучше вооружены, однако заметно уступали в количестве. На каждого их бойца приходилось по пять, а то и по десять москвичей. Взаимная ненависть получила выход. Люди ожесточенно дрались, не зная пощады. Через какое-то время поляки дрогнули и попытались скрыться в переулках. Однако на каждом перекрестке, как регуляторы движения, стояли священники, которые указывали разгоряченным москвичам, куда бежать.
  Занятые погромами горожане не знали, что за их спинами разыгрывается главное действие придуманной Василием Шуйским пьесы.
  Пока по Москве шли бои, заговорщики ворвались на территорию Кремля. На крыльцо императорского дворца к ним вышел Федор Басманов. Думая, что перед ним обычная толпа, которую требуется усмирить, он не оценил всю серьезность ситуации.
  - Внимание! Все замолчали! - поднял руку Глава стрелецкого приказа. - Вы что, алкаши, совсем страх потеряли? Как вам не стыдно? Вы докатились своим пьянством до того, что осмелились разбудить императора. Идите домой и проспитесь! Свадьба уже закончена, а вы все никак не угомонитесь! На вашем месте я бы на время закодировался! Серьезно, мужики! Заканчивайте гудеж!
  - Сейчас закончим! - один из заговорщиков, дворянин Татищев, подкрался к Басманову сзади и ударил его ножом в спину.
  Путь во дворец был свободен.
  Отрепьев бросился бежать по тайным переходам и вскоре оказался на крыше. Он прыгнул вниз с большой высоты и повредил ногу.
  Императора окружили военные. Ему последний раз в жизни повезло - это оказались бывшие повстанцы, принятые на службу в царскую охрану.
  - Друзья, спасите, и я вознагражу вас по-царски! - закричал Отрепьев. - Бояре хотят извести меня. Я конфискую их имения и отдам их вам.
  Между тем заговорщики, не найдя царя во дворце, бросились искать его по всему Кремлю. Вскоре он был найден. Однако верные царю повстанцы взяли императора в кольцо и открыли огонь, убив несколько человек.
  - Нас больше, и мы можем легко порубать вас в капусту! - закричали заговорщики. - Вам что жизнь не дорога? Какого хрена он вам сдался?
  - Он наш император, и мы готовы положить за него жизнь! - дружно ответили верные солдаты.
  - Император? Не смешите нас. Он - самозванец.
  - Чем докажите?
  - Я - Василий Шуйский лично похоронил настоящего Дмитрия Ивановича! - кричал глава заговора.
  - Не верим тебе! Даже матушка признала его своим сыном!
  - Давайте ее еще раз спросим! - предложили заговорщики.
  К Нагой была послана комиссия, в которую были включены представители противоборствующих сторон.
  - Какой он мне сын? - засмеялась уже заметно пьяная, несмотря на ранний час "мама". - Не смешите. Нашли тоже мне сыночка. Мой единственный сын давно преставился в Угличе, а это проходимец и негодяй. Убейте его! Очень прошу вас!
  - Зачем же вы тогда, мамаша, признали его за собственное дитя? Почему ввели в заблуждение общественность?
  - Простите, православные. Этот негодяй жестокими пытками заставил меня сыграть роль мамочки. Множество раз я хотела признаться и рассказать всю правду, но каждый раз он как-то узнавал об этом и жестоко избивал меня! - захныкала Нагая. - Возможно, что он дьявол, скрытый под личиной человека. Ведь стоило мне только подумать о том, чтобы признаться в обмане, как он уже все знал, набрасывался на меня и пытал до тех пор, пока я не давала обещание заткнуться.
  Комиссия принесла для самозванца не радостную весть.
  - Он не тот, за кого себя выдает! - постановила она.
  - Вы еще сомневались! - снова закричал Шуйский. - Я был председателем комиссии в Угличе, которая доподлинно установила смерть царевича Дмитрия. Перед нами самозванец!
  Последние солдаты, остававшиеся верными Дмитрию, сложили оружие. Отрепьев остался один на один с заговорщиками.
  - Дайте мне поговорить с моей мамой. Это ошибка. Она, вероятно, пьяна и просто забыла, что я ее сын. Скажу вам по секрету, что с ней периодически такое случается.
   - Хватит болтать! - отрезал один из заговорщиков, купец Мыльник, и разрядил в самозванца ружье.
  Дальше началась вакханалия. Распростертое тело рубили и кромсали. Оно давно уже перестало показывать признаки жизни, а заговорщики все еще стреляли в него из мушкетов, прыгали на нем, плевали и справляли малую нужду.
  Затем трупы самозванца и Федора Басманова вытащили на рынок и оставили там на поругание. Священники читали возле них историю жизни Отрепьева, которую периодически снабжали проклятиями по его адресу.
   Ближе к полудню 17 мая на рынок потянулись москвичи, которые убив несколько сотен человек из войска Юрия Мнишека, отрезвели и присмирели. Если новые власти, выставляя труп на всеобщее обозрение, рассчитывали на триумф и народное ликование, то они жестоко ошиблись. Люди при виде мертвого императора снимали головные уборы, крестились и горько плакали. Они чувствовали себя обманутыми и осиротевшими.
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ВЫБОРЫ ЦАРЯ 1606 ГОДА
  
  Бояре, убедившись в смерти самозванца, затворились в Кремле, чтобы спокойно посовещаться о новой политической ситуации.
  Они быстро и оперативно решили вопрос о низложении патриарха Игнатия, которого по примеру его предшественника крепко избили и заточили в монастырь. Однако затем Боярская дума увязла в дискуссии о кандидатуре нового царя.
  Во-времена правления Лжедмитрия русские аристократы пришли к консенсусу, что в случае успеха заговора на трон будет приглашен сын короля Речи Посполитой, Владислав. Вроде бы было получено предварительное согласие, однако теперь почти каждый из присутствующих на совещании, позабыв о предварительной договоренности, видел на престоле исключительно собственную кандидатуру и думал лишь о том, как убедить в своем праве других.
  Споры накалялась с каждой минутой и грозили перерасти в потасовку и мордобой. Бояре изо всех сил драли глотку, стучали по трибуне и чуть не довели друг друга до инфаркта.
  Хотя могли вести себя куда спокойнее, учитывая некоторые факторы.
  Во-первых, на собрании не было кворума. Многие политические тузы, не уверенные в успехе заговора, предпочли отсидеться дома. Отсутствовал также самый активный из заговорщиков, Василий Шуйский (он имел веские причины для опоздания, о которых мы поговорим чуть ниже).
  Во-вторых, ни один из бояр не имел достаточного политического веса и авторитета среди коллег, чтобы считаться фаворитом выборной гонки.
  Как мы помним, на выборах 1598 года основными противниками в борьбе за трон были лидеры кланов Годуновых, Шуйских, Мстиславских и Романовых.
  За прошедшее с тех пор время ситуация в стране несколько изменилась.
  Могущественный клан Годуновых был полностью зачищен.
  Романовым повезло чуть больше - их род уничтожили только частично. В 1600 году Борис Годунов сослал многочисленных братьев Романовых в ссылку на север, а самого старшего из них, Федора, повелел насильно постричь в монахи (в монашестве тот принял имя Филарета, которым мы будем называть его в дальнейшем).
  Годунову казалось, что если из ссылки человек еще может вернуться к нормальной светской жизни, то для чернеца такой путь навсегда закрыт. Однако на практике вышло совершенно по-другому. Если почти все младшие братья довольно быстро умерли, подорвав свое нежное аристократическое здоровье в суровых климатических условиях, то Филарет, отсидевшись в одном из монастырей Архангельской епархии, в конце правления Лжедмитрия был полностью реабилитирован и даже получил высокий церковный пост митрополита Ростовского. Как оказалось в дальнейшем, это было только началом его карьеры, в которой были как головокружительные взлеты, так и падения, о чем мы расскажем в дальнейшем. На настоящий момент Филарет, как церковное лицо, не мог рассматриваться в качестве кандидата на престол.
  Еще одним претендентом был Глава Боярской думы, Федор Мстиславский. По примеру 1598 года он сделал ставку на выборы царя на Земском соборе, где намеривался представить сногсшибательную экономическую программу по возрождению Руси, а заодно приготовил солидную сумму денег на подкуп избирателей.
  Кроме него, взамен навсегда сошедших с исторической сцены Годуновых и временно удалившихся в запас Романовых, появились новые фамилии, претендовавшие на власть. Бояре Воротынский, Голицын и Трубецкой наперебой старались убедить друг друга в своем безусловном праве быть монархом. В своих речах они не жалели красок, расписывая свои родословные, а также выдающийся ум, любвеобильное сердце, честность, порядочность, неподкупность, скромность и множество других достоинств, которыми они, по их словам, обладали.
  В конце концов, после долгих споров бояре удостоверились, что вряд убедят друг друга, и приняли решение созывать Земский собор, который должен был расставить все точки над "и".
  Однако течение событий пошло по другому руслу.
  Василий Шуйский не зря отсутствовал на совещании. Сразу после успеха переворота он вышел к народу, который волновался на Красной площади. Среди возбужденной толпы находились заранее подготовленные агитаторы. Там и тут стали раздаваться крики:
  - Шуйского на царство!
  - Даешь Василия!
  - Вася, жги! Ты наш царь!
  Толпа московских зевак, заведенная людьми Шуйского, подхватила кричалки, и вскоре вся площадь в едином порыве скандировала его имя.
  Надо сказать, что в собравшейся толпе напрочь отсутствовала высшая аристократия. Немногочисленно также было представлено дворянство, а подавляющее большинство составлял обычный московский люд: сапожники, пирожники, трубочисты и безработные, которым просто хотелось поорать.
  Однако дело было сделано. На нового царя возложили корону, принесли присягу и спели Многие лета.
  Шуйский по-быстрому сбегал в Успенский собор, где его без лишних формальностей помазал на царствие старый друг митрополит Пафнутий (между прочим, бывший церковный начальник Лжедмитрия, у которого тот начинал карьеру).
  Только после этого Шуйский появился на заседании Боярской думы, где бояре неприятно удивились, увидев его в полном царском облачении, с венцом на голове и скипетром в руках.
  - Ты что заболел, Вася? - удивился князь Мстиславский. - Ты чего так вырядился?
  - У нас здесь заседание Боярской думы, а не маскарад! - недовольно проворчал Воротынский. - Так каждый будет одеваться во что горазд. Один папой римским заделается, другой Буддой, третий придет в хитоне, как ходил Господь наш Иисус Христос. Нужно же соблюдать хоть какой-то дресс-код в одежде, как говорят наши английские партнеры.
  - Короче, Васька, по-быстрому сбегай переодеться и давай включайся в работу! Все утро где-то шляешься! - посоветовал Голицын. - Вопрос рассматриваем сверхсерьезный. Надо срочно назначить дату проведения Земского собора для выборов царя. Ты как считаешь, пару месяцев нам хватит на подготовку?
  - Пардон, за опоздание! - извинился Шуйский, без тени смущения усаживаясь на трон. - Только, господа, выборы уже прошли, и я на них победил! Чего рты разинули? Такова воля народа. Что тут непонятного?
  - Какого народа? - не понял Мстиславский.
  - Нашего. Русского. - пояснил Шуйский. - Я, конечно, хотел, чтобы все было по закону. Мечтал убедить людей созвать Земской собор. Однако меня даже слушать не захотели. Пришлось подчиниться силе. Вам я тоже не советую упрямиться. Люди на взводе, и не надо их лишний раз провоцировать. А кто со мной не согласен, пусть сам выйдет на площадь. Только я тогда за его жизнь ломанного гроша не дам.
  Бояре, которые не ожидали такого поворота событий, растерялись и не знали, что сказать.
  - Давайте закончим с пустыми формальностями и приступим к разрешению насущных проблем России. Времени нет, а дел невпроворот! - Шуйский обвел взглядом собравшихся. - Ставлю вопрос на голосование. Кто против избрания меня царем? Прошу поднять руки.
  Бояре, будто находясь под гипнозом, остались сидеть неподвижно, даже не делая попыток проголосовать.
  Надо сделать ремарку, что в митинге на Красной площади участвовало от силы пару тысяч человек. Подавляющее большинство москвичей и почти вся провинция оказалась за бортом выборного процесса, что, конечно, не могло не вызвать недовольства в будущем.
  - Кто такой этот Шуйский? - возмущались между собой дворяне. - Его деда, Андрея Шуйского, царь Иван Васильевич Грозный приказал скормить собакам за его плохой характер и гнусные проделки. Папаша его, Ванька, сидел в Боярской думе, тише воды и ниже травы. Сам Васька вырос у нас глазах и всю свою жизнь занимался только тем, что из казны воровал. И вот на тебе! В цари пролез. Скажите, какая радость. Мы прямо мечтали о таком царе! Ночи не спали, глаз сомкнуть не могли!
  - Как он на троне оказался? - шептался народ. - Кто его выбирал? Хотелось бы хоть на одного такого человека посмотреть. Скорее всего, сам себя выбрал, а нам лапшу на уши вешает.
  Сразу после наречения новый царь велел убрать труп Лжедмитрия с глаз долой. Его привязали к хвосту лошади и выволокли за Серпуховские ворота. Затем отвезли в "Убогий дом", где собирали бомжей, бродяг и нищих, не имеющих средств на похороны. Таким способом царь хотел показать, что его предшественник был никто и звали его никак.
  Однако тут же в народе поползли слухи, что, когда покойника везли через крепостные ворота, ветер сорвал их с петель.
  Дальше больше. Якобы в "Убогом доме" сторожа видели, как по обеим сторонам стола, на котором лежал Лжедмитрий, прямо из земли появлялись огни, которые исчезали, когда к ним приближались, и появлялись вновь, как от покойника отходили. Активно также циркулировали разговоры о том, что труп видели разговаривающим с двумя белыми голубями, которые нежно ворковали у него на груди, а затем взлетели и моментально исчезли в небесах.
  Много еще чего говорили интересного, так что об этом можно написать отдельную книгу.
  Обеспокоенный слухами правитель повелел предать тело земле. Однако тут же появился новый слух, будто труп из могилы исчез и теперь гуляет где-то по городу. Находились очевидцы, которые якобы видели его в разных частях Москвы и повсюду покойник непристойно бранил бояр и клялся, что отомстит за свою погибель.
  Тогда Шуйский велел выкопать Лжедмитрия, сжечь его, а пеплом выстрелить из пушки в сторону Речи Посполитой, откуда он когда-то появился.
  Но даже эта показательная акция не увенчалась агитационным успехом. Вскоре появилось множество людей, которые уверяли, что собственными глазами видели, как пепел в воздухе превратился в царя Дмитрия, который сел на белого коня, помахал на прощание рукой (по другой версии, погрозил кулаком) и ускакал в неизвестном направлении.
  25 мая в Москве произошли крупные волнения. Народ потребовал у бояр немедленно покаяться и вернуть на престол прежнего царя.
  Шуйскому пришлось со слезами на глазах уверять толпу, что Лжедмитрий мертв и даже пригрозить, что немедленно отречется от царства, если люди не угомонятся.
  Испугавшись анархии и безначалия, толпа неохотно разошлась.
  Однако слухи не прекратились. Люди продолжали собираться в небольшие группы на рынках и площадях, обсуждали свежие новости, делились сплетнями и постоянно спорили.
  Надо сказать, что царевич Дмитрий, который при жизни никому особенно не был нужен, после смерти неожиданно обрел всенародную славу и влияние на исторические процессы. Его имя звучало повсюду и склонялось на разные лады от Кремля до самых отдаленных окраин государства, от царского дворца до нищих лачуг. Почти каждый житель русского государства имел собственное мнение о нем, и в домах не смолкали бесконечные споры.
  Для иллюстрации приведем небольшой пример из жизни простой российской семьи.
  - Давайте выпьем за упокой души всеми нами любимого царя Дмитрия Ивановича, который недавно был убит Шуйским и его бандой! - предлагал тост сорокалетний мужичок, глава крестьянской семьи безымянной деревеньки.
  - Ты закусывай, олух царя небесного! - огрызнулась его жена, крупная баба с большими накаченными руками. - Царевич Дмитрий, к твоему сведению, умер в Угличе еще когда я молодой была и, слава Господу, знать тебя не знала. Гуляла я тогда красивая по полям и мечтала найти себя принца на белом коне, а выскочила за тебя только потому, что чуть-чуть не дождалась.
  - Цыц, дура! - обидчиво отворачивался муж. - Давай, сынок, хоть с тобой накатим. Какого царя потеряли!
  - Я тебя, батя, уважаю, но выпью не за упокой, а за здравие! - опрокинул в себя стопку водки сын, здоровенный детина лет двадцати. - Наш царь Дмитрий Иванович, слава Господу, жив, здоров и прекрасно себя чувствует. Сейчас он пребывает в командировке за границей, но в самом скором времени обещал вернуться. Шуйский действительно хотел его убить, да только кишка оказалась тонка. Ох, уж задаст батюшка царь ему перца!
  - Дай бог, сынок!
  - Наградил же меня Господь бог такими придурками! Вам лишь бы бухать, алкаши проклятые! - возмутилась жена и мать. - Понимали бы чего в политике! Вместо того, чтобы барщину идти отрабатывать, вы будете часами болтать о том, в чем ни хрена не понимаете.
  - Достала! - огрел ее ложкой по лбу глава семьи.
  - Ты еще руки распускать будешь! - женщина мощным ударом в челюсть отправила мужа в глубокий нокдаун.
  Оставим на этом месте частный семейный конфликт, который не является темой нашей книги. Отметим лишь, что такие разговоры велись в почти каждой русской семье, где родственники били друг другу морды, пытаясь доказать свою правоту.
  Информация о народных умонастроениях через спецслужбы доходила до Кремля, который должен был как-то реагировать на них. Шуйский лихорадочно искал способы перевернуть в свою сторону общественное мнение. Основательно подумав (голова у него все-таки работала неплохо), он решил торжественно перевезти в Москву останки настоящего царевича Дмитрий, убитого когда-то в Угличе. По мысли царя, данная мера должна была успокоить народ, который собственными глазами увидел бы труп мальчика и убедился, что его любимый герой давным-давно покойник.
  Для доставки трупа в Углич была отправлена представительная боярская делегация, которую возглавил митрополит Филарет Романов.
  На первый взгляд дело было плевое: выкопать труп, объявить о новом мученике и доставить то, что от него осталось, в Москву. Но так только казалось.
  На самом деле Романов получил от царя подробнейшие инструкции, а также сценарий постановки грандиозного шоу, которое должно было потрясти народ и усмирить его. В случае успеха Филарету была обещана должность патриарха всея Руси.
   28 мая 1606 года могилу ребенка торжественно вскрыли при огромном стечении народа (людям пообещали бесплатную выпивку и угощения).
  Когда открыли гроб в нем, к изумлению публики, оказался свежий трупик ребенка, который сжимал в руках горсть будто только вчера сорванных орехов.
  - Посмотрите, народ православный! - закричал митрополит Филарет. - Прошло столько лет, а он лежит, как будто недавно умер! Любой бы из вас на его месте давно сгнил и истлел, но только не Дмитрий Иванович! Вот что такое настоящая святость! Не могу говорить спокойно. Сейчас заплачу!
  Митрополит вытер скупую мужскую слезу.
  Люди молчали, пораженные представившемся зрелищем. Большинство присутствующих благоговейно крестились и возносили Господу молитвы. Дьяконы затянули церковное песнопение.
  Однако и здесь нашлись маловеры, которые пустили слух, что заместо покойного царевича в могилу подложили специально для этих целей убитого мальчика-бродягу.
  Люди еще не успели отойти от первого шока, как, не давая им прийти в себя,
  у гроба начали происходить чудеса. Невесть откуда взявшаяся толпа слепых двинулась к могиле, где сразу все, как по команде, обрели зрение.
  - Свершилось чудо! - торжествующе закричал Филарет. - Царевич Дмитрий вернул слепцам зрение!
  Потрясенный народ в изумлении наблюдал, как дружно радуются слепые.
  - Глухие среди вас есть? - продолжал митрополит.
  Подошли глухие, которые, прикоснувшись к трупу, стали кричать, что обрели слух.
  - Погоди, старик! - остановил одного из них Филарет. - Давно ли ты глухой?
  - С самого рождения, отче, ничего не слышал!
  - Теперь все слышишь? Или, может, все-таки остались какие-то проблемы?
  - Абсолютно все слышу.
  - Веришь в святость царевича Дмитрия?
  - Конечно. Честно скажу, что раньше я еще сомневался, но теперь твердо убежден в его святости. Люди православные, молитесь за царевича Дмитрий, и он воздаст вам сторицей!
  - Спасибо. Последний вопрос. Как ты считаешь, царь Дмитрий Иванович, который недавно был убит в Москве, являлся настоящим царевичем Дмитрием? Или, может быть, он был обычным самозванцем, а настоящий царевич Дмитрий это
  все-таки труп ребенка, от которого ты так чудесно исцелился?
  - Мы так не договаривались! - неожиданно нахмурился старик.
  - В смысле? - выпучил на него глаза Филарет.
  - Не было таких вопросов в списке.
  - В каком списке? Что ты несешь? Отвечай на мой вопрос, как на духу!
  - Ты мне заплати деньги, как договаривались, и я пошел. А то какие-то непонятные вопросы задаешь! Будто других дел у меня нет!
  - Не дури, старик! Подождут твои дела. А то ведь царевич Дмитрий, как вернул тебе слух, так и назад можешь забрать. Жду ответа на поставленный вопрос.
  - Знай я заранее, что все так будет, вообще бы сюда не пришел. Платите копейки, а ждать заставляете часами и еще наизусть учить всякую хрень!
  Народ, наблюдая за возникшей перепалкой, пришел в веселое расположение духа. Там и тут стали раздаваться смешки.
  - Повторяю свой вопрос! - как ни в чем не бывало продолжал Филарет. - Считаешь ли ты, что царь Дмитрий Иванович, который недавно был убит в Москве, является настоящим царевичем Дмитрием?
  - Считаю! - подтвердил старик. - Легче тебе стало? Можно получать деньги?
  После казуса со стариком мероприятие быстренько свернули.
  Похоронная процессия двинулась в Москву. У села Тайнинское, где год назад Лжедмитрий встретился со своей ложной матерью, их ожидали царь Василий Шуйский, Марфа Нагая (куда уж без нее) и бушующая толпа народа, которая предвкушала новое пикантное зрелище.
  Первая к гробу подошла Нагая. По сценарию она должна произнести заранее приготовленную речь о своих муках и страданиях из-за утраты сына, попутно проклясть Лжедмитрия, который назвался его именем, затем горько заплакать, упасть на грудь к покойнику (ее несколько дней тренировали, чтобы не промахнулась), после чего рыдать до тех пор, пока Шуйский не даст ей знак замолчать.
  Однако, когда крышку гроба вскрыли, она растерялась и не смогла вымолвить ни слова.
  - Смотри, мама, нашелся твой сыночек! - попытался помочь ей Шуйский. - Больно ли тебе при виде его? Может быть, ты хочешь поплакать? Не стесняйся! Здесь все свои!
  Однако Нагая продолжала молчать, как воды в рот набрала.
  - Говори уже, старая клуша! - прошептал ей на ухо Шуйский. - Давай, как учил! Сыночек мой, бедный...
  - Ничего не понимаю. Кажись, опять не мой ребенок! - оторопело посмотрела на него Марфа.
  - Ой, дура! - досадливо отвернулся царь. - Все приходится самому делать.
  - Слушайте меня, люди! - закричал он. - Наконец-то свершилось великое дело, и мы с вами имеем счастье собственными глазами узреть настоящего царевича Дмитрия! Я идентифицировал его труп и уверяю вас, что это тот самый мальчик, который в мае 1591 года умер в Угличе!
  Его речь прервали жиденькие аплодисменты (хлопали в основном внедренные в толпу царские агенты, тогда как основная масса угрюмо молчала).
   - Теперь всем без исключения стало абсолютно ясно, что царь Дмитрий, которого мы с вами совершенно справедливо убили, был ненастоящим! - продолжал кричать Василий. - Последние сомнения окончательно отпали и развеялись, как дым. В этот знаменательный день всему нашему народу открылась истина, что царевич Дмитрий давно умер, а его именем назвал себя самозванец! Отныне нечего даже мечтать о его воскрешении! Больше ни один из здравомыслящих людей никогда не вспомнит добрым словом о проклятом расстриге Отрепьеве, который имел наглость объявить себя сыном Ивана Грозного. Подлецом ты был, Отрепьев, а не сыном царя. Фиг тебе с маслом, а не русское царство! Ура!!!
  Однако народ по-прежнему молчал. Слова Шуйского о самозванстве не вызывали никакого доверия, хотя бы потому что за предшествующий год тот сам десятки раз прилюдно клялся и божился в обратном.
  Основное внимание было приковано к Марфе Нагой, которая переминалась с ноги на ногу в сторонке, время от времени отпивала из бутылочки красное винцо и равнодушно косилась на гроб.
  - Посмотрите на бедную мать! - заметив, куда обращен взор толпы, продолжил царь. - Она в таком трансе, что даже слова сказать не может! Так ее потрясла преждевременная гибель сына, который умер в Угличе в 1591 году. Но я убежден, что скоро она придет в себя и выскажет нам великую радость, что обрела, наконец, дорогие ее сердцу останки!
  В конце концов, Шуйский, осознав, что его никто не слушает, велел сворачивать митинг.
  Торжественная процессия двинулась дальше в Москву.
  Там гроб на некоторое время поставили для всеобщего обозрения на Красную площадь, а затем отнесли в Архангельский собор, где находилась усыпальница царей.
  Опять, как в Угличе, к мощам двинулись калеки и больные. После каждого случая исцеления царь велел звонить в колокола, и несколько дней над Москвой не смолкал колокольный звон. Царская канцелярия составила подробную грамоту с описанием чудес святого Дмитрия Угличского, которую ежедневно зачитывали в церквях.
  Однако недруги Шуйского тоже не дремали. Кто-то притащил в собор действительно тяжелобольного мужика, который умер прямо у гроба царевича. Толпа в ужасе отхлынула от дверей, и моментально по Москве разнесся слух об обмане с чудесами.
   Пропаганда царя оказалась парализованной. Власть, чтобы хоть частично погасить скандал, вынуждена была запретить церквям звонить в колокола и закрыла доступ к телу покойника.
  - Копают под меня, падлы! - негодовал Шуйский. - Никак не успокоятся, что я обошел их на повороте. Глотку бы перегрыз тому, кто надоумил этого придурка возле царевича помереть! Найду и собственными руками удавлю!
  Под подозрение в совершении провокации попал только на днях назначенный патриархом Филарет Романов, который, как руководитель церкви и организатор мероприятия, имел для этого все возможности. Его начали подозревать в двойной игре еще после препирательств со стариком на могиле в Угличе, а теперь подозрения переросли в уверенность.
  Романова, который успел побыть патриархом всего несколько дней, незамедлительно отправили в отставку, обвинив в том, что он рассылает по городу анонимные письма, в которых объявляется живым царь Дмитрий, а по ночам расклеивает на домах агитационные листовки, призывающие народ к восстанию.
  Новым уже четвертым за год патриархом стал казанский митрополит Гермоген. Уже семидесятипятилетний старик, ровесник Ивана Грозного, в молодости донской казак и лихой рубака, он был известен тем, что в свое время выступал против избрания Годунова на престол и не побоялся публично осудить брак Лжедмитрия с католичкой Марией Мнишек еще до свержения самозванца.
  Перед новым главой церкви была поставлена задача развернуть широкую идеологическую борьбу за умы православной паствы и помножить славу Лжедмитрия на ноль.
  Между тем, в Москве были объявлены всенародные празднества по случаю коронации.
  Несмотря на искреннее оплакивание предыдущего правителя, люди с нетерпением ожидали вступление в должность нового царя, которое по традиции должно было сопровождаться бесплатными угощениями, раздачей денег и ценных подарков, а для дворян - пожалованием земель и повышениями по службе.
  Однако людей ожидало горькое разочарование. Хотя Шуйский не мог не понимать чаяния народа, но не имел к их удовлетворению ни желания, ни возможностей. Если Отрепьев не знал цену деньгам и бессчетно тратил их, влезая в кредиты и долги, то умудренный жизненным опытом новый царь был, наоборот, мягко выражаясь, скуповат.
  Все прекрасно помнили, как Лжедмитрий на собственной коронации, без тени смущения бросал в толпу пригоршнями золото, как посредине улиц и площадей накрыли огромные столы, которые буквально ломились от разнообразной выпивки и угощений, как загулявший народ бесплатно развлекали певцы, музыканты, пародисты, сатирики и циркачи.
  Не таков был новый правитель. Найдя казну фактически пустой и, не желая тратить собственные деньги, он ограничился более чем скромным столом, куда были приглашены только самые избранные, а о раздачи денег народу даже речи не шло. Угощения на улицах сводились к черствым пряникам, которые выдавались строго по одному в руки, да нескольким бочкам прокисшего вина, от которого начинался жуткий понос зачастую с летальным исходом.
  Дворяне и бояре также не дождались ожидаемых вотчин и чинов. Не обладая широкой душой, привыкший думать только о себе, Шуйский старался не замечать устремленных на него жадных взглядов.
  - Перебьетесь! - едва слышно шептал он, принимая поздравления.
  Несмотря на то, что царь безусловно понимал необходимость дворянской и народной поддержки, тем не менее, с первых дней своего царствования он гораздо больше заботился об увеличении личного состояния, чем о дешевой популярности.
  В объяснении этого надо сказать, что, взойдя на трон уже в пятидесятипятилетнем возрасте Шуйский был к этому времени полностью сложившимся человеком. Все свою предыдущую жизнь он работал на различных должностях в государственном аппарате, заседал в Боярской думе, возглавлял различные приказы и комиссии. Более чем четвертьвековой стаж работы чиновником не мог, конечно, не отразиться на его характере и психологии. На момент избрания царем он твердо усвоил некоторые привычки, рефлексы и инстинкты, которые стали его второй натурой. Например, когда он видел перед собой государственную казну, руки сами собой в автоматическом режиме начинали загребать из нее, и бороться с этим оказалось никак невозможно.
   - Не знаю, что делать с моими шаловливыми ручонками! - частенько жаловался царь, с сожалением посматривая на собственные морщинистые ладони. - Напасть какая-то. Только пришли налоги в казну, как я уже сам у себя все украл. Да, бывало, так потом ловко спрячу, что не один сыщик днем с огнем не найдет.
  - Может, оно к лучшему, Васька! - утешал его родной брат Дмитрий. - Положение твое на троне крайне шаткое, а золото оно и в Африке золото. Всегда в жизни пригодится.
  С первых дней царствования Шуйский завел себе привычку по ночам выходить из Кремля якобы на рыбалку или по грибы.
  - Пойду порыбачу в одиночестве! Отдохну на природе. Заодно подумаю о том, как нам обустроить Россию! - говорил он, вскидывая на плечи тяжелый почти неподъемный мешок, набитый золотом и разными драгоценностями.
  Царедворцы, естественно, были не дураки и все прекрасно понимали, однако, делали вид, что принимают слова царя за чистую монету.
  - Порыбачь, батюшка Василий Иванович! Нынче на Москве-реке хороший клев! - провожали они его до ворот.
  - А, может, по грибы пойду или по ягоды! - пытался запутать своих провожатых царь (он очень боялся, что за ним проследят, и его тайные схроны будут обнаружены). - Я сам еще точно не знаю, куда пойду. Поброжу немного по городу, а потом решу, куда двигаться дальше.
  - Не тяжел ли мешочек, батюшка? Может, помочь донести? - услужливо предлагали слуги.
  - Ни в коем случае. У меня там удочки и наживка! - подозрительно оглядывался монарх. - А если вам показалось, что внутри мешка что-то звенит, так это ружье с патронами. Они мне нужны на тот случай, если вдруг моему величеству будет угодно поохотиться! А вы что подумали?
  - Именно так в точности и подумали!
  - Что касается вашего предложения о помощи, то зачем утруждаться? Сидите себе дома, отдыхайте. Я милостив и не люблю людей понапрасну беспокоить.
  Он несколько часов петлял по ночному городу, стараясь оторваться от возможного хвоста. После чего удалялся в лес или рощу, где закапывал украденные государственные ценности.
  В Кремль царь возвращался под утро уже без мешка, весь перепачканный в грязи, скороговоркой объяснял, что в этот раз ничего не поймал, а удочки с ружьем где-то посеял. Слуги только сочувственно кивали головами, и Шуйский, довольный, что всех обманул, заваливался спать с чувством выполненного долга.
  Чиновничий аппарат, который и до этого не отличался особой честностью, теперь полностью разложился. Беря пример со своего начальника, бюрократы немилосердно вымогали взятки, стараясь наверстать упущенное при Лжедмитрии, и подчищали из государственной казны все, что только не успевал своровать сам царь.
   Престиж государственной власти упал ниже плинтуса.
  Не способствовало его поднятию и действия царя в крестьянском вопросе, который продолжал оставаться краеугольным камнем всего общественного уклада.
  Вступая на престол, Шуйский публично обещал решить вопрос с крепостным правом к удовольствию всех сторон.
  - Я прекрасно понимаю, в чем корень бед России! - вещал он. - Я чувствую в себе силы разрубить проклятый гордиев узел так, чтобы остались довольны все жители нашей благословенной Родины. Не унывайте, друзья. За дело взялся я, а значит все будет в порядке!
  По стране было широко объявлено, что монарх дал поручение Поместному приказу всесторонне проработать крестьянский вопрос и подготовить закон, который должен был решить проблему.
  И крестьяне, и помещики, у которых были диаметрально противоположные интересы, с большим нетерпением и тревогой ожидали решения своей судьбы.
  На несколько месяцев чиновники погрузились в законотворчество, провели титаническую работу и, наконец, в марте 1607 года новый законодательный акт был утвержден высшей инстанцией.
  В его преамбуле подчеркивалось, что при Иване Грозном крестьяне имели свободный выход в Юрьев день, чему давалась положительная оценка. Далее указывалось, что царь Федор Иванович "по наущению" Бориса Годунова, не послушав совета старших бояр, отменил Юрьев день, что привело к "великим бедам" и всеобщей вражде.
  После такой многообещающей преамбулы, которые была написана сложным, витиеватым языком, следовала основная часть, в которой, однако, не только не отменялось крепостное право, но и значительно увеличивался срок сыска беглых крестьян с пяти до пятнадцати лет.
  - Крестьяне - народ малограмотный. Попросту говоря, они - дураки! - улыбался царь, представляя свой законопроект в Боярской думе. - Пока они преамбулу прочтут, пройдет много недель, а может даже месяцев. Если они ее вообще смогут осилить. Потом эти балбесы решат, что их неволе пришел конец. Начнут отмечать, уйдут в запой, глядишь, еще несколько месяцев у нас в запасе. В суть закона они врубятся в лучшем случае через год, когда никакой смуты уже не будет. Вот тогда мы возьмем их за жабры по-настоящему!
  - Голова! - дружно зааплодировали бояре.
  Однако крестьянство то ли не стало читать закон, то ли наоборот нашлись люди, которые быстро объяснили его смысл, однако задумка царя не сработала.
  Народ еще больше возмутился.
  - Издевательство какое-то! Столько всего обещали, а в результате, как были рабами, так и остались!
  В этой ситуации, когда престиж власти упал ниже нуля, страна стала напоминать из себя пороховую бочку, а, если говорить точнее, множество пороховых бочек, которые взрывались там и тут, о чем мы поговорим в следующей главе.
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ. ВОССТАНИЕ ПОД РУКОВОДСТВОМ БОЛОТНИКОВА
  
  Если в Москве Шуйскому худо-бедно удалось удержать ситуацию под контролем, то в провинции дела обстояли из рук вон плохо.
  В небольших городках и селениях люди восприняли убийство Лжедмитрия, как личное оскорбление. Дело в том, что за последний год сильно изменились мировоззрение и психология населения. Ушли в прошлое те времена, когда простой русский человек находился в крайне приниженном положении, чувствовал свое бесправие, отчаянно трусил любой власти, привык кланяться и ломать шапку перед сильными мира сего и даже подписывался уменьшительным именем: Ивашка, Петрушка и т.д.
  Революция 1605 года произвела переворот в сознании. Многие крестьяне воевали в армии самозванца, понюхали пороху и почувствовали вкус побед. Они брали в плен собственных господ, и те униженно вымаливали жизнь, ползая перед своими собственными крепостными на коленях. Особенно отличившиеся в боях бойцы сами получали из рук самозванца поместья, и такие случаи были отнюдь не единичными.
  Людям открылись неведомые прежде перспективы и возможности. Множество бесправных рабов превратились в состоятельных и уважаемых людей. Даже самые беднейшие теперь подписывались с достоинством, указывая свое полное имя и отчество.
  Когда в Москве произошел очередной переворот, провинция пришла в возмущение. С одной стороны люди негодовали, что кучка заговорщиков решила судьбу всей страны, а с другой народ боялся, что московские олигархи восстановят прежние порядки, когда крестьян считали за скот.
  Более всех негодовали южные регионы, где год назад поднялось движение в поддержку Лжедмитрия. В Чернигове, Путивле и Рязани люди буквально места себе не находили.
  На стихийных митингах один за другим выступали ораторы.
  - Они там в Москве совсем берега попутали? Кто им дал право менять царя? Они что совсем нас за быдло считают? А мы не хотим больше быть бессловесной скотиной. Выкусите, москвичи! Не признаем вашего Шуйского. Требуем вернуть нашего родного царя Дмитрия Ивановича! Тем более, что я практически уверен, что он жив и здоров! - кричал безымянный русский мужичок.
  - Конечно, жив! Вспомним историю. Все мы знаем, что в раннем детстве нашего царевича пытался убить Борис Годунов, но даже у него (а он не дурак был!) ничего не вышло. А тут какие-то московские бояре, у которых ничего нет в башке, заговор учинили. Извините, но это просто смешно! Сто процентов, что он обвел их вокруг пальца и преспокойненько сидит сейчас где-нибудь в укромном местечке и над ними смеется! - подхватывал еще один оратор от сохи.
  - Дмитрий Иванович не просто смеется. Он еще ждет, когда мы его вновь на трон посадим! Я думаю, что мы с полным правом можем обещать ему, что недолго ждать осталось. Вставайте, братья! Свобода или смерть! - кричала моложавая крестьянка в красном платке.
  На почве всеобщего возмущения, как грибы после дождя, стали появляться многочисленные самозванцы, которые объявляли себя детьми или внуками Ивана Грозного.
  Как мы уже писали, еще при правлении Лжедмитрия появился некий казак именем Илейка (Илья Коровин), который объявил себя царевичем Петром, сыном Федора Ивановича. Ему тогда не хватило всего нескольких дней, чтобы попасть в Москву на свадьбу к Лжедмитрию, где казаки могли сыграть ключевую роль в расстановке сил.
  После переворота Илейка с товарищами вернулись обратно на Дон, а затем по приглашению горожан приехал в Путивль. Теперь этот город-крепость снова стал царской резиденцией.
  Однако, если в свое время Отрепьев, имея немалый опыт общения с аристократией, натаскался в правилах церемоний и этикета, то простой казак Илья Коровин не имел о них ни малейшего представления.
  - Мой папаша, царь Федор Иванович, дал мне блестящее воспитание в строгом православном духе! - размышлял за столом "царевич Петр", громко чавкая и ковыряясь пальцем в носу. - А когда он скопытился, матушка затащила меня в женский монастырь, где жили офигительные телочки, которые все до одной стали моими учителями в деле сердечных чувств и пламенной любви.
  Речь нового самозванца, его привычки и повадки с головой выдавали в нем простолюдина. Даже неискушённые крестьяне понимали кто перед ними и воспринимали нового самозванца скорее, как своего в доску парня, чем, как царя.
  Дополнительно к Илейке в Астрахани появился некий Иван-Август, который объявил себя сыном Ивана Грозного от Анны Колтовской.
  - Мои папа и мама не сошлись характерами и смогли прожить вместе только три месяца! - объяснял он. - Все это время, как мне потом рассказывала матушка, они беспрерывно ругались и несколько раз дрались, но при этом всегда спали вместе, хотя чаще всего "валетом", т.е. ногами к голове. В конце концов, папа все-таки не выдержал маминого характера и сослал ее в монастырь с глаз долой, где она и родила меня, скрыв ото всех. В детстве я пытался выяснить вопрос о том, кто мой отец, однако мама упорно молчала. Только на смертном одре она призналась, чей я на самом деле сын!
  Иван-Август имел в Астрахани большой успех. Даже царский воевода Хворостинин признал его за истинного царевича. Однако Астрахань находилась на периферии государства, варилась в собственном соку и успехи самозванца носили там локальный характер.
  В большинстве русских городов появлялись свои самозванцы, но ни одному из них не удавалось повторить успех Лжедмитрия.
  Между тем в южных регионах России на сторону народа переходили стрельцы и дворяне. Военные силы повстанцев концентрировались большей частью в двух крепостях: Елец и Кромы.
  Если в Москве Шуйский старался делать все для того, чтобы привести к покорности население мирным путем, то на юге страны он решил показать силу и объявил о проведении антитеррористической специальной операции.
  Направленная для подавления восстания царская армия имела значительный перевес, как в живой силе, так и в вооружении.
  В июне 1606 года царский воевода князь И.М. Воротынский прибыл с войском к Ельцу и в сражении с повстанцами наголову разгромил их. Параллельно под Кромами регулярная армия под командованием М.А. Нагого сразились с отрядами Ивана Болотникова и обратила их в бегство.
  В чистом поле тяжеловооруженная дворянская конница сравнительно легко одерживала верх над плохо вооруженными и в большинстве своем пешими повстанцами. Однако в руках последних оставались крепости, снабженные артиллерией. Попытки штурмовать их летом 1606 года не увенчались успехов.
  С приближением осени дворяне, которые составляли костяк царского войска, засуетились. На носу была уборка урожая, и они прекрасно понимали, что в случае их отсутствия в поместьях, крестьяне легко смогут утаить зерно или продать его налево. Переживая за свой карман, помещики один за другим стали покидать армию, которая вновь начала таить на глазах.
  Если царское войско каждый день уменьшалась из-за дворянского дезертирства, то отряды восставших наоборот росли, как на дрожжах. Повстанцы сражались за свою жизнь и честь, понимая, что в случаи поражения их всех ждет незавидная учесть (всем был еще памятен массовый террор Годунова в Комарицкой волости).
  Окончательно склонил весы в пользу восставших мятеж в крепости Новосили, которая служила главной тыловой базой и опорным пунктом для царских войск. Почти одновременно против царя восстал Орел и еще несколько небольших городов.
  Боясь попасть в окружение и оказаться с остатками своей армии в котле, князь Воротынский приказал отступать в Тулу. Потеряв боевой порядок, еще недавно победоносные полки превратились в плохо управляемую массу, которая бежала, мечтая поскорей укрыться за городскими стенами. Однако, войдя в город, Воротынский, не решился обороняться в нем, побоявшись измены местного гарнизона.
  Немного отдышавшись, остатки верных царю войск побежали дальше.
  Повстанцы преследовали их двумя колоннами. Одну вел дворянин Истома Пашков через Тулу и Серпухов. Второй командовал Иван Болотников, который шел на Калугу.
  Личность Болотникова, как лидера восставшего народа, нуждается в пояснении. Известно, что в молодости он стал боевым холопом, участвовал в войне против крымских татар, попал к ним в плен, был продан на невольническом рынке в рабство к туркам, работал гребцом на галере, после чего был освобожден немцами и поселился в Венеции. Там он услышал о приходе к власти царя Дмитрия и связанных с этим переменах. Воодушевившись услышанным и решив, что он может быть полезен на Родине, Болотников засобирался домой. Из-за неимения денег большую часть пути он шел пешком. Пока он был в дороге, в Москве вновь случился государственный переворот и к власти пришел Шуйский.
  В Речи Посполитой Болотников случайно встретился с неким молодым человеком, который назвался спасшимся царем Дмитрием. Скорее всего, это был дворянин Михаил Молчанов, один из ближайших соратников свергнутого императора, которому удалось бежать из Москвы, прихватив с собой царскую печать. Он долго рассказывал о себе, а напоследок предложил Болотникову принести присягу, что тот, совершенно убежденный, что перед ним настоящий царь, с удовольствием сделал. Взамен Молчанов выдал ему бумагу, скрепленную подлинной царской печатью, о назначении командующим армией. Повстанцы, увидев этот документ, были поражены и сразу признали Болотникова своим вождем (хотя в их армии были гораздо более знатные и опытные люди).
  Тем временем, при приближении повстанческой армии к Москве царь собрал всех, кого только мог поставить под ружье, включая личную челядь, гражданских чиновников и стряпчих, и приказал занять переправу на реке Угре. Царские войска успешно отразили попытку повстанцев переправиться через реку, но торжество их было кратковременным. В тылу восстала Калуга.
  Пока войска Шуйского вели сражения с Болотниковым, другая армия повстанцев под командованием Пашкова подошла к реке Пахре, а их передовые разъезды оказались в окрестностях столицы. Тут впервые проявил себя полководческий гений родственника царя молодого полководца (ему было чуть больше двадцати лет) Михаила Скопина-Шуйского. Он атаковал повстанческое войско и обратил его в бегство. Восставшие откатились, однако преследовать их царский воевода не решился из-за недостатка сил.
  Вскоре на сторону восставших перешел подмосковный город-крепость Серпухов, что еще больше осложнило положение столицы.
  Царь Василий приказал незамедлительно отбить стратегически важный город. Царское войско возглавил родной брат царя Дмитрий. Воинскими подразделениями командовали цвет московской знати: князья Мстиславский и Воротынский, братья Голицыны, бояре Нагие и многие другие.
  Царское войско подошло к Домодедово, где соединилось с армией Скопина-Шуйского. Теперь по количеству солдат перевес был на стороне власти. Однако в отсутствие разъехавшихся по своим поместьям дворян полки составляли в основном холопы, горожане и подмосковные крестьяне, многие из которых были тайными приверженцами Лжедмитрия.
  25 октября 1606 года под подмосковным селом Троицкое произошло сражение, которое закончилось полным разгромом царских войск. Солдаты правительственной армии, которых силой пригнали на войну, не хотели сражаться и почти сразу бросились наутек. На поле боя осталась куча оружия и знамена. Казаки Пашкова преследовали отступающих, избивали их плетьми, однако не убивали (на тот момент гражданская война еще не дошла до крайней степени ожесточения).
   Впереди царской армии на быстром породистом коне улепетывал ее главнокомандующий, Дмитрий Шуйский. Этот человек, к которому мы еще не раз будем возвращаться, неизвестно по какой причине считал себя великим полководцем и в мечтах часто представлял, как он одерживает одну победу за другой. Множество раз он видел сны, как ведет в бой солдат, не боясь смерти под градом пуль и снарядов. Однако, когда реально начинало пахнуть жаренным, он ударялся в дикую панику и всегда бежал с поля боя первым, да еще с такой скоростью, что никто и никогда не мог за ним угнаться.
  Вот и теперь лишь оказавшись под надежной защитой стен Кремля горе-полководец смог отдышаться и даже попытался оправдаться перед братом.
  - Я понял, что мы с тобой допустили грубый тактический просчет. Повстанцы могли окружить нас, и тогда всему делу конец. К сожалению, я осознал это только после начала битвы. Поэтому организованно отступил.
  - Что ты несешь?! - бессильно сжимал кулаки царь. - Как это ты организованно отступил? Где моя армия?
  - Я имел в виду, братец, что организованно отступил в одиночестве. Откуда мне знать, где твоя армия? Могу только предположить, что она отступила не организованно.
  Царское войско фактически перестало существовать. В столицу вернулась одна знать только знать да горожане, которые жили там. Простые солдаты дезертировали, также как дворянское ополчение.
  Тем временем, одержав победу, восставшие вышли к Москве. Передовые отряды заняли деревню Заборье недалеко от Серпуховских ворот, а основные силы стали лагерем в районе Котлов и Коломенского. Вскоре к армии Пашкова присоединились отряды Болотникова и у повстанческих войск стало два предводителя.
  Руководители повстанцев, как, впрочем, большинство людей, обладали эмпирическим мышлением, т.е. строили свои предположения о будущем, основываясь на известном им опыте в аналогичной ситуации.
  Год назад, когда войска Лжедмитрия, подошли к Москве, она гостеприимно распахнула перед ним свои ворота. Москвичи сами свергли Федора Годунова и встретили царя Дмитрия с хлебом и солью. Болотников и Пашков не без основания полагали, что на этот раз будет также.
  - Надо немного подождать, пока яблочко окончательно доспеет и само упадет к нам в руки! - уверяли друг друга вожди повстанческого войска.
   Однако они жестоко ошиблись в своих расчетах.
   Во-первых, повстанцы недооценили патриарха Гермогена, который вел мощную агитацию, обличал мертвого расстригу и предавал анафеме мятежников.
  Каждый день в московских церквях звонили в колокола и шли круглосуточные службы. Патриарх не щадил себя, спал урывками по два-три часа в сутки, а все остальное время выступал, требуя оказать повстанцам сопротивление и грозя в противном случае концом света и разными другими бедствиями.
  Главу церкви уважали за благочестивый образ жизни и прямой характер. К его словам прислушивались.
  Во-вторых, царю Василию удалось осуществить несколько пропагандистских операций, которые повлияли на общественное мнение Москвы и склонили его на сторону власти.
  Так суперуспешным агитационным мероприятием стало перезахоронение Бориса Годунова и членов его семьи.
  Цвет светской знати подняли гробы на плечи и со скорбными лицами медленно двинулся в путь через всю Москву из Варсонофьева монастыря, где Годуновы лежали ранее среди простолюдинов, в Архангельский собор Кремля, где им было положено лежать по статусу.
  Народ, стоя по краям тротуаров, невольно рыдал, глядя на убитых горем бояр.
  Если бы люди имели немного более длинную память, они, наверное, сильно удивились, поскольку те же самые бояре совсем недавно принимали самое деятельное участие в убийстве семьи Годуновых, а затем множество раз оскорбляли их память нецензурной бранью. Однако за прошедший год произошло столько событий, что все это позабылось, и москвичи приняли слезы бояр за чистую монету.
  Возглавлял похоронную процессию патриарх Гермоген, который громогласно обличал Лжедмитрия:
  - За что ты, проклятый расстрига, убил этих прекрасных, чистых душой и ни в чем неповинных людей?! Что они тебе сделали? Чем не угодили? Они жили безгреховной жизнью и старались делать все для блага России! За что ты убил их, мерзавец? У меня только один ответ на этот вопрос. Ты был прислан к нам Сатаной, чтобы растерзать и уничтожить русскую землю. Будь ты проклят по веки веков, подлый и низкий человек! Даже мертвым ты продолжаешь мучить нашу страну. Спаси нас, Господи, от твоих мятежников! Будь они прокляты! Анафема!
  Замыкала шествие Ксения Годунова, которая обличала расстригу в своем изнасиловании. Выглядела она еще вполне себе аппетитно, и люди не могли не сочувствовать ей.
  Отметим, что из всех поставленных Шуйским театрализованных представлений, похороны Годуновых оказались самыми успешными и имели потрясающий успех.
  Кроме агитационных мероприятий Шуйский предпринимал дипломатические меры. Он часто встречался с представителями московского малого и среднего бизнеса, пытаясь найти у них поддержку.
  - Вы думаете, мужики, что, если в Москву войдут повстанцы, они убьют меня, и этим все дело закончится? Даже не надейтесь. Вы тоже убивали царя Дмитрия, так что отвечать придется всем вместе. Сначала разграбят ваши торговые лавки, потом жен трахнут, а напоследок вас самих пустят в расход!
  Московские торговцы и без слов царя слышали о разговорах, которые ходили среди повстанцев. А там действительно многие не скрывали желания поживиться за счет богатых столичных жителей.
  Даже те москвичи, которые были сторонниками самозванца, стали колебаться в вопросе жив он или мертв. Несмотря на все успехи повстанческого войска, царь Дмитрий по-прежнему не появлялся и не давал о себе никаких вестей, что косвенно подтверждало его гибель.
  - Если бы батюшка Дмитрий Иванович был жив, то давно уж объявился! - рассуждал народ.
  Царь Василий, перетянув на свою сторону городской посад, решился на рискованный шаг. Он предложил москвичам пойти на прямые переговоры с повстанцами и внести в их ряды смуту. Он лично отобрал делегатов, проинструктировал их и отправил на встречу с восставшими.
  По сути, на этих переговорах столица встретилась с провинцией, чтобы мирно решить вопрос о власти в стране.
  - Здравствуйте, мужчины! - москвичи протянули руки для пожатия. - Как добрались? Без приключений?
  - Нормально! Были небольшие трудности в дороге, но мы с ними справились! - деликатно ответили провинциалы.
  - Отлично. Как жены? Как дети?
  - Все в порядке. А у вас?
  - Тоже неплохо. Есть небольшой вопросик, который нам бы хотелось с вами обсудить, господа.
  - Какой?
  - Зачем вы, собственно, к нам пожаловали? Какие проблемы?
  - Дело в том, что мы хотим поставить на престол истинного царя - Дмитрия Ивановича. По-братски просим вас помочь!
  - Конечно! Мы только "за"! - согласились москвичи. - Есть только одна заковыка. Дело в том, что царя Дмитрия Ивановича мы убили. Как же можно его посадить на престол? Отродясь такого не бывало на Руси (не знаем уж, как в других странах), чтобы покойник живыми правил.
  - Вы ошибаетесь! - заулыбались провинциалы. - Вы убили совершенно другого человека, а царь Дмитрий благополучно спасся!
  - Люди вы, как мы поглядим, серьезные. Так что, вашей информации мы доверяем на сто процентов. С другой стороны, мы собственными глазами видели его мертвым. Не один день он валялся на рынке с пробитой башкой, и сомнений в его смерти нет никаких. Возникает противоречие, из которого может быть только один выход. Покажите нам царя Дмитрия живым, и мы немедленно откроем перед ним ворота.
  - Справедливо! - подумав, согласились провинциалы. - Скоро он сам пожалует к нам. Тогда вы, маловеры, сами во всем убедитесь, и будете еще со слезами на глазах раскаиваться в своем заблуждении.
  - Зачем такие резкие слова? - примирительно заметили москвичи. - Мы не плакать собираемся, а вместе с вами радоваться вновь принять его на царствие. Пусть только он сам появится, и Москва тут же склонит перед ним голову. Так ему и передайте!
  - Непременно. В ближайшие дни готовьтесь встречать Дмитрия Ивановича с колоколами. Смотрите только больше не балуйте, и царя нашего батюшку не убивайте. А то мы на вас можем обидеться.
  - Больше не будем. Мы и в прошлый раз не особенно хотели его убивать. Можно сказать, что нечаянно получилось! Попался под горячую руку!
  - Понимаем!
  Представители делегаций чинно попрощались и разошлись в разные стороны.
  Тем временем, царь вел активную работу, чтобы переманить вождей восстания на свою сторону. В ход шел прямой подкуп и обещание высоких чинов и положения.
  Надо сказать, что войско повстанцев было неоднородным. В нем присутствовали с одной стороны дворяне и провинциальная знать, а с другой казаки и крепостное крестьянство. Если дворянство хотело только усадить своего царя на трон, то простолюдины мечтали о социальном перевороте, национализации богатств, освобождении от крепостного права и всенародно избранном Земском соборе, как высшем органе государства. Знатные люди, слушая разговоры простолюдинов о будущем устройстве государства, ужасались и начинали паниковать.
  - Я понимаю, что царь Дмитрий Иванович должен вернуться на трон! - рассуждал в своем кругу лидер дворянского ополчения Рязани Прокопий Ляпунов. - Только при чем тут мое поместье? Оно мое и только мое. Почему я должен отдавать кому-то свою землю и крестьян?
   Царь через своих агентов знал о социальных противоречиях в войске повстанцев. На тайных переговорах с их лидерами он во всех красках описал им последствия дальнейшей революции.
  Первым на сторону царя перебежал Ляпунов с рязанскими дворянами. Затем был подкуплен один из двух командующих повстанческой армией - Истома Пашков. Он заверил царя, что как только начнется сражение, его люди перейдут на сторону власти.
  После этого Шуйский решился действовать. Его войско вышло из столицы и направились к Коломенскому. Навстречу им выступил Болотников, который призвал на помощь Пашкова.
  2 декабря 1606 года произошло генеральное сражение. Даже не дожидаясь его начала, Пашков перебежал на сторону неприятеля. Правда, подавляющая часть его бойцов, не зная об измене командующего, осталась сражаться в рядах восставших. Однако измена внесла замешательство в ряды повстанцев. Болотников, не зная сколько еще предателей может оказаться в его войске, приказал отступить.
   Армия повстанцев отошла к Туле. Учитывая тяжелые погодные условия и усталость своих войск, царь не решился преследовать неприятеля.
  Несмотря на поражение, восставшие продолжали контролировать огромные территории. В их руках находился почти весь юг страны от Астрахани на Востоке до Путивля и Чернигова на Западе, а также Тула, Калуга, Козельск и множество мелких городков и крепостей в центре страны.
  Только весной 1607 года царский генеральный штаб разработал план генерального наступления. Первым городом для атаки была выбрана Тула, где находились основные силы повстанцев.
   21 мая армия, под командованием самого царя, с помпой выступила из Москвы.
  - Мы должны окончательно покончить с заразой, которая разъедает нашу любимую Родину! - кричал Шуйский, выступая перед войсками. - Смерть повстанческому движению! Смерть предателям, которые покусились на самое святое для русского человека - царскую власть! Смерть подлецу и мерзавцу так называемому царю Дмитрию!
  - Вася, он же давно умер! - шепнул ему на ухо брат Дмитрий.
  - Я имел ввиду, что мы должны беспощадно покончить со слухами о том, что враг нашего государства так называемый царь Дмитрий жив! Давайте все вместе! Дружно! Ты не жив, Дмитрий! Ты не жив, Дмитрий!
  - Ты не жив, Дмитрий! - подхватили солдаты.
  5 июня 1607 года правительственные войска разгромили повстанцев на реке Восма недалеко от Каширы. Царь сразу решил показать, что шутки кончились, велев повесить несколько сотен пленных.
  12 июня началась осада Тулы. С давних времен этот город служил ключевой крепостью на южных рубежах страны. Ее каменный кремль казался неприступным. Также город имел внешний пояс укреплений в виде дубового острога, стены которого упирались в реку Упа. Руководили обороной вожди повстанцев: Иван Болотников, князья Телятевский, Шаховской и Масальский. Гарнизон состоял примерно из двадцати тысяч бойцов, имеющим на вооружении как стрелковое вооружение, так и пушки. Бойцы почти каждый день делали вылазки из крепости и сражались с отчаянной отвагой.
  Царь Василий оказался в сложной ситуации. Штурм города мог окончиться неудачей и привести к огромным потерям. Держать крепость в осаде было чревато, поскольку каждый день приводил к людским потерям. К тому же осенью дворяне могли вновь разъехаться по своим поместьям.
  Кроме того, по стране опять начал широко ходить слух, что царь Дмитрий все-таки объявился в Стародубе (как ни странно, но это казалось правдой, о чем мы расскажем в следующей главе).
  В этой сложной ситуации Шуйский не растерялся и придумал выход - затопить город.
  - Мы так и армию сбережем, и городские укрепления сохраним в целости и сохранности! - решил он. - Бунтовщики утонут! Туда им и дорога!
   Тула располагалась в низменной местности, что делало ее положение крайне уязвимым. Царские инженеры перекрыли плотиной реку Упу, и с наступлением осеннего паводка город оказался затопленным. Наводнение уничтожило почти все продовольственные запасы повстанцев. Окруженный со всех сторон город оказался в ловушке.
  Вскоре начался голод, который серьезно подорвал боевой дух гарнизона. У многих горожан дома сидели голодными жены и дети, что, конечно, не могло не отразиться на их настроении.
  Царские лазутчики проникали в Тулу и обещали от имени власти полное прощение и даже награду тем, кто добровольно сдастся.
  Вожди восстания все чаще стали сталкиваться с игнорированием их приказов. Имелись случаи прямого неповиновения, а некоторые солдаты прилюдно материли своих командиров в лицо.
  - Мы все понимаем! Война есть война! И мы по-прежнему готовы отдать свою жизнь за правое дело! - возмущались бойцы. - Но мы не можем понять одного! Почему до сих пор к нам не пришел царь Дмитрий! Есть он вообще на свете? Или это призрак? Ответь нам, Иван Болотников!
  - Он уже на подходе. Надо еще немного потерпеть! - устало вздохнул командующий.
  - Мы это слышим больше года. Что это за царь такой, который прячется от своего народа? Мы тут голодаем, наши дети и жены вынуждены питаться котами, а он, видите ли, обиделся и не хочет показываться! Или его вообще нет на свете? Ты сам его видел?
  - Когда он правил в Москве, я был в плену за границей. Возвращаясь домой через Речь Посполитую, со мной захотел поговорить человек лет примерно двадцати пяти, и поведал, что он и есть царевич Дмитрий, который спасся от мятежа. Он взял с меня присягу, что я буду верно служить ему!
  - Погоди! Как же ты можешь говорить нам, что он настоящий царь, если сам царя Дмитрия никогда не видел? Так тебе любой мог назваться!
  - Я считаю, что надо доверять людям! Как жить на свете, если никому не верить?
  - Какие же мы все дураки! - схватились за голову солдаты.
  Из крепости началось массовое дезертирство. Армия повстанцев таяла на глазах, однако костяк ее продолжал держаться из последних сил. Защитники города, съев всю живность, едва держались на ногах. В этих условиях Болотников принял решение вступить в переговоры о сдаче.
  Царь Василий, который имел свои трудности и боялся, что к городу подойдет войско нового Лжедмитрия (оно было уже в пути), почти сразу согласился на все условия защитников города. Он поклялся на кресте, что все они будут помилованы.
  20 октября 1607 года Тула капитулировала. В дальнейшем Шуйский выполнил свои обещания только частично. Рядовых защитников действительно не стали казнить, привели к присяге и разослали по всей стране. Почти все военные руководители обороны подверглись репрессиям. Казака Илейку (царевича Петра) повесили. Главнокомандующий повстанческой армией Иван Болотников был сначала ослеплен, а затем утоплен.
  Однако ни падение Тулы, ни казни руководителей восстания не привели к концу гражданской войны, которая вскоре вспыхнула с новой силой.
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЛЖЕДМИТРИЙ ВТОРОЙ
  
  Если сразу после смерти Отрепьева никто не осмелился назваться его именем, поскольку тысячи людей видели самозванца собственными глазами, то спустя пару лет его внешность стала стираться из памяти и человек хоть немного похожий мог запросто сойти за спасшегося царевича.
  В это время в белорусской части Речи Посполитой в городе Могилеве жил человек весьма похожий на Лжедмитрия (особенно фигурой) бедный еврей Богданко.
  - Как же сложно жиду в этом безумном мире! - часто думал он. - Всякий может меня обидеть и избить. Я запросто могу помереть от голода, поскольку не имею сбережений, а также родственников, готовых содержать меня. К тому же я - человек пьющий и рискую быть случайно задавленным лошадью, когда возвращаюсь домой из кабака. Самое обидное в этой ситуации, что никто обо мне не всплакнет. Наоборот, только плюнут на мое худое измученное тело и скажут: помер жид - туда ему и дорога. Скорее всего, меня даже не похоронят по-человечески. Ибо никто не захочет оплачивать эти похороны. Чувствую, будет это так: придут в мою съемную каморку чужие злые люди и бросят меня еще полуживого в канаву, где я найду свой последний приют.
  В таком невеселом настроении перманентно пребывал Богданко и, надо сказать, было от чего.
  Конечно, в то время (как, впрочем, и сейчас) на свете живут миллионы людей, которые находятся в таком же бедственном или даже еще худшем положении. Например, так жила многомиллионная масса крепостного крестьянства. Однако большинство крестьян психологически свыклось со своим социальным статусом, другой жизни не знало и не представляло.
  - Отец мой так жил, дед так жил и все в нашей деревне так живут. - успокоительно размышлял крестьянин, грызя черствую корку хлеба после многочасовой изнурительной работы. - Да. Я - нищий. Зато честный. Меня все устраивает. Лишь бы помещик провалился сквозь землю, а в остальном я очень доволен жизнью.
  В отличии от крестьян бедный еврей Богданко был начитан, имел богатое воображение, писал стихи и не раз переносился мечтами в лучший мир, где во дворцах живут чистые телом и деликатные душой мужчины, которых любят прекрасные женщины.
  Самого нищего крестьянина спасала от уныния общность интересов с такими же, как он, нищебродами. Идя в толпе деревенских гуляк, крестьян чувствовал надежный локоть товарища и получал удовольствие, когда всей толпой, они избивали такого же пахаря из соседней деревни, который случайно по пьяни забрел в их кабак.
  Богданко был одинок. У него не было ни друзей, ни единомышленников, ни покровителей.
  С работой у него тоже не ладилось. Физический труд был ему категорически противопоказан из-за телесной слабости. Он пытался работать слугой, но из-за невнимательности, неповоротливости и лени удерживался на одном месте не более пары месяцев, после чего с треском вылетал без выходного пособия.
  Однажды ему повезло. Он устроился сводником к местному могилевскому священнику. Работа была непыльной. В его обязанности входила доставка ночью женщин в келью, а также подача шампанского и закусок в постель. Однако он не справился и с этим делом. Однажды, когда он доставил одну из женщин, священника не оказалось на месте, и хитрый еврей, недолго думая, сам соблазнил ее, но был застукан прямо во время полового акта, после чего ревнивый поп так отделал его, что бедняга чудом остался жив.
  Некоторое время он работал школьным учителем в Шклове, а затем в Могилеве, однако не пользовался уважением ни среди коллектива, ни среди детей.
  Женский учительский состав с презрением посматривал на робкого, молчаливого и бедно одетого Богданко. Прямо в его присутствии в учительской велись похабные разговорчики о соблазнении мужчин, а когда он в свою очередь пытался вставить пять копеек, дамы бесцеремонно выпроваживали его вон. Училки дошли до того, что раздевались прямо при Богданке и хвастались друг перед другом новыми нарядами и размерами грудей, а он вынужден был краснеть и стыдливо отводить глаза, делая вид, что нисколько не интересуется их прелестями.
  Еще большое мучение для бедного еврея начиналось, когда он переступал порог класса. Стоило ему повернуться к доске, как дети давали залп из рогаток, от чего Богданко смешно подпрыгивал на месте и падал пятой точкой на пол. Все это вызывало дикий смех у учеников и повторялось почти каждый урок, от чего штаны учителя вскоре превратились в решето (денег на другие у него не было).
  Когда учитель выходил на перемену, озорники с разбега прыгали на его сутулую спину и больно били пятками по бокам, изображая, что дают шпоры коню.
  - Но-о! Пошел! - весело кричали малыши.
  И вся школа аплодировала, когда Богданко безуспешно, весь потный и красный от напряжения, пытался сбросить с себя очередного наездника.
  - Совсем учителя замучил! - время от времени вступались чья-то сердобольная мамаша. - Вы уж извините моего сорванца, пан учитель.
  - Ничего! Ничего! Детям полезно резвиться! - смущенно возражал Богданко, который боясь потерять работу, старался быть со всеми угодливым.
  Однако угодливость ему не помогала. В конце концов, его выгнали из школы за поведение, несовместимое со званием педагога.
  После увольнения он совсем опустился, ходил летом в зимнем тулупе (другой одежды у него не было) и попрошайничал у пивных на опохмелку.
  Со времени появления Лжедмитрия Богданко внимательно следил за его карьерой. Его очень заинтересовало, как человек, не имеющий первоначального капитала и покровителей, смог пробиться в люди.
  - Мне бы так! - мечтал бедный еврей. - Почему одним бог дает все, а другим нечего?!
  После гибели первого самозванца, когда в русском обществе распространился слух о его чудесном спасении, у Богданко появилась смелая мысль, объявить себя спасшимся царем. Конечно, он был слишком робким человеком, чтобы воплотить такую сумасбродную идею в жизнь. Да и приходила она к нему только в состоянии сильного алкогольного опьянения (он был мог большой не дурак выпить).
  Надо отметить, что этот робкий и услужливый еврей, выпив, превращался в другого человека. Напрочь исчезали трусость и застенчивость, он становился приставучим и не в меру говорливым.
   Пил он либо один в своей каморке, либо в низкосортном трактире со случайными знакомыми (друзей или даже постоянных собутыльников у него не было, потому что все презирали его).
  Первое время Богданко высказывался о своем царском происхождении только оставшись наедине с собою.
  - Вы думаете, что я - неудачник! - орал он, основательно набравшись. - Хрен вам! Выкусите, сволочи! На самом деле я - царь! Спасшийся русский царь из Москвы! А если вы так не считаете, то я с вами не дружу. Вы все ужасные негодяи! За что вы меня бьете, подлецы? А ну, встать на колени, когда с вами говорит царь всея Руси!
  Богданко бил себя кулаком в грудь, после чего засыпал на столе или (чаще) под столом.
  С течением времени он настолько свыкся со своей идеей, что стал высказывать ее публично в питейных заведениях.
  - Вы, наверное, слышали, господа, что в Москве замочили царя Дмитрия? - уже основательно набравшись, обращался он к мужикам, которые, к своему несчастью, оказывались с ним за одним столом. - Так вот отрою вам международный секрет и государственную тайну. Этот убитый царь - я! Только заклинаю вас никому не говорите. Меня ищут, и, если найдут, могут убить.
  Мужики молча вставали и пересаживались за другой стол.
  Однако избавиться от Богданко было непросто.
  - Куда вы ушли, господа. Я вам еще не все сказал! - следовал он за ними с глупой улыбкой на лице.
  - Иди отсюда, придурок! - свирепели мужики. - Нам по фигу царь ты или не царь. Если считаешь, что ты царь, сиди и радуйся. От нас чего тебе надо?
  - Вы меня не понимаете, господа. Я говорю, что являюсь убитым не в том смысле, что умер, а в том смысле, что жив! - путанно объяснялся Богданко. - В Москве на самом деле убили не меня, а другого чувака. Сам не знаю кого. А я сбежал!
  - Понятно откуда ты сбежал! - недобро косились мужики.
  - Я предлагаю выпить за мое чудесное спасение на брудершафт! Можете мне налить? А то я деньги дома забыл. Пожалуйста, если вам не сложно! Как только устроюсь на работу, я вам все до копеечки верну!
  - А трусы тебе не постирать?! - злились мужики. - Отвянь от нас! Сиди себе тихо, а то огребешь.
  - Что вы нервничаете? Я просто хочу до вас донести, как чудесно спасся. Поймете вы это когда-нибудь? Или вам тайные письмена показать? Их есть у меня!
  - Все, придурок! Ты нарвался!
  Мужики дружно вставали из-за стола и жестоко избивали беднягу.
  После таких профилактических бесед бедный еврей по несколько дней отлеживался дома, однако потом все повторялось сначала. Однажды после одного из инцидентов всю компанию загребли в участок.
  - Вы что, алкаши, совсем обнаглели? Не можете уже бухать без мордобоя? - негодовал урядник пан Рагоза.
  - Извините. Никак не могли сдержаться! - оправдывались мужики. - Это он нас довел. Говорил, что он русский царь. Так и хочется ему в рыло заехать!
  - Молчать! А то сейчас всех закрою на пятнадцать суток! - урядник повернулся к Богданко. - Правда, что они говорят?
  - Да, я русский царь! - подтвердил тот, едва ворочая языком. - Кто посмел арестовать меня? Я - лицо неприкосновенное! Встаньте, урядник, когда с вами разговаривает высокопоставленная особа! Приведите себя в порядок и доложитесь по форме!
  - Царя в камеру! Остальные свободны! - распорядился Рагоза.
  Вечером урядник оказался в компании своих друзей: мелкого шляхтича (помещика) Меховецкого и старосты Зеновича. Там, играя в карты, он ради прикола рассказал о пьянице, который выдает себя за царя. Однако друзья не стали смеяться, а наоборот проявили ко всей этой истории живой интерес.
  Дело в том, что в войске Лжедмитрия, которое в июне 1605 года триумфально вступило в Москву, было несколько сотен белорусских шляхтичей, у которых от этого похода остались самые лучшие воспоминания. В основной своей массе они присоединились к армии самозванца на последнем этапе и, особенно не утруждаясь, получили свои коврижки. Домой они вернулись обеспеченными людьми и с тех пор вспоминали о военной компании в России, как о лучших днях своей жизни.
  Теперь, когда молва о вторичном чудесном спасении Дмитрия широко гуляла по стране, среди дворян Белоруссии поднялся ажиотаж, и многие из них мечтали вновь ухватить за хвост удачу.
  - А вдруг, пан Рагоза, он и есть настоящий царь Дмитрий? - спросил Меховецкий, заходя с туза.
  - Какой там настоящий? Полное ничтожество. По роже видать: нищеброд и алкаш. У меня таких царей каждую ночь в камере по пять штук ночуют. Тузами изволите швыряться. А я вашего тузика козырем побью.
  - Хоть бы и так! - задумчиво заметил Меховецкий. - В конце концов, я лично царя Дмитрия не видел. Человек я доверчивый и поэтому, когда человек уверяет, что он и есть царь, я не могу не верить ему.
  - Не понял? - вступил в разговор староста Зенович. - О чем это вы, пан?
  - О том, что в России сейчас такое происходит, что грех оставаться в стороне. Для нас главное найти дурака, который согласится стать камикадзе, а там хоть трава не расти. Такой шанс выпадает раз в жизни! Неужто мы его упустим?
  - Рискованное дело, пан Меховецкий! - подумав, заметил Зенович. - Можно не сносить головы.
  - Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Вам нравится разбавленное пиво в местном кабаке? Меня лично оно не устраивает. Я хочу в Париж, где живые устрицы запивают выдержанным вином. И потом мы не так уж рискуем. Пусть дурак, который сейчас у пана Рагозы под замком сидит, отвечает. А мы кто? Мелкие сошки. Кому мы нужны? Заработаем бабла и свалим!
  - Умно! - согласился Рагоза.
  На следующее утро ничего не подозревавшего Богданко вызвали на допрос. Кроме урядника в комнате находился шляхтич Меховецкий.
  Бедный еврей был уже совсем не тот, что вчера. Если в кабаке он парил орлом, то теперь превратился в мокрую курицу. Весь в соломе, на которой спал, растрепанный, неумытый и дрожащий с похмелья, он стоял, держа руки по швам, испуганно глядя на людей в форме.
  - Вчера, задержанный, вы утверждали, что являетесь Дмитрием Ивановичем, урожденным сыном русского тирана Ивана Грозного! Правильно? - заглянул урядник в бумаги. - Что молчите?
  - Я?! Помилуйте. Мало ли чего по пьяни не ляпнешь! - испуганно забормотал Богданко. - Какой я царь? Смешно, ей богу.
  - Но у меня записано!
  - Простите, великодушно. Я в пьяном виде несу сам не знаю чего. Как говорится: плети Емеля твоя неделя. Просто беда какая-то. Утром проснусь с похмелья и не могу вспомнить, кому чего говорил.
  - Ну, это ты так считаешь! - возразил Рагоза. - А в бумаге у меня черным по белому указано, что ты московский царь. Сам же вчера подписал протокол допроса. Припоминаешь? Твоя подпись?
  - Я вчера все, что угодно мог подписать. Можно я пойду? Пожалуйста.
  - Сиди. Ты думаешь, я с тобой шучу? У меня десяток свидетелей, что ты - московский царь Дмитрий. А если ты меня обманул, то ответишь по закону за мошенничество. Будешь у меня до второго пришествия под замком сидеть. Усек?
  - За что такая немилость? - плаксиво заныл Богданко. - Что я вам сделал?
  - Заканчивай! Приведи себя в порядок и перейдем к делу. А дело тебе сейчас расскажет наш уважаемый пан Меховецкий. Кстати, познакомьтесь.
  - Очень рад с вами познакомиться, ваше величество! - белорусский шляхтич тепло пожал самозванцу руку. - Лично с вами, к сожалению, не приходилось встречаться, но многие мои друзья участвовали в походе под вашим командованием. Все они в один голос говорят о ваших выдающийся полководческих талантах, и я очень давно мечтал о встрече с вами.
  - Мечтали? Зачем?
  - Чтобы быть вам полезным.
  - Если вы хотите быть мне полезным, то дайте, пожалуйста, немного денег! - жалостливо попросил еврей. - Я, видите ли, вчера немного перебрал. Очень прошу вас, если не сложно, одолжите, сколько сможете. Я скоро устроюсь на работу и, как только получу первую зарплату, все до копеечки сразу верну. Могу поклясться перед крестом!
  - Не волнуйтесь, ваше величество. Скоро у вас будет все: золото, одежда лучших мировых брендов и самые красивые женщины на свете. Но это ерунда. Главное, что у вас будет власть и слава! Великая слава, которой нет у простых смертных!
  - Зачем так издеваться над пьющим человеком? - ныл Богданко. - Если не хотите одолжить, плесните хоть сто грамм. Я умоляю вас! Хотите встану перед вами на колени!?
  - Разумеется, ваше величество, мы нальем вам. Только подпишите манифест, что признаете себя царем. Это очень нужно нам всем!
  - Кому нам?
   - Вашим друзьям.
  - Подписывай. Иначе я тебя в темнице сгною, падла! - вставил урядник.
  Богданко затравленно оглянулся и, понимая, что попал в ловушку, подписал.
  Вскоре оказавшись на свободе, он попытался бежать, но был обнаружен в городке с символическим названием Пропойск. Урядник Рагоза провел жесткую профилактическую беседу, после которой бедный еврей оставил всякие попытки избавиться от своих мучителей.
  13 мая 1607 года Богданко перешел русскую границу. Его сопровождали всего два телохранителя, которые должны были не столько охранять его, сколько следить, чтобы новый царь никуда не удрал. Автор и руководитель новой интриги пан Меховецкий задержался в Могилеве, чтобы набрать войско, а заодно проверить не убьют ли его креатуру сразу.
  По плану, оказавшись в России, самозванец должен был незамедлительно объявить себя спасшимся царем и ждать реакции населения. Однако, появившись в приграничном городке Стародубе, он оробел и не смог заставить себя совершить такой отважный поступок. В местной гостинице он зарегистрировался под именем Андрея Нагого, что было, по его мнению, могло считаться компромиссным вариантом, т.к. Нагие были родственниками царевича.
  Затем он начал тратить выданные ему Меховецким деньги, просиживая целыми днями в кабаках, где каждый день напивался в хлам.
  - Вы все очень хорошие люди! - обращался он к собутыльникам. - Я уважаю вас за то, что вы верите, что царь Дмитрий жив! Не подумайте только, что я смеюсь над вами. Наоборот, я полностью согласен. В подтверждении чего позвольте прочесть стихи собственного сочинения.
  
  Напали на Дмитрия всякие гады!
  Хотели его зарубить!
  Но вскоре они будут не рады!
  Поскольку остался он жить!
  
  Вы убили другого мужчину!
  Не царя была эта кровь!
  И в этом главная будет причина,
  Что он появится вновь!
  
  Ты, Шуйский, ослеп на старости лет?!
  Или крышей поехал того?
   Убил ты другого! Таков наш ответ!
  И сам не знаешь кого!
  
  - Хватит орать! Достал! - предупреждали собутыльники.
  Однако сопровождавшие самозванца телохранители успокаивали народ и уводили своего босса под ручки на боковую.
  Так бедный еврей развлекался месяц. В начале июня в городе все-таки появился пан Меховецкий, который привел с собой около тысячи вооруженных наемников. Тут уже стало не до шуток, и Богданко под нажимом головорезов все-таки объявил себя спасшимся царем.
  Удивительно, но, когда он трезвый и в царском платье (его по специальному заказу сшили в Могилеве) выступил на митинге, народ не только не сделал попытки его избить, что всегда наблюдалось ранее, а наоборот пришел в неистовство и долго скандировал имя вернувшегося царя. В Стародубе это еще можно было как-то объяснить тем, что Лжедмитрий Первый никогда здесь не бывал и его не знали в лицо. Однако, забегая вперед, скажем, что и в других городах нового самозванца встречали с неменьшим восторгом. Вероятно, это объяснялось это тем, что русские люди за прошедшие два года так истосковались по "доброму царю", что готовы были с распростертыми объятьями принять любого, кто хоть отдаленно напоминал его.
  Самозванцу присягнули Чернигов, Путивль, Орел, Калуга, Козельск и множество других городов.
  Ошеломленный собственным успехом Лжедмитрий Второй сразу изменился. Выступая на митингах, верша государственные дела и отдавая распоряжения по хозяйству, он приобрел степенную важность и солидность. Куда-то исчезла робость. Расправились сутулые плечи. Даже походка стала какой-то царской, неторопливой и уверенной.
  Чувствуя приток сил и вдохновения, он, засучив рукава, взялся за дело. Зная не понаслышке жизнь простых людей, Богданко понимал, что нужно делать, чтобы привлечь народ на свою сторону.
  - Иностранные наемники - это хорошо, но мне нужны русские войска. Создать армию можно только одним способом - отдать крестьянам землю тех помещиков, которые воюют за Шуйского! - объявил как-то самозванец на заседании своего штаба.
  - Если честно, мне по фигу! - равнодушно пожал плечами пан Меховецкий. - Делай, как хочешь, только плати мне и моим людям вовремя зарплату.
  Богданко начал радикальную социальную реформу. Он принялся активно конфисковывать поместья у дворян и отдавать их в собственность крепостным крестьянам. При этом непременным условием для получения поместья была служба в повстанческой армии.
  Вскоре реформа дала ощутимые результаты. Бедные люди со всей страны стекались под знамена самозванца, и его армия росла, как на дрожжах.
  10 сентября 1607 года самозванец с новым многотысячным войском выступил из Стародуба. Он шел на выручку осужденной Туле, однако совсем немного опоздал, о чем мы писали в предыдущей главе.
  Перезимовать он решил в Орле.
  Там у него появился свой царский двор и Дума, в которую входили в основном простые люди, что называет "от сохи". Неизбалованный за свою предыдущую жизнь людским вниманием, самозванец стремился наверстать упущенное. Днем он любил выступать перед народом, а по ночам принимал у себя в спальне многочисленных поклонниц.
  На центральной площади Орла была установлена сцена, на которой под навесом стоял стол с вином и закусками. Уже с раннего утра возле сцены волновался народ, ожидая выхода своего кумира. Царь появлялся ближе к полудню, позевывая, садился в кресло, накрывался теплым пледом, открывал бутылку вина, делал себе бутерброд с черной икрой (ему присылали ее из Астрахани) и начинал вещать:
  - Удивительная все-таки у меня судьба! Родился я в царских хоромах. Прекрасно помню своего отца, Ивана Грозного. Хотя это для вас он Грозный, а я его звал папулечка-грознюлечка или просто пупсиком. Помню как-то забрался к нему на коленки, а он говорит:
  - Смышленый ты у меня, Димка, не по годам. Я в твои годы таким башковитым не был. Что там говорить, даже сейчас в пору своего умственного расцвета не могу сравниться с тобой по глубине ума и силе характера. Вижу, сынок, ждет тебя великая слава и любовь народная!
  - Не фига себе! Прямо так и сказал? - поражался народ.
  - Да. А любили мы с папкой друг друга так, что ни словом сказать ни пером описать! В серьезных делах он во всем полагался на меня. Как я решал, так и было. А всех придурков этих, Годуновых, Шуйских, Мстиславских, Романовых мы с папулькой за их глупость, лживость и нерадивость не раз ремнем лупили и по кремлевским палатам гоняли!
  - Сколько ж тебе тогда годочков было? Чай, совсем маленький?
  - Маленький. Несколько месяцев всего. От силы год!
  - А когда ты, для примера, говорить научился? - удивлялись в толпе.
  - Очень рано, потому что я - вундеркинд. С месячного возраста я свободно разговариваю на нескольких языках, знаю основные науки и весьма недурно фехтую.
  - Что же было дальше?
  - Как папка умер, враги сразу упекли меня в Углич. Стали там ко мне учителя придираться. То я не выучил, этого не знаю. А я, может, все знал, да только не хотел им говорить, что б меня дураком до поры до времени считали.
  - Расскажи, батюшка, как тебя убивали?
  - Убивали меня дважды! Первый раз, когда мне было примерно годков восемь. Годунов подослал убийцу, но Господь спас меня. Второй раз совсем недавно в Москве боярам действительно удалось убить меня. Что правда, то правда. Однако Господь и на этот раз меня выручил и вернул с небес обратно на землю. Огромное ему человеческое спасибо. Кстати, некоторые несознательные люди распространяют клеветнические слухи, будто бы я не похож на царя Дмитрия, который сидел в Москве на троне. Отвечу им, положа руку на сердце! Когда человека превращают в пепел, а потом еще выстреливают им из пушки, то он, естественно, не может выглядеть также хорошо, как до таких неприятностей!
  - Конечно, не может! - дружным хором подтверждала толпа.
   - Теперь стихи:
  
  Помню, когда я ребенком играл,
  Невинно во дворе в чехарду,
  Борис Годунов убийц подослал,
  Гореть ему вечно в аду!
  
  Убийца ножом проткнул мою плоть,
  Я мертвый упал на песок,
  Но там, на небе, сказал мне Господь:
  Ты нужен России, сынок!
  
  Вернулся и вижу, тут что-то не так!
  Что-то не так в стране!
  Замучил народ Бориска-мудак!
  Кому же помочь, как не мне?
  
  И вот, наконец, я взошел на трон!
  Народ мой торжествовал!
  Вместо коррупционеров закон
  Теперь все на Руси решал!
  
  Но счастью недолго был сладостный час,
  Олигархи, бояре, князья,
  Однажды ночью напали на нас!
  Убили, падлы, меня!
  
  Потом подлецы, позабыв всякий страх,
  Забыв, что я богом храним,
  Засунули в пушку царевый мой прах,
  И, сволочи, бахнули им!
  
  На небе Господь, всемогущий наш бог,
  По-свойски меня обнял:
  А...старый знакомый...Не вышел твой срок!
  Россию еще не поднял!
  
  Я снова с тобой, мой любимый народ!
  Не надо кричать "Ура"!
  Сначала за дело! Таков черед!
  За дело, друзья! Пора!
  
  Русские люди очень любили слушать своего царя. Каждый день его выступление собирало тысячи поклонников, которые стремились попасть на них со всех уголков страны.
  Однако все это продолжалось ровно до того момента, когда в Орле появился украинский магнат Роман Рожинский (апрель 1608 года). Он происходил из разорившегося знатного рода и поставил все на карту, чтобы восстановить свое былое богатство. Заняв круглую сумму под залог земель, он нанял несколько тысяч отборных рубак, которые по боевым качествам значительно превосходили все остальное войско самозванца.
  Появившись в ставке самозванца, он тут же отстранил от командования Меховецкого и, опираясь на военную силу, назначил командиром себя.
  Когда Богданко доложили, что у него теперь новый командующий армией, он пришел в ярость.
  - Что за бред? Кто посмел решить такой важный вопрос за моей спиной? Я немедленно казню любого, кто идет против царской воли! - взгляд Лжедмитрия метал громы и молнии.
  Он давно вошел в свою роль и теперь говорил и поступал так, будто в самом деле родился царем.
   - Я вас спрашиваю?! Я не знаю никакого Рожинского и знать его не желаю. А если эта собака думает, что он может распоряжаться в моих владениях, я посажу его на кол! Немедленно доставьте его ко мне! Коли посмеет упираться - притащить силком! Надеть наручники! Избейте плетьми! Чтобы через полчаса он был у меня!
  Однако бить Рожинского не пришлось. Вскоре он явился сам и вопросительно уставился на царя, рассматривая его без особого почтения.
  - Я требую немедленного объяснения! - нахмурил брови самозванец. - Как ты, бродяга, посмел распоряжаться в моем войске? Ты что попутал? Забыл кто здесь царь?!
  - Все сказал? - Рожинский подошел к Богданко и залепил ему такую затрещину, что тот слетел с трона.
  Пока он летел, перед глазами промелькнула вся его жизнь, припомнилось, как множество раз он был бит, и за какую-то секунду самозванец вновь превратился из важного царя в бедного еврея.
  - Пожалуйста, не надо! - захныкал царь, когда Рожинский поднял его за шиворот и размахнулся, чтобы отвесить тумака.
  - Все понял?
  - Понял.
  - Вопросы есть?
  - Вопросов не имею!
  - Тогда гуляй пока. Только учти: еще раз вякнешь- убью!
  - Премного благодарен.
  Когда Рожинский ушел, Лжедмитрий как-то сразу потух и скукожился. От прежнего гонора у него не осталось ничего. Налет властности и гордости сошел и под ним оказалась трясущиеся от страха душа.
  Весь оставшийся вечер и всю ночь он провел за бутылкой. Утром его едва смогли добудиться, чтобы, как обычно, пообщаться с народом. Шел он, понурив плечи и склонив голову. На душе было нехорошее предчувствие. Только, взойдя на сцену, самозванец взял себя в руки и приступил к очередному рассказу.
  - Сегодня я поведаю вам кое-что о наших геополитических беседах с моим папочкой! - начал он, по привычке наливая себе вина. - Мы с ним неоднократно обсуждали угрозу терроризма в аспекте политической ситуации...
  - Пошел на хрен, придурок! - нагло перебивал его какой-то пьяный поляк из войска Рожинского. - Чего смотришь? Я тебе говорю! Пошел на хрен!
  - Что? - Лжедмитрий грозно нахмурил брови. - Ты, собственно, кто такой?
  - У бабы своей спроси! Я у ней вчера ночевал! - заржал поляк.
  - Охрана! Взять его! Он пьян! - топнул ногою царь.
  Но охрана тоже оказалась польская. Она лишь корректно отвела бузотера в сторону и отпустила.
  - О чем это я? Да! Об угрозе терроризма в аспекте международной безопасности! - продолжил Лжедмитрий.
  - Кончай трепаться, придурок! - снова перебивал его тот же самый поляк. - Иди, похмелись!
  - Нет! Так совершенно невозможно! - самозванец нервно спрыгнул со сцены и бросился жаловаться к Рожинскому.
  Однако новый главнокомандующий встал на сторону своего бойца.
  - Послушай, Дима! Чем ты занимаешься? Бухаешь у всех на виду и всякую хрень несешь. Взрослый человек, а мозги, как у трехлетнего ребенка. Тебе самому не стыдно? Займись, наконец, делом. Ты же еврей. Должен хоть немного соображать, где твоя выгода.
  - В смысле?
   - В России столько богатства, что нашим внукам и правнукам хватит, если с умом к делу подойти! Короче. Завтра заканчиваем этот балаган и выступаем на Москву!
  Армия самозванца двинулась в поход. Навстречу ей Шуйский послал тридцатитысячную рать под командованием своего знаменитого брата Дмитрия (тот убедил царя, что в этот раз точно покажет все свое полководческое искусство).
  30 апреля - 1 мая 1608 произошла двухдневная битва под Болховом. Исход сражения вновь решил легендарный командующий царскими войсками Дмитрий Шуйский, который в разгар боя отдал трусливый приказ отступать артиллерии. Увидев, что пушки отправляют в тыл, правительственные войска пришли в панику и бросились наутек. Отряды самозванца захватили множество пленных, все артиллерию и обозы с продовольствием.
  В июне 1608 года армия самозванца вышла к Москве, разбив лагерь в подмосковном селе Тушино.
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ДВОЕВЛАСТИЕ
  
  Василий Шуйский, увидев под стенами Москвы новую вражескую рать, только матерно выругался и плюнул в распахнутое кремлевское окно.
  - Успокойся, Васенька! - обняла его молодая жена Екатерина Буйносова. - Авось обойдется!
  - Не так я представлял себе свое царствие, Катенька! - тяжко вздохнул он. - Я мечтал, что все меня будут уважать и бояться. Трепетать от одного имени моего. Падать на колени при моем появлении. Лобызать ступни моих ног. А получилось, все с точностью до наоборот. Это мне приходится бояться каких-то отморозков, ждать каждую минуту, что меня свергнут с престола, ложиться спать с мыслью, что завтра могу не проснуться или того хуже очнуться в каком-нибудь подвале с мешком на голове! Два года я уже на престоле и все это время невыносимо страдаю!
  - Не плачь, любимый. Пойдем лучше в постель! Я тебя утешу! - обняла его супруга.
  Царь только недавно женился в январе 1608 года. Это был его второй брак. С первой женой, Еленой Репниной, он со скандалом развелся еще молодым. После неудачной первой женитьбы, будущий царь лет двадцать ходил холостяком и горя не знал. В каждой своей вотчине он имел множество любовниц, которыми были дочери вассалов и крепостные крестьянки. Лучших их лучших он поселил в своем московском дворце, где собрал целый гарем.
  - Зачем мне жениться? Я что идиот, чтобы связываться с бабой, которая будет пилить меня и качать права? Вставить женщине в интимное место всегда можно без лишних обязательств! - любил повторять он, возлегая в кругу жриц любви.
  Однако после вступления на трон ему пришлось изменить свое мнение. Если обычному человеку можно не иметь наследника, то монарх такую роскошь себе позволить не может.
  - Стране нужна стабильность! - наседали на царя бояре. - Без наследника нет династии! Подумай, а вдруг ты умрешь?! Не приведи, конечно, Господь! Кто придет тебе на смену? Одна из главнейших обязанностей монарха - это родить преемника!
  - Вы смеетесь?!- пытался отвертеться он. - Мне пятьдесят шесть лет. Жениха нашли... Я даже, если очень захочу, уже никого не рожу.
  - Ничего! Мы поможем! - пообещали бояре.
  Учитывая сложную политическую ситуацию в государстве, царь вынужден был пойти на повторный брак. Несмотря на разницу в сорок лет (ему - пятьдесят шесть, ей - шестнадцать) молодожены весело справили свадьбу и везде, по крайней мере на людях, показывали взаимную привязанность и любовь.
  Появление под Москвой армии самозванца подвело жирную черту под медовым месяцем. Начались суровые будни.
  Шуйский уже имел опыт осады города войсками Болотникова. Тогда его спасли переговоры, с помощью которых он переманил на свою сторону вражеских вождей, Пашкова и Ляпунова.
  Теперь он решил действовать по тем же лекалам.
  Зная, что в армии нового самозванца всем заправляют поляки, он пригласил к себе для беседы их соотечественников, которые томились под арестом еще со времени свадьбы Лжедмитрия Первого. Среди них находились полномочные послы Сигизмунда Третьего, приехавшие поздравить молодоженов от имени своего короля. Теперь они оказались как нельзя более кстати.
  - Очень рад вас видеть, друзья мои! Присаживайтесь! - ласково обратился к ним царь. - Что невеселые? Или не понравилось вам у нас?
  - Разрешите вопрос, ваше величество.
  - Пожалуйста!
  - За что нас арестовали? И сколько нам еще томиться за решеткой?
  - Мне очень неудобно, что ваше дело из-за бюрократии государственного аппарата дошло до меня только сейчас. Я даже не знал, что вы до сих пор в неволе. Ужасное недоразумение. Но теперь все позади! Я, разумеется, немедленно отдам приказ освободить вас. Одно маленькое условие.
  - Мы все выполним! - встрепенулись поляки.
  - Я бы хотел заключить договор о мире между нашими странами. У вас есть такие полномочия?
  - Нет проблем! - моментально согласились послы.
  Бумагу тут же внесли в зал и торжественно подписали.
  - Сейчас под стенами Москвы стоят ваши соотечественники! - продолжил после парафирования договора царь Василий. - При этом, между нашими странами нет войны. Более того, вы только что подписали соглашение о мире. Тогда объясните почему польские солдаты штурмуют русскую столицу?
  - Мы не знаем! - растерялись поляки.
  - Так узнайте. Пригрозите им уголовной ответственностью за военные преступления у себя на Родине. И, естественно, предложите взятку их вождю. Простым наемникам скажите, что мы погасим перед ними задолженность самозванца по зарплате. Действуйте!
   Главнокомандующий войском самозванца, получив предложение от послов, взял паузу на размышление. В финансовом отношении оно было достаточно интересным, но опоздало по времени. После победы под Болховом у Рожнятовского закружилась голова от успеха. Он посчитал, что Москва у него в кармане, а, значит, он получит джекпот.
  На рассвете 25 июня 1608 года Рожнятовский, вероломно нарушив перемирие, нанес неожиданный удар. Царские войска, которые не ожидали нападения, отступили. Тушинцы попытались ворваться на их плечах в Москву, но были отброшены элитными подразделениями стрельцов. Штурм захлебнулся.
  Последствием этого стал срыв мирных переговоров. Шуйский, обманутый в своих лучших ожиданиях, пришел в ярость.
  - Этот негодяй обманул меня! - кричал он. - Ничего! Не хотят
  по-хорошему, будет по-плохому! Мы им покажем! Я казню самозванца и его польских покровителей всех до единого!
  - Таким ты мне еще больше нравишься! - одобрила молодая жена. - Настоящий мужчина! Яростный, как тигр!
  - Р-р-р! - грозно зарычал царь.
  Однако в реальности у него было слишком мало сил, чтобы дать генеральное сражение. Максимум на что их хватало, держать оборону Москвы.
  В свою очередь Рожнятовский, получив отпор, отказался от идеи штурма, и приступил к длительной осаде. Он поставил мощные блокпосты на всех дорогах, которые шли к столице, прекратив ее снабжение и связь с внешним миром.
  Совсем недавно москвичи посмеивались над Тулой, которая находилась в блокаде, и были уверены, что с ними такое никогда не случится. И вот они сами оказались в мешке.
  Москва впервые за несколько столетий лишилась функции административного и торгового центра страны. Зато в подмосковном Тушино вблизи впадения речки Сходни в Москву-реку в кратчайший срок возникла новая столица. На холме возвели царский дворец, а вокруг него построили дома польских гусар и русской знати, переметнувшейся на сторону самозванца. Простонародье заняло равнину у подножия холма, где появилось сотни наспех сколоченных, крытых соломой изб.
  Страна разделилась на две части. Власть Лжедмитрия признали Астрахань, Псков, Ярославль, Владимир, Ростов, Суздаль, Муром, Переяславль-Залесский, Кострома, Вологда и множество других городов.
  Другая часть государства сохранила верность Шуйскому, в том числе крупные административные и торговые центры: Новгород Великий, Смоленск, Нижний Новгород, Царицын и Казань, а также имеющая важное значение в духовной жизни Троицко-Сергиева лавра.
  Население страны оказалось в небывалой ситуации: в государстве оказалось два царя, две столицы, две армии и два государственных аппарата.
  Сложнее всего пришлось боярам и чиновникам. Раньше из их братии казнили только изменников, да иногда крупных взяточников и воров. Теперь, честно служа одному из царей, ты запросто мог быть обвинен в измене другому и сложить свою голову на плахе. От всего этого голова шла кругом.
  Однако достаточно скоро чиновники нашли выход из создавшегося положения. Неизвестно кому первому пришла в голову эта идея, но почти все лучшие люди государства принялись бегать от одного царя к другому и обратно.
  Явившись в Тушино, московский боярин одевал свое лучшее платье, тщательно расчесывал бороду и шел с повинной к Лжедмитрию.
  - Батюшка царь, Дмитрий Иванович! - падал он в ноги самозванцу. - Прости меня, недостойного раба твоего! Виноват в том, что до сих пор не верил, что ты живой!
  - Теперь-то хоть убедился, что я жив? - строго смотрел на него царь.
  - Никаких сомнений не осталось!
  - То-то!
  - Проживая в Москве, я всегда чувствовал, что правда на твоей стороне. Сердце мое было неспокойно, и только присяга (будь она неладна) сдерживала от того, чтобы немедленно переметнуться под твои знамёна!
  - От присяги я тебя освобождаю!
  - Спасибо, благодетель. Как камень с души свалился! Век твоей милости не забуду! Разреши, пожалуйста, ручку поцеловать?! О! Мне дали приложиться к руке моего обожаемого повелителя! Какое счастье! Теперь можно и умереть спокойно!
  - Хватит ползать, боярин! Встань с колен! Так и быть прощаю тебя. Расскажи, как там в Москве? Какие настроения?
  - В основной массе настроение такое же, как у меня. Днём по неволе служим Шуйскому, а по ночам горько плачем от угрызений совести, что пошли против истинного царя. Так и живем в унынии и позоре!
  - Пусть переходят ко мне! Я милостив!
  - Обязательно передам! У нас же война идет не только на поле сражений, но и в душе каждого из нас. Кто на светлой стороне воюет за тебя, царь Дмитрий! Ну а кто придерживается сатанинских убеждений, они, конечно, сражаются за Шуйского.
  - Правильно говоришь. Одна беда, что война затягивается. Как просветлить москвичей, чтобы они открыли мне ворота?
  - Надо, чтобы они устыдились своих сатанинских убеждений и явились к тебе с повинной.
  - Было бы хорошо.
  - Я буду работать над этим, батюшка царь!
  Боярина щедро награждали земельными угодьями, ожидая, что его примеру последуют другие. Однако через месяц-другой он снова бежал в Москву.
  - Всемилостивейших государь Василий Иванович, прости дурака! Бес попутал! - падал боярин в ноги царю. - По глупой доверчивости своей поверил ложным слухам, что царевич Дмитрий жив. Бежал к нему, думая, что он истинный царь, но только увидев его, сразу разочаровался. Он не тот, за кого себя выдает! Я до сих пор в шоке от такой наглости!
  - Что же ты ему в лицо это не сказал? Мне говорили, что ты перед его троном на коленях ползал! Как это понять?
  - Прости, благодетель. Испугался. Боялся, что, если я его при людях разоблачу, он меня сразу казнит. Поэтому решил выждать время, а потом бежать. Чтобы уже здесь в Москве изобличить этого негодяя перед всем миром!
  - В этом есть резон! Встань с колен, боярин! - Шуйский подал руку для поцелуя. - Ты прощён. Более того, я жалую тебя новой вотчиной. Только уж постарайся! Разоблачай Лжедмитрия везде, где только можешь. Не оставь от него камня на камне! С богом! Подойти, перекрещу!
  Боярин уходил, довольно потирая руки, а ещё через пару месяцев, собрав в Москве все сливки, снова появлялся в Тушино во дворце у самозванца.
  - Я думаю ты понял, Дмитрий Иванович, что я бегал к Шуйскому только за тем, чтобы подговорить москвичей перейти на нашу сторону! Для отвода глаз мне пришлось сказал ему, будто не узнал тебя и хочу разоблачить, но, как ты понимаешь, я сделал это только, чтобы иметь площадку для публичных выступлений.
  - А почему со мной не согласовал акцию? - недоверчиво спрашивал Лжедмитрий.
  - Потому что у нас в войске полно шпионов. Даже в твоем царском дворце Шуйский имеет уши. Я решил действовать на свой страх и риск! И сделал очень много полезного для вашего величества. Беседуя с московскими боярами, я громко поносил и изобличал вас, ваше величество, а когда оставался с ними наедине, убеждал перейти на нашу сторону. Не буду скромничать, я достиг в этом деле кое-каких успехов. Скоро в наш лагерь прибудет еще несколько известнейших знатных бояр, которые признают вас истинным царем!
  - Хвалю за службу и жалую тебя вотчиной!
  Действительно вскоре в войско самозванца прибывали московские бояре, однако они вели себя точно также, бегая от царя к царю.
  Отметим исторический факт, что как раз в это смутное время люди делали крупнейшие состояния, которые невозможно было приобрести при обычном раскладе вещей.
  Среди тех, кто являлся в стан самозванца, оказывались интереснейшие персоны.
  Так правительство возглавил опытный боярин Михаил Салтыков, который командовал полками еще при Иване Грозном и был одним из руководителей государства при Борисе Годунове.
  Патриархом выбрали Филарета Романова. Он, как мы помним, был одним из претендентов на престол в 1598 году. Затем насильно пострижен в монахи. При Лжедмитрии Первом его выпустили из монастыря и провозгласили митрополитом в Ростове. В начале правления Шуйского он на короткое время стал патриархом, но был смещен с должности. После такого унижения он люто возненавидел власть и тайно мечтал поквитаться с ней. Когда в Ростове началось восстание в пользу Лжедмитрия, митрополит не только не противился этому, а наоборот выступил в первых рядах бунтовщиков. Самозванец оценил его заслуги и пригласил к себе.
  Еще одной интересной фигурой, которая появилась в Тушино, стала мама царевича Дмитрия, небезызвестная Мария Нагая.
  Она, как и Филарет Романов, была очень недовольна Шуйским. Когда правил Лжедмитрий Первый, на ее содержание из казны выделялись крупные суммы, ей воздавали почести, приглашали на всевозможные балы и вечеринки, дарили подарки и высказывали всяческие знаки уважения. Она была в центре внимания и каталась, как сыр в масле.
  После прихода к власти Шуйского ситуация изменилась. Царь злился на нее из-за неудачной встречи гроба с царевичем Дмитрием. Бояре перестали оказывать подобающие знаки почтения. Средства из казны на содержание перестали поступать, и ей приходилось всячески выкручиваться, продавая на рынке драгоценности и разные безделушки, которые остались от "жирных" времен.
  Несколько раз мама пыталась прорваться на прием к царю, но от нее отмахивались, как от назойливой мухи. Когда средства стали подходить к концу, Нагая решилась на отчаянный поступок. Через верного слугу она послала весть новому самозванцу, что готова признать его своим сыном за определенную плату. Стороны ударили по рукам.
  Однажды в Тушино пронесся слух, что царя ищет его мама. Нагая действительно с раннего утра ходила по лагерю от избы к избе, расспрашивая о сыне.
  - Подскажите, люди добрые, неужели правда, что мой сыночек нашелся? - звонко кричала она, стараясь привлечь к себе как можно больше внимания. - Я не могу поверить! Покажите мне его! Иначе чувствую, мое материнское сердце не выдержит!
  Тушинцы провели старушку к избе, которая служила царским дворцом для Лжедмитрия Второго.
  - Сыночек, ты тут? - Нагая постучалась в дверь.
  - Кто там? - послышался сонный голос.
  - Я!
  - Кто я?
  - Мама!
  Дверь широко распахнулась и появился самозванец. "Мать" и "сын" заключили друг друга в объятья.
  - Мой любимый сын нашелся! - радостно кричала Нагая.
  - Да! Я нашелся, мамочка!
  - Это он! Без всякого сомнения он! - повернулась Нагая к публике, которая плотным кольцом окружила место действия. - Я узнала его!
  По сценарию спектакль на этом месте должен был прерваться бурными аплодисментами. Дальше "матери" и "сыну" следовало просто стоять, обнявшись, и наблюдать, как люди кричат, смеются, плачут и подбрасывают вверх шапки.
   Однако все пошло не по плану. Поляки остались равнодушными, а русские люди, искушенные в последние годы такого рода зрелищами, ожидали продолжения.
  - Неужели это ты, мамочка? - снова закричал самозванец. - Я глазам своим не верю! Моя любимая мама нашлась!
  - Сынок нашелся! - подхватила Нагая. - Это он! Не осталось никаких сомнений! Это мой сын!
  - Мамочка!
  - Сыночек!
  Они снова обнялись и замерли, ожидая реакции зрителей, но те продолжали упорно молчать.
  Тогда Нагая, которая соскучилась по вниманию к своей особе, решилась на импровизацию.
  - Я уже думала, что тебя убили! А ты вот где оказывается! Куда ты пропал? Столько лет ни слуху ни духу! Почему не давал о себе знать? - накинулась она с градом вопросов.
  - Я был занят, мама! - пожал плечами самозванец, не зная, что сказать.
  - Прислал бы хоть весточку бедной старушке! Мне многое не надо! Черканул пару строк, что жив и здоров. Все. Трудно тебе было?
  - Я же говорю, что был занят!
   - Как тебе не стыдно? Я вся извелась! У меня сердце больное, а ты так надо мной издеваешься!
  - Давай, мамаша! Жги! - одобрительно закричали из толпы.
  - Врежь ему, как следует! - посоветовал чей-то грубый голос с польским акцентом.
  - Хватит надо мной издеваться! - взвизгнула Нагая. - Про мать совсем забыл, бессовестный!
  - Что вы кричите, мама?
  - Помяни мое слово, неблагодарный сын, что ты меня в гроб загонишь! - вдохновленная зрителями, орала Нагая. - Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я коньки откинула? Ласты склеила? Стоит тут, лыбится. Ни стыда, ни совести! Я тебе без всяких шуток говорю! Прекрати измываться над старухой!
  Самозванец только хлопал глазами.
  - Браво, мамаша! - гоготали зрители.
  - То тебя убили, то не убили! У кого еще такие сыновья? Я тебя спрашиваю, бесстыжая рожа! Какая мать все это может выдержать? У всех дети, как дети! Рождаются, живут и умирают в положенный Господом срок. А у тебя все никак у людей! То умер, то опять живой. Ничего понять невозможно!
  - Пойдемте лучше, мама, домой. Я вас чаем угощу! - самозванец твердо взял Нагую под локоть и потащил к двери.
  На пороге она поклонилась зрителям, как покидающий сцену артист.
  - Простите, люди добрые, если я вас чем-то шокировала, но с ним по-другому нельзя!
  - Мы тебя понимаем, мама! - кричали в ответ.
  - Ты с ним построже!
  - А то он у нас совсем от рук отбился!
  Еще одна особа, вокруг которой завертелась интрига, была бывшая супруга Лжедмитрия Первого, Марина Мнишек.
  После переворота 1606 года она была арестована и отправлена вместе с отцом под домашний арест в Ярославль. Можно представить себе состояние бедной женщины. С детства она, как многие девчонки, мечтала о принце на белом коне. И вот в тот самый момент, когда мечта сбылась, и она (простая девушка) стала императрицей, все полетело в тартарары. Муж лежал убитый и оплеванный, а она из первых леди государства мгновенно превратилась в нищую арестантку без всяких перспектив.
  Василий Шуйский, заключив мирный договор с поляками, обязался освободить всех пленных иностранцев, арестованных после переворота 1606 года. Под амнистию попала и семья Мнишек. Военный конвой должен был доставить их до границы с Речи Посполитой. Однако старый интриган Юрий Мнишек не хотел просто так покидать Россию и завел тайную переписку с Рожинским. Он предлагал в обмен на солидное вознаграждение признать Лжедмитрия Второго настоящим мужем его дочери. Сама Марина ничего не подозревала о переговорах, которые вел за ее спиной отец.
  Только когда они почти достигли границы, Мнишек уединился с дочерью для серьезного разговора.
  - Я буду говорить откровенно. Ты уже не молода, Марина, и, мягко выражаясь, не очень красива. А после того жуткого скандала, который приключился с твоим покойным мужем, не думаю, что найдется много желающих польститься на тебя. Тем более, мы полностью разорены!
  - Зачем ты мне все это говоришь, папа? Мне и так плохо, а ты еще сыпешь соль на рану!
  - Хочу до тебя донести, что того из положения, в которое мы с тобой угодили, может быть только один выход. Не буду ходить вокруг да около. Мы должны признать того самозванца, который сейчас правит в Тушино, твоим настоящим мужем.
  - Чего?
  - Ты не кривись! Послушай лучше, сколько выгоды. Сейчас твой покойный муж считается самозванцем, а ты, стало быть, вдова самозванца. Если же ты признаешь Лжедмитрия Второго мужем, то сразу автоматически станешь царицей. При этом, делать тебе ничего надо! Просто встретишься с ним на людях. Чмокнешь в носик. Все.
  - Не верю я, папа, что ты просто так хлопочешь. Наверняка себе чего-то выторговал?
  - Причем тут это?! Я думаю о тебе. Представляешь, что с тобой может случиться дома? Люди же в тебя пальцем тыкать будут. Пройдешься по улице, а за спиной сразу начнется шушуканье, что, мол, смотрите, самозванка пошла. Сможешь ты все это выдержать?
  - И за сколько ты меня продал?
  - Почему сразу продал? Я просто хочу устроить твою судьбу. Потом никто не заставляет тебя с ним спать.
  - Как жена может не спать с мужем?
  - Ты плохо думаешь о своем отце. К твоему сведению, я обо всем позаботился. Мы с Рожинским включили в договор пункт, согласно которому ты отдашься самозванцу только в том случае, если он займет трон в Кремле. Так что пока он сидит в Тушино, можешь быть спокойна за свою честь, а там мы чего-нибудь придумаем. Видишь, как все прекрасно устроилось?!
   - Хорошо. Я согласна!
  Юрий Мнишек удивленно посмотрел на дочь, которая так быстро сдалась. Еще большее удивление его ждало впереди.
  Марина Мнишек, появившись в лагере самозванца, сыграла свою роль, как по нотам. Ее даже не смутили пьяные крики поляков.
  - Какой он тебе муж, Маринка?! - орал подвыпивший польский ротмистр. - Я твоего мужа видел на свадьбе! Протри глаза, дура!
  - Ох, какой смелый рыцарь! Не боится оскорблять слабую женщину! - подбоченилась Мнишек.
  - Извините! - смутился поляк.
  - Я своего мужа, Дмитрия Ивановича, знаю, как собственные пять пальцев! Неужели вы думаете, что прежде, чем выйти к вам, я все не проверила? Да я все его родинки до единой пересчитала! Это он! Нет никаких сомнений! А что он со времени свадьбы сильно изменился лицом, так поглядела бы я на вас, если бы вы пережили хоть сотую долю того, что ему довелось! Вместо того, чтобы пожалеть его, вы все ржете, как ненормальные!
  Пристыженная публика была вынуждена замолчать.
  Марина, которые последние два года провела взаперти, так истосковалась по воле, что будто с цепи сорвалась. Она сразу нарушала договор, подписанный ее отцом, и добровольно поселилась в спальне самозванца, став его настоящей женой.
  Мнишека, который пытался воспрепятствовать их первой брачной ночи, просто вышвырнули вон, а чтобы он больше не лез к молодоженам отослали с дипломатической миссией в Польшу.
  Так самозванец получил по наследству от своего предшественника мать и жену. Однако не сказать, чтобы это его сильно обрадовало. Как только женщины поселились в царской избе, они, не теряя времени, сразу принялись пилить его, беспрерывно требуя денег и драгоценностей.
  Между тем, и без этой обузы его положение было катастрофическим.
  Если в Орле он предстал ярким человеком и раскрыл в себе множество талантов сказочника, поэта и артиста в одном лице, то в Тушино его знаменитые выступления сошли на нет. Боясь рассердить Рожинского, которого он смертельно боялся, самозванец старался вести себя тише воды, ниже травы. Лишь сильно надравшись, он появлялся среди людей, однако охрана не давала ему разгуляться и, не особенно церемонясь, силой волокла домой.
  Поляки сначала ограничили царя в тратах, а потом вовсе запретили пользоваться государственной казной, выделив смехотворный бюджет на содержание. Доходило до того, что ему приходилось выпрашивать у собственных слуг на бутылку.
  Когда это увидели воочию "мама" и "жена", они перестали давать ему прохода, беспрерывно ругая самыми последними словами.
  - Ты не мужик! - кричала Мнишек. - Ты - тряпка. Мелкий человечек!
  - Полегче! - огрызался самозванец.
  - Тебе все презирают! Даже собственные солдаты.
  - Что ж ты тогда за меня замуж вышла?
  - Это самая трагическая ошибка моей жизни!
  - Сама ты ошибка!
  - Ах, как?! Хорошо! Сам напросился. Я тебе буду изменять! В открытую! Не успокоюсь, пока не пересплю со всем мужиками нашей армии!
  - И я тебе буду изменять! - вступала в разговор "мама". - У всех дети, как дети, а ты - непутевый оболтус. Совсем о матери не заботишься. Целый месяц я жду, когда ты мне чего-нибудь подаришь (например, золотой перстень с бриллиантом), а ты не чешешься!
  Бедняга, как ошпаренный, выбегал из избы, а вслед ему неслись оскорбления и проклятия.
  Чтобы спастись от своих женщин, Лжедмитрий вынужденно отправлялся гулять по лагерю, где поляки, следуя примеру своего командира, относились к нему с нескрываемым презрением, запросто могли столкнуть с дороги или отвесить увесистого пенделя.
  Частенько происходили сцены, наподобие такой.
  - Ты чего здесь ходишь? - преграждал ему дорогу подвыпивший польский гусар. - У тебя дома мало места?
  - Извините. Захотелось подышать свежим воздухом! - оправдывался Лжедмитрий. - Я пойду? Можно?
  - Стоять. Деньги есть? - не сходил с дороги гусар.
  - Откуда?
  - Врешь. Ну-ка попрыгай!
  - Зачем?
  - Проверить хочу, будешь ли звенеть!
  - Смотри! Кажись москвичи в атаку пошли! - самозванец показывал куда-то вдаль. Гусар отворачивался на секунду, за которую царь успевал исчезнуть, как будто его не было.
  Конечно, Лжедмитрия сильно напрягало такая жизнь. Множество раз он мечтал убить Рожинского и разогнать его войско. Однако решиться на такой поступок не хватало духа, и он уповал лишь на то, чтобы главнокомандующего зарубили в какой-нибудь стычке, которые периодически случались под стенами Москвы.
  Однажды самозванец все-таки не выдержал и пригласил к себе на переговоры старого знакомого, пана Меховецкого. Давно отстранённый от дел, тот тоже ненавидел Рожинского и мечтал отомстить.
  - Что я тебе могу сказать, друг мой ситный?! - склонившись над бутылкой самогона вздыхал нетрезвый Меховецкий. - Я нашего главнокомандующего не уважаю! Он для меня ноль без палочки. Я вообще не понимаю, чего ты его боишься? Надавал бы ему зуботычин и вышвырнул вон!
  - Я бы его вышвырнул, но боюсь, что он меня убьет!
  - Ты - царь! Тебе и карты в руки!
  - В смысле?
  - Твое право казнить или миловать!
  - И че?
  - Увольняй его к чертовой матери, а меня обратно ставь на его место!
  - Ты так легко об этом говоришь! - тяжко вздохнул самозванец. - Он меня и так бьет, а если я попытаюсь его уволить, сразу отсечёт голову!
  - Тут надо с выдумкой подойти. Пригласим его на совещание. Ты станешь за дверью. И когда он войдёт, руби его со всей силы секирой по башке!
  - Боюсь, что у меня не получится. Давай лучше ты!
  - Чего ты ссышь?! Я бы его легко убил. Только одно дело, если убью его я, а другое - ты. Тебе тогда сразу будет уважуха!
  - Оно, пожалуй, верно. Поляки подумают, что если уж я самого Рожинского загасил, то со мной шутки плохи. Я стану, наконец, тем, кем являюсь по должности. Настоящим царем!
  - Давай выпьем за успех нашей операции! - пьяно обнял его Меховецкий. - Я тебе, старина, скажу, как на духу, что этот Рожинский - мелкий человек! Его убить - раз плюнуть. Вообще никаких проблем! Понимаешь?
  - Согласен! Спасибо, друг! Открыл мне глаза. Завтра же...
  - Вы о чем тут болтаете, свинтусы? - в этот момент комнате появился сам главнокомандующий, которому охрана самозванца донесла о подозрительном разговоре.
  - Пан Рожинский! Какая радость! - угодливо вскочил со стула Меховецкий. - Садитесь, пожалуйста! Кстати, мне пора! Засиделся!
   - Куда поскакал? - преградил ему путь Рожинский. - Ты че тут воду мутишь? Я тебя мало бил?
  - Клянусь вам, что вы не так поняли. Я вообще молчал и никакую воду не мутил!
  - Я тебе говорил, чтоб ты к царю не бегал?!
  - Я зашел сюда чисто случайно! Больше никогда такого не повторится!
  - Предупреждал, что зарублю, если еще раз здесь увижу?!
  - Не помню такого! Одумайтесь, пан. Поверьте, что вышло чистое недоразумение! В моей груди бьется сердце, которое любит вас! Хотите, встану на колени?
  Однако Рожинский, ни слова больше не говоря, выхватил меч и отправил беднягу на тот свет.
  - Теперь, что касается тебя, придурок! - повернулся командующий к моментально ставшему бледным самозванцу. - Прощаю в последний раз! И только потому, что с дурака спрос маленький. Но учти. Ещё один такой фокус, и моё терпение лопнет!
  - Простите! - выдавил из себя Лжедмитрий, трясясь, как осиновый лист.
  - Теперь ложись задницей кверху. Я тебе всыплю маленько!
  - Я всегда пожалуйста! Почему не лечь, если это доставит вам удовольствие! - самозванец с готовностью задрал платье.
  - Ох, хорошо! - кричал он на экзекуции. - Так меня! Сильней, пан Рожинский! Ещё сильней! Чтоб до меня дошло!
  Если в Тушино все было далеко от идиллии, то в Москве ситуация обстояла еще хуже. Город жил в блокаде. День ото дня в нем таяли запасы и один за другим исчезали с прилавков магазинов продукты питания и товары первой необходимости. Народ был крайне недоволен Шуйским и периодически собирался на митинги с требованием отставки царя.
  25 февраля 1609 года сторонники самозванца предприняли попытку государственного переворота. Московский дворянин князь Роман Гагарин с вооруженными сообщниками неожиданно ворвался прямо на заседание Боярской думы и потребовал под страхом смертной казни немедленно низложить царя. Опасаясь насилия, бояре безропотно согласились.
  Затем все вместе (заговорщики и бояре) вышли на Красную площадь, где уже собирался народ.
  - Шуйского избрали без согласия земли! Он - не настоящий царь! Пошел он к чертовой матери! - кричала толпа.
  - Царь убил уже несколько тысяч дворян, их жен и детей! Сколько нам еще терпеть!
  Шуйский наблюдал за всем этим из окна спальни, где вместе с молодой женой пытался заделать наследника. Пока один за другим перед толпой выступали ораторы, он успел послать гонца на фронт за подмогой (царские войска стояли недалеко на Ходынке). Вскоре на Красную площадь стали прибывать верные царю элитные части дворян и стрельцов. Момент был упущен. Бояре, пользуясь общей неразберихой, затерялись в толпе и скрылись в неизвестном направлении.
  Главари заговора, увидев, что дело проиграно, бежали из Москвы.
  Последствием неудавшегося путча, стало еще большее усиление террора. Подозревая всех в измене, не доверяя уже почти никому, Шуйский каждый день санкционировал новые казни. Людей топили и вешали без счета, но количество недовольных только росло.
  От окончательного краха режим спасало только то, что и тушинский лагерь не пользовался в народе популярностью. Рожинский и его ребята распоряжались в своих владениях, как в завоеванной стране. Их ничего не интересовало, кроме звонкой монеты. Везде, где только появлялись польские части самозванца, начинался беспредел, насилие и грабеж. Причем, им было без разницы кого из царей поддерживает город, обреченный на разграбление. Почти каждый день к Лжедмитрию приходили жалобщики.
  - Как же это так, батюшка?! Мы тебя любим и всей душой тебя поддерживаем, а твои солдаты обобрали нас до нитки!
  - Извините. Я разберусь! - смущенно вздыхал самозванец.
  Люди уходили обнадеженными, однако ничего не менялось. Простой народ тяжко вздыхал, посылая чуму на оба царских дома (Шуйского и Лжедмитрия).
  Но все это были пока еще цветочки, а ягодки предстояли впереди.
  
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ИНТЕРВЕНЦИЯ
  
  После провалившегося путча в феврале 1609 года царь Василий серьезно задумался. Если раньше он надеялся, что рано или поздно смута сама собой рассосется, а полчища самозванца как-нибудь самоликвидируются, то теперь, когда он буквально на шаг разминулся со смертью, до него дошло, что счет его жизни пошел на дни или даже часы.
  Он вызвал к себе своего племянника молодого, но уже очень известного полководца Михаила Скопина-Шуйского, и дал ему распоряжение немедленно ехать в Новгород, чтобы заключить союзный договор со Швецией.
  - Сами мы их никогда не одолеем, Миша. Нам нужен мощный союзник. У шведского короля Карла прекрасная армия. Она нам поможет спасти Россию!
  - Шведы согласятся?
  - Да. Предварительная договоренность есть. Мы им отдадим кое-какие наши области. Нам они все равно не особенно нужны. Плюс заплатим деньги. Большие деньги!
  - Из казны взять?
  - Что ты?! В казне ничего нет! - опустил глаза Шуйский, который, несмотря на тяжелую военную обстановку, продолжал по ночам закапывать клады в только ему известных местах. - Ты - человек военный. Прояви смекалку. У нас в провинции еще очень много богатых людей. Поговори с ними. Объясни, что отечество в опасности. А если они будут противиться помогать Родине в такой тяжелый час, ты с ними особенно не церемонься. Забирай все, что найдешь, под чистую!
  28 февраля 1609 года Скопин-Шуйский подписал союзный договор со Швецией. По нему шведы обязались поставить войско, а взамен получили Карельский уезд с крепостью Корела. Иван Грозный в этот момент, видимо, перевернулся в гробу. А царь Василий наоборот был счастлив, как никогда в жизни. Он твердо верил, что хорошо обученная и закаленная в боях шведская армия, легко разгромит анархические отряды самозванца.
  Однако он ошибся и на этот раз. Шведский король не захотел подставлять под пули своих людей, а вместо этого набрал по всей Европе всевозможных бродяг, бандитов и джентльменов удачи, которые под шведским флагом перешли границу России. С формальной точки зрения договор был исполнен, однако фактически царь получил совсем не то войско, на которое рассчитывал.
  10 мая 1609 года Скопин выступил из Новгорода во-главе почти двадцатитысячной армии, из которой около пятнадцати тысяч составляли наемники, а остальные русские. В первом бою под Тверью он разгромил выступивший ему навстречу отряд тушинцев.
  После победы наемники сразу потребовали выплатить положенное по контрактам вознаграждение. Однако Скопин только вывернул пустые карманы (несмотря на уверения царя, он так и не нашел в России хоть какое-то количество богатых людей, которые могли оплатить содержание войска).
   Наемный сброд пришел в ярость. Только дипломатический талант Скопина и его решимость, а также наличие в войске оставшихся верными присяге русских солдат, удержали наемников от того, чтобы расправиться со своим полководцем. Скопин выслушал о себе много нелицеприятных слов почти на всех европейских языках, после чего джентльмены удачи развернуться обратно к границе. Из пятнадцати тысяч ландскнехтов осталось не больше одной.
  Тем временем, в июле 1609 года границы России перешла многотысячная армия Крымской орды. Татары и раньше периодически совершали набеги на русские земли, однако, ограбив приграничные территории, быстро убегали к себе на полуостров. Теперь они не спеша продвигались к Москве, как завоеватели, сжигали на пути небольшие города и села, и брали в плен будущих рабов. Их отряды беспрепятственно прошлись по стране и принялись разорять окрестности Тарусы, Серпухова, Коломны и Боровска.
  В Москве народ вновь собрался на протестный митинг, требуя от царя немедленно принять меры против татарского набега. Шуйский, который не имел достаточных военных сил и ничем не мог помочь разоряемым областям, не нашел ничего лучшего, как объявить, что татары пришли на Русь по его приглашению.
  - Слушайте меня, люди! - кричал царь из окна своей резиденции. - Вы собрались здесь, чтобы поучать меня, как следует поступить с Крымской ордой! А мне просто смешно, когда всякие бестолковые люди, которые ничего не смыслят в геополитике, берутся учить царя! Я сам пригласил уважаемого хана Джанибека, чтобы помочь уничтожить проклятого самозванца. Не бросайтесь в меня яблоками, придурки! Вы все сами такие, как меня обзываете!
  После этого выступления народ еще больше возненавидел царя.
  Уже две армии (шведская и татарская) достаточно уверенно себя чувствовали на просторах России, но бог, как говорится, любит троицу.
  Король Речи Посполитой Сигизмунд Третий после долгих лет раздумий решился на полномасштабную интервенцию.
  Как мы помним, в 1604 году он исподтишка поддерживал военный поход Лжедмитрия Первого. Однако на официальном уровне король всегда заявлял, что не имеет к этому никакого отношения, а помощь самозванцу оказывают польские и литовские магнаты, которые поступают против монаршей воли и будут примерно наказаны.
  При появлении Лжедмитрия Второго польский король вовсе публично дистанцировался от него.
  Все это время в Речи Посполитой шла подковерная борьба между разными партиями и течениями. Магнаты, которые выступали за мир с Россией, длительное время брали верх, и удерживали страну от военной авантюры.
  Однако после подписания русско-шведского союза польский король открыто перешел в лагерь сторонников военной интервенции. Дело в том, что отец Сигизмунда, Юхан Третий, был шведским королем. После его смерти трон по наследству перешел к сыну, однако Сигизмунд недолго продержался на шведском престоле. Являясь по вероисповеданию католиком, он начал притеснять права протестантов, которыми являлись подавляющее большинство жителей Швеции. Результатом этого стала всеобщая ненависть населения к своему монарху. Его дядя Карл, опираясь на армию, совершил государственный переворот и отстранил племянника от власти.
  Таким образом, царь Василий, подписывая союзнический договор с Карлом, сам того не подозревая, грубо оскорбил Сигизмунда.
  - Шуйский заключил договор с узурпатором моего шведского трона! - орал Сигизмунд. - Фактически он выступил на стороне путчистов, а, значит, сам является путчистом!
  Однако гнев гневом, а главный побуждающий мотив для нападения на соседнее государства был, как всегда, меркантильный. Король был прекрасно информирован о ситуации у соседей и понимал, что Москва была как никогда слаба и вряд ли могла оказать серьезное сопротивление. Сигизмунд решил воспользоваться случаем и отторгнуть от ослабевшей России спорные приграничные земли (прежде всего, Смоленск и Чернигов), а при удачном стечении обстоятельств хапнуть всю страну целиком.
  Надо отметить, что внутри России имелась многочисленная пятая колонна (прежде всего, среди элиты страны - московских бояр). Бояре, очень боясь лишиться своих дворцов и вотчин, спали и видели, когда в стране появятся польские войска, которые железной рукой наведут порядок и усмирят русскую смуту. Аристократы по собственной инициативе наладили переписку с польским королем, в которой просили его вмешаться в ситуацию, обещая со своей стороны полную поддержку.
  Например, первейший из князей глава Боярской думы Федор Мстиславский не скрывал своих чувств в письме к королю:
  "Ваше величество, король Сигизмунд!
  Вновь вынужден браться за перо, чтобы еще раз просить Вас прийти в мое Отечество, которое находится в огромной опасности и стоит на грани полного исчезновения!
  Чернь, которая при стабильном государстве, находилась в самом забитом и ничтожном состоянии и боялась даже косо посмотреть в сторону боярства, теперь совершенно обнаглела. По Москве толпами бродит вооруженный сброд, который в открытую грозит нам (лучшим людям государства) расправой. Были уже случаи, когда в Боярскую думу, врывались негодяи, а один из низ даже осмелился ударить меня ногой в задницу!
  Мы, бояре, привыкли к тому, что порядок в государстве гарантирует царь.
  Но у Шуйского в последнее время совсем кукушка поехала, он зачем-то пригласил в страну шведов и татар и не может заделать наследника своей жене.
  Вся Москва открыто поносит его последними словами.
  Самозванца тоже никто не уважает. Даже те поляки, которые служат ему, открыто издеваются над собственным царьком.
  Русского государства фактически нет.
  Мы, голубая кровь России, видим только один выход: возьмите нас к себе! Если же, по каким-либо неизвестным нам причинам не хотите этого делать, то пришлите править нами вашего драгоценного сыночка, любимого нами королевича Владислава.
  Я убежден, что он будет таким же прекрасным правителем для Руси, каким вы являетесь для Речи Посполитой.
  Засим прощаюсь, вечно ваш, князь Мстиславский
  P.S. Умоляю действовать быстрее, ибо проклятая русская чернь со дня на день может завладеть властью, что пагубным примером скажется на всей истории человечества".
  Тушинские бояре не отставали от московских. Михаил Салтыков и Филарет Романов, оставив надежду на победу самозванца, активнейшим образом зондировали почву о польской интервенции.
  Сигизмунд не без основания считал, что его войскам стоит только перейти границу, как русские немедленно склонят перед ним голову. Оставалось лишь небольшое препятствие. Далеко не все население Речи Посполитой одобряло войну с соседом, а сейм, который обладал в стране реальной властью, мог заблокировать агрессивные планы короля.
  Тогда, чтобы привлечь на свою сторону как можно большее число шляхтичей, Сигизмунд издал большим тиражом книгу Павла Пальчевского, в которой автор вдохновлял читателей на войну с Россией и обосновывал ее правильность с научной точки зрения.
  Он указывал, что православные - не настоящие христиане, а война станет для католического рыцарства крестовым походом, который не только принесет огромные богатства, но и даст искупление от всех грехов. С другой стороны, он писал, что никакой серьезной войны не будет, потому что русские, увидев перед собой просвещенное польское рыцарство, примут его с распростертыми объятьями, как своих спасителей. По мнению автора, польская шляхта должна была освоить русские земли также легко, как испанские конкистадоры колонизировали Новый Свет.
  Множество польских и литовских дворян вдохновилось идеями Пальчевского, и на военных пунктах сбора выстроились очереди из рыцарства, мечтающего о походе на Восток.
  Король Сигизмунд в свою очередь издал собственного сочинения универсал, в котором подчеркивал, что направляет войска в Россию исключительно потому, что сжалился над гибнущим русским государством и хочет восстановить там мир, законность и порядок.
   Общественное мнение Речи Посполитой окончательно склонилось в пользу войны.
  В сентябре 1609 года войска Сигизмунда подошли к Смоленску.
  Польские и литовские шляхтичи, начитавшись сочинений Пальчевского, были уверены, что город добровольно откроет перед ними ворота и встретит хлебом и солью.
  - Мы пришли, Смоленск! - радостно кричали они, подъезжая к крепостным стенам. - Выходите целоваться!
  В ответ прозвучал дружный залп из мушкетов.
  - Вы что обалдели? - изумилась королевская армия. - Вы зачем по нам стреляете? Совсем что ли с ума сошли? Немедленно откройте ворота! Не дурите!
  - Мы лучше сложим свои головы, чем отдадим вам город! - ответили со стен.
  12 октября 1609 года королевская армия пошла на штурм, однако встретила яростный отпор и была вынуждена отступить.
  Началась длительная осада.
  Смоленск являлся ключевым пунктом русской обороны на западных границах. При Борисе Годунове город обнесли новым кольцом мощных каменных укреплений. Гарнизон крепости насчитывал около двух с половиной тысяч дворян и стрельцов, к которым присоединились еще несколько тысяч горожан. В отличии от московских бояр эти люди видели в осаждающей их армии непримиримого врага и были готовы к любым самопожертвованиям, чтобы защитить Родину.
  Не ожидавший такого поворота событий Сигизмунд отправил послов в Тушино (Москва по-прежнему была блокирована), для переговоров с боярами, которые могли своим авторитетом повлиять на смоленский гарнизон и склонить его к сдаче.
  Самозванец, узнав о прибытии в его лагерь королевских послов, впервые за долгое время пришел в радостное возбуждение.
  - Наконец-то! - кричал он. - Представляешь, Маринка! Сам Сигизмунд прислал ко мне послов! Это уже совершенно другой уровень! Подумай только, со мной стали разговаривать на равных лучшие монархи Европы. С сегодняшнего дня мой статус резко повысился, я взлетел сразу на несколько ступенек вверх и встал в один ряд с сильными мира сего. А ты еще говорила, что твой муж неудачник. Кстати, не видела, где мой парадный камзол?
  - Под кроватью валяется. Только перестань в носу ковыряться! А то опозоришь нас на всю Европу!
  - Долго же я ждал этого события! Очень долго, но не напрасно! Подумай только, меня признал один из самых могущественных королей. Процесс пошел. Помяни мое слово, скоро здесь будут английские и французские послы. А потом и мы к ним в гости наведаемся! Примут по высшему разряду! Не сомневайся!
  - Ты только не суетись! - Мнишек достала косметичку и начала прихорашиваться. - Говори с послами солидно, как подобает императору. Так мол и так...Мы готовы рассмотреть ваши предложения, но нам нужны деньги!
  - Очень нужны деньги! - подтвердила "мама", которая все слышала из соседней комнаты. - Скажи у меня мамаша старая. Может, пожалеют тебя, дурака!
  - Сигизмунд завяз под Смоленском, так что я ему нужен позарез! - нацепил на себя парадное платье Лжедмитрий. - Так что закончились наши мытарства, душа моя. Заживем на славу!
  - Дай бог! - перекрестилась Мнишек.
  - И о матери не забудь, а то я всем расскажу, что ты ненастоящий! - добавила из соседней комнаты Нагая.
  Вскоре, однако, в царской избе появился гетман Рожнятовский, который грубо разрушил их иллюзии.
  - Ты куда намылился, придурок? - накинулся он на самозванца. - Там серьезные люди будут говорить о серьезных вещах. Ты нам точно не нужен.
  - Как же так? - чуть не заплакал самозванец.
  - Сиди дома и не высовывайся! Это и к тебе, Маринка, относится. И к вам, мамаша!
  Лжедмитрий и вся его семья уныло наблюдали из окошка своей избы, как королевских послов встречали тушинские ротмистры и бояре, а потом уводили их для секретных переговоров.
  Тушинскую элиту не пришлось долго уламывать. В тот же день было составлено письмо смоленскому гарнизону с предложением ему сдаться. Впрочем, Смоленск никогда не признавал самозванца, и на письмо тушинских бояр там не обратили ровно никакого внимания.
  Кроме того, послы предложили полевым командирам перейти на службу к Сигизмунду. Русские смутились, а поляки и литовцы выразили принципиальное согласие. Однако при детальном обсуждении выяснилось непреодолимое препятствие к этому. Дело в том, что Лжедмитрий задолжал своим солдатам огромные деньги (речь шла о нескольких миллионах золотом), а польский король не горел желанием платить по его долгам.
  - Спасибо Сигизмунду за его предложение. Мы польщены доверием, и постараемся его оправдать! - говорили польские командиры. - Передайте королю, что мы готовы незамедлительно приступить к службе, как только он, как правопреемник нашего предыдущего работодателя, оплатит его задолженность по заработной плате. Все документы у нас имеются!
  Послы только пожали плечами и отбыли ни с чем.
  Тем временем самозванец, который испытал страшное унижение, не находил себе места.
  - Какое ужасное оскорбление! - шептал он про себя, шатаясь, как ушибленный по лагерю. - Я не понимаю, за что меня так опустили! Сделали бы это хоть деликатно. Сказали бы, например, что послы больны инфекцией, и я могу от них заразиться. И все были бы довольны. Так нет! Плюнули мне в душу прямо при жене и мамочке. Как теперь жить?
  Действительно "мама" и "жена", которые и раньше пилили его целыми днями, после инцидента с послами совершенно озверели. Самозванец теперь боялся носа показать домой.
  На холме, где жила элита тушинского лагеря, Лжедмитрий тоже чувствовал себя неуютно. Каждый мог толкнуть его, подставить подножку или обматерить. Польские ротмистры, совершенно не стесняясь, прямо при Лжедмитрии обсуждали планы о его дальнейшей судьбе. Одни предлагали покалечить его, другие сразу убить, третьи выдать Сигизмунду, четвертые продать Шуйскому и т.д.
   Опасаясь за свою безопасность, царь спустился вниз на равнину, где жили простолюдины. Там среди казаков и крепостных крестьян он отвел душу:
  - Меня, царя всея Руси, не пустили поговорить с послами! Можете себе представить? - вздыхал он за бутылкой в окружении мужиков.
  - Можем, батюшка! Почему не мочь?
  - Я все понимаю, секретная дипломатия, тайна переговоров, но это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Кем они меня считают? Я все-таки царь, а не какой-нибудь шалопай. Неужели нельзя было пустить меня, чтобы хоть поздороваться с послами? Спросить о здоровье их государя! Больше мне ничего не надо. Все были бы счастливы и довольны.
  - Не уважают тебя, Дмитрий Иванович! - вздыхали казаки. - Похоже совсем за человека не считают!
  - А так не получится! - ударил кулаком по столу самозванец. - Не на того напали! Я еще их всех заткну за пояс!
  - Опять нажрался! - неодобрительно посмотрел на самозванца начальник его охраны. - Ложись уже спать, придурок, а то так до белой горячки допьешься!
  - Оставьте меня в покое, господин надсмотрщик! - орал самозванец. - У меня горе! Мне больно и страшно от того, что твой хозяин, пан Рожинский, считает меня круглым нулем. Он даже на переговоры с послами меня не пустил. Всех пустили! Самые ничтожные из армейских командиров были там! И только меня выставили за дверь! Каково мне все это пережить?
  - Обижают тебя, кормилиц! - поддержали мужички.
  - Я страшно оскорблен!
  - Страшно ты будешь оскорблен тогда, когда я расскажу пану Рожинскому о том, что ты тут болтаешь! - возразил начальник охраны.
  - Отстань от меня! Я никого не боюсь. Я, как мой отец, Иван Грозный, всегда помню, кто и как меня оскорбил! Так и передай своему Рожинскому! Понял?!
  - Пока ты пьяный - смелый, а завтра опять будешь на коленях умолять, чтобы я тебя отмазал!
  - Не буду! Это вы все скоро на коленях передо мной будете стоять!
  - Ну, смотри! - улыбнулся начальник телохранителей.
   Однажды Лжедмитрий, как обычно, напился и остался ночевать в гостях у какого-то казака. Однако утром охрана его не обнаружила. Это было очень странно и совсем на него непохоже. Обычно самозванец боялся сделать без телохранителей шага и даже, когда они напивались и дрыхли без задних ног, он терпеливо ждал их пробуждения, и сам подносил опохмелку.
  - Куда этот придурок запропастился? - негодовали телохранители. - Ищи его теперь сыщи! Как найдем, точно отлупим!
   Они обошли весь лагерь, но Лжедмитрий, как в воду канул. Пришлось докладывать начальству.
  В Тушино поднялась суматоха. Пока Лжедмитрий был на месте, он вызывал одно только раздражение. Его всячески шпыняли, гоняли и считали за пустое место. Однако после исчезновения, оказалось, что он выполнял очень важную функцию. Самозванец самим фактом своего существования консолидировал разных по интересам и убеждениям людей, служил их знаменем и придавал смысл всему движению. После его загадочного исчезновения солдатам стало совершенно непонятно во имя чего они воюют.
  Бояре, ротмистры и польские гусары, осознав, кого они потеряли, обшарили каждую избу, перевернули верх дном казармы и склады, лазали даже в канавы, помойные ямы и в очко туалетов, но нашли в них только нескольких замерзших пьяниц, среди которых царя не оказалось.
   Полевые командиры пришли в ярость. Они большой толпой ввалились в избу к Рожнятовскому и обвинили его в убийстве царя.
  - Слышь ты, падла! - орали они на изумленного гетмана. - Мы знаем, что это твоих рук дело! Говори, куда ты нашего царя дел?
  - Вы что очумели, господа? - поразился Рожнятовский. - Как вы смеете кричать на главнокомандующего армией?! А ну-ка, встать по стойке смирно!!! Кругом марш!!!
  - Да пошел ты, на хер! - дружно ответили командиры. - Где царь, козел? Отвечай немедленно, иначе мы тебя прямо сейчас замочим!
  - Да не трогал я вашего царя. Знать не знаю, где он. Богом клянусь!!!- перекрестился гетман.
  - Ну, если обманул, смотри, гнида! - грозно предупредили его.
  Еще вчера авторитет главнокомандующего был непререкаем, и вдруг армия сразу вышла из-под контроля и потеряла всякое управление. Солдаты напали на обоз и разграбили его. Рожинский начал было возмущаться, но его так жестко обматерили, что он предпочел не вмешиваться.
  Дальше-больше. Отряд полевого командира Тышкевича, раздраженный неудачными поисками самозванца, открыл огонь прямо по избе Рожинского, и гетман был вынужден забраться под кровать и оттуда отстреливаться.
  Затем солдаты ворвались в царскую избу и принялись выносить из нее все, что представляло ценность. Марина Мнишек и "мама" попытались защитить свое добро, но были отброшены в сторону без всякого почтения.
  Женщины оказались на полу, где их окружили разгоряченные бойцы.
  - Где твой муж, дура!?- орали они. - Это ты довела Дмитрия Ивановича до самоубийства! Загубила мужика, сука!
  - Господа, что вы такое несете? Мы с ним жили душа в душу. Буквально пылинки с друг друга сдували. Куда вы потащили мое кресло? Поставьте его на место.
  - Заткнись, шалава! Мы че с тобой шутки пришли шутить? Отвечай, где твой муж? Куда ты его девала?
  - Откуда мне знать? Он уже почти месяц, как дома не был!
  - От хорошей жены муж не убежит!
  - Зачем вы полезли в мою шкатулку? Там ничего интересного нет! - заплакала Мнишек.
   - Ты ручонки свои убери, а то отрубим! Короче! Делай, что хочешь, но, чтобы завтра к утру твой муж был дома! Поняла?!
  - Поняла.
  - И не вздумай нас обмануть! Иначе мы тебя всем войском шпилить будем!
  - А меня? - заинтересовалась "мама".
  - Что тебя?
  - Меня будите?
  - Тебя мы просто замочим, старая перечница!
  - Хамы! - "мама" с удивительной для ее возраста ловкостью вскочила и в расстроенных чувствах выбежала из комнаты.
  Поляки, бегая по лагерю в поисках царя, не догадывались, что сами своими постоянными унижениям взрастили в его душе такую ненависть к ним, что теперь не было на Земле более лютого врага у всей польской нации.
  Через некоторое время тушинцы узнали, что Лжедмитрий живой и здоровый объявился в Калуге. Оказалось, что самозванец совершил беспрецедентный в истории поступок, бежав от собственного войска. Он подпоил охрану, затем лег на дно телеги, сверху него крестьяне положили дрова, на них сел дюжий казак и в таком виде он миновал все польские заставы на дорогах.
  Сразу после появления самозванец неожиданно для всех объявил о начале антипольского сопротивления.
  - Я, царь Всея Руси, приказываю вышвырнуть с моей земли польскую и литовскую сволочь! Мой отец их бил, и я буду их бить до полного истребления! - объявил он в первом же своем выступлении. - Хватит! Довольно! Натерпелись!
  - А как же Рожинский? - удивлялся народ. - Он же твой главный вельможа, батюшка царь?!
  - Он - негодяй, а не вельможа. Я приказываю всем патриотам нашего Отечества расправиться с этим подонком, а заодно с Салтыковым и Филаретом Романовым, которые суть есть польские подпевалы. Рубите их, казаки! Рубите, без пощады! Изгоним с нашей земли нечисть! Да будет так!!!
   - Браво! - стали раздаваться там и тут крики.
  Многие люди, тайно ненавидя интервентов, услышали, наконец, внятный призыв к их истреблению, и он нашел горячий отклик в сердцах.
  Самозванец давно не испытывал такого триумфа. Он стоял возбужденный среди десятков людей, которые с надеждой обращали к нему взоры.
  - А как их убивать надо, батюшка царь? Вешать или расстреливать? Мы потому спрашиваем, чтобы ты потом не осерчал! - интересовался народ.
  - Все равно! - разрешил самозванец. - Хотя постойте. Мне пришла в голову интересная идея. Давайте топить их в проруби. Очень экономно получится. Ни веревок, ни пуль для этого не надо, да и с трупами потом никакой возни.
  - Ты - великий ум! - кричали из толпы.
  - Спасибо. Мне только что пришел в голову стих, который хочу прочесть вам. Извините, что выдаю в нем желаемое за действительное, но, надеюсь, вы в скором времени вы воплотите мои стихотворные мечты в жизнь:
  
  Все мы жаждем перемен
  От ляхов, чтоб избавиться!
  Вот еще один спортсмен
  В проруби купается!
  
  Вижу - он уже нырнул,
  Подо льдом плывет,
  Все! Не сдюжил! Утонул!
  Радуйся народ!
  
  Ну, а коли лях в тоске
  Выплывет случайно,
  Он получит по башке
  Наш удар отчаянный!
  
  Тут Россия! Черт возьми!
  Плавайте поляки!
  Коли с русскими людьми
  Захотели драки!
  
  Отныне пребывание в России среднестатистического поляка, приехавшего подзаработать бабла на войне, чаще всего заканчивалась ужасной и ранее неведомой этому народу смертью. В жуткий мороз солдаты самозванца раздевали его донага и бросали в прорубь, откуда не было исхода.
  Тем временем тушинский лагерь, который больше полутора лет был второй столицей России, стал стремительно разваливаться. Казаки, узнав о появлении самозванца в Калуге, с развернутыми знаменами отправились к нему. Рожинский поднял по тревоге верных ему гусар, и они атаковали казаков в спину, порубав множество бывших союзников. В ответ на это в городах, подвластных Лжедмитрию, народ, поддерживаемый казаками, стал уничтожать польские гарнизоны. Например, в Серпухове восставшие полностью перебили польский отряд полевого командира пана Млоцкого.
  Рожинский все еще пытался держаться в Тушино, но русские повстанцы почти все оставили его, а поляки и литовцы, занятые грабежом, смотрели на своего главнокомандующего, как на ненужный хлам. Гетману пришлось самому испить чашу унижений, из которой он заставлял пить самозванца. Бумеранг, когда-то запущенный им, вернулся. От горя бедняга стал каждый день поддавать, и все чаще его видели бегущим за очередной бутылкой в магазин.
  В этих условиях тушинские бояре выехали для переговоров в ставку короля Сигизмунда под Смоленск.
  04 февраля 1610 года глава тушинской Боярской думы Салтыков и патриарх Филарет Романов подписали с поляками соглашение о передаче русского трона сыну Сигизмунда королевичу Владиславу.
  Так на Руси стало три официальных царя (неофициальных было значительно больше): Василий Иванович Шуйский в Москве, Дмитрий Иванович Рюрикович (Лжедмитрий Второй) в Калуге и Владислав Сигизмундович Ваза, проживающий в Речи Посполитой.
  По случаю подписания Смоленского договора был устроен пир. Тушинские бояре, которые обрели, наконец, твердую почву под ногами, так и светились от счастья, вели себя на нем шумно и произносили тост за тостом.
  В отличии от них Сигизмунд сидел мрачный, хотя не пропускал ни одного тоста и выпивал даже между ними. Надо сказать, что характер у короля был далеко не сахар. Он хоть и подписал договор с тушинцами, но в глубине души обиделся, считая себя обделенным.
  - Поднимем кубки за нашего нового русского царя Владислава Первого! - начал тост боярин Салтыков. - Позвольте аллегорию, господа. Россия - это корабль, который долгие годы плыл без руля и ветрил по никому непонятному курсу. Но в один прекрасный день мы, русские бояре, услышали, что живет в Речи Посполитой такой королевич, Владислав. Признаюсь, что вначале мы не обратили на этот слух особенного внимания. Живет и пусть себе дальше живет. Хе-хе. Потом до нас дошла информация, что он растет очень красивым и умным мальчиком. Тут уже мы задумались. Почему бы этому красавцу не взойти на русский престол? А уж когда мы познакомились с его отцом, всеми нами любим королем Сигизмундом, наши сомнения полностью исчезли! Сегодня, господа, самый счастливый день в истории России. Наконец-то моя страна обрела достойного себя правителя! И пусть он пока еще мал и живет где-то далеко отсюда, но скоро он вырастет и прибудет царствовать нами! Давайте в этот знаменательный день выпьем за его здоровье, господа!
  Следующим тост говорил патриарх Филарет Романов:
  - Мне, как главе церкви, особенно радостно от того, что королевич Владислав будет венчаться на царствие по православному обряду! Хочу отменить, что теперь мы не только имеем очень красивого царя, но еще одного защитника православной веры! Извините, что не могу больше говорить! Меня переполняют эмоции. Давайте просто выпьем!
  После второго часа возлияний польский король уже основательно набрался и начал скандалить.
  - Что же это такое получается?! - посреди общего веселья неожиданно заорал он. - Мой сын будет править страной, которая больше Речи Посполитой в несколько раз?! Вы об этом подумали прежде, чем подсовывать мне свою бумажку? Сволочи!
  - Нам просто очень нравится твой сыночек! - попытался оправдаться Салтыков.
  - А я!? Я вам не нравлюсь?! - истерически кричал Сигизмунд.
  - Тебя мы тоже очень любим! Ты нам такого сыночка вырастил...
  - Мне по фигу, какого сыночка я вырастил. Я хочу быть вашим царем! Как вы не можете понять, что мне унизительно оставаться королем ничтожной Речи Посполитой, когда мой собственный сын будет царем великой России! Врубились, наконец, идиоты?
  - Прости нас, Сигизмундушка! Не вели наказывать! Бес попутал! Мы тебя на трон хотим! - первым нашелся патриарх.
  - Вот и хорошо. Нехорошо только, что я - католик, а вы - православные. Не может царь быть одной веры, а его подданные другой. Я этого уже в Швеции нахлебался досыта!
  - Может, перекрестишься, батюшка? - опустив глаза в пол, предложил Филарет.
  - Ты с кем так разговариваешь?! Хам! Это вы все перекреститесь! - нервно затопал обеими ногами король. - Я - царь, а вы мои подданные! Мне решать во что вы будете верить и какому богу молиться. Поняли? А то подсовываете мне бумажки, что мой сын должен короноваться по православному обряду. Я, конечно, подписал, но никогда не бывать этому! Слышите?! Никогда! Я скорее руку себе дам отрубить! И пусть меня убивают, я готов, как верный рыцарь Господа Иисуса Христа, выдержать любую боль!
  - Мы очень ценим и чтим твою крепость в вере. Но я боюсь, что народ у нас темный и нас не поймет! - вздохнул патриарх. - У нас в России и так все со всеми воюют, а, не дай бог, начнется еще раскол по религиозной линии. Так мы страну никогда не успокоим.
  - А мне насрать! Я твою Россию ненавижу. Не успокоим и очень хорошо. Пусть ваша вонючая страна катится, куда подальше. Я у вас живу всего несколько месяцев, а вы мне уже надоели.
  - Простите, ваше величество! Но вы же только что говорили, что хотите быть нашим царем? - удивился Романов.
  - Я уже передумал, пока разговаривал с вами. В жизни не встречал таких мерзких и тупых людей. И сыночка своего к вам никогда не пришлю, потому что мне его жаль. Как только возьму Смоленск, сразу отчалю отсюда, чтобы одним воздухом с вами не дышать. Надоели вы мне хуже горькой редьки! Смотрю сейчас на вас и мечтаю чего-нибудь сделать вам плохое. Чего вылупились? Мое королевское величество желает вас унизить. Посему с сегодняшнего дня повелеваю вам быть прислугой в моем обозе!
  Тушинских бояр вытащили из-за стола и пинками погнали в обоз. Так со скандалом закончилось подписание Смоленского договора.
  Тем временем, к Москве подошел со своей армией Михаил Скопин-Шуйский. Он двигался медленно, освобождая город за городом и постоянно пополняя армию иностранными наемниками и русскими добровольцами.
  В марте 1610 года гетман Рожинский, понимая, что его поредевшее войско не в состоянии дальше оказывать сопротивление, сжег тушинский лагерь и бежал к Волоку-Ламскому. К этому времени он уже мало походил на человека и вскоре скончался по неизвестной причине (русские говорили, что от многомесячного запоя, а поляки, что от душевных ран).
  Закончилась почти двухгодичная блокада Москвы. Столица с цветами вышла встречать освободителей.
  - Слава русскому герою, Михаилу Скопину! - орал столичный люд.
  Когда полководец въезжал в город на белом коне, люди пришли в неистовство. Никто не обращал внимания на царя Василия, который вышел встречать своего племянника. Все взоры были обращены на молодого освободителя, который, лихо гарцуя на коне, на лету ловил цветы и слал воздушные поцелуи.
  В тот же день царь Василий на заседании Боярской думы произнес речь, в которой, в частности, сказал:
  - Скоро будет четыре года, как я правлю страной. Не буду лукавить. Время это вышло нелегким, далеко не все шло гладко, случались трудности, но, как сегодня вы имели возможность убедиться, я с ними справился. Дважды наши любимую столицу блокировали супостаты, и дважды я изгонял прочь. Гнал так, что только пятки сверкали! Сегодня моя власть крепка, как никогда. Вы все сегодня видели, сколько народа вышло встречать мои войска! Я смотрел на толпу наших ликующих горожан и понимал ради чего живу и борюсь! Осталось сделать последнее усилие, чтобы добить гадину! В ближайшее время мы деблокируем Смоленск, а затем освободим Калугу! Этот год станет последним годом русской смуты! Больше не будет ни Лжедмитриев, ни Сигизмундов, ни их дефективных детей! Клянусь, что пройдет всего несколько месяцев, и мы забудем о них, как о страшном сне!
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ТАК ПРОХОДИТ МИРСКАЯ СЛАВА
  
  Если Москва в буквальном смысле слова сходила с ума от Скопина-Шуйского, то в самом Кремле далеко не все относились к нему с восторгом.
  - За что его хвалят? Не понимаю! - возмущался легендарный полководец Дмитрий Шуйский, который был известен тем, что проиграл все битвы, в которых участвовал. - Тоже мне, бог войны! Целый год он плелся со своими дурацкими полками до Москвы и всячески уклонялся от решающего сражения, потому что знал, что непременно его проиграет. И не видать бы ему было столицы, как своих ушей, если бы Рожинский не сбежал сам. И этот Скопин, который только из-за гримасы фортуны снял блокаду, почитается теперь за великого героя. Смешно. И это в то время, когда настоящий гений военного искусства вынужден прозябать в тени и неизвестности.
  - Что за гений? - с интересом посмотрел на него царь.
  - Я! Не смотри, так удивленно, братец! В том, что я пока никакого не победил, есть доля твоей вины. Ты мне не даешь развернуться! Дай только волю, брат, и я уж покажу свой военный талант во всей красе!
  - И что ты сделаешь?
  - Опять ты посмотрел на меня недоверчиво. Даже обидно. Спроси у людей, которые понимают в стратегии и тактике боя, и все они, как один, тебе подтвердят, что я - один из лучших полководцев нашего времени, а, может быть, всей истории России!
  - Ты приведи ко мне хоть одного такого человека, и я с удовольствием его послушаю!
  - Опять чувствую в твоих словах недоверие и даже насмешку. Обидно, братец! Помнишь, как год назад я тебя уговаривал, что ты напрасно доверяешь командовать армией зеленому юнцу, Скопину. Убедился теперь в моей правоте?
  - В смысле?
  - Вся Москва стоит перед ним по стойке смирно, а тебя будто вовсе никто не замечает. Как бы и нет тебя. Спрашивается, кто у них царь: ты или Скопин?!
  - Блокаду он снял. Факт есть факт. А что его народ славит, так сие запретить не могу. Время пройдет, и страсти улягутся.
  - Через верных людей я доподлинно узнал, что Прокопий Ляпунов присылал к нему своих людей.
  - Что с того?
  - Конечно, ничего. Только с верными людьми он передал письмецо, в котором прямо написал, что ты - неудачник, и ведешь Россию к погибели. Мол, вся надежда только на Скопина!
  - Мало ли кто чего пишет. Может, он пьяным был?
  - Может. Только, чтобы сделал честный человек, получив такое письмо? Сразу бы побежал к тебе. Сказал бы: "Батюшка царь! Мне тут всякие негодяи письма похабные пишут. Вели их казнить!". А Скопин не таков! Он письмецо это прочитал и только заулыбался. Суди теперь сам. Верный он тебе человек или змея подколодная?!
  - Пожалуй, ты прав! Человек он опасный! - задумчиво вздохнул царь Василий.
  Скопин не подозревал о сгустившихся над его головой тучах и каждый день ходил по пирам и застольям, устраиваемых в его честь. Там он никому не отказывал выпить за свое здоровье. На очередной попойке в доме у боярина Воротынского ему стало плохо. Две недели молодой организм цеплялся за жизнь, но болезнь оказалась сильней.
  Смерть молодого воеводы потрясла общественность. Сразу поползли слухи, что его отравила Екатерина Скуратова-Шуйская, жена брата царя, из рук которой он выпил кубок вина.
  Царь Василий пытался лить слезы над гробом племянника, но это у него плохо получалось. Престижу царской династии был нанесен еще один непоправимый удар.
  Один Дмитрий Шуйский, убрав с дороги конкурента, торжествовал победу. В его подчинение перешла примерно тридцатитысячная армия, из которых около десяти тысяч составляли иностранные наемники. Царь поставил перед ним задачу деблокировать Смоленск и предоставил полный карт-бланш в оперативных вопросах.
  Дмитрий с удовольствием погрузился в разработку военных планов, чертил карты, разрабатывал генеральное наступление и, в конце концов, остался очень доволен собой.
  - Все должно получиться! - потер он руки, предчувствуя свой скорый триумф.
  Перед отправкой войск на фронт царь вызвал к себе для конфиденциального разговора шведского полководца Якова Делагарди, который командовал иностранным легионом.
  - У меня к вам маленькая просьба, генерал. Вы, наверное, уже слышали, что в государственной казне денег кот наплакал! - воровато опустил глаза царь. - А ваши наемники, между тем, просят у меня уплатить в срок по контрактам. И того им невдомек, что казна пуста! Вот, когда освободим Смоленск, я получу нужную сумму и со всеми сполна рассчитаюсь!
  - Я, конечно, постараюсь их уговорить. Но нужно заплатить хоть половину, иначе могут быть неприятности! - заметил Делагарди.
  - Кое-какие деньги я наскреб. Вы их получите. Заплатите своим людям аванс и постарайтесь убедить их получить полный расчет после битвы. Скажите, что этого требуют интересы государства.
  - Какого государства? - не понял шведский полководец.
  - Русского, естественно, за которое вы воюете. Понимаете, государственная казна получит при таком раскладе прямую выгоду, поскольку не надо будет платить убитым и покалеченным. Заплатим только живым и здоровым, а это по статистике минимум на двадцать-тридцать процентов меньше расходов. Я понимаю, что, с точки зрения простых обывателей, это может показаться нарушением права на справедливую оплату труда, но я - царь и должен прежде всего думать о стране и связанной с ней государственных интересах, и только во вторую о чьих-то частных правах.
  - Понимаю! - согласился Делагарди.
  - Прекрасно! С богом, генерал! От всей души желаю вам разгромить супостатов!
   Оставшись наедине, шведский полководец хорошенько поразмыслил над словами царя и решил действовать аналогично.
  - Василий, конечно, жулик еще тот, но я тоже не лыком шит! Почему, если сам царь наживается на армии, я должен поступать иначе? Пусть деньги, которые он мне дал, побудут пока у меня, а потом я решу, кому и сколько заплатить. Может, их всех убьют, и тогда вообще никому ничего платить не придется.
  Разговор с легионерами прошел, как по маслу. Они, конечно, поворчали, но удовлетворились туманными обещаниями и согласились выступить в поход.
   Царская армия вышла из Москвы и через некоторое время достигла села Клушино недалеко от Смоленска. Навстречу им выдвинулось поляки под командованием гетмана Жолкевского, усиленные ратниками тушинского боярина Салтыкова и казаками атамана Зарецкого (часть тушинского войска, которая не последовала за самозванцем в Калугу).
  Царские полки по количеству бойцов на порядок превосходили неприятелей.
  24 июня 1610 года оба войска сошлись в поле недалеко от Клушино. Упорный бой шел больше четырех часов. Обе стороны сражались с одинаковой отвагой.
  Легендарный полководец Дмитрий Шуйский все это время провел в обозе, где удерживал рядом с собой лучшие полки и всю артиллерию.
  - Мамочки, что творится! - в ужасе повторял он. - Так же убить реально могут! Господи! Кому это все нужно?!
  - Не пора ли в бой?! Поляки начинают проседать! Самое время, по ним вдарить всей нашей мощью! - спрашивали подчиненные, но командующий только отмахивался.
  - Стойте, где стоим. Ради Христа, никуда не дергайтесь! Не бросайте меня, пожалуйста. Я вам приказываю, как командир! И умоляю, как человек!
  - Что ж мы так всю битву простоим?
  - А хоть бы и всю. Стойте себе и любуйтесь на природу. Смотрите, какой дивный лес вдалеке виднеется. У нас в Москве такой красоты не увидишь. Мамочки! Опять стреляют! Что же они никак не уймутся! Боже, как писать хочется! Прикройте меня, ребята, я схожу в туалет!
  Преимущество царской армии в живой силе было настолько подавляющем, что она имела шансы победить даже с учетом трусости своего полководца. Но вдруг прямо посреди боя взбунтовались наемники. Они напали на обоз, захватили там свою зарплату и с этой добычей перешли на сторону неприятеля.
  Узнав об этом, Дмитрий Шуйский пришел в панику, бросил войско на произвол судьбы и, громко крича, ускакал в лес.
  После его бегства царская армия перестала существовать, как военная единица. Совсем недавно грозные полки разбежались, как зайцы.
  Тем временем, царь Василий, еще не зная о катастрофе под Клушином, вел заседание Боярской думы.
  - В моей политике главное - экономия государственной копейки. Сколько вы думаете, я заплатил наемникам, которые сейчас поляков бьют?
  - Думаем, сколько б не заплатил, а и себя в обиде не оставил?!- посмеивались в бороду бояре.
  - Почти ничего не заплатил! - выждав эффектную паузу, лукаво прищурился царь. - И платить не собираюсь. Сейчас их поубивает половину. А вторую половину я еще куда-нибудь воевать ушлю! Что я дурак платить тогда, когда можно обойтись без этого?! Государственная казна для меня - святое дело. Расходовать из нее на всякие военные нужды я считаю верхом легкомыслия. Никогда не был транжирой и не собираюсь им становиться на старости лет, господа.
  - Ох, и мудрый ты царь! - развеселились бояре.
   - Просто у меня голова на плечах есть! Учитесь, мальчики, пока я жив!
  В этот момент в палату ворвался грязный с головы до ног легендарный полководец Дмитрий (убегая от поляков, он еще умудрился искупаться в болоте).
  - Беда! Беда, братец! Шведы изменили!
  - Как изменили? А наши? - вскочил с трона царь.
  - Уволь, брат, про наших ничего не знаю. Я сразу на коня и к тебе! Чувствую - заболеваю. Пойду, приму лекарство и лягу в постель. Устал страшно! Просто с ног валюсь!
  - Что будем делать, господа? - Шуйский с надеждой переводил взгляд с одного боярина на другого, но те упорно молчали.
  - Мы, пожалуй, пойдем! - поднялся глава Боярской думы Федор Мстиславский.
  - Куда вы?
  - У нас дела!
  - Мы же ничего не решили! - кричал царь Василий, но его уже никто не слушал.
  Теперь у правителя не было армии, а его собственная судьба повисла на волоске. По Смоленской дороге в сторону столицы двигались полки гетмана Жолкевского, а из Калуги в окрестности Москвы прибыли казаки Лжедмитрия.
  Как за последнюю соломинку царь уцепился в Крымское ханство, куда немедленно послал гонцов с криком о помощи. Вскоре на Русь по приглашению Кремля прибыло десятитысячное татарское войско. Встречать их с богатыми дарами выехал князь Лыков с четырьмя сотнями стрельцов. Однако хитрые татары, оценив ситуацию, моментально поняли, что пригласивший их царь не имеет никаких шансов на успех. Тогда они цинично избили Лыкова, отняли у него дары, сверх того ограбили стрельцов и моментально исчезли, как их не бывало.
  Происшествие с крымчанами стало последней каплей в чаше московского терпения. Столичный люд окончательно отвернулся от правителя.
  17 июля 1610 года на Красной площади вновь собрался огромный митинг с требованием отставки царя-неудачника. Опасаясь противодействия патриарха, люди ворвались в его палаты и взяли главу церкви в заложники. Помня о неудаче февральского путча, народ сразу двинулся к Серпуховским воротам, где стояли остатки царской армии.
  Там один за другим брали слово ораторы. С самой жесткой критикой царя и требованием его немедленной отставки выступили глава Боярской думы Мстиславский, а следом за ним все знатные бояре. В поддержку царя попытался сказать только патриарх, но его под свист и улюлюканье толпы согнали с трибуны.
  В Кремль для переговоров направили делегацию во-главе с Воротынским и Шереметьевым, которая должна была склонить монарха добровольно уйти в отставку.
  - Не подходите ко мне! - принял дипломатов в штыки царь. - Ничего не желаю слышать. Мой трон, и я его никому не отдам! Уйдите! Я не желаю вас видеть!
  - Зачем так нервничать, Вася! - попытался успокоить его Воротынский. - Можно же миром все решить. Хочешь поезжай в любую из своих вотчин и живи себе там на здоровье. Ты нас не трогаешь, и мы тебя трогать не будем. А хочешь я похлопочу, чтобы тебе дали удельное княжество в Нижнем Новгороде? Поселишься на берегу реки. Рыбку половишь. Ты знаешь какая рыба в низовьях Волги? Обалдеешь! Тебе самому Москва разве не надоела? Время лечит. Глядишь, и о тебе скоро забудут. Пережди, Васька.
  - У меня и в Москве рыбалка хорошая! - возразил Шуйский. - Потерпите еще немного, господа. Скоро жизнь наладится! Обещаю!
  - Ты, видимо, нас не понимаешь! - вздохнул Воротынский. - Мы потерпим. Только уже без тебя.
  - Пошли вон! Ничего не желаю слышать. Тьфу на вас, предатели! Я вам еще покажу! - Шуйский замахнулся царским посохом, и делегация была вынуждена удалиться.
  Однако вскоре в царские палаты ворвалась вооруженная толпа во-главе с дворянами Захарием Ляпуновым и Гаврилой Пушкиным. Они без лишних слов набросились на царя, скрутили его, а находящийся тут же безымянный монах совершил обряд пострижения.
  - Готов ли ты принять иноческий постриг, сын мой? - для порядка спросил он.
  - Отстань от меня, сволочь. Не пойду в монастырь! У меня жена молодая! Мы с ней наследника ждем! Мерзавцы! Подонки! Я вас всех в тюрьме сгною!
  - Вижу, что согласен! - спокойно заметил чернец, заканчивая обряд.
  Василия Шуйского нарекли иноком Варлаамом и заключили в Чудов монастырь, где когда-то жил Григорий Отрепьев.
  Впрочем, церковная карьера бывшего царя продлилась недолго. Уже в сентябре 1610 года его и других членов клана Шуйских выдали полякам. В Варшаве они выпили чашу унижений до дна. У них отобрали одежду, личные вещи, избили, заставили принести присягу королю Сигизмунду, а затем заточили в темницу.
  12 сентября 1612 года бывший царь умер в заключении, а через несколько дней там же скончался его брат, легендарный полководец Дмитрий вместе с женой Екатериной Скуратовой. Обстоятельства их смерти указывают, что их либо намеренно убили, либо нечаянно забили до смерти. Однако поляки на официальном уровне до сих пор отрицают свою причастность к этому преступлению и настаивают на версии об их естественной кончине.
  Продолжение можно прочитать на litres.ru
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"