Я смотрю на свою руку, сквозь которую просвечивает трава - молодая, яростная, полная сил.
Давно уже так. Так давно, что за многие годы успел привыкнуть. Не то, что впервые, когда мне это показалось какими-то чарами, и я, усомнившись в собственных глазах, едва не впал в панику. Да и много ли надо, чтобы напугать одинокого бродягу, жизнь которого порой висит на острие стрелы?
Это не сразу стало заметно, а когда заметил, показалось, просто грязноватый след на ноге остался от палой листвы. Потянулся вытереть - и тени ожили, побежали по коже так, что сразу ознобом пробрало. Думал, может, забрел не туда, куда нужно, где чары лежат, ведь был же у нас Пояс...
Только те места давно остались позади, а тени никуда не делись. Наоборот, со временем стали глубже. Позже даже пользу в этом усмотрел - проходя мимо селений фир(1), легче было оставаться незаметным. Теперь почти вся земля принадлежит им, и лишь древние леса доносят полузабытые отголоски песен прежних обитателей - тех, что ушли на Запад. Мой же путь лежал на Восток.
Я не спешил. Куда спешить тому, кого никто не ждет? Если нет глаз, что сияют радостью встречи, нет ушей, чей слух ласкает пение твоей свирели. Если дом стал чужим, потому что ты отвержен, как ненужная вещь. Если осталось пить горькую чашу пренебрежения и разлуки, ибо та, что была дороже всех звезд на небе, ушла вслед за другим, и их дыхание угасло разом. Если даже плач остался позади, и на груди лежит безголосая тень свирели.
Лишь призрак надежды робко звал меня вдаль - назад, к Водам Пробуждения, в которых мнилось найти забвение или обрести первозданный покой...
Я не нашел его. Куивиэнен истаял, так же как мое тело и моя жизнь.
Лишь бескрайнее море поет печальную песнь о былом, и призрачные волны виновато лижут прозрачные босые ноги.