Я совершенно не могу жить без солнца. А в этом году снежная зима с бодрящим морозцем и солнцем где-то плутала по свету и в Ригу почти не заглядывала. За несколько месяцев серого мрака за окном я стала ощущать себя бесформенной, мутной лужей, погруженной в оцепенелую полуспячку. Но, тем не менее, прослушав очередной неутешительный прогноз погоды и узнав, что скажем, афинский Акрополь покрыт снегом, вздохнув, приходилось материализовываться из этой лужи в нечто человекообразное с моими опознавательными чертами и, ухватив себя за шиворот, а также подталкивая свою драгоценную особу коленкой под зад, выползать в промозглое безобразие улиц по текущим делам и надобностям, а также регулярно выгуливать мою собаку - фокстерьера Макса.
К концу апреля стало ясно, что в этом году я все же дождалась солнышка, не успев превратиться в мокрицу или квакающую жабу. Но, как выяснилось позже, моя радость оказалась преждевременной. Не успела я порадоваться появившемуся наконец-то, солнышку, как вокруг нашего дома выросли строительные леса, а окна закрыли толстой, непрозрачной пленкой - началась покраска фасада дома. Квартира опять погрузилась в сумрак.
Вся моя жизнь последние месяцы напоминала этот сумрак, так как почти каждый день был отравлен тревогой за мою дочь Машу. С ней случилась крупная неприятность - осенью она потеряла работу. Их фирму объединили с другим предприятием, а новое руководство привело "своих". "Прежним" же было предложено мирно уйти "по собственному желанию", в противном случае звучали угрозы о применении статьи об увольнении по несоответствию или сокращению. Короче, обычная история.
Найти новую, мало-мальски приличную работу никак не получалось. То есть, она попала в историю неприятную, но крайне распространенную в наши дни. Никаких нужных связей, чтобы помочь разрешить эту ситуацию у нас никогда не было. Дочь стала всерьез думать о работе за границей, как и тысячи молодых людей, оказавшихся в сходном положении.
Я думаю, что в жизни людей действуют те же законы, что и в природе. Например, закон циркуляции всего сущего, по-простонародному: свято место пусто не бывает. Так, например, можно по-человечески порадоваться, что с некоторых пор страны Прибалтики стали местом тучных возможностей и выгодного трудоустройства пенсионеров, прибывших с Запада на свою историческую родину. Правда, им частенько отказывает чувство реальности и знание местной жизни и обычаев, сложившихся за последние 60 с лишним лет, но стремление послужить своей когда-то покинутой родине может вызывать только уважение.
Хотя, ради справедливости, надо заметить, что в облагодетельствованных ими странах имеется немало собственных пенсионеров, образованных, трудолюбивых и с отличным знанием местных реалий.
Нелишним было бы заметить, что здесь присутствует небольшой, но важный нюанс. Практика показывает, что, например, в Риге хорошую работу можно найти, если говоришь на трех языках - латышском, русском и английском. Приезжие пенсионеры не знают языка, который является родным для трети населения Латвии и учить его не желают. У местных же проблемы с хорошим английским. Так что по справедливости, вопрос о профессиональной пригодности надо бы решать строго индивидуально.
Но вот что в этих законах циркуляции совершенно не радует, так это массовое отбытие молодежи на Запад с целью заработка и обеспечения себя и семей достойной жизни.
К чему эти рассуждения? К тому, что совсем недавно эта тема оказалась для меня очень болезненной. Среди лавины молодежи, бросившейся на Запад в поисках достойной работы, оказалась и моя дочь. Она уехала в Англию.
Я была против. Но мои аргументы вроде того, что деньги у нас кое-какие имеются и что упитые в зюзю британцы, которые в изобилии шастают по Старой Риге безобразят и дебоширят у нас, словно буйные колонисты среди темных аборигенов, не с Марса прилетели, а прямиком со своей исторической родины прибыли, не возымели действия. Ей уже попала вожжа под хвост. Доченька жаждала кардинальных перемен, новых горизонтов, благ западной цивилизации. Даже перспектива работать на заводе ее не остановила. " Сгодится на первое время, освою беглый английский и получу постоянное разрешение на работу в Англии! Всем поначалу трудно" ,- заявила она и заплатив кругленькую сумму фирме-посреднику, подсчитав все свои будущие прибыли, в положенный срок отчалила. Ее мечтам суждено было накрыться медным тазом.
Забегая вперед, скажу, что постоянное разрешение на работу она, действительно, получила,. Надеюсь, больше оно ей никогда не понадобится. Жизнь на Западе, в том промышленном городке в Западном Йоркшире, показалась ей дикой и малоцивилизованной. Люди грубыми, ограниченными и необразованными, но с огромным чувством самомнения и собственного превосходства, даже те, кто родом из Пакистана и Индии. Ее, эту жизнь, лучше всего по телевизору смотреть. Можно иногда съездить в качестве туриста. Не более того.
А у кого, например, непереносимость на тонкий "английский юмор" их многочисленных ситкомов с неизменным гоготом массовки за кадром, которые, кстати, с пугающей быстротой акклиматизируются и в наших широтах, тем можно порекомендовать почаще смотреть фильмы из жизни "доброй старой Англии" с добротной режиссурой и качественным актерским исполнением. Правда, это еще о тех временах, когда камины топили дровами или углем, а не газом, как теперь. Зато они несут на себе печать настоящей британской культуры с глубокими традициями.
Но один плюс у приезжающих, кроме развенчаных стереотипов, все же есть - начинаешь ценить собственный народ, который тоже постепенно дичает и утрачивает человечность, но не до такой степени.
Первая пара писем пришла полная оптимизма, Маня восхищенно описывала прелести маленького городка с красивыми домиками, своеобразную природу, дом, где их поселили за 50 фунтов в неделю, компанию , с которой быстро нашла общий язык. После первых зарплат тон писем стал меняться. Оказалось, что отправившая их фирма не предупредила о многих важных вещах: о размере налога, снимаемого с их минимальной зарплаты, и о том, что приняты они собственно и не на завод, а в английскую рекрутинговую фирму на учет, от которой им и дали работу на заводе, как выяснилось тоже временно, пока есть заказы заводу. Это была стандартная английская практика, все предприятия брали иностранцев только из таких агенств, чтобы иметь возможность увольнять их в любой момент, без пособий и предупреждений. То есть молодые, качестенно образованные, со знанием языка восточные европейцы из Евросоюза в Британии вмиг оказывались - "другими". Что-то вроде беженцев из Африки, только без гарантированных пособий. Это было новое чувство, порождающее неприятные комплексы.
Спустя месяц тон писем изменился радикально. Работа на заводе оказалась тяжелой, в основном состоящей из стояния на конвейере и таскания тяжелых ящиков. Маня, хотя существо офисное, но очень работоспособное и не боящееся трудностей, уже подвывала и поругивала, а потом честила по полной тамошнюю действительность. Англичане уже не казались уравновешенными и вежливыми людьми. Их ненавязчивая вежливость была определена как холодное равнодушие, а улыбчивость- словно приклееная резиновая маска. Местное население оказалось пьющим неумеренно и неэстетично. Утренние пейзажи по понедельникам близ баров вызывали удивление своим непотребством, а потом просто омерзение с соответствующими комментариями
Все приятные моменты в Маниной жизни свелись к вечерним посиделкам с компанией на крыльце дома после работы, где народ предавался сладким воспоминаниям о Латвии, как об идеальной стране, населенной нормальными, приятными людьми.
Я вконец измучившись из-за своих волнений и переживаний наконец, сказала себе: "Хватит!" Тут пора было действовать решительно и организовывать свою фирму. Чтобы получить стартовый капитал, следовало продать нашу двухкомнатную квартиру в Париже, подаренную мне Олегом Петровым и Артемом Высоцким в качестве материального эквивалента благодарности за наследство от барона Анри де Шеврей, которое они получили благодаря документам, найденным в моем кывринском доме, то есть, благодаря мне.*
В продаже квартиры я никак не могла обойтись без помощи знакомого французского юриста Александра Андреича Чудновски. Связаться с ним удалось не сразу. Только со второй попытки.
- Мне неудобно вас просить, но не посодействуете ли вы в одном деле? Мне необходимо продать квартиру в Париже.
Не перебивая, он внимательно выслушал суть проблемы и только после этого сообщил:
- Не спешите, Юлия Андреевна, продать квартиру вы всегда успеете, а давайте попробуем вот что...
Оказалось, что он организует новый отдел, который станет заниматься русскоговорящими клиентами, и моя дочь могла бы попробовать там поработать, но для этого ей надо будет пройти интенсивные курсы французского языка и подать документы на учебу в любой Университет Франции на юридический факультет. Если мою дочь это устроит, она может приезжать в Париж.
Устроит?! Да мы с Маней восприняли это предложение как манну небесную, как неожиданный подарок! Я немедленно позвонила в Англию и через четыре
___________________________________________
* см. "Завещание барона"
дня Маша была уже дома, злая, нервозная, высохшая от бесконечных неудач и напряжения.
При разговоре с Чудновски, мне показалось, что разговаривал он достаточно
холодно и сухо, но как позже выяснилось, ко мне его тон не относился.
Последнее время у него вообще было подавленное настроение. Забегая вперед сообщу, что это объяснялось тем, что его сын Виктор, который учился в Университете последний год и по окончании должен был поступить на работу к отцу, как наследник его дела, категорически отказался это сделать.
Виктора совершенно не увлекала перспектива семейного бизнеса, а юридический факультет он решил окончить "исключительно из уважения к воле отца". Притягивала же его работа в электронных СМИ, а точнее- на телевидении, где он подрабатывал во время учебы. После Университета Виктор окончательно решил перебраться в любимую среду обитания, и как выяснилось, его мать поддерживала стремление сына. Для Чудновского это стало тяжелым ударом.
Впоследствии Маня сообщила мне, что он как- то неожиданно и сильно постарел, а о себе сказала, что землю носом рыть будет, чтобы Александр Андреич не раскаялся в своем необдуманном и чисто эмоциональном порыве. Возможно, чтобы досадить сыну и его мамаше.
Перед Машиным вылетом в Париж, мне следовало срочно выполнить одно поручение Чудновского. Он просил уговорить некую Высоцкую Татьяну Николаевну вылететь во Францию на несколько дней вместе с моей дочерью.
Это оказалась та самая Татьяна Высоцкая, которая отказалась прилететь в Париж на оглашение наследства.
Теперь Чудновски, перед тем как отправить бумаги в МИД и официально истребовать согласие или отказ от принятия наследства, попросил меня прояснить малопонятную позицию этой дамы в отношении наследства. Даме я позвонила и договорилась о встрече следующим вечером у нее дома.
***
Татьяна Николаевна Высоцкая жила на улице Бривибас в старом доме на последнем этаже. Лифт был тоже старый, окружен сеткой, страдал одышкой и застарелым ревматизмом, явно обострившимся из-за сырой погоды. Хозяйка квартиры оказалась ему под стать, выглядела усталой и измученной.
Когда я переступила порог ее гостиной, мне показалось, что эта комната со всей своей обстановкой остановилась во времени еще лет 50-60 назад, застыла в нем и не хотела меняться. Окна квартиры выходили на улицу Бривибас. Между ними возвышалась стеклянная горка со старым фарфором, скорее всего- кузнецовским. У меня дома сохранились две похожие чашечки из такого же зеленого тонкого фарфора с точно такими же розочками в овальных медальонах.
Вокруг синего ковра располагались белые стулья с полосатой голубой атласной обивкой и почему-то были связаны между собой за подлокотники атласным крученым шнурком. Наверное, чтобы никому не пришло в голову сесть на них. Выцветшие обои имели одинаковый рисунок с портьерами.
Из полуоткрытой двери в соседнюю комнату, виднелся включенный торшер с абажуром из вощенной плотной бумаги того теплого и густого цвета, который бывает у желтков деревенских яиц. Рига моего детства у меня ассоциируется именно с этим светом, похожим на мерцание свечей, который струился из окон домов ближних центральных улиц, по которым я так любила гулять вечерами, заглядывая в эти самые окна.
Мы сели за небольшой столик, который стоял перед резным старинным буфетом. По левую руку от входа росли тропические растения, а за ними находилось старое пианино с бронзовыми подсвечниками - бра по обеим сторонам. Эту же стену украшали несколько картин в потемневших, золоченых рамах.
Над пианино висел овальный портрет женщины, одетой по моде 30 х годов. На ее голове красовалась изящная шляпка с вуалью, а на плечах лежала горжетка из чернобурой лисы с приколотым букетиком свежих фиалок. Морда лисы располагалась так, что, казалось, она нюхает этот лиловый весенний букет. Художник хорошо уловил лучезарный внимательный взгляд прекрасных темно-серых глаз, которые смотрели сквозь дымчатую вуаль. Художник явно был талантлив и увлечен своей моделью, а может, влюблен в нее. Я скорее угадала по ощущению опасного завораживающего обаяния, чем узнала это ранее виденное мною лицо на старинной харбинской свадебной фотографии. Будь моя воля, я бы повесила это изображение рядом с портретом барона в замке "Магдалена", чтобы его тайная, молчаливая и несчастливая любовь обрела бы,
наконец, свою завершающую форму. Хотя бы на ограниченном пространстве стены его бывшего дома.*
--
Это моя бабушка, Ирина Константиновна Высоцкая-Штомберг, - услышала я голос Татьяны Николаевны. Видимо, мое разглядывание портрета слишком затянулось.
--
Да-да. Я так и поняла.
Но я все еще не могла оторвать глаз от портрета далеко не молодой женщины с лучистыми глазами, которые притягивали как магнит, от которой исходила какая-то тревожащая опасность. Верилось, что именно такая женщина могла внушить любовь человеку,наделенному душевной отвагой, который прежде ценил в жизни риск, страсть и новизну, в поисках которых пребывал постоянно. Пока нечаянно не встретил женщину, которая принесла ему печаль, вовсе не желая этого и даже не догадываясь об этом. Печаль жестокая и беспощадная проникла в его мозг, кровь и поры.
По-моему, есть такое хокку: "Ты- во всем.
Ты всегда вокруг меня,
Но нет тебя рядом."
А может, все было не совсем так? Ведь всякое, даже очень большое чувство нуждается в постоянной подпитке, иначе оно тускнеет или исчезает совсем. Да и время делает свое дело. Как утверждал один мудрый царь: "Все проходит". Вероятно, что нечто подобное произошло и с бароном. Может, любовь, выбравшая его наугад и поразившая, словно шальная пуля, стала уходить, освобождая место для других страстей и желаний. Но также возможно, что он сам не пожелал расстаться со своим наваждением. Потому что без него - жизнь тусклая.
--
Какой интересный высверк солнечного луча в глазах вашей бабушки, как тонко пойман отблеск мгновенного настроения, - обратилась я к Татьяне
_________________________________________________
* см. "Поезд на Харбин"
Николаевне, которая чем-то неуловимо сама походила на портрет.
--
Это мой отец развлекался тем, что пускал солнечные зайчики, пока она позировала художнику в этой же самой комнате. Ему было 11 лет.
Я раскрыла сумку, вынула свою книгу и протянула ее хозяйке:
--
Эта книга о человеке, который оставил вам часть своего состояния. Зовут
его Анри де Шеврей. Барон.
--
О, господи! Что за розыгрыш! Барон?
--
Ну да. Это не слишком высокая степень знатности. Даже самая низкая в их аристократическом табели о рангах. Что-то вроде русского небедного помещика. Так вот, в 1913 году этот барон посетил китайский город Харбин...
--
Харбин?!
--
...В Харбине он познакомился с вашим дедом - военным врачом Алексеем Высоцким и вашей бабушкой Ириной Константиновной Уваровой.
--
Так вот оно что!
По-моему, я никогда не смогу закончить свою вступительную справку с такой эмоциональной собеседницей. Поэтому я решила говорить короче.
--
Однажды на охоте барон был сильно ранен. Ваш дед спас ему жизнь. Месье де Шеврей никогда этого не забывал. В своем завещании он отписал часть своего наследства ему или его потомкам. До недавнего
времени, по понятным причинам, вы его получить не могли. После смерти его дочери поиски наследников возобновились. Вы - одна из них. Вот и все. Вкратце. Теперь вам надо либо принять это наследство, либо в письменном виде отказаться от него. Юрист этой семьи Алекс Чудновски был удивлен вашим молчанием...
--
Но я думала, что это жестокая шутка кого-то из недругов моего зятя! Что кто-то решил посмеяться над нами! Знаете, я ведь уже однажды очень глупо попалась...-тут она осеклась, а я продолжила:
--
Если вы принимаете наследство, то должны как можно скорее вылететь в Париж вместе с моей дочерью и оформить там все документы у Чудновского, если нет, то...
--
Но я работаю! Меня не отпустят!
--
Возьмите больничный у домашнего врача. Это всего на несколько дней. Вот вам его визитка с телефоном. Я сейчас ухожу, а вы после разговора с Чудновски мне позвоните. Мой телефон записан в этой книге, вместе с дарственной надписью.
Через несколько дней в аэропорту "Рига" я провожала в Париж Маню и Татьяну Николаевну.
Глава 2
Теперь, когда я осталась по-настоящему одна, лишь в обществе своих кота и собаки, я могла заняться собственными делами. Хотя и до этого я не сидела сложа руки, но пришло время разобраться и упорядочить свои собственные проблемы. Прежде всего, это касалось написанного мной романа "По ту сторону невстречи", который закончив, я за свой счет издала небольшим тиражом в рижском издательстве. Для того, чтобы обозначить свои авторские права на книгу и чтобы она вышла без купюр и чьих-то переделок. Полученные книги я щедро раздаривала знакомым. Некоторым он, по-настоящему нравился. Еще меньшему количеству - нравился очень. Я не ждала от своего творения ни особых успехов, ни, тем более, гонораров. Но найти своего читателя, чтобы в дальнейшем писать именно для него, мне хотелось.
С этой целью я послала свои книги в 12 крупных издательств Москвы и Петербурга с предложением их издать и принялась ждать. Результат был такой: одно серьезное издательство предложило мне издание под их маркой, но за свой счет, другое прислало очень вежливый отказ, но согласие иметь со мной дело, если начну писать по их условиям и жанрам ( перечень прилагался), а из Питера от какого-то младшего редактора с полуболотной фамилией пришел совсем хамский ответ: "... в вашей книге столько сюжетных ходов и персонажей, что нашему читателю это будет неинтересно...". По-моему, современные латунские сильно поглупели и деградировали за последние полвека.
Правда, остальные мне вовсе не ответили.
Также я посылала книги в два французских издательства. Одно, очень знаменитое, ответило галантным отказом, а второе, что книге присвоен и что-то решить смогут только через полгода. Вот и все.
Да, совсем выскочило из памяти! Шесть раз я посылала свою прозу на литературные конкурсы. И впредь ни за какие коврижки не стану этого делать!
Конечно, я и раньше не была столь наивна, чтобы верить, что целью этих конкурсов является поиск по городам и весям новых талантов, чтобы поддержать их изданиями и денежной премией. При этом самим потесниться, чтобы место конкуренту освободить.
Напротив, я понимала, что такому "человеку со стороны", как я, который вне корпораций, кланов, песочниц, а также определенных современных течений и направлений, который просто пишет, " как он слышит", понимает и чувствует. А также исходит только из собственных взглядов, опыта и художественных накоплений. Такому автору найти отклик в современном литературном мире фактическим невозможно. Но это вечное " а вдруг? Чем черт не шутит?" И вот однажды этот самый черт дернул меня послать свои работы на один литературный конкурс... Разумеется, я получила кукиш с прогорклым маслицем.
Этим самым "маслицем" оказалась моя оторопь, когда спустя немалое время, блуждая по Интернету, я наткнулась на новую повесть в новом номере одного "толстого журнала" на знакомую фамилию одного из членов жюри того конкурса, куда я отсылала свою книгу.
Не будучи знакома с его литературным творчеством, я внимательно прочла его повесть, которая мне показалась откровенно слабой. Прежде толстые журналы печатали материал покачественнее. Чем дольше я ее читала, тем больше понимала, как это похоже на мой собственный стиль изложения. Сюжетные повороты, картины мира были просто описаны другими словами и переработаны, хотя несколько моих и только моих выражений были откровенно позаимствованы из моей книги напрямую. Правда, умело воспользоваться заимствованным у него не получилось. Хорошо устроились - ловить свежатину у неизвестных авторов! И главное - задарма. И что я смогла бы доказать? Да ничего. Только сделать вывод - не быть дурой впредь. Примечательно, что сей оценщик талантов как-то по ТВ сетовал, что у конкурсантов много вторичного материала, уже где-то читанного и слышанного. В общем, вечное "держи вора!" Видать , сокрушался, что недотырил. Рассчитывал на большее.
Правда, когда-то композитор Михаил Глинка сказал что-то вроде того, что "мы берем музыку от народа, чтобы потом вернуть ее ему". Но я не желаю быть тем самым "народом", который подкармливает своими идеями и индивидуальностью раскрученных, прорвавшихся писак. Одно утешало: значит неплохо написано, раз не погнушались столько позаимствовать. Таким образом, подытожу свое тяжелое и муторное послевкусие от литературных конкурсов кратко: "А судьи кто?"
Так что на предмет своего писательства я не имела никаких реальных перспектив, но совершенно не отчаивалась, так как оставался еще один путь - открыть свой сайт в Интернете. Пусть все читают, кто захочет. Я решила так поступить в декабре, к Рождеству самой себе сделать подарок.
Моя дочь Маня не часто звонила из Парижа и еще реже писала. На мое предложение приехать к ней в качестве поддержки она встретила в штыки, заявив, что мой приезд не будет поддержкой, а только постоянные охи-вздохи и причитания над ее нелегкой судьбой, а это ей ни к чему. И проблему с питанием она в состоянии решить сама без моих вечных супчиков и бульончиков, "чтоб желудок не испортить". Манины аргументы против моего присутствия рядом показались мне настолько несправедливыми и шаржированными, что я решила обидеться на нее и отправиться не к доченьке, а в Кыврино, прихватив с собой Макса и уже подросшего кота.
Кот Гаврюша, в транскрипции Мани - Гарфюша ( она назвала его Гарфилдом, хотя сам он явно считал, что его зовут "Нельзя!"), сильно подрос и имел совершенно заурядную внешность, то есть был похож на обычного дворового рыжего кота. Квадратную буржуйскую морду украшал нос африканской формы, из которого я постоянно выковыривала засохшие катышки земли, которые забивались туда от усердного копания в цветочных горшках. Несмотря на длинные лапы он пока рос, отовсюду падал, сваливался, шлепался и шмякался. Больше всего от этого страдали гардины, портьеры и провода. Были у него и свои плюсы, помимо ровного, уживчивого характера. Во-первых, Гаврюша был чистоплотен, а во-вторых, почти беззвучен. Он никогда не орал и не капризничал. Звуки, которые он издавал, когда был доволен: урчание и тихое , булькающее поскрипывание, мелодичное повизгивание. В основном это был доброжелательный и дружелюбный зверь. Правда, меня несколько утомляла одна его привычка: прыгнув мне на колени, он тут же, урча, начинал мне энергично вылизывать руки и одежду. Наверное, от избытка своей душевной щедрости хотел, чтобы и от меня хоть немножко приятно пахло кошатиной. Макса он тоже несколько раз пытался окошачить, облизывая тому морду и страстно вцепившись передними лапами псу в шею, но получив несколько собачьих затрещин отказался от этой мысли. В остальном же мои звери отлично ладили между собой.
***
По прибытии к себе в Подмосковный дом, за которым в мое отсутствие приглядывала соседка Настасья Викторовна, мое внимание зацепилось на странном предмете - плошке с молоком у плиты на кухне. На мой вопрос о присутствии в доме неучтенного постороннего кота, Настасья Викторовна несколько смущенно ответила, что никаких котов в дом не впускала..
-.....но видите ли, у вас в доме постоянно слышны какие-то шорохи, вздохи, шаги и скрипы.
--
Но, говорят, так часто бывает в старых домах , если это не бомжи, конечно.
--
Нет, не бомжи. Я проверяла. Никаких следов человеческого присутствия.
--
Настасья Викторовна, голубушка, неужто вы всерьез верите в привидения и блуждающие души неуспокоенных грешников?
--
Я бы не стала так категорично ставить вопрос, на который нет однозначного ответа, - обиделась моя соседка.
--
Не обижайтесь на меня, ради бога, лучше посоветуйте, что здесь можно сделать. Вы ведь опытный дачный житель.
--
Я бы на вашем месте, Юлия Андреевна, батюшку пригласила.
--
Зачем?
--
Чтобы молебен здесь отслужил, призраков-непризраков, но нечистую силу изгнал...Хотя может у вас живет просто домовой. .. Вы ведь нашей, православной веры? Вы сами-то крещеная будете?
--
Крещеная. И в православной вере, только я человек не церковный и в храм захожу лишь три-четыре раза в году. Да и незнакомого священника к себе звать не стану. В священники все же должны принимать людей с особым духовным даром и деятельной любовью к человеку. Только, по моему и там проблемы с кадрами.
--
Отчего же? Почему вы так думаете?
--
Откуда я знаю, что за человек скрывается под рясой. Совсем не любовь к Богу. Так что - осторожность и еще раз осторожность. Хотя среди немногих людей, которых я уважаю всерьез есть два-три православных иерарха, но... Не каждому священнику я доверяю, как не грустно это признать. Иногда встречаются совсем не пастыри человеческих душ. И боюсь, кого-то из них приводит в церковь совсем не любовь к Богу.
--
Я , слава богу, не встречала таких. Мне все хорошие батюшки попадались. Исповедуешься, причастишься... Так сразу светло и покойно на душе делается. Выкиньте и вы ту дурную овцу из головы, которую ввиду имели.
--
Да не держу я никого в голове, была охота всякий мусор в памяти хранить... Только как-то недавно включаю телевизор, а там какая-то богемная московская тусовка и священник меж ними пузатый, мордатый, с жидкой бороденкой. Представляют его - священник Алексей Зонов. Я чуть чаем не поперхнулась.
--
Вы с ним знакомы?
--
Да нет. Просто пересеклась по касательной давным-давно на съемках одного детектива. Ему тогдав как раз пенделя дали со второго курса московского театрального училища. Студенты театральных всегда летом подрабатывали в подобных массовках. Пока все болтались без дела, ожидая своей сцены, он успел рассказать о себе все. Я оказалась среди внимающей аудитории, которой было поведано, что его выгнали со второго курса московского ( очень престижного) театрального ВУЗа за то, что он переспал с педагогом по сценречи и всем студентам об этом поведал. Какое знакомое женское имя не называлось - выходило, что этот Леша Зонов всех "оприходовал". Многие мужчины любят приврать и прихвастнуть мнимыми победами, но этот по словесному недержанию он напоминал прорвавшуюся канализационную трубу.
--
Просто наверное, у него были серьезные проблемы не только с институтом, но и вообще с женщинами. "Виагры" ведь тогда и в помине не было.
--
Наверное. Но впечатление своей похабной болтливостью он производил отталкивающее. Еще из его речей следовало, что из женщин ему нравятся проститутки и он намерен поступить в духовную семинарию, так как ни пахать - ни сеять, ни тем более работать на заводе он не собирался. Голос у него, действительно, был поставленный., и роста он был высокого. И что вы думаете? Поступил и закончил. Получил в Риге приход. Семьи не завел. Жил с каким-то воспитанником. Еще, помню, у нашего Сейма он попа Гапона изображал.
--
Это как? Причем тут поп Гапон?
--
У Сейма собрался какой-то митинг, я уж и не помню по поводу чего... Их столько было. Так он там носился, махал кадилом, крича что-то невразумительное и, наверное, чувствовал себя , словно на сцене. Этакой важной фигурой в исторической пьесе. Никто ничего так и не понял: чего он добивался? На чьей он стороне? Впрочем, всерьез его никто не воспринимал: бездарь - она во всем бездарь.
К счастью, вовремя выгнали его за беспробудное пьянство и за то, что
утренние службы по-пьяни пропускал. Оказалось, что кроме греха
словоблудия, батюшка еще имел пагубное пристрастие к чрезмерному
винопитию и паства его восстала, начала жаловаться, требуя другого
священника. Короче, из Риги его выперли и он уехал. Да не просто так, а
с нимбом пострадавшего за правду и какую-то там идею. И вдруг, спустя
много лет, я этого гнуса вижу по телеку, как столичного священника. Во,
устроился! Ну, не анекдот, а ? И такой исповедует, причащает и грехи
отпускает? Да подобную вонючку к людям подпускать нельзя! Все
обгадит. А если такой или подобный заявится "освящать" мой дом? Да,
никогда! Так что давайте остановимся на нашем домовом.
--
Огорчили вы меня своей ложкой дегтя. Только не избежит он наказания за свое лицемерие. За то, что проповедуя слово божье, сам в него не верит.
--
Наверное. Зато ваше обаятельное предложение насчет домового мне очень понравилось.
--
По народным поверьям его надо подкармливать, чтоб не рассердился. Вот я ему и ставлю молоко на всякий случай. Хуже ведь не будет.
--
И что? Пьет он это молоко?
--
Да, как-то по разному, знаете ли... - уклончиво ответила соседка. - Все же я порекомендовала бы что-нибудь ставить ему. Вреда ведь от этого никому не сделает, а народные приметы часто бывают верными и не стоит в них искать особый научный смысл. Нынче-то напастей полно, а это оберег какой никакой. Правда, святой водой я тоже везде побрызгала.
--
Спасибо вам огромное за заботу о моем доме. Но вы напрасно переполошились. Здание такое старое, что за много лет его стены успели пропитаться многими судббами, звуками и шорохом шагов. Вот и проявляются иногда, словно магнитофонная запись. Лучше посмотрите... Я тут для вас кое-что привезла...
--
Ой, что вы? Зачем...
Тем не менее, к совету соседки я отнеслась с вниманием и полным пониманием. Своим коту и собаке я обычно, утром и вечером, ставила еду у дровяной печки на кухне. Нашему же домовому, которого почему-то назвала Еремой - в темном углу коридора недалеко от входной двери, чтобы он питался ночью. Но, наверное, по причине старости и плохих зубов, наш домовой оказался совершенно равнодушен к выпечке и хлебобулочным изделиям, а вот молоко, сметану, отварное порезанное мясо, курицу или рыбу к утру съедал подчистую. Похоже, что нашему свет-Еремушке очень понравилась моя стряпня и заботы о нем его не раздражали.
Правда, немного огорчало лишь то обстоятельство, что у моего некастрированного котяры Гаврилы, от свежего воздуха наверное, морда из квадратной начала очертаниями напоминать приплюснутую трапецию с ушами, а раскосые щелки когда-то нормальных янтарно-оливковых глаз иногда пропадали в расплывшихся, хомякообразных щеках. Он вообще вдруг и сильно разжирел и мой глаз своим обликом не очень радовал, но я объясняла себе происходящее с моим котом тем, что он вполне вписывается в общую кывринскую обстановку, где все уже шло в рост, наливаясь соками. А из приусадебных дворов доносилось жизнерадостное хрюканье, мычание, блеяние и кукареканье. А над всем этим праздником жизни в воздухе витал всепобеждающий дух "удобств во дворе" и биоудобрений.
К сожалению, вскоре я решила покинуть на некоторое время все это жизненное великолепие и отправиться к теплому южному морю, в какую-нибудь католическую страну, где еще остались спокойные и приличные семейные пляжи, где можно не слышать грохота назойливой музыки, не видеть разнузданных, слюняво обмусоливающих друг друга напоказ пар, не стесняющихся даже любопытных детских глаз. Туда, где не услышишь пьяного мата и главное, где нет назойливого приставания "гостеприимного и дружелюбного населения". Туда, где реже встретишь повседневное варварство нашего современного агрессивного "средневековья". Со всей его микроэлектроникой, нанотехнологиями и искуственным интеллектом впридачу. Короче, я выбрала Сицилию, купив на две недели путевку в московской турфирме. Как-то вдруг сильно меня потянуло именно туда. Кота Гаврилу оставила на попечение добрейшей соседки Настасьи Викторовны и, прихватив Макса, отправилась в дорогу. На обратном пути я решила завернуть в Париж, чтобы повидать дочурку.
Глава 3
Сицилия, июнь 2005 г.
Пару-тройку дней я собиралась провести лениво: жариться под палящим солнцем, купаться в море и созерцать окружающую жизнь. Короче, насладиться сполна спокойной и размеренной жизнью у моря, так как уже побывала в Таормине, Эриче и Сиракузах. Вулканы не возбуждают мою душу, поэтому на Этну я взбираться не захотела. Полюбовалась сидя на ступенях знаменитого амфитеатра в Сиракузах чудесным видом на море и кипарисы, которые служили естественными декорациями, природным фоном задника сцены. Хотя я находила, что дома в этом чудесном городе могли бы быть менее обшарпанными. Особенно вдоль набережной.
Курортное местечко, где я остановилась раньше было скромной рыбацкой деревушкой, встроенной в склон горы. От нее осталось совсем немного- несколько улочек со старыми домами и католический храм на горе, к которому вела широкая длинная лестница со стоптанными от времени и раскаленными под жарким солнцем ступенями.
Трехзвездочный отель, в котором я поселилась, террасами спускался к бухте, где располагался гостиничный пляж с грубым песком, скорее похожим на мелкую гальку. Каждый этаж занимал свою отдельную терассу и балконы были разделены между собой перегородками, довольно низкими, сделанными из матового, непрозрачного оргстекла. Ненадежные перегородки. Запросто можно перелезть на чужой балкон, если подставить стул. Мне это не понравилось, потому что на ночь я обычно оставляю балконную дверь открытой.
На дворе стояло только начало июня, но отдыхающих было уже много. Из-за этой кучи туристов, в основном народа праздного и расслабленного, трудно было рассмотреть местный колорит, за которым я всегда и охочусь. Все- средне- европейское и затоптанно-средиземноморское. Но все равно было приятно вновь очутиться среди олеандров, гибискусов, бугенвиллей, оливковых деревьев и пальм. Да и что же мне особенно ворчать, когда я сама была среди толпы средне-статистической туристкой с ограниченными средствами, уже не молодой, но еще и не старой, средне-умеренной привлекательности с неброской, спокойной собачкой на поводке.
Через несколько дней я собиралась отправиться в Палермо и осмотреть ближайшие к нему достопримечательности, чтобы составить мнение о Сицилии и ее жителях. Правда, еще я наметила паромную экскурсию до Мальты, но сейчас уже туда как-то не хотелось. А, впрочем, еще не знаю - там видно будет, какие силы останутся после Палермо и насколько отощает мой кошелек.
Сразу после завтрака мы с Максом отправились на гостиничный пляж. В 9 утра там было почти пусто. Я долго плавала, потом расположилась на песке под зонтом и не заметила, как заснула. Сквозь сон я услышала, как рядом пристроилась женщина с шебутными детьми, а пляж стал гудеть голосами подошедших, выспавшихся отдыхающих.
Тетка стала занудно и слишком громко воспитывать детей - это еще было терпимо, но они, вероятно, заползли в воду и она начала выкликать их противным, гортанным голосом. Никто крикливую бабу не урезонил и я стала подумывать, как бы повежливее заткнуть крикунью. Я открыла глаза, села и увидела ее прямо перед собой. Наверное, природа была в шутливом настроении, когда создавала эту синьору. Она казалось, была сооружена из кучи арбузов и дынь, что ее, похоже, ничуть не волновало, так как тетенька вырядилась даже не в бикини, а в ядовито-желтые стринги. Монументальная синьора стояла ко мне спиной, наблюдая за своими детьми и я могла почти вплотную любоваться на стилизованную татуированную лилию величиной с мизинец, которая украшала ее арбузное правое полупопие. Вероятно, это тату сообщало окружающему миру, что в жилах хозяйки течет кровь древних королевских родов Валуа или Бурбонов, ибо подобная лилия являлась их эмблемой. Самое забавное, что на Сицилии то ли в 18ом, то ли в 19ом веке кто-то из Бурбонов действительно правил.
Исходя из темперамента и непосредственных повадок этой Бурбонши, я быстро прикинула в голове, как мне поступить. Простое замечание может перерасти в перепалку в режиме "сама дура", но и слушать визгливый голос тоже было невыносимо. А тут я еще заметила, что ее младший ребенок в мои плавательные очки набрал песка и возит их как паровозик, а мамаша с умилением любуется своим сообразительным чадом. Я вырвала свои очки, уже с поцарапанными стеклами, то есть безнадежно испорченные, собрала вещи и мы ушли с этого пляжа, чтобы поискать более безлюдную бухточку.
Нашли очаровательное место, совершенно закрытое, без детей и чадолюбивых мамаш, но купание мое не получилось, так как в поцарапанных очках ничего не было видно, а без них соленая морская вода выедала глаза. Мы опять собрались и отправились на главную улицу поселка, где располагались магазинчики, кафе и сувенирные лавки. Надо было купить новые очки и покормить Макса мороженым,
Главная пешеходная улица была неширокой и сильно наклонной. В нижнем своем направлении она спускалась к морю, а если идти вверх, то надо было двигаться по длинной каменной лестнице, ступени которой вели к храму.
Мы заняли крайний столик в уличном кафе напротив сувенирного магазина, и я заказала себе стакан свежевыжатого апельсинового сока, а Максу взяла типично сицилийское лакомство - два гамбургера с ванильным и банановым мороженым. Пока моя собачатина уплетала вкуснятину, я оглядывалась по сторонам. У меня сильная дальнозоркость. Без очков читать уже не могу, зато вдали отчетливо вижу мельчайшие предметы. Вот и сейчас я стала рассматривать местную керамику - цветочные горшки в виде разнообразных, ярко раскрашенных голов людей и мифических персонажей, которые стояли перед сувенирной лавкой напротив у стенда с открытками. Затем, переключила внимание на витрину, где были выставлены смешные керамические фигурки людей и забавные тематически - жанровые сценки: "картежники", "ругающиеся соседки", "у зубного врача" и т.д. Похожие я уже видела на Капри.
Совершенно неожиданно мой взгляд зацепился за необычный экспонат, который стоял в витрине позади фигурок в правом углу. Это была кукла, которая привлекла мое внимание тем, что резко диссонировала всем своим обликом с тем, что находилось под жарким солнцем в густом и вязком воздухе чужого Юга. Я подозвала официанта, расплатилась с ним, повесила пляжную сумку на стул, где сидел мой пес и все еще чавкал. Я не стала его ждать, а, приказав сидеть смирно и дожидаться меня, направилась в магазинчик.
Колокольчик над входной дверью мелодично звякнул и я обратилась к молодой хорошенькой девушке, стоящей за прилавком с просьбой взять куклу с витрины в руки, которая , казалось, пришла из жизни, что давно отдалилась от нас и рассмотреть ее поближе. Девушка почему-то растерялась, затем сама осторожно вынула куклу и передала мне со словами: "По моему, она не продается. Здесь даже цены нет."
- Зачем же вы ее поставили в витрину?- удивилась я , рассматривая фарфоровое личико, прекрасное, с удивленно-нежной, немного печальной улыбкой..
- Не знаю. Хозяин поставил уже давно. Наверное, чтобы привлекать русских туристов. Но вы первая, кто обратил на нее внимание Она, похоже, очень старая и у нее не совсем товарный вид. Вот, видите? Палец отломан. И краска стерлась. Много бусинок отвалилось. Ткань поблекла и вытерлась, - "нахваливала" товар наивная девушка.
Все так и было. Кукла была очень старой. Родилась она, наверняка до Первой Мировой войны, и у нее не хватало мизинца на правой руке, а в левой руке держала облезлый, когда-то красный бутон то ли розы, то ли шиповника, сделанного из металла. На него же она почему-то удивленно смотрела с полуулыбкой на красивом, но поблекшем от времени личике. Но привлекло меня совсем другое. Кукла была одета уже в порядком выцветший и довольно потертый костюм голубовато-синих оттенков московской боярышни второй половины 17 века. Ее голову украшал абсолютно правильно сделанный убор с жемчужной понизью. Как на известном портрете Серова княгини Юсуповой. Она даже и лицом напоминала тот портрет. Только это было совсем юное лицо с прямым, чуть вздернутым носиком. Ножки - обуты в алые узорные сафьяновые сапожки с чуть загнутыми носами на золоченых каблучках.
Я сразу полюбила эту чудесную куклу и вознамерилась немедленно ее купить, о чем тут же сообщила девушке. Но та растерянно улыбнулась и сослалась на то, что без хозяина этот вопрос решить не может, так как не знает даже приблизительно, сколько эта вещица может стоить.
- Приходите после четырех. А лучше к пяти часам, когда вернется хозяин...
Пока я вела бизнес-диалог с продавщицей, у витрины остановился долговязый усатый дядька в шляпе и солнечных очках, загораживая собой обзор на улицу. Полюбовавшись на витрину, он также вознамерился войти в магазин. Но мое внимание уже полностью переключилось. Через освободившееся от дядьки стекло витрины я вдруг увидела, что к моему псу, который уже доел мороженое, подошла пляжная Бурбониха со своим выводком, собираясь занять наш столик, а ее отпрыск, который изгадил мне очки, сидя на руках у матери, наклонился к Максу и пытается пальцем залезть псу в ухо.
Я вручила куклу девице и, стремглав, бросилась на улицу на подмогу Максу, чуть не сбив с ног входящего в магазин мужчину.
- What are you doing? - прорычала я гадкому мальчишке и довольно грубо оттолкнула его от собаки, которая уже еле сдерживалась, чтобы не цапнуть наглеца за палец. Заслышав английскую речь, арбузная хамка тут же ретировалась, перетащив свою ораву к другому свободному столику. А я, взяв сумку и Макса за поводок, быстро пошла к вновь найденной бухточке. Там я выкупалась, успокоилась, растянулась в тенечке на полотенце и задремала.
Когда я проснулась, то сразу же посмотрела на часы. Было 5 часов. Неторопясь оделась, собрала вещи в сумку, попила минералки и мы пошли в сувенирную лавку покупать приглянувшуюся мне куклу.
Каково же было мое огорчение, когда выяснилось, что какой-то гад меня опередил и купил мою чудесную боярышню. А я не только не пополнила свою кукольную коллекцию, но даже не успела ее сфотографировать!
В расстроенных чувствах (моих), мы пошли прогуляться и спустились на гостиничный пляж. Было около 6 часов, но отдыхающих уже не было. На море поднялись волны. У самой кромки воды, крепко прижавшись друг к другу и взявшись за руки стояла пожилая седая пара. Женщина в цветастом платье, а мужчина с закатанными до колен брюками. Волны дотягивались до их ног, обдавая брызгами. А они стояли молча, совершенно неподвижные, оба коренастые, даже кряжистые, почти одного роста, отрешенные от суеты, внимательно смотрели куда-то в морскую даль. А я глядела на их монолитный силуэт на фоне морского заката. Они даже не подозревали, что кто-то ими любуется. Сколько же бед и жизненных невзгод легло на их плечи, которые они перенесли, поддерживая друг друга, - размышляла я , глядя на них. Сколько тяжелых работ переделали их натруженные руки, скольких детей они поставили на ноги... А о любви они, возможно, никогда и не говорили. Может, даже не думали о ней. Просто всю жизнь прожили вместе, вместе встретили старость, уже спаянные в единый жизненный сплав.
В Греции, на Халкидиках я со своего балкона как-то наблюдала прелестную сценку. На ветке молодого гранатового деревца, тоже вечером, сидели плотно прижавшись друг к другу и соприкасались головками две пичужки, а над ними и снизу на ветках сидели по одной такой же птичке и неотрывно смотрели на них. Я побежала за фотоаппаратом и сделала снимок с птахами - неразлучниками. Он у меня не вышел. Старый "Никон" забарахлил - уже темно было. Но сейчас у меня новая цифровая фотокамера.
Я достала фотоаппарат, щелкнула пару кадров. Теперь эти двое будут украшать обложку фотоальбома "Сицилия". Как главный образ моего путешествия. Никогда не знаешь, где и когда поймаешь "нечаянную радость"... Затем, мы с Максом отправились в отель ужинать. На душе было светло и ясно.
***
На следующее утро я пробудилась рано от рычания Макса, доносившегося с балкона. Я встала и, натянув футболку, пошла посмотреть, что же его так неприятно взволновало. То, что я увидела там, мне тоже сильно не понравилось: на балконе рядом соседний постоялец, вероятно, спал на открытом воздухе, устроив свои длинные ноги таким образом, что над нашим пластмассовым столиком, за которым я обычно пью свой утренний кофе, нависали эти самые конечности в светло-голубых джинсах и белых кроссовках.
Вначале я на минуту потеряла дар речи, соображая, как же мне поступить, чтобы выжить это безобразие, не устраивая скандала, и не будить спящих соседей. Может, он решил, что в нашем номере никто не живет? Я решила подать голос, заговорив с Максом по-английски:
- Как ты думаешь, Макс, нам приспособили новую вешалку для мокрых полотенец и купальников? Вроде оленьих рогов, только более эксклюзивную?
Макс возмущенно, отрицательно тявкнул. Но безобразные копыта даже не пошевелились. Тогда я, начиная вскипать от возмущения, подставила стул, вскарабкалась на стол и заглянула на соседний балкон. Там, прикрывшись газетой "The Times" от утреннего солнышка, дрых мужик. Я кашлянула довольно громко- он даже не шелохнулся. Пора было атаковать его:
- Послушайте, мистер! - мужик не отреагировал и, по-моему, даже начал похрапывать. Тогда я заговорила "металлическим" голосом:
- Уважаемый мистер, дрыхнущий под газетой "The Times" , ваши нарядные белоснежные ботиночки прямо скукожились от неприглядного вида моего балкона. Не будете ли вы столь гуманны, убрать их с моего парапета, чтобы переместить на ваш. Морской пейзаж будет им более полезен и приятен!
В переводе на нормальный человеческий язык это значило: "Дядя, убери свои костыли с моего балкона!"
Мужик пошевелился и стянул с сонного лица газету. Это был вчерашний усатый дылда из сувенирной лавочки, которого я чуть не сбила с ног, вылетая из магазинчика на подмогу моему псу. Теперь, когда он был без шляпы и солнечных очков, я узнала его - это был мой прошлогодний португальский знакомый Эрл Даммерт,* только уже с усами и коротким ежиком волос. С полминуты мы смотрели друг на друга. Вероятно, ему хотелось услышать от меня : "Мистер Даммерт, это вы? Какими судьбами?".
Не дождавшись от меня восклицания он произнес:
- Миссис Юлия, это вы? Какими судьбами? - и наконец-то убрал свои задние лапы с моего балкона.
- А каким образом вы очутились здесь? Конечно же, совершенно случайно.
_________________________________________
* См. "Завещание барона"
--
А вот и нет. Я, действительно, случайно вас вчера увидел и увязался за
вами.
- Зачем? Как вы оказались на Сицилии? Да еще в том же месте, что и я ? Опять что-то замышляете?
--
Успокойтесь, пожалуйста. Я сменил род деятельности и мне приходится много ездить. Решил сюда завернуть, чтобы пару дней отдохнуть. Только вышел из гостиницы прогуляться, смотрю, вы сидите в открытом кафе -
буравите взглядом противоположную витрину. Номер я, действительно,
поменял, чтобы соседствовать с вами.
- Это еще зачем?
- Может нам спуститься вниз и выпить чашечку кофе? Не разговаривать же через перегородку.
При напоминании о чашечке кофе мне стало не по себе, - я вспомнила наше последнее кофепитие на вилле "Ремедиос".
- Опять пугать станете?
- Ни в коем случае, Стану разговаривать только уважительно и даже почтительно.
- Любите вы словами поиграть, мистер Даммерт.
- У вас научился, милая Юлия.
- О чем же вы хотели поговорить со мной?
- Для начала я бы хотел поблагодарить вас за содействие в продаже отеля "Ремедиос".
- Вы бредите? Когда это я вам содействовала?
- А цепи? Золотые цепи, которые нашли в стене? Следователь сказал, что это вы им настырно советовали долбить стену у вас в номере и все пытался у меня выяснить, не я ли вас надоумил на эту мысль. Я ответил, что если бы знал об этом, то действовал бы без посредников. А кто же вас надоумил показать им на это место?
- Мне накануне приснился сон... Впрочем, вы все равно не поверите.
- Очень даже поверю. Не могли же вы сквозь стену видеть. Но как бы там ни было, весть о находке быстро разлетелась и скоро нашелся покупатель, какой-то псих, который обязался исторический дом отреставрировать, почву укрепить, туристов для ознакомительных экскурсий пускать. Сразу отвалил всю немалую сумму. По-моему, ваш соотечественник, судя по фамилии, размаху и азарту в достижении цели. Наверное, теперь весь дом, включая склепы и надгробия просветит, перетряхнет и перекопает в поисках других сокровищ.
- Да, любопытно все это. Ну, что ж ! Благодарность вы мне высказали, пообщаться с вами мне было интересно, а теперь разрешите откланяться, хотелось бы с утра пораньше на пляж отправиться.
- Подождите! Хочу вам похвастаться. Посмотрите-ка, какую вещицу я приобрел. Эрл пододвинул ближе другой стул, снял с него другую половину газеты и тут я увидела ту самую куклу, которую вчера хотела купить.
- Так это вы у меня ее перехватили? И то верно, вам ведь надо во что-то играть.
- Почему сразу перехватил? Я проделал большую работу. Нашел хозяина, привел его в магазин...
- Зачем вам кукла в русском костюме? Она для вас совершенно чужая. У вас ведь и детей нет, чтобы играть с ней.
- Ошибаетесь, у меня есть сын. Дважды в год я беру его к себе на каникулы. Но в куклы он не играет. Впрочем в солдатики тоже,- попытался утихомирить меня Эрл, а потом продолжил:
- Кстати, я поинтересовался, как красавица, которая так запала вам в душу, попала на эту витрину, откуда она у него? Оказывается, кукла принадлежала еще его бабке и всю жизнь простояла в стеклянном шкафу, украшенная бумажными цветами. Никому из детей с ней играть не позволяли. Что за одежда на ней такая странная не знали, но решили, что это Мадонна им подарок прислала. Кстати, а вам-то эта кукла зачем?
- Для коллекции. Я собираю выразительные и интересные экземпляры. А почему Мадонна? - я вернула разговор в прежнее русло.
- Знаете, я очень плохо понимаю по-итальянски, но в нем много слов, сходных с испанскими, а хозяин толком ни на одном языке, кроме итальянского, объясниться не может. Через пень-колоду я понял, что очень давно, задолго до Второй Мировой войны здесь проходило много кораблей, переполненных людьми, вроде русских. Направлялись, кажется, в Тунис. В ноябре, декабре Средиземное море в этих местах сильно штормит. Несколько судов потерпели крушение и затонули, с открытых палуб высокие волны смывали багаж пассажиров. Берега здесь изрезаны бухтами, эти вещи часто прибивало к берегу. Находили даже целые сундуки. Местные жители подбирали этот "улов" и уносили в свои дома. Прадед хозяина лавки пошел как-то рыбачить и среди камней у берега выудил плавающую в бухте плетеную корзину с крышкой. Среди салфеток и полотенец оказалась эта кукла. С тех пор она и поселилась в доме, а когда его бабка умерла, в прошлом году, то ее дом решили продать, вещи раздали а куклу- на витрину.
- Ну, что ж! Коль не хотите уступить ваше приобретение, то с удачной покупкой вас,- я опять вознамерилась сползти со стола и удалиться восвояси.
- Постойте! Никто из этой итальянской семьи так никогда и не додумался, что эта красавица имеет секрет. Я ему, конечно же, не сообщил о своей догадке, а то бы цену заломил, а так отдал почти даром.
Видите этот облезлый бутон? Вот здесь и скрыт главный смысл игрушки. Им не пользовались много десятилетий, он побывал в морской воде, но сработан механизм мастерски и надежно. Коллекционеры знают такие устройства под названием "соловей и роза". Я провозился целую ночь, пока чистил его, смазывал и налаживал. А теперь смотрите - вот я беру его за бутонную шишечку, поднимаю вверх, затем вниз до отказа, а потом поворачиваю по часовой стрелке до упора.
Эрл на моих глазах проделал всю операцию: что-то чуть щелкнуло и под серебристую мелодию металлических молоточков и колокольчиков бутон медленно раскрылся. Внутри него сидела крошечная птичка, которая стала вращаться, медленно открывая клювик, и добавив мелодии какие-то новые хрустальные звуки. Боярышня любовалась на эту птичку, в такт покачивая головкой. Так вот чему улыбалась красавица! Поющей птице!
Мелодия закончилась. Птица перестала вращаться. Бутон закрылся и вместе с ним перестала раскачиваться голова куклы. Я еще смотрела на нее , совершенно завороженная.
- Нравится? - услышала я довольный голос Эрла.
- Отдайте!.... Я хотела сказать, продайте, пожалуйста!
- Еще чего! Мне самому нравится. Знаете, сколько я труда и изобретательности вложил, чтобы эта игрушка снова ожила...
- Тогда зачем вы дразните меня ею? Вы совершенно не джентельмен, мистер Даммерт! - ничего более язвительного и обидного мне в голову не приходило.
- Совершенно согласен. Я, конечно же, не джентльмен и быть им не собираюсь. Но я так же что-то не слыхал об истинных леди, которые лезут на чужой балкон, пристают к молодым симпатичным неджентльменам и вымогают, выклянчивают, выскуливают и вымяукивают у тех их законную собственность.
Я не сильно оскорбилась его замечанию, но за эту грубость Эрла следовало немедленно нокаутировать под самый дых. Секунду подумав, я сразу атаковала его козырным тузом "пик". - Тоном ненавязчивой мудрости, с грустной задумчивостью в голосе изрекла:
- Я давно заметила, мистер Даммерт, еще с португальской истории, что вы испытываете ко мне странный, какой-то болезненный интерес. Тогда вы опасаясь подвоха с моей стороны, так долго следили и наблюдали за мной, что, по-моему, сами не заметили, как этот интерес перерос в неконтролируемое влечение. Это ненужное эмоциональное притяжение к моей скромной особе доставляет вам, по видимому, душевный дискомфорт, так как вы не знаете, что с этим делать и как употребить свою неподконтрольную симпатию. Вы ведь полный профан в исскустве обольщения, мистер Даммерт. Вы не в состоянии соблазнить собой - россыпями своей души и интеллекта. Заинтриговать недаму, очаровать ее тонким остроумием вы не в состоянии. Вот и злитесь, а потому - хамите и грубите как школьник. Я вам сочувствую, и поэтому - прощаю.
Теперь надо было воспользоваться повисшей оторопелой паузой и срочно покинуть место действия. Когда я входила в свою комнату через балконную дверь, раздался взрыв гомерического гогота. Грубого и неэстетичного, кстати. Пришлось дверь плотно закрыть. Жалюзи я тоже опустила. Хотя если по-честному, то словесный флирт с Эрлом меня развлекал и привносил в мою жизнь какую-то остро - пряную ноту.
В данный момент, хоть последнее слово осталось за мной, тем не менее, я ощущала чувство поражения и досады- старинная кукла с удивительным голосом чудесной механической птицы мне не досталась.
Я быстро уложила вещи в спортивную сумку, кинула туда собачьи консервы и быстро спустилась к дежурному администратору предупредить, что пару дней меня не будет - я уезжаю в Палермо.
Глава 4
1912 г. Май, Москва
(Эпизоды из давно прошедшей жизни)
Часть первая
Настенька Таганцева, дочь известного профессора и ученого-математика Дмитрия Федоровича Таганцева, любовалась своим отражением в зеркале в новом наряде и примеряла очень модную кокетливую шляпку. Купил ей эти обновки ее дед Михаил Фомич Пичигин, с которым она собралась ехать на следующей неделе в Петербург, чтобы присутствовать на торжествах по поводу окончания ее старшим братом Константином Таганцевым Морского кадетского корпуса. Отец обещал подъехать позднее.
Девушке необыкновенно нравилось свое отражение в зеркале. Настенька не была кокетлива, она была артистична, то есть самозабвенно отдавалась тому, что делала в данный момент - любовалась только что сшитым новым нарядом и шляпкой в зеркале. С таким же радостным чувством Настя могла лепить пирожки с капустой. Ее глаза приветливо лучились прозрачной голубизной, а внутри нее, казалось, весело журчал и искрился под солнцем ручеек. Все у нее получалось легко и естественно, к людям она относилась с жизнерадостной доверчивостью. А уж как озорно и весело торговалась с лотошниками на Пасхальном базаре по поводу совершенно не нужных ей вещей, просто так, забавы ради. Она была очень любимым ребенком в семье. Может, поэтому ей все удавалось и она умела заразить своими увлечениями других. Правда, занятия, которыми тут же самозабвенно увлекалась, она обычно находила сама. Вот только доводить все до конца ее научила мама - Лидия Михайловна Таганцева. Но мамы уже почти год не было рядом. Ее пришлось увезти в Ниццу лечить слабые бронхи. Туда же, к своей дочери, должен был отбыть дедушка, а потом и папа читать курс физико-математических наук в местном университете.
Дверь в гостиную открылась и тихо вошла Варя. Когда кто-нибудь впервые видел входящую Варю, то первое время был ошеломлен ее необыкновенной аристократической красотой: смугловатая оливковая кожа, высокий гладкий лоб, правильная линия носа, прекрасные зубы, огромные глаза с фиолетовым отливом, словно два лесных таинственных омута, которые она почти всегда держала полуопущенными. Через некоторое время удивление от ее редкой красоты улетучивалось. Уж больно тихо, скромно и незаметно она старалась держаться. А вглядываться и рассматривать кто станет? В дочку кухарки-то? Костя Таганцев давно вгляделся в тихий омут этих колдовских глаз, но затаился до поры. Чтобы не спугнуть.
Мать Вари Феодору Федоровну, жену солдата, который служил где-то на Дальнем Востоке привел в дом дедушка Михаил Фомич в качестве кормилицы, так как второй ребенок в семье - Настя, родилась до срока и была очень слабенькой, а у Лидии Михайловны совсем не было грудного молока. Михаил Фомич нашел ее в больнице, где работал три дня в неделю. Женщине некуда было идти с новорожденной дочерью, так как от места кухарки в доме, где она служила прежде ей отказали, чтобы не слышать плача младенца и она пока жила "Христа ради" в больнице, мыла там полы и выносила горшки за больничную похлебку и право ночевать в тесной, темной каморке. Счастье, что новорожденная оказалась очень тихой и никого не беспокоила плачем, словно понимала безвыходную ситуацию своей матери.
Приглашение в дом Таганцевых она восприняла как манну небесную. И еще им с дочкой выделили комнатушку рядом с кухней. Кормилица почти до года вскармливала Настю грудным молоком и девочка постепенно крепла, здоровела и отлично росла.
Феодора осталась в доме в качестве кухарки. Дети ее странноватое имя ( "аккурат в день рождения батюшки на свет появилась, а потому и именины у нас в один день"- говаривала она) переделали в Фефедю, а родители называли кормилицу-кухарку Федюшей.
Лидия Михайловна относилась очень тепло и по-доброму к Варе. Она наравне с Настей обучалась у домашних учителей, которые приходили к Насте, а заметив у девочки недюжинные способности к рисованию, наняла ей специального преподавателя из Художественного училища рисования, ваяния и зодчества. Вывозила вместе с Настей в театры, в том числе и Большой. Настя одно время очень увлекалась балетом и даже выпросила себе тарлатановую пачку с атласным корсажем и пуанты.
Когда девочкам было по 9 лет, их впервые вывезли в Большой на балет Адана "Корсар". Перед этим Лидия Михайловна заказала модистке два одинаковых нарядных платиьица из бархата с большими кружевными воротниками. Василькового цвета для Насти и вишневого- для Вари. Для обеих заказали белые шелковые чулочки, белые атласные туфельки, перчатки и нарядные банты. На папильотки завили локоны. Когда из кухни позвали Федюшу полюбоваться дочерью, она вначале обомлела, потрясенно пробормотав : " Ах ты ж, боженьки мои! Ах ты ж, Боже мой! Настоящая барышня! Отец не видит..." И тут же бросилась на колени перед Настиной мамой, целуя той руки, подол платья и приговаривая: