Пандемия
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Сергей Соколов
ПАНДЕМИЯ
(это название пьесы, НО МОЖЕТ БЫТЬ И ДРУГОЕ)
Пьеса
Действующие и бездействующие лица:
ОН
ОНА
МУЖЧИНА
ЖЕНЩИНА
ЛАМА
КАРЛИКИ
НЕКТО В ЧЕРНОЙ МАСКЕ (он же ПОНИ)
ПУБЛИКА, НАРОД, РАБОЧИЕ СЦЕНЫ, ПТИЦЫ, МЫШИ, РЫБЫ, АНГЕЛЫ И ДРУГИЕ СУЩЕСТВА
СЦЕНА 1
Пустая сумеречная комната. Старый облезлый исшарканный паркет. Вечер. Высокие потолки с лепниной. Двустворчатая дверь открывается. Входит ОН в белой рубашке. Белая рубашка белеет в сумерках. Лето.
ОН оглядывает пустую комнату. Начинает танцевать. Это почти беззвучный танец призрака с балетными прыжками и элементами нижнего брейка. ОН танцует довольно хорошо, но видно, что эти техники танца ему не родные, слишком сухо он выполняет все элементы. Словно физкультурный комплекс. Останавливается. Тяжело дышит, глядя на улицу. Устал, жарко. Подходит к окну, делает усилие, готовый к сопротивлению старой оконной рамы, но она неожиданно легко распахивается. В комнату врываются летние запахи, посвист вечерних птиц, шум редких машин. Звон, будто трамвая, но в этом городе остались, кажется, лишь призраки трамваев. А может быть все эти звуки звучат из Ниоткуда, и город вовсе потерял свой голос и способность к звукоизвлечению. Тихо в такт порывам ветра позвякивает в простенке колокольчик на ловушке для снов. Единственная вещь в пустой комнате. ОН подходит, с удивлением снимает ее со стены, рассматривает, трясет, будто не веря, что остались еще в этом мире предметы. Колокольчик - ловушка для снов - звенит в его руках.
За его спиной в комнату беззвучно заходит ОНА, идет вдоль стены, выставив руку, точнее - медленно движется, прижимаясь к стене спиной, будто кто-то волочит ее за руку по вертикальному полу.
Уловив еле слышное шуршание подола ее платья, услышав еле уловимое дыхание ее, ОН оборачивается. И вздрагивает. Колокольчик - уловитель снов - падает на паркет. В тот же миг ОНА отделяется от стены и начинает свой беззвучный ломаный танец и, вынеся себя на средину, вдруг вспархивает под потолок ведьмой или серой птицей. ОН прыгает и тоже оказывается способен к левитации, и оба зависают под потолком, в той его центральной части, где некогда, когда еще мир был полон света и иллюзий - висела люстра в круге лепных лепестков и груд пышнотелых фруктов, свисая из этого рая небесным водопадом нисхождения божественного хрустального сияния.
Да, полет наших героев вызывает из небытия и люстру, и залитые хрустальным светом мебеля, и вот мы уже видим жизнь, и яства, и любовь, и смех, и разговоры, и музыку... но лишь на краткий миг.
ОН и ОНА, взявшись за руки, плавно спускаются из Поднебесья на обшарпанный паркет, в пустую призрачную комнату, вместе с нею погружаясь плавно и неуклонно в вечерний сумрак душного лета. Ее мышиный хитон и даже его белая рубаха - почти не различимы.
Их почти не видно. Звук улицы уже едва слышен. Их голоса звучат отчетливо и почти не гулко в пустом пространстве, словно мягким газом заполненном неотвратимостью и мраком.
ОН: Ты одна?
ОНА: Я больна. Но ты не бойся. Возможно, это не заразно. Я покажу тебе, какой я нынче выдумала танец. Смерть бабочки. Ты никогда не думал, как умирают бабочки?
ОН: Нет, никогда. Как умирают бабочки? Наверное, садятся где-то на цветок, так складывают крылья и - замирают навсегда. Однажды у пруда или реки, на розоватом соцветии тысячелистника я видел стрекозу, она сидела неподвижно, все так же прозрачна и легка, казалось бы, готовая подняться в небо, и лишь ее глаза из радужных, искристых - стали матовыми и отливали мрачным перламутром. Она была мертва уже давно и высохла. И с бабочками так же.
ОНА: Нет не так. Не так. Когда бабочке приходит время умирать, она скрывается от солнечных лучей в тенистых зарослях и начинает свой прощальный танец. Она танцует, словно тень среди теней, цветная тень сквозь заросли и блики солнца на траве, сквозь листья сухие и влажные, мёртвые и живые, словно тень, превращаясь в тень, пока не сливается с ними и не превращается в призрак. Когда лишь невидимые взмахи крыльев, беззвучный танец прозрачных лепестков падающей в ничто и пропадающей навсегда, никогда будто и не бывшей жизни, остаётся на листьях, на солнечных зайчиках, на поникших вечерних цветах, - бабочка переходит в мир призрачный и прекрасный, вечный, неизъяснимый, беззвучный.
Пока ОНА все это говорит, в комнату неслышно заходит МУЖЧИНА в пальто, шляпе, круглых очках, с портфелем, вылитый советский интеллигент, но это не интеллигент, это просто мужчина в пальто, шляпе, круглых очках и с кожаным портфелем. В кармане пальто у него, конечно, газета, названия невозможно различить в полумраке. Вообще это может быть и не советский человек вовсе, а американский, европейский - в сумерках не различить. Он садится на пол у задней стены, расстилает на паркете неопознанную во мраке газету, достает из потрепанного портфеля черную бутылку, по форме похожую на бутылку водки, только черную, черный хлеб, черный огурец, черную колбасу, черные консервы. Смотрит на консервы: их нечем открыть. Не оставив надежды открыть, положившись на то, что идея, чем открыть их, и решимость это сделать придут после употребления водки - МУЖЧИНА понимает также, что у него нет ножа даже для того, чтобы нарезать хлеб и колбасу. Пытается открыть бутылку пальцами, но пробка не поддается - это не винтовая пробка, а такая пробка, которую так просто пальцами открыть нельзя, нужно чем-то подцепить острым, ножом, например. А ножа у мужчины нет.
ОН: Мне кажется, тут кто-то есть. (Оборачивается). Эй, товарищ!
МУЖЧИНА, не обращая на него внимания, оставляет бутылку. Откусывает черный огурец. Сидит и жует, глядя в темнеющую пустоту.
ОН: Как там на улице?.. Вы тут раньше жили?
Пауза. МУЖЧИНА дожевывает огурец.
МУЖЧИНА: Что я за свинья такая, а? Неужели меня мать для этого родила? Неужели пела мне песни, пока я еще не родился, чтобы я вот этак сидел на полу и не мог даже бутылку открыть в темноте? Неужели все было для этого? Книжки читала мне прежде, чем я родился. Для этого?
За окном слышится встревоженное щебетание вечерних птиц. ОНА, заслышав их, вспархивает и подлетает к окну.
ОНА: Птицы! Голуби, ястребы, куропатки. Крылатые олени, летучие рыбы, ангелы, вертолеты, стрекозы, бабочки, бабочки! Живые, еще живые, настоящие! Певчие птицы весны прощаются с нами навеки!
ОН: Все приходит и все уходит. Смысла жизни не существует, есть лишь цели, ценности и сущностное содержание бытия.
Голос ЖЕНЩИНЫ: Это упадничество!
Сумрак комнаты пронзает резкий женский голос. Грудной и не лишенный эротизма, но слишком резкий, слишком женский, чтобы предположить рядом существование чего-либо способного быть противоположным и создать сексуальное или хоть драматическое напряжение.
В проеме стоит ЖЕНЩИНА, и все в ней говорит о том, что она могла бы быть предметом вожделения мужчины в очках, если бы он ранее знал о ее существовании. А сейчас уже слишком поздно, слишком темно, впрочем, как знать, как все обернется. На ней кружевное белье и шелковый халат. Яркий, но не кричащий макияж отчетливо виден непостижимым образом во мраке сереющей комнаты.
ЖЕНЩИНА: Это абстракция. А любая абстракция - неимоверно скучна. Как любовь, как математика, как смерть.
ОНА завороженно смотрит за окно на щебетание птиц и других небесных существ, тени от крыл которых ложатся на тени.
ОНА: Смерть - это прекрасно!
МУЖЧИНА: Иногда я чувствую в себе большие силы. Порой мне кажется, что если бы я мог полюбить, я свернул бы горы. Я бы генерировал из иного мира стул. Нет, трон - и усадил объект своей мечты. И открыл бы бутылку руками. И нарезал хлеб и колбасу без ножа.
ЖЕНЩИНА входит в комнату и направляется к мужчине, за ней по воздуху плывет тяжелый старинный стул резного дерева с подлокотниками, являющий собой напоминание о кресле или троне.
ЖЕНЩИНА: У мужчин всегда одни пустые обещания.
На последних двух словах ее с Небес раздается Неистовый Гром, заглушающий их. Переждав его, ЖЕНЩИНА завершает фразу:
ЖЕНЩИНА: ...я говорю - пустые обещания! И нечего меня перебивать!
ЖЕНЩИНА берет стул, садится на него, ставит ноги, обутые в туфли на высоких каблуках, на газету. МУЖЧИНА ловко выхватывает из-под ее ног бутылку и решительно открывает ее руками, сорвав пробку одним движением. Раз! И тут ему является новая реальность: нет стаканов.
ОНА, взобравшись на подоконник распахнутого окна, восторженно смотрит вниз.
ОНА: О! Как бы я хотела вернуться в жизнь! Как бы я хотела броситься в жизнь и навсегда остаться там, без чувств, без мыслей, без боли и страданий - просто жить! Стирать, петь песни на скамейке в парке, мыть посуду, кормить животных в зоопарке, быть подсудной и не ходить голосовать. О, как бы я мечтала жить опять и не летать по комнате как моль, а улететь куда-нибудь в Тайланд или в Милан или в деревню к дедушке! О, как бы я хотела быть собой, и больше ни о ком плохом не думать! Я бы могла прожить так вечно, я бы родила детей и научилась водить машину, я бы вызвала электрика и починила проводку, я бы даже пила вино по праздникам.
ОНА оборачивается и видит, что все присутствующие встали и смотрят на нее недвижно. Молча. ОНА продолжает уже не так восторженно, растерянно, скорее, даже отрешенно, обреченно.
ОНА: Смеялась. Плакала. Молилась. Дралась за жизнь обиженных и слабых. За честь поруганную женщин и животных. За человеческие ясные права и за любовь, лишенную токсичных отношений и рыночных взаимоотношений. Вдыхала воздух ночи, сны смотрела. И не заметила б, как умерла. Счастливая.
Среди слушающих неизвестно каким образом оказывается КАРЛИК. Но, присмотревшись, можно опознать в нем просто ребенка, карапуза, одетого по-взрослому в костюм и галстук или просто в кружевные панталоны. На самом деле это два карапуза, они бегают и беззвучно хохочут, то забегая в зоны особенно сгустившегося мрака, то выныривая из них, играют в прятки с темнотой.
ОНА: Ах!
Взмахнув руками, она стремится выпасть из окна, но ОН - проворный и пластичный, как мы знаем - подхватывает ее гибкий стан и, крепко обхватив, кидает ее тело к потолку. И сам взмывает следом. Все аплодируют.
ЖЕНЩИНА: Браво!
МУЖЧИНА: У кого-нибудь есть шахматы? Если бы были шахматы, можно было бы устроить турнир. Я в молодости недурно играл.
К МУЖЧИНЕ, оставив вмиг свою игру, подбегают два КАРЛИКА (они же - карапузы) и каждый протягивает руку, изображая будто держит стакан и предлагая налить. Переглянувшись, оба хохочут, довольные своею шуткой.
Входит лошадь. По крайней мере, так кажется вначале, но потом со всею ясностью становится понятно даже в сгущающейся темноте, что это ЛАМА.
ЛАМА: Почему, зачем? Какие адские игрушки у Неба на уме? Какие оно готовит нам сюрпризы еще? Чего не вынес род биологических существ, какие жертвы не принес? Каким созвездьям еще не терпится пролить свой магнетизм, чтобы жизни ход направить в ново русло или к погибели все сущее привесть?!
ОНА (из Поднебесья): Кто это?
ОН (рядом с нею): Лама.
ОНА: Она хорошая.
ОН: Это он. Тут все хорошие. Когда умрешь, не можешь зла творить. Уже неплохо.
ОНА (вздыхая почему-то очень печально): Да, несомненно.
Все вздыхают очень печально.
КАРЛИКИ-КАРАПУЗЫ (радостно, задорно): То ли еще будет!!!
СЦЕНА 2
Яркий, ослепительный, невозможный свет заливает лужайку, и небо, и все вокруг. На все стороны света - только Свет, сквозь настойчивые волны которого пробиваются очертания материального мира - трава, дерево, замок вдали, облака, птицы, щебечущие на деревьях. Будто Солнце спустилось на землю. Пришло погостить.
На лужайке сидят ОНА, ОН, МУЖЧИНА, ЖЕНЩИНА, три КАРЛИКА-КАРАПУЗА - их теперь три, и теперь определенно видно, что это именно карлики, а не дети. ЛАМА и еще два-три десятка мужчин и женщин, одетых в смокинги и вечерние платья. Все едят профитроли, пьют коктейли, курят тонкие сигареты в длинных мундштуках, ловят бабочек сачками, смотрят на облака, пытаясь угадать, на кого те похожи - на папу или на маму.
ОНА: Близнечный миф. Мне кажется, я слышала когда-то звон. И мне приятно, что я не знаю столь многого в этом прекрасном, огромном, многогранном мире.
МУЖЧИНА: Мы никогда этого не узнаем.
ОН: Мы потеряли самое главное - память о том, кто мы. Время, идущее вспять, пустые формы наших снов, проплывающие над нами, словно облака, повторы поворотов судьбы, чужих...
МУЖЧИНА: Мы не умеем жить в раю. К сожалению.
ЛАМА: Дождь! Скоро пойдет дождь!
ЛАМА весело скачет по расстеленным на лужайке покрывалам с закусками, переворачивая бокалы с коктейлями. Общество сдержанно и культурно негодует, выражая свое отношение добродушно-разочарованным ропотом.
Ропот заглушается Громом среди ясного Неба. Солнечный свет раскалывается. Свинцовый ветер начинает сдувать всех отдыхающих на лужайке, курицу, коктейли, бабочки и смокинги. Птицы с огромными жесткими крыльями начинают носиться угрожающе над пригнувшейся к земле, прячась от ветра, подобравшей котелки и подолы публикой.
ЖЕНЩИНА (восторженно): Вот это жизнь!
КАРЛИКИ-ТРОЙНЯШКИ: То ли еще будет!!!
Одного КАРЛИКА сдувает, второй хватает его за панталоны, чтобы удержать, но и его поднимает в воздух могучим потоком ветра, третий отчаянно цепляется на башмаки на ногах второго, взмывает с ними в воздух и вот вереница карликов уносится вдаль, гонимая ветром холодной безжалостной осени.
ЖЕНЩИНА: Вот это смерть! Как бы я хотела быть легкой и юной, невесомой, как пушинка, как пыльца на крыльях бабочки!
ОНА: Как призрак пыльцы на крыльях призрака бабочки!
МУЖЧИНА (придерживая руками шахматы и профитроли): Какая игра! Мы будто попали в кино! Жаль, что большинство из тех, кто мечтает попасть в кино - никудышные актеры. Впрочем, в юности я недурно играл. Думаю, даже по третьему разряду в лучшие времена...
ОН: Знаете ли вы, что это за странная натура человеческого существа, которое в самые крылатые моменты истории так отчаянно жмется к земле, так боится летать? Посмотрите на этих отважных карликов, что скрылись вдали за горизонтом и уже не видны, и не будут, должно быть, видны никогда, никому - думаете, они хоть секунду сожалели о несчастной судьбе своей, о том восхитительном жребии, что выпал им - улететь к херам свинячьим...
Отчаянный Гром небесный заглушает последние три слова. Переждав его, ОН продолжает.
ОН: ...к небесным чертогам, прочь из этой постылой действительности...
Ливень и град из потрескавшихся Небес ледяным аккордом обрушивается на землю, превращая всех в элементы великолепного фонтана дружбы народов с планетами, зверей с арбалетами, минералов и адмиралов подводных карьеров, птиц и стихий, бесов и Воинств Семи Небес.
ОН (задрав голову и придерживая шляпу на затылке пятерней): Кто сказал, что мы не рыбы?! Кто сказал, что не повторится всемирный потоп? Он грядет! Не обещал нам Владыка Небес и Земли не топить нас повторно, он лишь обещал, что не истребит нас больше таким неизысканным образом. Будет потоп! Но мы выживем! Да здравствуют плавники, и жабры, и подводные крылья!
Из-за струй дождя, и потоков воды, и ливней, и селей, и оползней, и вади, и разливов, и запруд, и водоворотов, и омутов, и плесов, и порогов, и мороси и капели, - в которых понемногу растворились те смокинги и вечерние платья, что заблаговременно не зарылись в землю, - появляются рыбы. Нарядно одетые, с собачками и детьми, с сигарами и просто голые, в натуральном виде - рыбы-нудисты, рыбы-натуралисты, рыбы-анархисты, рыбы-феминисты, рыбы-зоозащитники и экоактивисты, рыбы-веганы, рыбы-либертарианцы, рыбы несистемные, рыбы объектно ориентированные, рыбы-роботы, рыбы-молоты, рыбы-серпы, рыбы-колосья, рыбы-полозья, рыбы-хоккеисты, рыбы-ёлки, рыбы-морозы, рыбы-копы, рыбы-андроиды, рыбы-репликанты, рыбы-рептилии, рыбы-птицы, рыбы-млекопитающие, рыбы-люди, рыбы-нелюди, рыбы-мясо, рыбы-рыбы. Все они - исполняют симфонию вод. Все они - поют неземными голосами. Все они - помогают нам совершить Переход туда, откуда мы сами.
Под звуки Симфонии Вод всех смывает Второй Всемирный Потоп. Всё погружается в воды Леты и тонет, исчезая в темных глубинах где-то.
СЦЕНА 3
Над бездонным, бескрайним Мировым Океаном, одиноким, неприкаянным и бездомным, словно бабочки в тумане - две фигуры в облаках: ОН и ОНА. Они парят среди пара надмирного, глядя на рябь на поверхности вод.
ОНА: Всё утонуло. Оно не вернется? Из утонувших никто не проснется?
ОН: Нет. Мы забыли построить Ковчег. Миа кульпа. Я должен был сообразить.
ОНА: Не вини себя. Что уж теперь, ничего не исправить. Надо жить с тем, что есть, сделать выводы из ошибок и двигаться дальше.
ОН: Надо встретиться с Невыносимым.
ОНА: Надо ясно взглянуть в глаза своему страху, своей боли, не заслоняться, не прятаться, не притворяться, будто все хорошо.
ОН: Надо прожить свою Смерть.
Они смотрят на проплывающего внизу МУЖЧИНУ, ухватившегося за шею ЛАМЫ. В другой руке - портфель.
МУЖЧИНА: Кому Надо! Зачем Надо! Кто сказал Надо! Ради чего!
ЛАМА: Не думай об этом, мне и так тяжело.
Уплывают за горизонт. ОН и ОНА провожают их взглядом и легкой благодарной улыбкой. Меж грозных туч пробивается луч Золотой Зари.
СЦЕНА 4
Тучи тают, открывая понемногу, что таят, и из клубов, всклокоченностей и туманностей проступают стены золотого города. Золотые стены Старого города, города всех городов, Самого старого города в мире.
Самый старый город в мире расстилается перед нашими героями. Герои входят в ворота города. Старейшины старого города и судьи встречают их почтительными поклонами, потрясая снятыми башмаками, подбитыми железными подковами. Жизнь до и после входа в ворота - разламывается, как хлеб. Краюшка до, краюшка после. И корюшка луны в жестянке неба, средь звезд и ваты облаков проносится, позвякивая и дребезжа в стекле стакана, в окне темнеющего поезда, прокладывающего путь среди черных снегов криком выпи. И грех не выпить.
На высоком троне сидит великая и чудная, полная тайн и танцев светил, светлых мыслей и темных - ЖЕНЩИНА.
ЛАМА: Довольно красивая комната. Зала, то есть. Точнее, чертог. Горний мир довольно красив и своей красотою доволен.
Четыре КАРЛИКА-КАРАПУЗА - по числу стихий - окружают высокий и возвышенный трон царицы Дня и Ночи - ЖЕНЩИНЫ.
КАРЛИКИ: Плодитесь и размножайтесь. И наполняйте землю!
МУЖЧИНА: О, женщина - имя тебе. Я знаю все твои загадки наизусть.
ЖЕНЩИНА: Я знаю, что ты знаешь, но я знаю также и то, что ты не знаешь ответов. И потому умрешь.
ОН: Мы все умрем.
ОНА: Да, я где-то об этом читала. Как красивы розы на вазонах. Так и слышится благоуханье. Будто это розы на газонах, в мраморе - природы трепетанье. Теплится в холодном камне жизни сердце, и трепещет, словно птица лепестками.
ЖЕНЩИНА: Это хорошо. Ты принята. Зайди за эту линию, и ты спасешься.
ОНА: Ах, спасибо.
ОНА порывается перейти через красную черту, но ОН удерживает ее за шелковый рукав невыразимый.
ОН: Постой! А как же я? Ведь мы с тобою только обрели единство!
ОНА: Ах, простите! Мы можем переписываться, мы останемся друзьями, обещаю.
Пытается вырваться, рвется тончайшего шелка рукав.
ОНА: Ах!
КАРЛИК ЗЕМЛИ: То ли еще будет!
ОНА: Отпустите!
МУЖЧИНА: Послушайте!
ОН (Мужчине): Помолчите! Это наше семейное дело.
ОНА: Я вам не жена! Ах, отпустите! Я поражена!
ОН: Постой, красавица моя, постой! Союз наш вечен, он - не брак простой, что расторгается на Небесах! Мы целое!
ОН крепко обхватывает сильными руками хрупкий ее стан.
ОНА: Я не давала повода! Пусти! Абьюзер! Нам с тобой не по пути!
ОНА бьет его коленом в пах и вырывается, оставив в его руках обрывки шелкового платья.
ОНА: Я не буду стирать твои носки, насильник и сексист! Я в вечности найду себе отраду, но не в твоей! Скорее, за ограду свободной самости моей!
ОНА бросается к красной линии, но ОН не сдается. Он хватает ее за ноги. Зычно рычит, как демон ада, изрыгая пламя и серный дым. Все кашляют.
КАРЛИК ОГНЯ: Пошла руда!
ЖЕНЩИНА: Я так и знала. И никто ведь не заступится.
МУЖЧИНА (Ламе): Мне больно видеть не столько мерзости мужской природы, сколько слабости свои, невыносимо понимать, что грубой силе не могу я ничего противопоставить. И мягкость, и интеллигентность, и ум - ничто пред этой отвратительной, все уничтожающей и унижающей звериной страстью...
ЛАМА: Я бы попросил!
МУЖЧИНА: Простите, я не то имел в виду.
ЛАМА: То, то. Это оговорка по фрейму осыпающейся картины мира. Много еще слов сказать я мог бы вам, но я - лишь Лама. Мне лень на вас и время тратить, и силы, разве плюнуть.
МУЖЧИНА: Не надо! Я ведь никакого зла...
ЛАМА плюет. МУЖЧИНА захлебывается в этом могучем, все покрывающем плевке. Все тонет в нем, все погружается в бушующие пенные напевы, лишь трон высокий и возвышенный взмывает к потолку и Женщина возносится на троне, а КАРЛИКИ висят, вцепившись в ножки ручками своими, и смотрят вниз.
КАРЛИК ВОДЫ: Повтор! Повтор! Это уже было! Неинтересно! Давайте что-нибудь новенькое!
КАРЛИК ВОЗДУХА: Давайте играть в карусель!
КАРЛИКИ, схватившись каждый за свою ножку кресла-трона, раскручивают его в воздухе против часовой стрелки. И это вращение будто открывает шлюзы, и вода, и пена - стремительно уходят, обнажая картину: в миллиметре от красной черты ОН прижал к земле и душит ее. ОНА уже полуобнажена и бездыханна. МУЖЧИНА стоит на коленях и молится напротив экспоната "ЛАМА", которая стала чучелом в музее. Рыцари покинули свои доспехи и стали рыбой на прилавках. Шумный люд наполнил рыночную площадь. Все толкутся, торгуются, смеются, воруют, знакомятся, обмениваются новостями, хохочут, продают невест, секреты, сдобу. Мужчины в масках и плащах то и дело незаметно кого-то смертельно ранят острыми клинками и растворяются в толпе. Словом, жизнь кипит. Никто не пересекает заветную черту.
Трон опускается. Царица Дня и Ночи встает. Все затихают, падают ниц, но при этом украдкой взирают подобострастно на правительницу, внимая ее речам.
ЖЕНЩИНА: Товарищи! Мы пережили страшную беду! Смерть подошла так близко, ее дыхание так жарко опалило наши лица, что теперь едва ли мы узнаем друг друга и вещи, что служили нам доныне. (Возвышая голос) Мир никогда не будет прежним!
ЛАМА-ЧУЧЕЛО, неважно выглядящее в своем новом качестве, выходит из толпы, влача тяжелый воз мышей.
ЖЕНЩИНА-ЦАРИЦА: Кто малые сии?
ЛАМА-ЧУЧЕЛО: То души павших от лихорадки, малярии, сухотки, огневицы, от проказы, краснухи, длинных рук Синюшки, зубов Нечистого, просроченных продуктов, от копыт всадников Преисподней, от косы Безглазой, от болезней тела и души, от старости, от горя, от неразделенной любви, от неразличенной ОРВИ, от смерти.
ЖЕНЩИНА-ЦАРИЦА: Придите все.
Мыши бросаются лавиной прочь с воза, пересекают черту, захлестнув ЕГО и ЕЁ, распластанных на полу. Едва пересеча красную линию, мыши оборачиваются карликами с кошачьими головами и хвостами и выстраиваются вокруг трона высокого и возвышенного.
МЫШИ-КОТЫ: Мы спасены! И дух наш молод! Боже, храни королеву мышей!
Гром Небесный заглушает их нестройное пение. Звучит высокая Какофония небесных сфер. КАРЛИКИ-АРХАНГЕЛЫ взмывают под потолок и поют на четыре голоса мантру.
КАРЛИКИ:
О, маме папа кум!
О, деду баба внук!
О, мыслю эрго сум!
О, мышке кошка друг!
И цыпленок с волчонком,
и зайчонок с лисенком,
и черепашонок со львенком,
Никогда не состарятся и не умрут!
Будут вечно живыми,
будут вечно смешными,
и веселыми и озорными.
И всегда будут есть и смеяться.
И спать.
И играть.
Никогда не испытывать боли,
не смотреть новостей
из земных областей,
и не плакать ни дома, ни в школе.
По линии красной черты - опускается занавес прямо с небес - темный, тяжелый Железный Занавес опускается, отделяя поющих и трон от оставшихся за бортом.
За занавесом слышен звук космодрома, ракета уходит в небо. Те, кто остались на Земле, понимают, что предоставлены сами себе, и ждать второго пришествия просто нелепо.
ОН помогает ей подняться, отряхнуться, ОНА - принимает его помощь, не держит зла, помогая ему извиниться и оправдаться. Они садятся в возок, а МУЖЧИНА, забравшись на козлы и приторочив к ним образок, правит ЛАМОЙ и уезжает сквозь толпу базарную в Даль Светозарную.
СЦЕНА НОВАЯ
Свежепахнущие доски сколачиваются рабочими сцены, образуя сцену. Еще не закончены работы по возведению новой сцены, а на нее уже выходят режиссер, драматург, актеры, директор - как без него. Но присмотритесь - это все наши знакомые лица. ОН - режиссер. Директор - ЛАМА. МУЖЧИНА - драматург, ЖЕНЩИНА - Главный Администратор. И конечно ОНА - актриса. На шее у нее - шелковый шарф, чтобы скрыть синяки. На сцену, еще не до конца сколоченную, под дружный стук топоров, молотков и киянок - выбегают пять КАРЛИКОВ-КАРАПУЗОВ и делают живую пирамиду-пентаграмму.
ЖЕНЩИНА: Кто вы?!
КАРЛИКИ: Мы - по договоренности!
ЖЕНЩИНА: Повторяю вопрос: кто вы?!
КАРЛИКИ: Мы - карлики, стоящие на плечах лилипутов!
ЖЕНЩИНА: Третий раз повторяю: кто вы?!
МУЖЧИНА: Строго говоря, повторяете вы во второй, в первый - был не повтор, а премьера вопроса.
ЖЕНЩИНА: А вы кто такой?!
МУЖЧИНА: Я драматург.
ЖЕНЩИНА: Драматург?! Все нормальные люди - уже режиссеры! В крайнем случае - продюсеры или актеры. Это два отклонения, но в рамках мейнстрима. А ты? Эгоист! Инфантил! Либеральный сексист! Лузер-юзер! Ничтожество! Тряпка!
ОН: Он по договоренности.
ЖЕНЩИНА: Директор в курсе?
ОН: Странный вопрос. Кто тут художественный руководитель?
ЛАМА: Да, я в курсе.
ОН: Нет, давайте уже проясним!
КАРЛИКИ: Мы можем идти?
ОН: Да, мы вам позвоним. Далеко только не уходите.
КАРЛИКИ рассыпаются и убегают, по дороге разбегаясь на множество еще более мелких карликов.
ОН (Ламе): Нет, давайте уже проясним!
ОНА: Послушайте, как вам еще не наскучило - все эти пьесы о пьесах. В каждой пьесе театр, в каждой пьесе вместо нормального живого диалога - упражнения в художественных ремарках.
МУЖЧИНА: Вы не правы. У меня живые диалоги и никаких художеств в ремарках нет. Я живу в Нарьян-Маре, среди нормальных живых людей, мне не до ремарок.
ОНА: Неужели вы не понимаете, что это все фальшиво! Что это все... что это все... вы все врете! Вы в Нарьян-Маре не живете! Вы там живете напоказ! Реальные люди для вас - подопытные кролики! Шуты! Паноптикум! Парад уродов на потеху просвещенной публике!
Вбегают шесть КАРЛИКОВ.
КАРЛИКИ: Вы нас звали?!
Раздается Гром Небесный.
МУЖЧИНА: Неправда!
ОНА: Нет, правда! Все кругом - неправда!
ЖЕНЩИНА: Что ты разоралась? На сцене, что ли? Это не театр, девочка. Тут все серьезно. Это жизнь, подруга. Привыкай, или убирайся вон!
ОНА: Господи, неужели вы себя не слышите!
ОН: Что? Я тебя не слышу! Господи, этот ремонт когда-нибудь закончится?!
Рабочие сцены все отчаяннее сколачивают сцену. Все громче стук киянок, долот, кувалд и молотков. Под стук колес и марш сапог на сцену спускается черный дым. Все герои спешно уходят, рабочие продолжают работать, ничего не замечая.
СЦЕНА МАЛАЯ
Позади осталась Новая сцена, и вот перед нами открывается коробка из-под обуви. И уже во мраке вереницей в полной тишине ее торопливо и беззвучно пересекают все наши герои в черных плащах и масках, оставшись неузнанными и даже не обнажив смертоносных кинжалов. А зря. Так было бы острее, по-моему. Но кто я такой, чтобы давать советы драматургу. И вообще, эти ремарки к делу не относятся. Режиссер, зачеркни их, у меня самого рука не поднимается.
СЦЕНА N
Ну, вот мы и добрались до абсолютного Ничто. Незаметно...
ЛАМА: ...Ну вот, мы и добрались до абсолютного Ничто.
НЕКТО В ЧЕРНОЙ МАСКЕ: Незаметно.
Вокруг и правда - пустота.
МУЖЧИНА: Вокруг - и правда пустота. И делать ничего не надо. Ведь в пустоте абсурдно приложение сил к чему бы то ни было, ведь ничего же нет.
ЖЕНЩИНА: Что не мешает морочить людям головы. Даже когда нет ни людей, ни голов.
ОНА (ЕМУ): Я хочу вам сознаться. Один раз я чуть не умерла. Точнее, меня чуть не убил мой возлюбленный. Не останавливайте меня. Мне надо выговориться, я чувствую, что пришел мой час. И перед смертью я должна сказать вам все. Вы любите меня, но если бы вы получше меня узнали. Если бы мы с вами прожили жизнь долгую, в одной квартире с одними и теми же детьми, вы поняли бы, как я пуста, неряшлива, ленива. Жадна, эгоистична, развратна, холодна, глупа. Заумна. Вы бы видели во мне все те пороки, от которых в ужасе бежали и вот попались в сеть исчадью ада. И вы бы, нет, не спорьте, вы бы меня убили. И правильно бы сделали. Нашим детям было бы с вами лучше. Пусть даже вы бы и бросили их вскоре на своих родителей и ушли к другой бабе...
Гром Небесный заряжает было свой заряд, но голос страстный и полный боли перекрывает его.
ОНА: О нет! Не перебивайте меня, дайте сказать! (ЕМУ) Вы бы быстро утешились, и были бы правы. Однажды меня чуть не убил мой возлюбленный, когда узнал, что я хочу уйти в мир иной и бросить его с детьми, проблемами, долгами, пандемией. Он душил меня, пытаясь на самом деле удержать... И я была на волосок от счастья, но я осталась здесь. И телом, и душой. И всеми документами, и бытом. И неизбывной тягой к еде, и испражнению. И сексу, и сну. И к безопасности, и к смерти. Но я - со всеми базовыми своими потребностями и эмоциями - я - теперь уже не я. С тех пор - я только тень умершей бабочки. Поймите. Мы не пара. И мы не сможем умереть в один и тот же день. Ведь я всегда в другом. Который давно прошел для всех. А для меня остался. Мы стоим по обе стороны зеркала Времени. И никогда не сможем прикоснуться. К счастью.
ЖЕНЩИНА: Как это печально. Черт возьми.
ЛАМА: Но красиво.
МУЖЧИНА: Я записал, если что.
НЕКТО В ЧЕРНОЙ МАСКЕ: Бесполезно.
Быстро уходит, оставшись неузнанным.
СЦЕНА 1
В пустую комнату из распахнутого окна под звон колышущегося на легком ветру колокольчика -ловушки для снов - врываются звуки трамваев, гудки, щебет птиц, смех и голоса прохожих, далекий лай собак, вечернее лето в разгаре.
В комнату вбегает ОН - раскрасневшийся и возбужденный. В руке у него бутылка шампанского. Белая рубашка выбилась из-под ремня, волосы растрепаны. Следом вприпрыжку забегает ЛАМА со своим новым другом ПОНИ.
ОН: Все?!
ЛАМА: Все!
В крайней степени изнеможения, но счастливый от осознания хорошо сделанной работы, вваливается МУЖЧИНА, распахивает пальто.
МУЖЧИНА: Всё! Всё кончено! Теперь можно отдыхать. Мы заслужили вечный выходной!
Неожиданно легко в комнату впархивает ЖЕНЩИНА. Она одета в вечернее платье, на шее ее и в ушах мерцают бриллианты.
ЖЕНЩИНА: Подождите меня! О, этот сборщик банальностей уже здесь!
МУЖЧИНА (счастливо): Тряпка! Я просто Тряпка!
МУЖЧИНА швыряет к потолку свою шляпу, она превращается в галку и мечется по комнате. ЖЕНЩИНА смеется. Ей понравился этот фокус.
ЖЕНЩИНА подходит к МУЖЧИНЕ, он обнимает ее, они целуются.
ОН: А где виновница торжества?
Семеро КАРЛИКОВ-КАРАПУЗОВ торжественно вносят тело - это ОНА.
Гремит небесный гром, но коротко и беззлобно. Хлопает пробка шампанского. КАРЛИКИ тут же реагируют на звук, кладут тело на пол и тянут к бутылке руки с невидимыми стаканами.
КАРЛИКИ: А смешно будет?!
ЛАМА: Будет людям счастье! Счастье на века...
ОНА просыпается на полу.
ОНА: Вы что, все еще здесь? Опять? Мне снилось, что я превратилась в призрака бабочки и летаю над миром.
ОНА поднимается, оглядывается. Лицо ее выражает явное разочарование.
ОН: Нет больше мира. Сейчас все будет хорошо.
ЖЕНЩИНА (кружась в танце): Точно все?