Соколов Эльмар Владимирович : другие произведения.

Культурология (учебник) - первые 4 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 4.88*7  Ваша оценка:

Культурология

Введение.*

Глава 1. Элементы теории культуры.*
Предмет культурологии.*
Проблемы культурологии.*
Практическое значение культурологии.*
Мифы о культуре.*
Развитие понятия "культура" в языке и общественной мысли.*
Просветители и романтики о культуре.*
Понятие культуры в марксизме.*
Обыденные представления о культуре и ее массовые формы.*
Культура как научное понятие и как феномен.*
Культура и религия.*
Природа человека.*
Глава 2. История и теория культуры в учениях европейских философов-просветителей. Идеология просвещения.*
Глава 3. Проблемы возникновения и эволюции культуры в этнографической науке конца XIX - начала XX в.в. Эволюционизм как теория культуры.*
Глава 4. Структурно-функциональная система культуры.*
Сущность и особенности структурно-функционального подхода.*
Вехи истории структурно-функционального подхода.*
Трудности структурно-функционального подхода.*
Основные функции культуры.*

Введение.

Краткость жизни и огромность культурного слоя, открытого и в то же время непостижимого не только в течение одной, но и в течение тысячи жизней - вот противоречие, которое рождает "страдание духа", характерное для мыслящего человека. Казалось бы, какое нам дело до того, как жили люди в другие времена и в других странах, как живет они сейчас в джунглях Амазонки или небоскребах Нью-Йорка? Да и существует ли вообще единый и сколько-нибудь устойчивый "мир культуры", не создан ли он из преходящих дел и мгновений, не имеющих между собой ничего общего? Зачем нам знать об этом культурном мире - не достаточно ли своих забот и удовольствий, своих родных и друзей? Но нет! Ограничивая себя доступным горизонтом дел и знакомств, повседневных встреч и разговоров, человек вдруг начинает испытывать минуты непонятной тоски и томления. Хочется цивилизации, хочется понять, о чем думали египтяне, строившие пирамиды и китайцы, возводившие Великую стену, как пришла в голову князю Владимиру мысль "ввести христианство на Руси" и какими замыслами вдохновлялся Петр Великий, когда он строил на Русской земле мировую державу. И я сам - как я должен воспользоваться подаренной мне жизнью, куда пойти, что делать, о чем думать и что любить?
Любой человек, чья душа не очерствела, чей дух не умер, не может жить без надежды - только тем, что есть у него сейчас, тем, что он помнит и знает. Человек - существо, постоянно расширяющее свое жизненное пространство.
Как удовлетворить эту нашу странную тягу к познанию иных стран и народов? Дети легко справляются с этой задачей - они играют. Но чем взрослее человек, тем настоятельней становится специализация, суживающая духовный горизонт. Чтобы овладеть культурой, взрослому человеку недостаточно и беспорядочного чтения. Когда человек читает, слушает, смотрит все подряд, без цели и дисциплины, ежедневно "взбалтывая" свое сознание очередным детективным сюжетом или фильмом ужасов, его дух тупеет, пресыщается.
Как войти в истинный, невыдуманный мир культуры? Как расширить свою Вселенную и соприкоснуться умом и чувством с великими событиями и великими Учителями человечества?
Культурология открывает нам такую возможность. Она не рассказывает нам всего, что известно историкам, и не ставит целью просто рисовать картины иных обществ, перечислять интересные и занимательные факты. Нет! Она дает нам некоторые важные идеи, принципы, помогающие собирать и систематизировать множество событий, ситуаций, и с помощью разума и воображения воссоздать черты иных культурных миров.
Наука о культуре не огорожена забором от других наук о человеке и обществе. Она уходит своими корнями в общественно-историческую и философскую мысль прошлых столетий. И все же это молодая дисциплина, делающая только первые шаги и нередко встречаемая настороженно представителями уже зарекомендовавших себя наук.
Чем вызвано это недоверчивое отношение? По-видимому, претензией на всезнайство или, попросту говоря, верхоглядством. Герман Гессе в своем философском романе "Игра в бисер" нарисовал беглый эскиз культурологии, определив ее как "игру" со своими ценностями и символами культуры. Мастера "игры в бисер" используют в качестве фигур не шахматы и шашки, а теоремы геометрии, библейские заповеди, политические принципы, музыкальные темы и формы, литературных персонажей и мифических героев.
Как практически можно "ввести в игру" весь этот пестрый материал, Гессе не показал. Но сама задача оживления прошлого культурного опыта и включения его в жизнь сегодняшнего общества в форме интеллектуальной игры - не может не притягивать, не волновать. Эта задача, как кажется, одна из наименее осознанных. Ведь уже накоплена огромная информация о жизни разных народов, о различных типах общественного устройства, взаимоотношениях социальных групп и личностей, о причинах расцвета и упадка великих культур, закономерностях смены демократий и монархий, классических и романтических эпох. Но в силу особенностей языка, фразеологии, мировосприятия каждой из культур, да и просто из-за самой объемности этого материала, он остается, по существу, не востребованным современностью, не актуализируется. В результате люди и общества вновь и вновь попадают в одни и те же ловушки, делают те же самые ошибки, переживают те же самые кризисы. Нужен какой-то метод, который позволил бы сконцентрировать и систематизировать весь культурный опыт человечества, нужен новый язык, позволяющий кратко сформулировать общие идеи, образы, проблемы, вводить их в единое смысловое поле, которое можно было бы обозреть одному человеку. Культурологический язык должен уметь соединять общее с частным, временное - с вечным, душевное - с духовным, материальное - с идеальным. Это язык не может обойтись без метафор, символов, аналогий и поэтому должен приближаться к художественному языку. Само же пользование этим языком и работа в области культурологии потребуют от будущих мастеров этой науки таланта, близкого к поэтическому и художническому. Вот это-то "стирание границ" между наукой и искусством, философией и поэзией, которое замечается в работах современных культурологов, и настораживает представителей традиционного обществознания. Им кажется недоступным говорить просто и кратко о сложных и объемных вещах, без использования привычного словаря, без "строгого" и общезначимого метода.
Однако нельзя не видеть, что весь методологический арсенал современного обществознания, опирающийся на образец естественных наук, вся словесно-понятийная основа наук о человеке и обществе скользит по поверхности, не вскрывает существа дела. Она непригодна для исследования богатейшего и чрезвычайно поучительного опыта ХХ века. Этот век уже близится к завершению, а его способность понять самого себя едва ли больше, чем была на заре столетия. Ни одно из определивших лицо нашей эпохи великих событий, решений, политических и культурных течений не было предсказано и объяснено наукой. Две мировые войны, эффект атомного оружия, ГУЛАГ, экологический кризис, взлет и падение фашизма и коммунизма, крах социалистической идеи, которая вынашивалась лучшими умами в течение столетий - от понимания всего этого мы так же далеки, как сто лет назад.
Совсем недавно мы пользовались при анализе общества скудным инструментарием марксизма (общественное бытие - общественное сознание, базис - надстройка, производственные силы - производственные отношения), который нес на себе отпечаток строительно-техницистского мышления. Мало помогали приблизиться к истине гегелевские "законы диалектики" и неуклюжие, чуждые русскому языку слова: "отчуждение", "опредмечивание", "распредмечивание", "субъект", "объект". Пользование этим ограниченным кругом абстрактных понятий, можно сказать "глухих" и "слепых", не способных слушать голоса культур, различать их цвета и чувствовать их пафос и музыку, порождало псевдонаучное высокомерие у официальных "идеологов", считавших себя обладателями "единственно верного учения". Но и общественная наука Запада, хотя и свободная от марксистских догм, также движется, главным образом, по позитивистскому руслу, овеществляя, омертвляя язык культуры понятиями типа: "роль", "функция", "статус", "страта", "ориентация", "система" и т.п. Мы не возражаем против использования этих понятий в культурологии и обществознании. Более того, многие новые идеи физики, термодинамики, биологии, необычайно богатые эвристическими возможностями, такими как "энтропия", "принцип дополнительности", "наследственный код", "экологическая ниша" - для тех, кто их понимает - могут служить прекрасными инструментами культурологического объяснения. Но эти формализующие понятия не должны заслонять сути культурного бытия, самого движения культурной жизни, которые нельзя понять без соответствующей гуманитарной настроенности, включающей в себя не только рассудок, логику, но и игровые, поэтические и философские способности.
В прошлом свой вклад в культурологию внесли этнография, философия истории, социология. Неоценим и до конца не использован в науке о культуре вклад художественной литературы, в особенности русских писателей-классиков XIX века. Сегодня к культурологии подключаются новые научные методологии, такие как системный подход, психоанализ, структурализм, семиотика, герменевтика. Сам язык политической и экономической жизни нашего времени с его довольно неожиданными, но подчас емкими и полезными понятиями, такими как "теневые структуры", "дефицит", "дорога к Храму", "образ врага" может стать полноценным компонентом культурологического рассуждения.
Таким образом, налицо процесс быстрого формирования новой науки о культуре, стоящей "на плечах" у своих предшественниц, ведущей себя подчас дерзко, но имеющей очень богатые перспективы.
Поскольку проблемы культурологии живо интересуют общество, обсуждаются в быту и средствами массовой коммуникации, складывание этой новой науки идет быстро, но стихийно. Сегодня мы не имеем еще единой культурологии, а имеем множество культурологических теорий, обладающих разной степенью широты и силы. Чуть ли не каждый год появляются новые культурологические концепции, на которых можно выстроить уже целую галерею.
В этом, собственно говоря, и состоит цель нашей работы, которая включает в себя обзор далеко не всех, а лишь наиболее представительных, ставших уже классическими концепций. Мы назвали свое пособие "Культурология". Но вместо того, чтобы излагать одну-единственную теорию, мы предоставляем слово разным авторам, каждый из которых развивает собственную версию теории культуры, использует особый язык, имеет свои собственные предпочтения. Мы устраиваем заочную встречу культурологов, живших в разных странах, в разное время. Иногда ничего не знавших друг о друге, но интересовавшихся теми же самыми или очень близкими проблемами. Они не могут, к сожалению, спорить или комментировать друг друга и мы иногда это делаем вместо них.
Обозревая ряд теорий культуры, мы видим, как одни авторы углубляются, уточняют, критикуют своих коллег или предшественников. Они то устремляют свою мысль в разные стороны, двигаясь каждый в своем излюбленном направлении, то их голоса сливаются при обсуждении одной фундаментальной проблемы.
В истории не прекращается диалог культур. А в науке не умолкает диалог теоретиков культуры. Каждая наука неустанно анализирует свой предмет, уточняет свои границы, переосмысливает проблемы и факты.
Чтобы с пользой и пониманием читать предлагаемые очерки, нужно знать о том, что объединяет всех собранных авторов, какие вопросы они - каждый по своему - стремятся разрешить. Одно из правил активного чтения - браться за книгу, уже понимая те проблемы, которые в ней обсуждаются. Тогда не пассивно воспринимаешь написанное, а думаешь вместе с автором и по достоинству оцениваешь его суждения.
Это соображение натолкнуло нас на мысль включить в пособие вводную главу, содержащую анализ проблем и понятий культурологии, ее обоснование. Это далеко неполный обзор науки, а лишь отдельные ее элементы. Тем не менее, они помогут, мы надеемся, быстрее включиться в разговор всем тем, кто способен жить интересами и надеждами культуры и содействовать ее развитию.

Глава 1. Элементы теории культуры.

Предмет культурологии.
Наука не изучает все подряд. И она всегда избирает предметом изучения какой-то ясно очерченный объект. Скажем, существуют на свете вода, воздух, огонь, но нет водоведения, воздуховедения и огневедения. Общество - хотя это реальность особого рода - не является предметом исследования только одной науки. Существует множество наук об обществе - история, демография, социология, общественная психология. И каждая имеет свой предмет, свой угол зрения на общество. Попытки создать единую науку о человеке также вряд ли оправданны. Человек изучается с разных сторон разными науками - медициной, психологией, физической антропологией, язык - лингвистикой и т.п., и все это составляет в конце концов "феномен человека".
Дело в том, что наука начинается не с предмета. Она возникает потому, что человека начинают волновать, мучить, интересовать какие-то проблемы - практические или теоретические. А поскольку повседневный опыт не дает на них ответа, ученые изобретают специальные методы, стратегию исследования, накапливают относящиеся к делу факты и соображения, систематизируют их.
Постепенно выясняется тот "системный объект", та совокупность взаимосвязанных явлений, даже если они похожи друг на друга. Нужно выявить систему, которая служит предметом изучения.
Предметом культурологии является культура или мир культуры как более или менее целостная система.
Что такое культура?
Культурой мы называем все то, что создано руками и разумом человека, весь искусственный - отличный от природы - мир явлений, который замечателен, в частности, тем, что не может существовать без ухода, без человеческой заботы. В природе все растет, умирает и возрождается само собой. Но составляющие культуру машины, здания, вещи, идеи способны жить сами по себе. Они рушатся, разлагаются, гибнут, если их перестает поддерживать рука человека, если человек теряет к ним интерес, если сознание угасает.
Происходящие в культуре процессы - например, расцвет и упадок экономики, развитие техники, искусства, науки, превращение классицизма в романтизм и модернизма в постмодернизм - далеко не всегда нам понятны и часто не зависят от воли и желания одного человека. Тем не менее, культурные процессы связаны с человеческими решениями, влиянием людей друг на друга, их поступками.
Если в культуру входит все созданное людьми, то возникает вопрос: зачем изучать в рамках одной науки то, что до сих пор исследовалось отдельными дисциплинами? Ведь почти все "части" культуры уже "разобраны по рукам". Язык изучается лингвистикой, право - юриспурденцией, мораль - этикой, искусство - эстетикой. Обособление наук друг от друга - необходимое и прогрессивное явление. Если культурология хочет вновь смешать все знания об обществе в одну кучу - то это невозможно и ненужно. Или, может быть, она отыскала какой-то особый, незамеченный до сих пор "пласт" общественных явлений?
Многие полагают, что таким вновь открытым самостоятельным "пластом", который вместе с тем покрывает все области культуры, является пласт символов, языка, "знаковых систем", представленных науками, искусствами, кодексами права и морали. Это, в основном, верно. Но к этому надо сделать несколько оговорок.
Во-первых, символическое и несимволическое не всегда легко различить. Самые привычные утилитарные предметы, например, ключ, молот, серп, оливковая ветвь, сноп пшеницы, лавровый венец, могут иметь символический смысл. В то же время символы языка, значения и смысл не "впрессованы" в слова, не закреплены за ними навечно, а могут рождаться и умирать в ходе беседы, в процессе развития или распада какой-либо идеологии.
Во-вторых, предмет науки не строго очерчен еще и потому, что "строгого порядка" в системе наук, как ни парадоксально, не существует. Науки развиваются неравномерно, тесня, обгоняя друг друга, соединяясь и распадаясь. При этом на один и тот же вопрос в науке может быть несколько ответов. Несколько теорий, относящихся к пониманию языка, религий или морали могут существовать параллельно и каждая может содержать в себе какое-то зерно истины.
В-третьих, предмет социальных и гуманитарных наук особенно трудно вычленить потому, что науки о человеке соприкасаются с идеологией эпохи и изменяются вместе с ней. Общество обновляется с каждой эпохой. Оно в чем-то подобно действующему вулкану, дающему каждый раз "выбросы" нового состава.
В-четвертых, в отличие от физика или химика, имеющих дело с неживой материей, культуролог изучает живые культуры. Он не может стоять равнодушно перед открывающейся ему преисполненной драматизма картиной истории. Он будет сопереживать, осуждать и восхищаться "смеяться и плакать" над судьбами людей, эпох и цивилизаций. Талант субъективного "вчувствования", сопереживания, способность к диалогу с прошлым входят в арсенал познавательных методов ученого. "Пристрастность" отдельных ученых служит своеобразным гарантом "беспристрастности" всего научного сообщества. Каждый культуролог в какой-то степени субъективно определяет рамки своего предмета.
Проблемы культурологии.
Мы уже заметили, что наука начинается с проблемы, именно она вызывает к жизни научное направление.
Что такое проблема? Это некоторое противоречие между уверенностью и сомнением, очевидным и неопределенным. "Неизвестное в известном". Причем эти неопределенности и сомнения почему-то оказываются важными, мы на них постоянно "наталкиваемся", они влекут к себе нашу мысль.
Какие основные проблемы культурологии?
На наш взгляд, наиболее важны из них следующие:
1. Как происходит переход о естественного "докультурного" состояния к культурному, цивилизованному? Каждый по собственному опыту знает, сколько усилий нужно приложить, чтобы выучиться чему-нибудь: музыке, математике, какому-нибудь ремеслу; как трудно бывает включиться в какую-то новую действительность, приспособиться к новой культурной среде, воспитать и организовать себя. Как же удавалось это сделать нашему отдаленному предку, не учившемуся в школе, не имевшему под рукой ни стула, ни карандаша, ни каких-либо справочников и словарей?
2. Ясно, что все явления культуры каким-то образом связаны, имеют общее "ядро", "базис". Но каково это ядро, на чем "базируется" культура? На материальном производстве, инстинктах, религии, разуме или чем-нибудь еще?
3. Культура устойчива, инертна. Устоявшиеся привычки и взгляды не легко меняются. Человеку и обществу трудно "перестроиться". Но как и почему в таком случае происходят изменения в культуре?
4. Почему одни культуры растут, развиваются, обогащаются, а другие угасают, слабеют и распадаются? В чем причина расцвета и упадка культур? Чем обусловлены их "болезни", их "здоровое" и "патологическое" состояние и как их различать?
5. Культура относится к классу сложных, автономных, саморазвивающихся систем. Она взаимодействует с другими системами. Это тесно связанные с культурой системы, суть: окружающая природная среда, "биосфера"; биологическая природа самого человека; другие культуры, с которыми нужно сотрудничать или бороться. Какова основная линия взаимоотношений между культурой и внешней природой? Преобразование? Подчинение ее законам? Сотрудничество?
Чем является культура для человека? Ответом на его потребности? Средством защиты? Средством саморазвития? Средой комфорта? Тяжелым бременем, которое почему-то нужно нести и ради которого нужно жертвовать здоровьем и жизнью?
Как взаимодействуют друг с другом разные культуры? Что такое это взаимодействие: обмен ценностями? Подавление одной культуры другой? В чем, например, проблема взаимоотношений России и Европы, Японии и Америки, Востока и Запада?
6. Чем обусловлены отличия культур друг от друга? Сливаются ли культуры в процессе развития человечества в одну или множественность культур всегда сохраняется? Полезна ли эта множественность человеческих культур или вредна? Можно ли считать, что одни культуры выше, а другие - ниже, или имеет смысл говорить лишь о сравнительной развитости в культурах одних и тех же отраслей, скажем, сельского хозяйства, ремесла, пения, науки, философии?
7. Какова структура культуры? Каковы взаимосвязи отдельных ее отраслей? Культурология должна изучать смысловые и причинно-следственные связи между языком и политикой, воспитанием детей и моралью общества, религией и экономикой, национальным характером и религией.
8. Проблемой культурологии является не только объяснение устойчивых, повторяющихся, универсальных явлений, но также понимание экстремальных, уникальных ситуаций, возникающих в жизни народа. Например, кризисов, революций, выдающихся открытий в науке, направлений в философии, школ в искусстве, творчества и мировоззрения великих поэтов и мыслителей.
9. Специфической проблемой культурологии является процесс трансформации смыслов и символов в культуре, формирование и распад идеологий, рождение новых идей в процессе диалога между личностями, идейными группировками, философскими течениями.
Перечисленные вопросы - далеко не исчерпывающие проблематику культурологии - давно интересовали ученых. Они обсуждались в той или иной степени разными науками, но не составляли предмета единой научной дисциплины.
В первых очерках мы должны будем показать, как исследовались эти проблемы в философии, этнографии, где они, однако, не считались главными. Лишь в середине ХХ века они были поставлены в тесную связь друг с другом. Произошло их объединение в рамках единой науки. В это время термин "культурология" был утвержден американским исследователем Лесли Уайтом (1900-1975) в книге "Наука о культуре" (1949). Этот термин органически вошел в категориальный аппарат общественных и гуманитарных наук и употребляется сегодня столь же часто, как понятие вещества - в химии, силы - в физике, организма - в биологии. Его распространение свидетельствует о потребности привести в систему огромное количество фактов, накопленных общественными и гуманитарными науками.
Благодаря научной и философской разработке понятия "культура", мы можем сегодня продуктивно работать в тех направлениях, которых раньше не существовало. К ним относятся: поведение и культура, язык и культура, экономика и культура, болезни и культура, преступность и культура, детство и культура, игра и культура и многие другие. Еще семьдесят - сто лет тому назад эти категориальные пары выглядели бы искусственно, не имели наполнения. Сегодня за каждой из них стоит научная традиция со своими авторитетами. По каждой имеются фундаментальные труды.
Практическое значение культурологии.
Актуализация культурологической тематики обусловлена обострением ряда насущных социально-практических проблем.
Стремление опереться в наше нелегкое время на культуру, по-новому оценить ее роль, есть, во-первых, симптом благотворного и необходимого поворота от изживших себя "экономического материализма", "техницизма", национального и классического эгоизма - к духовным, гуманистическим, общечеловеческим ценностям, которые объединяют, а не разъединяют, освобождают разум, а не принуждают верить в догмы.
Во-вторых, внимание к культуре объясняется кризисом старых ценностей, в частности, ценностей западноевропейской культуры, которая до сих пор доминировала в мире, но сейчас вынуждена признать свою неполноту, односторонность и активней воспринимать опыт Востока, которым она до сих пор пренебрегала.
В-третьих, интенсификация духовных контактов, во многом стихийных, связанных с болезненными и неуправляемыми ситуациями - войнами, эмиграцией, экономической экспансией сильных государств, распадом старых империй и рассеиванием по миру беженцев из многих стран обнажает сложнейшие механизмы взаимодействия культур. В прошлом веке многие дописьменные общества были уничтожены в результате вторжения на их территорию технически развитых структур. Даже при самых благих намерениях колонизаторов результаты воздействия европейцев на азиатские и африканские малые общества оказались катастрофичны. Проблема адаптации мигрантов к новой для них языковой и культурной среде также очень сложна. Причем все это не опровергает того факта, что культурный обмен, культурное сотрудничество - это благо и необходимость. Но чтобы они были благотворны, нужно уметь управлять ими, строить их сознательно.
В-четвертых, в нашей стране, в России, интерес к культуре объясняется в большой степени дискредитацией коммунистической идеи. Обращение к истокам национальной культуры, требование ее возрождения во весь рост ставит вопросы о том, что такое культура, как она сохраняется и передается, как она может быть возрождена, каким образом традиционные формы культуры могут соседствовать с новейшими достижениями науки и техники.
В-пятых, ситуация экологического кризиса, обострение социальных проблем в больших городах, появление новых болезней вроде СПИДа, рост преступности и другие негативные последствия быстрого экономического и демографического роста требуют серьезных изменений в системе ценностей. Вопрос о "пределах роста", т.е. о необходимости снизить темпы развития экономики, тратить природные ресурсы более бережно и ограничить потребление, был поставлен уже в начале 60-х годов Римским клубом. Чтобы не допустить глобальной катастрофы, должно построить новый мировой порядок. Свои главные усилия человек должен направить в сферу духовного творчества, которое дает наполнение жизни и не требует такого расхода ресурсов, как экономическое развитие. Человечество, чтобы выжить, должно радикально изменить характер труда, больше средств направлять в область медицины, образования, науки.
В-шестых, прогресс в области самой культуры, в частности рост количества фильмов, выпускаемых на экраны, книг, периодики, распространение принципов свободного предпринимательства на область культурной деятельности - все это ставит вопрос о качестве самой культуры, т.е. о воздействии массовой культурной среды на психику, мораль и человеческие отношения. Провозглашены принципы свободы слова, свободы печати, свободы творчества. Но продукция массовой культуры во многом недоброкачественна. Как действуют детективы, фильмы ужасов, эротические фильмы на сознание молодежи? Помогают ли они нравственному становлению человека? Культуры вокруг нас стало, кажется, больше, но душа человека - под угрозой из-за отсутствия духовной пищи и продуманной культурной политики.
Культура - творение человека, его рук и его разума. Но не все, созданное разумом, ведет себя "разумно". Многое, созданное руками, из них ускользает. Человек привык считать себя хозяином своих творений, а культуру рассматривать как "благожелательного опекуна" человечества. Он никак не хочет допустить, что культура давно уже превратилась в автономную систему, что наука, техника, производство информации развиваются по своим законам и что результаты этого развития во многом неблагоприятны для человека, его психики и здоровья.
Как бы ни ратовали либералы за свободу слова и действия, приходится признать, что не всякая свобода благотворна. Свобода, не сопровождаемая внутренней дисциплиной и культурным развитием, ведет к деградации общества. С другой стороны, попытки революционного переустройства общества с помощью силы также доказали свою безуспешность и привели к огромным жертвам. Ни свобода сама по себе, ни твердая рука вождя не гарантируют обществу стабильности, благополучия и мира. Только духовная культура является надежным инструментом выживания, согласия и разумного разрешения социальных противоречий.
Необходимо всерьез заняться изучением сущности, функций культуры, выработать принципы управления культурным развитием. Этим и обосновывается формирование культурологии как отрасли знания.
Мифы о культуре.
Будем исходить из того, что человек самостоятельно, без помощи инопланетян изобрел культуру. Она создавалась по крупицам, усилиями многих народов, долгого ряда поколений. Будучи восхищен совершенством и целесообразностью некоторых своих творений, их властью над его духом и жизнью, человек долго не решался приписывать себе заслугу их создания. Складывались мифы о богах и героях, "даровавших" людям культуру. Многие ее удивительные черты и противоречия впервые были осмыслены и отражены в мифах.
Вспомним хотя бы миф о Пигмалионе. Этот легендарный царь Кипра, искусный скульптор, вырезал из слоновой кости прекрасную женщину и влюбился в нее. Богиня Афродита оживила статую и она стала Галатеей - женой Пигмалиона.
Человек, подобно Пигмалиону, посредством любви и искусства вдыхает жизнь в свои творения, а потом начинает служить им и поклоняться. Среди творений культуры есть произведения столь величественные, хитроумные и преисполненные мудрости, что кажется почти невероятным, что их создал смертный человек со всеми его слабостями и недостатками.
В легендах каждого народа присутствуют богатыри и мудрецы, которые учат людей пользоваться огнем, изготовлять орудия, обрабатывать металлы, приручать животных, возделывать растения. Создание семьи, собственности и государства приписывают нередко герою, благодаря которому эти институты получают священную санкцию. Для греков культурным героем был Прометей, для скандинавов - бог Вотан.
Увидев, что животные заботливо всем снабжены, а человек "наг, не обут, без ложа и без оружия", сын Зевса, титан Прометей, крадет из мастерской Гефеста и Афины огонь и дарует людям технический прогресс. Греки верили, что все искусства - от Прометея. Он научил их строить дома, корабли, читать и писать. Суровый Зевс, который считал людей слепыми и жалкими существами, опасался давать им в руки божественные умения. Он рассердился на Прометея, открывшего людям то, что им не следовало знать и велел приковать его к скале. Хищный орел прилетал каждый день и клевал печень Прометею, причиняя ему страдания.
Культурный герой - символ. В нем можно видеть и благодеяния культуры, и ее опасности, и жертвы, ради нее принесенные. Культура создается неустанным трудом. Она развивает творческие силы. Но требует нередко подвига, огромной самоотдачи. Идеалы культуры настолько возвышаются над жизнью среднего человека, что у него возникает стыд за собственное серое существование. Он сознает свою ограниченность и страдает от чувства вины.
Культура освобождает и тревожит, мобилизует волю и мысль. К культуре люди влекутся и от нее отталкиваются.
Не проще ли, не легче ли ни о чем не думать, жить "растительной" жизнью, не заботясь о завтрашнем дне? Но "бегство от культуры" оборачивается распадом личности, утратой даже естественных функций памяти, мышления.
Только вперед, к свету, к свободе, к более высокой культуре! Или назад - к тупому животному существованию. Так стоит вопрос перед человеком. Иного не дано.
Человек часто не в силах совладать с созданной им же культурой. Масштабы злых и добрых деяний возрастают на путях прогресса. И это тоже отражено в мифах. Разгневанный на Прометея Зевс приказывает Гефесту создать женщину - Пандору и вручает ей сосуд, в котором собраны все людские пороки. Пандора, любопытная и глупая, открывает крышку сосуда. Из него по земле расползаются болезни и несчастья. И только надежда остается на дне сосуда.
У одного индейского племени есть обряд встречи и провожания солнца. Люди этого племени верят, что без их помощи солнце не взойдет и не уйдет на покой.
Или другой, коварный для науки вопрос: как можно оправдать человеческие страдания и жертвы, казалось бы, вовсе бессмысленные или такие, которые люди одного поколения перенесли ради других - будущих? Наука боится вдумываться в поднятый Достоевским вопрос о "цене прогресса", о "слезинке ребенка", которого нужно якобы замучить для того, чтобы другие, будущие люди жили замечательно. Но этот вопрос не исчезает оттого, что его не хотят замечать. Во имя чего страдают и терпят несправедливости миллионы людей? Для науки этот вопрос не имеет смысла. Но миф, искусство, религия отвечают на него символическими образами. Жертва приобретает глубочайший смысл. Страдания очищают. Подвиг души становится началом возрождения народа. Смерть побеждена добротой и любовью.
Кажется, что миф закончен, завершен. На самом деле он творится вновь и вновь каждым поколением. В пасхальном возгласе священника: "Христос воскрес!" и традиционном ответе: "Воистину воскрес!" отражается чудо умирающего и воскрешающего в своих детях и бессмертных творениях все более сильного духом человека.
Каждая эпоха вырабатывает свой миф, стараясь расположить в его смысловом пространстве все важнейшие факты и события. "Взрывные", трагические эпохи особенно активизируют мифотворчество. Этим, в частности, объясняются вспышки художественно-поэтической и мифологической активности в ХХ столетии, которые опрокинули многие, незыблемые для науки XIX века, представления.
Миф поход на сновидение. Подобно сну, он фантастичен и нереален, но полон значения. Миф - не только попытка наивного сознания с помощью воображения объяснить явления природы. Эти самые явления - потоп, ураган, смена зимы и лета, солнце и луна привлекаются мифом, становятся мифологическими образами для того, чтобы осмыслить драму страстей, драму души, тайну ее рождения и превращений.
Психоанализ придает большое значение мифу об Эдипе. Это был сын ливанского царя Лая. Ему была предсказана гибель от сыновней руки. Лай велел бросить своего новорожденного сына на горе, чтобы он там умер. Но пастух, которому это дело было поручено, сжалился над ребенком и отнес его к своему царю Полибу, и тот воспитал Эдипа как собственного сына. Эдип пытался узнать у оракула тайну своего рождения. Но вместо ответа оракул сказал, что ему предстоит убить отца и жениться на матери. Желая предотвратить несчастье, Эдип оставил приемных родителей и город Коринф, который считал своей родиной. По пути в Фивы он встретил на перекрестке дорог какого-то знатного человека и в завязавшейся случайной ссоре убил своего обидчика. Приблизившись к воротам города, Эдип вступил в разговор с ужасным Сфинксом, который поселился рядом с Фивами и терроризировал жителей. Он разгадал загадку Сфинкса, и тот бросился со скалы в море. В благодарность за избавление от чудовища фиванцы избрали Эдипа царем и дали ему в жены вдову Лая - Иокасту, приходившуюся ему матерью.
20 лет счастливо царствовали Эдип и Иокаста. Но вот в городе началась моровая язва, и оракул потребовал изгнания из Фив неразысканного убийцу Лая. Эдип узнал от оракула, кто был убитый им на дороге отец и кем ему приходится Иокаста. От горя и отчаяния он выколол себе глаза. Долго скитался слепой Эдип, сопровождаемый дочерью Антигоной. Наконец его поглотила разверзшаяся земля.
В этом мифе, как и во многих других, тесно переплетаются и выстраиваются в логический ряд такие разнохарактерные явления как Случай, Судьба, Рок, Необходимость, Свобода, Ответственность, которые не удается соединить вместо ни одной науке. Но главное достоинство этого мифа состоит в том, что он раскрывает загадку происхождения культуры. Она основывается на двух принципах, глубоко укорененных в нашей душе: запрете на инцест - вступление в связь с близкими родственниками - и в запрете на убийство. Всякий человек, вольно или невольно нарушивший эти запреты, чувствует себя глубоко несчастным. Его терзает совесть. Однако желания близости с матерью и гибели отца, как соперника, Фрейд считал в определенном смысле естественными, глубоко укорененными в родовом бессознательном. "Комплекс Эдипа" живет в каждом человеке, напоминая о тех временах, когда не существовало никаких правил, регулирующих брачно-семейные отношения, и когда спор между отцом и его повзрослевшим сыном решался поединком.
При нормальном развитии личности "эдипов комплекс" оживляется в период половой зрелости и сопровождается подчас мучительными переживаниями. Молодой человек отвращается от родителей, чувствует себя несчастным, в чем-то виноватым. Разрешение психологического кризиса происходит, когда человек находит себе жену и сам становится отцом.
"Эдипов комплекс", по Фрейду, это не только символ амбивалентного (противоречивого) отношения сына к своим родителями, но и символ отношения человека к культуре. Нормы культуры обеспечивают согласие между людьми, защищают жизнь, семью, собственность, придают уверенность. Но они вытесняют, ограничивают естественные желания, отчего каждый человек чувствует себя "врагом культуры". Фрейд считал, что "каждый шаг культуры вперед куплен ценой счастья". Культура есть любовь и ненависть, свобода и дисциплина, власть и подчинение. Передать все это в едином образе может только миф.
Есть очень емкий мифологический образ, помогающий понять всю сложность и противоречивость культуры - образ "Мирового древа". Это важнейший и почти повсеместно распространенный символ, в котором архаическая культура выражает свое видение мира и человека в нем. Крона дерева, в которой живут птицы, сливается с Небом и приближается к жилищу богов. Корни дерева уходят в землю - в темный, нижний мир смерти, тления и воскресения. В этом мире все умирает и из него же все возрождается. Подземный мир населен демоническими существами, змеями и земноводными гадами, природу которых человек до конца не в силах понять. Ствол дерева, окруженный оленями и козлами, является "средним миром". В нем человек обитает и его он возделывает. Такова "модель" космоса в первобытном сознании. В ней упорядоченный, поднявшийся над Хаосом мир включает в себя Природу, Культуру и Высший Разум.
Развитие понятия "культура" в языке и общественной мысли.
Слово cultura (лат.) происходит от глагола colo, что значит "возделывать почву", "обрабатывать". Отсюда - agricultura, т.е. земледелие. Мы говорим о культуре льна, хлопка, кукурузы, имея в виду весь комплекс знаний, приемов, относящихся к выращиванию и использованию этих растений. Проблема введения в культуру - интродукции хорошо знакома ботаникам-селекционерам и историкам культуры, которые изучают способы одомашнивания диких растений и животных.
Итак, первоначальный смысл слова культура - это возделывание, очеловечивание природы как среды обитания. Природа - естественное, культура - искусственное. Но, как часто это случается, исходное, узкое значение слова постепенно меняется, переходя в широкую языковую категорию. Сначала расширение термина выглядит как остроумная метафора, а позже становится привычным. Уже у Цицерона мы встречаем выражение: "философия есть культура души". Подобно тому, как плуг, взрыхляя почву, готовит ее к посеву, философия возвышает и просветляет душу человека, делая ее восприимчивой к истине, добру и свету. То же самое можно сказать о религии, науке, искусстве - обо всей духовной культуре.
Понятие культуры обогащается в процессе развития языка, философии, науки. В нем появляются все новые оттенки.
В каждом национальном языке это понятие имеет свою специфику, обусловленную историей и образом жизни народа. Иногда понятие, принятое в одних языках, в других передается иными словами. Так, в России в многочисленных статьях на философские и исторически темы, опубликованных до середины XIX века, слова культура обнаружить не удается. Его сегодняшнее значение передавалось тогда словами "образованность", "гуманность", "просвещение", "разум", "воспитанность". У А.С. Пушкина, который, по видимому, вообще не употреблял слово культура, хотя не мог не знать его, мы читаем: "Уважение к минувшему - вот черта, которая отличает гуманность от варварства". Или: "Европейское просвещение причалило к берегам Невы". В известной статье И.В. Киреевского "О началах просвещения в России и Европе" мы ожидает узнать об устройстве школ, содержании образования, но узнаем на самом деле об особенностях русской религии, языка, государственности.
Раньше чем в других европейских языках слово культура в современном его значении утвердилось в Германии. В немецких книгах оно появляется уже в конце XVIII столетия. Тогда оно имело два смысловых оттенка. Первый - господство над природой с помощью знания и ремесел. Культура в этом случае рассматривалась как вечное, материальное достояние человека, а близкое ему по смыслу понятие цивилизация (от латинского civilis - гражданский) ассоциировалось с социальными установлениями, правами и свободами, мягкостью нравов и вежливостью в обращении. Второй оттенок - духовное богатство личности обозначалось чаще словом Bildung - образование. Кант называл культурой силу и дисциплинированность разума, достигаемые благодаря занятиям философией. Цивилизацию он понимал как совершенство, удобство общественных отношений.
Гегель почти не употреблял понятия культура. Когда он говорил о культуре отдельного человека, он использовал понятие Bildung. Когда шла речь о развитии культуры в обществе, у него появилось понятие "объективного духа", т.е. системы идей, воплощаемых в материальных и общественных формах.
В современном языке термин культура употребляется очень часто, преимущественно в двух значениях - широком и узком. В широком смысле к культуре относят все общепринятые, утвердившиеся в обществе формы жизни - обычаи, нормы, институты, включая государство и экономику. В "узком смысле" границы культуры совпадают с границами сферы духовного творчества, с искусством, нравственностью, интеллектуальной деятельностью.
Просветители и романтики о культуре.
Для европейского сознания Нового времени характерно просветительское понимание культуры, тесно связанное с идеями разума и прогресса. Культура, трактуемая в духе просветительства, есть продукт разума и неотъемлемая его часть. Культура существует там, где совершается работа мысли, где разум не скован догмами и предрассудками.
Достоинствами просветительского подхода к культуре были его общечеловечность, оптимизм и гуманизм. Но его ограниченность состояла в поверхностно-рационалистическом понимании человеческой природы, в недооценке волевого и страстно-эмоционального начала, бессознательного и специфически духовного в человеке.
Идея культуры была значительно углублена в творчестве европейских романтиков, особенно Фридриха Ницше. Последний был яростным противником просветительского рационализма и оптимизма. Он считал основной пружиной деятельности культурного творчества "волю к власти", а разум - лишь инструментом этой воли. Поэтому он выступал против излишней самостоятельности науки, которая стремится подчинить жизнь знанию. Ницше мыслил парадоксально, антитрадиционно, считал себя разоблачителем "фальшивых кумиров", будь то мораль, наука, религия, искусство. Он соглашался принять культуру лишь как прямое выражение жизненных стремлений, как борьбу, завоевание, страстную любовь, игру мысли, но не как систему навязываемых обществом стандартов поведения.
Подобно Ницше, немецкие романтики основывали свое понимание культуры не на разуме, а на интуиции. Истинная жизнь, а, следовательно, и истинная культура достигаются для них в спонтанном творческом акте - в философском созерцании и художественном озарении. Художник, реализующий свои фантазии в слове, образе, служит для них идеалом. Каждый является человеком постольку, поскольку рассматривает свою жизнь как художественное произведение.
Романтики подчеркивали автономность культуры, ее независимость от внешних, утилитарных целей. Культура, конечно, полезна. Но культура - это цель, а не средство, она есть истинная жизнь, а не форма жизни.
Романтики обратили внимание на противоречивость европейской культуры, возникшей на основе христианства. Христианская культура, в противовес античной, языческой, страдает разладом между идеалом и практической жизнью.
Романтики выдвигают свой идеал "новой культуры", которая, во-первых, универсальна, вбирает в себя все прошлые культуры; во-вторых, динамична, потому что творческий процесс важнее для нее, чем любой результат; в-третьих, целостна, так как она противостоит профессионализму, разделению труда, всякому раздроблению личности; в-четвертых, способна к саморефлексии, иронии, постоянно размышляет о себе и своих основаниях.
Прообраз новой культуры романтики видели в древней мифологии и сами стремились создавать мифы средствами поэзии.
Понятие культуры в марксизме.
Маркс и Энгельс, развивавшие идеи философов-просветителей, классиков политэкономии и социалистов-утопистов, не одобряли романтизма и редко употребляли слово культура. Вместо него они использовали термины: "общество", "гражданское общество", "идеология", "народный дух", "цивилизация". В своем понимании культуры они сочетали просветительские и романтические взгляды. Их "романтизм" проявлялся в резкой критике существующей культуры, которую они связывали с отчуждением родовых "сущностных сил" человека, их омертвлением в "фетишах" культуры - в капитале, товаре, религии, государстве. Поэтому "борьба против культуры", против всего устоявшегося, освещающего неравенство, эксплуатацию представлялась им более оправданной позицией, чем созидание и упрочение культуры.
Философия Маркса и Энгельса в ряде случаев перерастает в культ борьбы и восстания, в апофеоз разрушения "старого мира". Но ведь нельзя не видеть, что романтика классовой борьбы не на жизнь, а на смерть противоречит важнейшим реалиям общества, в котором всегда есть ограничения свободы, определенная стратификация, неравенство статусов, профессий и состояний. Культура призвана сплотить классы и сословия с различными интересами, смягчить классовую борьбу, сделать так, чтобы каждый человек, каждый класс ответственно и добросовестно трудились на общее благо, а не убивали друг друга ради полного равенства, которое недостижимо.
Маркс и Энгельс не разделяли взглядов просветителей еще и потому, что сознание, дух, не имеют, по их мнению, собственной истории. Развитие разума всецело зависит от его социальных носителей и их классовых интересов. Поэтому в марксизме существует предубеждение против культуры как непреходящей системы ценностей и стремление толковать религию, нравственность, философию, мораль и даже науку, как формы идеологии, т.е. как "иллюзорное" сознание, создаваемое представителями господствующего класса.
Если встать на эту точку зрения, то и сам марксизм придется рассматривать как идеологию. Но ведь Маркс и Энгельс хотели выразить объективную истину. Он желали представить рабочий класс, к которому сами не принадлежали. Значит, они должны были приписывать себе исключительную способность выражать объективную истину и мыслить с точки зрения чуждого им класса. Но почему бы тогда не признать такую способность у других мыслителей?
В культуре существует, конечно, много иллюзорного, субъективно-классового, несправедливого. Но духовное ядро культуры, создаваемое многими поколениями и народами, постоянно проверяемое и корректируемое жизнью, содержит в себе вечное и не может быть оспорено.
Маркс и Энгельс развивали верную и важную мысль о том, что экономика обладает самостоятельным импульсом к развитию и существенно влияет на культуру. Однако нельзя все-таки считать духовную культуру только "надстройкой" над экономикой. Духовное ядро культуры глубже, прочнее, чем экономические формы, обусловленные способом хозяйствования.
Когда Маркс и Энгельс начинают говорить о коммунистическом обществе, в котором осуществится рациональное плановое хозяйство, будут достигнуты равенство, "прозрачность" человеческих отношений и где будет преодолено все "надличное", "фетишистское", "отчужденное", они встают, фактически, на точку зрения просветителей, которые не только допускали возможность построения "царства разума", но и считали разум главной культуротворческой силой.
Маркс и Энгельс не используют словосочетания "коммунистическая культура" или "культура коммунизма", а говорят о реальном гуманизме. Это термин обозначает общество, в котором все делается ради человека и ничего не делается против него.
Но, и будучи взята в этом рационалистически-просветительском ключе, позиция Маркса и Энгельса вызывает возражения. Ведь ни одно из известных нам обществ не лишено "отчужденных", общезначимых форм. Более того, именно совокупность этих безличных форм - семья, религия, собственность, государство - и есть путь к самоубийству, и вместе с тем утопия, поскольку общество не может отрубить свои собственные важнейшие органы - даже если они не во всем его устраивают - не может жить без всеобщих регулятивов, которые в необходимых случаях должны поддерживаться и с помощью силы. Верно, что отчужденные формы не всегда гуманны. Но их можно "цивилизировать", приблизить к человеку. В этом и состоит задача культуры.
Обыденные представления о культуре и ее массовые формы.
С помощью журналистики и художественной литературы слово культура широко распространилось в повседневном языке. Мы постоянно слышим и читаем о "культуре производства", "культуре быта", "культура досуга". В этих выражениях под культурой понимается эффективное, ориентированное на человека, функционирование социальных институтов.
Иногда представление о культуре ассоциируется с городским образом жизни, посещением театров, библиотек, с красивыми зданиями и вещами.
В прошлом слово "деревенщина" было синонимом бескультурья в речи городского мещанина. Но хорошо образованные люди никогда не презирали деревню, понимая, что именно деревенский, земледельческий уклад жизни есть главный источник народной культуры. С другой стороны, город, будучи, несомненно "авангардом" культуры, сам не лишен пороков. Контрасты городской жизни можно наблюдать в любой стране. Нищета соседствует с роскошью, прекрасные здания - с "каменными джунглями", вежливость и необходимость - с наркоманией и проституцией.
В газетных статьях встречаются выражения "экономика и культура", "политика и культура", "религия и культура". Подразумевается, что наука, политика, религия стоят как бы "вне культуры", в рамках которой остаются в таких случаях только клубы и дома культуры. Это, конечно, неверно. Политика, экономика, право - не менее "культурны", чем искусство, философия и образование. Но все же есть определенный смысл в разграничении устойчивой среды существования, определяемой материализованными и твердо закрепленными формами жизни, и творческой сферы духа. Смешивать их - неправильно и опасно. Каждый может писать стихи, рисовать картины, придумывать новые технические устройства. Но нельзя допустить, чтобы каждый "творил" правовые и нравственные нормы, создавал религиозные системы и новые формы государственности. Есть консервативная, общезначимая сфера культуры и есть сфера творческая, личностная. Но обе эти идеологические установки необходимы в здоровом обществе.
Несостоятельно мнение, согласно которому к культуре следует относить только классические, выдающиеся произведения искусства, а легкие жанры, вроде поп- и рок- музыки, рассматривать как ее суррогаты. Нельзя считать культурой только возвышенное, идеальное, прекрасное, а все рядовое, бесцветное - считать лишь бесцветным фоном. И в легких жанрах могут быть выдающиеся произведения. Эти жанры имеют своих читателей и слушателей, они отражают характер эпохи. Будничные, привычные правила этикета, действующие в семье и на городских улицах, хотя не фиксируются в сознании, являются результатом длительного развития. Они не менее важны, чем театр или симфоническая музыка.
Мы различает "народную", "элитарную" и "массовую" формы культуры.
Народная культура - традиционна, коллективна, однородна, отражает характер народа. Ее источник - село. Народная культура глубока и инертна. Это этническая почва культурного творчества. Из народной культуры художники и поэты черпают материал, отсюда они берут сюжеты, мелодии, образы, которые затем "аранжируют" и которым дают философское или нравственное обоснование.
Элитарная культура - творческий авангард. Это лаборатория искусства, науки, философии, представленная, как правило, студиями, художественными и философскими кружками, научными школами. Без элитарной культуры не может быть национальных гениев, не может быть развития культуры народной.
Массовая культура создается для широких городских масс "индустриальным", конвейерным способом. В ней много неподлинного, подражательного и стандартизованного. Уровень потребителей массовой культуры требует общепринятых образов-стереотипов. Но в массовой культуре не все "антихудожественно". Здесь встречаются и шедевры в своем роде, скажем, романы Дюма, Конан Дойля, или фильм о легендарном Штирлице. Массовая культура создается мастерами-профессионалами на основе материала народной и элитарной культур.
Массовая культура - сравнительно новое образование, часто обозначаемое на Западе как "масс-медиа", что означает приблизительно массовая культурная среда. Масс-медиа возникает на основе техники массовых коммуникаций - радио, кино, телевидения. Она, по существу, выступает как особого рода форма сознания, отличная от науки, искусства, философии, хотя включает в себя элементы этих традиционных форм. Благодаря устойчивому и все более "интимному" контакту творцов и потребителей массовой культуры, ее содержание четко ориентировано на определенные аудитории, приобретает характерную политическую тенденцию, стилевую и жанровую окраску. Ритмы, интриги, образы, сюжеты массовой культуры многократно обрабатываются, шлифуются системой массовых коммуникации и достигают иногда высокого совершенства.
По аналогии с массовым искусством можно говорить и о "массовой" философии, "массовой" науке.
Чаще всего культура в обыденном сознании сливается с "культурностью", т.е. духовно-нравственным состоянием личности. В числе наиболее ценимых качеств культурного человека упоминаются сознательность, организованность, ответственность, внутренняя убежденность и последовательность в поступках, неподкупность, эрудиция, скромность, аккуратность ну и конечно, доброта, справедливость.
Нужно, однако, сказать, что идеальные образы человека очень разнятся от эпохи к эпохе и часто выражают классовые или сословные представления. Святой Серафим Саровский, преуспевающий богач Рокфеллер, Рахметов, несгибаемый Павел Корчагин, "хиппи" с колокольчиком на шее - типы очень разные, но каждый из них мог быть идеалом для целого поколения.
Обыденные представления о культуре, да и сама культура выражают национальные черты. Культура, особенно малых народов, по преимуществу национальна, этична. Разрыв с национальными корнями, народной традицией у малообразованного человека нередко вызывает духовную и нравственную деградацию. Она наблюдается у недавних выходцев из деревни, пополняющих ряды городского пролетариата и преступного мира, у мигрантов и беженцев. Но этничность культуры не является ее обязательной чертой.
Во-первых, выдающиеся произведения национальных культур входят в сокровищницу мировой культуры. Пушкин - глубоко национальный, но вместе с тем и мировой гений.
Во-вторых, в процессе формирования мирового сообщества все больше возникает таких элементов культуры, которые не имеют национальной специфики: авиация, технология, медицина и т.п. Особняком от национальной культуры стоит религия, объединяющая людей различных наций и даже рас.
Наконец, в-третьих, сотрудничество между народами, процессы культурного синтеза приводят, особенно в новых и элитарных областях культуры - в технике, науке, спорте, кино и телеискусстве - к рождению мировых школ, вбирающих в себя способности и черты разных наций. Вполне "доброкачественными" могут быть как специфически национальные, так и интернациональные, космополитические формы культуры.
"Этноцентризмом" называют такую внутреннюю позицию, при которой только свое, национальное считается "культурой по преимуществу". А все инонациональное, чуждое и непонятное "выносится за скобки". Этноцентризм был свойствен и высококультурным древним народам - грекам, римлянам, которые называли варварами всех не-греков и не-римлян. Сегодня этноцентризм служит признаком низкой образованности и источником национальных конфликтов.
Отношение к культуре не выразишь одним словом. По сути дела весь "универсум" культуры выражает отношение народа к культуре, как форме "земного благоустройства". В этом смысле позиции, мировоззренческие установки разных народов далеко не одинаковы. Есть народы, которые стараются удобно, красиво и надежно организовать свой быт, свои "земные дела". Таковы, например, англичане и китайцы. Русские, испанцы и греки гораздо меньше заботились о повседневном устройстве жизни, будучи сосредоточены на "сверхземных", идеальных ценностях.
Русские, будучи талантливым и деятельным народом, часто пренебрегали повседневным бытом, не берегли памятников своей культуры, которые безжалостно уничтожались в "смутные времена" гражданских войн и революций.
Таким образом, обыденные представления о культуре и сама она тесно соприкасаются, переходят друг в друга. Ведь к своему культурному окружению человек относится небезразлично. Корни его пристрастий и антипатий уходят в традицию предков, опыт раннего детства, они связаны с возрастом, престижем. Но наука должна пользоваться общезначимым понятием культуры, соответствующим объективной истине о ней. Если мы хотим объяснить культуру, мы не можем опираться на восхищение и отвращение.
Культура как научное понятие и как феномен.
Следует отличать понятия и феномены, им обозначаемые. Понятие можно определить с помощью других понятий. Явление нельзя определить. На него можно только указать. Так, например, определяя треугольник, мы говорим, что это плоскостная фигура, ограничиваемая тремя углами и тремя сторонами. Это определение понятия. Затем мы можем указать на вещи, которые в той или иной степени подходят под это понятие.
Определяя культуру, можно сказать, что это совершенствование, обработка человеком всего того, что дано природой, что существует естественно, само по себе.
Однако возникновение широкого научного понятия культуры - не только результат умственной работы. Оно обусловлено самой культурой и связано с несколькими социальными предпосылками.
Одна из них - морально-психологическое обособление индивида от общества и его исторического наследия.
Другая - возрастание универсальных, отчужденных от человека общественных сил, подобных собственности, капиталу, государственной власти, религии, технике, имеющих как бы самостоятельную жизнь и власть над человеком.
Пока человек жил преимущественно "естественной жизнью", занимался собирательством, охотой, рыболовством, мысль о культуре, как о чем-то отличном от природы, общества и от него самого, не могла прийти ему в голову. В простом, медленно развивающемся обществе человек слит со своей культурой. Обычаи, верования, привычные общественные формы кажутся единственно возможными и единственно верными. Они не отличаются от самой жизни. Нужно было достичь определенного уровня общественного и духовного развития, чтобы выявилась автономия культуры по отношению к человеку и конкретному обществу.
В современной культурологии не утихают споры об определении понятия "культура". Даже краткий обзор точек зрения по этому поводу дать нелегко. Культуру определяют как "систему норм и ценностей", "память человечества", "совокупность знаковых систем", "способ жизни человека", "способ адаптации к природе". Иногда "фокус культуры" видят в реальной, развертывающейся в пространстве и времени творческой деятельности. Тогда культура предстанет, как система выразительных форм, закрепленных в камне, металле, звуке, зрительном образе. Но чаще ее понимают как систему идеальных норм и ценностей, которые лишь неполно и приблизительно реализуются в поступках и создаваемых вещах. А.Л. Кребер - один из старейших американских этнографов - говорит, что культура - это "поток продуктов духовного опыта", что все цивилизации "существуют лишь в уме". "Порох, текстильное мастерство, машинная индустрия, право телефоны не передаются от поколения к поколению. Передаются восприятия, знания, определенным образом истолкованные и осмысленные, то есть идеи в платоновском смысле".
В отличие от мифа и массового сознания, наука пользуется четко определенными понятиями и не вкладывает в них символического значения. Однако и она, оперируя широкими философскими понятиями, не может не считаться с тем, как они употребляются в повседневном языке.
Для выяснения смысла понятия в науке прибегают к сопоставлению его с такими понятиями как природа, жизнь, общество, народ, личность, а также религия, наука, техника, экономика и другие.
Специфика понимания культуры во многом зависит о мировоззрения и профессиональной позиции ученого. Широкое философское понятие культуры предполагает признания в ней различных, в том числе противоречивых сторон: материальной и идеальной, структурной и процессуальной, архетипической и индивидуальной, чувственно-зрительной и интеллектуально-осознанной. Культура есть "память" традиции, но также изобретательство, творческая деятельность. С помощью культуры человек приспосабливается к среде своего существования, но ею же он и утверждает себя в мире, в природе, безличном "социуме", фундаментом культуры служит материальная жизнь. Но ее "фокусом" является жизнь духа.
Взятое в самом широком смысле современное понятие культуры обозначает все то, что создано руками и разумом человека. Культура отличает человека от животного, а общественную жизнь - от природной. Культура передается от поколения к поколению посредством традиции, языка поучения и подражания, а не путем биологического наследования. Она усваивается личностью в процессе ее социального становления. Включает в себя главным образом распространенные и общепринятые образцы и в меньшей степени - индивидуально значимые действия.
Таковы основные соображения, которые можно высказать о понятии "культура". С другой стороны, существует несколько отличных друг от друга феноменов, системных образований, которые могут быть названы культурой.
Во-первых, индивидуальная культурная "оснащенность" или "культурность". Это воспитанность, образованность, знание своей национальной истории и литературы, развитость ума, памяти, аккуратность, ответственность, самообладание и ряд других качество личности. "Культурность" изучается, главным образом, педагогикой, этикой, психологией.
Во-вторых, культурой можно назвать специфический образ жизни, отличающий человека от животного. Признаки его - разумная деятельность, труд, использование знаков и символов, социальность. Культура, как человеческий феномен, изучается социальной и философской антропологией.
В-третьих, культурой мы называем совокупность форм и результатов человеческой деятельности, закрепившихся в общественной практике и передаваемых от поколения к поколению путем языка, символов, обучения и подражания. Культура как особенная сфера общественной жизни, как подсистема общества, отвечающая его потребностям и выполняющая в нем определенные функции, изучается социальными науками.
В-четвертых, культурами называют ограниченные местом и временем жизни человеческие общности, сосуществующие или сменяющие друг друга в ходе истории. Это, скажем, Египет, Греция, Рим, Китай, Индия, Европа. Эти общности, изучаемые историей, являются "историческими личностями", "субъектами исторического процесса". Каждая из них имеет свою общественную систему, культуру. Их правильнее было бы назвать мировыми цивилизациями.
Строго говоря, объектом изучения в культурологии является культура как подсистема общества, т.е. феномен третьего типа. Но он изучается не только культурологией, но и социологией, этнографией, археологией. С другой стороны, культурологи изучают исторические культуры, культуру личности и биоантропологические основы культурной деятельности. Современная наука наиболее интенсивно развивается на стыках научных дисциплин. Она ставит проблемы, для решения которых нужно располагать данными разных наук.
Культура и религия.
Сложна и ответственна проблема отношения культуры и религии. Еще совсем недавно в популярной марксистской литературе в худшей и предельно вульгарной форме воспроизводилось просветительское толкование религии, как чего-то, стоящего "вне культуры". Средние века трактовались как "темный провал" в истории. Религия рассматривалась как результат обмана и невежества, средоточие обскурантизма. Утверждалось, что она уводит из жизни, нравственно унижает человека и препятствует развитию личности. Сегодня начинает преобладать другая точка зрения: религия - полноправная часть культуры, возможно, более важная, чем наука, искусство и философия.
Уже одно только сходство между словами "культ" и "культура" позволяет говорить о смысловой близости этих понятий. Оба происходят из одного корня. Культ есть почитание, обожествление какого-либо существа, вещи или явления. Культура есть выделение из порядка природы каких-то ее частей, их облагораживание и возделывание. Однако культура создается человеком. Культ же, как религия, есть результат Откровения Бога человеку. Исторически и по существу дела религия во многом предшествует культуре. Культура предполагает противостояние человека и природы, борьбу с природой, подчинение природного материального порядка разумным, духовным целям. Но откуда берутся эти духовные цели?
Идея Бога - высшего духовного Существа - возникла в глубокой древности. Эта идея обладает огромной энергией и потенциальной властью над человеком. Принятие ее есть акт совести, свободного выбора. Человек не может удовлетвориться представлением, согласно которому первоисточником всего сущего является мертвая, неодушевленная материя. Идея Бога органично входит в мировоззрение людей, даже тех, которые не получили религиозного воспитания. Существуют бесконечные свидетельства того, что глубоко верующие люди проявляли в тяжелейших условиях самую высокую честность, доброту и самоотверженность. Наконец, многие философские и мировоззренческие проблемы, связанные с познаваемостью мира, существованием абсолютной истины и обоснованием морали не могут быть удовлетворительно решены, если мы откажемся от Бога. По мнению, К.Г. Юнга, психически здоровый человек не может не быть верующим.
Исторически и логически атеизм и материализм вторичны по отношению к религии. Религиозный культ, как показывают археология и этнография, существует в любом, даже самом примитивном обществе.
Уже на заре цивилизации религия помогла изобрести календарь и заставила египетских жрецов вычислять время солнечных затмений с такой точностью, что стало возможно их предсказывать. Религиозные мотивы и проблемы активизировали развитие философии, логики, математики, алхимии и астрономии. Особенно важен вклад в развитие цивилизации мировых религий: иудаизма, христианства, буддизма, ислама и конфуцианства.
Вся европейская культура в значительной степени опирается на христианство. Несмотря на разнообразие языков и типов сознания, Европа являет собой единую цивилизацию именно благодаря христианству. Из практики религиозного культа вышли архитектура, музыка, живопись. В моральной сфере христианство принесло с собой особый взгляд на личность, как существо, наделенное свободой, разумом, чувством ответственности и способностью к любви. Победа христианства над более богатой и развитой языческой культурой объясняется его способностью дать ответ на вопросы смысла жизни и смерти, взаимоотношений людей и исторического бытия человека.
Огромно значение христианства на Руси. Через него вошли в сознание славян идеи личности, семьи, церкви. Государственная власть получила высшую божественную санкцию. На основе церковной жизни в России развивалась иконопись, песенное искусство. Приходская общность была первой в истории духовной общностью. Если языческие представления о времени несли циклический характер, связывались со временем года, то христианство дало толчок формированию исторического чувства и исторического сознания. Возникла духовная ориентация культуры на будущее. Русские стали осознавать себя единым народом именно благодаря христианству. Люди верили, что радостно встречая даты церковного календаря, они наполняют божественным смыслом каждую частичку своей жизни. Они увидели идеал человека в образе Христа. Через проповедь Христа и апостолов в сознание входили христианские добродетели: преимущество духовного бытия над животно-инстинктивным; вера в премудрость и силу Божию как источник всякой мудрости и силы, как возможность преодолеть зло, соблазны; надежда на то, что праведная жизнь спасает, что прощение и благодать дадутся нам, если мы сумеем преодолеть уныние и малодушие. Христианство требовало честности в делах и мыслях, смирения, готовности разделить участь страждущих, оказать помощь, подать милостыню. Оно прививало чувство благодарности за возможность совершить доброе деяние. Учило избегать тщеславия, гордости, молиться даже за врагов. В каждом человеке оно видело живую и бессмертную душу, которая, даже оступившись, согрешив, может возродиться.
В Новое время, начиная с Возрождения, в Европе происходило освобождение культуры от церковного попечительства, которое особо ускорилось благодаря Реформации. Секуляризация или "обмирщение" культуры было связано с ослаблением веры, расширением сферы действия общественно-политических и экономических ценностей, а также с успехами науки, которая "отвоевывала" у религии одну область за другой. Секуляризация привела к быстрому развитию научных исследований и технического изобретательства, расцвету светского искусства, а также к освобождению чувств человека - эстетических и любовных - от аскетической целомудренной христианской морали.
Секуляризацию нельзя понимать только как "очищение" культуры от религии и церкви. Фактически происходило превращение религиозных норм и ценностей в бессознательные психические установки, действие которых распространялось на самый широкий круг отношений. Происходило как бы "смешивание" светских и священных ценностей. В частности, физиологическая жизнь, быт, экономические отношения, которые в Средние века как бы не замечались, не культивировались, получили теперь "божественную санкцию", в них было внесено духовно-моральное содержание.
Но "развитие отношений" между религией и культурой на этом не закончилось. Несмотря на то, что вне церкви сформировалась мощная сфера светской культуры, во многих странах, в частности, там, где господствуют ислам или католицизм, влияние церкви на светские дела очень велико.
В XIX веке успехи науки были столь заметны, что даже самые выдающиеся умы готовы были поверить, что наука - всесильна, что она способна дать ответы на все вопросы, которые церковь считает неразрешимыми для человеческого ума. Но научно-техническая эйфория, безоглядная вера в прогресс, в возможность для человека "удобно устроиться на земле без Бога", всех сделать равными, одеть и накормить была кратковременной. Две мировые войны, экологический кризис, угроза атомного уничтожения, абсурдная и беспрецедентная жестокость коммунистических и фашистских тоталитарных режимов, разгромивших в своих странах церковь, крах социалистической идеологии и вырождение свободы во вседозволенность и разгул низменных инстинктов заставили по-новому взглянуть на роль секуляризации, на будущее религии и церкви.
Сегодня как в Западной, так и в Восточной Европе нарастает движение за возрождение религии на основе внутренней свободы, веротерпимости и активизации христианской церкви по отношению ко всей светской культуре. Отчасти это движение обусловлено быстрым ростом влияния в мире исламской цивилизации, в которой сравнительно молодая религия является мощным стимулятором политической и культурной активности. Но есть и самостоятельная причина активизации христианства, связанная с возрастающим духовным "вакуумом" в "теле" научно-технической и материалистически настроенной европейской цивилизации. К тому же перед христианством изначально стояла задача "католичности", т.е. "вселенности", собирания человечества в единую семью.
Сегодня трудно сказать, каким путем пойдет дальнейшее развитие религий и какими будут отношения религий к культуре. Вряд ли могут осуществиться замыслы "объединения церквей". Стирание различий между религиями представляется столь же маловероятным и столь же бессмысленным делом, как и стирание различий между языками, городом и деревней, государством и церковью. Культура ценна многообразием и богатством возможностей. Но важно, чтобы везде соблюдались принципы свободы выбора вероисповедания, терпимость к иноверцам и чтобы религии не замыкались каждая в себе, а вели свободный и уважительный диалог друг с другом.
Природа человека.
Культура - способ жизни человека, продукт его творчества и необходимая среда обитания. Понять культуру нельзя, не поняв человека. Что есть человек? Какова его природа? Человек исследует окружающий мир, и многие тайны уже открылись для него. Но его собственная природа остается во многом загадочной. Добр человек или зол? Эгоист он или альтруист? Склонен он к общежитию или к обособленности от других? Почему наряду с любовью, героическими и творческими стремлениями в человеке живут также демонические силы - мстительность, зависть, жажда власти и разрушения?
Проблема человеческой природы и отношения ее к культуре ставилась уже в античности.
Четкое выражение она получает у Платона. Человек состоит из души и тела. Но собственно человеческой является только душа. Тело рассматривается как "темница души". Земная жизнь понимается Платоном как временная, переходная. Главное место пребывания души - на небесах. Оттуда она спускается на землю и туда же возвращается после смерти человека. Душа состоит из трех частей: разумной, мужественной и вожделеющей. Разум уподобляется Платоном вознице, которая правит колесницей с двумя конями. Один конь - чувственный, жаждущий телесных удовольствий. Его природа - земная. Второму коню свойственны благородные побуждения. Его природа - небесная. В зависимости от того, какой конь тянет сильнее, душа либо рвется в небеса и после смерти попадает в царство идей, где наслаждается созерцанием Прекрасного, либо, если перетягивает второй конь, душа тяжелеет, падает вниз и смешивается с землей.
Духовный "ранг" человека зависит у Платона от того, насколько высоко смогла подняться душа, с какой степенью ясности человек способен воспринимать Истину, Добро и Красоту. Наиболее благородная душа - у философа, потому что высшее наслаждение для него - созерцать идеи. На второе и третье место помещаются души царя и воина. В них преобладает мужественное начало. Вслед за ними Платон ставит домохозяина, врача, гимнаста, жреца, поэта, художника, ремесленника, землевладельца. В этом ряду мужество и разум убывают. Последним стоят души софиста и тирана, у которых нет ни мужества, ни разума.
Теория Платона выражена в мифе, который символизирует борьбу в человеке земных и небесных влечений, зависимость социального положения от его душевной конституции. Расколотость души преодолевается победой духа над материей.
Миф Платона о душе предвосхищает многие позднейшие психоантропологические конструкции, в которых также выделяются обычно три элемента: биологический, социальный и духовный.
Платоновская концепция человека развивается в христианской антропологии.
В христианстве человек понимается как созданный по образу и подобию Божию, но склонный к греху и соблазнам. При этом он свободен выбирать между добром и злом. Христианское сознание открывает в человеке целый духовный материк, множество тончайших, переменчивых чувствований. Любовь, Вера и Надежда - главные движущие силы Души. Христианство утверждает, что все люди перед Богом равны, что каждый есть уникальная и неповторимая личность. Идеи совести, ответственности, милосердия, нравственного долга, свободы, равенства, братства идут от христианства. Социалистический идеал общества как братской общины также задан христианством.
Христианский идеал никогда не был осуществлен полностью, но он возвышал человека, побуждал его к самокритике и самосовершенствованию.
Проблема человека активно обсуждалась в течение последних трех столетий в науке и философии. При этом наметились три основных подхода к ее решению - натуралистический, социологический и философско-антропологический.
Натурализм представлен просветителями XVIII-XIX веков, а также рядом современных ученых и философов. Суть его в том, что основные характеристики человека и создаваемой им культуры выводятся из биологических влечений и инстинктов.
Гоббс и Руссо одинаково признают фундаментальность человеческой природы, прочность и неизменность ее у всех народов и во все времена. Но Гоббс утверждает, что человек "от природы" эгоист, что в основе его поведения лежит стремление к самосохранению и удовлетворению физических потребностей.
Натуралистическим было и традиционное понимание человека как "хомо сапиенс", в котором разум рассматривался как природная особенность, которую можно было четко описать, а основное назначение разума усматривалось в том, чтобы открывать законы природы, по которым следует жить.
Натурализм довольно широко распространен в современной науке и философии. Натуралистически принимали человека таки крупные ученые, как Дарвин, Уоллес, Павлов, Бехтерев, Мак-Даугалл Скиннер и ряд других. Ученые натуралисты строили сложную модель человека как мыслящей машины, действующей по принципу: стимул - реакция. Для того чтобы объяснить сложные формы общественного поведения людей и многообразие культур, ученые выводили все новые и новые инстинкты, так что их число достигло нескольких сот. К элементарным инстинктам питания, размножения, дыхания, движения, прибавились инстинкты драчливости, конкуренции, подражания, стадности, жадности, ревности, собственности, охраны территории, агрессии, игры, влечение к смерти, родительские инстинкты и ряд других. И хотя строгого разграничения между собственно биологическими и социально-культурными качествами и мотивами поведения никому провести не удалось, натуралистический подход был во многом эффективен. Новейшие открытия в области генетики и эволюции человека еще более укрепили позиции натуралистов, которые высказали немало оригинальных идей.
Культурно-творческие и социальные элементы поведения, связанные с прочностью человеческих связей, объяснялись, например, отсутствием у человека сезонных брачных периодов, силой и непрерывностью полового чувства. Согласно чисто биологическим критериям внутриутробное развитие ребенка должно было бы продолжаться около двух лет. Однако после того, как человек стал прямоходящим существом, дети стали рождаться недоношенными и это предопределило их длительную зависимость от взрослых, легкую обучаемость и пластичность нервной системы.
Человеческие этносы, подобно отдельным людям, имеют каждый свою особенную генетическую программу. Этим можно отчасти объяснить разнообразие человеческих культур, стойкие черты менталитета каждого народа, проявляющиеся на протяжении длительного времени.
"Инстинктивный, биологически наследуемый слой" человеческой природы, без сомнения, существует. Он играет важную роль в массовом поведении и формировании культуры. Однако факты этнографии показывают, что основные инстинкты, обеспечивающие самосохранение, очень пластичны, подвергаются повсеместно культурной обработке. Требования и нормы культуры влияют на то, как и чем люди питаются, как удовлетворяют свою половую потребность, какую роль выполняют отцовство и материнство. Экономическая система, трудовые отношения, в особенности в ранних примитивных обществах, тесно связаны как с инстинктивным поведением, так и с религиозными верованиями.
Родовые потребности заставляют человека исследовать окружающий мир, чтобы выжить и приспособиться к среде обитания. Они стимулируют мышление, воображение, различные формы кооперации между индивидами и группами.
Роль инстинктивных потребностей малозаметна, пока они более или менее нормально удовлетворяются. Но когда вследствие стихийных бедствий, войн, перенаселенности или экологического кризиса массы населения испытывают голод, недостаток воды, страдают от холода и болезней, то роль инстинктов в общественной жизни значительно возрастает. Неудовлетворенность "базовых" потребностей повышает агрессивность, увеличивает силу стадного чувства. Развязываются эгоистические наклонности, нравственный уровень общества снижается. Недовольство правительством легко перерастает в восстание, гражданскую войну. Однако замечено, что во время подобных кризисов действует "закон поляризации". Когда большая часть населения деморализована, из меньшинства обычно выделяются лидеры с героическими и альтруистическими наклонностями. Благодаря их подвижничеству народ находит выход из тупика.
Кроме универсальных родовых инстинктов существуют и такие, которые достигают большой силы лишь у небольшой части особей. Среди немассовых инстинктивных влечений важны две пары: властолюбия и готовности подчиняться, славолюбия и конформизма.
Властолюбие можно интерпретировать биологически как инстинкт лидерства, доминирования, опеки, господства. Готовность подчиняться - как внушаемость, склонность к подражанию, поиск опоры и защиты. Славолюбие есть инициативность, желание выделиться из массы, привлечь к себе любовь и внимание окружающих, стремление повысить свой статус в группе. Конформизм - это подражательность, внушаемость, послушность.
Эти четыре группы инстинктов наблюдаются у многих стадных животных. Легко показать их приспособительное значение, полезность для вида именно при том условии, что каждый присутствует лишь у незначительного меньшинства. Группе нужны лидеры, но если претендующих на лидерство слишком много, между ними возникает борьба за власть. Обществу нужны новаторы, изобретатели, искатели - они помогают остальным быстрее перестроиться, открывают для всех новые пути. Но нужны и послушные, исполнительные люди, живущие привычкой. Без них общество утратило бы устойчивость.
Второй, отличный от натурализма, подход может быть назван "социологизмом". Он характерен для Аристотеля, Маркса, Дюркгейма. Суть его в том, что главным свойством человеческой природы признается социальность. Аристотель прямо определял человека, как животное политическое.
Согласно Марксу, общественное бытие людей определяет их сознание, т.е. мотивы поведения, мыслительные привычки и саму логику рассуждения. При этом "классовый интерес", по Марксу, действует подчас сильнее, чем любой инстинкт. Биологической потребности Маркс придает значение лишь тогда, когда она совпадает с классовым интересом. Пролетариат голоден и нищ. Одновременно он является тем классом, который призван победить буржуазию и отнять у нее несправедливо нажитые богатства. В данном случае голод и классовый интерес сливаются в "классовый инстинкт".
Хотя общественное бытие влияет на поведение, сводить к нему все мотивы деятельности и логику мышления было бы неверно. Маркс и Энгельс сами принадлежали к буржуазии. Почему же тогда их логика совпала не с буржуазным, а с пролетарским интересом?
Однако социологический подход к пониманию человека может многое объяснить, если учесть всю совокупность общественных воздействий на личность. При этом необходимо различать воздействия социальной жизни, которые формировали родовой облик человека в течение многих тысячелетий, от тех, которые влияют на отдельного индивида - сначала в период детства и социализации, а затем, когда, будучи взрослым, человек включается в трудовую, семейную и политическую жизнь. Вполне вероятно, что эти три вида общественных воздействий будут влиять на человека совершенно различным образом. В детстве психика ребенка формируется в зависимости от характера семейных отношений, причем следы семейного воспитания остаются на всю жизнь. Во взрослом состоянии человек формируется под влиянием непосредственно окружающей его среды и всего культурного наследия.
Третий - философско-антропологический подход отличается сложностью и множественностью позиций. Он представлен философами-антропологами - М. Шелером, А. Геленом, Э. Ротхакером; экзистенциалистами - М. Хайдеггером, Ж.П. Сартром; персоналистами - Н. Бердяевым и Л. Шестовым, представителем гуманистического психоанализа - Э. Фроммом.
Общие черты этого подхода таковы.
Во-первых, подчеркивается, что человек - уникальное существо, инстинкты которого "расшатаны" и который биологически "недостаточен", хуже приспособлен к земным условиям, чем другие животные. Развитие разума у человека определяется его неспособностью и уязвимостью. Разум возникает и становится главным инструментом адаптации в результате "расщепления" психики, постоянного его травмирования. Но и разум, как говорит Э. Фромм - не только благо, но и проклятье. Разум помогает человеку понять, что он смертен, что его ждут многочисленные опасности и страдания.
Во-вторых, благодаря разуму и своей биологической неспециализированности, человек вступает в диссонанс с природой. У него нет четко очерченной экологической ниши. Но благодаря технике и социальной организации он может выжить в широком диапазоне природно-географических условий. Человек как бы "выпадает" из надежных и прочных форм животного существования. Он живет, существует, но не имеет сущности. Он "обречен на свободу", он должен каждый раз заново определять себя.
В-третьих, вместо фиксированной сущности, составляющей некоторый "центр бытия" каждого вида, человек испытывает настроения тоски, тревоги, заботы, заброшенности, страдает от чувства одиночества и избытка общения. На самые значительные и важные события он реагирует смехом, плачем. Человек - эксцентрическое существо.
В-четвертых, человек чувствует свою "разорванность". Он есть "трещина бытия". Собственное существование является для него проблемой. Он удивляется тому, что существует. Он осознает неизбежность смерти и не может до конца в нее поверить. Он знает, что принадлежит к роду человеческому и потенциально мог бы быть таким, как любой другой. Но почему-то из всех возможных ролей и позиций ему выпала в жизни именно эта роль, именно эта позиция, и он не может этого объяснить.
Человек - свободное, открытое существо, не знающее своих границ и своих целей. Ничто его до конца не удовлетворяет, он каждый день должен все начинать с начала. Подобно Сизифу, он обречен снова и снова вкатывать свой камень на вершину горы. Человек обречен на творчество. Он должен отвечать на вызовы природы и строить вокруг себя "культурные миры".
Философско-антропологический подход, несмотря не некоторую свою абстрактность, имеет особенно большую "объяснительную силу" в отношении культуры, подчеркивая ее игровой, творческий характер, глубокую укорененность в человеке и несостоятельность утилитаристских проектов, в которых культуре отводится роль падчерицы, некоего украшения.
В современных концепциях человеческой природы, как правило, присутствуют в своеобразном сочетании все три подхода. Действительно: и биопсихические качества, и социальность, и уникальное положение в природе тесно взаимодействуют и проявляются в культурном творчестве.

 

Глава 2. История и теория культуры в учениях европейских философов-просветителей. Идеология просвещения.

Совокупность идей, выдвинутых европейскими философами XVII-XVIII веков, называют идеологией Просвещения. В философии советского периода обычно подчеркивалось, что просветители "просвещали головы для приближающейся революции", обосновывали необходимость буржуазно демократических преобразований. Они намеревались построить "царство разума" - свободы, равенства и братства - на обломках мнений и суеверий. Но это "царство разума", как считали марксисты, было лишь "идеализированным царством буржуазии".
На самом деле значение Просвещения выходит далеко за рамки подготовки буржуазных революций. Одни представления просветителей кажутся сегодня наивными, другие - дискуссионными, но некоторые из выдвинутых ими принципов нисколько не потеряли своей жизненности.
В идеологии Просвещения было непреходящее звено, которое сохраняет свою значимость во всех обществах и во все эпохи. Это - акцентирование свободы и суверенности человеческого разума. Независимо от того, является ли разум природным или божественным по своему происхождению, человек имеет право и обязанность использовать разум свободно и в полную силу для того, чтобы открыть истину и поступать справедливо, дальновидно, в целях достижения максимального блага.
Кант писал, что просвещение - это выход человека из состояния несовершеннолетия, которое есть неспособность пользоваться разумом без руководства со стороны кого-то другого. По мнению Канта, большая часть людей всю жизнь находится в положении несовершеннолетних. Легче жить, когда можно переложить ответственность на кого-то другого. Трусость и леность, а также отсутствие свободы - вот причины бездействия разума и противоестественного несовершеннолетия взрослых людей. Решимость и мужество публично пользоваться разумом - это то, что нужно, чтобы стать просвещенным и совершеннолетним.
Просветителей объединяли не только вера в разум и прогресс, но и резкая критика несправедливости, невежества, фанатизма. По мере того как обнаруживались глубокие социальные корни "предрассудков", которые извращают мышление и мешают жить, критика становилась все глубже и радикальней. Сначала она была направлена на религию, церковь, на оторванную от жизни схоластику. Затем - на аскетическую мораль, привилегии и искусственный этикет, аристократию. Далее - на все социальные институты, семью, государство, экономический порядок. Таким образом, культурное наследие перестало быть некритически воспринимаемой традицией, чем-то естественным или данным от Бога. Оно стало рассматриваться как формируемое самим человеком, подлежащее критическому анализу и совершенствованию, призванное выполнять определенные общественные функции.
В ходе просветительской критики были очерчены границы феномена культуры, как совокупности "произведений" человека: скромных и великих, полезных и вредных, истинных и ложных, которыми можно избирательно воспользоваться - если не поддаваться чарам привычки и авторитета - для обустройства жизни, для решения практических задач.
Культура понимается просветителями как отличная от природы искусственная среда обитания, в которой возможны всяческие переделки и доработки, усовершенствования и улучшения.
Мысль о едином Вселенском Универсуме отходит на второй план, и человек осознает себя живущим в одной из многих культур, разбросанных во времени и пространстве.
Следствием нового видения человеческой судьбы и общественного миропорядка стало резкое возрастание творческой, преобразующей активности. Критичность и творческое отношение к миру породили новый тип мировоззрения, новый тип человека.
Возникли новые принципы, существенно отличные от средневековых, распространяющиеся на все области жизни.
Во-первых, "натурализм". Природа с ее физико-механическими причинно-следственными связями рассматривается как основа видимого мира и единый принцип объяснения всего сущего. Жизнь, общество, разум - все это части природы. Человек глубоко укоренен в природном миропорядке. Справедливая и мудрая жизнь должна соответствовать порядку природы и природе самого человека. Отклонения от природы вещей - суть всех зол и заблуждений. Из натуралистического мировоззрения выводятся принципы "естественного права", "естественной морали", "естественной религии". Отсюда же вытекает и так называемый "географизм" в социологии, культурологии, истории: образ жизни людей, особенности культуры, ход истории ставятся в зависимость от среды обитания и климатических изменений.
Многие философы-просветители сохраняли в душе веру в Бога. Они были чаще всего "деистами". Бог, по их мнению, являлся разумной причиной миропорядка, творцом всего сущего, но он не вмешивается в ход природных процессов, которые подчиняются раз навсегда установленным законам.
Просветители боролись с религиозным ханжеством, нетерпимостью, но они признавали значение "естественной религии" как регулятор отношений между людьми и существенного фактора в историческом процессе.
Второй принцип просветительского мировоззрения - рационализм. Поскольку разум есть природное явление, естественная способность, законы разума тождественны законам природы. Это значит, что связь вещей в природе такая же, как связь идей в сознании. Разума уподобляется зеркалу, отражающему мир. Ошибки, заблуждения, иллюзии кажутся с этой точки зрения чем-то случайным. Жить и мыслить правильно - значит жить и мыслить согласно природе.
Просветительский рационализм не противоречит сенсуализму и эмпиризму. "Культ разума" сочетается с признанием необходимости и ценности опытного исследования. Всякое знание начинается с чувства, затем переходит к рассудку и заканчивается разумом. Локк сформулировал принцип сенсуализма: "нет ничего в разуме, чего не было бы в чувстве". Лейбниц добавил: "кроме самого разума". Способность разума оперировать общими понятиями, постигать всеобщую истину, используя материал чувств, столь же первична и фундаментальна, как чувственное познание.
Принцип рационализма просветителей далеко не бесспорен. Он предполагает возможность полного, исчерпывающего познания мира. По мнению просветителей, ничто не может быть скрыто от разума. Нет ничего запретного, иррационального. Когда-нибудь все, что существует и может существовать, будет познано. Тогда человек будет способен полностью контролировать стихийные силы природы и все общественные процессы.
Очевидным казалось и то, что сознание, разум, рассудок, если они не повреждены, - суть способности общечеловеческие, универсальные. Люди могут по-разному чувствовать, переживать события своей жизни. Но мыслят они - если мысль не отягощена предрассудками - принципиально одинаково. Поскольку разум одинаков у всех, люди, независимо от национальных, сословных и вероисповедных различий неизбежно придут, в конце концов, к единому пониманию законов природы, общества и истории. Истина для всех одна. При условии всеобщей просвещенности все должны стать ее полноценными обладателями. А это значит, что результатом просвещения будет единообразное представление об идеальном типе человека, идеальное воспитание и идеальном общественном устройстве. Идея идеального рационально организованного общества, которое живет по определенному плану и управляется научными методами из центра, совпадающая во многом с нашим представлением о социализме, коренится, таким образом, в идеологии Просвещения.
Просветители не могли не видеть фактов социальной культурно-исторической и индивидуально-психологической обусловленности мышления. Трудно не заметить, что люди разных культур, разных сословий, получившие разное воспитание, мыслят по-разному. Множество фактов свидетельствуют о том, что на мышление влияет состояние человека: сыт он или голоден, свободен или зависим от кого-то, мужественен или постоянно испытывает страх. Однако просветители полагали, что внешние факторы хотя и важны для воспитания, не отменяют самого принципа суверенности разума. Они могут лишь ускорять или замедлять течение мысли, толкать ее в ту или иную сторону. Можно сбиться с пути истины, подпасть под влияние лжецов и обманщиков, которые используют власть и деньги для того, чтобы заставить людей думать в выгодном им направлении. Но здоровый, сильный, просвещенный человек имеет возможность "отключиться" от этих внешних воздействий и путем внутренней интуиции понять, где истина, а где - ложь.
Окончательный критерий истины - это ясность, полная отчетливость представления или идеи. Интуитивная очевидность, как критерий истинности, выражена в знаменитой формуле Декарта: "Я мыслю, следовательно, существую". Этот принцип можно было бы поставить эпиграфом ко всей философской школе. Просвещения.
Нельзя отрицать того, что разум - в каких-то глубоких своих корнях и истоках - есть общечеловеческая способность. На признании этого зиждется наука. Существуют, по-видимому, врожденные, хотя и очень смутные образы и идеи, названные К.Г. Юнгом "архетипами". Наиболее очевидные из них - идеи пространства, времени, числа, величины, а также идеи живого и неживого, смерти и рождения, мужского и женского, левого и правого, духа и материи, которые ни из какого конкретного опята непосредственно не выводятся. Существуют также общечеловеческие представления о добре и зле, свободе и рабстве. Как бы в противном случае мы могли защищать концепции "прав человека", "международного права", "единого мирового порядка"?
Однако просветители все же сильно преувеличивали способности разума к автономной мыслительной деятельности.
Во-первых, очень трудно провести границу между разумом и элементами чувственного опыта - ощущениями, страстями, влечениями. А ведь эти чувственные данные непосредственно связаны с постоянно меняющейся и особенной для каждого человека окружающей средой. Чтоб разум мыслил абсолютно свободно и суверенно, нужно его ограничить от всех внешних влияний. Но сама постановка такой задачи - абсурдна.
Во-вторых, разум тесно связан с формами языка, идеологией, формировавшейся десятилетиями и столетиями вокруг каких-то жизненно важных интересов класса, сословия, государства. Допустим, мы научились мыслить независимо от интересов класса. Но можно ли мыслить независимо от интересов и привычек народа, воплощенных в языке, на котором мы говорим? И если даже нам удалось освободиться от привычек своего народа, то ведь остаются еще и общечеловеческие "привычки".
В-третьих, "чистый разум" вряд ли нам дан от рождения. Огромные усилия нужны, чтобы развить способности человека, в том числе, и разум. В отличие от рассудка, разум - продукт высокой культуры. Это сложная, хрупкая, трудновоспитуемая и легко разрушаемая способность. Она вовсе не является достоянием всех и каждого.
Просветители признавали тождественность основных ориентаций разума у всех людей. Так, они считали, что каждый человек от природы добр, стремится к истине. Способен сочувствовать другому человеку. Поэтому они не видели особых сложностей в проблеме "перевода" знания из одного разума в другой, из сознания просветителя - в сознание просвещаемого.
Между тем, проблема эта очень непроста. Достичь взаимопонимания, а тем более согласия можно лишь при условии владения общим языком, общими представлениями об истине, при наличии средств передачи информации и так далее.
Третий принцип просветительской идеологии - исторический оптимизм, вера в прогресс, в то, что все люди и народы способны совершенствоваться и достигать идеала. История представлялась просветителям как арена борьбы добра и зла. При этом считалось, что количество добра постепенно возрастает, а количество зал - уменьшается. Мир в целом "идет к лучшему". Человек все глубже постигает себя и мир, все полнее овладевает стихийными силами природа и все сознательней использует их для максимального увеличения "суммы добра", "суммы счастья" для всех людей.
В свете исторического опыта ХХ века это принцип исторического оптимизма кажется сильно поколебленным. Но он все же не отвергнут окончательно. Понятия добра и зла оказываются разными в разных культурах и в разные эпохи, а их соотношение вряд ли меняется в пользу добра. Но надежда на лучшее все равно остается.
Несмотря на то, что принципы просветительской философии дискуссионны, а порой и наивны, они сыграли важную роль в развитии культуры. Просветители теоретически обосновали идеологию свободного мышления и свободной перестройки мира на гуманистических началах. Их идеи легли в основу европейской цивилизации Нового времени. И если даже эти идеи не во всем верны сейчас, дух Просвещения зовет нас к творческой критической работе, к спору и диалогу, к познанию человека и общества, исходя из огромного массива новых фактов. Дело разума не знает границ. Мысль не имеет отдыха.
Результаты просвещения не сводятся к анализу и критике предыдущей культурной традиции. Важно подчеркнуть, во-первых, что просветители очертили внешние границы культуры. Несмотря на свойственный им натурализм, они смогли отделить культуру от природы, осознав ее как сферу творческой деятельности человека, способного переделывать социальный мир по законам разума, добра и красоты. Пусть этот идеал остается пока недостижимым. Но отказаться от него совсем - значит полностью утратить нравственные исторические ориентиры.
Второе важное достижение просветителей - попытка упорядочить и систематизировать богатство культуры. Задача синтеза, систематизации наук, искусств, ремесел - была поставлена и в какой-то степени решена французскими энциклопедистами в их знаменитой Энциклопедии - первом издании подобного рода. Этот коллективный труд свидетельствует о стремлении установить ценность, функции научно-технических достижений, зависимость между различными, в том числе и далеко отстоящими друг от друга явлениями: хозяйством, техникой, наукой, религией, нравами, законами, бытовыми привычками. Область культуры была, таким образом, впервые очерчена извне и упорядочена изнутри. Именно поэтому следует начинать изучения истории культурологии с эпохи Просвещения.
Признанный вождь французских просветителей - Франсуа Мари Аруа Вольтер (1694-1778) - писатель, публицист и философ - вел неустанную борьбу за свободу слова, совести, печати, труда. Вольтер видел идеал общества в просвещенной монархии. Он поддерживает переписку с прусским королем Фридрихом Вторым и русской императрицей Екатериной II.
В повести "Кандид" Вольтер едко пародирует идеи предустановленной вселенской гармонии. Признавая обилие зла и страданий в мире, он не впадает, однако, в пессимизм и призывает каждого "возделывать свой сад", т.е. трудиться во имя прогресса. В "Опыте о нравах и духе народов", Вольтер утверждает, что идеи являются движущей силой истории, а ее содержанием - борьба разума с неразумием и просвещения с невежеством и фанатизмом.
История, по мысли Вольтера, не сводится к описанию войн и жизни монархов. В поле зрения историка должны стоять техника, наука, искусство. "Шлюз канал, построенного инженером, картина Пуссена, замечательная трагедия или открытие научной истины в тысячу раз ценнее всевозможных природных хроник", - пишет он.
Вольтера занимали такие вопросы, как рост народонаселения, торговля, ремесла, динамика государственного подхода, соотношение между числом монахов и земледелием в стране. Вольтер предвосхитил идею культуры как сложной системы, включающей в себя идеи, технику и социальные установления. Он считал нужным расширить границы культурной истории, включив в нее наряду с Европой другие части света.
Французский писатель и философ Дени Дидро (1713-1784) - известен как организатор "Энциклопедии искусств, наук и ремесел", в которой участвовали многие известные люди Франции. Вместе с Гельвецием и Гольбахом он развивал идею о решающей роли внешней среды в формировании личности и считал преобразование этой среды на началах разума и гуманности главным условием совершенствования человека. Дидро отстаивал идею частной собственности как естественного и неотчуждаемого права личности. Опираясь на идею общественного договора, он обосновал проект общества, основанного на гармонии личных и общественных интересов.
Шарль Луи де Монтескье (1689-1755) - французский историк, правовед, философ, автор известной книги "Дух законов" (1748) - один из главных идеологов новой европейской цивилизации, основанной на умственной и экономической свободе, равенстве всех людей перед законом и разделением властей на законодательную, исполнительную и судебную. Главный предмет исследований Монтескье - "дух законов". Это понятие почти совпадает с культурой в нашем понимании, включая в себя нравы, обычаи, хозяйственные и военные привычки, а также образованность и национальный характер.
Религиозно-провиденциалистскому пониманию истории Монтескье противопоставил географический детерминизм. Устройство общества, особенности культуры определяются, по его мнению, климатом, плодородием почв, рельефом поверхности, облегчающим или затрудняющим отношения людей и торговлю.
Не меньшую роль в судьбах страны играет "дух нации", нравы народа. Лучше всего, по мнению Монтескье, мы делаем то, что делаем свободно и в согласии с нашим природным гением. Поэтому законодатель должен сообразовывать законы с национальным характером. Моральный уровень нации - мужество, честность и справедливость - является, по Монтескье, главным условием ее величия.
На примере Рима он показал, что там, где граждане свободны, любят свою страну и честно выполняют свой гражданский долг, общество может нормально жить и развиваться. В странах, где подавляется свободомыслие и утрачена гражданская доблесть, наступает разложение и государство гибнет от внутренних и внешних врагов.
Своей главной задачей Монтескье считал освобождение людей от предрассудков - фанатизма, ошибочных мнений и порочных страстей, которые мешают признать нашу собственную природу и укрепить главную добродетель - любовь к человечеству.
Французский писатель и философ Жан Жак Руссо (1720-1773) вслед за Гоббсом обсуждал проблему перехода от естественного состояния к цивилизованному. Но в отличие от последнего, Руссо считал, что в естественном состоянии человек живет свободной и гармоничной жизнью. Он не испытывает потребности ни в труде, ни в государстве, ни в морали. Но и в этом состоянии ему присущи стремление к самосохранению и сострадание. Становление частной собственности было, согласно Руссо, решающим и роковым шагом в развитии цивилизации. Благодаря ей естественное неравенство сил и дарований сменяется искусственным - политическим и экономическим неравенством в богатстве, степени защищенности и обладании властью. Конфликты в обществе порождаются не пережитками естественной докультурной психологии, как думал Гоббс, а наличием частной собственности. Именно социальные противоречия ведут к заключению общественного договора, рождению государства, главная задача которого - установление законной власти, обеспечивающей свободу и суверенитет народа. Правители, согласно Руссо, лишь уполномоченные народа, которых тот имеет право отозвать в любое время. Поэтому наследственное единовластие - самая извращенная форма правления. Идеал Руссо - небольшое государство, жители которого могут непосредственно на народных собраниях выражать свою волю и контролировать избранных ими правителей. Истинно демократический строй возможен лишь в нравственно совершенном обществе, которое воспитывает в своих гражданах чувство сердечной доброты, сострадательности и справедливости. Нравственное воспитание возможно там, где установлено имущественное равенство и запрещена роскошь.
Руссо высказал парадоксальный взгляд на значение искусств и наук, которые, по его мнению, не столько развивают разум, сколько способствуют "порче нравов", порождая противоестественное честолюбие, рассудочность, жадность и эгоизм. Руссо был одновременно и теоретиком, и критиком буржуазной цивилизации. Его влияние на общественную мысль и идеологию социалистического движения исключительно велико.
Корень слова "свет" указывает на главную цель просветительского движения - развеять с помощью разума "тьму" невежества и пелену лжи, открыть человеку истину о нем самом, о его природе и о его действительном положении. "Познай истину и истина сделает тебя свободным" - вот неизменный лозунг просветителей. Именно они поставили задачу создания "разумного общества". Существующую культуру, ее достижения, они считали результатом усилий разума, а всякого рода социальные несправедливости и противоречия объясняли недостаточной его развитостью и отклонением от истины.
Просветительская философия - источник науки Нового времени и одновременно тот образец мышления, с которым современные философы и культурологи постоянно полемизируют. Эта философия стоит на том, что у человека нет другого инструмента для совершенствования общества и самого себя, кроме разума. Если разум свободен, активен, бодр, то всегда есть надежда на спасение. Но понимание самого разума, его места в космосе, природе и обществе составляет не разгаданную до сих пор проблему.
Наиболее систематически просветительский взгляд на становление культуры изложен французским социологом, математиком и общественным деятелем, членом французской Академии наук Мари Жаном Антуаном де Кондорсе (1743-1794).
Кондорсе принадлежал к старинному аристократическому роду. С детства он отличался любознательностью, добротой, был доверчив и прост в обращении. Закончив иезуитский колледж в Реймсе и проявив недюжинные математические способности, он обратил на себя внимание выдающихся математиков - Д. Аламбера, Клеро. Обладая широким спектром научных интересов, Кондорсе писал статьи по физике, математике, политэкономии, философии, создал более пятидесяти биографий членов французской Академии наук, в том числе Вольтера, Тюрго. Ему принадлежит ряд статей в "Энциклопедии", во время революции Кондорсе был избран депутатом, а затем - председателем Законодательной Ассамблеи. Он был членом партии жирондистов-республиканцев и членом Конвента. Выступив со своим проектом Конституции против Робеспьера и якобинцев, Кондорсе был арестован и умер в тюрьме.
Кондорсе называют творцом новой истории культуры. Он реализовал проект Вольтера, и его схема европейской культурной истории стала основой школьных учебников на полтора столетия. Когда Кондорсе приступил к научной деятельности, история писалась еще как хроника деяний выдающихся политиков и полководцев, перечисление ряда замечательных событий. Вопросы о том, какова ценность данного деяния или изобретения в контексте всей истории культуры, каковы функции того или иного института в обществе тогда не ставились. В исторических работах устанавливалась лишь временная и причинная связь событий.
Кондорсе в своем "Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума" (1794) впервые попытался проследить значимость различных форм хозяйства, технических изобретений, научных и философских открытий, элементов морали и этикета для общего духовного развития человеческого рода. Он обратил внимание на взаимосвязь материально-хозяйственных, социальных и интеллектуально-моральных явлений, образующих особого рода систему, которую мы сегодня называем культурой. Кондорсе видел основу и источник развития этой системы в развитие коллективного разума и поставил целью проследить этапы его становления.
В "Эскизе" Кондорсе воплотился дух великого века философии с его верой в прогресс, любовью к истине и свободе.
Как раскрывается в книге Кондорсе центральное понятие "разум"? Из каких способностей он состоит? Как соотносится родовой или общественный разум с индивидуальным? Каковы цели этого разума?
Весь умственный процесс Кондорсе выводит из первичных данных, из опыта. Главная познавательная способность человека состоит в выработке разнообразных ощущений, которые, накапливаясь, вступая в различные комбинации, очищаясь от случайных и ошибочных элементов, трансформируются в широкие общие идеи. Из этих общих идей строится целостная картина природного и социального мира. Каждое новое поколение ученых и философов совершенствует и обогащает эту картину.
Разум не признает никаких "запретных", непознаваемых сфер. Он исследует все сущее, сам себе судья и не терпит диктата внешней силы. Для разума нет авторитетов. Разум есть выражение независимой от Бога суверенной сущности человека. Разум сам ставит себе цели. Главная его задача состоит в том, чтобы, осознав незыблемые законы природы, общества и человеческого развития, сделав их ясными для возможно большего количества людей, подчинить природную и социальную необходимость морально обоснованной воле человека, стремящегося к счастью и неограниченному саморазвитию. Разум изучает природу и опыт истории для того, чтобы уметь предвидеть ход событий и направлять его к желаемой цели. Он стремится устранить препятствия, мешающие обществу двигаться вперед и старается ускорить собственный прогресс путем совершенствования логики и тренировки ума.
Разум - активная, творческая способность. Он отнюдь не сводится к эрудиции, умению оперировать готовыми знаниями. Наиболее ценны новые, фундаментальные идеи.
Как индивидуальная биологическая сила, разум имеет свои пределы, но коллективный разум, т.е. науки и искусства, пределов не имеют.
Каждое поколение располагает примерно тем же запасом умственной энергии, что и все прочие. Но с каждым последующим поколением разум совершенствуется. Во-первых, взрастает сумма знаний и умений, прежде всего, благодаря устранению предрассудков и усовершенствованию приемов познания. Во-вторых, разум научается мыслить все более точно и строго, облекая свои рассуждения в математическую форму. В-третьих, он становится более независимым от страстей, личных и групповых интересов. В-четвертых, разум расширяет сферу своего видения, сознает не только ближайшие, но и отдаленные последствия событий. В-пятых, в разуме усиливается моральная компонента: глубже осознается связь между личным и общественным интересами. В-шестых, все большее внимание уделяется социальному искусству, т.е. управлению общества. В-седьмых, разум яснее осознает свои главные цели: достижение равенства, свободы, справедливости.
Внешние условия - социальная среда, общение, воспитание, политическое устройство - существенно влияют на разум, тормозя или ускоряя умственные процесс. Но на разум на то и разум, чтобы, в конце концов, устранить все "неразумное", вредное, мешающее ему. Поэтому, в конечном счете, прогресс разума необратим и ничем принципиально не ограничен.
Разум - родовая способность, не зависящая от расовой и национальной принадлежности. Различия между умными и глупыми людьми зависят от развитости этой способности. Казалось бы, все люд, все народы, все сословия должны мыслить одинаково и иметь в голове одну и ту же картину действительности. Но мы видим, что это не так. Мир полон споров. Нет единомыслия ни по частным, ни по основным мировоззренческим вопросам. Чем это объяснить? Кондорсе считает, что множественность мнений обусловлена различиями в просвещенности людей, в развитости их разума, что, в свою очередь, связано с различиями в условиях жизни. Но есть и более серьезная причина различия во взглядах: неодинаковость профессиональных и сословных интересов.
Кондорсе не рассматривает множественность мнений как досадную помеху развитию разума. Ведь в спорах, как говорили древние, "рождается истина". Споры ведутся не только потому, что одни люди мыслят правильно, а другие - ошибаются, но и в силу различия в содержании опыта разных групп людей. Никто не видит истину абсолютно точно и целиком, но каждый видит ее приблизительно и частично. Если споры ведутся честно и с соблюдением логических правил, то они ведут к обогащению истины. Терпимость к чужим мнениям - существенная черта цивилизованного человека. Свобода высказывания мнений жизненно необходима. Такая свобода соответствует достоинству личности. Он нужна для борьбы с обманом и невежеством, существенна для устойчивости правительств, которые должны знать и учитывать мнения различных групп общества.
При всем том, требование терпимости и свободы мысли не должно заслонять фундаментального принципа: признания абсолютно одинаковой для всех людей системы истин, обязательных для всякого нормального разума. Истины математики и геометрии таковы, что никто, находясь в здравом уме, их оспаривать не будет. Таковы же изучаемые естественными науками законы природы. И, как полагает Кондорсе, нет никаких причин думать, что развитие общества, интеллектуальных и моральных способностей человека не подчиняется таким же неизменным законам. Ясно, что, достигнув полной просвещенности, люди придут к одинаковым выводам относительно реального устройства мира и идеального устройства общества. Неизбежно будут выработаны единые ля всего человечества экономические структуры, нравственные нормы, педагогические принципы и формулы политического устройства. Хотя, конечно, применение их в каждом конкретном случае потребует специального искусства.
Прогресс разума необратим и ведет к равномерному развитию всех стороны культуры, к все более рациональному, управляемому, гуманному обществу. Но в силу сложности разума, консерватизма человеческой природы и всякого рода пристрастий, прогресс разума протекает неравномерно и противоречиво. В развитии культуры, которое напоминает развитие отдельного человека, наблюдаются взросление и созревание, а также временные задержки и ускорения. В конечном счете, все народы проходят одни и те же стадии развития. Разница в том, что одни народы идет по этому пути быстрее, а другие - медленнее. Сегодняшнее состояние европейских государств - это завтрашнее состояние народов Африки и Азии. Коль скоро человеческая природа повсюду одинакова, все люди должны достигать успехов в учении. Но в силу разных внешних причин одни развиваются быстрее других.
Когда на мировой арене сталкиваются развитые и неразвитые народы, то возникают сложные коллизии. Развитые народы призваны помочь отстающим. Они должны выступить в роли великодушных учителей и наставников. Но случается нередко обратное. Пользуясь своими преимуществами, развитые нации бессовестно обманывают и грабят наивных дикарей, обращают их в рабство. Подобные факты свидетельствуют, по мнению Кондорсе, о недостаточной просвещенности самих цивилизованных народов.
Кондорсе считает, что прогресс культуры носит кумулятивный характер. Он ускоряется с каждым веком, с каждым поколением. Чем больше достигнуто к сегодняшнему дню, тем легче и быстрей можно двигаться дальше.
Кондорсе различает два вида прогресса: быстрый и медленный. Быстрый прогресс происходит за счет особенно важных открытий, изобретений: алфавита, письменности, пороха, магнитной стрелки, колеса. Медленный осуществляется в процессе каждодневного, рутинного труда, повторения одних и тех же действий, которые "оттачиваются", совершенствуются и обрастают новыми полезными приемами. Так развиваются ремесла и искусства. Человек получает удовольствие от привычных занятий, размеренных, ритмичных движений. Регулярно практикуясь, он вырабатывает сложные технические приемы, ораторское искусство, фигуры танца. Так же в развитии музыки, поэзии, науки важны повторение и практика. Даже в философии, для того, чтобы наблюдения и размышления стали продуктивными, они должны превратиться в каждодневную привычку.
С другой стороны, привычки служат причиной косности, невосприимчивости ума к новому. Люди сохраняют до старости лет предрассудки, усвоенные в детстве и юности. Очень прочны бытовые привычки. А вот привычки, сформировавшиеся в общественной деятельности, которые выгодны профессиональным политикам, философам, ученым, деловым людям, способны приносить вред и тормозить прогресс разума. Носители привычных предрассудков - это "враги разума". Они есть в любой профессии. Особенно устойчивы предрассудки священников и властителей. Ни те, ни другие не хотят отказываться от своих догм, даже если сами в них разуверились, потому что такой отказ влечет за собой потерю ими власти и привилегий. Поэтому изменения в религии и политическом устройстве осуществляются трудно и чаще всего революционным путем.
Кондорсе признает, что не все достижения культуры идут на пользу людям. Но в отличие от Руссо, который осуждал науки и искусства за то, что они производят "порчу нравов", развивают рассудок в ущерб сердцу и добродетелям, Кондорсе твердо верит, что никакое развитие ума и знания не может помешать прогрессу и счастью. Задержки прогресса, в конечном счете, объясняются невежеством, заблуждением или прямым обманом.
Прослеживая ход культурной истории, Кондорсе выделяет в ней десять основных эпох, своего рода культурных формаций или цивилизованных стадий. Каждая из них баллотируется на определенной ступени развития разума. Однако в отличие от Гегеля или Маркса, Кондорсе не стремится навязать истории жесткую логическую схему. История закономерна, но высшая стадия не выводится непосредственно из низшей. Переход к каждой последующей стадии связан с каким-то творческим актом, включением в исторический процесс нового фактора, которого не было на предыдущей стадии. Таковы, скажем, земледелие, изобретение письма, возникновение религии, книгопечатание, открытие Декартом принципа автономии мышления.
Кондорсе ограничивается описанием истории европейской культуры, лишь изредка ссылаясь на сходные или контрастирующие примеры восточных культур.
В первые эпохи истории общественный порядок складывался стихийно, под влиянием полуосознанных или вовсе неосознанных потребностей, обусловленных физической и умственной организацией человека. Ближайшие к нам эпохи, от которых сохранились письменные свидетельства и материальные памятники, могут быть воссозданы более конкретно. Общая тенденция развития культуры во все эпохи одна и та же.
  1. Все более полное развитие разума.
  2. Все более адекватное понимание объективных законов.
  3. Все более ясное осознание собственных интересов человека.
  4. Выработка все более адекватных его природе и естественному праву нравственных и политических норм.
Развитие не может идти вспять, но отдельные периоды "застоя" или деградации могут иметь место.
Разнообразие занятий, досуг, свобода общения и обмена мыслями способствуют росту культуры.
Нищета, неумеренная роскошь, деспотизм, отсутствие досуга, недобросовестность властителей - тормозят прогресс.
Чтобы развивался разум, необходимо время для наблюдений и размышлений, уверенность в завтрашнем дне, стабильность. С другой стороны, для человека естественно стремиться к разнообразию и богатству впечатлений, к переменам в образе жизни, к путешествиям. Богатство впечатлений способствует развитию ума и обилию идей.
Смысл первой культурной эпохи, которая, как и остальные, точно не датируется, состоит в образовании племенных сообществ. Основой племени является семья, возникающая в силу необходимости ухода за детьми и растущей привязанности мужа и жены друг к другу.
Семейно-племенная организация дает почувствовать выгоды длительного совместного проживания и толкает к разного рода изобретениям: усовершенствованию жилища, изготовлению орудий, посуды, запасанию пищи, огородничеству. Повседневное практическое общение развивает речь - важнейший инструмент формирования культуры. Другой результат семейного общения - формирование взаимных привязанностей, чувства справедливости, любви к друзьям и близким, ненависть к врагам. Сравнительно мало говорит Кондорсе о таких важнейших достижениях семейно-племенной стадии, как института отцовства и материнства, которые подготавливают психологическую почву для возникновения государственной власти, становятся "точками роста" государственности и церкви. Невнимание к этим установкам можно объяснить антиавторитарной и антицерковной установками Кондорсе. Он лишь отмечает, что власть старшего и отца играет важную роль в разрешении возникающих регулярно споров. Она делегируется опытным и мудрым людям, легко обособляется от общества, нередко сама становится "яблоком раздора", инструментом, употребляемым во зло.
Развитие познавательных способностей и нравственных качеств идет рука об руку с развитием заблуждений и пороков. Многие приобретения культуры обнаруживают двойственность. В одном отношении они полезны, в другом - вредны, мешают развитию разума. Это относится, в частности, к разделению труда, образованию классов, формированию городского образа жизни. Разделение труда повышает его эффективность, но способствует экономическому расслоению и духовному разобщению. Одни становятся хранителями наук, искусств, мифов, владеют секретами законодательства и политики. Другие попадают в положение учеников, зависимых людей и вынуждены отказываться от своего природного ума. Отсюда возникает ложь, легковерие, обман.
Сущность второй эпохи - переход к оседлому образу жизни, пастушеству и земледелию. На это стадии возрастает плотность населения, увеличивается богатство общества, усиливается имущественное расслоение. У богатого привилегированного класса возникает избыток досуга для путешествий, умственных занятий, поиска новых ощущений. Происходит концентрация богатства и власти, развивается торговля, укрепляется идея собственности - краеугольный камень цивилизации - а на ее основе формируется весь комплекс правовых, договорных отношений.
Появляются первые города, а вместе с ними усиливаются нравственные и умственные контрасты. С одной стороны, наблюдается смягчение нравов, более частое проявление чувств милосердия, благотворительности, сострадания. С другой стороны, социально-экономическое расслоение и соблазн эксплуатации чужого труда стимулирует жадность, жестокость, властолюбие, тщеславие. В города стекаются богатство, съезжаются мастера, ремесленники, люди науки, художники и поэты. Но сюда же влекутся авантюристы, игроки, молодые прожигатели жизни.
Третья эпоха охватывает весь период развития оседлого землевладельческого общества и завершается изобретением письменности. Кондорсе указывает на развитие мощных государственных образований - факт, характерный для данной эпохи. Однако усиление государственности само по себе не вызывает у него симпатий. Он отмечает, что из-за многочисленных войн, переселений, чередующихся периодов расцвета и упадка государств относительно простая картина исторического развития становится сложной и запутанной. При этом факторы внутреннего развития, казалось бы, важнейшие, нередко оказываются второстепенными по сравнению с факторами внешними, военно-экономическими и ускоряющими или замедляющими прогресс.
Кондорсе делает глубокое наблюдение - входе истории начинают проявляться результаты давно случившихся событий: открытий, завоеваний, принятых решений, которые их современникам не казались важными и не осознавались до конца, но с течением времени оказывались ключевыми.
Тот факт, что одна часть какого-то народа "осела" после миграции в речной плодородной долине, а другая - в горной местности, со временем приводит к огромному разрыву между этими двумя группами, когда-то совершенно одинаковыми - в характере занятий, величине богатства, языке, психологии.
Установленные когда-то законы, казалось бы, не повлиявшие в момент их принятия на общее течение событий, через несколько десятков лет кардинально меняют социальный состав, политическую систему, умонастроение общества.
Рост разделения труда в третью эпоху ведет к более эффективному производству и одновременно увеличивает неравенство между людьми, классами и народами. Неравенство и рост богатств стимулируют торговлю. К ранее существовавшим классам господ и крепостных добавляются два других: торговцы и рабочие. Усложнение классовой структуры общества делает политическую жизнь более динамичной. В больших и сложных обществах устанавливается централизация, формируется деспотические режимы. В деспотиях увеличивается армия и сокращается число людей, занятых мирным трудом. При помощи рабского труда создаются величественные постройки и совершенные изделия прикладного искусства. Но отсутствие свободы повсюду влечет за собой униженность личности, невежество и глупость.
В городах-республиках формируются органы самоуправления, элементы демократии, растет нравственное достоинство личности. Развитие философии, науки, медицины, религии, искусства было, согласно Кондорсе, делом жреческой касты, которая, блюдя свои интересы, с помощью магического языка, тайных знаний, письменности стремилась сохранить обособленность и удержать власть над массами. Жрецы выработали систему идей, которую мы сегодня, в ХХ веке, называем идеологией. Одной из важнейших идей была, согласно Кондорсе, идея "Великого "Целого", ничему реальному не соответствующая, но включающая в себя, по определению, все остальные вещи и события. Жрецы хотели властвовать над жизнью каждого отдельного человека и всего народа. Для этого они выступили в роли посредников между народом и "Великим Целым". Чтобы сделать наглядным это посредничество, была придумана сложная мифология, культы и обряды.
Таково, по Кондорсе, происхождение всех религий, в которых нет ничего, кроме обмана люди, которым выгодно обманывать других и держать их в невежестве, проникаются отвращением к исканию истины. Тем не менее, жрецы, хотя это и не было их целью, изобретя письменность, дали толчок развитию науки и философии.
Четвертая эпоха включает в себя беспрецедентный расцвет науки и искусства в Древней Греции. Здесь, благодаря защищенности от набегов варваров, талантливости народа, выгодным сношениям с Востоком, откуда были почерпаны основы ремесел, наук, азбука и религия, возникли условия для интенсивной умственной жизни. В Греции не было сильной касты жрецов, как в восточных странах. Философов уважали, им поручали составление законов. Их любили слушать, но власти им не давали. Это обстоятельство помешало созданию жреческой касты. При этом философия была делом вполне свободным - каждый мог открывать собственную школу. Поэтому не было умственного порабощения и помех поискам истины.
Греческим философам мы обязаны атомистическим учением (Демокрит), учением о числах (Пифагор), учением об идеях (Платон). Плодотворными оказались политико-правовые изобретения греков, они накопили богатейший опыт государственного строительства, политической борьбы, разработки законов, осознали зависимость между законодательством, государственным устройством, с одной стороны, и экономикой, процветанием страны - с другой. Если у восточных народов закон выражал волю владыки и защищал рабство, то у греков он был выражением воли народа и защищал свободу. Лиги греческих государств явились прообразом новейших политических федераций.
Сократ ставил задачу: уметь пользоваться умом и защищал науку от софистов. Но, несмотря на все эти усилия, греческая наука и философия, по мнению Кондорсе, все же не оказали непосредственного усилия на прогресс разума, хотя и подготовили почву для него. Греческие философы "сбились с пути". Вместо того чтобы изучать природу, вырабатывать точную и ясную терминологию, они "играли словами", истощали свой ум в бесплодных словопрениях, выдумывали метафизические системы и софистическую диалектику.
Пятая эпоха охватывает период развития наук в Греции и Риме до их упадка и утверждения христианства. Аристотель с его учением от методе является в это время самой значительной фигурой. Он отошел от "праздного философствования", разделил и дисциплинировал науку, составил для каждой из них программу исследований. Открытия Архимеда - теории рычага, винт, гидростатика, зажигательные зеркала, собирающие солнечные лучи, алгебра Диофанта, медицина Гиппократа - все это не только выдающиеся технические новшества, но примеры разумной практической направленности наук. Академия, Лицей, Стоя, сад Эпикура - школы, существовавшие по несколько сотен лет, были главными центрами просвещения в эту эпоху.
Падение греческих республик под натиском римлян привело к упадку наук. Литература, искусство, философия никогда не были в Риме "истинной народной склонностью". Все шло от греков. Даже Вергилий в поэзии, и Тацит в исторической науке стоят у них "на плечах". Честолюбие римлян, их жадность и неумеренность не создавали благоприятных условий для роста научных и художественных дарований.
Согласно Кондорсе, свобода в Риме "билась в предсмертных судорогах". Духовно и политически государство ослабевало, а произвол в нем - усиливался. Из-за этого философия и наука не могли совершенствоваться. Зато росли и размножались мистические секты. Не было книгопечатания. Упадок наук, философии, морали, привел, в конце концов, к тому, что духовный вакуум был заполнен христианством. В Европе наступила эпоха "темного Средневековья".
Каковы были причины этого временного "помрачения", отступления разума? Кондорсе затрудняется ответить на этот вопрос. Кажется, он признает, что разум, если он не проводится какими-то твердо установленными общественно-полезными принципами, может отрываться от жизни и косвенно способствовать темноте и невежеству. Но каким же образом свободный разум, никем не стесняемый, сбился с пути? На это вопрос Кондорсе не отвечает и ограничивается замечанием, что в греческой философии были уже заложены "ростки схоластики". В Риме, где философов мало уважали, была сильна каста жрецов, которой было выгодно христианство. В огромном интернациональном городе Риме не было тех условий для философского диалога и научных занятий, которые существовали в небольших греческих полисах. Римский плебс требовал "хлеба и зрелищ". Демагогия и схоластика легко возобладали здесь над поисками истины.
Все же позднейший период развития Рима не был совершенно бесплодным с точки зрения прогресса разума. Широкое распространение двух языков - латинского и греческого - среди подвластных Риму племен создавало благоприятные условия для просвещения и знакомства с философией. Популярность публичной риторики способствовала совершенствованию ораторского искусства и, наконец, родилась важная наука - юриспруденция, разработке которой мы целиком обязаны римским юристам. Она, по мнению Кондорсе, понадобилась потому, что в римском праве существовало множество неясностей и противоречий. Их истолкование стало особого рода профессией.
Шестая эпоха охватывает период от упадка просвещения в позднем Риме до его возрождения во времена крестовых походов. Как и другие философы-просветители, Кондорсе низко оценивает христианское просвещение и считает средние века "провалом" в истории культуры. Установилась "тройная тирания": королей, военных и духовенства. Это была "несчастная" и безнравственная эпоха. Невежество влекло за собой дикость, жестокость, разврат и вероломство. Армия монахов - жадных, невежественных и высокомерных - "задавала тон" в общественной жизни. Бедных беззастенчиво грабили и унижали, свободная мысль преследовалась, учены стали прислужниками церкви. На Западе упадок был полный, но на Ближнем Востоке, в Византии, где сохранился греческий язык, еще теплились проблески разума. Здесь читали Гомер, Платона, Софокла, Фукидида. На афро-азиатских оконечностях Европы чуждые христианству арабы - великая нация храбрых, независимых, энергичных людей - создали новый очаг цивилизации. Мягкие и возвышенные нравы арабов благоприятствовали на Ближнем Востоке развитию поэзии, науки, литературы. Арабы занимались философией, медициной, создали алгебру и алхимию. Они изучали Аристотеля и воскресили греческий гений. В период крестовых походов европейцы познакомились с арабским миром. Этим был дан толчок европейскому Возрождению. К началу Возрождения провозглашенные христианством принципы духовной свободы, братства и равенства достаточно укрепились в умах для того, чтобы стать фундаментом новой философии и нового гражданского сознания. Они подготовили переворот в судьбе человеческого рода.
Седьмая эпоха начинается возрождением наук в Европе и завершается изобретением книгопечатания. Возрождение было обусловлено как внешними - восточными - влияниями, так и развитием сознания самих европейцев. Нетерпимость, жадность, беспутство духовенства возбуждали негодование всех честных людей с ясным умом и смелым характером. Внутри самой церкви назревали перемены. Они позволили принять более простую, очищенную от суеверий и фанатизма религиозную доктрину. Это прогрессивное преобразование религии осуществлено было Лютером. Признано было, что человек, прислушиваясь лишь к голосу Божества, свободно, по собственному усмотрению и без посредничества священников может судить о том, что написано в Библии и какой образ жизни ему избрать. Появился целый слой свободомыслящих людей. Возникли независимые школы, свободные университеты, научные сообщества. Новые технические открытия, рост торговли, способствовали расширению общения и выдвижению класса торговцев и производителей. Богатство стало соперничать с религией и военной силой. В Италии, Швейцарии, Германии стали быстро расти вольные города - республики, успешно боровшиеся с феодалами. В этих городах создавались коммуны, развивалось самоуправление, граждане учились управлять государством.
Хотя авторитет королей и священников еще преобладал над авторитетом разума, а войны мелких князей между собой, сопровождавшиеся грабежами и насилием, продолжались, быт и духовная жизнь постепенно гуманизировались. Обогащался язык. Рыцарские и поэтические настроения содержали в себе важные элементы новой нравственности. Культ женщины, песенное творчество трубадуров, менестрелей, миннезингеров, рыцарский кодекс чести создавали подходящую духовную атмосферу для перехода общества к качественно новому цивилизационному состоянию.
Содержанием восьмой эпохи явился духовный переворот, обусловленный изобретением книгопечатания, но подготовлявшийся подспудно несколько столетий. Блага, даваемые книгопечатанием, многочисленны и велики. Книга явилась новым связующим элементом, можно сказать, фокусом культуры Нового времени. Благодаря книге неизмеримо возросла умственно-логическая культура населения. Способность правильно рассуждать и элементарные знания стали достоянием народа. Борьба с обскурантизмом церкви и деспотизмом правителей приобрела невиданный размах. Книга смела преграды, которые мешали распространению научных, философских и нравственных истин. Она способствовала быстрому росту национального самосознания на основе единого языка. Национальные поэты и писатели стали изучаться в школе. Учебники, словари, хрестоматии, популярные истории формировали сознание целых поколений, создавая единую аудиторию. Книга явилась новой трибуной, которая давала власть над разумом и была независима от грубой силы.
Начавшийся переворот в сознании толкал к поискам во многих направлениях. Благородное любопытство воодушевляло ученых и мореплавателей. Правда, фанатичные миссионеры уничтожили пять миллионов иноверцев в Южной Америке, но значение открытия Нового Света для прокладки новых путей в Африку и Азию было чрезвычайно велико. Произошло, можно сказать, объединение земного шара, человеческий род стал осознавать себя как единое целое. Путешественники исследовали продукты земли и моря на всех широтах. Торговля дала толчок развитию промышленности, техники и науки.
Борьба с суевериями и догмами церкви широко развернулась благодаря Реформации, заложившей основы светской культуры. Значение Реформации было бы, по мнению Кондорсе, еще больше, если бы не трусливая политика местных правителей, которые боялись, что освободившись от Папы, народы захотят избавиться и то королей. Реформация не обеспечила истинной свободы совести, но терпимость стала шире и право на свободное исследование было признано. Достижения наук быстро умножались. Были созданы теории уравнений и логарифмов, открыты законы механики, исследованы орбиты планет. На солнце смогли увидеть пятна и ухитрились взвесить воздух.
В общественных науках Бекон, Мор и Гоббс вслед за Платоном занялись поисками образцовых общественных систем. Макиавелли изучал историю, стремясь открыть правила управления государством. И хотя с понятием "макиавеллизма" связано представление о циничной политике и прислужничестве, двоедушии в науке, все же Новое время породило совершенно другую генерацию ученых, людей особого склада, таких как Кеплер, Коперник, Галилей, Фуко, для которых не было ничего дороже истины и свободы исследования. Теология стала постепенно уступать науке: вращение земли было признано церковью в качестве гипотезы.
Не менее важной явилась разработка методов научного исследования Декартом и Беконом. Именно она положила начало систематическому развитию наук в Новое время. Формула Декарта: "я мыслю, значит, существую" стала не только философским открытием, но и этико-правовым основанием личности нового человека.
Самым знаменательным симптомом нового сознания явилось, согласно Кондорсе, то, что нашлись, наконец, смелые люди, возмущенные произволом правителей и легковерием подданных, которые открыли народам, что их свобода есть неотчуждаемое благо. Народ не обязан поддерживать данную династию, если она не способна ему служить. Должностные лица - не господа, а слуги народа, которых он вправе наказывать и увольнять, коль скоро они лишились его доверия. Эти простые, но великие истины заложили фундамент нового политического и правового сознания, цивилизованных, договорных отношений между народами и правительствами.
Девятая эпоха - от Декарта до образования Французской республики - разбивает цепи экономического, политического и духовного рабства. Духовный поворот сделан. Но чтобы новые идеи проникли в массы, чтобы общественные порядки были приведены в соответствие с требованиями разума - нужно время.
Обнаружилось, что помимо внешних врагов - суеверий, страха, деспотизма - существуют еще и внутренние помехи развитию разума. Они связаны с самой его организацией и сопротивлением истины нашим усилиям. Права и свободы человека нарушаются не только из-за несправедливых законов, но и в силу неравенства, обусловленного различием профессий, места жительства, происхождением и наследством. Люди часто не в состоянии разграничить интересы общества и интересы властвующих лиц. Философы создают правильные теории, но умственный уровень общества, руководителей страны - недостаточен, чтобы им следовать. Философам и публицистам приходится прилагать много усилий для того, чтобы истина становилась мнением большинства.
Законы должны приниматься большинством. Оно может ошибаться. Но именно оно должно назвать лиц, которым доверяется руководить страной. Наконец было принято равенство людей на основании того, что разум у всех один и тот же. Больше нельзя было делить людей на тех, кто предназначен управлять, и тех, кто обязан повиноваться.
Каковы же те общие истины, "исповедания" разума девятой завершающей эпохи, современником которой считал себя Кондорсе?
Во-первых, утверждение в умах идеи "естественного права", т.е. системы принципов и норм, которые вытекают из правильного понятых интересов человека, отражают существенную сторону его "природы". В природе человека заложены доброта, стремление к свободе, истине, справедливости. Обман и эгоизм властвующих лиц не дают проявляться этим общественным стремлениям, поскольку законы, а часто и мораль общества защищают власть имущих, привилегированных, а не интересы большинства. Французская революция сделала, наконец, очевидными принципы "естественного права". С их помощью были ниспровергнуты старые, "противоестественные" законы и утверждены новые, естественные. В "Декларации прав человека и гражданина" (1789), ставшей впоследствии правовой основой европейской цивилизации, было записано, что "целью всякого политического союза, а, следовательно, и всякого трудового устройства является сохранение естественных и неотчуждаемых прав человека: свободы, собственности, безопасности и сопротивления угнетению". Также и "Декларация безопасности" США (1776) провозглашает право человека на жизнь, свободу и стремление к счастью. Помимо этих прав "естественными" считаются права народного суверенитета, право на свободу совести и разума, а также на равенство перед законом.
Надо сказать, что идея "естественного права" провозглашалась еще в античном обществе. Использовалась она и в Средние века защитниками феодально-церковного строя. Эта идея является сильной и привлекательной. Но, будучи истолкована буквально, прямолинейно, она порождает немало сомнений, противоречит фактам, приводит к логическим противоречиям. Например, если в природе человека заложены какие-то дурные качества - жадность, лень, себялюбие, мстительность, то они и оказываются "законными". Если одинаково естественно право на свободу и право на равенство, то как примирить эти два права? Ведь если все будут равно свободны, то сильные, умные, глупые, хитрые, богатые получат преимущество перед слабыми, глупыми, наивными и бедными. И тогда окажется, что чем больше свободы, тем меньше равенства. С другой стороны, если делать всех равными в каком-то отношении, то утратится свобода. По своим способностям и склонностям люди неодинаковы. Если лишить талантливого бизнесмена возможности в полной мере пользоваться своим талантом зарабатывать деньги, чтобы он не стал слишком богатым, то он не будет свободным. Наконец, если признать, что каждый имеет право стремиться к своему счастью любыми путями, то окажется, что дин может быть счастлив только за счет другого. Чье же тогда стремление будет "естественным", а чье - "неестественным"? Тем не менее, в идее "естественного права" заложены большие возможности. Она ориентирует нас на исследование "человеческой природы" во всей ее сложности и противоречивости, утверждает право и необходимость пользоваться всеми ресурсами разума, чтобы достичь истины.
Второе достижение девятой эпохи - изменение в нравах, морали, состоящее в разоблачении всяческой лжи, лицемерия, фанатизма и с ориентации на справедливость, гуманизм, счастье человека. Новая нравственность объединяет все классы общества узами общего согласия. Устанавливается братство человеческого рода. Утверждаются свобода совести и выбора веры. Отменяются раз и навсегда пытки, вводятся мягкие наказания.
Хотя "естественное право" и гуманизм уже утвердились в умах, многое еще предстоит сделать, чтобы осуществить их в жизни. С их реализацией связаны задачи десятой, наступающей эпохи, которая, по мысли Кондорсе, должна увенчаться установлением разумного и справедливого порядка во всем мире.
Что же конкретно предстоит сделать?
Особенно важны две задачи:
- привить всем людям правильное мировоззрение. Ошибки в политике и морали вытекают из философских заблуждений, которые связаны с непониманием законов природы. Для правильного воспитания огромное значение имеют идеи Ньютона и Лейбница, открытия физики, факты естественной истории, знание анатомии и физиологии человека, которые служат основанием для правильных действий;
- использовать для расчета налогов, для принятия правильных законов, для проведения финансовой политики математику и теорию вероятностей. Нужно математически точно установить, какие следствия для широких масс народа будут иметь те или иные законы технические новшества и научные изобретения. Подобно тому. Как выбор пути и безопасность мореплавателя зависят от прибора, показывающего широту и долготу места, выбор пути и благополучие общества зависят от точной науки.
Главными задачами десятой эпохи должны стать уничтожение неравенства между нациями, достижение равенства и солидарности общественных классов, совершенствование человека. Последнее особенно важно. Оно, по Кондорсе, будет проходить несколькими путями.
1. Посредством развития всей общественной среды культуры, влияющей на развитие человека и его поступки. Эффективность производства должна быть повышена с помощью науки. Бытовые условия должны стать более комфортными, более удобными. Одежда, питание, режим труда, отдых, общение - все эти элементы быта должны быть научно изучены и усовершенствованы.
2. Посредством развития умов. Ум человека очень сложен и законы его развития не изучены. Сила, количество способностей, их соотношение зависят от множества условий: среды, воспитания, упражнения, интересов, целей, прочитанных книг, авторитетов, всего, что человек видит и слышит. До сих пор умы людей развиваются стихийно или уродуются неправильным воспитанием. Нужна новая педагогика.
3. Путем развития наук и просвещения. Естественная сила массы человеческих умов остается примерно одинакова в любую эпоху. Но инструменты мышления и познания с каждой эпохой совершенствуются. Эти инструменты суть: знания, методы логического мышления, математика, технические приборы. Естественные и математические знания позволят полнее удовлетворять потребности человека. Мораль и политические знания будут сильнее влиять на мотивы наших поступков. Поэтому сами общественные институты будут работать эффективней.
Правильная постановка образования и воспитания - самая насущная задача. Ведь при развитии наук каждому новому молодому поколению нужно будет усваивать большую сумму знаний за тот же самый промежуток времени, что и раньше. Отсюда необходимость новых методов организации знания. Важно соединить в систему большое количество разных идей и теорий - этому поможет новая техника обучения. Нужно сблизить различные науки, а также "искусства", т.е. технологии использования знаний. Этому должен помочь всемирный язык, употребляемый во всех науках и искусствах. Школа должна быть полностью свободна от церковной опеки. Руководить образованием подобает ученым, а не священникам и политикам. При наличие разных типов школ допускается конкуренция частных и государственных учебных заведений.
Результаты правильного воспитания - это, во-первых, лучшее понимание человеком своей зависимости от общего блага, и, во-вторых, привычка постоянно размышлять о своем поведении, которое должно быть основано на глубоком знании нашей физической природы и моральной организации.
Кондорсе обращает внимание на сложность социальных проблем. Добиться полной социальной однородности невозможно. Но свести неравенство к минимуму - в силах общества. Должна быть обеспечена доступность знаний для народа. Все группы заинтересованы в стабильности и солидарности. Кондорсе утверждает единство интересов рабочих и капиталистов, полагая, что классовые противоречия раздуваются искусственно. Он верит в совместимость свободы и равенства, свободы и права частной собственности. Смягчить неравенство можно только с помощью законов, которые не должны закреплять чьих-либо привилегий. Народные банки, социальное страхование также должны действовать в этом направлении. По мнению Кондорсе, частные капиталы при правильном законодательстве и налогообложении должны выравниваться по величине, поскольку бедные будут стремиться больше заработать, а богатые - больше тратить. К экономическому равенству должна вести также свобода торговли и конкуренции.
Конституция и законы должны точно соответствовать разуму и природе человека. В законах и учреждениях - главная причина как бедствий, так и благосостояния народа. Посредством хороших законов достигается сближение интересов всех с интересами каждого.
Политическая свобода будет обеспечена, когда все смогут исполнять обязанности законодателя и администратора. Тогда народ свободно изберет наиболее мудрых и просвещенных, чтобы поручить им управление страной. "Социальное искусство" обеспечит всем пользование общими правами, присущими каждому человеку от природы.
К фактическому равенству ведет и совершенствование образа жизни. Должны быть устранены вредные влияния работы, привычек, климата; время труда должно уменьшиться, равно как и количество требуемых физических усилий. Каждое новое поколение может рассчитывать на большую сумму наслаждений, чем предшествующее.
Если рост населения будет угрожать всеобщему благосостоянию, то он будет приостановлен.
Идея безграничного прогресса человечества наталкивается, однако, на следующее возражение: если законы жизни человека и общества подобны законам природы, то прогресс и регресс, рождение и смерть - одинаково естественны. По-видимому, рассуждает Кондорсе, существуют необходимые и случайные причины упадка. Человек не может вечно сохранять молодость. Он не бессмертен. Физические причины упадка неустранимы, но их действие может быть уменьшено, если с помощью науки достичь наследования и накопления в ряде поколений высоких интеллектуальных и моральных качеств. Социальные причины упадка - нищета и чрезмерное богатство - могут и должны быть устранены. При этом здоровое питание, хорошее жилище, медицина обеспечат устранение болезней и увеличение продолжительности жизни.
Кондорсе верит в культурную миссию Европы. До сих пор европейцы показывали другим народам пример жадности и вероломства. Но просвещение неизбежно заставит всех уважать чужую независимость, гуманно относиться к слабейшим, бедным, непросвещенным народам.
Европейское просвещение будет распространяться по всей земле без насилия. Дикие племена, говорил Кондорсе, "ждут нас и зовут как братьев и освободителей". Война есть преступление и величайшая глупость. Сближение народов приведет к тому, что каждый народ добровольно призовет к себе иноземцев и предложит им разделить с ним те блага, которыми он обязан природе или своему искусству. Причины взаимной ненависти исчезнут и установится вечный мир.
Такова культурологическая концепция Кондорсе - во многом типичная для эпохи Просвещения.

 

Глава 3. Проблемы возникновения и эволюции культуры в этнографической науке конца XIX - начала XX в.в. Эволюционизм как теория культуры.

Философы-просветители XVIII в. вдохновлялись проектами построения будущего царства разума. Их критика европейского церковно-феодального общества высветила его болезни, жгучие проблемы и, одновременно, обнаружила основные элементы и "пружины" общественной жизни. Царство разума, однако, не наступило. После Французской буржуазной революции - этой дерзкой попытки радикального переустройства мира началось движение к реставрации. Возникло ощущение того, что в обществе существуют вечные, устойчивые основы, которые не могут быть изменены никакими усилиями человеческой воли и которые не поддаются исчерпывающему осознанию. Это ощущение дало толчок росту консервативных и романтических настроений, идеализации традиций и старины. Просветительская философия стала казаться поверхностной, слишком рассудочной. Она хотела строить новый общественный порядок на основании отвлеченных планов. Вопреки ей Жозеф Мари де Местр утверждал, что вера и традиция лежат в основе всякого общества. Огюст Конт предложил свой проект новой "позитивной" науки - "социологии", которая должна была исследовать естественные и необходимые закономерности общественной жизни, не сводимые, однако, до конца к законам природы.
Чтобы изучать общественную реальность, нужно было собрать побольше фактов, относящихся к жизни различных обществ. Руководящей идеей, которая должна была служить методом обобщения и понимания социальных фактов, казалась в то время идея эволюции, разработанная Чарльзом Дарвином применительно к растительному и животному миру. Эта идея представлялась приемлемой и для социальных наук, потому что уподобление общества организму было вполне привычным. "Эволюционизм" в социологии и этнографии стимулировал накопление исторического и этнографического материала, наталкивал на изучение вопросов, связанных с расцветом и гибелью культур, их генезисом, "скрещиванием", но обнаружил и такие проблемы, которые в рамках самой теории эволюции не могли быть решены. Это были вопросы общечеловеческого и национального в культуре, роли личности и народа, соотношения восточных и западных культур, цели и смысла истории.
Эволюционизм как концепция основывался на нескольких простых положениях. Человечество - единый вид. Природа человека везде одинакова. Эволюция общества и культуры повсюду подчиняется одним и тем же законам. Эволюция идет от простого к сложному, от низшего к высшему. Характер культуры соответствует стадии эволюции, на которой находится общество. Сходства и различия между культурами объясняются, прежде всего, степенью их развитости. Путь, пройденный европейскими народами, является общим для всего человечества.
Эволюционизм как теория был в чем-то сходен с просветительским рационализмом, но в ряде пунктов от него отличался.
Во-первых, философы-рационалисты утверждали идею Прогресса почти с такой же уверенностью, как средневековые богословы учили о Божественном Провидении. Сама идея Прогресса с большой буквы у просветителей была производной от идеи Провидения, хотя философы-просветители были критиками религии. Этнографы-эволюционисты говорили об эволюции культур более осторожно, учитывая вероятностный характер факторов эволюции - случайных изменений, отбора, приспособления, борьбы за существование.
Во-вторых, философы считали разум главной движущей силой развития. А этнографы рассматривали разум только как одно из проявлений культуры - наряду с выплавкой железа, скотоводством, магией. Им представлялось, что культура движима не столько разумом, сколько силой инстинктов, привычек и простых ассоциаций. Свободная мысль, изобретательство, инновации выглядели, с их точки зрения, чем-то редким, экзотическим.
В-третьих, этнографы, хотя и не преодолели евро-центристских предубеждений и подобно просветителям считали европейскую культуру образцовой и универсальной, все же должны были под давлением множества фактов признать специфику культур в разных частях света и у разных народов.
Наконец, в-четвертых, отличием этнографии и социологии от философии была, как правило, их подчеркнутая объективность, научность. Философы, не в последнюю очередь, строили свои теории прогресса для того, чтобы обосновать правомерность и необходимость "излюбленных" ими ценностей - прав человека, равенства, свободы, братства, суверенитета народа. Этнографы же были в значительной степени свободны от оценок и вненаучных мотиваций. Они видели свою цель, прежде всего, в систематизации фактов, в разработке теоретической естественнонаучной основы обществознания в виде эволюционной теории.
Наиболее авторитетным из этнографом эволюционистом считается Эдуард Бернетт Тейлор (1832-1917). Он родился в предместье Лондона. Отец его владел небольшой медеплавильной фабрикой и хотел, чтобы сын продолжил начатое им дело. Тейлор не получил высшего образования. Отличаясь большой любознательностью и пользуясь финансовой поддержкой своего друга - банкира Генри Кристи, он совершил ряд успешных экспедиций по Южной Америке. Тейлор серьезно изучал этнографическую литературу, опубликовал ряд книг и более 250 статей на разных языках. В 1871 году он был избран членом королевского научного общества, а в 1896 году стал профессором первой в Англии кафедры антропологии при Оксфордском университете, сплотив вокруг себя группу талантливых исследователей.
Тейлору принадлежит известное определение: "культура или цивилизация - в широком этнографическом смысле - слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и привычек, усвоенных человеком как членом общества".
Это - "собирательное" определение. В нем культура предстает как сумма явлений. Из существенных ее признаков указан лишь один - коллективность, общераспространенность. Тейлор исключает из науки философско-богословские вопросы о разуме, свободе воли, предопределении, ответственности, полагая, что человеческие действия в большинстве случаев определяются "простыми и естественными причинами". "Каждое событие есть дитя другого" - этот принцип детерминизма столь же справедлив для мира культуры, как и для природного мира.
Работа этнографа-культуролога, как ее понимал Тейлор, напоминает работу натуралиста: нужно расчленить культуру на составные части, классифицировать их с целью географического и исторического распределения, составить из них генетические ряды.
Явления культуры подобны видам растений и животных. Лук и стрела являют вид так же, как обычаи татуировки, подпиливания зубов или обычай счета десятками. Географическое распределение и переход этих обычаев из одного район в другой следует изучать подобно тому, как изучаются распределение и миграция растений и животных. Одни явления культуры, например, бумеранг у австралийцев, встречаются лишь в одной местности. Другие, подобно каменным скребкам, верованиям в бессмертие души и обрядам жертвоприношений, рассеяны по всему свету. Полный перечень явлений, составляющих жизнь того или другого народа, Тейлор называет культурой.
Обосновывая эволюционную теорию, Тейлор опирается на ряд фактов, общих для всех дописьменных культур.
Первый факт - заметное сходство между культурными явлениями, наблюдаемыми в отдаленных друг от друга районах земного шара. Это сходство легко объяснить. Одинаковые причины рождают одинаковые следствия. Например, в тех местах, где развиваются земледелие и вводятся в культуру одни и те же виды растений и животных, возникают, соответственно, сходные виды занятий, знаний, искусств, ремесел и даже религиозных культов.
Другой, менее понятный, но важный факт - склонность членов общества к единому типу поведения. Целые народы соединяются в употреблении общего языка, исповедании общей религии, достижении общего уровня искусств и знаний. Это тем более замечательно, что каждый человек руководствуется, по-видимому, собственным эгоистическим интересом, даже собственной логикой, и не склонен, как правило, заботиться об общественных последствиях своих действий. Тем не менее, в устройстве обществ наблюдаются правильность и единство, благодаря которым мы можем оставить в стороне индивидуальные различия и рассматривать культуру как единое целое. Тейлор ссылается на статистику, которая подтверждает постоянство среди данного народа количества рождений, смертей, преступлений, даже несчастных случаев и писем без адреса, опущенных в почтовый ящик.
Целостность культуры, по Тейлору, отчасти обусловлена тем, что практическая мудрость и здравый смысл берут, в конце концов, верх в практических делах, отчасти универсальностью законов эволюции. Это не значит, что люди мыслят повсюду одинаково и что разум всегда имеет целью истину, пользу, справедливость. Многие общества верили во влияние "дурного глаза" и звезд на жизнь человека; приносили человеческие жертвы духам умерших; верили в то, что некоторые люди способны превращаться в зверей. Но распространенность суеверий и диких обычаев не доказывает их разумности.
Процесс эволюции Тейлор выводит из одинаковых повсюду повторяющихся ситуаций и простых психологических ассоциаций. Начало судоходству положил человек, который, ухватившийся за плавающий сук, нашел, что этот сук способен поддерживать его на поверхности воды. Австралийцы, с которыми впервые встретились европейские путешественники, передвигались по воде, сидя верхом на бревнах с заостренными концами и гребя руками. Калифорнийские рыболовы пользовались для плавания охапками хвороста, связанными наподобие матраса. Развитие средств мореплавания повсюду выражалось первоначально в том, что в стволах деревьев делалось углубление. Постепенно долбленое дерево превратилось в лодку. Поскольку круглодонные лодки на воде легко переворачиваются, их стали скреплять попарно, делая из них катамаран, а затем изобрели подводный киль. Затем для лодок стали делать остов из тонких сучьев и обшивали его волокнами кокосового ореха или кожей животных. Постепенно лодки увеличились в размерах, становились все более прочными. Были усовершенствованы весла, изобретены паруса. Затем колесо с лопатками или винт, присоединенные к паровой машине, заменили парус. Так современные корабли родились путем последовательных переходов от первобытного челнока до стального крейсера.
Эволюция каждого изобретения, воззрения или обряда обусловлена не столько усилиями мысли, сколько механизмом "проб и ошибок", а также внушением, подражанием, страхом наказания, воздействием поощрений, влиянием личных стремлений и групповых интересов.
Тейлор прослеживает множество эволюционных рядов в развитии техники, глиняной посуды, металлических орудий, одежды, измерительных приборов и самой системы мер. "Эволюционные ряды" независимы друг от друга. Мифы, одежда, строения, способы хозяйствования, оружие и украшения, организация власти и способы познания развиваются в значительной степени самостоятельно. Но перекрещивание эволюционных рядов, соединение далеко отстоящих друг от друга элементов культуры оказываются чрезвычайно важными. Например, магнитная стрелка была изобретена независимо от эволюции плавающих средств. Но использование компаса в мореплавании позволило уплывать далеко от берегов. Ценность судна значительно возросла, так как стало возможным использовать его для войны и промысла. Это дало толчок дальнейшему совершенствованию судов. Порох был изобретен независимо от эволюции оружия. Но использование пороха в военном деле открыло новую эпоху в истории.
Третий и самый важный факт, подкрепляющий эволюционную теорию - существование "пережитков". Этим словом Тейлор называл социальные и культурные явления, отвечающие когда-то потребностями человека и уровню развития общества, но впоследствии замененные другими, более совершенными и удобными. "Пережиточность" культурных явлений состоит в том, что они сохраняются по инерции в человеческом обиходе, хотя существуют уже лучшие их заменители. Пережитки в особенности важны для исследователя, поскольку находимые здесь и там поодиночке, сохранившиеся в силу случайных обстоятельств, они позволяют восстановить в целостном виде уже пройденные стадии развития общества.
Тейлор собрал огромное количество "пережитков", относящихся к технике, общественным отношениям, верованиям и представлениям о мире и пытался их объяснить. Пережитки могут сохраняться у бедных, малокультурных слоев населения. Примером может служить ручное ткачество в тот период, когда уже был изобретен ткацкий станок. Чем менее просвещено и образовано общество, тем больше в нем "пережитков". В XIV-XVI в.в. существовало множество жестоких обычаев, сохранившихся с первобытных времен. Упавшего в воду человека не принято было спасать, так как считалось, что водяной дух хочет забрать его, и тот, кто отнимет у духа добычу, поплатится за это. Для того чтобы крепость или замок стояли долго, при их закладке в фундамент замуровывали живого ребенка как "дар" духу - покровителю крепости. Вера в духов соответствовала, по Тейлору, языческой стадии религиозного развития. В Средние века, когда христианство существовало уже полторы тысячи лет, подобного рода верования и обычаи, несомненно, были пережитками и могли сохраниться лишь в силу темноты и необразованности большинства народа.
Пережитки также обусловлены специфическими особенностями психики, которая склонна цепляться за старые привычки и воспоминания, окружая их привлекательным ореолом. Пережитки свойственны иногда интеллигентным людям. Таково увлечение просвещенных людей спиритизмом - общение с духами умерших.
С давних времен у римлян, евреев, персов, англичан и других народов было принято желать здоровье тому, кто чихает; крестить и закрывать ладонью рот во время зевка. Сегодня это просто бытовые привычки. Но в прошлом люди верили, что во время чиханья из тела вылетает дух, и если не пожелать здоровья чихающему, то человек может заболеть. Верили, что в открывающийся при зевании рот может влететь сатана, которого следует отогнать крестным знамением.
У многих народов не принято было выбрасывать остатки волос и ногтей, чтобы демоны и колдуны не могли через них причинить их хозяину какого-нибудь вреда. Существуют даже священные обряды погребения волос и ногтей.
На примитивной стадии развития, да и до сих пор, человеческий ум чаще всего руководствуется в поисках истины простой ассоциацией идей по сходству и по аналогии. Магия, астрология, колдовство показывают, как работает ум, лишенный научной школы. Например, название созвездий в астрологии связаны с тем, что какая-то группа звезд напоминает своей конфигурацией животное или орудие. Одно созвездие называют поэтому Тельцом, другое - Раком, третье - Весами. И вот астрологи начинают выводить характер и внешность человека из названия созвездия, под которым он родился. Рожденный под знаком Тельца должен иметь широкий лоб, толстые губы и, подобно молодому бычку, быть буйным, грубым и сильным. Тот, кто родился под знаком Весов, будет справедливым и уравновешенным. Родившийся в момент восхождения Венеры получит красивую внешность, нежный голос и будет талантлив в любви. Тот, на кого при рождении повлиял Марс, будет смелым и воинственным.
Несмотря на всю нелепость подобных рассуждений, Тейлор не считает их вовсе лишенными смысла, поскольку, во-первых, они отвечают умственным запросам непросвещенной части населения, во-вторых, именно из них развиваются науки. Ведь всякое научное рассуждение должно с чего-то начинаться. Начинается оно с простого умозаключения, нередко совершенно ложного. Но человеческий ум устроен таким образом, что не успокаивается, пока не достигнет ясности. Как бы ни были бессвязны и нелогичны рассуждения древнего человека, они совершенствуются под воздействием практики и все более твердого осознания законов логики. Поэтому даже мифы и магия могли служить источниками истинного знания. Ведь компас, например, был изобретен китайскими предсказателями судьбы. Астрологи, вроде Тихо де Браге и Кеплера, верившие, что судьбу человека можно узнать по звездам, своими наблюдениями и расчетами помогли открыть истинные законы движения планет. Заблуждения со временем отпадают, а истина остается.
Пытаясь объяснить, каким образом пережитки могут удерживаться в культуре вопреки здравому смыслу и реальным фактам, Тейлор говорит не только об инерции коллективного разума, но и о корыстном их использовании людьми определенных профессий. Вождь или знахарь используют ритуалы, заговоры, гадания: один - для того чтобы властвовать, другой - для того чтобы заставить больного поверить в действенность лечения. Маги по профессии существовали с давних времен. Они жили своим колдовством и всячески поддерживали его. Однако нельзя считать, что магия коренится в откровенном обмане. Колдун изучает свою профессию столь же добросовестно, как инженер или хирург. Он сам верит в силу магии, "являясь в одно и то же время обманщиком и обманутым, соединяя в себе энергию верующего с хитростью лицемера".
В отличие от этнографов-функционалистов, которые считали что любой самый вздорный и глупый случай, если он широко распространен, имеет какое-то практическое оправдание, Тейлор признавал, что есть обычаи, служащие проявлением "ничем не побуждаемой глупости". "Если две светлые головы могут - сами по себе - напасть на хорошее изобретение или открытие, - замечает Тейлор, - то еще более вероятно, принимая во внимание гораздо большее количество глупцов и тупых голов, что и какие-нибудь сходные глупости могут быть введены в двух далеких друг от друга странах". При этом раз установившееся мнение, как бы оно ни было неверно, может держаться из века в век, подобно тому, как растения распространяются от отростка без посадки семян.
Очень многие явления культуры трудно объяснить, не изучая пережитков, не принимая во внимание сложную серию превращений и переосмыслений, которую они претерпели в истории. Сегодняшнюю моду можно понять, прослеживая, как известная часть одежды удлинялась и укорачивалась, отделялась и сливалась с другой частью. Эволюцию мы наблюдаем в литературных приемах, методах химического анализа, способах философствования. Даже мифы обнаруживают в своем хронологическом ряду логическую и смысловую последовательность. Не замечая смысловой связи в культурных рядах, люди склонны верить в беспричинность и произвольность исторического развития.
Всякому, кто хочет понять себя, нужно выявить ту последовательность, которая привела его взгляды, привычки и образ жизни к их сегодняшнему состоянию. Никакую идею нельзя понять, не зная ее истории. То же самое можно сказать относительно всей культуры. Ее сегодняшнее состояние - результат долгих и сложных, но всегда объяснимых трансформаций.
В отличие от более поздних эволюционистов, сосредоточивших внимание на историческом развитие социальных институтов, Тейлор больше интересовался эволюцией "артефактов", т.е. материальных предметов, и эволюцией духовной культуры, в особенности религиозных верований.
Он разработал "анимистическую" теорию происхождения религии. Религиозные верования дикарей, которые считались до него "жалким смешением различных нелепостей, не имеющих ничего общего с развитыми мировыми религиями", Тейлор предложил рассматривать как первую и необходимую ступень их развития.
Хотя во времена Тейлора утверждение о том, что религия возникла в период "дикости" человека не было новым, большинство ученых и философов, благопристойно посещавших церковь, не видело ничего общего между суевериями дикарей и взглядами просвещенных христиан XIX века. Тейлор начал устанавливать причинно-следственные связи между элементарными верованиями и представлениями и современными развитыми религиями.
Зачатки религии, равно как и науки, возникли, по Тейлору, из простейших свидетельств человеческих чувств. Дети, не имеющие никакого образования, думают, что земля представляет собой круглую площадь, ограниченную линией горизонта и накрытую сверху небесным куполом. В воображении детей и дикарей мир напоминает собой круглое блюдо с крышкой. Многие племена разрабатывают в уме и воображении это представление так, чтобы объяснить различные явления природы. Дождь - это вода, падающая сквозь дыры в небесной кровле. Дикарю кажется, что солнце опускается вечером в какое-то отверстие в западной части горизонта, а утром поднимается из подобного же отверстия на востоке. Закат и восход наталкивают ум первобытного человека на мысль о подземном мире, через который проходит солнце ночью и в котором живут души умерших людей.
Во времена Тейлора некоторые ученые думали, что религия возникла из чувства страха дикаря перед силами природы. Тейлор полагал, что дикарь, живя в тесном соприкосновении с природой, хорошо ее знает и вряд ли испытывает перед ней особый страх. Не внешняя природа, а сама психика с ее потребностями, является, по мнению Тейлора, источником религиозных верований. Человек нуждается в объяснении непонятных ему явлений, таких как: сон, обморок, смерть, сновидение, эхо, тень, передвижение солнца и луны. Наиболее простым и удовлетворительным объяснением была, по Тейлору, идея души, т.е. знакомого каждому человеку ощущения своего присутствия в мире, владения своим телом, способности воздействовать на внешние предметы. Первая причина превращения фактов повседневного опыта в миф и религию - одушевление природы, сначала отдельных ее частей, а затем и всей ее целиком, олицетворение природы в виде единого Бога. Для примитивных людей солнце и звезды, деревья и реки, ветры и облака становятся личными, одушевленными существами. Первое объяснение всего, доступное ребенку, есть объяснение с человеческой точки зрения. Стулья и деревянные лошадки обладают, по его мнению, такой же личной волей, какая есть у его няни и родителей. Ум дикаря воспроизводит состояние детского ума. Он готов укусить камень, о который споткнулся. Даже в классической древности были случаи подобного рода. Персидский царь Ксеркс приказал стегать бичами воды Геллеспота за то, что морская бурю сокрушила его флот.
Одушевление природы, повсеместно наблюдаемое у "диких" народов, Тейлор называет анимизмом. Эволюция анимистических верований в ходе истории приводит к формированию развитых религий, каждая из которых связана с тем или иным природным и культурным окружением. Наблюдая, что душа может оставлять тело во время сна или обморока, люди пришли к выводу о возможности переселения душ. Сновидения были толчком к выработке представлений о загробном мире.
В мире бестелесных душ должны происходить процессы, сходные с теми, что происходят в обществе. По аналогии с обществом выстраивается сложная иерархия душ. Из идеи души, владеющей телом, развивались представления о духах природы, у которых нет отдельного тела, но которые властвуют над стихиями: водой, огнем, землей, лесом. На пути обобщения ум приходит к мысли о Боге, телом которого является вся природа. Боги и духи могут общаться с людьми, помогая им или вредя. Отсюда возникает желание их умилостивить, почитание этих существ.
В древности взаимоотношения душ мыслились по той же схеме, по какой строились взаимоотношения их владельцев. Если умирал какой-то знатный человек, вместе с ним закапывали в землю его рабов и жен. Ведь, если он владел их телами, значит, он владеет и их душами. Большую роль в формировании различных верований и представлений играют, согласно Тейлору, привычные логико-нравственные связи. В учении о переселении душ нетрудно усмотреть стремление установить справедливое соотношение между деяниями и воздаянием за них, которое лежит в основе всякого правосознания.
В наказание за преступления людям посылаются в следующей жизни всяческие уродства. Человек, воровавший пищу, будет страдать от несварения желудка, клеветник будет иметь гнилостный запах изо рта, конокрад будет хромать. В наказание за злые дела люди рождаются идиотами, слепыми, глухими. Тот, кто презирал других, будет презираем сам. Тот, кто прелюбодействует, возродится в виде пресмыкающего или птицы, живущей падалью.
Принц Гаутама, ставший Буддой, прошел через 550 рождений. Четыре раза он являлся Брамой, двадцать раз - духом, много раз проходил через состояние отшельника, царя, богача, раба, горшечника, игрока, лекаря, обезьяны, слона, быка, рыбы, лягушки, древесного жука. Огромный жизненный опыт Будды, почерпнутый из многих жизней, делает понятной способность Будды сочувствовать всем страдающим и его желание освободить их от страданий.
Эволюционизм Тейлора можно охарактеризовать как в основном эмпирический. Он собрал множество фактов, интересно их интерпретировал, но не сформулировал четко свою теорию, которая выводилась из небольшого числа элементарных соображений. Неудивительно, что многие ученики Тейлора оказались в числе его критиков.
Ю. Липперт отметил, что анимистическая теория слишком рационалистична. По Липперту, в происхождении религии главную роль должны играть не философские рассуждения дикарей и их общие представления о мире, которые не у всякого образованного человека можно встретить, а инстинкты и чувства. Страх, удивление, гнев, мстительность, жестокость - более вероятностные источники верований, по Липперту, чем потребность в объяснении.
Более серьезным ударом по эволюционной теории Тейлора было открытие английским фольклористом и этнографом Эндрю Лэнгом в верованиях примитивных народов образа единого Бога-Отца, Творца мира, который, согласно Тейлору, мог появиться лишь на стадии развитого общества, в результате слияния в едином образе множества более слабых богов, соответствующих разным природным стихиям. Откуда взялся этот образ единого Бога у дикаря? Там, где нет короля, Бог не может быть его отражением. Там, где люди не чтут предков, Бог не может быть идеализированным отцом.
Обосновывая свою теорию первичности единобожия, или "прамонотеизма", как ее стали называть, Лэнг высказал взгляд, что образ единого Бога-Творца столь же легко рождается в уме, как и идея индивидуальной души. Если отдельные вещи кем-то делаются, то и весь мир можно представить себе, как творение могущественного "Делателя". Лэнг допускал, что христианский догмат об Откровении, как источнике веры в Бога, справедлив и, тем самым, оказал большую поддержку богословам. Надо сказать, что и до Лэнга были попытки - одна из них принадлежит русскому философу Владимиру Соловьеву - на материале мифологии доказать первичность монотеизма и вторичность политеизма. Но особенно горячим пропагандистом "прамонотеизма" явился католический патер Вильгельм Шмидт (1868-1954) - талантливый, эрудированный ученый, который на большом фактическом материале лингвистики, археологии и этнографии убедительно доказывал истинность библейской традиции и первичность веры в единого Бога-Творца, опровергая тем самым анимистическую теорию Тейлора.
Существенные возражения против анимистической теории исходили от ученых, обративших внимание на самый древний пласт верований и обрядов, логически не связанных с анимизмом.
Джеймс Фрейзер (1854-1941) - сотрудник и ученик Тейлора, автор "Золотой ветви" - работы о первобытных религиях, полагал, что еще до появления анимистических верований существовало представление о безличной колдовской силе, разлитой в природе и могущей концентрироваться в отдельном человеке. Не думая еще о богах и духах, человек мог верить в свою способность вызывать дождь, приманивать зверя, наносить вред врагу на расстоянии. Это была, по Фрезеру, самая ранняя - магическая стадия. На второй, религиозной стадии, человек стал приписывать сверхъестественную силу духам и богам, к которым обращался с молитвой. И, наконец, на последней, научной стадии, человек пришел к выводу, что не боги, а законы природы управляют ходом вещей.
Взгляды Фрейзера и его единомышленников получили название "преанимизма". Р. Маретт, который употребил первым термин "преанимизм", сформулировал важный тезис: в религии первичной является не идейная сторона, не верования и мифы, а действие, ритуал. По мнению Маррета, не миф порождает ритуал, а из ритуала рождается миф. Первобытный человек, по Маррету, действует и мыслит не столько под влиянием умственных запросов и сознательных представлений, сколько под влиянием бессознательных импульсов. Под воздействием повторяющихся внешних стимулов возникали привычные импульсные реакции - удивления или страха. Постоянно воспроизводимые, эмоционально насыщенные действия соединялись в фигуры танца и ритуала, рационализировались, т.е. как-то объяснялись и выстраивались в эстетически значимые образы. "Дикарская религия", по Маретту, не столько "выдумывается", сколько "выплясывается".
Особенно популярным среди читающей публики стал Льюис Генри Морган (1818-1881), этнограф, который самостоятельно, по словам Энгельса, открыл материалистическое понимание истории. Морган был адвокатом, самостоятельным человеком и ученым. 40 лет жизни посвятил он исследованию ирокезов и других индейских племен Америки. Еще в молодости он подружился с несколькими ирокезами и организовал общество "Великий орден ирокезов" с целью пропаганды "добрых чувств к краснокожему", оказания культурной и правовой помощи ирокезам. Морган в качестве адвоката успешно отстаивал в суде право ирокезов на землю и за это был торжественно посвящен в члены индейского племени Сенека. Он стал изучать быт и старинные обычаи ирокезов, опубликовал о них ряд работ, а затем, расширяя тематику исследований, издал свой классический труд "Древнее общество", посвященный вопросам возникновения семьи, собственности и родоплеменной организации.
На основе изучения быта индейских племен, Морган пришел к выводу, что именно род человеческий был "первичной клеткой" первобытного общества. Историю человечества он разделил на два периода: ранний, когда общественный строй основывался на родах, фратриях и племенах, и позднейший, когда общество стало территориальной, экономической и политической общностью. Родовая организация была, по Моргану, универсальным учреждением древнего человечества. Она поддерживала порядок и преемственность развития культуры. Морган отказывался выводить род из "патриархальной семьи", что было тогда принято в науке. Он провозгласил исторический приоритет матриархальной семьи. Поскольку отцовство не могло быть в древности достоверно установлено, единственно надежным признаком происхождения индивида была, по Моргану, связь его с материнской семьей. Последующее превращение материнского рода в отцовский Морган объяснял накоплением собственности в руках мужчины и его желание передать эту собственность по наследству детям.
Согласно Моргану, в условиях господства рода государства не существовало. Да в нем и не было надобности. Родовой строй был демократическим, бесклассовым, поддерживались выборность власти, экзогамия, взаимопомощь.
В объяснение происхождения рода Морган отступил от важного принципа эволюционистской доктрины: призвания самостоятельной выработки каждым народом основных элементов своей культуры. Род, по его мнению, "был слишком замечательным и необыкновенным изобретением, чтобы оно могло происходить много раз в далеко отстоящих друг от друга странах". Род был продуктом "высоко развитого ума". Когда род был "изобретен" в определенном месте, он стал распространяться на широкие территории, так как давал громадные преимущества обществу и индивиду.
Морган был одним из первых исследователей семьи. Для реконструкции ранних ее форм он предложил использовать терминологию родства, употребляемую в разных племенах. Им была намечена основная схема последовательных стадий развития семьи. В первоначальном "диком состоянии" люди, согласно Моргану, жили в "промискуитете", не зная никаких правил и запретов в половых отношениях. Первой формой семьи была "кровнородственная", в которой были запрещены брачные отношения между родителями и детьми, хотя существовали еще браки между родными братьями и сестрами. Вторая форма семьи - "пуналуальная". Это групповой брак нескольких сестер с общими мужьями или нескольких братьев с общими женами. В групповом браке прекращались сексуальные отношения между родными братьями и сестрами. Третья форма - парная семья без устойчивого сожительства, с широким распространением внебрачных связей. Четвертой была патриархальная, полигамная семья, в которой внебрачные отношения, по крайней мере, для женщин, запрещались. Пятой и последней формой явилась устойчивая моногамная семья.
Многим ученым историческая схема Моргана показалась смелой и убедительной. Однако она подверглась критике, поскольку не была в достаточной мере подкреплена фактами. Критики отмечали, в частности, что чистого "промискуитета" никто нигде не наблюдал ни у людей, ни у высших животных. Везде существовали какие-то запреты и нормы, какая-то стратификация на группы с неодинаковыми сексуальными правами. Кровнородственная семья была обнаружена только у гавайцев, но и здесь она оказалась продуктом разложения более ранней экзогамии, при которой племя делилось на четко ограниченные друг от друга "брачные классы". Существование пуналуальной семьи, группового брака нигде не было отмечено в качестве устойчивой формы.
Морган сделал небезуспешную попытку периодизации древней истории культуры по признаку "изобретений и открытий". Добывание огня, изобретение лука, гончарное ремесло, земледелие, скотоводство, обработка железа были в его схеме важнейшими вехами, обозначавшими переход от одного типа культуры к другому.
Морган был близок к тому пониманию историко-культурного процесса, которое позже разрабатывали Маркс и Энгельс, называя его "материалистическим пониманием истории". Техника, по его мнению, определяла состояние производительных сил, которое, в свою очередь, служило основанием различных социальных установлений и форм сознания.
Маркс и Энгельс особенно высоко ценили Моргана за то, что он сумел "вывести" развитие частной собственности из прогресса техники. Морган считал, что первоначально преобладало коллективное владение землей, а частная собственность стала господствующей лишь в связи с общим ростом производительных сил. Утверждение частной собственности и привело, по его мнению, к переходу от женского к мужскому счету родства и наследованию по мужской части. Так возник патриархат. Женщина была прикована к семье, ее права были ущемлены, она попала в подчинение к мужчине.
Однако Морган не был "историческим материалистом", каким его иногда изображают. Он считал, что многие общественные и гражданские учреждения развивались постепенно, без какой-то единой логики, из немногих зародышей и затем распространялись на соседние территории. Государство, по его мнению, явилось "изобретением развитого ума", а не продуктом классовой борьбы. Встречаются у Моргана упоминания о "Божественном Провидении", "Замысле Высшего разума".
От эволюционизма он отступал только в сторону "диффузионизма" - признания роли миграции, переноса культурных изобретений из одного общества в другое, - но также в сторону "просветительства" и даже коммунизма. Морган сочетал идею естественной эволюции с идеей прогресса разума. Он был убежден, что цель прогресса - общее благо человечества - будет достигнута в результате установления господства разума над частнособственническим произволом, утверждения гармонии личных и общественных интересов. Демократизм в управлении, братство в общественных отношениях, равенство в правах, всеобщее образование будут характеризовать высший общественный строй, к которому неуклонно стремится человечество. Он будет возрождением в высшей форме свободы, равенства и братства древних народов.
Оптимистическая вера в человека, в неизбежность победы разума над невежеством сближала Моргана с просветителями и теоретиками социализма.
Идея возрождения на высшей промышленной основе коммунистического строя привлекла к нему симпатии вождей социал-демократии. Существует даже мнение, что Морган обязан своей популярностью тому, что его идеи пропагандировали Маркс и Энгельс. В этом есть доля истины, но научные труды Моргана, несмотря на содержащиеся в них ошибки - естественные для исследователя - сами по себе имеют непреходящее значение.
В 1888 году вышла книга датчанина Конрада Старке, в которой он, опровергая "отвлеченно умозрительный" метод Моргана, противопоставлял ему "сравнительно-исторический" метод, основанный на сопоставлении рассеянных по миру культур. Старке четко разграничивает семью и род (клан). В противовес Моргану он утверждает, что в первобытную эпоху, также как и современных отсталых этнических групп, значение рода было невелико. Семья же имеет значение всегда и строится она не на родстве, а на общности хозяйства, имущества и желании иметь детей. Старке настаивал на том, что семья основывается не на взаимном влечении полов, которые легко удовлетворяются и без всякой семьи, а на хозяйственной взаимопомощи. Мужчина старается заполучить женщину не как полового партнера, а как рабочую силу. В условиях первобытности экономически эффективной могла быть, по его мнению, только прочная моногамная семья. Многоженство (полигиния) и многомужество (полиандрия) являются временными, локальными и неустойчивыми формами. Старке отрицал первичность матриархата, который появился, по его мнению, вслед за разложением патриархальной семьи, в результате укрепления родовой организации.
Некоторые идеи Старке о роли хозяйственных связей для формирования семьи и первичности семьи по отношению к роду были впоследствии поддержаны многими этнографами. Но безапелляционный перенос привычных бытовых представлений о "естественности" подчинения женщины мужчине и целесообразности такого подчинения в научную теорию вызвал острую критику.
Старке считал, что женщина не должна делать то, что делает мужчина, а должна служить ему дополнением. Он выдвигал в качестве важной причины формирования устойчивого общественного уклада привлекательность семьи для человека. "Среди своей семьи, будучи свободен от навязчивой публичности, так и от животного эгоизма, проводит человек лучшие минуты своей жизни", - писал Старке. Родовая организация давно поглощена государственным организмом, а "семья становится все прекраснее, все уютней".
Семья есть органическая, богатая форма взаимоотношений, которая наиболее эффективна с точки зрения хозяйствования, воспитания молодого поколения, социальной стабильности и поддержания культуры. Если общество живет свободно, имеет достаточный уровень благосостояния, то процветает и семья, но когда в обществе наступает дезорганизация, материальное состояние его снижается, семью все труднее становится поддерживать, в ней нарастает внутреннее напряжение, она страдает и деформируется.
Вслед за Старке известный английский этнограф Эдуард Вестермарк (1882-1939), выходец из Финляндии, на большом материале, взятом из зоологии и этнографии, стремился обосновать идею вечности и универсальности моногамной семьи. По его мнению, "институт брака у человека и животных в сущности одинаков". Это объясняется действием естественного отбора, который благоприятствует развитию родительского инстинкта. Те виды животных имеют шанс выжить в борьбе за существование, у которых отец вместе с матерью заботятся о потомстве. В развитии человечества, по мнению Вестермарка, не было такой стадии, когда бы не существовало брака. Отце всегда был защитником и покровителем семьи. Вестермарк резко критикует теорию "первобытного промискуитета", отмечая, что ни социально, ни биологически, ни психологически она не имеет поод собой оснований. Внебрачные связи всегда имеют характер исключения из правила. Их терпят постольку, поскольку они не мешают функционированию семьи. Обычай экзогамии Вестермарк объясняет психологическими причинами, тем, что половое влечение между родственниками, с детства живущими вместе, притупляется. Внутреннее отталкивание от инцеста - половой близости между кровными родственниками - оказывается и биологически полезным, поскольку инцест является причиной ослабления и вырождения потомства. Эволюция брачно-семейных отношений, по Вестермарку, ведет к расширению прав женщины, которая вначале была просто собственностью мужчины, а в условиях цивилизации обрела гражданские права и свободу. Женщина постепенно преодолевает предрассудки и эгоизм мужчины, но ни она сама, ни общество не заинтересованы в том, чтобы социальные роли мужчины и женщины стали одинаковыми.
Существенное дополнение к теории становления культуры, построенной на главенствующей роли семьи, внес немецкий этнограф Генрих Шурц (1863-1903). Он первым обратил внимание на то, что в общественной жизни "отсталых" народов важна не только семья, но и однополые отношения. В своей книге "Возрастные классы и мужские союзы" он пишет, что в любом обществе имеются объединения двух типов: "естественные", основанные на родственных связях, и "искусственные", устанавливаемые добровольно ради достижения каких-либо практических и духовных целей. Женщины, по его мнению, больше склонны к первым, мужчины - ко вторым. Интерес к общественной, публичной жизни у мужчин выражен сильнее, чем у женщин, которые больше тяготеют к семье. В общественных склонностях мужчин Шурц видит чисто человеческую черту, обусловленную постепенным освобождением от уз кровного родства и стремлением к свободе ради творчества и духовного общения. И в первобытном обществе люди ищут друзей среди сверстников. На этой основе возникают "возрастные группы", союзы молодых мужчин.
В странах Азии и Африки количество возрастных групп доходит до 6-8. Объединения неженатой мужской молодежи принимают форму тайных союзов или мужских домов, в которых мужчины спят, работают, проводят праздники и посвящения. У мужских союзов имеется определенная идеология. Вступая в союз, молодой человек приобщается к племенным духам. Мужские союзы практикуют совместные трапезы, коллективное употребление наркотиков, танцы. Пережитки мужских союзов есть и у современных культурных народов - например, масонские ложи, английские мужские клубы, а также преступные банды. Шурц полагает, что силы общественного влечения и силы семейного духа то соперничают, то дополняют друг друга, придавая человеческой жизни открытость и динамизм. Мужские союзы кажутся сегодня чем-то вторичным, возникающим на основе политических и экономических связей. Но в действительности, как считает Шурц, именно из мужской дружбы возникли первые ростки государственности и экономической организации.
Вместе с вопросами развития религии, техники, семьи внимание этнографов привлекали вопросы эволюции социально-хозяйственных форм. Важными в этой области были работы немецкого ученого Эдварда Хана (1856-1928). Исходная точка его рассуждений - критика традиционной трехступенчатой схемы хозяйственного развития: охота - скотоводство - земледелие. Древнейшей стадией, по Хану, были не охота и не рыболовство. Они, для того, чтобы быть эффективными, требуют специального технического снаряжения. Современные народы, занятые охотой и рыболовством, далеки от первобытности, которая, по Хану, имела хозяйственной основой собирательство. Из этой самой ранней стадии хозяйства развилось примитивное земледелие, называемое "мотыжным". Его изобретательницей явилась женщина. В мотыжном земледелии (отличном от "плужного") нет четкой сезонности: круглый год что-нибудь сажается, что-нибудь убирается. Нет и определенного севооборота. Размеры обрабатываемых площадей - маленькие. Однако мотыжное земледелие располагает большим ассортиментом культурных растений. Из него развилось продуктивное садово-огородное хозяйство, которое дало человеку хозяйственную устойчивость. На это основе смогли затем появиться охота и рыболовство, но уже как профессиональные мужские промыслы.
Одомашнивание животных особенно трудно объяснить. Первобытный охотник вряд ли мог долго держать и кормить пойманное животное. В первую же голодовку он бы его зарезал и съел. Кроме того, дикие животные в неволе не размножаются и дают слишком мало тех ценных продуктов (яиц, молока, шерсти, мяса), ради которых держат домашний скот. Одомашнить животных могли, полагал Хан, только земледельцы, имевшие обеспеченный уклад жизни. Но и они не руководствовались при этом хозяйственными соображениями. Согласно Хану, крупный рогатый скот был одомашнен по религиозным мотивам.
Землевладельцы Месопотамии почитали корову как священное животное, поскольку ее рога напоминали полумесяц, а Луна считалась божеством. Корову держали в ограде и убивали только для жертвоприношений. Позже, по тем же причинам, что и крупный рогатый скот, были одомашнены осел, верблюд, лошадь, коза, овца. Религиозными мотивами объясняется по Хану, и развитие плужного земледелия. Волочение остроконечного плуга по земле - пахота - было первоначально ритуальным оплодотворением лона матери-Земли фаллическим мужским началом.
Хан подчеркивал исключительную роль земледелия на разных ступенях культурного развития и отрицал самостоятельную роль охоты и скотоводства. В пахотном плужном земледелии он усматривал сложную хозяйственную форму, возникшую путем срастания религиозных, экономических и семейно-бытовых элементов.
Идеи Хана были высоко оценены научной общественностью, но его теория религиозного происхождения домашних животных и плужного земледелия вызвала критику материалистически настроенных ученых, которые настаивали на том, что все формы культуры, в том числе и религия, должны выводиться из экономики.
Полевые исследования показывают, что прямой переход от охоты к скотоводству хоть и труден, но возможен. Многие дикие животные довольно быстро привыкают к человеку. Человек способен заботиться о животных не только из утилитарных или религиозных побуждений, но также и потому, что животные-детеныши напоминают ему собственных детей.
На основе критики эволюционизма и накопление археологических, этнографических и исторических фактов в конце XIX века возникает новое научное направление, названное "диффузионизмом".
Взятое из физики слово "диффузия" означает "разлитие", "растекание". По мнению диффузионистов, "растекание" созданных в некой географической зоне культурных предметов является главным двигателем историко-культурного процесса. Автономная эволюция каждого отдельного общества (и каждой отрасли культуры) менее вероятна.
Предтечей диффузионизма в этнографии считается "антропологическая школа", представленная немецким географом Фридрихом Ратцелем (1844-1904), который обстоятельно исследовал географическую карту культурной деятельности человечества. Вызванные природными условиями, доминирующими направлениями миграции и автономной эволюцией различия между культурами, по Ратцелю, постепенно сглаживаются. Это происходит благодаря переселениям, войнам, торговле, смешению рас и этносов. Расы перемешиваются, языки со временем меняются или вытесняются другими. Хозяйственные формы сливаются. Народы, как и личности, гибнут. На месте их проживания появляются другие народы. Но предметы материальной культуры удерживаются дольше, сохраняя свою форму и даже ареал распространения.
Ратцель не имел в виду, что предметы культуры живут сами по себе, независимо от людей. Изучая "поведение" культурных предметов, он отмечал его связь с потребностями и психологическими склонностями человека. Например, украшения, одежда, наркотики легко заимствуются. Хозяйственные же формы, навыки земледелия или металлургии осваиваются с трудом. Они медленно передвигаются по земной поверхности - и только вместе со своими носителями. Тем не менее, история культуры и отдельных культурных комплексов относительно независима от истории народов. Какие-то орудия труда создаются одним народом, но приобретают особо большую экономическую и культурную значимость у другого.
Наиболее интересная версия диффузионизма представлена Лео Фробениусом (1873-1928) - немецким этнографом, знатоком Африки, организатором многих экспедиций. Исходя из идеи "диффузии" Фробениус объяснил сходство многих черт культуры разных народов и континентов. На основе данных, изложенных в литературе, тщательного изучения музейных коллекций, сопоставительного исследования "культурных предметов" Фробениус пытался описать однородные культурные области (круги). Он выделил "западно-африканский культурный круг", охватывающий бассейн реки Конго, побережье Нижней и Верхней Гвинеи. Признаки этого круга - прямоугольные дома с двухскатной крышей, плетеный щит, музыкальные инструменты со струнами из растительных волокон, барабан, маски - встречаются в одном ареале, в тесной связи друг с другом, что объясняется, по Фробениусу, единым источником их происхождения. В одном и том же месте Фробениус нередко находил присутствие нескольких, разных по своему происхождению культур, как бы наложенных друг на друга. Он выделил в Африке раннюю "индийскую" и более позднюю "семитскую" культуру. Под слоем этих двух "наносных" культур он обнаружил и третью, древнейшую, следы которой в виде отдельных элементов, встречаются в Африке повсеместно.
"Диффузионизм" своеобразно сочетался в мировоззрении Фробениуса с "эволюционизмом" и философско-историческим "романтизмом". Фробениус понимает культуры как биологические организмы, пытается разрабатывать "анатомию", "морфологию" и "физиологию" культур. В его "образе" культуры присутствует мифический оттенок. Культуры - как бы живые существа. Они рождаются, живут и умирают. При этом не народ создает культуру, а культура, имея свою душу ("пайдеум" - воспитание по-гречески), формирует человека. Культура растет в силу своих внутренних возможностей. Появление в той или иной культуре выдающегося человека не меняет направление ее роста. Империи Александра Македонского и Наполеона создавались не ими, а силами "экспансии", накопившимися в культуре. Паровой котел, учение Дарвина, картины Рафаэля и музыка Вагнера - это не столько изобретения отдельных творческих личностей, сколько плоды длительного развития.
"Эволюционизм" Фробениуса отличается от теории Тейлора одним важным обстоятельством. Если для Тейлора каждое явление культуры существовало как бы само по себе, как звено линейного эволюционного ряда, то для Фробениуса оно есть неотъемлемая часть целостной культурной системы.
В сходных географических условиях рождаются сходные культуры. Как всякий организм, культура нуждается в "питании", которым могут служить охота, рыболовство, земледелие. Подобно растению, культура может быть "пересажена" на новую "почву" и там, в иных природных условиях, при взаимодействии с иной "почвенной" культурой их развитие направляется в новую сторону. Новые культуры рождаются из "браков" и "сожительства" старых культур, наследуя преимущества и недостатки своих родителей.
В соответствии со своей логикой Фробениус пришел к выводу, что культуры, подобно растениям и животным, могут быть женского и мужского пола. В Африке он различал мужскую, патриархальную культуру эфиопов и женскую матриархальную культуру хамитов. Обе связаны с растительным миром, но тенденции их роста - противоположны. Мужская культура, подобно стеблю растения, стремится "вверх". Об этом свидетельствую свайные жилища, кровати на ножках. В мужской культуре человек восходит через промежуточные возрастные классы ко все более высокому статусу. Людям здесь свойственно чувство "дальней цели". Женская культура, напротив, устремлена "вниз": подобно корням дерева она зарывается в землю. Люди строят подземные жилища и зернохранилища, земляные печи, их религия содержит представления о "подземном" (а не небесном) загробном мире. Из соединения мужской и женской форм рождаются более высокие смешанные культуры.
Позднее Фробениус пытался применить свою концепцию полярных типов к характеристике культур Востока и Запада. Первому присуще, по его мнению, "пещерное чувство", неподвижность, идея судьбы, а второму - "чувство дали", динамичность, идея личности и свободы.
Типология культур и их духовной символики у Фробениуса предвосхищает типологию "апполоновской" и "фаустовской" культур Шпенглера, а разделение культур на мужские и женские созвучно позднейшему учению Н.А. Бердяева о "женственности" русской и "мужественности" германской культур.
Интересны построенные на конкретном материале исследования Фробениуса, относящиеся к легендарной "Атлантиде", которую он искал не на дне океана, а в Западной Африке. Заслугой Фробениуса является введение метода картографирования культурного пространства. По аналогии с физическими, политическими и этнографическими картами, им была создана карта, отражающая сложную мозаику культур Африки.
В историческом процессе эволюция и диффузия взаимодействуют. Многие мощные центры культуры возникают на пересечении торговых путей, при столкновении разных культурных "потоков". Каждое общество несет на себе следы многочисленных инокультурных влияний. В современных условиях, когда происходит складывание мирового сообщества, формируется единое экономическое и информационное пространство, скорость и глубина культурной диффузии увеличивается. Но одновременно возникает опасность поглощения слабых культур сильными. Проблемы регулирования культурных контактов, диалога культур, защиты и возрождения национальных традиций приобретают особую актуальность.

 

Глава 4. Структурно-функциональная система культуры.

Сущность и особенности структурно-функционального подхода.
Функциональный подход - как общая ориентация на выяснение полезности культурного явления, выполняемой им роли в человеческом обиходе - всегда присутствовал в обществознании. Однако, вплоть до начала ХХ века эта ориентация была как бы отодвинута на второй план. Главной своей задачей ученый считал исследование сущности, ценности культурных явлений, генетических, причинно-следственных связей между ними. Только в ХХ столетии системный, структурно-функциональный метод стал самостоятельным и, можно сказать, главенствующим в науках о культуре.
Особенность этого метода состоит в том, что мы отвлекаемся в какой-то степени от изучения сущности и истории культурного явления, скажем, государства. Мы не выясняем, возникло ли оно в результате завоевания одного народа другим, установления господства богатых над бедными или "общественного договора". Мы не очень заботимся и о том, чтобы строго определить государство, выяснить, является ли государственная власть по сущности своей экономической, духовной или какой-нибудь еще. Нас интересуют функции государства в данном конкретном обществе. Мы размышляем о том, в какой степени государство соответствует характеру народа, интересы каких групп оно удовлетворяет в первую очередь, хорошо или плохо справляется оно со своими задачами, на что расходуется основная доля государственных средств. Кроме того, мы изучаем взаимосвязи между культурными явлениями, то, как они влияют друг на друга. Нас интересует, например, что государство делает и что оно может сделать для укрепления экономики, культуры, образования, для ликвидации преступности, для защиты прав личности. Мы интересуемся тем, какова роль государства в целостном культурном универсуме. Является ли оно доминирующей силой в обществе или подчинено какому-то другому институту, например, армии, партии или церкви. Исследуя эти факты, мы стремимся обнаружить как явные, так и скрытые функции культурных явлений, освободиться, насколько это возможно, от всякого рода пристрастий и предубеждений. Ведь все сколько-нибудь влиятельные группы и институты стремятся доказать свою важность, полезность и не склонны к самокритике. Государство, заботясь о своем авторитете, не признает, что многие чиновники - некомпетентны, что на их содержание выделяется больше средств, чем это необходимо, а на культуру и образование - меньше. Структурно-функциональный подход способствует освобождению от идеологических оценок культурных явлений, но это не значит, что он вообще игнорирует идеологию. Функции идеологии нас тоже интересуют. Но, исследуя их, мы не встаем на идеологическую, скажем, на классовую или национальную точку зрения, а стремимся обнаружить весь спектр социальных функций какой-либо системы идей. Мы готовы признать, что церковь, как институт, сплачивает общество, побуждает в людях добрые чувства, поддерживает в несчастье. Но нельзя не видеть, что в некоторых обществах и в некоторые эпохи она рождает фанатизм, нетерпимость, сдерживает разум и общественную активность человека. Изучить, какие именно функции выполняет культурный институт в данном обществе, при каких условиях его деятельность способствует стабильности, богатству, нравственному оздоровлению, а при каких она вызывает напрасную трату сил, напряженность и конфликты, в этом и состоит основная задача структурно-функционального метода. Нетрудно видеть, что этот научный метод ориентирован прагматически, что он предназначен, прежде всего, для людей, занятых "социальной инженерией", то есть организационной, управленческой и политической деятельностью. Но не только профессиональные запросы социальных работников вызвали к жизни этот метод. Для цивилизации ХХ века характерен ряд тенденций, которые стимулировали структурно-функциональный тип научного мышления.
Во-первых, рост кризисных явлений в культуре. Ощущение несоответствия между сложившимися в течение столетий формами управления и коммуникации, экономическими и политическими системами - с одной стороны, и потребностями общества в условиях "демографического взрыва", экологического кризиса, глобальной опасности, исходящей из новых видов оружия - с другой, требует осторожной, продуманной, но вместе с тем радикальной перестройки основных институтов цивилизации.
Во-вторых, необходимость структурно-функционального подхода обусловлена развитием общественных наук, все более широким использованием в культурологии количественных методов. Накопление огромного количества фактов, относящихся к жизни различных обществ, к различным сферам культуры, невозможно обобщить на основе упрощенных механистических и умозрительных моделей, которые выдвигались в прошлом. Структурно-функциональный метод позволяет строить модели культуры разной степени сложности, в том числе и такие, которые включают в себя сотни тысяч переменных, связанных в единую систему. Отдельный человеческий ум не в силах удерживать в сфере своего внимания столь большое количество взаимосвязей, которые могут быть учтены лишь в математических моделях, обсчитываемых с помощью компьютеров.
В-третьих, структурно-функциональный подход отнюдь не означает признание бюрократически-технократического сознания в качестве основы научного мышления в социальных науках. Этот подход, если рассматривать его в целом, а не в виде отдельных профессиональных методик, призван как раз подчеркнуть значение гуманистической, духовной основы культуры как действующей системы. Поверхностные аналогии приводят к тому, что культура уподобляется машине или организму. Но машина не имеет собственных интересов и не осознает их. Культура же не есть машина. Она выступает как "аутентичный", т.е. наиболее свойственный человеку способ жизни, как сама человеческая жизнь в высших ее формах. Если оценивать функционирование общества как машины, то безразлично, как оно устроено: по типу муравейника, военной казармы или свободного рынка. Важно лишь, чтобы система функционировала "эффективно". Но что значит "эффективность функционирования", если не приняты во внимание творческие и индивидуальные потребности личности, гарантия ее прав и свобод? Последовательное применение структурно-функционального подхода подводит нас к сложнейшим вопросам о содержании общечеловеческих ценностей, основных приоритетах развития общества, целях исторического процесса.
Вехи истории структурно-функционального подхода.
Функциональная ориентация в грубой форме присутствует в социальной философии просветителей, в этнографическом эволюционизме и диффузионизме. В социологии XVIII-XIX в.в. общество нередко рассматривалось как организм, социальные институты сравнивались с органами и частями тела, а социальные процессы уподоблялись физиологическим. Так, согласно Шеффле, армия, полиция, одежда, крыши и крепости образуют защитную ткань социального организма, своего рода "эпидерму". Техника и общественные учреждения - мускульную ткань. Образовательные и научные институты - нервную систему. Однако мышление по линии биологических аналогий скоро привело к пониманию их ограниченности, лишь частичной применимости. Выявились многие двусмысленности, возникающие при использовании организмических моделей и принципов биологической эволюции. Это потребовало уточнения всего инструментария структурно-функционального подхода, точного определения смысла основных его понятий, таких как "система", "структура", "функция", "функциональность". Эти понятия до сих пор уточняются и дискуссируются в общественных науках.
Одним из первых образцов использования структурно-функционального метода мы находим у известного английского философа Г. Спенсера (1820-1903). Он независимо от Дарвина пришел к идее эволюции, не без успеха использовал ее при построении своей "системы социологии". Спенсер и Конт считаются основателями новой "позитивной" социологии, которая интересуется не сущностями социальных явлений, а их функциями. Спенсер стал первым применять в социальной науке такие понятия, как функция, система, элемент, агрегат, механизм, структура.
Спенсер родился в г. Дерби, в центре британской индустрии. Из девяти детей в семье он был единственным, кто выжил. Его родители принадлежали к квакерам - одной из ветвей протестантской церкви, которая отвергает обряды, таинства и внешние формы церковной организации. Споры отца и дяди, который был пастором-методистом одной из ветвей протестантской церкви, сторонником строжайшего выполнения обрядов, побудили в юноше интерес к общественной теме и в особенности к вопросу о функциях социальных явлений. Спенсер не захотел учиться в университете и поступил на службу инженером железной дороги, где его очень ценили за изобретательность. Он отличался "плохой обучаемостью" и свои обширные знания в геологии, ботанике, механике, этнографии и других науках приобрел путем беспорядочного чтения и в личных беседах. Он не любил штудировать чужие системы. Обладая прекрасной памятью, он сам выработал методы классификации знаний и решил построить всеобъемлющую систему наук. Еще в юности он составил план работы на 35 лет вперед и действовал согласно этому плану, отступая от него разве что в мелочах.
Основными принципами его философии были агностицизм, идея эволюции, циклического развития природы и общества, а также принцип, согласно которому все процессы в обществе и природе направлены к состоянию равновесия. Законы наследственности, изменчивости, борьбы за существование, выживания приспособленных, накопления полезных качеств в ряду поколений проявляются, по мнению Спенсера, как в природе, так и в обществе.
Функционализм Спенсера основывается на уподоблении общества живому организму, а общественных институтов и групп - органам живого тела. Каждый институт, каждая группа имеют специфические функции. Капиталисты организуют производство, рабочие работают, торговцы обеспечивают обмен произведенными товарами. Спенсер выделил в обществе шесть культурных учреждений. Дом организует и защищает личную, семейную жизнь. Церковь создает духовное единство между членами общества. Государство примеряет и согласовывает противоречия между частями общества. Бытовые обряды и обычаи способствуют сотрудничеству между семьями и личностями. Профессиональные учреждения специализируются в производстве вещей и услуг. Промышленность - заводы и фабрики - объединяют рабочих и предпринимателей, труд и капитал, людей разных профессий.
Видя суть исторического процесса в переходе от простого к сложного, от однородного к разнородному, от раздробленности к объединению, Спенсер связывал усложнение социальной структуры с дифференциацией функций отдельных институтов и их последующей интеграцией. По мере того, как общество усложняется, каждое учреждение, группа, нация, регион, профессия все более специализируются в выполнении своих функций, а чтобы дифференциация не приводила к распаду общества, возникают институты - политические, религиозные, моральные, которые выполняют интеграционные функции. Главным фактором общественного развития является, по Спенсеру, разделение труда, которое сопровождается его кооперированием.
Спенсер отмечал естественную тенденцию к переходу от натурального хозяйства и жесткой иерархической системы к товарному хозяйству и "открытому" обществу, основанному на свободном выборе профессий, дающему возможность каждому человеку повышать свой статус, переходить из низшего слоя в высший. Эта тенденция совпадает, по Спенсеру, с переходом от военного общества к индустриальному. Эти два типа общества отличаются, по Спенсеру, не только своей структурой и функциями учреждений, но и самим характером выполняемых функций. Так, в военном обществе кооперация осуществляется принудительным путем, а в индустриальном она добровольна. Экономическое развитие в военных обществах происходит за счет внутренних ресурсов и государственного протекционизма. В индустриальных обществах - за счет свободной торговли и мирных сношений с другими странами. Социальная стабильность и равновесие в военных обществах обеспечивается строгой фиксацией рангов, социального и пространственного размещения людей, а в индустриальном - "открытостью" социальных позиций, пластичностью социальной организации, передвижением людей в географическом и социальном пространстве. Мораль военного общества воспитывает в людях патриотизм, мужество, дисциплину, веру в авторитет, а в индустриальных - уважение к людям других наций и конфессий, любовь к свободе, сопротивление насилию, инициативу, честность.
Аналогию между обществом и организмом, между функциями социальных институтов и специализацией органов Спенсер подкреплял рядом соображений. Во-первых, общества, подобно организмам, способны расти, увеличиваться в размерах и по количеству населения. Во-вторых, в обществе, как и в организме, главные органы относительно самостоятельны, специфичны и не могут быть ни удалены, ни заменены другими.
Разрабатывая свой функционально-организмический метод, Спенсер видел те двусмысленности, противоречия в рассуждениях, к которым он нередко приходит. По своим политическим взглядами Спенсер был убежденным либералом. Он отстаивал свободу частной инициативы в любой форме, был противником вмешательства государства в экономическую и культурную жизнь и личные дела граждан. Общество и государство существуют, по его мнению, исключительно ради отдельных индивидов. Государство необходимо, но все притязания государства не имеют под собой почвы, если они не способствуют благу личности. "Ведомственный интерес" как таковой - фиктивен. Спенсер видел, что дело обстоит совершенно иначе, если мы рассматриваем биологический организм. Отдельные органы здесь не имеют самостоятельности, клетки все время обновляются, для того чтобы орган работал более эффективно. В организме клетки соединены неразрывно, а индивиды в обществе свободно устанавливают связь друг с другом. В организме способность чувствовать и мыслить сосредоточена в мозгу и нервной системе, тогда как в обществе все граждане способны чувствовать наслаждение и страдание, наделены хотя бы элементарной способностью мыслить. Таким образом, само слово "функция" применительно к организму означает способность органа или клетки служить целому, а применительно к обществу - способность целого служить своим частям, отдельным личностям.
Цели живого организма ясны - это выживание и размножение. Но цели личности этим не исчерпываются. Для личности важны духовные ценности. Поэтому "функциональность" в отношении культурных явлений означает также их способность поддержать в людях веру, оптимизм и добропорядочность. Мораль или религия с функциональной точки зрения ценны тем, что способствуют поддержанию социальной системы и гражданского мира. Но не менее истинным будет и обратное утверждение: социальная система и гражданский мир функциональны, поскольку поддерживают отдельного человека, его духовные ценности.
Если Спенсер - индивидуалист и либерал - рассматривал функциональность как способность культуры и ее учреждений удовлетворять требованиям личности, то Э. Дюркгейм (1858-1917) - солидарист и социалист - считал источником функциональных требований само общество, а не отдельную личность. Индивиды имеют множество потребностей и удовлетворяют их разнообразными способами. Но из потребностей индивида нельзя выявить функций культуры. Функции культуры могут даже противоречить желаниям личности. Легко иллюстрировать эту мысль: пьяница испытывает сильнейшую потребность выпить. Он нуждается в спиртном. Но это - с его точки зрения. А с точки зрения культуры, т.е. объективно и благожелательно настроенного наблюдателя, он нуждается в лечении, воздержании от спиртного и приобщении к общественным ценностям, которые могли бы вытеснить его пагубную привычку. Первичной реальностью для Дюркгейма служит общество, не сводимое ни к биопсихологическим потребностям, ни к отвлеченным идеям. Это взгляд Дюркгейма называют "социологизмом", поскольку общество для него не материально и не духовно, а именно социально. Оно состоит из присущих все членам общества "коллективных представлений", таких как язык, деньги, мораль, собственность, государственная власть. Общество, общественное сознание, система коллективных представлений - это для Дюркгейма тождественные понятия. Ни сумма индивидов, ни абстрактные идеи, не включенные в реальную жизнь, общества не составляют. "Коллективные представления" - это идеи, действующие, функционирующие, составляющие основу всех общественных связей. Они общезначимы и "навязываются" индивиду, даже если он этого не хочет или не осознает.
Дюркгейм в противовес "индивидуалистам" (Гоббсу, Локку, Руссо) выдвинул концепцию изначально коллективного состояния общества, опирающегося на чувство солидарности своих членов.
Дюркгейм различает среди коллективных представлений: во-первых, общие идеи и чувства - язык, литература, политические, религиозные идеи; во-вторых, моральные максимы и верования; в-третьих, правосознание и право; в-четвертых, экономические феномены, такие как деньги, налоги, доходы, стоимость, цены, экономические интересы.
Функции перечисленных культурных явлений - объективны. Они состоят в налаживании соответствия между отдельными группами, институтами и обществом, как единой системой. Цели общества, по Дюркгейму, - это моральное здоровье, гармония, порядок. Чтобы реализовать эти цели, индивиды должны быть солидарны друг с другом, адаптированы к обществу, способны выполнять свои роли в социальной системе. Отсюда вытекают и основные функции коллективных представлений. Общие идеи духовно сплачивают людей. Моральные правила предписывают, как надо поступать в той или иной ситуации. Право, показывая, как следует понимать справедливость, способствует согласованию противоречивых интересов и мирному разрешению конфликтов. Экономические категории обеспечивают регулярное и устойчивое взаимодействие труда, капитала, ресурсов, товаров и человеческих потребностей.
Антагонизмы и конфликты угрожают целостности общества. Культурная деятельность должна быть нацелена на то, чтобы смягчить эти конфликты, обеспечить социальную защиту бедных, примирить интересы классов, профессиональных, возрастных и национальных групп.
Дюркгейм не разделял марксовой теории классовой борьбы, считая, что нужно укреплять не классовую, а общечеловеческую солидарность.
Функциональный анализ Дюркгейм сочетал с причинным анализом. Однако он считал, что знание причины возникновения того или иного явления еще ничего не говорит о его функциях в обществе. Все же он признавал, что не все культурные явления имеют полезные функции. Некоторые из них, утеряв свою полезность, становятся символами прошлого, реликтами.
Считая функциональный метод эффективным, Дюркгейм осознавал теоретические трудности, к которым он приводит. Так, в определенном обществе считаются полезными и функциональными явления, которые с научной точки зрения таковыми не являются. Полезность и функциональность нужно различать, что не всегда легко сделать. Полезны ли человеческие жертвоприношения? Нужны ли аскетическая мораль, эксплуатация, война, насилие? Ответы на эти вопросы можно дать лишь исходя из конкретной ситуации, из характера эпохи.
С точки зрения Дюркгейма, не так уж важно, каково содержание культурных установлений, какого рода идеи и верования лежат в их основе. Важен результат, функция этих установлений. Наука и религия, семейная и политическая этика - все это лишь различные способы поддержания солидарности. Вопрос об "истинности" и "ложности" философских и религиозных теорий для Дюркгейма не столь существенен.
Согласно Дюркгейму, неправильно говорить об истинности верований, норм, ценностей, как неправильно говорить об истинности вещей. Истинными и ложными могут быть знания, которые можно подтвердить или опровергнуть эмпирическим путем. Но этого нельзя сделать в отношении верований, "коллективных представлений", которые суть "вещи" особого рода. Эти последние "истинны" и ценны в том случае, если они полезны, эффективны, поддерживают солидарность.
Дюркгейм по своим политическим взглядам был умеренным социалистом. Он выходил вместе с парижанами на демонстрацию в День взятия Бастилии, переживал подъем республиканских настроений, хотя никогда не входил в какую-либо партию. Желая внести свой вклад ученого в упрочение общественной морали, он много писал по вопросам семьи, образования, воспитания, управления. Он не был беспристрастным наблюдателем происходящих в обществе процессов, но в своих научных трудах стремился воздерживаться от оценок, не делил общества на "хорошие" и "плохие". То, что хорошо и функционально в одной общественной системе, может быть дисфункционально в другой.
Подобно Спенсеру, Дюркгейм признавал естественную эволюцию общества от простых - к сложным, от "механической солидарности" к "органической". В обществах первого типа преобладает жесткая, "механистическая" связь между группами и личностями. Строгий порядок поддерживается с помощью табу, кастовых принципов, а если нужно, то и силой. Индивид здесь превращен в функциональную единицу. Раб, воин, земледелец - каждый выполнят предписанную ему роль и не может от нее отклониться. В цивилизованном обществе солидарность становится "органической", т.е. свободной, добровольной, она не блокируется, а поощряет индивидуальность и творческое развитие личности.
В каждом обществе поддерживается, одобряется и обожествляется то, что способствует устойчивости общества. В этом и состоит, собственно говоря, основной принцип функционализма как социальной теории.
Устойчивость нарушается, например, когда кто-нибудь умирает. Со смертью человека размываются какие-то связи, кто-то лишается поддержки, сочувствия. Культура "отвечает" на это, вырабатывая специальные способы восстановления солидарности - похоронные обряды, которые отличаются повышенной экспрессивностью (в некоторых странах существует даже профессия плакальщиц на похоронах). Экспрессивность, эмоциональность предписываются обрядами. Функция их в том, чтобы сблизить людей, связать разорванные нити.
В каждом обществе - своя мораль. Раньше одобрялись порядок, религия, долг, монархия. Сегодня одобряются свобода, прогресс, республика, полезность, эффективность, рациональность. Эта смена оценок соответствует переходу от механической солидарности - к органической.
Переход от одного типа общества к другому - труден. Он происходит не плавно, а рывками. В одних сферах - быстро, в других - медленно. Отсюда особое состояние общества в переходный период, которое Дюркгейм называет "аномией". Сущность аномии состоит в том, что критерии добра и зла, "функциональности" и "дисфункциональности" как бы стираются. Происходит "атомизация" общества. Личность теряет духовные ориентиры, ослабевает воля к жизни и сама ценность жизни снижается. Состояние аномии сопровождается ростом преступлений и самоубийств, разводов и настроений апатии.
Значительный вклад в разработку структурно-функционального метода внес Б. Малиновский (1884-1942), много изучавший жизнь дописьменных сообществ. Он стремился построить логически стройную и эмпирически обоснованную теорию культуры. Однако его стремление строго и однозначно определить понятия "социальной системы", "культуры", "общества", "основных потребностей", "функции", "функциональности" и "дисфункциональности" вскрыло серьезные языковые и логические трудности, с которым сталкивается структурно-функциональный метод. Как это ни парадоксально, но чем строже и точнее мы хотим определить явление, тем более спорным становится определение. По поводу теоретических основ структурно-функционального подхода разгорелись бурные дискуссии.
Малиновский родился в Кракове, изучал физику и математику. Под влиянием книги Фрейзера "Золотая ветвь" он увлекся этнографией и поставил целью создать научную теорию культуры. На него повлияли психоанализ Фрейда, бихевиоризм Павлова и Уотсона, а также идеи Карла Бюхера, относящиеся к экономической истории. Переехав перед мировой войной в Англию, Малиновский стал профессором лондонской Экономической школы. В 1913 году он отправился с экспедицией в Новую Гвинею. Во время войны, находясь на Тробриандских островах, принадлежащих Англии, он как подданный враждебной державы Австро-Венгрии был интернирован и два с половиной года не мог вернуться домой. Живя среди туземцев, он не терял времени даром и интенсивно работал, осуществляя тип исследования, который сегодня называют "включенным наблюдением". Малиновский построил себе хижину в местной деревне. Вместе с ее обитателями он ловил рыбу, охотился, ел и спал. Будучи человеком общительным и легко усваивая языки, Малиновский быстро включился в племенную жизнь, участвовал в праздниках и обрядах. Каждый день по вечерам он приходил на деревенскую площадку, чтобы послушать всякие сплетни. Позже он не без иронии заметил, что они вполне заменяли ему чтение газет. Уже в этом замечании виден бихевиористский взгляд Малиновского на культуру. Не так важно, о чем говорить, но важно говорить, регулярно обмениваться новостями. Не так важно, что думает человек по поводу своего поступка, но важно, чтобы он поступал так, как предписывается общественными нормами. Не так важно, как понимают те или иные обряды, церемонии и символы. Важно, являются ли они функциональными, отвечают ли какой-либо потребности общества. Но нужно иметь такие символы, установки, верования, которые обеспечивают практическое взаимодействие, реальное выполнение обязанностей и норм.
Такой подход не означает, что Малиновский хотел оправдать тоталитарный режим, не придавал значения личной свободе. Нет, он как раз был либералом. Но в научном исследовании он требовал, прежде всего, учитывать регулярные поведенческие реакции, практические связи, а уже потом смотреть, какими символами и идеями они поддерживаются.
Малиновский критиковал ранних исследователей культуры за то, что они не имели опыта полевых исследований, ограничивались изучением музейных коллекций. Сам он не только наблюдал живую культуру, но и активно участвовал в ней. Благодаря этому он пришел к очень интересным выводам.
Обычно этнографы ограничивались внешним описанием предметов культуры и обычаев, избегая философствовать и выдвигать какие-либо психологические гипотезы. Но Малиновский считал, что внешнее наблюдение легко вводит в заблуждение, и без понимания внутренних мотивов поведения культуру познать невозможно. Важно не только правильно описать предмет, скажем, лодку, но также знать, кто ее строил, кто на ней плавал, кому она принадлежит. Оказывается, многие предметы не используются по своему прямому назначению. Какое-нибудь ожерелье не является украшением, а передается из дома в дом, из деревни в деревню, служа средством праздничного общения, символом дружбы и сотрудничества. Лодки стоят под навесом и не спускаются на воду. А когда наступает праздник их дарят или сжигают. Обычай жертвовать вещью, уничтожать ее на глазах того, чье доверие должно быть завоевано, называют "потлач". Во время празднеств режут скот, уничтожают орудия труда, лодки, ковры, деньги. Многие европейские наблюдатели считали этот и ему подобные обычаи - бессмысленными, выражающими лишь дикость и некультурность аборигенов. Но Малиновский смотрел на дело иначе. Он исходил из общенаучных принципов детерминизма, взаимообусловленности, системности, которые должны быть действенны как для природы, так и для культуры. "Потлач" распространен там, где охотничьи племена, занимая обширную территорию, лишь редко встречаются друг с другом. Для того чтобы поддержать взаимное доверие, устраиваются регулярные встречи - празднества. "Потлач" на этих праздниках имеет определенную функцию. Он удостоверяет бескорыстие и добрые чувства жертвователя, которому "ничего не жаль" для друзей.
Функционализм Малиновского основан на психологическом и социологическом анализе именно таких, внешне бесполезных, обычаев.
Во многих традиционных культурах наблюдается обычай "кувады". Он состоит в том, что во время родов мужчина, будущий отец, лежа на лавке, имитирует родовые схватки и громко кричит, привлекая внимание соплеменников. Женщина в это время рожает где-нибудь в укромном месте, в джунглях и без свидетелей, поскольку считается, что роды не обходятся без вмешательства демонических сил, и приближаться к роженице опасно.
Какова функция этого обычая? Согласно Малиновскому, он служит для регистрации отцовства. Ведь в бесписьменном обществе нет учреждений, которые выдавали бы метрики и паспорта, а институт отцовства очень важен. Статус отца определяет статус ребенка. Поэтому нужен какой-то четкий ритуал, который бы фиксировал отцовство. Обычай "кувады" эффективно выполняет эту функцию.
Свою теорию Малиновский изложил в книге "Научная теория культуры" (1944). Эта теория сочетает элементы натурализма, бихевиризма, психоанализа со структурно-функциональным методом.
Теория культуры "должна начать", согласно Малиновскому, с родовых или "базовых" потребностей человека (basic needs), таких как потребность в пище, сексуальном партнере, движении, физическом и психическом развитии, избавлении от боли. Из первичных потребностей в условиях общественной жизни вытекают "вторичные", называемые "социальными императивами". Иногда они противоречат первичным потребностям, удовлетворяются ценой их ущемления, но в конечном счете социальные императивы все-таки обусловлены базовыми потребностями. Социальные императивы - это потребности в экономическом обмене, авторитете, социальном контроле, системе образования. Культура есть совокупность ответов на первичные потребности и социальные императивы. Функциональность культуры состоит в том, что она прямо или косвенно удовлетворяет потребностям человека.
Умея писать ясным, доходчивым языком, Малиновский рассуждал строго и подкреплял свои рассуждения фактами. Он выступал против беллетризированной культурологии, ищущей чудеса и тайны, но не умеющей осмыслить свои повседневные функции.
Функционализм Малиновского полемически настроен. В нем утверждается необходимость, детерминированность, взаимосвязь культурных установлений. Малиновский возражает против описательной, фактографической науки, которая лишь фиксирует разрозненные черты культуры.
Малиновский был также противником эволюционизма и связанной с ним "теории пережитков". Эволюционисты стремились объяснить сегодняшнее состояние общества, основываясь на умозрительных представлениях о его древнейших состояниях. Но ведь древнейших обществ никто не изучал. Было бы логичнее, считал Малиновский, начать с другого конца - от анализа известных нам обществ идти к реконструкции первобытного состояния.
Эволюционисты рассуждали подчас довольно наивно, не отграничивая исторических реалий от своих моральных предубеждений. Морган полагал, что в первобытном обществе существовал промискуитет, т.е. не были запрещены кровные связи между ближними родственниками. Пройдя затем через ряд стадий, в том числе групповой брак, семейные отношения вылились в современную моногамию. Тот факт, что и сегодня моногамия нарушается, эволюционисты объясняли, как пережиток прошлого. В ответ на это Малиновский замечал, что внебрачные связи, с которым цивилизованное общество борется очень вяло, вполне функциональны. Они обусловлены превышением числа женщин над числом мужчин в зрелых возрастных когортах, а также сложностью и избирательностью полового чувства у современного человека, для которого любовь является самостоятельной ценностью и не совпадает с ценностями семейной жизни. Внебрачные связи функциональны, так как способствуют разрядке сексуальных напряжений и удовлетворяют романтические наклонности. Они укрепляют, а не ослабляют институт семьи.
Понятие "пережитка" принесло, по мнению Малиновского, вред науке. Он противоречит принципу функциональной взаимосвязи явлений культуры. Все существующие в культуре должно иметь какую-нибудь функцию - иначе оно было бы выброшено, забыто, утверждал Малиновский. На улицах Лондона встречается конный экипаж. Что это? Пережиток? Нет! "Романтическая езда в прошлое"!
Малиновский не отрицал того, что современное общество является продуктом длительного исторического развития. Но исторический метод имеет, по его мнению, лишь ограниченную применимость.
Во-первых, о древних обществах у нас есть лишь самые скудные сведения, а то и вовсе никаких. Во-вторых, социально-исторический детерминизм - иного рода, чем тот, который существует в физике. Исторические события механически и логически не выводятся друг из друга. Мы знаем, что предки современных африканцев были каннибалы, но сегодня африканцы, как и европейцы, питаются овощами и мясом животных. Объясняет ли факт каннибализма в прошлом диету современного человека? Нисколько! В-третьих, причина возникновения одного или другого явления не объясняет его функций в современной культуре. Город возникает как военное укрепление, а превращается в центр духовного общения. Театр родился из религиозного культа, но трансформировался в развлечение.
Эволюционисты считали, что "пережитки" существуют в силу инерции, будучи чужды обществу. Но Малиновский утверждал, что в культуре не может быть ничего лишнего, случайного. Если какой-то обычай устойчиво воспроизводится, значит он зачем-то нужен. Мы считаем его вредным и бессмысленным только потому, что не знаем как именно он связан с базовыми потребностями или оцениваем его по связи с другими культурными явлениями. Правда, говоря о функциональности, не следует отождествлять ее с одним каким-то признаком явления. Функциональность лопаты, например, обусловлена тем, что ей удобно копать. Но чтобы лопата данного типа удержалась в обращении, нужно еще, чтобы она была прочной, легкой, чтобы материал для ее изготовления был доступен и т.п.
Все явления культуры проходят проверку временем и лишь постепенно институционализируются, "завоевывают место под солнцем". Конкурируя с другими, выполняющими сходную функцию предметами, они доказывают свою эффективность. Процесс этот осложнен тем, что разные люди и разные социальные группы могут по-разному оценивать "эффективность", т.е. полезность, правильность, справедливость одних и тех же элементов культуры. В культурном мире идет "борьба за существование". Выживают и удерживаются наиболее эффективные, дешевые, удобные, универсальные ее элементы. Благодаря этому культура становится все более компактной и монолитной.
Это вывод Малиновского представляется, однако, весьма уязвимым. В примитивных культурах, где нет резкого социального расслоения и сложных рыночных механизмов, действительно, культура однородна и компактна. В больших современных цивилизациях культура - многослойна. Здесь одной потребности могут соответствовать разные "культурные" ответы. При этом в некоторых социальных слоях и национальных меньшинствах удерживаются формы культуры, неприемлемые для большинства, но престижные или соответствующие давней традиции.
Всякая развитая культура - "избыточна", подобно языку, в котором для одного понятия находится по несколько десятков слов-синонимов. Множество культурных ответов на одну и ту же потребность выражает разнообразие человеческих склонностей и поэтому вполне функционально.
Требование или принцип функциональности культуры заставляет искать смысл и ценность в том, что на первый взгляд смысла и ценности не представляет. Однако этот тезис подвергался справедливой критике, потому что легко приводит к тавтологии: культура функциональна потому, что все существующее функционально. В организме функции, скажем, легких или печени четко и однозначно определены. Культурные явления могут менять свои функции. Многое в культуре амбивалентно. Есть свои плюсы и минусы в том, чтобы жить в городе или жить в деревне, иметь богатство или не иметь его, жениться или не жениться. Амбивалентна религия - она дает веру, но сковывает разум, амбивалентна и наука - дает знание, но разрушает веру.
Малиновский и сам осознавал нечеткость теоретических оснований функционализма, сводя их, в конце концов, к простой формуле Иисуса Христа: "По плодам их узнаете их"! Иначе говоря, он подчеркивал практичность, конструктивность функционального подхода.
Многие этнографы-функционалисты тесно сотрудничали с колониальными чиновниками, помогали им управлять подопечными территориями, опираясь на понимание особенностей местной культуры. Функционализм дает возможность выработать рациональную тактику стабилизации общества или его реформирования, отодвинув в сторону идеологические пристрастия.
Разрабатывая функциональный метод, выясняя функции отдельных культурных явлений или сложных комплексов культуры, исследователь наталкивается на ряд смысловых и логических противоречий, связанных с недостаточной отчетливостью понятия "функция", а также с невыявленностью или противоречивостью тех потребностей, которым соответствуют функции культуры. Эти противоречия, однако, свидетельствуют не о порочности метода, но о сложности и многоаспектности культуры, а также о том, что сам метод в культуроведении должен каждый раз заново формулироваться, в зависимости от проблемы, которую мы хотим решить.
На одном из островов Тихого океана существовал обычай "охоты за головами". Юноша, достигший совершеннолетия, в день инициаций, т.е. посвящения во взрослые, должен был принести голову иноплеменника, чтобы доказать свое мужество и способность к воинскому ремеслу. Этот обычай был запрещен английской администрацией как вредный и антигуманный. Вскоре после этого в обществе аборигенов произошли процессы дезорганизации. Люди бросали обжитые места. Рисовые поля и хранилища зерна оставались без присмотра. Старые и больные не получали помощи. Старейшины, руководившие полевыми работами и распоряжавшиеся запасами риса, утратили авторитет.
Приглашенные на остров этнографы установили, что порядок и власть в данном обществе были тесно связаны с культурой рисосеяния, которое не было, однако, жизненной необходимостью, поскольку остров был богат рыбой, дичью и вкусными плодами. Рис использовался для приготовления ритуальной еды, употреблявшейся во время инициаций. Инициации и "охота за головами" были, по мнению этнографов, теми праздничными, "пусковыми" событиями, которые придавали смысл движению времени и приводили в действие всю систему хозяйственно-культурных связей. Без рисосеяния вполне можно было прожить несколько лет. Но случись неурожай фруктов или мор рыбы - население бы умерло с голода. Запасы риса, помимо ритуального значения, давали гарантию выживания в экстремальных условиях. Если бы люди каждый год не сеяли рис, навыки работы с этой культурой быстро бы забылись и восстановить их в нужный момент было бы трудно. Полезность, функциональность земледелия определялась также тем, что оно стабилизировало отношения между семьями и кланами. Полевые работы, которые в утилитарном смысле представлялись необязательными, должны были как-то поддерживаться. Таким поддерживающим символом была "охота за головами".
В книге Малиновского не говорится о том, как администрация острова вышла из затруднения. Но вывод из приведенного примера напрашивается. Если мы хотим устранить какой-нибудь вредный обычай, мы должны спросить себя: чем он полезен в данном обществе, какую функцию он выполняет. Установив это, можно искать ему замену - то, что называется "функциональным эквивалентом". Прежде чем бороться с пьянством, надо понять, почему люди пьют, сформировать культурный ответ на потребность, удовлетворяемую алкоголем, а потом постепенно "вытеснять" пьянство, расширяя сеть стадионов, увеличивая продажу безалкогольных напитков, создавая условия для непринужденного общения.
Другой вывод из приведенного примера состоит в том, что функциональные элементы культуры - действия, идеи, вещи - могут иметь символический характер. Символы нужны потому, что многие важные для общества цели и нормы не имеют большой силы для индивидуального сознания. Индивид действует обычно, исходя из собственной выгоды и своего расчета. Но обществу важно, чтобы и в повседневном поведении и в критические моменты действовали бы социальные мотивы, поддерживались бы стратегические цели и интересы. Для этого нужны символы, святыни. Имена национальных героев вспоминаются не часто. Но когда враг у ворот, они появляются на знаменах и становятся могущественной силой.
Таким образом, функционализм, начиная с утверждения практической, утилитарной ценности культуры, приводит к пониманию символов, как функции особого рода.
Культура возникает из-за практических потребностей, но по мере ее развития все большая доля совокупной энергии членов общества направляется в русло творческой, духовной активности. Эмпирически установлено, что чем больше доход, тем меньшая часть его тратится на питание и удовлетворение необходимых нужд. Параллельно росту дохода возрастают траты на досуг, спорт, образование.
Многие древние общества, жившие сравнительно благополучно, не стремились разбогатеть и не увеличивали объемов полезного производительного труда, хотя вполне могли бы это сделать. Древние греки философствовали, древние китайцы строили "великую стену" и вырубали в скалах гигантские фигуры божеств, египтяне возводили пирамиды. Все это требовало времени и труда. Между тем, большинство народа жило в нищете. Если принять тезис Малиновского о функциональности всех явлений природы, то нужно признать, что и фигуры каменных гигантов, и пирамиды, и человеческие жертвы были нужны обществу и функционально ему соответствовали. Но какого рода общественные потребности заставляли столь расточительно расходовать время, энергию и здоровье членов общества? Марксисты считали, что символические, культовые формы служат обычно укреплению власти правителя или власти господствующего класса. Но почему нельзя было использовать более простые и дешевые методы поддержания господства? Например, отряды вооруженных людей? По-видимому, все-таки не все в культуре полезно и функционально. Сама противоречивость исходных потребностей, многие из которых укорены в коллективном бессознательном, приводит к появлению дисфункциональных, т.е. не имеющих ценности или даже вредных институтов и форм жизни.
Рациональный подход к пониманию культуры не всегда эффективен. Во-первых, сам человек не во всем рационален, часто он действует вопреки своим интересам. Во-вторых, общество устроено не "рационально".
В-третьих, то, что кажется на первый взгляд нерациональным и нефункциональным, на самом деле, если принять во внимание все конкретные условия и обстоятельства, все-таки оказывается оправданным. Возьмем конкретные примеры. Во всех обществах существует экономическое неравенство. Функционально ли оно? До известной степени - да. Потому что сосредоточение богатств в руках немногих дает возможность осуществлять сложные и дорогостоящие проекты, создает мощные экономические рычаги конкуренции. Но, с другой стороны, чрезмерное неравенство вызывает сильную классовую вражду и дестабилизирует общество. Во всех обществах существуют также люди привилегированные, освобожденные от производительного труда. Зачем же нужен "праздный класс"? "Праздность", досуг позволяют свободно философствовать, исследовать, изобретать, а это значит, что развиваются творческие задатки личности и накапливается запас идей и изобретений, которые рано или поздно найдут себе место в практике.
Утверждая всеобщую функциональность явлений культуры, Малиновский настаивал еще и на том, что эти явления должны существовать именно в том виде, в котором они существуют. Например, шаман в традиционном обществе руководит сельскохозяйственными работами, предсказывает погоду, судит ссорящихся, лечит больных и т.п. Мы согласимся с тем, что роль шамана для примитивного общества во многих отношениях функциональна. Но все же сочтем шамана некомпетентным в медицине и будем искать взамен ему врача с институтским дипломом. С точки зрения Малиновского, заменить шамана современным дипломированным врачом невозможно. Ведь в данном обществе люди верят, что болезнь вызывается нечистой силой. Для лечения надо вступить в контакт с ней и победить ее - именно это на глазах у всех театрально делает шаман. Образованный врач этого делать не сможет. Поэтому он не вызовет доверия. Лечиться к нему не пойдут. Для него нет места, нет роли в данном обществе. Только шаман может быть здесь терапевтом. Значит, включаясь в данную культуру, необходимо принимать установленные в ней роли.
Принцип необходимости именно такой, а не иной формы культурных "ответов" противоречит возможности введения функциональных альтернатив. Он на практике опровергнут врачами-миссионерами, такими как А. Швейцер, сумевшими, пользуясь самыми современными методами лечения, завоевать доверие аборигенов в глухих дебрях Африки. Если бы принцип Малиновского был верен, никакие реформы не были бы возможны.
"Рациональное зерно" принципа необходимости в том, что он указывает на пределы "социальной инженерии". Не все в обществе можно изменить к лучшему. Признание функциональной взаимосвязи явлений культуры заставляет думать, что если что-то одно менять, то можно одновременно менять и все остальное. Но это невозможно. С другой стороны, если мы меняем что-то одно, а остальное оставляем по-старому, это одно - новое - не привьется и будет быстро заглушено старой средой. Таким образом, мы попадаем в тупик. Выход из него в том, чтобы найти правильные масштабы преобразований и выработать разумную стратегию поэтапных реформ.
Трудности структурно-функционального подхода.
В заключении укажем на ряд проблем, к которым подводит структурно-функциональный метод, но которые в рамках этого метода вряд ли разрешимы.
Во-первых, выведение функций культуры из биологических базовых потребностей - самая слабая сторона функционализма. Если базовые потребности одинаковы у всех, то почему так разнятся культурные ответы на них? Почему испанцы, развлекаясь, предпочитают бой быков, англичане - бокс, русские - езду на тройке?
Биологические потребности в ходе эволюции были отчасти вытеснены, отчасти символически переосмыслены. Многие культурные установки закрепились в "коллективном бессознательном" и стали по своей силе даже превосходить инстинкты. Это относится, например, к запретам на каннибализм, кровосмешению, отвращению к убийству.
Во-вторых, многие высказывания Малиновского можно истолковать в том смысле, что деятельность, ориентированная разумом, свободной мыслью, не играет существенной роли в поддержании стабильности социальной системы. Привычки, обычаи, нормы, однозначное понимание символов - это все, что нужно для того, чтобы общество жило спокойно. Но на это можно возразить, что возможность свободно мыслить, по крайней мере, для части людей, есть самая настоятельная потребность и если эта потребность подавляется, люди будут бунтовать и дестабилизировать общество.
В-третьих, без свободной мысли не может быть инноваций, а значит не может быть прогресса и развития. Как же в таком случае прогресс все-таки происходит?
И, в-четвертых, свободное и развитое мышление жизненно необходимо обществу в тех случаях, когда складываются новые, непривычные условия, когда нужно искать "ответы" на "вызовы" внешней среды, принимать ответственные решения. Некомпетентность, неспособность правящей элиты мыслить оказываются в таких случаях причиной гибели общества или приносят ему огромный ущерб.
Другое дело, что нельзя обойтись также без определенных сдержек и идеологических принципов в сфере общественного сознания.
Свобода мысли связана со свободой передачи информации. А контроль над информацией - существенная сторона социального управления. Но при всем том, нормы, ограничивающие распространение информации, должны быть гибкими и обоснованными.
В-пятых, трудно разрешимой для функционалистов проблемой является наличие конфликтов, в частности, классовой борьбы, которая, если и не является движущей силой истории, то все же играет в ней немалую роль. Существуют и другие конфликты - между нациями, поколениями, между властью и интеллигенцией, властью и народом. Противоборство социальных сил отражается в культуре в виде конфликта ценностных систем, традиций и институтов. Можно сказать, что до известной степени конфликты внутри культуры - функциональны. Но когда их сила превышает известные пределы, они становятся дисфункциональными и разрушительными.
В-шестых, нечеткое разграничение понятий "полезности", "функциональности", "рациональности", "утилитарности" приводит к тому, что функциональность начинает трактоваться как организационная согласованность, техническая слаженность культуры - безотносительно к тому, какие человеческие ценности при этом реализуются. Стоит подчеркнуть, что без свободы мысли, творчества, совести, без свободы личных отношений и социальной инициативы со стороны личности, никакая культура, сколь бы слаженной и согласованной ни казалась, не может быть признана функциональной.
Основные функции культуры.
Невозможно однозначно охарактеризовать функции конкретного явления культуры безотносительно ко времени, месту и обстоятельствам. Государство может защищать своих граждан, а может их безжалостно эксплуатировать. Монархия, демократия, аристократия - как формы правления - функциональны в одном отношении и дисфункциональны в другом. Даже искусство может не только воспитывать, но и развращать душу человека.
Наиболее эффективным использованием функционального метода представляется выявление основных функций культуры, которые она выполняет по отношению к обществу, социальной системе. Такой подход намечен в работах Т. Парсонса, Р. Мертона и ряда других социологов.
Можно классифицировать основные функции культуры по двум пересекающимся "осям". Располагаемые по первой оси функции культуры ориентированы - одни на события окружающей среды, другие - на события внутри культуры. По второй оси одни функции ориентированы на решение "сиюминутных" задач, другие - на достижение отдаленных целей.
Среди "ориентированных вовне" функций культуры отметим, во-первых, защитно-адаптивную. Она обеспечивает поддержание равновесия между человеком и окружающей средой. К средствам защиты относятся: использование огня, строительство жилищ, создание запасов пищи, ведение продуктивного сельского хозяйства. С расширением сферы освоенной природы возникают новые опасности. Поэтому защитная функция не теряет своего значения, хотя защищаться приходится теперь уже не только от природных сил, но и от опасностей, появившихся благодаря человеческой деятельности.
Возрастание защитной функции видно из того, что на смену старым врагам - голоду, чуме, наводнениям приходят новые, более грозные. Отравление воды, воздуха, истощение почв, вырубка лесов грозят гибелью многим видам животных и самому человеку. Распространяются новые болезни. Возрастание угрозы жизни и здоровью со стороны индустриально-технического комплекса требует изменения стратегии воздействия человека на природу и новых средств защиты.
Вторая фундаментальная функция культуры, ориентированная "вовне" - преобразование и освоение мира. Императив, который за ней стоит, особенно мощный и загадочный. Что заставляет человека, не считаясь с затратами и риском, не видя даже ясной цели впереди, с такой настойчивостью расширять среду своего обитания - взлетать в космос, опускаться на дно океана? Если бы человек стремился только улучшить свои жизненные условия, ему следовало бы давно прекратить экспансию во внешнюю среду и направить силы на благоустройство уже освоенного пространства. Некоторые философы и ученые в этой преобразовательно-исследовательской деятельности видят проявление большого природного процесса, длящегося уже миллиарды лет. Так думал академик Вернадский, создатель учения о ноосфере. Человечество, по его мнению, инструмент, созданный природой для управления ее стихийными силами. Рост населения земли, научно-технический прогресс, выход в космос, движение к объединению человечества - все это проявление одного и того же мощного движения к ноосфере, подготовка к "прыжку в космос". Человек, несмотря на все издержки своей деятельности на Земле, продолжает процесс эволюции Природы в сторону "царства разума".
Не все народы осваивали окружающую среду с помощью техники. Многие восточные культуры не стремились к богатству и комфортности. Они веками жили в состоянии технического и экономического "застоя". Но именно на Востоке были выработаны сложные системы философии и психотехники. Китайцы и индусы превзошли европейцев в развитости воображения, воли, чувствительности, способностями управлять внутренними психическими силами. Только сейчас мы начинаем понимать, что овладение внутренними силами психики не менее, а более важно, чем овладение силами внешней природы. Если бы все люди владели своей психикой так, как индийские йоги, многие отрасли промышленности стали бы не нужны, равно как и властные структуры.
Направленные "вовнутрь" функции культуры выражают стремление социокультурной системы к самоорганизации и саморазвитию.
Важнейшая из них - коммуникативная. Она связана с социальностью человека. Без общения с себе подобными человек не может стать нормальным существом, развить свои родовые способности. Длительный отрыв от общества приводит к психической и духовной деградации. Ни одну сколько-нибудь сложную жизненную задачу человек не может решить без помощи других людей или общественных учреждений.
Между тем, природа не наделила нас способностью устанавливать эмоциональный контакт, обмениваться информацией без помощи знаков, звуков, письма. Для того чтобы сделать содержание своего сознания доступным другому, мы используем естественный язык, различные искусственные языки и коды, а также технику. Наука обеспечивает наиболее емкий и эффективный способ "упаковки" информации, когда она передается в концентрированном виде и используется для решения сложных задач.
Хотя нет оснований сомневаться в существовании телепатии и непосредственного психобиологического взаимодействия, эти способы коммуникации играют небольшую роль в общественном развитии и повседневной жизни. Именно культура снабжает нас наиболее эффективными средствами коммуникации.
Сам процесс коммуникации очень сложен. Эффективная коммуникация обеспечивается целым рядом культурных условий, таких как: наличие общего языка, каналов передачи информации, соответствующей мотивации, этических и семитических правил, которые определяют: кому, что, когда и как мы можем что-то сообщать и от кого и когда ждать получения информации. Коммуникация - это и работа, и искусство.
Развитие коммуникации - интереснейший аспект истории культуры, во многом определяющий все другие стороны общественной жизни. Прогресс коммуникации состоит в возрастании мощности и дальнодействия средств связи, увеличении информационных потоков, возрастании скорости передачи информации. Наряду с этим происходит прогресс в глубине взаимопонимания, возрастании способности к сочувствию, сопереживанию, хотя, к сожалению, имеют место и другие тенденции - к огрублению и упрощению коммуникации, возрастанию отчужденности людей, нетерпимости и жестокости.
Многие проблемы воспитания, управления, поддержания порядка и согласованности в действиях не могут быть решены из-за недостаточной развитости коммуникативной функции. Радио, телевидение сравнительно недавно вошли в общественно-культурную жизнь. Они уже сейчас называются "четвертой властью" (наряду с законодательной, исполнительной и судебной). Но их возможности по-настоящему еще не осознаны, используются не в полной мере, нередко не на пользу, а во вред обществу. Несмотря на обилие передаваемой и получаемой информации, значительная ее часть не воспринимается, не находит своего адресата. Воздействие многих передаваемых программ на умы и сердца людей вряд ли благотворно.
С коммуникацией тесно связана "сигнификативная" функция (от англ. sign - знак), буквально - функция означивания, приписывания значений и ценностей. Весь усвоенный человеком мир есть сфера значений. Поскольку каждый элемент культуры обладает каким-то значением, всю культуру можно рассматривать как "сетку значений", наложенную на воспринимаемую и переживаемую действительность. Вещи, поступки, события и психические состояния так или иначе "означены". Желая понять поведение людей какой-либо культуры, мы должны, прежде всего, изучить их язык, значение основных понятий.
Сигнификативная функция обусловлена внутренней потребностью в осмыслении действительности. Ведь разум, как бы он ни был слаб у некоторых индивидов, есть все же отличительная черта нашего рода, именуемого "человек разумный". Разум, в какой-то степени, природное качество, но его использование и развитие во многом обусловлены культурой. Культура обеспечивает работу разума, создавая системы знаков и значений, которыми разум оперирует, создавая модели видимого и мыслимого мира, стратегии поведения, планы и сценарии хода событий.
Вопрос о том, что такое значение - не менее труден, чем вопрос о том, что такое культура. Говоря образно и приблизительно - значение есть активная клеточка сознания, "монада" духа. Попытки "разложить" сложные идеи на элементарные значения предпринимались давно. Так, Локк видел в сложном понятии "друг" совокупность простых значений: человека, любви, расположенности, действия и блага. Идея Бога, по его мнению, "раскладывается" на значения бесконечности, счастья, силы, удовольствия, знания.
Возможность такого разложения сложных понятий на простые, вообще говоря, сомнительна. Идея - все-таки не вещь. Она есть лишь элемент целостного поля сознания. Но представление о значении, как атоме сознания, полезно, так как помогает понять единство сознания и культуры. Благодаря системе значений вещи "входят" в сознание, в наш духовный опыт, связываются друг с другом, образуя целостную картину мира.
Сигнификативная функция культуры - это ее способность создавать целостные, осмысленные представления о мире и самостоятельные философские и поэтические мира. Для этого культура вырабатывает запас значений, имен, знаков, язык. Наука, искусство, философия - это особым образом организованные знаковые системы, призванные с разных сторон представить мир, сделать его понятным, осмысленным, близким человеку.
Важнейшая особенность культуры в том, что она поддерживает преемственность поколений, обеспечивает единство культуры во времени. Эта ее способность проявляется в функции накопления и хранения информации. Системы значений не только помогают понять мир, но и фиксируют это понимание, передают его через время и пространство. В истории культуры сменилось несколько способов накопления и хранения информации. Важнейшие из них: естественная память, письменность, книгопечатание, электронные системы.
В примитивных культурах информация может закрепляться во всякого рода изображениях, тотемных фигурах. Информация упорядочивается в мифе. Способом ее хранения служит память, а способом передачи - устная речь. Если в наше время все познанное записывается, то в древности знания постоянно "выговаривались". Естественная память обладает гибкостью, избирательностью, способна извлекать из своих кладовых то, что нужно в данный момент. Но процесс припоминания зависит от физического состояния человека - носителя информации. В старости теряется способность приобретать и рекомбинировать знания. Со смертью человека гибнут и его знания.
Мощный толчок развитию культуры был дан изобретением письменности. Это была подлинная революция. Записанная информация стала накапливаться, систематизироваться. Письменность многократно увеличивает "емкость" памяти. Она создает условия для работы с огромными объемами информации и позволяет делать такие выводы, которые не были бы возможны, если бы человек пользовался только естественной памятью.
С появлением письменности духовная культура как бы "отслаивается" от непосредственного жизненного процесса. Концентрированная информация приобретает собственный импульс к развитию. Начинается формирование сложных информационных систем. Работа с информацией становится профессиональным занятием. Дело выглядит так, как будто не человек добывает информацию и пользуется ею для своих надобностей, а информация пользуется способностями человека для своего роста и усложнения.
Письменность позволяет расчленить и систематизировать знания, в частности, отделить науку от религии, практику от теории, опыт одной культуры от опыта другой. Психика освобождается от обязанностей все запоминать и получает свободу для творчества и импровизации.
Эффект письменности был многократно умножен благодаря книгопечатанию. В работу с информацией стали включаться массы. Практический опыт масс стал широко включаться в литературу, искусство, философию, которые до этого создавались лишь узким классом интеллигенции.
С конца XIX века начинается новый период в развитии средств хранения и передачи информации. Появляются радио, телефон, грамзапись, кино, фотография, затем магнитофон, компьютер, электронные банки данных. Компьютерная революция еще только началась, но уже сегодня ясно, сколь радикальные общественные сдвиги должны за этим последовать. Контроль над информацией был в прошлом важнейшей прерогативой власти и способом поддержания социального порядка. В сегодняшних условиях нужны совершенно новые способы контроля.
"Информационный хаос" не менее серьезная опасность, чем хаос социальный. От того, насколько надежны будут средства хранения и распространения информации, насколько информация будет доступна, упорядоченна, зависит решение многих социальных проблем.
Подобно здоровому человеку общество должно помнить свое прошлое, уметь его оценивать и признавать свои ошибки. Человек должен знать, кто он, откуда и куда идет. Черпая силы в воспоминаниях о "звездных часах", он не должен забывать о неверных решениях, не может не скорбеть о непоправимых, роковых ошибках. Общество, которое отрекается от своего прошлого, подобно беспамятному калеке.
Между тем, поддержание общественной памяти требует большой специальной работы научных и художественных учреждений, библиотек, архивов, школ и университетов. При этом речь идет не только о техническом функционировании всех этих учреждений, ответственных за хранение и передачу информации, но и самих принципах ее систематизации и поиска. Необходимы специальные службы для собирания, обработки информации. Нужно систематически изучать информационные потребности, эффекты воздействия той или иной информации, закономерности ее "рассеивания" и "концентрации".
Четвертая из ряда основных функций культуры - нормативная. Она проявляется в том, что культура регулирует, координирует действия отдельных людей и человеческих групп; вырабатывает оптимальные пути решения конфликтных ситуаций; дает рекомендации при решении жизненных задач, таких например, как выбор профессии, вступление в брак. Эта функция определяется правом, моралью, идеологией.
Общество нуждается в регуляции поведения больших человеческих масс, в поддержании равновесия. Ценности и значения, которыми располагает человек, очерчивают поле возможной деятельности, позволяют прогнозировать ход событий. Но они не определяют, как именно нужно действовать в той или иной ситуации. Разумеется, сознательный и ответственный человек принимает решения самостоятельно и свободно, но делает это, опираясь на нормы, которые часто закреплены в нашем бессознательном, "впитаны с молоком матери".
Норма есть указание на те пределы, рамки, в которых человек должен действовать. Они указывают и в то же время побуждают. Нормы могут разрешать, запрещать, рекомендовать. Существуют нормы нравственные и нормы "целесообразности", подсказывающие наиболее эффективные приемы деятельности.
Норма есть итог многовекового опыта и не всегда представляется обоснованной отдельному индивиду, оценивающему ситуацию с сиюминутных позиций. Разумеется, не на все случаи жизни существуют нормы. Но все же важнейшие и универсальные нравственные нормы типа: "не делай зла", "делай добро", "благодари за добро", "компенсируй нанесенный тебе вред", "будь верным", "будь справедливым" - эти общечеловеческие нормы сильны и должны исполняться, сколь бы ни был силен соблазн их нарушить. Нарушение моральных норм вызывает чувство вины, раскаяния. Соблюдение норм поддерживает целостность сознания и является критерием зрелости и ответственности человека.
Наряду с общечеловеческими нормами имеется много норм, характерных для национальных культур, религий, сословий. Китай, например, является страной "интенсивной культуры". Здесь почти всякое явление жизни, всякое переживание как-то обозначено, нормировано, оценено. Китайцы всегда стремились к упорядочению первозданного хаоса, дисциплине и порядку. Они вырабатывали сложные и тонкие правила этикета. Отношения старших и младших, мужчин и женщин, детей и родителей; питание, движение, сохранение здоровья, стихосложение, правописание - все в Китае было подчинено строгим и разумным правилам.
В европейской и особенно в русской культуре нормативность была гораздо слабей. С другой стороны нормы, связанные с этикетом и бытом в разных странах значительно разнятся. Например, в России не принято есть змей, собак, кошек, лягушек. Между тем, у многих народов кошачье и собачье мясо считается деликатесом. В странах Ближнего Востока женщинам запрещено появляться в общественных местах с открытым лицом. В западных странах обнажают не только лицо, но и многие другие части тела - вплоть до того, что существуют общие пляжи для мужчин и женщин, где никакой одежды не полагается.
"Нормативная избыточность", т.е. жесткость норм, чрезмерная регламентация поведения характерны для обществ с бедной культурой. Дело в том, что для маленьких, специализирующихся культур поддержание стабильности и равновесия является важнейшей задачей. Жесткая нормативность помогает поддерживать порядок, но мешает творчеству и затрудняет внедрение инноваций.
Избыток и жестокость норм в сложном, динамичном обществе могут быть столь же вредны, как их недостаток и несогласованность.
Пятая функция - "психической разрядки" - как бы противоположна предыдущей, нормативной. Регламентация и регуляция поведения необходимы, но следствием их является ограничение свободы отдельных личностей и групп, подавление каких-то желаний, а значит, развитие скрытых конфликтов и напряжений. Напряжения в обществе являются следствием не только нормативного регулирования. Они вызываются чрезмерной специализацией деятельности, вынужденным одиночеством или избытком общения, "экзистенциальными" стремлениями и потребностями, которые далеко не всегда находят адекватный "ответ". К числу таких трудноудовлетворимых, экзистенциальных потребностей можно отнести, в частности, потребность в любви, в вере, в бессмертии, в интимном контакте с другим человеком.
Не все напряжения рациональны, практически разрешимы. Человек не может примириться с тем, что его жизнь когда-нибудь должна закончится, что молодость не вечна, что он наделен именно такой, а не другой внешностью и т.п. Отсюда перед культурой возникает императив: разрешить, сделать возможным то, что не разрешено и невозможно, по крайней мере, в обычных условиях. Ответом на этот "императив" является функция "психической разрядки". Культура создает организованные и относительно безопасные способы разрядки, не нарушающие социальной стабильности.
Самые простые, естественные средства разрядки - смех, плач, приступы гнева, исповедь, объяснение в любви, "разговор начистоту". Но это индивидуальные способы. Их недостаточно для того, чтобы ослабить коллективные напряжения, которые могут многократно усиливаться благодаря психическому заражению и под влиянием каких-то социальных бедствий.
Специфически культурные, закрепленные традицией формы разрядки - это праздники и ритуалы. В праздничные дни люди не работают, не соблюдают будничных норм жизни, устраивают шествия, пиры, карнавалы. Смысл праздника состоит в торжественном коллективном обновлении жизни. Во время праздника идеальное и реальное как бы сливаются, человек испытывает облегчение и радость, если, конечно, умеет праздновать и приобщен к определенной праздничной культуре. В праздник все переворачивается "вверх ногами", но это не вредит обществу. М. Бахтин показал на материале "смеховой культуры" Возрождения, что в праздничные дни подвергались осмеянию те божества и идеи, что в будни принимались с полной серьезностью в будни.
Другой способ разрядки - ритуалы. Ритуализируются, как правило, напряженные моменты жизни. Имеются ритуалы свадебные, похоронные, связанные с трудовой жизнью, политическими акциями. Ритуалам свойственна особая торжественность, ритм, мимическая и интонационная насыщенность.
В качестве разрядки эффективно используется игра. Суть игры состоит в удовлетворении влечений символическими средствами. Вместе с тем, многие игры настолько сложны и изощренны, что требуют сами больших усилий и напряжения. Примером могут служить шахматы. Символика игры создает особую психологическую установку, когда человек одновременно верит и не верит в происходящее. Игра побуждает использовать все силы и мастерство для достижения цели. Она позволяет разрядить бессознательные импульсы, запрещенные или невостребованные культурой. Например, во многих играх присутствуют конкурентные, агрессивные, сексуальные мотивы (спорт, конкурсы, лотереи, танцы), реализуются "накопительские" влечения, которые в быту оцениваются как проявление жадности (коллекционирование). Обыгрывается и значение смерти (гладиаторские бои, коррида). В прошлом многие игры и развлечения носили жестокий, антигуманный характер. В России практиковались уличные бои - "стенка на стенку", медвежья травля. Публичные казни в Средние века были массовым развлечением и собирали много зрителей. В течение двух-трех последних столетий произошла гуманизация игр и развлечений. Кино, телевидение, спорт, массовые зрелища выполняют игровые функции.
Специальные средства разрядки - произведения массовой культуры - фильмы ужасов, эротические фильмы, приключенческие романы, детективы.
Игры, массовое искусство выступают не только в роли регуляторов коллективных напряжений. Их роль и морально-воспитательное значение могут быть как положительными, так и отрицательными - в зависимости от заложенных в произведения идей и степени их художественности.
Помимо перечисленных можно выделить еще четыре функции культуры, непосредственно связанных с личностью.
"Гоминизация" - это овладение родовыми качествами. Стать нормальным здоровым существом можно только с помощью культуры. В отличие от животных, которые наследуют в готовом виде признаки своего рода, человеческий детеныш в первые годы жизни беспомощен. Лишь через целенаправленное обучение и руководство взрослых он может стать зрелым существом. Функция гоминизации - универсальна, присуща всем обществам. Однако вряд ли до сих пор все родовые зачатки человек получали простор для развития. Обнаруженные сегодня и многократно подтвержденные способности некоторых людей к экстрасенсорному восприятию, телепатии, гипнозу указывают на то, что далеко не все резервы организма и психики мы умеем использовать. О неиспользуемых возможностях человека управлять своими состояниями свидетельствуют достижения индийских йогов.
Социализация связана с усвоением некоторого обязательного "минимума" культуры. Речь идет о приобщении индивида к условиям общественной жизни, усвоении социальных ролей, норм, черт социального характера и, конечно, языка. Социализация связана с вхождением личности в ту или иную возрастную или профессиональную группу, усвоением специфических для нее способов мышления, принципов поведения.
Приобщение личности к культурному наследию в более широком объеме и усвоение элементов других культур составляют содержание "инкультурации". Приобщение к культуре в этом случае выступает как необязательное, "факультативное". Овладение иностранными языками, приобретение непрофессиональных знаний не является необходимым требованием социализации, однако в условиях динамичного общества с быстро меняющейся системой профессий отделить обязательные знания и навыки от необязательных довольно трудно. Поэтому образование и воспитание требуют все большего расширения границ социализации, приобретения широкой гуманитарной культуры.
Индивидуализация есть развитие способностей, предуказанных природными задатками, биографией, жизненным опытом. Требования разных обществ и социальных групп к индивидуализации - различны. В прошлом только интеллигенция имела благоприятные условия для индивидуального развития и только в ее среде индивидуальность высоко оценивалась. Сегодня потребность в индивидуальной самореализации усиливается у людей разных социальных групп. Но для развития индивидуальности необходимы настойчивость, активные поиски своего места в жизни.
Как это ни парадоксально, индивидуальность сильнее всего выражается не в уникальных и экзотических, а в общечеловеческих страстях и переживаниях. Гамлет, Дон Кихот, Фауст, Дон Жуан - особенно яркие индивидуальности именно потому, что их жизнь посвящена какой-то глубокой общечеловеческой страсти - любви, познанию, утверждению справедливости.
Что нам дает схема основных функций культуры?
Во-первых, группируя историко-культурный материал по рубрикам основных функций, мы получаем способ сжатого, выразительного описания исторических культурных типов, комплексов и регионов. Такое описание помогает выявлению доминирующих черт культуры, ее способностей, неразвитых функций, что немаловажно с точки зрения постановки задач культурного планирования, проектирования, строительства.
Во-вторых, при функциональном описании культуры утверждается взгляд на нее не как на "придаток" к экономике, а как на работающий, полный жизни организм, призванный обслуживать потребности общества и нуждающийся в постоянном уходе и регулировании. Выявляется также автономия культуры по отношению к обществу. Чтобы содержать культуру в порядке, активном состоянии, нужно равномерно и согласованно развивать ее функции.
В-третьих, изучая основные функции культуры в их историческом развитии, сравнивая культуры по степени развитости у них той или иной функции, мы получаем принцип типологизации культур. Идя от типа культуры можно характеризовать типы личности, типы человека.
В-четвертых, в свете представления об основных функциях культуры возможна более конкретная многоаспектная оценка культурных явлений. Нередко мы оцениваем бытовое пьянство, как отрицательное явление, не выясняя тех скрытых или полускрытых функций, которые оно может иметь, например, снятие психических напряжений, удовлетворение каких-то бессознательных, витальных влечений, не удовлетворяемых в семье. Для устранения отрицательных явлений, "вывода" их из культуры необходимо искать им функциональную замену, создавать новые формы развлечений, активизировать политическую жизнь, укреплять семью и т.п. При этом конструктивные, созидательные шаги должны предприниматься раньше, чем запретительные.
В-пятых, проблемы инноваций, культурного планирования и проектирования должны изучаться с функциональной точки зрения. Например, ставится вопрос о создании крупного культурного развлекательного центра. Такой центр потребует больших вложений, но будет ли он успешно функционировать? Нередко начинают прорабатывать инженерные, технические, экономические детали проекта, не обсудив предварительно его социальные функции и возможных функциональных альтернатив. Может быть, вместо крупного центра выгоднее и разумней построить несколько мелких? Нужно задать вопрос: какие задачи мы хотим решить с помощью предлагаемой инновации? Насколько актуальны эти задачи? Какие существуют вообще пути решения этих задач? Является ли предлагаемый путь лучшим из всех возможных?
Общество должно сознательно и вдумчиво выбирать между вариантами культурного развития, рационального распределять ресурсы, человеческую энергию. В нашей стране культурное планирование, как и экономическое, нередко шло "от достигнутого". Если в текущем году у нас было столько-то кинотеатров, бассейнов, театров, газет, журналов, клубов, стадионов, телевизоров и т.п., то в следующей пятилетке предполагалось увеличить все эти показатели на определенный процент. При этом не выяснялось, как будут вести себя будущие потребители планируемых к производству культурных благ, что они предпочтут выбрать, когда возникнет дефицит времени и средств.
Чтобы решить, нужно или не нужно увеличивать количество кинотеатров, необходимо знать, зачем люди ходят в кино, какие именно потребности они там удовлетворяют. Будут ли они чаще посещать кино, если появятся иные, более активные формы проведения досуга? Как скажется на посещение кино распространение видеотехники? Можно предположить, что кино окажется менее действенным, чем раньше, видом развлечения, но его роль в популяризации знаний, обучении может стать выше. Тогда лучше строить киноустановки при лекториях, школах, институтах. Возможно, следует объединить кино, театр, клуб, библиотеку, лекторий в одном помещении.
Нельзя рассматривать культурное производство как самоцель. Бессмысленно говорить, что "нужно больше культуры". Какой культуры? Ради каких целей? Культурный процесс не есть количественный рост культурного производства и потребления. Критерий прогресса культуры - качественный, а не количественный. Он определяется духовным самочувствием личности, развитием ее духовных и социальных потенций.
Оценка: 4.88*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"