Ворвались в деревню немецкие танки,
От хат только трубы - жилища останки.
А жителям всем, кто ещё уцелел,
Собраться майор из "СС" повелел.
Их гнали долго. Очень долго.
Их гнали: женщин и детей
От Дона, от Днепра, от Волги,
И много на пути смертей
Встречалось им на той дороге.
Гортанная, чужая речь...
Мать за дитя всегда в тревоге,
Старалась мальчика сберечь.
Его несла и укрывала
Платком с своих озябших плеч,
Под наспех взятым одеялом.
Гортанная, чужая речь
Сопровождала мать и сына.
Как это было тяжело!
С тех пор глубокая морщина
Легла на мамино чело.
Как борозда на ровном поле,
Морщина перережет лоб.
Их гнали в рабство и в неволю,
Валили голод и озноб.
Их жажда мучила смертельно.
Просил ребёнок: "Мама! Пить!"
Ни капли не было неделю,
Чтобы ребёнка напоить.
Невольники. Удел их горький.
Гортанная, чужая речь...
Старалась мама хлеба корку
Для сына своего сберечь.
Сама свечою восковою
Она вся тает на глазах.
Их гнали длинною толпою.
Мать вся в побоях и слезах
Бредёт, бредёт по той дороге,
А сына за руку ведёт.
Лишь за него она в тревоге
И ночью даже не уснёт.
Порой той маме вместе с сыном
Ни прислониться, ни прилечь.
Как пулемётами косила,
Гортанная чужая речь.
Но вот концлагерь пересыльный,
Овчарок здоровенных вой.
Вновь маму будет вместе с сыном
Стеречь, сопровождать конвой.
Потом везли их всех в теплушках,
В них ни воды и ни тепла.
И хлеба не было ни крошки,
Оконце было без стекла.
Ловили дождевые капли,
Просунув десять рук в окно.
Нет, то не сцена из спектакля,
То жизнь, как страшное кино.
Оберегала мать сынулю,
Дрожала как осенний лист.
Но, видно, где-то маме пулю
В патронник досылал фашист.
Не одинока эта пуля.
Ох, сколько выпущено пуль?!
Останется один сынуля
Среди других сирот-сынуль.
***
В концлагере томилась с сыном мать.
Я эту сцену взялся описать.
Дрожит рука, и голос мой дрожит,
Ведь им обоим так хотелось жить!
Сыночка на руках держала мать,
Стараясь к сердцу малыша прижать.
Сын-несмышлёныш, славненький пострел,
Глазёнки, широко раскрыв, смотрел.
- Мы долго будем жить в бараке, мама?
- А для чего там дяди роют яму?
- И нас с тобой в той яме похоронят?
В ответ ни слова мама не проронит.
- Зачем нас в грязь ложиться заставляют?
- И нас с тобою тоже расстреляют?
- Собака почему на нас рычит?
А мама, как и прежде, всё молчит.
- А почему цветы здесь не растут?
- А нам с тобой поесть когда дадут?
- Зачем солдат ту тётю застрелил?
Мать держит сына из последних сил.
- Зачем у того дяди автомат?
- За что в нас, мама, целится солдат?
- Всё будет хорошо. Усни, сынок.
Но выстрелом был прерван диалог.
Погибла мать. Спасли сынка-мальца.
Но нет ещё у той войны конца.
Дрожит рука, и голос мой дрожит,
Ведь им обоим следовало жить.
***
Сейчас он перед нами, тот малец.
И, кажется, что той войне конец,
Ведь сам давно он дедушкою стал,
Но вздрагивать во сне не перестал.
"Ты что, дедуля?" - спросит деда внук.
Глаза у деда потемнеют вдруг.
"Усни, малыш! Мне просто не до сна".
Ведь где-то снова выстрелы. Война.
Война идёт и в душах, и в сердцах.
У войн начало есть, но нет конца.