Лорд Касилис поднял голову от бумаг, разложенных на столе, когда в кабинет ворвался бледный и взбешённый Ален. Его милость нахмурился: - что с нашей девочкой? Я специально не пошёл вместе с тобой, чтобы не смущать её. Ты неважно выглядишь, Ален, с ней что-то неладно?
Тот со злостью глянул на кресло. Кресло послушно приподнялось над полом, сделало попытку подвинуться и... с грохотом опрокинулось на бок. Лорд Касилис насмешливо фыркнул. Кресло поднялось на ножки и подвинулось к Алену. Тот раздражённо пнул его и плюхнулся на мягкое сиденье.
Дед хмуро наблюдал за ним: - что случилось, Ален? И чем провинилось перед тобой безобидное кресло?
Тот скрипнул зубами: - можешь не демонстрировать мне свои ведьмовские таланты! Я и так знаю, что ты сильнее!
- Да что случилось, Ален?? Можешь ты мне вразумительно ответить?? - Старик выглядел не на шутку встревоженным, и Ален взял себя в руки:
- Констанце стало плохо во время прогулки по парку. Её вырвало, а потом она потеряла сознание.
Лорд Касилис нетерпеливо отмахнулся: - я слышал это вместе с тобой по приезду. Но сейчас - то она в сознании, что она сама - то говорит? И лорд Викториан уже побывал, я знаю!
Ален сидел, сгорбившись, в кресле. Уперев локти в колени, он, уставившись мрачным взглядом в рисунок ковра на полу, глухо пробормотал: - она не хочет меня видеть. Я даже не смог с ней поговорить, она закричала, чтобы я не подходил к ней!!
- Ничего не понимаю, - старик в недоумении, нахмурившись, смотрел на внука, - вы что, поссорились? Из-за чего?
- Мы не ссорились, - Ален покачал головой, - я и вижу-то её редко. Никаких уже сил нет выносить эту неопределённость.
- Да-а, тяжёлый случай, - к Его милости вернулось присущее ему хладнокровие и ироничность, - ну, если ты вёл себя в её спальне также, как у меня в кабинете, то я её понимаю.
- Дед, перестань! - Ален поднял голову, - я умирал от беспокойства, пока добежал до её комнат. Что с ней такое - ума не приложу! Она кричала, что от меня пахнет! Кровью!! - Он опять опустил голову, спрятал лицо в ладони.
- Вот как, значит. Пахнет кровью... Ну что же, видимо, слуги проболтались о казни. А ведь я строго-настрого запретил им говорить с ней на эту тему.
- Ты думаешь... - Ален недоверчиво смотрел на деда, - но причём здесь я? Они казнены по приказу Его Величества! - Он скривился: - проклятая служба! Кажется, моя ясноглазая девочка начинает меня презирать. Да, но ведь её вырвало! Лорд Викториан предположил, что она съела что-то несвежее!
В следующие полчаса в кабинет были вызваны Главный повар, домоправительница, данна Ольгия и Мэттью.
Главный повар клялся Всеблагим, что на завтрак данне Констанце были поданы самые свежие продукты. - Хотя, - он помялся, - данна Констанца съела только половину телячьей котлетки и немного картофеля-фри, а фруктовый салат и десерт есть не стала.
Домоправительница и данна Ольгия сообщили, что у девушки весь день было подавленное настроение, она совсем не улыбалась и, кажется, не находила себе места.
Когда лорд Касилис перевёл взгляд на Мэттью, тот опустил глаза и побледнел. Его милость холодно сказал: - ну, что молчишь? Мне что, в пыточную тебя тащить? Тебе что было приказано?
Слуга поднял глаза на хозяина, твёрдо сказал: - Ваша милость, данна Констанца сама догадалась, что сегодня состоится казнь заговорщиков. Она спросила, должны ли вы с лордом Аленом присутствовать, и я не смог ей соврать...
Лорд Касилис вздохнул, махнул рукой: - вы все свободны, можете идти. - Когда они с Аленом остались одни, он сказал: - ну вот, всё и прояснилось. Ты же сам говорил, что с ней было после того, как она побывала в твоих подвалах. А тут вообще головы рубили. Что она, по-твоему, должна чувствовать? И тебя рядом не было. - Он опять вздохнул: - впечатлительная она у нас. Вон, благородные дамы - хоть бы одна в обморок упала ради приличия! Так нет же, всё шеи тянули, чтобы ничего не пропустить. А Констанце теперь везде запах крови будет мерещиться. Беременность ещё эта...
Ален встал, нетерпеливо прошёлся по кабинету, болезненно сморщился: - прямо не знаю, что делать! Она ведь заплакала, когда я зашёл. У меня сердце разрывается, когда она плачет. - Он остановился, посмотрел на лорда Касилиса: - слушай, а, может, она меня разлюбила? - Тот молчал, у Алена в глазах мелькнула паника: - дед, ты что, думаешь...?
- Почему бы тебе самому не спросить её об этом? - У старика дёрнулся уголок рта, но он сдержал улыбку. Ален крутнулся на каблуке, резко повернулся, решительно сказал:
- ты прав. Мне нужно с ней поговорить!
****
Констанце казалось, что её жизнь окончена. Кому она нужна, куда пойдёт, беременная, без денег, если не считать то немногое, что удалось скопить, благодаря лорду Касилису? Ведь совершенно ясно, что Ален её разлюбил! Он хмуро смотрел на неё, а потом и вовсе ушёл, несмотря на то, что ей было очень плохо и страшно.
Ей было ужасно жалко себя, одинокую и всеми покинутую. Даже данна Ольгия не идёт. Констанца представила, как она тайком, ночью, с узелком и в тёмном плаще, выбирается из резиденции, забирает из конюшни свою спокойную и невозмутимую Весту и бежит из столицы. Утром её побег обнаружат, и Ален бросится за ней в погоню, но будет поздно. Он найдёт её, бездыханную, в лесу за городской стеной. Она будет скромно лежать на полянке, а рядом Веста щиплет молодую траву. Наверно Ален её пожалеет, такую молодую и умершую из-за того, что он её разлюбил.
Она опять поплакала и как-то, совершенно незаметно, задремала, а, открыв глаза, увидела вплотную подвинутое к кровати кресло, а в нём Алена, напряжённо вглядывающегося в её лицо.
Увидев, что она проснулась, он облегчённо вздохнул. Наклонившись к ней, обнял, приподнял, вместе с подушкой и прижал к себе: - прости! Пожалуйста, прости меня, родная! Не сердись на меня, милая, я тебя очень люблю! Через неделю мы уедем из города, осталось потерпеть всего чуть-чуть.
Констанца облегчённо разревелась. Оказывается, он не разлюбил, он по-прежнему любит её! - Ален, я сама не знаю, что со мной случилось! Прости, что я тебя обидела! Эта... казнь, мне казалось, что всё вокруг... пропахло... кровью...! Мне так стра-а-ашно! - Где-то глубоко внутри ей было радостно, что он чувствует себя виноватым, что он переживает за неё и ей не надо снова убегать и... вообще всё просто замечательно!
Потом они лежали, тесно обнявшись, прижавшись друг к другу. Он шептал ей о своей любви, о том, как славно они заживут в их небольшом поместье. Она находила красивым его название: "Жемчужный ручей", а он рассказывал о лугах и рощах, о заросшем парке, где будут играть их дети. Она окончательно развеселилась, пробежалась шаловливыми пальчиками по его обнажённому животу, опустилась ниже, легко погладила снова напрягшуюся, перевитую венами шелковистую на ощупь плоть. Ален глухо зарычал, перевернув её на спину, прижал к кровати и принялся целовать, слегка покусывая и снова целуя затвердевшие розовые соски, увеличившуюся грудь и довольно большой живот. Она тихо смеялась, чтобы не услышали слуги в коридоре, с удовольствием откликаясь на его ласки.
****
Его Величество Рихард IV гневно оттолкнул от себя великолепный чернильный прибор, только утром преподнесённый ему послом Дамьянского королевства. Прибор был сделан в виде кареты, выточенной из цельного куска горного хрусталя. Из такого же, только чёрного, хрусталя были сделаны кони. Чётвёрка красавцев - коней, исполненных так искусно, что казалась живой. Огнём горели рубиновые глаза, крохотные золотые подковы как будто высекали искры.
Его Величество всё утро любовался работой мастеров: тончайшей золотой инкрустацией по бокам кареты, фигурками коней, скрупулёзно выточенными, замершими в стремительном беге.
Теперь он с силой толкнул подарок и тот, не удержавшись на краю стола, упал на пол. С печальным звоном раскололась карета, порвались золотые нити, которыми она была привязана к лошадям. Его Величество скривился, закричал: - что ты стоишь?? И молчишь, к тому же!! Неужели твоя совесть позволяет тебе бросить своего короля в такое тяжёлое для королевства время!??
Бледный, но упрямо сжавший губы лорд Ален дар Бреттон, вытянувшись, стоял у двери, опустив глаза.
Он уже выслушал от короля угрозы конфисковать всё его имущество и выслать, ко всем нечистикам, на окраину королевства. Затем было предложено наградить лорда Алена, за выдающиеся заслуги перед короной, самым большим поместьем, конфискованным у заговорщиков. Тот, нахмурив брови, не разжимал губ, и тогда Его Величество, окончательно разозлившись, столкнул подаренный прибор на пол и закричал. Он опять угрожал, просил, а потом, печально посмотрев на всё также молча стоящего дар Бреттона, вздохнул: - садись, Ален. Далась тебе эта женитьба! Уж чем она так тебя очаровала, эта девчонка? Хоть бы привёл посмотреть, что ли.
Ален усмехнулся уголком рта, не спеша прошёл и сел в кресло: - простите меня, Ваше Величество, но я не изменю своего решения. Я ухожу. - Рихард поморщился:
- и как я буду без тебя? Я чувствую себя так, будто меня выставляют голым и беззащитным среди толпы хищников! И перестань, в конце концов, называть меня Величеством! Мне и так тошно, а ты издеваешься!
- Рихард, я не бросаю тебя, пойми! Заговор раскрыт, заговорщики казнены. Мои люди сообщают, что всё спокойно. Я не оставил бы должность, если бы существовала хоть небольшая угроза тебе и твоей семье. Вместо меня будет очень умный и знающий дело человек, лорд Эдмон дар Труффин. Поверь, он не хуже меня.
- Ну да..., - Его Величество уныло смотрел на Алена, - хуже - не хуже, а не ты. Ты меня просто наповал убил, Ален! А твоя семья? Неужели леди Эмилия согласилась, что её невесткой будет простолюдинка?
- Скажем так - она смирилась. Я надеюсь, что со временем, она полюбит Констанцу. - Ален улыбнулся: - ты же счастлив с Её Величеством, Рихард. Вот и я хочу для себя немножечко счастья!
Его Величество опять вздохнул, встал, принялся подбирать обломки чернильного прибора: - из-за тебя такой красивый подарок сломал! Вот, смотри, жадные они, всё-таки, в Дамьянии. У них такие роскошные ковры ткут, мы ведь их за золото покупаем, а они королю в подарок карету из камня прислали!
Ален продолжал улыбаться: - тебе ковров не хватает, что ли, Рихард? Это ты жадничаешь, твоё величество. Игрушка-то была сделана с любовью, мастер над ней, похоже, долго трудился, а ты со злости её сломал. Нехорошо!
- Нехорошо, - согласился король, возвращаясь в своё кресло.