Давно это было, кажется в конце прошлого века, но кое-кто еще до сих пор помнит...
Возвращался как-то математик Сукачев с работы - тележку с книгами по морозу катил. Навстречу другой математик - кандидат наук Ерофеев, тюк с барахлом тащит.
Холодрыга - градусов тридцать. Ноги - окоченели совсем. У математика Сукачева в валенках, у математика Ерофеева в унтах. А в остекленевших глазах ни одной мысли. Съеживаются они от низкой температуры или закручиваются в спираль. Только побелевшие носы торчат, и пар изо рта перпендикулярно валит. Налетел математик Сукачев со своей тележкой на математика Ерофеева и сбил почтенного кандидата наук с ног. Ударился он головой об тюк и потерял сознание. А в тюке-то кроме барахла, были еще и доброкачественные продукты: ножки и поросячья голова.
И высовывается, значит, эта голова из мешка и говорит:
- Подлец ты, математик Сукачев и стервятник! Позарился на чужое добро.-
Поскользнулся математик Сукачев от удивления и упал рядом с математиком Ерофеевым.
А тут инженер Дымченко проходил - волочил за собой мешок с косметикой. Увидел поросячью голову и украл. Показалась она ему в сумерках антикварной - на гвинейскую маску смахивала. Много было масок у инженера Дымченко - со всего света, только с Гвинеи ни одной. И надо же такая удача, прямо на дороге валяется.
Засунул он голову в мешок и побежал, а поросячьи ноги за ним. Постукивают копытцами по асфальту. И никто из прохожих их не замечает. Час пик, все по делам торопятся: с работы или на работу. Только один поэт Рябченко никуда не спешил, плелся по улице Ленина, с похмелья. Бледно-зеленый от недоедания.
Вдруг ножки поросячьи перед глазами - бойко маршируют, как на плацу. Растерялся поэт Рябченко, пошатнулся, чуть не свалился в обморок, ведь не каждый день по центральной улице поросячьи ноги разгуливают, да еще вприпрыжку, да за инженером Дымченко, у которого огромный мешок. Нет, это не просто так, не галлюцинация. С этим надо как следует разобраться. Может быть, здесь секрет какой-нибудь или бомба, мало ли сейчас придурков шатается.
Неизвестный поэт Рябченко был широко известен в узких кругах. Мог искупаться зимой, обриться наголо. Мог живую рыбу съесть или маленький мухомор. Чудик, одним словом, паяц, однако и решительный, сволочь. Если пил - то до чертиков, если дрался - то до милиции, если влюблялся - то раз и навсегда, не то что другие поэты.
Пристроился он за инженером Дымченко и шурует, даже вспотел с похмелья.
А в это время милиционер Коля лепил у себя дома на кухне пельмени. Много налепил, на целую неделю - тысячи полторы или две. Устал, как собака, даже перекурить некогда. Думал, не успеет к семи.
Кончил в шесть и вынес все пельмени на балкон. Холодрыга - градусов тридцать, чуть пальцы не обморозил. А к восьми на работу в ночь. Тяжелая у милиционера работа.
И главное, пистолет его, Николай Иванович обнаглел - командует бедным Колей по своему усмотрению. Жену, говорит, отсылай к теще, попугайчиков - к другу, а бультерьера - в расход. Только меня, говорит. Люби. Меня и свою службу. Смешно конечно, слушаться какого-то пистолета, но то какого-то, а тут необыкновенного. Без Николая Ивановича милиционер Коля как без рук - ни железной логики, ни прославленной интуиции. А с Николаем Ивановичем он всегда первый, и другие охранники ему не чета - в подметки милиционеру Коле не годятся.
Сидит возле телевизора, отдыхает. Длинноногих девиц разглядывает. Вдруг крики за окном: " Караул! Ограбили!", и грохот, как при землетрясении, из под земли. То ли балкон обвалился, то ли крыша.
Выбегает милиционер Коля на балкон, с Николаем Ивановичем, конечно, без формы, но в теплых кальсонах и при усах. Шикарные у него были усы - мерзавчики. Отпад, а не усы. Все женщины от этих усов на рога вставали.
А поросячья голова ему говорит:
- Пока не съем твои пельмени - не уйду.- И облизывает, зараза, пустой противень.
Внизу инженер Дымченко орет:
-Сволочь ты, гнида, а не поэт!- и выдирает у Рябченко волосы на макушке. Извивается Рябченко, хочет вырваться, но и мешок тоже вместе с косметикой не оставляет. Удирает от инженера Дымченко с мешком. Спасает любимый город от террориста.
А " бомба" - то уже давно на балконе - дожирает там пельмени. И поросячьи ножки карабкаются по дереву.
- Стреляй! Да не в морду, под ноги интеллигенту Дымченко. Что он там как сумасшедший разорался. В стволе от его крика першит.-
Испугался милиционер Коля, проснулся, только " мерзавчики" на вспотевшем лице дрожат и Николай Иванович - пистолет его, именной, служебный бьется в затекшей руке как рыба, будто умирает ,родной.
И бультерьер на балкон лает - лапами по окну скребет. Вспомнил тут милиционер Коля про пельмени, про полторы тысячи и дурацкий сон. "Идиот",- думает - " прозевал пельмени. Птицы, наверное, поклевали или коты повытаскивали"
Открывает балкон - пельменей нет. Сидит на пустом пустом противне поросячья морда и говорит:
-Вкусные у тебя пельмени,Коля. Когда новых настряпаешь - позови. Я тут недалеко живу - у математика Ерофеева. Он меня, Коля, совсем заморил - сухарики прошлогодние и то по счету - по четыре сухаря в день._
Разволновался милиционер Коля и упал в обморок. Бультерьер его потом в комнату затащил.
Часть вторая.
Очнулся математик Ерофеев от холода. Глядит - рядом математик Сукачев лежит. Тележка с книгами и злополучный тюк валяются. Доброкачественных продуктов нет: ни головы, ни поросячьих ножек. Из чего теперь к празднику холодец варить? Из математика Сукачева или из его пошлых книг?
Растормошил он математика Сукачева и давай ругаться:
-Подлец ты, математик Сукачев и стервятник! Позарился на чужое добро.-
Поскользнулся математик Сукачев от удивления и упал рядом с математиком Ерофеевым. ( Вспомнили они оба про свой сон и вырубились снова).
А тут инженер Дымченко проходил, волочил, как обычно, свою косметику. Пожалел он бедных мешочников и позвал милиционера.
- Некогда мне,- говорит милиционер Коля,- я на работу опаздываю-. И почесал в затылке ( вспомнил тут же свой дурацкий сон)
- А вас, инженер Дымченко, прошу остаться и предъявить, так сказать, ваши документы. Чего вы там под окном кричали?-
Но инженер Дымченко ничего не помнил, зато прекрасно знал, как надо вести себя в такой ситуации.
Смутился милиционер Коля, а Дымченко тем временем убежал. Несется по улице Ленина - навстречу поэт Рябченко, поросячью голову на холодец тащит. Голову и четыре ножки, две из которых сами семенят, постукивают копытцами по асфальту.
Остановился инженер Дымченко, пошатнулся, чуть не свалился в обморок, ведь не каждый день по центральной улице поросячьи ноги разгуливают, да еще с неизвестным Рябченко, широко известным своими выходками. Нет, это не просто так, не галлюцинация, С этим надо как следует разобраться. Может быть, здесь секрет какой-нибудь или бомба, мало ли сейчас придурков шатается.
А поросячья морда ему говорит:
- Возьми меня, инженер Дымченко, не пожалеешь. Не хочу я у поэта Рябченко жить.-
Но поэт Рябченко заупрямился, показал поросячьей морде кукиш:
- Или съем,- говорит - тебя, или умру с голоду! Другой альтернативы нет!-
Засмеялся инженер Дымченко и бежать, чуть не засмеялся до смерти. Молодой был инженер, нервный. Сразу после института безработный.
Прибегает домой и в ванну. Три часа сегодня на холоде простоял и зря, даже на сигареты не заработал. Знал бы, так просидел дома, и сумасшедшего Рябченко не видел. Не везет, так не везет во всем.
И коллекция масок уже не та, нет в ней, знаете ли, былого очарования. А масок у инженера Дымченко было много, еще покойный дедушка собирал. И японские маски, и африканские - со всего света. Гордился когда-то инженер Дымченко своей коллекцией, сам по знакомым новые маски искал. Теперь охладел как-то, равнодушным стал- перегорел что ли?
Лежит так на продавленном диване и лицезреет свое богатство, с известным скептицизмом, как потомственный меланхолик. И обнаруживает, значит, вместо гвинейской маски - поросячью голову, ту самую. Что у поэта Рябченко видел.
Разволновался инженер Дымченко и упал в обморок. Молодой еще, нервный, как девушка. В четвертом поколении интеллигент.