Когда Леночка перешла во второй класс, родители взяли ее с собой в Крым.
Ехали через Москву, поездом. Быть в столице в те времена и не увидеть Ленина считалось непростительным упущением. Можно наплевать на Третьяковку и на другие музеи, но Мавзолей - это святое. Родители Леночки и не строили никаких планов. Какие планы? Все свободное время съели железнодорожные кассы, у которых стояли сутками.
В Мавзолей тоже очередь. С раннего утра, затемно. Ни туалета рядом, ни закусочной. Терпи. Будешь гордиться потом, что была у Ленина, не каждому дано. По сторонам не зевай, не то наглотаешься холодного воздуха - горло заболит. У Леночки в кулачке значок с вождем. Пятиконечная звезда. На удачу. Жмет изо всех сил, давит. Врезался в кожу между пальцами. Кап-кап, на платье с розочками. Не могла платочком перевязать, дурочка. Испортила новую вещь, теперь не отстираешь, и где? На вокзале что ли? Там даже не умоешься, как следует. Минута молчания, еще минута... Наконец, показались серебристые елочки, с капельками росы на пушистых ветках. Под елочками аккуратно сложенные в столбик мертвые воробьи. С подвязанными клювами, как щелкунчики. А ружья у часовых настоящие? Настоящие, и носы, как у дедов Морозов, красные.
- По одному.
Длинная процессия вяло потянулась в склеп.
Леночка ожидала увидеть что-то необыкновенное, величественное, пусть и в гробу. С гробом она примирилась. Гроб так гроб, но чтобы с протянутой рукой и в кепке. Оказалось просто кукла, совсем не похожая на каменного вождя. Детские ручонки на груди, красная гвоздика, знамена с золотыми буквами. Скучно.
- И мне тоже,- вздохнул Ильич, - ходят и ходят. Сил нет.
И подмигнул ей в знак примирения. Не обиделся, значит, что она, как и все, пришла поглазеть на мертвое тело. Просто из любопытства.
Леночка хотела подойти поближе и поцеловать доброго Ленина в лоб, но ей не разрешили этого сделать. И ладно.
Вывалились наружу, вдохнули полной грудью и в детский мир, какая радость. Материны каблучки по брусчатке: цок-цок, Леночкины сандалии: швырк-швырк, отцовские туфли твердо и уверенно: топ-топ. Бабочка выпорхнула из розового банта на голове Леночки и полетела на разведку. Чего бы интересного там прикупить. Куклы как куклы везде одинаковые, есть белорусские, украинские, какие-то таджички, узбечки, литовки. Есть немецкие, дорогие, резиновые, есть из твердой пластмассы, есть просто пупсики. Глаза разбегаются. - Выбирай, - улыбается отец. - Эту,- уверенно говорит Леночка и показывает пухлым пальчиком на негритянку, в короткой юбочке. - Эксклюзив. Всего несколько экземпляров осталось после молодежного фестиваля. Нигде, кроме Москвы не найдете, ни в одном городе, - щебечет продавщица. Отец посмотрел на ценник. - Дороговато для чертовой невесты. - Да что вы такое говорите, товарищ, я сейчас милицию вызову,- заверещала продавщица. Машенька покраснела и стала тянуть мужа за рукав пиджака,- Пойдем Толя, не скандаль, купим другую куклу.
- Хочу эту,- уперлась Леночка, - пожирая горящими глазами чернокожую негритянку. Бабочка швырк-швырк, спряталась снова в бант, увидев набычившееся лицо отца. Из одного теста: и Леночка, и папаша, оба упрямые как бараны, вспыльчивые, не удержать.
- Пойдем,- повторила Машенька,- нам еще в ГУМ надо успеть до поезда, а куклу мы тебе потом купим, договорились?
Леночка стояла как каменный вождь, с протянутой рукой, молча указывая пальцем на куклу. Вдруг из пальчика протянулась тонкая невидимая леска с рыболовецким крючком на конце. Крючок подцепил "чертову невесту" за ногу и выдернул с полки. Кукла покатилась на пол, увлекая за собой другие игрушки. Леска натянулась, подпрыгнула вверх и выбросила добычу через прилавок в сугроб.
Вместе с "чертовой невестой" вышвырнуло еще одну негритянку с облупленным носом и свернутой на бок шеей. Постаревшая Леночка, проходившая мимо мусорных баков, сразу же узнала куклу своей мечты. Пусть и через сорок лет, но посылка доставлена. Получите и распишитесь. Из Москвы в Иркутск, транзитом, без остановки. И самое интересное, "чертова невеста" была как новенькая, только что этикетки не хватало. Та же юбочка, и прическа. Подружка, конечно, сильно потрепанная, но не оставлять же ее на снегу. Взяла и подружку, куда деваться, засунула обоих в полиэтиленовый пакет.
Продавщица занята уже следующим покупателем, ей не до остекленевшей Леночки. Мать с отцом рассматривают другие игрушки. Никто не заметил исчезновение куклы. Почему? Испуганные глаза Леночки елозят по полу. Хоть маленький кусочек, хоть обрывочек лески, ведь не приснилось же ей на самом деле. Никаких намеков. Полный ступор.
Опомнилась на Красной площади, отцепилась от отцовской руки и самостоятельно пошла в сторону вокзала. Швырк-швырк по мостовой, как заводная игрушка, спокойная и безмятежная. Никак это колдовство не отразилось на ее здоровье.
***
"Морозоустойчивых крокодилов" вывести не удалось. Все саженцы погибли в первую зиму. В теплицах росли только хищные орхидеи и полосатые арбузы с запахом тыквы.
Народу, в принципе все - равно, что крокодилы, что тыква с запахом арбуза. Никакой пользы от этих диковинных продуктов, одна морока. Как и с чем употреблять этих заморских крокодилов никто не знал, и зачем их, вообще, заводить. Пустая трата времени и денег. Стали те арбузы скармливать свиньям, не пропадать же добру. Свиньи кушали их с большим аппетитом и толстели прямо на глазах. Орхидеи отлично справлялись с мухами и комарами, поглощая их в неимоверном количестве. Полезное оказалось растение. В каждом доме теперь вместо герани стояли орхидеи, по всему Черемховскому району, у тети Нади тоже, арбузы и орхидеи, все как у людей.
Зарабатывали они с мужем на пошиве меховых шапок, тогда это прибыльное было дело. На хлеб с маслом хватало. Шили из ондатры, соболя, белки, из "морозоустойчивых крокодилов", так стали называть в народе одичавших собак. Шапки те лысели прямо на глазах и ладно бы из крокодилов, так из ондатры и соболей тоже. Один зимний сезон и все, любой мех превращался в труху. Выгодно и охотникам, и портным. Знающие люди шептались об аномалии и прочих небылицах. Но кто им поверит, этим слухам, никто и не проверял.
Леночка не любила приезжать в Голуметь. Привыкла к вольнице, любые посягательства на свободу воспринимала в штыки, здесь другие порядки, делай то, что прикажут: за травой для гусей, за водой на речку, на прополку огорода, хоть и маленькая, помогай старшим, под ногами не суетись. От дяди Саши старалась держаться подальше. Не то, что бы он бил кого-то, нет, учил по-другому. Забудет, например, его дочь Муська школьное платье убрать, дядя Саша позовет своего любимчика Саньку и заставит того прыгать по ее форме. Форма всмятку, Муська в слезы, а дядя Саша посмеивается: "Каждая вещь должна знать свое место, как и человек". Философ.
Бабушка Мария рассказывала, что во время войны он служил в сапожной бригаде, где шил сапоги для офицеров, потому и до самой Германии дошел, без царапины. Везучий, оказался. Привез домой целую бобину хрома и немецких тряпок два чемодана. Ее Наденька еще молоденькая была, совсем девочка, шестнадцати годочков не исполнилось, он и запудрил ей мозги. Всю красоту выпил с нее, ирод. Не успеет она с аборта вернуться, как снова беременна. Бабушка жалела старшую дочь: " Не повезло ей с мужем. Состарилась вся от этих абортов, постарела, что случись, этот кобель тут же побежит по бабам " Как в воду глядела. Когда тете Наде удалили матку и возникли какие-то осложнения после операции, муж сразу же ее бросил и ушел к другой женщине, как и предсказывала бабушка Мария.
Леночка жалела тетю, та жила скромно, ничего кроме собственной красоты и кучи ребятишек у нее не было: ни духов, ни помады, ни пудреницы, ни дорогих нарядов. Одно зеркало на стене, и то для клиентов. Единственное украшение - янтарные бусы, которые подарил ей дядя Саша. Не снимала до самой смерти. Любила, видимо.
Целыми днями она строчила меховые шапки, не разгибая спины. Швейная машинка стояла у самого порога, чтобы быстрее выветривалось, не воняло этими крокодилами. Потому и в безрукавке всю зиму или с пуховым платком на пояснице. И, тем не менее, находила время, шила для любимой племянницы что-нибудь новенькое: кофточку или платьице, и не только в Голумети. Приехав погостить в Тальники, смастерила ей замечательный костюм мушкетера на новогодние праздники, и Леночка получила главный приз - будильник. Приз, конечно, так себе, пустой, но бархатный костюмчик с кружевами и гусиными перьями запомнила на всю жизнь. Еще и деревянная шпага была, обтянутая фольгой, тут уже отец постарался.
А крокодилами все равно несло изо всех щелей, какую бы чистоту здесь не наводили. По ночам шкурки, аккуратно развешанные в сенях на крючке, забирались в дом и ползали как тараканы по стенам, оставляя после себя едва заметный след жира и копоти. Прожорливая орхидея на подоконнике, мимо которой не пролетит ни одна муха, беспомощно тянула к ним свою прожорливую пасть. Достать этих бестелесных тварей с подоконника было невозможно, и она ворочалась в своем горшке и подвывала от бессилия, призывая на помощь цветочного Бога, но он так и не дал ей ног. Леночка частенько наблюдала по ночам одну и ту же картину: как черные тени на потолке беснуются над беспомощной орхидеей, и в тщетной попытке поймать их она шипит как змея и плюется во все стороны ядом...
В Голумети за Леночкой присматривала Муська (старшие дети тети Нади к тому времени разъехались). Муська была ужасно принципиальная, как и ее отец, если она что-то решила, значит так и должно быть. И всего-то на четыре года старше, а характер будь-будь, спорить бессмысленно, но водилась за ней некая сентиментальность (или дурь), непонятная для Леночки. Брала ее с собой в разрушенную церковь смотреть на облупленные фрески. Зачем спрашивается?
- Церковь же,- говорила Муська,- храм. Здесь все по-особенному. Если посидишь тихонечко, прислонившись к стене, или постоишь с закрытыми глазами, можно увидеть кого угодно, хоть ангелов с крыльями, сердце замирает от радости. Попробуй!
Сколько не напрягалась Леночка, ничего, кроме назойливых голубей, кружащих под куполом, не могла представить, только голова разболелась от злости. И нафиг ей эта церковь. И плевать она хотела на Голуметь, и речка у них мутная, всюду глина, разве что подальше от берега искупаться, но кто позволит? Муська? От нее дождешься, следит как за годовалым младенцем, чтобы не уползла куда-нибудь, не поранилась, не набила себе шишку, и не спрячешься, некуда - все на виду, разве что в теплице посидеть с полосатыми арбузами, покурить воображаемую трубку, подышать ароматом тыквы. Хоть полчаса, да наедине с собой.
Из-за жары еду готовили в летней кухне, но ели всегда вместе, так в Голумети заведено. Никто не бегал с куском хлеба по улице, не кусовничал, как привыкла Леночка. Она и не худышка, чтобы ее откармливать - пухленькая девочка. Уже и грудки начали расти и первые месячные пришли. Увидев в туалете кровь, подумала, что поранилась или заболела чем-нибудь постыдным, и не расскажешь никому - засмеют, еще в больницу отправят, может заразная, сняла с себя испачканные трусики и закопала в огороде тайком. Плюнула в ямку и перекрестила свой страх, как баба Катя учила. Слава Богу, ни Муськи, ни тети Нади дома не было. Вроде обошлось. Никто ничего не видел.
Бабушка Мария тоже надолго не задержалась в Голумети. Переехала в Крым, к сыну Виктору. Подальше от морозоустойчивых крокодилов. Тетя Надя и отвезла туда.
***
Когда отец Леночки устроился на работу в Тулюшку, ему выделили ведомственное жилье - дом. С высоким забором и настоящими воротами. Дом дали еще и потому, что ждали на работу мать - главным бухгалтером, но переехали они только к сентябрю. Половину лета Леночка с отцом прожили одни.
Сам леспромхоз и его управа находились за железной дорогой, а поселок по другую сторону, до него еще топать да топать: мимо болота, детского дома и бани. Маршрут совершенно неинтересный и даже страшный по темноте, потому как пустынный. Никто, кроме работников леспромхоза, там не ходил. Детский дом (старшие группы) раз в месяц выводили в кино. Двигались они всегда парами, в одинаковых пальто и шапках, в сопровождении двух воспитателей. Никто их особо не разглядывал, а даже наоборот, отворачивались, когда проходили мимо. Некоторые женщины крестились вслед. Иногда из города приезжали родители этих несчастных детей и совали нянькам и воспитателями деньги и продукты, чтобы те лучше присматривали за их чадами. За кем-то, действительно, присматривали, а кого-то насиловали по вечерам. Когда одна из девочек забеременела, директора перевели в другой детский дом и дело замяли, но рты людям не заткнешь, все равно просочилось.
Потому и баня стала для нее чем-то запретным. Мылась на кухне, пока не приехала мать.
Самое интересное в поселке клуб - это она быстро усвоила. На улицу, ведь просто так не выйдешь, не пацанка, чтобы в песочнице сидеть, а в клубе библиотека, кино каждый вечер, артисты. В Тальники тоже заглядывали артисты, но очень редко. По железной дороге проще добраться с реквизитом. Рядом с клубом стоял газетный киоск, где продавались журналы с пластинками. Она и крутила на старенькой радиоле эти мягкие голубые диски, томилась от одиночества и тосковала о любви, как и все девчонки.
Вспоминала, как укачивая на руках маленького Сережку, ревела под Ободзинского, а перед глазами рука того парня с узловатыми пальцами. И почему не укусила тогда в кино, когда оказалась за его спиной, ведь хотелось же впиться зубами, да поглубже, до крови. Пусть пострадал бы немного, помучился, каково это жить, когда места себе не находишь, слоняешься по дому, как чумная и думаешь только о нем. Если бы не горластый братишка, потаскай его, побаюкай этого "председателя", весь в перевязочках, бутус-бутусом, медведь, а не ребенок и ревел на всю улицу басом, руки выкручивал, вот если бы не он, туго бы Леночке пришлось. Могла и вены порезать или еще что-нибудь учудить, но пронесло, обошлось, слава Богу, отцепились от Леночки эти страсти-мордасти. Само рассосалось. Про колдовство в детском мире забыла напрочь, а то бы попробовала, наверное, приворожить сдуру.
Со временем она пришла к выводу, что причина неудачи кроется в ее внешности. Нос как у Гоголя, длинное лицо и лишние килограммы. Надо срочно худеть, остальное уже не исправишь.
И Леночка начала бегать. Каждое утро и каждый вечер по пятьдесят, семьдесят кругов. Хорошо, что забор высокий, и с улицы ничего не видно, двор достаточно просторный для таких занятий. Других развлечений на горизонте пока не предвиделось, ни с кем из соседских девчонок так и не познакомилась, даже за водой к колодцу они ходили в другое время. Как-то не пересекались. Придется до школы потерпеть.
Однажды в ворота постучала цыганка, в длинной хрустящей юбке, с оборками. Холщовая сумка на плече с вышивкой. Неопределенного возраста. На голове цветастая шаль, в зубах тонкая сигарета.
- Дай что-нибудь, красавица, я погадаю.
В кладовке висел копченый кусок сала (отец еще сам не пробовал) - первое, о чем подумала Леночка, сало, буханка хлеба, кусок мыла в упаковке. Цветочное, кажется.
- Мыло не надо, вижу, что не жадная, последнее отдашь.
Схватила за руку, вцепилась своими длинными пальцами в запястье, не оторвешь, глазами ощупывает как вещь, приценивается. Никто ее так подробно не разглядывал, не принюхивался, как собака. Настоящую цыганку Леночка видела впервые в жизни, может они все такие, въедливые. Чего придираться-то.
- Всю правду скажу, ничего не утаю, как и обещала.
Леночка раскрыла ладонь. Цыганка посмотрела без особого энтузиазма, как бы по привычке, не ожидая увидеть ничего сверхъестественного, потом прищурилась на секунду, стряхнула с сигареты пепел и сказала слегка дрожащим от волнения голосом:
- Остерегайся большой воды, там тебя поджидает опасность. Много рыб, целые косяки вокруг тебя кружат, хватают открытым ртом воздух, а над ними с рыбацкой сетью стоит черт, самый настоящий с рогами, весь в татуировках, как уголовник.
И отпрянула, как от прокаженной, отдернула свою руку.
- Где эта вода?
- Море или река какая-то, не знаю. На руке не написано. Можешь посмотреть сама, если захочешь, только тебе это ни к чему. Другой путь. Все,- выдохнула она,- больше ничего не скажу, итак лишнее наболтала.
- Вы мне про путь расскажите,- не унималась Леночка,- я вам еще что-нибудь принесу.
- Не надо, сало я отработала.
- Ну, пожалуйста.
- Нет.
И просочилась сквозь ворота, оставив после себя стойкий запах сигарет с ментолом. Сколько не искала потом Леночка мятные сигареты, не могла найти. Их станут выпускать только через тридцать лет.
Неожиданный визит цыганки внес в ее тусклую однообразную жизнь элемент непредсказуемости. Как- будто что-то сдвинулось с мертвой точки, и время ускорило ход. Впереди замаячило настоящее приключение - большая вода, ни о чем другом Леночка не могла думать, все стало вдруг пресным и скучным, сторожить пустой дом надоело. Отец все чаще и чаще не приходил ночевать, ссылаясь на срочную работу и командировки, и Леночка оставалась одна. Читала короткую молитву от воров, крестила окна, двери (как научила баба Катя), клала топор под кровать, нож, палку, ставила ночной горшок, чтобы не бегать ночью во двор. В первый раз было жутковато одной, потом притерпелась и тени по углам больше не мерещились. Привыкла.
Отец стал совсем как чужой. Хоть и не рассказывал, но по лицу видно, что гложет его одна мысль и не одна даже, целый выводок. Под глазами круги от недосыпания, похудел, одежда, как на вешалке, болтается. Снова явился под утро весь разбитый, даже не умылся, лег спать, а за обедом уже, ближе к вечеру рассказал про Крым. Оказывается, надо срочно ехать туда за бабушкой Марией, сам он по рукам и ногам связан - не дают отпуск.
- Если не привезем бабушку Марию, мать не сможет выйти осенью на работу, сидеть с маленьким Сережкой не кому. У бабы Кати больная рука, у тебя школа, в детский сад его не возьмут - слишком маленький.
Выручай, Леночка, уже и билет купил. Рейс прямой, без пересадки. До самой Керчи. Там тебя дядя Витя встретит. Не переживай, справишься.
Накупаешься до сентября, отдохнешь, как следует, чего тебе здесь в Тулюшке киснуть, ни подружек, ни речки.
-У меня и купальника нет, и всего два платья.
- Нашла о чем беспокоиться. Тетя Фая купит, выберешь, какой понравится.
- Ладно, я подумаю.
- И думать нечего, послезавтра поезд. Собирайся.
***
Из купе почти не выходила, разве что в туалет и за чаем. Валялась как батон на верхней полке и думала о большой воде. Как она встретит ее, заблудившуюся в далекой Сибири русалочку. Вернет ли на место хвост? Подарит ли жабры? Приголубит ли или оттолкнет от себя, не простит беглянку, затащит на дно, прижмет камнем, запутает ее ноженьки водорослями, и не сможет Леночка подняться наверх, а вместо волос на голове будут расти змеи, как у медузы Горгоны. И превратится она в морское пугало. Целую сказку насочиняла...
В предсказания цыганки слабо верилось. Надо ведь сильно нагрешить, чтобы тебя шарахнуло, натворить чего-нибудь, обидеть кого-то. Казнить Леночку не за что, как не рылась в себе, ничего плохого не обнаружила. Не сможет ей навредить море. Не стоит и переживать.
За окном мелькала незнакомая жизнь. В больших городах поезд стоял долго, можно было прогуляться по перрону, но Леночка боялась затеряться в толпе, деньги, зашитые в трусы (мать зашивала, когда ездила на курорт), мешали свободному передвижению. Кармашек с деньгами проверяла по сто раз на дню, не оторвался ли, не съехал на бок. Короче, одна морока.
Иногда, глядя на проплывающую мимо гористую местность, петляющие среди холмов речушки, уютные озерца в камышах, бредущих по дороге коров, возникало желание вернуться назад, и пошел этот Крым со своими историями куда подальше. Ничего хорошего из первой поездки не вспоминалось, разве что мавзолей с Лениным, да и то смутно. Крым совершенно не помнила.
Соседи в купе попались хорошие, мать с дочерью, ехала с ними почти до самого конца. Девочка была совсем неуклюжая, как медвежонок, с большим трудом залазила на верхнюю полку и спускалась с одышкой, мать все боялась, что упадет, поддерживала ее, а та ворчала: "Отойди от меня, я сама". Леночка отворачивалась, старалась не смущать их, пусть сами разбираются в своих отношениях. Лично она врагу бы не пожелала подобной опеки. Девочка почти ровесница Леночки, а мамаша с ней, как с маленькой сюсюкается, смотреть противно.
- Не хочешь курочку, съешь бутерброд с колбаской или пирожок с капустой, твой любимый, еще бабушка стряпала нам в дорогу.
Люсенька уткнулась носом в очередную книжку, книжки явно из домашней библиотеки, чужие ведь не возьмешь в дорогу. Леночка тоже бы не прочь почитать, слишком заманчиво выглядели обложки, да неудобно просить. Надо было журнал купить на вокзале, не маялась бы, не завидовала так. Или завидовала? На Люсеньке яркий спортивный костюмчик: трикотажные шорты и маечка с рисунком. Леночка такие костюмчики только в журналах мод видела. И сарафанчик у нее модный, и сережки с камушком. И копченую колбасу каждый день ест и плавленый сыр в коробочке, хотя Леночке тоже перепадало, мать девочки не скупилась на угощения.
- Врожденный порок сердца, надо поддерживать постоянно, - вздыхала она,- следить приходиться за здоровьем. Каждое лето или в санаторий, или на курорт ездим. Полноценный отдых немаловажная вещь. Люсенька ведь у нас одаренная девочка, в художественную школу ходит, на плавание, на английский, ни минуты свободного времени, а какие натюрморты пишет. Недавно нарисовала мой портрет карандашом - полное сходство. Вот у вас в поселке есть какие-нибудь кружки или спортивные секции?
- Нет.
- Очень жаль, образование ведь сейчас главное в жизни, без него никуда не устроишься.
- Если с самого рождения",- размышляла Леночка, - значит, нагрешил кто-то в роду, жалеть их особо не за что. Они и так богатенькие. Вон как одеты и везде успевают. Мать Люсеньки и на массаж лица ходит, и на какую-то апелляцию.
Некрасиво конечно так о соседях отзываться, но ничего другого на ум не приходило. Не нравилась ей эта одаренная Люсенька, смотрела на нее как на пустое место, даже за столом не разговаривала. Не то чтобы Леночка подружиться хотела, нет, скорее узнать про художественную школу. Она тоже неплохо рисовала, но не представляла, что на художника учат с детства, а оказывается, что в районных центрах есть специальные школы. И как туда попасть? Какие экзамены надо сдавать и как подготовиться заранее? Расспрашивать у Люсиной матери не решилась, та бы замучила ее вопросами, попросила бы нарисовать что-нибудь, чтобы убедиться есть ли талант или нет, и это было для Леночки унизительно, доказывать кому-то, что ты не коза. Потом, и не спросила. Теперь уже не важно, почему.
Когда они вышли на какой-то станции, заселился какой-то дядька в цветной рубашке. В купе сразу же стало тесно и неуютно. Слишком много он занял места, слишком большой и шумный, как сосед. Постоянно жевал что-то и приставал с расспросами, откуда она едет да к кому, да почему отправили одну в такую даль, да если что, он всегда рядом. И еда у него была невкусная, что пирожные, что чебурек с мясом - один раз попробовала из вежливости и все. И главная неприятность: Леночкино возлежание на верхней полке закончилось. Не будешь же голыми ногами сверкать перед чужим дядькой. Платьице короткое, задирается, а под простыню жарко. Пришлось маячить перед глазами суровой проводницы и отвечать уже на ее вопросы. " Все хорошо? Не обижает тебя пассажир? Если что, говори сразу, не стесняйся"
Туда - сюда по узкому коридору, зырк-зырк по сторонам, только что не выла от злости. Вроде и не стояли нигде, ехали по расписанию, но время тянулось невозможно медленно. Соседа ведь не выставишь из купе, не заставишь закрыть рот, руками не лапает и то спасибо, хоть одними глазами жрет, черт проклятый. Леночка понимала, что надо выдержать, всего одни сутки и пытка закончится, больше она этого дядьку не увидит никогда, но пересилить себя не могла - кипела от негодования. Кое - как дотерпела до парома.
***
Первое, что бросилось в глаза - безбрежность. И безбрежность эта сразу же наполнила ее тело восторгом, едва устояла на ногах, вцепилась в поручень, чтобы не свалиться за борт. Серые волны за бортом нашептывали что-то приятное и непостижимое, что невозможно выразить в словах, только в музыке, а поскольку она не понимала ничего в музыке, разобрали по морским нотам для полной ясности. Чтобы не путалась в понятиях, различала, где небо, где земля, где ветер, чтобы не слились они у нее в одно целое. И слово горизонт показалось Леночке выдуманным, а море живым существом. Соленые брызги летели прямо в лицо, оседая (стекая) крохотным бисером на сухой коже, щекоча ноздри и обостряя нюх. Пахло водорослями и чем-то мокрым, соленым, как слезы. И призрак керченского стрелка восстал из катакомб с автоматом...
И этот назойливый дядька из купе вклинился в ее сказку, оборвав на самом интересном месте. Испортил все.
- Если тебя не встретят, поедем к моей знакомой. Я каждое лето у нее домик снимаю, там хорошо, море близко, пешком дойдем. Виноград, представляешь, прямо в двух метрах растет, кислый правда. Вот отвезем чемоданы и будем искать твоего дядю.
Щас разбежалась. Как-нибудь проживет без его советов. Адрес дяди она и так выучила наизусть, разберется сама. Взрослая уже.
Слава Богу, дядя Витя с тетей Фаей не опоздали, встретили у самого причала. Дядю Витю она узнала сразу (как на фотографии), а вот тетю Фаю с большим трудом. Рядом с высоким, статным мужем, похожим на литовского киноартиста, она выглядела довольно странно: как мартышка с химической завивкой, только что из парикмахерской. Бабушка Мария говорила, что Виктору повезло, пусть и не красавица, но такие работящие жены на дорогах не валяются, первая жена была еще та вертихвостка. Она и посадила его в тюрьму. С тетей Фаей познакомились по переписке. Он отбывал срок за драку, она работала на рыбоконсервном заводе. Почти тридцать, без шансов на замужество. Кто-то из подружек и посоветовал написать в тюрьму, фотография и адрес в одном конверте. После освобождения, дядя Витя не стал возвращаться в Тальники к матери, а приехал в Керчь. Курортный город, есть какие-то перспективы на будущее. О каких перспективах он думал, неизвестно, но доступных женщин там, действительно, хватало и дешевого вина тоже, с избытком. Если бы не болезнь, загремел бы снова в тюрьму.
Когда Леночка приехала в Крым, он получал уже пенсию по инвалидности (из-за проблем с сердцем), работала одна тетя Фая. Уборка, готовка, магазины - все на ее плечах, плюс рыбоконсервный завод шесть дней в неделю. Полная загруженность. Когда ей было Леночке показывать город.
- Жаль, Геночку отправили в пионерский лагерь, если бы знали, что ты приедешь, оставили бы дома, но ничего, бабушка Мария тебе все покажет, все достопримечательности.
Какие достопримечательности, за два года пребывания в Крыму, бабушка Мария никуда дальше своего квартала не ходила. За хлебом да за молоком, по необходимости, еще в кинотеатр иногда с Геночкой на детские сеансы, а где находятся Митридатская лестница, Аджимушкайские каменоломни, крепость Ени- Кале, ей неведомо. Она и на море-то ни разу не была, не знала, в какой стороне набережная. Леночка поняла, что рассчитывать на бабушку Марию нечего, со стороны дяди Вити никакой инициативы помочь не наблюдалось.
В местный универмаг тетя Фая все-таки сводила. К сожалению, подходящего размера купальника не нашлось, купили то, что было, в надежде, что бабушка Мария, перешьет как надо, но та отказалась, ссылаясь на отсутствии машинки и сложный крой.
- Испортить просто, ты, попробуй, восстанови потом. Годика через два подрастешь, раздашься вширь, в самый раз будет.
Тетя Фая не стала спорить со свекровью, нашла выход из положения сама: верх от одного купальника, низ от другого.
- Еще в девчонках носила, тогда это модно выглядело, он и сейчас ничего смотрится, фигуру твою не портит.
Леночка покрутилась перед зеркалом, успокоилась. Все лучше, чем ничего, хотя и великоват немного.
Пока разбирались с этим купальником, городской пляж закрыли на карантин, обнаружив там кишечную палочку.
- Ничего, будешь ходить загорать в парк вместе с бабушкой, тут недалеко, рядом с домом.
"Загорать можно и на огороде в Тулюшке",- подумала Леночка, "стоило ли ехать в такую даль?"
Перечить не стала, других вариантов на тот момент не было. Согласилась на парк. На деле оказался и не парк вовсе, бескрайнее поле, засаженное чахлыми яблонями, повсюду пекло и ни полоски тени. Вместо сочной травы - колючий сухой ежик, тычет в тебя сквозь покрывало, приходиться переворачиваешься с боку на бок. Для бабушки Марии это был сущий ад, как не прикрывала она голову платочком, все равно напекло.
- Следующего раза не будет, - засобиралась через час бабушка,- лучше в летний кинотеатр отведу вечером. Там прохладно, звезды над головой, а здесь что? Как в гостях у черта на сковородках жаримся. Не нравится мне здесь.
Что и говорить, унылое место, наполненное тревогой и обреченностью, бессмысленностью какой-то. И хилые завязи на убогих яблонях, не дадут плодов, а если и дадут, будут те плоды кислые и невкусные. Все здесь пропитано какой-то заброшенностью, потерянностью что ли. И развеять ничем невозможно. Разве что слезами.
Вон черный сапог торчит, как топор, из сугроба, колготки висят на мохнатой ели, вязаный шарф, шапка, брошенное на снег пальто, вон и само тело в задранном до груди платье, обездвиженное холодом. Глянь, небо над головой, закрылось от смущения, спрятало свое лицо в звезды, свернулось в трубочку, и только госпожа Луна бесстыдно разглядывает его через лупу: "Ничего, для работы сойдет, будет лунных дев для меня рисовать" Щелк по посиневшему лбу колонковой кисточкой, пометила то, что наметила и ушла в тень. Редкие снежинки, слетевшие с ее плеч, таяли на животе Леночки. Значит жива. Вновь рожденная для будущей жизни....
- Побледнела-то как,- всполошилась бабушка, - может водички?
- Не надо, - очнулась от своих грез Леночка,- Пойдем отсюда, тошнит что-то.
- Я и говорю, перегрелась, если что случись, никого ведь не дозовешься. Ни души кругом. И зачем притащились сюда, ума нет. Дура старая. Пошла на поводу у Фаинки. Она посоветует, как же. Своего сына отправила в пионерский лагерь на все лето, и тебя лишь бы сбагрить, чтобы дома не сидела. Всех бы по углам рассовала, чтобы не мешали. Вот потому Леночка и хочу в Сибирь. Сил нет терпеть эту казарму. Не могу привыкнуть. И вода здесь плохая, и жара, и все вместе, а Витенька мой еще тот фрукт, хуже Фаинки, к каждому слову придирается, ждет не дождется, когда я уеду. Да пропади они все пропадом.
Про "картинку в голове" не стала рассказывать, чтобы не пугать бабушку, если бы Провидению было угодно, оно бы и бабушке показало, видимо, той не положено знать о том, что случится когда-то, в другом парке, не сможет она помочь внучке, будет далеко. А может и правда перегрелась на солнце, и не смогла отличить реальность от вымысла. Снова уплыла куда-то. Надо быть аккуратней с этим воображением, заведет оно ее в какие-нибудь дебри.
Квартира у тети Фаи была просторная, две комнаты, кухня, большой коридор. Чистота и порядок почти идеальные, полы как будто вчера покрашенные, скользкие, прохладные, в комнатах вечный полумрак, потому как на окнах цветы чуть не в три ряда высажены, шторы приспущены, форточки всегда закрыты, чтобы не шел горячий воздух, но это не спасает от духоты. Бабушкино место за старым платяным шкафом - раньше там спала тети Фаина мать, которая и умерла на той кровати и дух ее до сих пор не выветрился. " По идее, кровать надо было выкинуть,- говорила бабушка Мария,- или хотя бы матрас сменить, так они же жадные оба, каждую копейку считают" Матрас бы она могла и сама купить, если бы захотела остаться, но она не собиралась тут задерживаться. Рвалась в Сибирь.
Однажды, когда бабушка Мария ушла в магазин, дядя Витя пригласил Леночку к себе в комнату, чтобы поговорить о чем-то важном, наедине. Как только она присела рядышком на диван, он тут же положил свою руку на ее колено, будто камнем придавил, не убежишь. Леночка вспыхнула от негодования, затрепетала изнутри, но руку не убрала. Побоялась. Затаилась как зверек.
Класть руку на собеседника - семейная привычка, и у бабушки Марии так было заведено, и у тети Нади (жаль, Леночка этого не замечала), только женщины обычно по плечу похлопывали, а дядя Витя по коленке, или себя, или собеседника, но она-то об этом не знала потому и испугалась. Опустила глаза в пол и терпеливо ждала, когда же он выговорится, наконец. Говорил дядя Витя много, взахлеб, будто торопился куда-то, боялся не успеть. Леночка пыталась уловить смысл, но смысл ускользал от ее понимания. Чувствовала себя она скверно, будто сего-то нанюхалась на помойке. Вот-вот вырвет. Прямо комок в горле стоял.
- Ты уже почти девушка, а девушки должны понимать свое место в жизни и вести себя соответственно правилам и приличиям, как заведено в той или иной стране. В Средней Азии, например, в двенадцать лет отдают в замуж и это, я считаю, правильно. Переспелая девушка, что переспелый плод, быстро теряет всю привлекательность, если вовремя не сорвать его...
Голос, застрявший в оконной раме, глухой, с придыханием... радио что ли?
Покосилась на радиолу, качавшуюся на тонких ножках. Радиола не подавала признаков жизни, одни только ножки вытанцовывали какие-то буги-вуги в углу за пальмой, сам ящик не издавал ни звука. Посмотрела на кувшин с водой, стоявший на столе напротив. Кувшин наклонился в сторону Леночки и упал на пол, расколовшись на три части. Кровожадные пираньи, обитавшие в нем, тут же набросились на испуганного дядю, вцепившись ему в грудь. Одна из пираний запрыгнула прямо в рот и стала грызть изнутри его сердце.
Дядя Витя схватился рукой за грудь и завалился на бок, жадно хватая ртом спертый воздух.
- Таблетки в серванте, на верхней полке, в зелененькой коробочке...
- Может скорую?
- Обойдусь.
-Кого-нибудь из соседей позвать?
- Нет, убери тут.
Убрала, выбросила остатки кувшина в ведро, вытерла насухо пол тряпкой, спустила мертвых пираний в унитаз, села, встала, выскочила из дома, как ошпаренная, побежала искать бабушку. Очнулась, когда та тронула ее за плечо.
- Ты чего такая испуганная, обидел кто-то?
- Думала, случилось что. Почему так долго?
- Знакомую встретила у магазина, Нину Петровну, бывшую учительницу, хорошая женщина, интеллигентная, все меня в гости зовет, на чашечку чая, тоже с сыном живет, только в коммуналке, рассказывала тут про парк.
- А что парк?
- Изнасиловали там одну девочку, буквально в тот же день, когда мы ходили загорать. Подружка-то убежала, а ее схватили, да потащили в кусты. У Нины Петровны соседка в милиции работает, по делам несовершеннолетних, она и проболталась. Видала, Леночка, что творится на белом свете, прямо среди белого дня бесчинствуют. Бог - то увел нас от беды, уберег от грязи.
Бабушка торопливо перекрестилась, и оглянулась по сторонам, вроде никто из знакомых не видел.
- А где же твой дядя, прилег что ли?
- Ага, сердце прихватило.
- У него каждый день сердце, замучил уж всех своим сердцем, ирод. Не видит кроме себя никого. Как мать страдает от головных болей, как Фаина мучится животом, прямо заклинило на своей болезни. Симулянт. И как ему пенсию только дали, кобель. Когда медсестра пришла укол ставить, так он ее тут же начал охмурять, прямо при матери.
Ты к нему не лезь с разговорами, ничему доброму он тебя не научит, запудрит мозги - это он умеет, начитался в тюрьме книжек.
Следующие два дня просидели дома. Дядя Витя ушел в поликлинику к кардиологу. Бабушка Мария разбирала свои вещи. Билеты были уже куплены, и надо было собираться в дорогу.
- Бабушка, а расскажи про керченского стрелка.
- Ты откуда знаешь про него?
- На пароме слышала.
- Тогда и рассказывать особо нечего. Он ведь недавно в городе появился, как раз перед твоим приездом. Говорят, что из катакомб вышел, там ведь много непогребенных осталось после войны, не всех откопали, не всех захоронили, некоторые вот и бродят призраками, не могут успокоиться никак. Только этот особенный какой-то. В белой рубашке с коротким рукавом и в ботинках на босу ногу, штаны и автомат - как у фашистов. На русского солдата совсем не похож. И надпись на груди, крупными буквами.
- А что за надпись?
- Вроде, как ненависть, на немецком языке. Я и говорю, что фашист недобитый. Ищет кого-то.
- Какие же у него могут быть родственники?
- Кто их разберет этих призраков, что у них на уме. Может, отомстить кому-то задумал, надпись сама за себя говорит, может, проклятия кто на него наслал за то зло, что причинил людям или другая причина, потому и бродит по земле, как неприкаянный. Копает по седьмое колено. Или знамение свыше, накануне войны или эпидемии, холера-то вон каждый год прет, никак не могут вывести.
- Почему в наше время, никто же теперь не верит в призраков.
- Откуда я могу знать, я с ним не разговаривала, тебя почему так интересует, видела что-нибудь?
- Ничего не видела, клянусь.
- Так и не приставай с глупостями, не маленькая.
На волне последних событий: этих реальных и нереальных попыток изнасилований, надвигавшихся на Леночку как морской вал, готовых обрушиться на ее незрелое естество всей изнанкой жизни, призрак керченского стрелка стал для нее спасительной соломинкой, за которую она уцепилась и не хотела отпускать от себя. Мечтать о море вдалеке от моря - звучит заманчиво, но мечтать о море за два квартала от моря - глупо. Никто же не виноват, что все пляжи закрыли на карантин. Лучше думать о призраке.
- Один открыли,- сообщила вернувшаяся с работы тетя,- за тридцать километров от города,- выдохнула она,- Автобус каждые три часа отходит с автовокзала. Повезло тебе Леночка, в прошлом году, когда нашли холеру, и за городом невозможно было искупаться.
- Никуда она не поедет,- сказала бабушка,- ты слышала про парк?
- Вечно вы старухи всякие сплетни разносите, пугаете народ. Ничего там страшного не произошло, в этом парке. Девчонка с парнем не поделили что-то, а вы как сороки, на всю округу растрезвонили.
Ничего с ней страшного не случится, там народу тьма. Все автобусы полные.
И про шапочку резиновую, не забудь, чтобы не намочить волосы, поняла?
Леночка поняла и на следующий день резиновая шапочка перекочевала в надежное место - в бачок за унитазом.
***
Море встретило ее с распростертыми объятиями, защекотало, зацеловало, обслюнявила всю с головы до ног, будто сто лет не виделись, хотя вчера еще плескалось у ее ног в мыслях, облизывало соленым языком пятки, выгибалось как кошка и бросалось от избытка чувств на скалы, и падало снова вниз. И Леночка ответила ему взаимностью, растворилась в нем, слилась в одно целое, вошла в его ритм, отдалась целиком и безоглядно, не думая о последствиях.
Последствия были непредсказуемые: кожа у Леночки стала стремительно сохнуть и покрываться в некоторых местах чешуей, как у рыбы. Глаза еще более увлажнились и приобрели оттенок болотной тины. Русые волосы затвердели от соленой воды и повисли тонкими жгутиками, как косички. Расческа их уже не брала - ломались зубья. Ногти покрылись блестящим перламутром, а из ушей по ночам вываливался жемчуг, который Леночка собирала в носовой платочек и прятала в свой чемодан. Как только она заходила в воду, и погружалась в нее по самые плечи, под лопатками открывались жабры (как второе дыхание), и она плыла до самых буйков, не останавливаясь, пока почерневшие от загара спасатели не заворачивали ее веслами назад, как непослушного дельфина. " Ну, и девка, - хохотали они,- ненормальная что ли? Каждый день чешет в одном направлении - в открытое море". Что удивительно, никто из родственников не заметил перемен и не обратил внимания на ее странное поведение за столом (Леночка теперь питалась исключительно моллюсками и планктоном и всем тем, чем богато море) из человеческих продуктов клевала чуть-чуть булки и пила чай с сахаром. И никто не предостерег ее от слишком тесного контакта с морем, заманившим в сети не одно поколение глупых девочек. Сколько доверчивых душ оно утащило на дно. Тысячи, если не сотни тысяч, но Леночке это не грозило - утонуть в пучине.
На горизонте снова нарисовался тот навязчивый мужчина из купе, весь в татуировках (в поезде татуировки были прикрыты рубашкой). Вдоль широкой волосатой груди чернел огнедышащий дракон с иероглифами, на плече еще один, в виде змеи, кусающей свой хвост, на щиколотках - миниатюрные ящерицы. И самое пикантное - неприлично облегающие плавки. Плюс солнцезащитные очки, как у артиста. С трудом узнала.
- Какая приятная встреча! - воскликнул он, - какая неожиданность! Леночка, сколько времени мы с тобой не виделись, целую неделю или больше? Я уж не надеялся тебя отыскать. У меня, кстати, под тентом есть сладчайший арбуз, может, перекусим? Или ты с бабушкой?
Леночка замялась, не зная, что ответить.
- По глазам вижу, что одна, потому и не выходишь на берег, посинела от холода. Посмотри, какая у тебя кожа, вся в мурашках. Так нехорошо, можно и ангину подхватить или воспаление легких. Бери свои пожитки и ко мне, без возражений.
Отказать было неудобно, до автобуса оставалось полтора часа, не бросаться же снова в море сломя голову, как-то не по-взрослому это все, по-ребячески. Пришлось уступить. Арбуз, действительно, оказался на редкость вкусным, а разговор интересным. Курьезные случаи из медицинской практики сыпались как из рога изобилия. Говорил, что почти профессор, осталось только бороду отрастить и напечатать докторскую колбасу на машинке, а лучше сразу на 3д принтере, так надежнее. Ничем такая колбаса от настоящей колбасы не отличается, ни по цвету, ни по вкусу. Или через постель, пастельные тона тоже неплохой вариант. На женщин бальзаковского возраста действует безотказно.
А еще он рассказывал о каких-то стычках между русскими (москалями) и украинцами (хохлами), которые продолжаются десять лет и никак не могут прекратиться, потому как одни вещают на русском языке, другие на украинском, а переводят, Леночка, на английском. Так что, зубри английский, в будущем пригодиться. Ты какой язык изучаешь в школе? Немецкий? Плохо, переходи в английскую группу. Нет английского? Ну, я не знаю тогда, рисуй комиксы, тоже перспективная вещь.
Короче, зря опасалась, глазами он ее не лапал, как в поезде. Разглядывал снующих по пляжу молодых модниц в открытых купальниках. Некоторые из них оборачивались к нему и кокетливо улыбались. Это настораживало и интриговало одновременно, Леночка не могла решить, как вести себя дальше. Разумно было бы обидеться и уйти, но она почему-то осталась.
- Посмотри Леночка, какие формы, просто Афродита какая-то,- кивал он в сторону проходящей мимо дивы,- недаром здесь раньше было полно греков, еще скифский царь на их представления ходил и даже в некоторых мистериях участвовал, (инкогнито, разумеется), - или вон та статуя в розовом мраморе, обрати внимания, вылитая Галатея.
Вот почему я люблю ездить в Крым? Из-за женщин, здесь буквально рай для такого эстета как я. Еще бы поснимать их в стиле ню.
Про ню Леночка ничего не слышала (и про многое другое, о чем он говорил), но переспрашивать не стала. Какая разница, что это слово обозначает, она тоже с удовольствием разглядывала полуобнаженных девиц и мысленно сравнивала их с собой. Три ноль, не в ее пользу, и что? Находится в обществе такого необычного мужчины, ей льстило как девушке, хотя в поезде и воротила от него нос. И чем это объяснить? Открытым пространством, солнцем, близостью моря? Леночка не знала ответа, и не хотела знать.
А море, плескавшееся в двух шагах от нее, предупреждала о том же, о чем говорила цыганка - об опасности. И уже не нашептывало даже, а неистово вздымало перед ней волны и захлебывалось от пены: " Не смей!", но Леночка еще плавала в облаках, придумывая продолжения этой истории.
- Это недалеко друг от друга,- заливался соловьем татуированный черт,- за один день успеем, а потом в театр на "Тамару и демон". Ты когда-нибудь была в опере, Леночка? И Лермонтова не читала? Ничего, наверстаем упущенное, про вечного жида расскажу, одна из любимейших книг Пушкина, "Мельмот скиталец" называется. Ты когда уезжаешь?
- Через два дня, тетя Фая настаивала на парикмахерской.
- Парикмахерская-то зачем?
- Прическу сделать.
- Начес что ли? Не соглашайся. Они тебе там последние волосы выдерут, будешь потом лысая ходить. У тебя нормальные патлы, как у хиппи, сейчас это модно, между прочим.
И тут Леночкины сомнения перешли в полную уверенность, что над ней издеваются и держат за дурочку. Да он просто развлекается от нечего делать и убивает время. Модные дамочки, видимо, ему не по зубам, отпугивает своими татуировками, вот и прицепился к малолетке, а сам-то, сам-то с залысинами уже, и глаза как-то странно поблескивают, особенно, левый.
- В левом глазу у меня хрусталик стоит,- тут же отреагировал он,- катаракта.
Теперь я Леночка, наполовину киборг, робот по-вашему.
Киборг и поставил в Леночкиных сомнениях точку. Киборг и патлы. Чары окончательно развеялись, и она с удивлением обнаружила рядом с собой косоглазого дядьку, с наметившимся животиком, предлагающего ей вкусить надкушенное яблочко. Прямо как змей из рая. Ни стыда, ни совести. Море за спиной вздохнуло с облегчением, в надежде, что девчонка опомнилась и вернется в ее лоно, но оно ошиблось. Желание сохранить прическу пересилило желание искупаться в последний раз, и на свидание Леночка не явилась.
Может она и упустила свой шанс попасть в будущее, но никогда не жалела, что поверила в предсказание цыганки.