Аннотация: Несколько миниатюр. Каждая об одном чувстве.
Он осторожно накрыл ее шкурой. Красный цветок почти прогорел. Это значит, что скоро сюда пожалуют хищники. Ему стоит уйти. Эта женщина уже потеряна для племени.
Жаль, конечно. Когда деревья цвели - она приносила больше всех ягод. И потомство слушалось ее лучше, чем остальных самок. А теперь она умирала. Ведь умирала же! И угораздило же ее нарваться на берлогу большого бэра.
Он должен уйти. Вот только на берлогу она нарвалась не без причины. Он отстал от остальных охотников племени и не смог вернуться к пещерам до темноты. Мерз в дупле огромного дерева и понимал, что возможно, не переживет эту ночь.
Ее отец был лучшим охотником раньше. Он научил ее читать следы. И она не забыла эту науку. Взяла лепесток красного цветка от общего костра и пошла его искать. И нашла. Принесла ему горячий цветок, так необходимый этой ночью. А потом пошла искать еще палок, чтобы покормить лепесток, и чтобы он расцвел. И нарвалась на берлогу. Бэр даже не проснулся. Просто конвульсивно дернул лапой.
Он нашел ее позже. Она еще дышала. Он тоже тяжело ковылял подвернутой ногой. Белые колючки, что падали с неба, больше не таяли на его коже - так он замерз. Но он отдал свою шкуру ей, ведь иначе она умрет. Он должен бы уйти. Пока лепесток не истаял совсем. Но не мог. Она принесла лепесток. Она искала его. А когда на небо вернется большой желтый круг, все племя отправиться искать их обоих.
Он должен бы уйти. Тогда хоть один из них выживет наверняка. Должен уйти и унести красный цветок. Но он останется. Ведь их найдут. Найдут, и все будет хорошо. Он останется.
Его называли Царем Иудейским. Сейчас этот человек шел по улице. Шел, совершенно не боясь толпы, которую только что усмирил всего лишь фразой. Избитая Мария ковыляла за ним, дрожащей рукой держась за него.
Молодой мужчина, стоявший у входа в свою лавку, никогда не видел, чтобы чьи-то глаза, а тем более глаза проститутки, выражали такую... Даже сложно сказать. Такой свет. Хотя...
Он обернулся и посмотрел на молоденькую женщину, что спокойно штопала ткань, слегка сгорбившись на стуле. Как будто почувствовав его взгляд, женщина подняла голову. В ее глазах искрились отголоски такого же света. И ему этот свет нравился больше. Намного больше. Свет в глазах Магдалены немного пугал. Он казался неестественным. Не человеческим. Слишком возвышенным. Свет в глазах его жены был земным и спокойным. Человеческим. Теплым. Родным. Он должен сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Должен. Нет. Не так. Он хочет сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась!
Мужчина с тоской покосился на толпу, которая начала расходиться. Ну конечно! Кому нужен их товар?
Магдалена остановилась и обернулась. Подошла к прилавку. Сняла с себя кольца, браслеты, серьги. Протянула ошеломленному торговцу. А потом молча взяла с прилавка самый дешевый, но широкий платок и покрыла им голову. Ее прекрасные, длинные волосы скрылись под вышитой руками его жены тканью. Молодой тощий мужчина с серьгой в левом ухе, Искариот кажется, тоже слегка улыбнулся, взяв с прилавка кусок белой мягкой ткани, и протянул его Марии. Магдалена приложила его ко вновь закровившей губе. А потом они ушли.
Мужчина трепетно поглядел на золото в своих руках.
Герцогиня смерила рыцаря холодным взглядом. Великий воин. Победитель турнира. Мужчина тяжело дышал, сняв с себя тяжелый шлем. Его сквайр уже увел его коня. Рыцарь стоял у трибун и смотрел на герцогиню. Пот капал с его волос и попадал ему в глаза, но он боялся моргнуть.
Это в ее честь был устроен турнир. Да, барон местных земель любит показать свое богатство.
Рыцарь ждал, наклонив голову. По правилам - победителем будет считаться тот, кого герцогиня наградит своей милостью. Рыцарь ожидал от нее какого-нибудь знака расположения. Обычно это была небрежно брошенная с трибун лента из прически, или батистовый платочек.
Герцогиня встала. Прошла вдоль трибуны. В наступившей тишине было слышно, как завывает ветер. Она ступила на стоптанную площадку ристалища.
Глаза рыцаря изумленно расширились. Герцогиня приближалась медленно и степенно, брезгливо подобрав юбки. Когда она поравнялась с рыцарем, он даже дыхание затаил от напряжения.
Она даже не удостоила его еще одним холодным взглядом. Просто прошла мимо. Не стесняясь ничего и никого, опустилась на колени перед проигравшим рыцарем. Сама, белыми, изнеженными ручками стянула с него шлем. Достала белый батистовый платочек и вытерла его лицо от пота и крови. Едва слышно прошептала: "Ну и чего ты этим добился? Что доказал?" Он не мог пошевелить разбитой челюстью, чтобы ответить. Он ответит ей позже. Сейчас ответ крутился в его голове. Но, кажется, она увидела ответ в его глазах. А он видел ее ответ в ее поступке. Он выиграл турнир. Герцогиня наградила его своей милостью.
Долохов изумленно покачал головой и машинально дернул себя за кончик уса. Когда он в прошлом году оставлял раненного французского мальчишку у Нюшки, он и понятия не имел, как все обернется.
Анюша была дочерью местного лесничего. Когда ее отца убили лягушатники, девица чуть не умерла с голоду. Но партизан Долохова приютила. А с тех пор и кров им давала постоянно, и награбленное с французских обозов хоронила.
Теперь он явился забрать у нее лишний рот. Да и негоже молодухе под одной крышей с парнем жить без присмотру. Да кто об этом думает в войну-то. Анюша тепло улыбнулась французскому жабенышу:
- Ну вот. Видишь, как хорошо! Вернешься к своим мазелям-королевам скоро. И не вспомнишь, как тебя шашка именная по ребрам гладила!
- None! Я стоять место. Энн! Я не ходить ты. Понимаешь? Я не могу ходить... А потом добавил что-то длинно по-французски. Долохов нахмурился и не стал ей переводить.
Да только это и не надо было. Француз сказал, как мог, но Анюша поняла. Сердцем поняла: "Нет! Я останусь здесь. Энн! Я не уйду от тебя. Понимаешь. Я не могу уйти..."
Долохов еще сильнее хмурился, потому как понимал. Не уведет он отсюда лягушонка. А если попытается, они оба мертвыми лягут.
Но батюшку он сюда приведет, и поженит как надо. А то негоже! И это его долг теперь. Ведь это он к девке несмышленой черноглазого лягушонка привел. Ну, а то, что лягушонок смазливый еще и честь по чести остаться с ней решил... Что же с того?
Жанна открыла окно и сорвала с козырька подоконника сосульку. Тут же сунула ее в рот. Зажмурила глаза. Если подключить воображение, то можно представить, что это Игорь подарил ей петушка на палочке.
Девушка медленно, очень медленно открыла глаза. Так же медленно, руки ведь дрожат вполне ощутимо, закрыла окно. Оглядела свою комнату.
Пусто. Все, что можно было продать, она продала еще тогда, когда еда стоила чуть меньше, чем жизнь человека.
Кровать. Стул. Стол. Буфет. Все, что осталось. А в буфете уже нет хрусталя и фарфоровых кукол. Только два письма лежат.
Спрятать бы их надо. Если кто найдет, неважно кто, расстреляют на месте.
"Жанка! Девочка, я добился! Теперь я вам еду повезу! Протапоров вчера на мине подорвался. Плохо. Но, зато я стал лейтенантом. Теперь меня назначили обоз в "блокадный" везти. Уже завтра! Представляешь?! Завтра я по льду поеду! Обещаю, я тебя с рук покормлю! Досыта!!! Обещаю, Жанка! Дождись!"
"Жанна... прости... Игорь очень ждал завтрашнего дня. Я это письмо из нагрудного кармана вытащил... У сердца лежало... Прости, я не сберег его... А! Что толку? Не сберег? Кто бы меня сберег, кроме мамкиных молитв?!
Прости. Ты должна это письмо получить. Я не лейтенант, и везти обозы мне не доверяют. Доверили бы - я бы сам тебя с рук кормил. Как он хотел. Но не могу... А помнишь?... Я за косы тебя в третьем классе таскал... И он тоже... Ты уже прочитала его письмо? Видишь, как он хотел, чтобы ты выжила? Ты живи. Пожалуйста. Живи... Я... Мне больше нечего сказать... И написать... Живи. Война кончится..."
Жанна стояла у окна зажмурившись. Два Игоря. Два лучших друга. Один любил - и сказал перед смертью. А второй - все еще жив. Оба ее за косы таскали. А теперь - она одна, у окна, в блокадном Ленинграде. Живот от голода сводит.
Второй в сырой земле червей кормит. Да в раю за нее молитвы отбивает.
А третий... Все еще жив. Убивает. Проливает чужую кровь... Думает о ней...
БОЖЕ! Хоть бы живым вернулся!!! И выживет Жанна, все отдаст... Хоть бы вернулся... Живым...
Плохо, когда смерть рядом. Еще хуже, когда умер кто-то, кто много значил для тебя. Дима для нее много значил. Вместе росли. Правда, последние полгода не общались... Ну и что!?! Зато он ей в детстве конфеты приносил. И в школе за одной партой с ней сидел...
А теперь только память...
- Вера...
Она повернула к нему голову. Колька.... Такой взгляд у него... Усталый и внимательный... Ну, еще бы! Это же Колька! Он весь вечер курсовую писал... Программист... Тяжело... И за нее переживает сильно... А она... Неблагодарная. Он устал, у него свои проблемы... А она нежится в его сочувствии и понимании. А ему что? Кто его поймет? Посочувствует?
- Вер, пойдем спать.
Она кивает. Конечно. Уже пора. Вот только она не сможет уснуть. А если уснет, то ей приснится Дима... И она проснется с испуганным криком.
Коля, не раздеваясь, растягивается на кровати. Смотрит на нее спокойно. Протягивает руку и притягивает к себе.
Лежат рядом. Она чуть выше. Видит, как в лунном свете, и свете от монитора чуть поблескивает его серьга в брови. А он перебирает пряди ее крашеных волос. Они чуть-чуть цепляются за его кольца, но она молчит... А потом:
- Коль... Спой мне...
Он молчит.
Потом раздается тихое: "М-м-м-м-м... И молчаньем стену сломаю... М-м-м-м... И увижу, куда путь нам лежит... М-м-м... Поутру сновиденьем растаю... М-м-м..."
А она уже спала. Крепко и спокойно. Впервые за много дней. А во сне:...
"Хм... Мне нравится его голос... Могла бы слушать вечно... Интересно, ему понравится смотреть, как я танцую?...."