Аннотация: Некоторые размышления о том, что происходит в отечественной фантастике.
Новый Заратустра, или О проходящих мимо
Однажды Заратустра возвращался окольным путем в свои горы и в свою пещеру. И вот неожиданно подошел он к вратам большого города, чье сверкание, великолепие, благоухание садов и шум бойкого торжища привлекли Заратустру, ибо устал он и желал отдохнуть. Но тут бросился ему навстречу бесноватый шут, узнавший Заратустру, и, брызгая пеной и слюной, воззвал к нему:
"О, Заратустра, здесь большой город, но нельзя тебе входить в его врата, ибо ничего здесь не приобретешь, но все потеряешь!"
"Он не выглядит так страшно, - заметил Заратустра, опускаясь на камень. - И люди, входящие в его врата, не отличаются ничем от жителей других городов. Здесь я найду себе пристанище на ночь".
"Нет, Заратустра, нет, - бесновался шут. - Город сей называется Фантастикой и населяет его некогда избранный, но теперь проклятый народ фэнов.
Когда-то правители его - мэтры - мудро правили своим народом, и стоял город на пересечении путей богатых караванов мыслей, идей, выдумки.
Когда-то правители щедро одаривали своих подданных пищей духовной, и золотой осел был накрепко привязан в своем стойле, а пасть его стянута кожаным шнурком, дабы не возмущал он народ своим отвратным криком.
И были среди правителей три великих мудреца, пред которыми преклоняли колени не только фэны и мэтры, но и правители городов, лежащих поблизости.
Ибо один из них открыл дорогу в волшебную страну и принес оттуда множество чудес; ибо другой увидел, что глубок океан и разумен, и разговаривал с ним как равный на непонятном языке посвященных; ибо третий одинаково владел обеими руками и мог сразу писать две различные книги, и скармливал золотому ослу столь горькую пищу, что фэны хлопали восторженно в ладоши и презирали торжище.
И были фэны гордым, сильным и свободным народом, хотя имелся у них могущественный враг - Темная Империя, чьи воины не раз осаждали Фантастику, пытаясь смести славный город с лица земли.
Тот, кто трусил, нещадно изгонялся прочь; тот, кто предавал, без жалости вешался на городской площади, и даже вороны брезговали клевать их трупы.
Но проходили времена, и старились мэтры. Рассыпалась в прах Темная Империя; никто и ничто не угрожали городу; и даже золотой осел получил свободу.
Умер первый правитель, и горе фэнов было столь велико, что отказались они предавать тело великого мудреца земле, содрали и засолили его кожу, а останки разорвали на амулеты, ибо верили, что их чудодейственная сила вновь откроет врата в волшебную страну.
И каждый получил право влезать в просоленную шкуру первого мэтра, корчить ужимки и строгать грубые поделки, обряжаться в нелепые наряды и объявлять о том, что именно он нашел утерянный путь в волшебную страну.
Умолк второй правитель, ибо фэны требовали простого, а разумный океан казался им чуждым и далеким, слишком мрачными были чудеса бездны, слишком пристальным ее взгляд, и боялись фэны погружаться в ее воды.
Отступил океан от города, оставив на покинутом ложе лишь смрадные лужи грязи, переполненные гнусными червями с ласкательными человеческими именами.
И лишился руки третий мэтр, и мир потух для него; стал он печален и мягок, и не раз видели его у стойла золотого осла, где последний мудрец грустно качал головой, разглядывая животное, словно раскаивался в том, что кормил золотого осла чересчур горькой пищей.
И лишь золотой осел гордо вышагивал по городу, поедал цветы и испражнялся на мостовую.
И ряды почитателей осла ширились, и вот уже с удовольствием слушали фэны его рев, гладили его шкуру, кормили фруктами, погружали руки в зловонные испражнения и объявляли их благоуханными.
А некоторые ночью тайно подбирались к стойлу и совокуплялись с грязным животным, ища вдохновения и славы.
И то, что ты видишь, Заратустра, уже не тот славный город, что влек и манил; теперь это осажденная крепость, только осаждают ее изнутри, не давая пути караванам, и не впуская никого, кто осмелится претендовать на его былую славу.
Однажды пришел к вратам города странный человек, объявивший себя Неизвестным Наследником, Искателем таинственной женщины и Повелителем радуг, но был изгнан с позором.
Никого не впускают сюда, чье лицо недостаточно просто и внушает подозрение фэнам; никого не выпускают отсюда; да если бы и сбежал кто-то, то куда бы пошел он? кто бы принял отпрыска столь презренного рода?
Теперь не воины нужны, а - скоморохи; теперь каждый сам себе правитель; теперь требуют только свободы и счастья, как будто свобода может ужиться там, где есть счастье!
Теперь лишь съедобное объявляется достойным поклонения, и книги пробуют, словно пироги и котлеты, оценивая их на вкус языка, на мягкость переваривания желудком и на легкость испражнения".
Так вещал бесноватый шут, и не было бы конца его обличительным речам и потокам безумной пены, если бы Заратустре не надоели его причитания.
Подобрал Заратустра камень и швырнул в бесноватого, разбив тому голову.
И возопил шут:
"За что, Заратустра, ты калечишь меня?! Разве не обличаю я это скверное пристанище самого гнусного порока, заслужившее мучительной гибели в огненном столбе?! Даже фэны остерегаются швырять в меня камни, боясь острого языка моего!"
И рассмеялся Заратустра.
"Ты сам себя выдал, бесноватый шут! Твои ужимки не стоят и гроша, потому что ты знаешь, что никто не посмеет и пальцем тронуть ту зловонную кучу дерьма, коей ты и являешься! Что проку в твоих речах, если ты не готов умереть за них?
Разве ты не знаешь, шут, что бессмысленно обличать смердящий труп, каким стал сей город? Оставь мертвечину падальщикам и трупоедам!
Забудь о мудрых правителях, шут, и спроси прежде самого себя: что же сотворил ты с собой, если до сих пор живешь на погосте?
Чужой труп не интересен, свой же - отнюдь. Славное племя фэнов не заметило своей смерти, что же теперь вопить проклятья небесам?
Но такое поучение даю я тебе, шут, на прощание: где нельзя уж любить, там нужно - пройти мимо!"
Тут в городе ударил траурный колокол, заглушая звуки торжища, и шут испуганно вскочил на ноги.
"По ком звонит колокол? Неужели и третий правитель скончался?" - запричитал бесноватый.
И сказал Заратустра, уходя:
"Ты спрашиваешь, по ком звонит колокол? Он звонит по тебе, мертвый фэн!"