- Россия движется походкой хронического пьяницы. Её шатает из Европы в Азию, как алкаша. Россия и есть эти невменяемые телодвижения на полусогнутых. Хронический алкоголизм в динамике. Есть смысл говорить об особенном поддатом пути всей постсоветской Восточной Европы.
- Нет людей слабых, есть те, кому удобно быть таковыми и те, у кого нет выбора.
- Бродский показал, что можно сделать из русского языка с помощью только одной ноты, одного только интонационного напряжения. Вся судьба его впоследствии оправдала и благословила эту интонацию, аккомпанировала всеми присущими ей инструментами обстоятельств. Или наоборот, кто знает.
- Что манит к Бродскому прежде всего: наличие редкой, для времён после Сталина, ярко выраженной изгнаннической судьбы. Красивая несчастная судьба. Не в последнюю очередь именно ей Бродский обязан своим особливым местом в изящной русской словесности.
- Сокуров "В круге втором". Человек, как явление неорганической Природы, кость от геологической кости. Смерть - явление, прежде всего, геологического порядка. Каждый из нас за секунду до крушения в косность, в минералогию. Человек превращается в ландшафт.
- Воронежский Мандельштам в плотную приближает к себе вещество мира, он пытается рассмотреть его внимательную атомную структуру. У Мандельштама развилась особого рода поэтическая близорукость. Ему был присущ чувствительный воронежский прищур. Близорукость, как художественный приём. Платонов же приближает к себе не саму материю, а слово о ней. Он более пристально смотрит не на мир, а на Логос его обозначающий. Мир, описанный Платоновым, имеет очень косвенное отношение к реальности - он намалёван. По сути всё, что он делал - мультипликация.
- Наличие цензуры парадоксальным образом утяжеляет значение художественного слова. При помощи (звучит достаточно нелепо) цензуры оно становится значительней, весомей, сокровенной. И наоборот отсутствие всякой цензуры во многом обесценивает его, делает изящную словесность более легковесной и обезжиренной. Поэтому-то так велик, почти сакрален, авторитет литературы в государствах с тоталитарным режимом.
В современном Западе поэзия не носит рубища великомученицы, она унижена отсутствием цензуры. Вседозволенность значительно понижает её градус. Буржуазное равнодушие вот, что способно убить поэзию, а не прессинг автократов.
- Если бы изгнанничество постигло вполне конформистского Евтушенка, или диковинного Вознесенского, или Ахмадулину неизвестно ещё каким бы образом это отозвалось на общей иерархии в головах русскоязычной читающей публики. Вполне возможно, что пирамиду авторитетов пришлось бы основательно перекраивать под параметры нового верховного иерарха.
- Православный мир изначально был не в состоянии конкурировать с миром западным, католически-протестанским. Повторись всемирная история с нуля, она бы двигалась тем же самым принципиально-неотличимым путём, в котором мир православный и византийский остался бы на позициях аутсайдера.
А то, что Запад был несколько агрессивен по отношению к христианским странам Восточной Европы, есть вполне простительное и естественное следствие неконкурентноспособности государств восточного обряда. Просто нецелеустремлённое и бесформенное византийство не оставило Западу иного выбора.
- Поэтический дар Высоцкого, на мой взгляд, сильно преувеличен. Его стихи без харизмы его личности очень теряют. Они не самоценны и не самодостаточны. Подобное же произошло, на мой взгляд, и со стихами позднего Бродского, они перестали звучать сами по себе, без обаяния его судьбы.
- Главный и самый большой талант Высоцкого - это он сам, как личность, как выпуклая индивидуальность. Аура его личности, как волшебная палочка, преображала всё к чему Высоцкий прикасался. Это удел всех крупных духовных единиц, это их плюс и в тоже время это их минус.
Что бы читать позднего Бродского надо предварительно знать кто он? что он? и с чем его едят, иначе уйдёшь не солоно хлебавши.
- Наша цивилизация "заточена" под женщину, как главного потребителя материальных благ. Капитализм смотрит на окружающий мир, словно это барышня, которой можно что-то втюхать. Цивилизация явно женского рода и прекрасная половина чувствуют себя в ней, как рыба в уверенной воде, то бишь в своей законной стихии.
- Во времена благосклонного потребительства мужчины естественным образом "голубеют". Ведь одно из основных отличий, так называемого, натурала от гомосексуалиста (разумеется, если не вдаваться в интимные подробности) это чисто женская страсть последнего к изысканному стяжательству и шопингу. Само собой, что это заметнее, прежде всего, в странах сытого изобилия, где место под солнцем не требует реального физического напряжения. Цивилизация провоцирует сдвиг мужской половины населения в голубую часть спектра.
- Женщина противостоит времени, она ему сопротивляется лоб в лоб. Она всецело в настоящем, в сиюминутном, в действительности. За тысячу лет не было ни одной великой женщины историка. Относиться с таким вниманием к истории, как это делают мужчины, значит, в определённой степени сдаться времени на милость, капитулировать перед ним, признать над собой его безоговорочную и вполне законную власть.
Женщина антиисторична, она имеет глубокий античный оттенок. Женская история это семейный альбом, на фотоснимках которого эпоха со всеми её неумолимыми трагическими перипетиями и катавасиями фигурирует в качестве неотчётливого заднего плана, размытого и расфокусированого общего фона.
- Наверное, отсюда же произрастают ноги женского равнодушия к фантастике, ведь фантастика это та же история, только наоборот. Большинство представительниц прекрасного пола подсознательно пытаются оградить себя от вида всякой перспективы, от взгляда, как в будущее, так и в прошлое. Им это неинтересно. Все женщины родом из древней Греции текущего момента, они обеими ступнями стоят на незыблемой (как им кажется), эллинистической почве сегодняшнего дня.