Аннотация: Экзистенциализм и порнография. Роман О.Н Шкуропацкого "Паноптикус". Что сие означает и с чем его едят
Текст с отрицательным главным героем читать очень нелегко - раздражает, и роман Шкуропацкого "Паноптикус" тому наглядное подтверждение. При желании в этом романе можно усмотреть продолжение не самой популярной у нас, де садовской традиции. Всё тот же мрачно-изысканный, кроваво-порнографический антураж с налётом шокирующей будуарной философии. Но это не порнография, нет, или вернее, далеко не только одна порнография. Хотя, бесспорно, определить жанровые рамки подобного произведения представляется мне делом весьма затруднительным. Здесь тебе и готика, и эротика, и научная фантастика, и философское эссе, и сюрреализм. Короче говоря, полнейший разгул эклектики - винегрет ещё тот. Автор не скупился на ингредиенты, размашисто замешивая всё это в одно небольшое, рисковое и раскованное полотно. Конечно Шкуропацкому далеко до лавров маркиза де Сада, но, согласитесь, в русской словесности не так уж много примеров текста, вписывающегося в подобного рода маргинальную традицию. И это делает книгу особенно интересной, подобно экстравагантному экваториальному цветку, вдруг вылупившемуся на посконных ветвях среднерусской берёзы.
Итак, Шуропацкий Олег Николаевич роман "Паноптикус". Вот ссылочка для тех, кто всё-таки рискнёт заглянуть на его страницы http://samlib.ru/s/shkuropackij_o_n/. Уже в слове от автора Шкуропацкий честно предупреждает: "Роман навеян работами Гигера. Предупреждаю, книжечка не для слабонервных: гнусная, гротескная, на грани фола, и даже (Господи, прости мя грешного) с дурным порнографическим душком - мерзость, а не книженция. Кому не стукнуло шестнадцать - нафиг с пляжа." Более того, в аннотации к произведению он позволяет себе намекнуть: "Даже люди, оказавшись в этих местах, с лёгкостью превращаются в монстров. Не цари природы они здесь, а подданные своего подсознания, и не царствуют, сидя на резном средневековом троне, а раболепствуют перед собственной подноготной." Внимательный читатель обречён сразу же насторожится и, как минимум, почесать свой учёный затылок, мол не к добру всё это, ох не к добру. И таки точно - не к добру, автор-то оказывается не шутил, книженция-то действительно мерзость. Так может и говорить нет никакой необходимости, мерзость да и мерзость, что мы мерзости никогда не видели что ли, одной мерзостью больше, одной - меньше, плевать. Но оказывается, не всё так просто. Эта мерзость не боится прослыть сама собой, а это уже интригует.
Автор в своём ответе на комментарий уверяет нас, что сотворил гнусную вещь намерено, что написание подобной отталкивающей книги входило в его задачу. Вот что он пишет: "А вам не приходило в голову, что это не просто так, что я целенаправленно добивался такого эффекта, что я сознательно хотел написать "омерзительную" вещь. И судя по вашему отзыву - у меня получилось. Если хотите, то это стилистический приём, художественный метод. Неужели вы думали, что роман, навеянный работами Гигера, может быть чем-то вроде сладенькой кипяченой водички." Так вот оно что, значит это не просто патология и не просто безвкусица, это патология и безвкусица идейная, с глубоким, надо думать, философским подтекстом. И в чём же цель подобного произведения? А давайте попробуем это выяснить вместе. Но чтобы выяснить это, придётся раскрыть некоторые карты сюжетной колоды, так сказать, предаться греху спойлерства.
Скажу сразу, сюжет прост, как дважды два, я бы даже сказала - банален. Вот вы видели когда-нибудь мокрицу, согласитесь, насекомое гнусненькое, но представьте себе, что кто-то потерял голову и в эту самую мокрицу влюбился, как пишет Шкуропацкий "втюрился по самое темечко". Так вот, что-то подобное и происходит на страницах данного романа. Происходит любовь между человеком и мокрицей, только роль мокрицы здесь исполняет другое гнусное существо - ксеноморф Гигера, удачно воссозданный Ридли Скотом в небезызвестном фильме. Да, да, вы не ослышались, на страницах книги разгорается страстный роман между человеком и чужим, причём говоря "страстный", я имею ввиду то самое, что обычно имеют ввиду, употребляя это слово, то есть страстным в буквальном смысле. Попросту говоря, на страницах данной книги человек и чужой трахаются, как кролики. Неправда ли, читатель, сама идея подобных отношений не лишена налёта отвратительного, и Шкуропацкий всеми имеющимися в его арсенале средствами только подыгрывает заглавной музыкальной теме. Он описывает сию "любовь" во всех недвусмысленных технических подробностях, стараясь нас заверить что это самые искренние и самые горячие чувства, на которое только способны наши нетривиальные любовники. Он нас уверяет, а мы ему, разумеется, не верим. Невольно создаётся впечатление, что автор немного того... переборщил с гротеском.
Вы скажите, что это (Господи ты Боже мой) обыкновенная порнография, патология, зоофилия и прочие нехорошие явления того же порядка, и конечно же будете правы, потому что формально так оно и есть. Но не это должно нас интересовать, нет не это. В конце концов, кого сейчас удивишь порнографией, или патологией, или зоофилией - ровным счётом никого. Нас должно интересовать, собственно, зачем, оправданно ли и что за этим прячется. Стоило ли городить огород или ни хрена не стоило. Вот что должно нас, прежде всего, интересовать.
Итак, на страницах книги разгорается страстный роман между чужим и человеком, неким Людцовом Владиславом Адамовичем, любовником, а по совместительству кибернетиком космического корабля "Экзис", рухнувшего по неизвестным причинам на планету ZH-5019 (явная дань уважения фильму Ридли Скота). Кстати все имена собственные в тексте даны не просто так, а с умыслом. Например, "Экзис", насколько я понимаю, это сокращённое от "экзистенция", то есть "существование". Сам главный герой тоже не просто так Людцов, его фамилия - производное от украинского слова "людина", то есть человек, только не совсем человек и не вполне людына, а именно Людцов, как бы недочеловечек. И, наконец, Ева Браун, роль которую виртуозно потянул на себя ксеноморф местного происхождения. Как вы понимаете, это имя тоже не просто так данное. Как ещё назвать любовницу нашего недочеловечка, фюрера с ноготок. Согласитесь, неслабая триада вырисовывается и чувства, которые бурлят при этом тоже нехилые. А ведь ещё есть и четвёртый персонаж, также далеко неслучайный, Ирина Скрински - бывший капитан "Экзиса", а в настоящем своём положении сексуальная рабыня, узница концлагеря на потребу дня, "бухенвальдочка" под капельницей питательного раствора. Тут даже не треугольник получается, а цельный любовный квадрат, геометрическая фигура мучительного экзистенциального поиска.
Ну хорошо, а смысл-то в чём, из-за чего весь сыр-бор, на кой хрен возведена вся эта хитроумная порнографическая конструкция? Сейчас попробуем разобраться. Во-первых, здесь явно просматривается мотив расчелвечивания, он прямо лезет читателю в глаза. Особенно это очевидно в диалоге главного героя с обыкновенным человеком, "мерзким" профессором Шариевым. Людцов буквально содрогается от отвращения к нему: "Как можно такое уважать и относится с пиететом? - думал про себя Людцов, внимательно наблюдая за своим подопечными. - Старается старичок. Неужели через двадцать лет и я превращусь в ЭТО, в дряблую развалину на куриных ножках? Человек - это чудовищно". Да уж, Владислав Людцов позволил себе расчеловечиться, побыть немного иным, и его, так называемая, любовь к ксеноморфу Еве Браун - это лишь повод ещё глубже погрузиться в пучину инаковости. Кибернетик сознательно третирует в себе всё "родненькое", человеческое и делает это как бы в пику всей цивилизации. Но оказывается быть немного другим нельзя, так же как нельзя быть немножко беременным. В данном случае "немножко" и "чуть-чуть" не проханже. Став на этот путь ты даже помимо своей воли, расчеловечиваешься до конца, невозможно застыть в промежуточном состоянии, быть и там и там, получеловеком-полухренегознаетчем. Этот путь - наклонная плоскость, на нём не удержишься посредине, обязательно соскользнёшь на самое дно. Любовь Людцова и Евы Браун и есть такое дно, причём как для него, так, по всей видимости, и для неё. Они сладостно барахтаются в гнилостных отложениях этого дна, думая, что сие и есть настоящая любовь и настоящие чувства. И тут, мне кажется, осталась недоработанной линия Евы Браун. Ведь если представить, что она равная партнёрша Людцова, а автор на это намекает, то и её должны обуревать какие-то побудительные мотивы, то и она обязана что-то чувствовать по этому поводу. Но для нас это так и остаётся тайной за семью печатями. Было бы интересно узнать, что ощущает чужой совокупляясь с хомо сапиенсом и что это значит для него - расксеноморфится. Но на данную тему Шкуропацкий слишком не распространяется, скупясь на подробности, говоря об этом очень схематично и как бы между прочим. Оно и понятно, трудно, а то и вовсе невозможно, представить себе мысли и душевные движения ксеноморфа. Чужой чаще всего дан нам через не слишком качественную оптику влюблённых глаз Людцова. Чисто спекулятивный подход: так гораздо безопаснее и гораздо проще.
Да, совсем забыла, в этом экзистенциально-порнографическом пространстве есть ещё один немаловажный персонаж - андроид Еремей, который сыграет в судьбе нашего протогониста весьма внушительную роль. И здесь просматривается ещё одна линия поведения, не такая жирная как первая, но по-своему тоже очень весомая - линия очеловечивания. В эту линию, с разных её сторон, вписываются, как и окультуриваемый Людцовым ксеноморф, так и откровенно алчущий стать человеком андроид. Если Ева Браун очеловечивается невольно, так сказать, способом диффузии, заразившись человечностью, как венерической болезнью, через соитие с Людцовым, то андроид Еремей движется к этому целенаправленно и по собственной воле. Да, тут, пожалуй, не надо забывать, что для чужого, человек - это яма в которую он добровольно свалился и падает, стараясь достичь в человеке собственного дна. Для Евы Браун расксеноморфится значит в какой-то степени стать похожей на человека, но это ни в коем случае не облагораживание натуры, ибо думать так означало бы думать слишком по-человечески. Хотя Людцов и играется в благородного аристократа, в маркиза де Людцова, но благородством здесь и не пахнет. В аристократизме его привлекает, прежде всего, возможность более глубокого падения и он это осознаёт. По-моему, нечто подобное обязана чувствовать и Ева Браун. Для неё человек это звучит не гордо, вовсе нет, а скорее наоборот.
Однако, то что справедливо для ксеноморфа, совершенно неважно для андроида. Для него человек это эталон, образец для подражания. Он просто желает быть человеком, очеловечивание для него цель существования, и на пути к этой цели он упирается всё в ту же глухую проблему, в проблему преодоления себя. И для человека, и для ксеноморфа, и для андроида проблема преодоления себя стоит ребром и каждый из них пытается решить её при помощи секса. Это при том что и Еремей, и Ева Браун понятия не имеют что это такое и с чем его едят, оба они - существа в априори бесполые. И андроид, и чужой занимаются сексом исключительно по причинам экзистенциального характера и никакого удовольствия при этом они, разумеется, не получают. Секс для них экспериментальный препарат, используя который, они намереваются выйти за пределы собственной природы. Автор "Паноптикуса", может сам того не осознавая, задаётся очень странным, на первый взгляд, вопросом: что такое секс для бесполого сознания? И есть ли в нём хоть какой-то смысл? И читая роман, ответ напрашивается сам собой. Для бесполого сознания секс - это попытка выйти за пределы себя, способ себя переиначить, покинуть собственные границы. Это грязный эксперимент над собой.
Андроид, занимаясь сексом, пытается причастится к человеку, вкусить от его грешной сути. Но фокус-покус не получается, это даже не секс, а чистое надувательство. Такое чисто механическое понимание секса ни к чему не приводит. Ни Еве Браун, ни Еремею эти акробатические упражнения ничего не могут дать, они пусты изнутри. Нет главного, нет алхимии. Первым это понимает андроид, его совокупления с Ириной Скрински терпят полнейшее фиаско. Оказывается, свою природу нельзя изменить механически, посредством внешнего воздействия. Сущность, при всём желании, не меняется из вне. Быть бесполым и пользоваться сексом для своих внутренних нужд не имеет смысла, это тропинка никуда не ведёт, это бег на месте, вернее - секс на месте. Простейшая, лишённая жизни моторика. И именно в этом трагедия и робота Еремея и ксеноморфа Евы. Они совокупляются абсолютно бесполезно, секс имеет значение только для людей. Но в отличии от ксеноморфа, который продолжает трахаться с Людцовым до конца, несмотря на очевидную бесполезность для себя подобного занятия, андроид сумел отыскать обходной путь и вырваться за рамки своей природы. Этот обходной путь можно определить как путь абсолютного зла. Причиняя человеку вред, Еремей сумел пересилить свою исконную суть, выйти за рубеж своих алгоритмов. И это ещё одни акцент романа: андроид может стать человеком только во зле. Автор говорит, что зло единственный шанс переродить себя. От себя же могу только добавить: зло - это шанс лишь для добреньких, например, для андроида, но не для Евы Браун, для неё этот путь заказан. Палач не может качественно изменится, увеличивая только количество своих жертв, это было бы слишком просто, ему нужно диаметрально поменять знак прилагаемых усилий. Для палача способ себя изменить находится целиком в плоскости добра. Только противясь своей натуре, можно себя пересоздать, потакание ей ни к чему кардинальному, кроме наслаждения, не приводит. С Людцовым произошла всё та же история: ударившись во все тяжкие, он расчеловечился, но потому только, что изначально был хорошим малым. Вот что он вспоминает: "С самого розового детства сверстники мной помыкали, чьмарили меня нещадно, считали ссыкуном и заучкой, и я их понимаю, они был правы: как не унизить человека, который на это напрашивается, который для этого специально создан."
В книге есть ещё один персонаж, достаточно неоднозначный в плане сексуальном - это Ирина Скрински. Она поочерёдно занимается сексом то с человеком, то с роботом. Людцов брал её насильно, как доставшийся на поле боя трофей, а Еремея, судя по тексту, она искусила сама, в качестве весьма сомнительной мести. Ирина Скрински - фатальная дева в униженном положении, женщина-вамп, превратившаяся волею судеб в "девочку из Бухенвальда". Она единственная кто занимается ЭТИМ без всяких сверхчеловеческих задач, у неё на повестке дня проблемы более прозаичного характера: попытаться не потерять себя и по возможности отмстить. Она проходит семь кругов ада и в результате, находясь уже на самом дне, влюбляется в своего насильника - стокгольмский синдром чистейшей воды. Секс с андроидом для неё способ снова почувствовать себя человеком, вернуться в своё естественное состояние, опять стать женщиной. Постоянно насилуемая, находящаяся на грани жизни и смерти, Ирина Скрински вполне де садовская героиня. По большому счёту, Людцов поставил её в условия сверхчеловеческие, вынудив быть чем-то большим чем просто женщина, и этим сверхчеловеческим бывший капитан откровенно тяготится. Она его не искала, оно само свалилось на неё, словно снег на голову - расчеловеченная не по собственной воле. Её хочется вернуть себе заурядный обывательский облик. Если все пользуются сексом для нужд высшего порядка, то запросы Ирины Скрински куда скромнее. Занимаясь этим с андроидом, она наоборот, действует на понижение своего статуса, пытается вышибить себя из заоблачной ниши. Ирина желает остаться просто женщиной, готовая в угоду этому желанию полюбить даже своего истязателя. Но по силам ли ей это - вернутся со стратосферных высот? И вообще возможен ли путь обратно, на круги своя, после жуткого сверхчеловеческого опыта? Мы видим, как она скучает, листая глянцевые журналы, которые когда-то, по всей видимости, приносили ей удовольствие. Секс с андроидом для неё - соломинка, за которую хватается утопающий, но не спасение это ей приносит, нет не спасение. Само собой, она получает не то что хочет. Как всегда.
Ещё одну тему явленную в книге не могу не затронуть - тему контакта. Шкуропацкий ставит проблему контакта в несколько ином ракурсе. Он спрашивает: если ты остаёшься на чисто человеческих позициях, то возможно ли понять кого-то кроме человека, кроме себя подобного, кроме себя красивого? Человек как препона для всякого понимания. Человек и непонимание здесь увязаны в одно целое. Взгляд на понимание, как на вынужденный процесс дегуманизации. Расчеловечивание как необходимое условие контакта с иными. Чтобы понять чужого нужно просто им стать, ни более, ни менее. Путь контакта оказался гораздо более мучительным и экстремальным чем представлялось вначале. Людцов дальше всех зашёл по этому пути, но установил ли он контакт с чужим, во всяком случае в романе нет однозначного ответа на данный вопрос. Герои "Паноптикуса" спят друг с другом, но совершенно друг к другу глухи. Людцов трахается с ксеноморфом, возможно он его даже любит, но оказывается это ещё не контакт, это ещё далеко не понимание. Ева Браун так и остаётся для него герметичным чёрным ящиком. Такое ощущение, что все фигуранты текста бьются друг об друга, словно рыбы об лёд. Они - отдельные галактики и секс их ни в коем случае не смешивает. Взаимное проникновение происходит только на поверхности, не глубже чем может проникнуть половой орган мужчины. Каждый из героев коснеет замкнутой в себе системой, изолированной от остальных. Вопреки всем оргиастическим пертурбациям, все остаются при своих, ни на йоту не приблизившись к чуду другого. Любовь Людцова и Евы Браун ничегошеньки не добавила к их взаимному непониманию, это мнимый контакт, это его половая имитация. Он не совокупляется с Евой, нет, он с отчаянием стучится головой о её антрацитовую стену. Секс как метафора живого тупика.
Кто знает, может эти закрытые островки Вселенной не смешиваются по причинам фундаментального характера. Это нечто вроде незыблемого закона природы и никакие садо-мазохические потуги не способны его пошатнуть. Даже расчеловечившись, Людцов не стал ближе к Еве Браун, дегуманизация работает только до определённых пределов, живая материя на большее не способна. Они могли бы ещё долго предаваться извращениям, но понять друг друга - никогда. Людцов пытается убедить себя, что установил контакт, но всё это просто фигуры речи, формы самообмана, ибо кибернетик всё равно не способен представить себя сны своей возлюбленной. Ему даже невдомёк снятся они ей или нет. "Я ползал по поверхности чужого мозга, вернее, мозга чужого, не в состоянии в него погрузится. С каким бы удовольствие я туда провалился, ушёл, словно под лёд, но, увы, я был слишком человеком для такого глубоководного нырка; на поверхность меня выталкивало моё водонепроницаемое человеческое сознание." Даже самая искренняя привязанность, самая трепетная нежность ни к чему не ведут - это глухой угол.
Но в романе отображена проблема не только контакта с ксеноморфами. Чужой здесь подан в гораздо более общем плане. Чужой для человека это и ксеноморф, и андроид. По-шкуропацкому андроид также является представителем иной цивилизации. Да, эта цивилизация сотворена людьми, но понимают ли люди то что сами создали? Насколько андроиды нам чужие? Чем Еремей отличается от ксеноморфа? Оказывается, чужим может быть и дело собственных рук. И ещё неизвестно что более чужое - чужое или своё? "После случившегося кибернетик невольно стал относится к нему (андроиду) как к живому существу, представителю иной цивилизации. Надо было решать: стереть этого представителя в пыль, пока есть такая возможность, или вступить с ним в контакт." Чужие миры жарко схлестнулись на страницах романа, но заплетаясь в самые интимные узоры, всё равно остаются чужими.
"Паноптикус" это роман о тотальном непонимании, так я определила для себя суть этой книженции. Но не просто роман о непонимании, а о принципиальной невозможности оного. Вот главный лейтмотив данного текста. Все его персонажи обречены вариться в собственном соку и с отчаянием разбивать о друг друга толоконные лбы. Понимание как такового не существует в природе. Но это также книга о вечной тяге к другому, о мучительных попытках и болезненной жажде во чтобы то ни стало другого понять. Я ищу понимания, потому что я живое, но именно поэтому все мои попытки заранее обречены. Понять можно только мёртвое, и никто не может изменить подобное положение дел. Это тупик Мироздания. В конце концов, Людцов оказывается у разбитого корыта. Все герои книги на разный манер приходят к одному и тому же - одиночество и смерть. Все кроме Еремея. Стал ли Еремей подобным человеку из книги не совсем понятно, но Шкуропацкий все же оставил ему шанс. После грандиозного вмешательства энтропофага, андроид может начать всё сначала, только на новом витке. Еремей приходит к существам, которые вполне могут заменить ему старенькое отработанное человечество. Приходит с тем чтобы сыграть в эту игру по новой, попытаться ещё раз. Чем чёрт не шутит, а вдруг получится. И это единственная светлая нотка в достаточно мрачной и по-гигеровски неоднозначной ткани повествования. Не знаю понравился бы Гигеру роман, но книга, по-моему, неглупая и заставляет крепко задуматься - хорошенько даёт по голове.
![[]](/img/s/sobakina_klitemnestra_pawlowna/1/aliens.jpg)