Мне уже давно не снятся сны. Насколько давно - точно не скажу, не считал.
Но иногда по утрам мне кажется, что я снова видел сон. Знаешь, так бывает - просыпаешься с твердой уверенностью, что спал без сновидений, встаешь с постели... и вдруг в сознании возникает какое-то смутное воспоминание, неясный образ, связанный с чем-то, что ты точно не мог видеть наяву. И ты с удивлением понимаешь, что именно это тебе снилось ночью, хотя ты этого и не помнишь.
Но мне уже давно не снятся сны. Я точно это знаю. Здесь никогда не снятся сны - их тут просто нет. Тут, знаешь ли, вообще много чего нет.
И тем не менее, иногда по утрам мне кажется, что я снова видел сон. В этих несуществующих снах всегда вьюга - самая настоящая, со сбивающим с ног ветром и острыми снежинками, летящими прямо в лицо. Их так много, что ничего вокруг не видно, но я все равно иду вперед, потому что прекрасно знаю дорогу - до мельчайшей выбоины. Ты знаешь, я мог бы пройти по ней и с завязанными глазами.
Я иду, и через некоторое время передо мной возникают ворота нашего замка. Он точно такой, каким я его помню - мощные крепостные стены, широкие каменные зубцы, похожие на суровых стражей, узкие хищные бойницы, тщательно берегущие свои тайны, высокие башни, чья неколебимая надежность всегда внушала мне уверенность и спокойствие. Это мой дом. Место, где ты меня ждешь.
Нет, на самом деле, ничего этого я во сне не вижу. Только сплошную пелену снега. Все остальное я представляю себе сам, потому что в моей памяти наш замок всегда ассоциировался со снежными бурями. Здесь же вьюг не бывает. Здесь вообще не бывает снега. Только нестерпимо-желтое солнце и ослепительно-синее небо. Да, именно желтое и именно синее. И стяги над замком, в котором я здесь живу, тех же цветов - желто-синие. Никогда не любил это сочетание. Наши родовые цвета - серый и белый. Серое небо, вечно затянутое низкими тучами, и белый снег, танцующий в воздухе. Снег, которого мне так не хватает. Который я, как мне иногда кажется, вижу в тех снах, которые не могут мне присниться.
Мне уже давно не снятся сны. С тех пор, как я здесь. А сколько я уже здесь - тебе лучше знать. А я... я просто не помню. Я вообще многое забыл, знаешь ли. Иногда мне кажется, что я даже не помню, как на самом деле выглядит снег. Потому что то, что я вижу в своих снах, не может быть снегом - ведь здесь не бывает ни того, ни другого. Ни снега, ни снов. Мне все это только кажется, а вовсе не снится.
Мне уже давно не снятся сны. Но это же не мешает мне их видеть, верно? В конце концов, что мне еще остается?..
20 июня 2009. Питер
* * *
Ночь. Душная южная ночь. Здесь даже ночью теплее, чем у нас летом днем. Ты знаешь, я никогда не любил жару, но здесь как-то привык. Да и трудно и не привыкнуть к тому, что преследует тебя изо дня в день и из ночи в ночь. Ночью хотя бы нет солнца. И небо из голубого становится темно-синим. Темно-синий бархат, расчерченный белоснежными крыльями чаек. Очень красиво - я даже жалею, что не умею рисовать и не могу показать тебе всего этого. Впрочем, чайки - те же стервятники, уж поверь мне. Черные точки на голубом и белые - на темно-синем. Выглядит по-разному, но суть одна.
Я открываю окно, чтобы впустить в комнату свежий ночной ветерок, но окунаюсь во влажную духоту. И эти цветы... Местные цветы распускаются в основном ночью, и их тяжелые ароматы не дают мне заснуть. У меня кружится голова, мне делается дурно - в такие моменты я сильнее всего мечтаю вернуться домой. Но я знаю, что это невозможно и что назад дороги нет. Пока... И я надираюсь восхитительным местным вином, не ощущая его вкуса - здешние вина превосходят все, что мы когда-либо пили с тобой, но для меня это не имеет никакого значения.
К счастью, подобные ночи бывают очень редко. Обычно я вовремя вспоминаю, где я, и просто не открываю окно. Тогда я долго смотрю на темно-синее небо и белых чаек в нем, а затем падаю в постель и мгновенно проваливаюсь в темную бездну без сновидений. И, знаешь... если не открывать окно, можно на какое-то время поверить, что я снова дома. На дворе стоит август, в ясном небе мерцают звезды - главное, не присматриваться к ним, не пытаться найти знакомые созвездия.
Ночь - мое любимое время суток здесь. Дома я больше всего любил рассветы, но здесь предпочитаю глухую непроглядную ночь.
Я ставлю точку. Аккуратным, выверенным движением. Ты помнишь, как я писал раньше? Очень коряво и неразборчиво. Я всегда терпеть не мог писать, но теперь мне просто больше нечем заняться. Утром я гуляю - здесь очень красивые парки, когда же они мне надоедают, я беру лошадь и еду к горам. После обеда я читаю - здешняя библиотека столь велика, что прочитать все просто невозможно. А вечером я запираюсь в своем кабинете и пишу - стихи, письма, рассказы. Все - тебе. Теперь, благодаря постоянной практике, перо послушно скользит по бумаге, повинуясь легкому движению пальцев, и почерк стал более ровным и разборчивым. Когда я смотрю на строки, вышедшие из-под моего пера, меня охватывает ощущение, что их писал кто-то другой. И мне становится страшно. Я боюсь, что это место рано или поздно переплавит меня во что-то иное, в какого-то чужого незнакомого человека. Который однажды перестанет тебе писать.
Я ставлю точку, складываю лист бумаги пополам, вкладываю в заранее приготовленный конверт... и кладу в стопку таких же. Белые конверты - как крылья белых чаек, так отчетливо видных на темно-синем фоне неба. И чернила, которыми я пишу - темно-синие. Здесь есть еще голубые, но я предпочитаю эти.
Не знаю, получишь ли ты мои письма, прочтешь ли их, но мне хочется верить, что да. Иногда я представляю себе, как ты берешь с подноса письмо, недоуменно хмуришься, нетерпеливо вспарываешь конверт, быстрым привычным движением разворачиваешь лист, вглядываешься в строки, пытаясь узнать почерк, не узнаешь его, начинаешь читать... и внезапно твои брови изумленно взлетают вверх, на губах появляется недоверчиво-растерянная улыбка, а выражение лица из надменно холодного становится по-детски счастливым. Возможно, все будет иначе, но хочется, чтобы было именно так. Я, почему-то, верю, что ты был бы рад моему письму. Ведь именно для этого я и пишу. Для этого я до сих пор остаюсь собой в этом месте, где остаться собой так же невозможно, как и увидеть сны.
Я ставлю точку. На душе светло и легко, как бывало дома на рассвете. Но за окном - все то же темно-синее небо в пятнах чаячьих крыльев. Ночь.
13 июля 2009. Где-то в небе, между Римом и Цюрихом
* * *
Здесь всегда ясное небо - ни облачка, только горизонт обычно скрыт дымкой. Весь день солнце, как опытный неторопливый палач, нагревает землю и воздух, и легкий ветерок не способен принести облегчение. Здесь не бывает сезона дождей, вся вода приходит в Долину с гор, и я до сих пор удивляюсь, как эта земля может приносить такие богатые урожаи при таком скудном орошении. Впрочем, причина мне известна. А урожаи здесь действительно невероятные. Виноград, апельсины, оливки, хлеб... Я мог бы назвать этот край благословенным. Но - не стану.
Долина - небольшая чаша, огражденная с трех сторон горами и с четвертой - морем. Самым синим и бескрайним, какое я только видел. А повидал я многое, пока не попал сюда. В Долине расположено шесть замков, вокруг которых теснятся аккуратные крестьянские деревушки. Местные жители абсолютно довольны своей жизнью; они благодарны своим богам за то, что те позволили им родиться и жить на этой земле и дали власть над ней в руки своих посланников, лордов, которых здесь считают святыми. Святыми... ты можешь представить меня в роли святого? Это было бы смешно - при иных обстоятельствах. А так... мы никуда отсюда не можем деться, а потому вольно или невольно следуем навязанным правилам. Мы - лорды. Святые. Правители и хранители этой чертовой Долины. Достойный повод, чтобы выпить, не находишь?..
Простые смертные могут свободно приезжать и уезжать, но мы шестеро прикованы к Долине, как каторжники к своим тележкам. Долина - это наш персональный рудник. Уютный и комфортабельный. И над его благоустройством мы действительно работаем в поте лица. Освободить нас может только смерть - либо какой-нибудь благородный идиот, который согласится подменить одного из нас. Совершенно бескорыстно, причем: Долина не примет в качестве своего владыки того, кто мечтает о власти или богатстве.
И ведь мы оказались здесь по собственной доброй воле. И нескончаемой глупости. Мы все пришли сюда, привлеченные древней легендой, красивой сказкой о волшебной стране, где каждый может найти свою судьбу. Уж не знаю, с чего мы решили, что судьба - это обязательно счастье, но мы пришли сюда и радостно засунули шеи в заранее приготовленные для нас петли. Мы отдали свою кровь этой земле, и отдаем ее теперь каждый год, подтверждая принесенную однажды клятву и позволяя Долине существовать дальше и процветать. Да, мы, лорды-хранители, являемся своего рода источниками жизни этого края, благословенного и проклятого в одно и то же время.
Сейчас, когда я пишу эти строки, мне кажется, что все это лишь чья-то злая шутка или жутковатая сказка, рассказанная на ночь и ожившая во сне. Но здесь, как я уже говорил, не бывает снов, и стены замка - самые настоящие. Бумага, на которой я пишу, прекрасного качества, темно-синие чернила пахнут, почему-то, яблоком и вишней, и из западного окна моего кабинета видно море. Все это вполне реально. И по-своему прекрасно. И иногда я думаю, что стоит плюнуть на все, расслабиться и просто получать удовольствие от жизни - от великолепного вина, сочных апельсинов, ясного неба, упирающихся в него гор, прекрасных женщин и умопомрачительного запаха моря, который лишь ночью перебивается ароматом цветов. Но почему-то у меня ничего не получается. Здесь есть все. Кроме того, что мне действительно нужно: здесь нет тебя. И я все не перестаю надеяться на новую встречу.
Знаешь... я уверен, что тебе бы здесь понравилось. Ты ведь всегда мечтал о южных странах - я помню, как ты просил меня в детстве, чтобы я находил в библиотеке книги о путешествиях и читал тебе вслух о тех странах, где солнце горячее, ночи короче и темнее, а звезды складываются в непривычные созвездия. Помню твои рисунки, изображавшие диковинных зверей и птиц, помню рассказы, которые ты стал писать сам, когда я прочитал тебе все имевшиеся у нас дома книги о путешествиях. Так напиши же и о нас с тобой - о том, как мы снова встретимся здесь, на краю света, в Долине.