По ту сторону грязного двойного стекла проплыла надпись "Осенцы". Меня она ничуть не смутила, равно как и тот факт, что все пассажиры вдруг встали и вышли на этой станции. Неладное я почуяла лишь через несколько минут, когда вдруг заметила, что в вагоне по-прежнему одна, никто не вошел, а главное, электричка никуда не едет.
Высовываю голову в открытое окно. Перрон, по всей вероятности, остался где-то в хвосте состава вместе с той самой надписью, после которой что-то пошло не так. Вдоль вагонов по железнодорожным путям в мою сторону идет человек в спецодежде. Подаю голос:
- Извините, пожалуйста, вы не знаете, почему поезд стоит и дальше не едет?
Обходчик останавливается и поднимает на меня немолодое насмешливое лицо:
- Знаю. Потому что дальше некуда, милая барышня.
- Как это некуда?
- Так, конечная.
- Конечная?! А как же Кукуштан?
- А в Кукуштан эта электричка не идет. Это вам надо было на другую сесть, красавица.
Вот так номер. Столько лет езжу на нашу дачу, а даже и не знала, что есть электрички, которые отправляются в нужном мне направлении, но сворачивают куда-то не туда.
- И что теперь? Обратно в Пермь поезд пойдет или мне тут придется жить?
Обходчик подмигивает:
- А отчего бы и тут не пожить?
- Меня дома кот ждет, - зачем-то вру я.
- Через час обратно отправится, - сжаливается надо мной мужик и напоследок бросает, - бери своего кота и переезжай к нам.
Часа через три выхожу из трамвая на своей остановке, радуясь, что хотя бы городской транспорт сегодня не подвел. Это ж надо было, поехать на дачу, а в результате просидеть в душном грязном вагоне в каких-то Осенцах и ни с чем вернуться обратно. Вот Сашка посмеется. Ну да ладно. Зато можно будет сегодня устроить романтический вечер. Я, правда, немного устала, но это поправимо. Сначала в душ, потом в объятья. Стопроцентно проверенный способ.
Захожу в общагу. На втором этаже офис компании, где мы оба с Сашкой работаем. А на восьмом мы удачно снимаем комнату. Правда, сняли только на лето, пока нет студентов. К осени нужно будет найти новое жилье и освободить помещение.
Лифт не работает. Поднимаюсь пешком. Открываю дверь своим ключом, захожу и сразу останавливаюсь.
Они сидят на кровати. Одетые. Друг друга не касаются. Но я сразу чую, что-то не так. Юлькины глаза слишком широко открыты. Сашка уставился в пол. Оба замерли и напряжены. Я тоже не шевелюсь, смотрю в упор и молчу.
Юлька не выдерживает первая:
- Маш, прости! Сама не знаю, что на меня нашло! Ты ничего не подумай. У нас еще ничего не было. Прости, пожалуйста!
Она подскакивает ко мне, хватает за руки и пытается встретиться взглядом. Но я смотрю мимо нее. На него. Он по-прежнему гипнотизирует пол. Руки сцеплены в замок.
Юлька продолжает скулить и вилять хвостом. Мне хочется дать ей пинка, не потому что чувствую злость, а чтобы выключить звук. Злости нет. Вообще ничего нет, кроме растерянности.
Вдруг Сашка встает, подходит к окну и замирает к нам спиной. Юлька затыкается на полуслове, как будто закончилась пленка, и зачем-то прижимает руки к губам. Я спускаю сумку на пол, задеваю плечом окаменевшую коллегу, подхожу к Сашке, прислоняюсь лбом к его спине и закрываю глаза.
- Это все ты, - неожиданно произносит Сашка. Он разворачивается и отталкивает меня. - Что тебе от меня нужно? Ты что не видишь, кто я такой? Что ты смотришь на меня влюбленными глазами? Оставь ты меня! Я не могу так больше!
Он кричит и с каждой фразой толкает меня то в плечо, то в грудь. От его толчков я отступаю назад, шаг за шагом, пока не плюхаюсь на кровать. Сашка выбегает из комнаты. Я замираю на несколько секунд, чувствуя, как меня накрывает паника, а затем вскакиваю и выбегаю за ним. Следом слышу топот ног Юльки. Я несусь вниз по лестнице и начинаю всхлипывать. Вывалившись из подъезда на улицу, я останавливаюсь, не понимая, куда идти дальше. Меня догоняет Юлька, обхватывает сзади руками и начинает что-то бормотать со словом "прости". Я смотрю по сторонам, пытаясь сообразить, в каком направлении исчез Сашка, и одновременно стараясь не разреветься.
- Юлька, где он? Ты видишь его? Он сейчас в таком состоянии, что может с собой что-то сделать.
Юлька отпускает меня и начинает старательно озираться.
- Вот он! - вскрикивает она и показывает пальцем на трамплин.
Рядом с общагой стоят три лыжных трамплина. Самый высокий, восьмидесятиметровый, ближе других. По нему взбирается человеческая фигурка. Я бросаюсь туда.
Мы с Юлькой карабкаемся по ступенькам. Это непросто. Трамплин давно молит о реконструкции. Деревянные ступеньки местами прогнили, местами выломаны. Ноги то и дело соскальзывают, больно ударяясь о металлический каркас, руки цепляются за поручни. Наконец мы забираемся на самый верх, на стартовую площадку.
Сашка стоит там. Спиной к нам. Смотрит вниз. Он явно знает о нашем присутствии. Трамплин отзывается вибрацией на любое движение. Я пользовалась этим, загорая нагишом на его верхней площадке. Пока трамплин неподвижен, можно лежать спокойно. Как только начнет подрагивать, нужно одеться и ждать гостей.
Я хочу подойти, но боюсь. Как будто прочитав мои мысли, Сашка оборачивается:
- Не приближайся.
Я молча киваю. Он пристально смотрит на меня несколько секунд, а затем разворачивается и выходит за пределы площадки. Я замираю от ужаса.
К площадке приварена конструкция для вывешивания флагов во время соревнований. Это прямоугольный каркас, сваренный из металлического профиля, примерно два на два метра.
Сашка идет по профилю в сторону внешнего угла конструкции. Профиль шириной не более десяти сантиметров, и чтобы сохранять равновесие на узенькой дорожке, ему приходится идти медленно, держа руки в стороны. На высоте восемьдесят метров над землей. Дойдя до внешнего угла, он останавливается, засовывает руки в карманы и замирает.
Я не знаю, что мне делать. Я боюсь пошевельнуться. Малейшее движение, малейшее дуновение, и он полетит вниз. Ему не за что зацепиться. Он стоит на узкой жердочке и до ближайшего поручня два метра.
Юлька за моей спиной начинает подвывать. Она вцепилась в мое предплечье, и я чувствую, что ее мелко трясет. Еще не дай бог впадет в истерику.
Я цежу сквозь зубы:
- Заткнись, - и, помолчав, добавляю, - пожалуйста. И перестань трястись. Ты стряхнешь его вниз.
Юлька замирает. Уверена, что у нее все так же плывет перед глазами, как и у меня. Чтобы не рухнуть в обморок, я цепляюсь взглядом за Сашкину спину. Мне хочется зажмуриться, но я знаю, что тогда потеряю над собой контроль. И я буравлю спину, сжав зубы, дыша через раз.
Не знаю, сколько это продолжалось. Минуту, несколько минут, несколько десятков минут. Я думала, это никогда не кончится. И все, чего хотела, это умереть раньше, чем умрет он.
Но наконец, Сашка развернулся и медленно двинулся обратно, в сторону трамплина. Как только ноги его коснулись площадки, а руки легли на поручень, я рухнула на колени. Я рыдала в голос, без остановки. Рядом сидела Юлька и выла со мной в такт.
Сначала закончились слезы, затем рыдания. Юлька потащила меня вниз. Тело слушалось плохо, словно набитое ватой, правда, очень тяжелой, как будто мокрой. От слез. Юлька пыхтела, но цепко держала, не давая мне покатиться кубарем по ступенькам.
Спустившись, мы долго сидели у подножия трамплина. Молчали. Откуда-то из кустов вышел Сашка. Юлька сразу встала и ушла, не сказав ни слова.
Сашка подошел, встал передо мной на колени и положил мои руки себе на голову. Я машинально стала гладить его по волосам. Он говорил, что недостоин моей любви. Я молчала и гладила. Потом он взял меня на руки и отнес в нашу комнату. Пешком на восьмой этаж.
Мы занимались любовью с остервенением, не зная, чего хотим больше, любить друг друга или убить. Целовали до синяков, обнимали до боли, хлестали, кусали, царапали. Я стонала и всхлипывала, кричала и рыдала.
Потом лежали обессиленные, и я шептала, что люблю его. Он водил пальцем по моей шее и говорил, что тоже.
Через неделю на работе была пьянка. Юлька, как обычно, захмелела после пары бокалов вина, подсела ко мне, обняла и с участливой интонацией произнесла:
- А знаешь, Машка, твой муж в постели полный ноль...