Казалось, что все отрепетировал, но то, о чем думал часами обернулось минутами разговора. Теперь, помешивая ложечкой кофе в крошечной чашке, думал неизвестно о чем. Перебирал темы для разговора. Но все это автоматически, реально существует только: "Как она прекрасна когда вот так стоит отвернувшись." и "какое неуютное молчание". Ложечка позвякивает, ударяясь о фарфор, найденный на окраинах черного озера.
Вспоминаешь прошедшую неделю, пытаясь отыскать в повседневности что-нибудь, хоть сколько занимательное. И не находишь. Жизнь, которая самому до крайности надоела, не может интересовать окружающих.
Секунды превращаются в часы, минуты в дни, о часах и говорить нечего. Но почему тогда, как только освобождаешься от ее присутствия внутри тебя (где-то ниже коричневой блямбы соска) все зудит.
И беспокойство растет.
Медаль за двадцать лет безупречного одиночества не может доставлять удовольствия, но и общение не приносит удовлетворения. Вот она перед тобой, но настолько далекая и неизвестная, что от ее присутствия ощущаешь себя еще более одиноким.
Хочешь заставить часы отсчитать свой бег в обратном направлении. Она была больна. Лежала в темной комнате, может быть более одинокая чем ты. Комната казалась бесконечной (темнота не бывает иной). Тело не ощущает ни чего вокруг. Даже в вакууме космоса не так печально, там горят звезды, тусклым, прибежавшим сквозь пространство и время светом. Он не встретил на своем пути преград, и от того ощущаешь их невыносимо близко.
Протяни руку и возьми.
Под головой подушка. Холодная и жесткая, словно набита поленьями. Одеяло не приносит такого необходимого и вожделенного тепла. А может быть это одиночество и пустота? Или темнота?
Или все сразу.
Бесконечный кашель тонет в комнате. У него мало сил, но их вполне хватает, чтобы разрывать бронхи и горло. Он вцепляется в них своими когтями и лезет наружу, где в объятьях темноты задыхается.
Но вот темнота расступается, и сначала тонкая полоса, а затем и широкий луч света вступает в комнату. Вместе со светом приходит тень, множество маленьких теней - детишек темноты. Они прячутся от света за книгами, вазой, под столом.
И тогда рождается жалость.
Рука поднимается к свету, прячет еще одного малыша , прикрывая собой.
Со светом пришла женщина. Длинная ночная рубашка и согнутые руки придают ее силуэту очертания старухи, но походка ее легка и тверда - это только тени.
Еще недавно за любовь этой женщины она была готова отдать все. Но не теперь. Какая теперь разница, и какой смысл в любви, которая не приносит счастья. Тут есть что-то недосказанное и недопонятое мной. Возможно загадка ее улыбки, а точнее ее отсутствия навсегда останется для меня неразгаданной.
Даже если эта любовь и была (есть) она уже никогда не сможет разорвать той завесы одиночества.
Женщина подходит ближе. В темноте ее глаза напоминают холодные звезды - они одновременно и рядом и далеко. Она садится на кровать, но вместо тепла с ней приходит желание остаться одной.
"Ты ни кому не даешь спать".- говорит женщина и протягивает ей таблетки и воду.
От этих слов все вокруг переворачивается. Ему хочется вернуть ту ночь, быть в той комнате, в той пустой темноте найти ее, прижать к себе, чтобы в его объятьях, а не в объятьях темноты задыхался ее кашель. И пусть он не будет спать всю ночь, и под утро глаза обрамляют опухшие розовые веки, а усталость сделает сон спутником бодрствования. Будь то в его силах, он разодрал бы на части окружающий мир, он поставил бы на колени и бога и дьявола. Он заставил бы кровь течь в обратном направлении, а клетки омолаживаться. Он поставил бы все с ног на голову, вывернул на изнанку ради того, чтобы она не была одна в той комнате.
Но нет его там.
Она выпивает таблетки, женщина уходит и в комнате опять царствует одинокая темнота. Кашель не становится слабее, и она пытается прятать его в подушку. Время продолжает свой бег в изначальном направлении.
--
скажи что-нибудь. - говорит она, и он понимает, что и ей это молчание неуютно.
Но что? Что можно сказать, когда завеса одиночества опущена между нами. Она стоит к нему спиной невероятно красивая и (кажется) неприступная. Он, словно школьник получивший двойку, смотрит на свой кофе и беззвучно шевелит губами.
Можно сказать "я по тебе соскучился" или еще что-нибудь засаленное, затасканное, заученное, но не мое, и уж совсем не подходящее в качестве "чего-нибудь". Поэтому сидит и молчит. А скажет - будет потом себя клясть на чем свет стоит, глядя со стороны. Не то, все не то.
А что?
То, что в пустой квартире в кирпичном доме, где даже мебели нет, на стене простыня и трещит старенький кино проектор. Немое кино где главные роли в исполнении и его в том числе. Пухлый малыш в зеленой коляске, в зеленом костюмчике, в зеленых пинетках. Пленка такая - на ней все зеленое, и в комнате зелено от луча, соединяющего простыню и проектор. Малыш, наверняка в жизни с розовыми щеками, улыбается со стены. Его белые тонкие кудри венчают голову словно пушинки одуванчик. Он недавно пришел в мир на лице счастье. Счастливое невежество, он не знает что его ждет впереди двадцать лет одиночества. Пока двадцать. Он не знает еще, что в двадцать семь он, наконец-то, решится сделать то, на что не решился в двадцать. Он протягивает руки к солнцу, улыбается ему. Потом он всю жизнь будет искать такое солнце, такое счастливое, зеленое солнце. Он быстро устанет. Белые кудри сменятся жесткой, густой, ржавой проволокой. Лицо и кожа огрубеют и превратятся в панцирь. Лишь в глазах так и останется на всю жизнь два счастливых зеленых солнца.
Но почему?
Потому ли, что стоя и разглядывая витрины аптечного киоска, он случайно (но от этого не менее слабо) толкнет, сгорбившегося под тяжестью прожитой жизни, морщинистого старика.
Нет.
Не потому ли, что вместо извинений ему в голову пришла ненависть. И старик смог прочесть ее в нем. Он (старик) поднял, к старости ставшие почти бесцветными, голубые глаза, в которых не было ни чего кроме скорби. Она налетела на ненависть и звонко рассыпалась на мелкие кусочки. Старик не знал чем он вызвал эту ненависть, он не видел того розовощекого малыша, а если бы увидел ни за что не поверил что в нем может вырасти такая ненависть. Может быть поэтому он только медленно отвернулся.
Жаль, однако, что старик не видел его позже, спустя всего несколько часов, когда, вспоминая и обдумывая прошедший день, он до слез ненавидел себя самого. Может быть простил бы.
И может быть на следующий день, сидя перед чашечкой с кофе, в одной комнате с ней он нашел бы что сказать.
Кажется еще вчера был солнечный летний день, и он впервые увидел ее, а сегодня на улице холодный ветер, и для полного ощущения пустоты не хватает только дождя. Хотя она и рядом, как он и хотел, все равно не хватает дождя. Ведь если бы шел дождь не было бы той неуютной тишины. Они бы сидели и слушали его. Она положит свою голову ему на колени, подожмет к себе ноги и погладит его хоть и грубую, но теплую руку. Не надо будет слов.