Иосиф Фельдман – один из участников прорыва блокады Ленингрaда
Иосиф Борисович ФЕЛЬДМАН
Главным объектом наступления гитлеровских войск являлась столица Советского государства – Москва, с падением которой фашисты связывали расчёты на неизбежную капитуляцию Советского Союза и окончание войны. Но в то же время гитлеровское командование в своих планах с самого начала значительное место отводило овладению Ленинградом.
Уже в плане «Барбаросса» говорилось, что после расчленения советских сил в Белоруссии главной немецкой группировкой, наступающей из района Варшавы, «будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операциям по взятию Москвы — важного центра коммуникаций и военной промышленности».
Планируя захват Ленинграда, враг учитывал огромное экономическое и стратегическое значение города на Неве.
Фашисты стремились уничтожить Балтийский флот, овладеть наиболее удобными морскими и сухопутными путями для снабжения войск групп армий «Север» и «Центр» и приобрести выгодный плацдарм для нанесения удара в тыл советским войскам, прикрывавшим Москву. Ф. Паулюс писал впоследствии о намерениях и целях немецкого командования в начале кампании 1941 года: «Особое значение в планах ОКВ придавалось взятию Москвы. Однако взятию Москвы должно было предшествовать взятие Ленинграда. Взятием Ленинграда преследовалось несколько военных целей: ликвидация основных баз русского Балтийского флота, вывод из строя военной промышленности этого города и ликвидация Ленинграда как пункта сосредоточения для контрнаступления против немецких войск, наступающих на Москву».
Но захват города Ленина гитлеровцы рассматривали также и как тяжёлый моральный удар по советскому народу, так как Ленинград является колыбелью Великого Октября, городом славных революционных, боевых и трудовых традиций. В июле 1941 года при посещении штаба группы армий «Север» Гитлер подчеркнул, что с захватом Ленинграда для русских «будет утрачен один из символов революции, являвшийся наиболее важным для русского народа на протяжении последних 24 лет, и что дух славянского народа в результате тяжёлого воздействия боёв будет серьёзно подорван, а с падением Ленинграда может наступить полная катастрофа».
Одним из участников тех исторических событий является Фельдман Иосиф Борисович, ныне проживающий в Стокгольме, и вот его рассказ в январе 2010:
«На момент начала войны мне, родившемуся 22.04.1922 года, исполнилось 19 лет. Начало блокады я хорошо помню. Да такое вряд ли позабудешь, как враз посуровел, помрачнел город, погрузившись во мрак, полностью изменив свой облик. Знакомые улицы стали неузнаваемыми. Исторические памятники демонтировались и закапывались, а то, что не успели снять – обшивалось деревянными футлярами, окна перекрещивались бумажными наклейками, везде появились военные предостерегающие надписи и плакаты.
В то время я жил с папой Борисом Бороховичем и сестрой Евгенией на ул. Герцена близ Исаакиевского собора.
В Красную Армию меня призвали 01.09.1941 года, а уже с 01.01.1942 года я находился в действующей армии, проведя почти 900 дней блокады на переднем крае обороны».
7 января 1942 года войска Волховского фронта, не закончив перегруппировку, не сосредоточив авиацию и артиллерию, а также, не накопив необходимых запасов боеприпасов и горючего, попытались прорвать оборону противника на реку Волхов. Сначала к активным боевым действиям перешла его главная ударная группировка (4-я и 52-я армии), а затем последовательно начали втягиваться в сражение войска 59-й и 2-й ударной армии.
В течение трёх дней армии генерала Мерецкова пытались прорвать вражескую оборону. Однако наступление успеха не принесло.
Безрезультатной оказалась и попытка 54-й армии. Одной из причин столь неудачного начала операции явилась неготовность к наступлению 2-й ударной армии генерала Соколова. А ведь еще 7 января в 00.20 в боевом донесении Верховному командующий Волховским фронтом докладывал: «2-я ударная армия заняла исходное положение по восточному берегу реки Волхов в готовности начать наступление с утра 7 января силами пяти бригад и 259-й стрелковой дивизии. Несмотря на то, что сосредоточение не было закончено, 2-я ударная армия перейдет 7 января в наступление. Основные трудности: не прибыла армейская артиллерия 2-й ударной армии, не прибыли ее гвардейские дивизионы, не сосредоточилась авиация, не прибыл автотранспорт, не накоплены запасы боеприпасов, не выправлено еще напряжённое положение с продфуражом и горючим…»
К слову сказать, к началу января обеспеченность стрелковых дивизий и бригад артиллерийским вооружением не превышала 40% штатного состава. На 1 января 1942 года фронт имел всего 682 орудия 76 мм калибра и крупнее, 697 минометов 82 мм и крупнее и 205 противотанковых орудий.
И хотя соотношение в артиллерийских средствах было 1,5:1 в пользу советских войск, всё же в результате медленного сосредоточения артиллерии не удалось создать к началу наступления решающего превосходства в ней над врагом.
Противник превосходил войска фронта по орудиям ПТО в 1,5 раза, а по орудиям крупного калибра – в 2 раза. Уже в ходе наступления атаке пехоты и танков предшествовали короткие огневые налёты. Артиллерийская поддержка атаки и сопровождение боя в глубине осуществлялись сосредоточенным огнём и огнём по отдельным целям, по заявкам командиров стрелковых подразделений. Но перед началом атаки пехоты и танков не удалось подавить огневые средства противника и нарушить систему его огня. Вследствие этого атакующие части сразу же натолкнулись на организованный огонь из всех видов оружия.
ВВС Волховского фронта находились еще в худшем положении. В наличии фронт имел всего 118 боевых самолетов, что было явно недостаточно.
В начале января 1942 года командующий фронтом поставил перед авиацией сложную задачу: в течение 5 – 7 дней подготовиться к нанесению бомбовых ударов в Любанской наступательной операции. Главные усилия планировалось сосредоточить на прикрытии и поддержке войск 2-й ударной армии и 59-й армии.
* * *
«И в это время я получил страшное известие, что от голода умер папа. Сумев отпроситься у командования, приехал на ул. Герцена, и то, что осталось от папы, меня ужаснуло – человеческий скелет, обтянутый кожей. Не лучше выглядела и сестра Евгения, страдавшая дистрофией 1-й степени.
Вот так я попрощался с папой. А затем вернулся в свою часть».
Воевавшим войскам было тяжело. В результате больших потерь в операциях начального периода войны и в операциях, проведённых летом и осенью 1941 года, советская авиация не смогла завоевать стратегическое господство в воздухе, а значит, не могла обеспечить эффективную поддержку наступающих войск и теперь. Количественное превосходство над авиацией противника, утраченное в 1941 году, вновь удалось восстановить только весной 1942 года.
Если 6 декабря 1941 года оно составляло 1: 1,4 в пользу противника, то уже в мае 42-го – 1,3: 1 в пользу советской фронтовой авиации. Все это было достигнуто за счет наращивания производственных мощностей авиационной промышленности, обеспечившей непрерывное увеличение количества поставлявшихся фронту самолетов.
Следующая причина, сказавшаяся на слабой эффективности ВВС Волховского фронта, заключалась в том, что по удельному весу на долю армейской авиации приходилось более 80%, а фронтовой авиации – менее 20 % авиаполков. В ВВС Германии в это же время только около 15% сил авиации находилось в составе полевых армий, остальные 85% составляли воздушные флоты, непосредственно подчинявшиеся главнокомандующему ВВС Германии и выполнявшие боевые задачи лишь в оперативном взаимодействии с объединениями сухопутных войск.
Это значительно облегчало фашистскому командованию организацию и концентрацию главных сил люфтваффе на главном направлении действий своих войск, не требовало переноса усилий авиации с одного направления на другое, создания крупных авиационных резервов.
Сосредоточение значительных сил авиации фронта в общевойсковых армиях привело в первый год войны к распылению и без того ограниченных сил авиации, исключило централизованное управление и массированное ее применение в масштабе фронта. А подчинение ВВС фронта командующему войсками фронта исключало централизованное управление ВВС Красной армии со стороны их командующего, затрудняло их массированное применение на стратегических направлениях. А все это вместе взятое снижало эффективность боевых действий ВВС Красной армии как на советско-германском фронте в целом, так и в полосах каждого фронта. ВВС были «заключены» в такие рамки, которые не позволяли им реализовать в полном объёме маневренные и ударные возможности.
Вот выдержка из директивы командующего ВВС Красной армии – заместителя НКО Союза ССР от 25 января 1942 года генерал-полковника авиации П. Ф. Жигарева: «Использование авиации фронтов, учитывая её ограниченное количество, в настоящее время осуществляется неправильно. Командующие Военно-воздушными силами фронтов вместо целеустремлённого массирования авиации на главных направлениях против основных объектов и группировок противника, препятствующих успешному решению задач фронта, распыляют средства и усилия авиации против многочисленных объектов на всех участках фронта. Подтверждением этому служит равномерное распределение авиации между армиями… Массированные действия авиации со стороны командующих Военно-воздушными силами фронтов в интересах намеченных операций производятся нерешительно или вовсе отсутствуют».
Таким образом, кроме неготовности 2-й ударной армии, фронтовая операция была обречена прежде всего из-за отсутствия решающего превосходства над врагом как в артиллерии, танках, так и в авиации, в неправильном использовании сил и средств, в распылении их усилий по всему фронту вместо массированного применения на главных направлениях. Но это с одной стороны. А с другой – кроме того, что советским командованием был упущен фактор внезапности, упущено драгоценное время, группировка артиллерии, танков и авиации и впоследствии наращивалась весьма медленно из-за отсутствия значительных резервов у Ставки.
При таком положении дел необходимое массирование сил и средств практически было вряд ли возможным. А несовершенство организационной структуры ВВС лишали наземные войска достаточно эффективной поддержки с воздуха.
Участники Великой Отечественной войны Лазарь Захарович Рухамин и Иосиф Борисович Фельдман.
Интервью берёт Юлия Грегорсон. Стокгольм, 2008
* * *
«Я воевал в звании старшего сержанта миномётной батареи, а должность имел – командир артиллерийской разведки. Это значит – всегда в боевых порядках пехоты. Группой из трёх человек – командир, помощник и радист – подбирались как можно ближе к врагу и по рации передавали координаты, наводя огонь наших миномётных батарей на вражеские цели, чтоб тем самым облегчить наступление пехоты.
Я был трижды ранен. Тяжёлым было ранение в глаз в районе Синявинских болот, где шли так называемые бои местного значения. Это когда наши войска пытались удержать временный коридор для подвоза продовольствия в осаждённый Ленинград.
С одной стороны Синявинской сопки стояли наши войска, с другой стороны сопки, совсем рядом – немцы. Задачей наших было удержать своими силами немцев на месте, отвлекая их внимание на себя и не дать возможности перейти на другой участок фронта. Наших сил было не так много, потому в наступление ходили отдельными полками, сначала один полк выступал, затем – другой.
Одновременно нашим войскам была поставлена задача захватить железнодорожную станцию Мга, небольшой посёлок городского типа в 50 км к юго-востоку от Ленинграда и в 20 км от районного центра города Кировск. Вот там меня и ранило в глаз. Погода стояла очень жаркая, лицо, тело сплошь облеплено песком от разрывов. Помню, как вытащил сам осколок, неловко перемотал и побежал в сторону временного медпункта… Только сказано «побежал», потому что все открытые местности простреливались вражескими снайперами и больше приходилось ползти, нежели бежать.
Но – в медпункт – обыкновенную землянку с молоденьким фельдшером и множеством лежащих вокруг, прямо на земле, ранеными – попал. Рану обработали и приказали дожидаться темноты, чтоб при возвращении в часть не быть убитым немецким снайпером.
Я имел нехорошие предчувствия, видел незащищённость медпункта, понимал, что в случае чего наши не успеют спасти всех находившихся здесь раненых, и потому сумел уговорить бежать легкораненного в живот незнакомого лейтенанта: “Давай по темноте убежим к своим вместе”. Мы – спаслись, а вот оставшихся раненых вместе с фельдшером покрошило при очередном вражеском обстреле.
* * *
С 12 января 1944 года в составе 2-й ударной армии я освобождал Ленинградскую область от немецко-фашистских войск. В дальнейшем участвовал в освобождении прибалтийских республик Эстонии, Латвии, Литвы.
В январе 1944 года, после освобождения Эстонии и форсирования реки Валга, прямо на фронте мне было присвоено офицерское звание. Ехал мимо нас на повозке начальник штаба, увидел меня, заулыбался и прокричал, чтоб цеплял к погонам лейтенaнтские звёздочки.
Война для меня закончилась в Курляндии, где мы окружили и взяли в плен немецкую группировку войск в количестве 140 000 человек.
Имею три боевых ранения и 21 государственную награду.
После войны и госпиталей нашёл себя в мирной отрасли и 30 лет проработал мастером механического участка цеха горного оборудования.
В 1951 году, приехав в Ленинград в отпуск, встретил свою судьбу – Анну Шмуйловну, с которой мы счастливо прожили 54 года.
В 2005 году Анна Шмуйловна умерла. Имею взрослых сына и дочь, внука-студента».