Весна, 1984 года. Афганская война. Название из прошлого - "медсанбат". Позади сборы, прощание с друзьями и родителями. Мне 21 год и я еду служить в Афганистан.
В дороге знакомлюсь с двумя девчонками(1). Алка из Златоуста и Женя из Ленинграда. Дальше - вместе.
Первое знакомство с Афганом. Полёт в транспортном самолёте, обстрел над Кабулом, посадка и... чужая страна! Вокруг самолёта - военные машины, солдаты с автоматами и голубое-голубое небо.
Приехали!
Первое разочарование. Вместо боевых действий и подвигов - небольшой городок, где даже есть фонтанчик и цветы. Во всю идёт сбор щитовых домиков-модулей, расширяют отделения. Поликлиническое отделение. И моё назначение - медсестра стоматологического кабинета. Полный позор!!!!
Алка - в инфекцию, Женька - в операционный блок, а я - зубы лечить?!?
Пытаюсь бунтовать. Объясняю, что я - фельдшер, и моё место не здесь. Я вообще-то воевать приехала. Но меня быстро ставят на место. Это армия и здесь приказы не обсуждаются.
Мой доктор - хирург стоматолог Стрыгин Николай Николаевич. Он посмеивается надо мной и обещает, что трудностей хватит с лихвой. У нас был приём и палата с больными в хирургическом отделении. Лечим зубы, шинируем сломанные челюсти. Привыкаю к чёткому рабочему ритму. И вдруг ночью дневальный из "приёмника" (приёмное отделение): "Аврал! Везут раненых! Общий сбор в приёмном отделении!"
Дальше всё как в аду. Ночь. Темнота. Свет фар и прожекторов. Стрекот "вертушек". И - машины, машины с ранеными. Крики. Стоны. Мат. Носилки с мальчишками. Грязь, пыль и кровь. Кровь повсюду.
Закончили мы к утру. Сидим с Мариной, второй медсестрой, на ящике около "приёмника", сил совсем не осталось. Мой халат похож на половую тряпку, весь в чёрно-бурых пятнах. Лицо - бело-зелёное, волосы - сосульками. Красотки, да и только....
Но сидели недолго, нужно было идти в модуль. Умыться, одеть чистый халат и - на работу. Лечить зубы. Тут выходит на крыльцо наш рентгенолог, видит нас и поздравляет с праздником. С Международным Женским днем.
Вот так и началась моя работа на войне.
* * *
Проработала я со стоматологом шесть месяцев и перевелась, наконец-то, в хирургическое отделение. А со мной и Алла. Хирургия - моя слабость. Единственная специальность, перед которой я низко склоняю голову. А хирурги - это БОГИ... А как ещё назвать умельцев, которые порой из каких-то клочков, кусков кожи и костей собирали человека? В нашем отделении всегда было много раненых.
Самые страшные - это "челюстники". Это раненые, у которых разбито лицо, выбиты зубы, вместо носа и рта - сплошное месиво...
Страшны ранения сапёров - это, как правило, слепые глаза и ампутированные руки или ноги. А сапёрам 18-20 лет!!! Или танкисты, механики БТРов, БРДМ - сплошь "спинальники" (травмы спины) с обширными ожогами. За ними нужен особый уход. Им стараешься больше улыбаться, подбадривать. Им нужно чаще перестилать бельё, делать массаж, чтобы не было пролежней.
А банальные клизмы!?! Как сделать парализованному клизму в общей палате на 15 человек, если ему 20 лет, а мне 22?!! Ведь при других обстоятельствах мы бы дружили, танцевали, целовались... Вот и ревём оба. Он - от злости и стыда, а я - от чувства вины и жалости.
* * *
Ещё воспоминание... Медсанбат, перевалочный пункт. Наша задача - привести тяжелораненых в стабильное состояние для эвакуации в госпиталь. Плюс поставить в строй легкораненых. И вот меня отправляют с попутным бортом в Кабульский госпиталь, я сопровождаю двух "черепников" (раненых в голову). Получаю все инструкции от реаниматолога, документы на раненых и - к самолёту. Самолёт транспортный, т.е. без гермокабины, а носилки с моими ребятами - в самом хвосте.
Вместе с нами летит какой-то ансамбль песни и пляски.
Взлёт мы перенесли нормально, затем 30 минут полёта и началось снижение над Кабулом. И тут мои раненые стали проявлять беспокойство, видимо сказался перепад давления. Одному я сделала укол и он затих, а второй, Андрей, стал биться, кричать, подниматься. Ранение в череп - любое движение опасно. Я встала на колени у носилок, почти легла на раненого и двумя руками держала голову, чтобы он не бился. Ревела над ним и уговаривала. Каких только слов не говорила и молила, чтобы мы быстрее сели. Помню слова бортмеханика: "Терпи, сестрёнка, Кабул не принимает". Я то могу терпеть, а раненный?!!
Ещё помню глаза одного музыканта. Круглые от ужаса глаза пожилого мужчины, который сидел, прижав к себе какой-то музыкальный инструмент и смотрел на меня.
Наконец мы сели. Нас ждали, сразу загрузили раненых в машину и увезли в операционную. А я не могу встать с колен, у меня отнялась спина и трясутся ноги. Мне помогают подняться, что-то говорят, дают мою сумку. А я думаю об одном: "УСПЕЛИ!!!!!!!!!" И этот пожилой музыкант подходит ко мне, обнимает и говорит: "Ну, а тебе-то это за что, дочка??!!." И я снова заревела.
* * *
Как только меня не звали за эти два года. Сестрёнка, сестричка, солнышко наше... А я ведь просто работала, выполняла свою работу.(2)
Меня часто спрашивают: "Вам было страшно?" Да, очень! И мне не стыдно в этом признаться. Когда было совсем невмоготу, поздним вечером я выходила на улицу в летний кинотеатр (лавочки и белая стена), или за наш модуль и смотрела в звёздное афганское небо. И плакала от боли и тоски, и звала маму... А потом, выплакавшись и успокоившись, шла спать. И сейчас, вспоминая это, мне совсем не стыдно за себя.(3)
* * *
Ещё часто спрашивают: "Почему вы туда ехали?" Что могло заставить благополучную девочку из хорошей семьи выкинуть такой фортель?
Я закончила медучилище и начала работать фельдшером в медсанчасти завода "УАЗ". Спортсменка, занималась лёгкой атлетикой, комсомолка и т, д. Папа - главный хирург города, мама - участковый врач. Однажды после работы отец играл в шахматы с военкомом и тот сказал, что нужны медсёстры в ОКВ в Германию, мне эта идея запала в голову. Родители были против, но мой дядя их убедил фразой "пусть девчонка мир посмотрит".
Начала собирать документы, всё получилось. Но за два дня до отправки вызвали в облвоенкомат. Там сказали, что разнарядку в ГДР отменили, но нужны медсёстры в Афганистан. Даже дали подумать 10 минут, а мне домой ехать 2 часа. Согласилась, так как уже заранее настроилась уехать, правда, в Германию.
Тут же приготовили документы, выдали проездные и дали 2 дня на сборы.
Дома ничего не сказала и только мама недоумевала: почему в ГДР я еду из Ташкента? А ночью я проговорилась младшей сестренке, что еду в Афганистан. Она - к родителям. Те - чуть меня не прибили. Отец сказал, что один звонок военкому и я никуда не поеду. Но тут уже я встала "на дыбы" Ведь я ехала защищать рубежи нашей РОДИНЫ! Отец как-то сник и сказал:" А ты знаешь, что там стреляют?"
Вот так я и попала в ДРА. Собиралась в ГДР, паспорт был с монгольской визой, а уехала в Афганистан.... Какие чеки??? какие льготы??? Я ехала с чистой душой оказывать помощь нашим солдатам...
В феврале 1984 года, когда я уехала на войну, моей маме исполнилось 45 лет. А мне сейчас почти 50 и только теперь я понимаю, что пережили мои родители тогда. Слава Богу - жива, здорова! И совсем не жалею о "своей" войне. Слишком много она мне дала, научила работать, научила дружить и никогда не предавать. Может звучит слишком пафосно, но я так живу...
(3) - пробирающий до дрожи стих молодой, но очень талантливой поэтессы из Питера Н. Щегольковой, посвящённый именно сестричкам челюстно-лицевых отделений. Ведь стих имеет прямое отношение и к нашей героине Марине?