Как я понимаю, Вы работали в военной прокуратуре гарнизона в Джаллалабаде.
Представляли ли себе, что Вам предстоит?
А.С.: Моя жизнь проходила по военным гарнизонам и потому я имела представление об афганской реальности. Тем более, на дворе стоял 1985 год с первыми ростками гласности. Другое дело, что военные прокуратуры в воюющей армии - это иной уровень по сравнению с военными прокуратурами в мирной жизни и некоторые моменты воспринимались мной тяжелее, чем можно было ожидать.
Корреспондент:
Можете рассказать о чем-нибудь произошедшими в Афганистане - или о каком-то незначительном бытовом моменте из разряда того, что Вы совершенно не ожидали пережить?
А.С.: Я была готова к плохим бытовым условиям, к некачественной пище, к дефициту продуктов, к нехватке, а то и полному отсутствию даже холодной воды. Была готова к обстрелам, к собственной гибели, в которую на войне мало кто верит, но я была готова. Понимая, что завтрашнего утра может не наступить, нас чаще обстреливали по ночам, перед сном я просила прощения у родных и у Бога. То же самое делала, садясь в очередной раз на очередной борт.
Но я не ожидала, что на войне можно пострадать от диких животных, имею ввиду обезьяну Юльку, проживающую в соседнем офицерском модуле. Очевидно Юлька интуитивно чувствовала в обитательницах девичьего модуля своих соперниц и налетала на девчонок с дикой озлобленностью ревнивой стервы, кусая и царапая лицо, трепля за причёску, лупя со всей обезьяньей дури. Мне не хотелось повторить историю госпитальной медсестры Натальи, пару недель ходившей в пятнах медицинской "зелёнки" после атаки обезумевшего животного. Потому, до тех пор, пока, благодаря нашим жалобам, Юльку не перекинули на отдалённую заставу, на службу я ходила не по центральной бетонной дорожке, а пробиралась задворками. "Пробиралась" в прямом смысле: цепляясь, чтоб не съехать в канаву, за доски и подоконники соседнего со штабом модуля. Об этой бандитке у меня есть рассказ "Kак на войне можно погибнуть из-за противной обезьяны"здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/a.shtml
Корреспондент:
Многие ветераны говорят о том, что этот опыт лишил многих надежд, сделал каких-то людей более черствыми. Как Вы преодолели этот травматический опыт?
А.С.: Наверняка и у меня произошли перемены в психике, три года войны почти на самой границе с Пакистаном просто так в воздухе не растворятся. Но я - из династии военных, закалённая аскетичной жизнью по разным военным гарнизонам. К тому же женская психика гибче мужской, настраивающая организм на созидание, на продолжение человеческого рода, а не на саморазрушение. "Моя" война, кроме криков во сне, ничем не тревожила около двадцати лет, давая возможность придти в себя, образно выражаясь, почистить пёрышки, расправить крылья. Но позднее всё-таки вернулась. Вернулась ночными кошмарами, обстрелами во сне, метаниями под свистящими над головой снарядами и минами. Я реально стала бояться собственной подушки и, чтоб не сойти с ума или не спиться, решила обратиться к творчеству, выплёскивая военные воспоминания на экран компьютера.
Корреспондент:
Предоставляло ли государство по возвращение какие-либо курсы реабилитации или психологической помощи?
А.С.: Нет, от государства никакой психологической поддержки не получила, как наверняка большинство "афганцев" и "афганок".
Корреспондент:
Вы описываете, что уже через 20 лет спустя у Вас начались кошмары, и так решили начать писать. Насколько Вам помогло это занятие? И как вообще Ваши коллеги справлялись с таким эмоциональным грузом – опять же, если отмести алкоголь?
А.С.: Да, чтоб избавиться от ночных кошмаров, пришлось освобождать память путём написания воспоминаний. В русском языке есть выражение "облегчить душу". После чего ночи стали спокойными. Зато возникло другое беспокойство - мои тексты обществом воспринимаются неоднозначно и сейчас понимаю, что куда безопаснее создавать сказки или фантази. Наше общество не совсем открыто для правды, сказываются пережитки сурового советского прошлого.
Как справлялись коллеги? Если говорить о коллективе военной прокуратуре Джелалабадского гарнизона, то все офицеры-юристы достойно продолжили службу и ушли на пенсию с хороших должностей в высоком звании. Даже солдат-водитель Александр стал милиционером и дослужился до начальника отделения. О судьбе наших солдат-дневальных ничего не знаю, кроме судьбы москвича Сергея, ставшего наркоманом. Парень не нашёл себя в мирной жизни.
В этом плане женщинам легче. После войны многие остались в своей профессии, продолжили учёбу, вышли замуж, родили детей, загрузив свою жизнь по полной программе, где баловству нет места. Некоторые девочки-медики даже дослужились до подполковничьих и полковничьих погон медицинской службы. Другие поднялись до высоких званий в силовых структурах, в тех же МВД и МЧС.
Корреспондент:
Вы говорите, что даже сейчас, 30 лет спустя трудно говорить и писать о каких-то моментах непросто, потому что, цитирую Вас «мои тексты обществом воспринимаются неоднозначно и сейчас понимаю, что куда безопаснее создавать сказки или фантази. Наше общество не совсем открыто для правды, сказываются пережитки сурового советского прошлого».
К Вам обращались другие ветераны с какими-то негативными откликами или угрозами? Как Вам кажется, почему это происходит? Отдельные люди и государство в целом не готово признавать свои ошибки и преступления и хочет слышать только о подвигах?
А.С.: В советском обществе не принято было высовываться, особенно женщинам, ведь мы все корнями оттуда, из "советов".
А моё появление в общественном пространстве произошло громко с откровенными воспоминаниями, но и с обличением тех, кто пытался сказать грязное слово в адрес женщин-"афганок". И три-четыре года для меня были очень сложными.
Почему такое происходит? Все ответы в прошлом нынешней системы. Советское коммунистическое никуда не делось, а приняло иные формы, и если кто-то думает, что Новая Россия - абсолютно другое государство, тот глубоко заблуждается.
Корреспондент:
Меня заинтересовала тема женщин на войне в Афганистане, и я натолкнулась на старую статью в “Огоньке” автора Сергей Тютюнника, который довольно лихо и беспечно описывает сексуальные отношения служащих. Насколько подобные описания кажутся Вам справедливыми?
А.С.: Слава Богу, сейчас эта тема, по сравнению с прошлыми годами, становится менее "горячей" и, не стыжусь признаться, не без моих усилий. Потому что тема "Война и секс" ничем не разнится, допустим, от темы "Политическая жизнь и секс", "Институтская жизнь и секс", "Сельское хозяйство и секс", "Творческая интеллигенция и секс"... Можно продолжать до бесконечности и не важно кто ты - служащий советской армии, генерал, депутат госдумы, студент, рабочий, колхозник, бери любой сегмент любого общества и столкнёшься с обоюдоострым влечением противоположных полов, поиску любви, созданию семей.
В таком случае чем молодёжь 40-й армии, а на войну стариков не посылают, должна отличаться от других? Если общество думает, что на афганской войне присутствовала особая каста людей, то нет - мы были частью советского населения, плоть от плоти, и в 40-й армии проходили абсолютно те же процессы, что на всей необъятной территории СССР. Одни жили себе особнячком, другие знакомились, дружили, влюблялись и даже женились.
Так что на афганской войне случалось всякое, но говорить о массовом разврате или массовом сожительстве, конечно, нельзя. Во времена поголовного комсомольского и партийного учёта под неусыпным контролем Особых Отделов и КГБ любой проступок мог стать поводом для высылки "в 24 часа", что автоматически перекрывало дальнейший карьерный рост, затрудняло учёбу, полностью убирало возможности дальнейших зарубежных поездок. Кому хотелось вступать в самостоятельную жизнь, имея на руках "волчий билет"?
В основной своей массе "афганки" вели себя очень достойно. Я вообще не понимаю, как можно соединить два понятия "разврат" и "героизм"? Разве не героизм в сложнейших условиях, без нормального питания, без горячей воды, а первые "афганки" вообще жили в палатках с печкой-"буржуйкой", проводя на службе по 10-15 часов в сутки, круглосуточно подвергаться смертельной опасности?
Разве не героизм, рискуя собственной жизнью, мотаться по афганским весям с целью снабжения военнослужащих предметами первой необходимости?
Разве не героизм, забыв о возможности погибнуть от пули, мины, снаряда, средневековых болезней, местных ядов, биологических диверсий, лечить, выхаживать, кормить, обстирывать, обштопывать, обглаживать всю армию?
Множество свадеб - самое лучшее свидетельство девичьему героизму. Молодые офицеры выбирали лучших из лучших и сотни девочек, попавших в Афганистан в качестве служащих Советской армии, уезжали жёнами кадровых офицеров. Многие живут до сих пор, имея прекрасных детей и внуков.
Ну, а кто не создал пары, те могли просто встречаться. Ho разве не этим живёт молодёжь всей планеты? В Афганистан ехали в основном холостые девушки, одинокие женщины. В чём их грех? Рассматривая под таким углом, скорее нужно начинать с женатых чинов, изменяющих жёнам и детям.
А если сравнивать с сегодняшним днём, то, на мой взгляд, приоритеты нашего поколения прочно стояли на фундаменте какой-никакой, отчасти преступной, но идеологии. В отличие от нынешнего поколения с выбитым из-под ног фундаментом.
Корреспондент:
Когда Вы были в Афганистане, обсуждали ли Вы и другие – неформально – причины этой войны? Почему вы все там оказались и кому она нужна?
А.С.: Если сегодня при наличии интернета существует масса людей, зомбированных телепропагандой, то в советские времена "вражеские" голоса активно глушились, а правда была одна - из телевизора и газет. Мы реально верили, что помогаем угнетённому советскому народу, тем более своими глазами видели детские сады, школы, построенные советскими строителями. И причину войны знали: враг подбирается к нашим южным рубежам. Поэтому каждый сознательный гражданин тем или иным способом должен проявить участие.
Кто-то изъявлял добровольное желание помочь нашей армии. Кто-то... "А меня после 8 марта 1984 года вызвали в горкома ВЛКСМ и секретарь вопросом предложил: "А не хотите ли поехать в Афганистан? Вы - комсорг, у вас кандидатский в партию... Я, честно говоря, напугалась и отказала, потому что соседа привезли перед новым годом "грузом 200". На следующий день было комсомольское собрание и начали меня стыдить, что там идёт война, а я - холостая, молодая (мне было 20 лет), отказываюсь выполнить интернациональный долг. Даже мама (работала начальником) не смогла ничего сделать. Стыдили: если не я, то придётся послать человека, у которого семья и дети...". Кто-то таким образом спасал сына, да, были матери, решившие, что если сама поедет на войну, то её сына не тронут. Другие ехали следом за мужем, братом, сестрой, любимым человеком. У каждого своя дорога на войну, напомню, что веду речь только о гражданских специалистах от Минобороны.
Кому была нужна та десятилетняя война с тысячными жертвами советского генофонда? Точно не простому народу. Если немного перефразировать недавнее изречение Невзорова: "Все погибшие на войне "за родину" на самом деле всегда отдавали свою жизнь за режим. За его глупости, ошибки или капризы. "Родины" не ведут войн. "Родины" бесплотны и существуют только в воображении. Войны и репрессии - это всегда забава режимов".
Корреспондент:
В предыдущем абзаце Вы имели в виду «афганскому народу»? «Мы реально верили, что помогаем угнетённому советскому народу, тем более своими глазами видели детские сады, школы, построенные советскими строителями. И причину войны знали: враг подбирается к нашим южным рубежам. Поэтому каждый сознательный гражданин тем или иным способом должен проявить участие».
А.С.: Да, афганскому народу.
Лично я, кроме посещения детских домов и школ, нигде не была, но погибшая Таня Кузьмина служила в нашем БАПО (боевой пропагандистко-агитационный отряд) и она конкретно ездила по кишлакам, развозя муку, продукты, лекарство. Она же в тех же кишлаках лечила афганских жителей, принимала роды у афганских рожениц.
Я последняя из женщин, кто видел Татьяну живой, о ней у меня есть рассказ, который вошёл эпизодом в чужие книги, включая иностранных авторов, и по нему сделана радиопостановка:
http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/l.shtml
Таких девчонок было множество, ходящих с мужчинами одними тропами. Только мужчины перемещались вооружёнными под прикрытием бронетехники и сослуживцев.
А девoчки заходили в афганские лачуги без оружия и без прикрытия (у мусульман не принято допускать на женскую половину чужих мужчин).
Какое время Вы проработали там и с каких чувством уезжали?
А.С.: Военная прокуратура Джелалабадского гарнизона начала функционировать в июле 1985 года, где я оказалась первым начальником канцелярии. Первым и последним, сдав должность в апреле 1988 года, за месяц до вывода войск из Джелалабада. Домой уезжала со смешанным чувством. Ощущение добросовестно выполненного служебного долга разбавлялось тёплым предвкушением встречи с родными и горечью от многочисленных, наша 66-я бригада была воюющей, никому не нужных, потерь.
Корреспондент:
Какое было отношение к Вам, когда Вы вернулись в СССР? Как родственники и знакомые относились к вернувшимся с войны?
А.С.: Не знаю как где, но в небольшом городке на Полтавщине, куда папу перевели после восьми лет службы в Германии, я обрела ещё большую известность. Со мной спешили поздороваться за руку не только местные уголовники, видя "своего парня", но и начальники разных рангов. А чуть спустя я родила дочь и даже успели послужить с мужем в Западной Группе войск в Германии.
Корреспондент:
Как я понимаю, Вы уже несколько лет посвятили тому, что собираете информацию о людях (и в основном это женщины), которые были в Афганистане от Минобороны, но не участвовали в боевых действиях. Я читала, что в 2006 такие люди лишились льгот. Так ли это до сих пор?
А.С.: Да, мой архив - единственный в мире архив по советским "афганкам", собираемый с помощью самых разных людей из разных уголков планеты. Есть сведения и о ребятах, гражданских специалистах от Минобороны.
"Не участвовали в боевых действиях" - как это понимать? Допустим, командующие 40-й армией тоже не принимали непосредственного участия в боях. Однако априори подобное суждение отметается. Тогда почему официантки, повара, продавцы, парикмахеры, находящиеся в том же районе боевых действий, например, из чужих воспоминаний знаю, что Варенников желал, чтоб его кормили девушки-официантки, считаются не участвующими? Причём любой кадровый офицер перед "своей" войной проходит довольно серьёзную военную подготовку, начиная тактическими занятиями в училищах-академиях и заканчивая практикой. В то время, как девчонок на войну брали, что называется, от маминых юбок. Большинство девчонок оружие впервые увидели только в Афганистане.
В списке погибших гражданских специалистов Минобороны самый большой процент - среди работников военторга, а гражданские водители автолавок, попав в засаду, вели конкретные бои. Официантки нашего аэродрома, постоянно летающие на "боевые" (Надежда Миргородская однажды даже рухнулa вместе с бортом), - они что, на курорте отлеживались?
А девочки-переводчицы (медсёстры, врачи, парикмахеры), бродящие теми же тропами, что и мужчины-политруки, наводящие мосты с местным населением? Могу привести примеры, когда девoчки, попав в ловушку или под обстрел, принимали бой наравне с военнослужащими, а Галина Стрельчонок вообще погибла при отражении нападения на колонну.
И приведу сотни примеров, когда военнослужащие не только не участвовали в боях, но даже не покидали расположения части. Многие знают, что в Афганистане были пастухи-солдаты? Из чужого комментария: "2008/11/11: В штабе армии (Кабул) летом 87-го я видел ДЕСАНТНИКА, пасшего двух КОРОВ! Что он (этот десантник) рассказывает детям о своей АФГАНСКОЙ службе? А у него (этого десантника) как минимум две награды за Афган: советская "70 лет ВС" и афганская "От благодарного афганского народа".
Но в России все "афганцы"-пастухи, свинари, денщики, повара, прачки, пекари, кладовщики и прочая "боевая братва" считаются честно отвоевавшими. К этой категории даже причислены судимые военным трибуналом, но позднее амнистированные Постановлением N 842/1 от 28 ноября 1989 года. То есть убийцы, расстрелявшие или взорвавшие своих сослуживцев, среди которых есть и девочки; воры, продававшие машинами продукты местному населению, в то время как с некоторых отдалённых застав снимали ребят, умирающих от недоедания; предатели, торговавшие военными тайнами, благодаря амнистии Сахарова-Горбачёва, в России сегодня герои.
А девчонок, честно отслуживших по два-три-четыре-пять лет (были и такие), в 2006 году "Единая Россия" лишила мизерных льгот. При том, что все солдаты-"срочники" находились в Афганистане не более полутора лет. Оруэл в полной красе.
Корреспондент:
Как работаете co своим архивoм? Вам пишут другие женщины? Вы делаете с ними интервью? Сколько человек уже в Вашем архиве? Правильно ли я поняла, что это в основном женщины?
А.С.: Архив начался с моих личных воспоминаний, дополняемых знакомыми и незнакомыми людьми, но служившими или бывавшими в нашем Джелалабаде.
Затем Сергей Жуков из Подмосковья прислал списки погибших гражданских специалистов по линии Минобороны, ведь до меня мало кто поднимал эту тему.
Пришлось идти в сетевые ветеранские группы и просить знакомых и незнакомых "афганок" поделиться воспоминаниями, мотивируя тем, что если не расскажем мы, очевидцы, за нас расскажут фантазёры. К тому времени я уже видела размах мужской военной прозы, где "афганки" если и упоминались, то в негативном ключе. Но я то встречала на войне абсолютно других девчонок! Причём многие из авторов к афганской войне не имеют никакого отношения.
Огромный вклад в сбор моего архива внесли "афганка" Лидия Волынкина из Подмосковья и незнакомая молодая женщина из Омска - Ольга Корниенко. Многие присланные ими материалы оказались и для меня откровением. А после стали помогать совсем посторонние люди, включая родственников ветеранов афганской войны.
Там, где нужно прояснить или получить дополнительную информацию, я звоню сама. Звоню в школы, в институты, в училища, в их "афганские" уголки боевой славы - это в основном по погибшим. Обзваниваю городские музеи, ветеранские организации, редакции. И нет разницы о какой бывшей советской республике идёт речь.
Количество фамилий в архиве назвать сложно, если только газетных, журнальных, сетевых публикаций собрано около четырёхсот и в иных упоминается по несколько фамилий.