Стояла, блаженно щурясь, морщинистой рукой в пигментных пятнах сыпала на асфальт крошки из пакета. Она раздражала меня. Раздражала своим нелепым видом, блаженной улыбкой и какой-то полной параллельностью с окружающим. Вокруг грязь. Мусор валяется под ногами, все бегут куда-то, а хмурое мартовское небо стирает с лиц появившиеся было с весной улыбки.
Вытаявший пятачок асфальта был её прибежищем. Окружающее не касалось её. Она не оглядывалась, не искала знакомых глазами, ни с кем не разговаривала. В потёртом старом пальто, она сосредоточенно сыпала на асфальт свои крошки и улыбалась.
Откуда она взялось?
Я с досадой отвернулся от окна. Хотелось ещё смотреть на спешащих прохожих, но взгляд снова натыкался на старуху.
Откуда она взялась?
Я сидел дома с гриппом и отпаивался на кухне чаем с малиной. Пить чай просто так было неинтересно и я развлекался, рассматривая в окно прохожих. Старуху я заприметил ещё позавчера. Вчера пригляделся повнимательнее, а сегодня не мог оторвать от неё глаз. В голове вертелись дурацкие мысли. Чему она всё время улыбается? Может, глухонемая? Откуда взялась в нашем квартале и почему всё время одна? Если у неё нет родных, зачем торчать целыми днями на улице, неровен час, рассыплется прямо на дороге. И эта странная улыбка...
Я был недоволен собой - далась мне эта старуха! В моей жизни и так проблем предостаточно. На работе вечный цейтнот, с Лорой твориться что-то непонятное, да ещё заболел так не ко времени.
Запиликал звонок - должна была позвонить Лора и я с облегчением ринулся к телефону. В последнее время голос у неё стал какой-то странный. Ласковый и одновременно приторный, неестественный. Разумеется, она интересовалась моим здоровьем, собиралась зайти в аптеку и в магазин, купить лимонов. Разумеется, у неё уже были планы на выходные. И, разумеется, она с удовольствием сходит со мной куда-нибудь, когда я поправлюсь. Независимая, гордая, броская Лора стала что-то очень покорной. Говорила и делала всё так, как если бы была образцовой женой: предупредительной, вежливой, деятельной, весёлой. Ходила со мной на волейбол, не отказывалась от вылазок на природу, даже перестала коситься на моё пиво. Но это была не моя Лора. Я перестал чувствовать ее. Она окружила меня таким потоком деятельности и доброты, что я оказался отделён от неё самой. От её ранимости, от странных выпадов в мою сторону и бесед о преимуществах холостой жизни. Поначалу мне казалось, что Лоре хочется замуж, но она отказалась жить вместе, а от разговоров о замужестве уклонялась столь ловко, что я перестал их вести. Так мы и жили, отдаляясь друг от друга, церемонно обходя острые углы наших отношений..
Интересно, - подумал я - могла быть Лора внучкой той старухи? И тут же оборвал себя, Конечно, нет. Она бы не допустила такого задрипанного пальто и трудно представить Лорину бабушку слоняющейся по улице. Незаметно я заснул.
Пробуждение не принесло облегчения. Голова была тяжёлая, а мысли сумбурные. Проснулся я поздно, кое-как привёл себя в порядок и сел за работу. Накопилось много бумажных дел: свести цифры, подготовить отчёт, написать характеристики. Я знал, что стоит только погрузиться в дела и всё пойдёт, сдвинется с мёртвой точки, но обычная, в общем-то, работа вызывала отвращение. Цифры казались ничего не значащими, таблицы-ненужными, а характеристики-пустыми. Рука потянулась к книжным полкам и в нерешительности остановилась. Читать тоже не хотелось. Вздохнув, я отправился на кухню, заварил себе чай и с некоторой опаской сел на подоконник.
Она стояла на прежнем месте. Обычная старушка, скромно одетая и сгорбленная, мало ли таких? Интересно, почему вокруг неё воробьи? В городе развелось множество голубей и ворон и они вытесняли мелких пташек. Покрутив головой по сторонам и не обнаружив ни тех, ни других, я пожал плечами. Старуха высыпала последние крохи из пакета и осталась стоять неподвижно, глядя на бойкую птичью возню и слегка улыбаясь. Скорее, улыбка поселилась в уголках её губ, мерцала в глазах, ощущалась в разряженном воздухе. Казалось, она была вчера и неизменно будет завтра, такая неподвижность сквозила в ней и неизбежность, что я вздрогнул. Представилось, что годы пройдут, Лора оставит меня, растеряются друзья, я сам состарюсь, а улыбка эта останется.
Далась же ты мне! Фантазёром я не был и в мистическое предназначение старухи не верил. Но мысли о ней вертелись в голове, как нерешающаяся задачка по арифметике (попалась мне как-то задачка с опечаткой и решить её было нельзя). А, может, это в мою жизнь вкралась ошибка, а старуха что-то напоминает, вызывает цепь невидимых ассоциаций? Я решительно покинул кухню и направился к компьютеру...
Детей у Марьяши не было. Собственно, звали её Марина Николаевна, но ей нравилось - Марьяша. Так в детстве называла её мама и покойный супруг. Она жила одна вот уже несколько лет и свыклась со своим одиночеством. Временами ей хотелось жить в деревне и копаться в маленьком огородике (огородик почему-то представлялся именно маленьким), развести цветы под окнами. Но, прожив всю жизнь в городе, похоронив здесь родителей и мужа, Марьяша на переезд не решалась - слишком уж прикипела к этому месту. Соседки и жалели Марьяшу, и слегка недолюбливали - живёт одна, а не посидит с ними на скамейке, всё бродит часами по городу.
-...а теперь ещё, - слышишь, Петровна? Я вчера внука в зоопарк водила, вдруг вижу - стоит Марина наша, - тут Лизавета торжествующе посмотрела на товарок - стоит возле клеток с попугаями.-
-Ну и что? Может, родня приехала.-
-Нет, Петровна, одна она там была: постоит - постоит у клеток и дальше. Мы с Ванечкой уже всё обошли, а она ещё осталась. И не в первый раз, совсем на старости лет... Как по команде, товарки дружно замолчали - Марьяша вышла из подъезда. Поздоровалась, спросила Лизавету про суставы и простодушно поинтересовалась: - как Ванечке, понравилось? Лизавета кивнула в некотором замешательстве, и, поглядев на удаляющуюся сгорбленную спину, победно закончила, проглотив-таки свой вердикт - ...на старости лет. Впрочем, как и всегда, разговор быстро перешёл на собственных детей и внуков - материал настолько богатый, чтобы к Марьяше уже не возвращаться.
Иногда Марьяше было одиноко и она садилась с соседками на лавочки, но быстро уставала от их нескончаемой болтовни и привычки обсуждать детей и внуков. Детей она знала - по именам, по вихрам и секретам - они выросли на её глазах. Марьяша пыталась поначалу защищать многочисленные объекты пересудов, но натолкнулась на яростное непонимание - тебе ли, бездетной, давать советы. И отступилась - плетью обуха не перешибёшь.
Сегодня она опять собиралась в зоопарк, но случайно наткнулась на замечательный дворик. Там стояли старые липы, было чисто и тихо - дворик окружали кольцом новые дома. Марьяша устроилась в одиночестве на скамье под липами. В песочнице возились неуклюжие малыши, одетые по весне в комбинезончики-скафандры. Беспокойные мамочки поднимали упавших чад, но те вскоре снова оказывались на земле. Марьяша улыбнулась - шумная, бойкая возня отвлекала её от собственных мыслей. Облюбовав вытаявший клочок асфальта, она вынула пакет с зерном и принялась кормить воробьёв. Те налетали большим темным клубком и рассыпались подвижными ртутинками под ногами. Марьяша стояла долго - уже и зерно кончилось, потом всё-таки неохотно направилась домой. Мимо, солидно покачивая плечами и сыпля матерком, шли подростки. Марьяша не утерпела, посмотрела на крайнего, тощего и взъерошенного, и спросила:-
-Что ты... Разве тебе так уж плохо живётся?-
-Да разве это жизнь - со злостью и тоской сплюнул тот.
-А разве нет?-
Он глянул мрачно (на сумасшедшую бабку!- подумалось ей), пожал плечами и догнал остальных, зябко сутулясь. Марьяша озадаченно смотрела вслед. Когда-то давно она умела разговаривать с ершистыми подростками. Обрывки разговоров жили ещё, оказывается, в голове и всплывали, когда им вздумается.
-...сейчас на него, но попробуй понять...-
-Понять? Знаете, это ведь он меня обидел, пусть он и...-
-А ты попробуй всё-таки, подумай, может быть, он тоже переживает-
-А вы, Марина Николаевна, всех понять пытаетесь?-
Марьяша сосредоточенно задумалась и удивлённо ответила-
Да нет, просто, Машенька, когда понять удается, легче - уже не можешь носиться со своей злостью.-
-Это я его ещё и жалеть должна? - взвилась Маша.
-Да не жалеть, и не должна, - досадовала Марьяша на неумение своё объяснять,- для себя, пойми, тогда не будет так больно. Может, чайку ещё заварить?-
Маша энергично встряхнула чёлкой, - не-а, мне уже в школу пора. Потом глянула на собеседницу, набрала воздуху, собираясь выстрелить длинной тирадой, но лишь шумно выпустила со вздохом:-
-Ну вы даете, Марина Николаевна! Всё, я побежала.-
- Иди, Машенька, иди.-
Марьяша взяла чашки, силясь вспомнить что-то важное: взять на работу...напомнить Саше... доделать...Маша хлопнула дверью и выбежала из подъезда. Хозяйка проводила взглядом удаляющуюся спину и махнула рукой на свои дела.-
-Неважно...это не важно...
С понедельника я вышел на работу и завертелась весёлая кутерьма, думать о всяких пустяках было некогда, по выходным мы с Лорой выбирались из города на природу (природой для современного горожанина уже считался лесопарк), а вечером оставались у меня. И всё-же какая-то пустота грызла меня изнутри. Не то чтобы я о чём-то сожалел или хотел изменить, но появилось чувство незавершённости, потерянности. Так прошло несколько недель. Однажды Лора уехала к родне и я решил помотаться по городу на автобусе, просто так, чего давно уже не делал. Странная лёгкость была в этом дне и прозрачность и, не особенно задумываясь, я заскочил в первый попавшийся автобус.
Они сидели молча, с отрешенными лицами, преисполненными угрюмой решительности. Решительность была того рода, что любому будет дан отпор. Я оглянулся, ища в салоне живое подвижное лицо. Никого! Рыцари странного ордена, давшие обет никогда не открываться и хранить броню всю жизнь, ехали они по своим делам. Никто не мог им повредить. Как, впрочем, и помочь. Живое участие, как и бранное слово, не достигало их душ через броню. Броню, которую они надели сами и таскали её потом всю жизнь. А рядом мчались авто и во многих сидели такие же броненосцы. Я начал задыхаться в этой удушливой атмосфере и выскочил на первой же остановке, чувствуя и на себе дребезжавшее рыцарское облачение. Весь день я бродил по городу, вглядываясь в лица прохожих. Кто-то замечал мой взгляд и любопытно рассматривал меня, кто-то пробегал мимо, а некоторые сердито хмурились. Правда, были и такие, которые грели... Мысли текли необыкновенно ясно и стройно. Пришли нужные слова, которые давно было пора сказать Лоре. Становились понятны скрытые от себя истины. Непомерный груз свалился с души и высвободилось место самым простым вещам.
Она опять кормила воробьев. Когда я проходил мимо, она повернулась ко мне и слегка улыбнулась. Я несмело ответил на её улыбку и сел на скамью под липами.