Смецкая Галина Юрьевна : другие произведения.

Приключения новоиспеченной петербурженки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чего проще, чем переехать на пмж в культурную столицу, но как там задержаться навсегда?


  
   Приключения новоиспеченной петербурженки
  
  
  
  
  
  
  
   ПРОЛОГ
   За окном смеркалось, и в свете вспыхнувших фонарей были видны крупные хлопья позднего снегопада, изредка подхватываемые дуновением неоткуда взявшегося ветерка, который крутил из хлопьев недолговечные спирали. Мягкий свет от круглого напольного торшера стелился по ковру, не поднимаясь выше каминной решетки. В камине пламя нехотя облизывало кедровое полено, и в гостиной витал едва уловимый запах хвои. Я с ногами сидела в удобном мягком кресле, наслаждаясь ароматом свежезаваренного кофе, наблюдая за Камилем. Камиль разговаривал по телефону и, по тому, как он поглядывал в окно, мне было ясно, что разговор ему наскучил, и только врожденная вежливость и соответствующее воспитание не позволяет ему швырнуть трубку на рычаг. Я предположила, что собеседник Камиля не кто иной, как Нонна. С Нонной я была шапочно знакома, но уже знала, какую скуку она может навести на собеседника. Про таких говорят: "Ну и зануда!". Только на ее предложение пересказать вышедший недавно в прокат фильм окружающие тут же разбегались, предпочитая этот фильм посмотреть лично. По обрывкам фраз я даже догадывалась о чем идет речь. Нонна хотела, чтобы Камиль написал портрет некого Силуянова, знаменитого только тем, что дочь подруги Нонинного отца, благодаря кошельку этого Силуянова, с девятой попытки стала мамой с помощью экстракорпорального оплодотворения. Все девять попыток оплатил незнакомый мне Силуянов, а кем он приходился дочери подруги Нонинного отца, я из рассказа Нонны так выяснить и не смогла. И, хотя Нонна с превеликим удовольствием всегда начинала рассказывать про Силуянова, до конца рассказ она ни разу не довела, отвлекаясь на несущественные детали и уводя каждый раз повествование в незнакомое для слушателя русло, до тех пор, пока слушатель не переводил разговор на невзначай подвернувшуюся тему. Я знала, почему Камиль не хочет писать портрет Силуянова, вовсе не потому, что "лицо не выразительное" и "примитивное", и не потому, что у него сейчас много заказов, а потому, что Камиль с начала зимы почти каждый вечер проводит со мной. Он уговаривает меня позировать ему, хочет, чтобы остался ему на память о наших встречах мой портрет. У Камиля оформлены все документы на выезд из страны, остались сущие пустяки, и это оставшееся время он не хочет тратить на портрет Силуянова.
   Камилю все никак не удавалось отделаться от Нонны, которая наоборот, очень удачно перескочила на любимую тему - тему отношения отца с его подругой. Видно Нонна пересказывала очередной их диалог, смакуя некоторые подробности, до которых Камилю не было никакого дела, но морщась и вздыхая, он терпеливо выслушивал очередную драму. Такие разговоры в моем присутствии проходили частенько, и я к ним привыкла, как к нечто неизбежному. И, пользуясь случаем, я не просто смотрела на Камиля, я им любовалась, я его запоминала. Седовласый, высокий статный мужчина, с карими проницательными глазами. Эти глаза меня пронзили насквозь в поезде дальнего следования. Я тогда возвращалась из командировки, а Камиль от родственников у которых гостил. Был разгар туристического сезона и волей случая мы были вынуждены ехать в плацкартном вагоне друг против друга. Двое суток Камиль не сводил с меня глаз, что в начале пути меня смутило, потом не на шутку стало беспокоить и, только подъезжая к Петербургу, я вдруг посмотрела на него другими глазами и... влюбилась. За весь путь мы не проронили ни слова, и только на перроне он попросил мой телефон. Его звонок я начала ждать, как только переступила порог своей комнаты. Я терялась в догадках, позвонит - не позвонит, а если позвонит, то зачем? Я не молоденькая профурсетка, моя фигура далеко не идеальна, черты моего лица могут запасть в душу скорее серийному маньяку, чем такому благородному господину. Ах, корила я себя, зачем дала свой телефон незнакомцу, а что, если он и впрямь маньяк? Ну, кто еще мог на меня позариться? Ладно, если он смог бы оценить мое умение слушать или манеру непринужденно поддерживать беседу, а ведь мы даже не разговаривали. Два дня я терзала себя кровавыми картинами в духе Квентина Тарантино и окончательно решила не отвечать абоненту с незнакомым номером. Но когда раздался звонок, я взяла трубку, позабыв все обещания самой себе. Камиль оказался очень обаятельным, с тонким чувством юмора, кое из всех мужских качеств я ценила наиболее высоко. А то, обстоятельство, что он в нашу первую встречу, повел меня в Русский музей, а не в ресторан, позволило мне иронично отнестись ко всем своим вчерашним страхам. В свою очередь, признавался позже сам Камиль, он только в Русском музее чувствовал себя уверенно. Камиль был художником.
   - Нонна несностна, - вздохнул Камиль, которому, наконец-то, удалось закончить бесконечный разговор. - Знаешь, Яночка, дальше тянуть нельзя, время уходит, а мне написать тебя просто необходимо.
   - Каждое общение с Нонной заканчивается твоей агрессией по отношению ко мне, - улыбнулась я, намекая на его маниакально-настойчивую идею писать мой портрет. - А я как раз сегодня думала: "Ну и почему бы и нет?"
   - Ты согласна?!! - Камиль не ожидал, что я сдамся без привычной перебранки.
   - Да, я согласна, но...
   - Я согласен рассмотреть все твои "но". Буду думать, что их немного, - Камиль повеселел, - и я, даже, знаю какие это "но"!
   - Тогда перечисли, - я подхватила зарождавшуюся игру в угадайку.
   - Первое, ты хочешь, чтобы твое платье было немного экстравагантнее, чем Нонкино из Милана, да?
   - Нет, наоборот, оно должно быть скромным. Должна быть та простота, что выглядит очень дорого.
   - Хорошо, учтем. - Камиль достал свой блокнотик и начал что-то записывать. - Тогда твоя прическа должна быть как у ...?
   - Пусть остается простым классическим каре, - разрешила я.
   - Может фон? У камина или у окна?
   - Лучше у окна, а за окном непременно крупные белые хлопья на фоне угасающей зари.
   - Угасающая заря - как-то пессимистично. Может на фоне золотого заката? Только тогда без хлопьев. А пусть небо будет лазурным. - У Камиля загорелись глаза, - правда, лазурное небо не типично для Петербурга. А мне хочется увести тебя именно вместе с Петербургом...
   - Камиль, мне все равно, какой будет фон. Какой ты считаешь нужным, таким пусть и будет. Хотя, если фон должен быть непременно петербургским, то стилизуй его под коммунальную кухню, а мне в руки вложи половник.
   - Какой половник, - на лице Камиля отразилось затянувшееся замешательство, - и причем тут кухня, да еще и коммунальная?
   Я снисходительно смотрела на Камиля, упиваясь его недоумением.
   - Для меня, Камиль, коммунальная кухня - апогей Петербургской действительности, символ причастности к городу, настоящая школа жизни. Кто не прошел через нее, тот не может называть себя истинным петербуржцем.
   - Ну, может, я и соглашусь с таким определение, но причем здесь ты, Яна?
   - А я не Яна, я - Ядвига, а для обитателей некой коммунальной квартиры, я и вовсе была Бабой Ягой.
   -Ты?.. - Тут Камиль не на шутку испугался, как минимум за мое здоровье. Он даже сел на стул напротив и посмотрел на меня новым, неизвестным мне доселе взглядом, - ты никогда не рассказывала мне...
   - Ну, ты никогда и не спрашивал...
   - Интересно... А о чем я должен был спросить?
   Лицо Камиля вдруг сделалось бледным, будто он увидел приведение, а я от души расхохоталась.
   - Камиль, Камиль, все хорошо. Я не приведение.
   Камиль растеряно взял мои руки в свои. Было видно, как он приготовился выслушать рассказ в духе бульварных газет, но явно боялся его услышать.
   - Яна, а ведь я действительно ничего про тебя не знаю, - обреченно проговорил он. - Кто ты? Расскажи мне о себе.
   - Камиль, не тревожься так, за мной нет криминального прошлого. У меня даже долгов нет, - я обняла Камиля за плечи, - ты их уже оплатил, - проговорила я шутливым тоном.
   Но в глазах Камиля уже затаился разрушительный страх. Банальный страх разочарования в своей музе, коей непременно я сейчас для него являюсь.
   - Камиль, - я улыбнулась так широко, как могла, - это и есть мое "но". Я хотела тебя просить, можно ли во время сеанса зачитать тебе главы из моей недописанной книги? Если ты разрешишь, то ты все обо мне и узнаешь.
   - Господи, Яна, какой книги? Ты пишешь книгу? - Камиль словно перевернул страницу книги и увидел красочную картинку, так он впился глазами в мое лицо, словно видел впервые.
   - Ну, что ты, Камиль. Пишу - громко сказано. Просто, как-то раз слова сложились в предложение, а затем эти предложения цепочкой стали выстраиваться, как солдаты на плацу, в какой-то рассказик. А я, как истинный старшина, либо удаляла строчки в корзину-карцер либо строила в колонны-абзацы. Скорее всего, тебе мое графоманство не придется по вкусу, зато ты узнаешь про меня несколько больше.
   - Неожиданное предложение... Ну, конечно, я хочу услышать твое повествование, да еще в облике литературного шедевра, - к Камилю возвращалось его обычное состояние чуть язвительной невозмутимости. - А писать я тебя могу и с фотографии, но твое присутствие желательно. - И подумав, добавил - а теперь еще и обязательно!
   - Тогда давай начнем завтра, а то у меня целых сто двадцать листов, - я погладила Камиля по щеке.
   - Читать-не перечитать, - со знакомой и почти родной улыбкой Камиль взял мою руку и поцеловал.
  
   ***
   На следующий день мы приступила каждый к своему делу. Камиль в фартучке с пятнами от красок в окружении мольберта, тюбиков и кисточек с карандашом за правым ухом. И я, обложенная листами разного формата с текстом, написанным от руки, и с ноутбуком на коленях.
   - Поехали! - кинул клич Камиль и его карандаш стал летать над мольбертом со скоростью шмеля.
   - Поехали! - откликнулась я на призыв, держа перед собой помятый и заляпанный губной помадой лист. Итак!
  
   Часть 1. КОММУНАЛКА
   Глава 1. АФЕРА
   "Когда-то, из-за очень большой любви к Петербургу, я приехала в этот город из одного провинциального городка. Говорят, что Петербург, если примет, то все будет хорошо в твоей жизни. Потому, трясясь двое суток в плацкартном вагоне пассажирского поезда, я думала только об одном, как мне понравиться этому великому городу.
   Я не знала, где буду жить, я не знала, где буду работать, я знала только одно, что на искреннюю любовь, рано или поздно, всегда отвечают только любовью, а я люблю Петербург слепо и безрассудно. А что любят столичные самодостаточные города? Конечно самодостаточность, уверенность в себе, решительность и непреодолимую веру в то, что делаешь. Все эти качества я везла с собой в Петербург.
   Петербург меня встретил настороженно, будто прощупывал на стойкость, смекалку и терпение. Первым делом стоило позаботиться о крыше над головой, и принялась перебирать великое множество вариантов съемного жилья. Вариант отдельной квартиры я отмела сразу, как примитивный, да и был он, мягко говоря, мне не по карману. Вариант, который выглядел заманчиво в денежном эквиваленте, ни в коем разе не удовлетворял мои притязания на относительную свободу. Другими словами, проживание с хозяином квартиры под его присмотром, мне показалось унизительным. При таких вариантах жить можно в любом городе России, а я собиралась жить только в Петербурге. Потому мои условия были следующими:
      -- Комната должна располагаться только в историческом центре Петербурга
      -- Комната должна находиться в квартире доходного дома, постройки не позднее конца 19 века.
      -- Число комнат в квартире доходного дома, постройки не позднее конца 19 века, не должно быть менее пяти.
      -- Условия проживания в коммунальной квартире, без присутствия арендодателя, на равных правах с проживающими в ней жильцами.
   А, так же, обязательными условиями для моей будущей обители, были наличие в квартире черного хода и камина, хотя бы в комнате одного из жильцов этой квартиры. Причем социальный статус самых жильцов меня волновал в самую последнюю очередь.
   Этими требованиями я поставила в тупик не один десяток риэлторов. Все они, как-то странно на меня смотрели и недоумевали. Один риелтор на прощание так мне и сказал: "Работаю в этом бизнесе без малого четверть века, но случая, когда хотят добровольно снять комнату в перенаселенной коммунальной квартире, не интересуясь ее социальным составом - у меня впервые!" А потом, подумав, без обиняков добавил: "Неужели до такой степени Достоевского начитались?" - при этом посмотрел на меня так, будто перед ним стоит сам Раскольников. Он не понимал, что я хочу жить в самом настоящем Петербурге. От риэлторов помощи было не дождаться, и я решила действовать самостоятельно. Но все объявления с текстом "Сдам без посредников" оказывались, мягко говоря, обманом и происками все тех же, риелторов. Хорошо, тогда я тоже попробую обвести вас вокруг пальца, пообещала я невидимому риэлтору, в чьём лице для меня была аккумулирована вся армия представителей этой профессии. Буквально на втором просмотре я наметила себе жертву. В отличие от меня, почти уже профессионала в поисках искомого варианта, девушка оказалась в профессии новичком. Выдавала ее слабая ориентировка на местности и излишняя доверчивость к клиенту, то бишь, ко мне. Ее вариант был шикарен. Петроградская сторона, три минуты от метро, пять комнат в доме дореволюционной постройки, и, ура, не заколоченный черный ход. А так же камин в месте общественного доступа, то есть в холле. Если квартира имеет холл с камином, и не заколоченный черный ход, то она первый претендент на просмотр и немедленно.
   Я влюбилась в комнату еще до того, как ее увидела, а именно в тот момент, когда мы вошли в высокие двери парадной. Лестница, что вела на третий этаж, была для меня лестницей белого карского мрамора. Поднимаясь по ней в полумраке, я чувствовала себя знатной дамой, возвращавшейся с рождественского бала. Я, даже, непроизвольно выпрямила спину и сделала жест, как бы приподнимая свое длинное платье, чтобы в нем не запутаться.
   - Смотрите, ступенька здесь выщерблена, не оступитесь, - девушка-риэлтор забеспокоилась о своем клиенте, то есть, обо мне. Она не видела этой белой мраморной лестницы, залитой тысячью стеариновых свечей.
   - Боже, ну и вонь, - зажала она нос, пройдя еще один пролет.
   Какой чудный запах, так может пахнуть только история, пронеслось у меня в голове и мне захотелось убрать несуществующую темную вуаль со своего лица, до чего было темно в парадной.
   Мы остановились у прекрасной двухстворчатой двери, и риэлтор принялась изучать список количества стуков для каждого жильца, пытаясь найти нужное количество для нас. Этот список немного портил картину в целом, но я заметила в стене небольшое отверстие с пимпочкой овальной формы. Да, это же дореволюционный звонок, осенило меня. Я осторожно потянула за пимпочку и услышала мелодичный звук колокольчика.
   - Звонок не работает, - вернула меня в реальность девушка-риэлтор и виновато на меня посмотрела. Она опасалась, что неработающий звонок, в купе с полутемной сомнительной чистоты лестницей, может клиентку отпугнуть. Она не знала, что я уже приняла решение. Я буду жить только здесь и нигде больше.
   На стук в один раз, так было написано в списке против нужной нам фамилии, никто не отозвался. По одному разу мы стукнули раз семь, но, не смотря на возню внутри квартиры, открывать нам не спешили. Тогда мы стукнули по одному разу еще три раза, но уже ногой и дверь распахнулась. Хозяином комнаты оказался вполне молодой человек, неказистый еврейчик. Тут я поняла, что вытянула свой счастливый лотерейный билет. Еврейчик суетился без меры, было видно, что кандидаты в жильцы очередью к нему на постой не стояли. Но он тоже не знал, что мое решение, снять комнату у него, окончательное. "Ну, посуетись немного", - подумала я мстительно, - "Скоро ты мне поможешь обмануть наивную дурочку-риэлтора". Тем временем хозяин не спешил показывать мои будущие апартаменты. Он рассыпался в извинениях за тусклый свет на лестнице, за неработающий звонок, за мрак в коридоре, где мы все еще стояли, будто-бы этот самый коридор он мне и собирался сдавать. Я чувствовала, как девушка-риэлтор начинает терять терпение. Ее можно было понять, у нее еще четыре просмотра, а здесь нет никакой ясности с подписанием договора. В отличие от нее я блаженствовала. Длинный узкий коридор, упоминаемый в объявлении как холл, вел куда-то в недра необъятной квартиры и поворачивал, судя по стуку столовых приборов и запаха неопределенного, но явно съестного характера, на кухню. Из двух дверей, поочередно, высунулись две головы. Одна седая, другая лысая. Седая посмотрела неодобрительно, а лысая с явным интересом. Хозяин-еврейчик все никак не мог перейти к главному, впустить нас в комнату, которую намеревался сдать. Он явно боялся это делать. О причинах боязни я могла только догадываться, ведь я пересмотрела превеликое множество вариантов, и всех их объединяло одно - несоответствие субъективного образа недвижимости и реальной действительности. Чтобы закрепить наш будущий союз против бездушных хапуг-риэлторов, я сделала шаг ему навстречу и попросила показать кухню, ванную и, так называемую, дамскую комнату. Хозяин отозвался с превеликим удовольствием, чего нельзя было сказать о риэлторе. Все три помещения оказались в одной комнате, называемой одним словом "кухня". На огромном пространстве кухни стояло две плиты, четыре стола-тумбы, один буфет, один холодильник и один стул. Часть помещения была отгорожена листом фанеры с двумя дверями, одна дверь была без ручки. Это сложное сооружение имело в плане форму параллелепипеда, а проще говоря, форму гроба. Между "гробом" и стеной с плитами имелась дверь, ведущая на черный ход. Помещение освещало аж два огромных окна.
   - Познакомьтесь, это Люда, - еврейчик выделывал реверансы, но не было понятно для кого, для меня или для Люды.
   Передо мной стояла неопределенного возраста бабища в засаленном фартуке с милыми кружевными рюшечками по канве, в руке у Люды был половник.
   - Я здесь главная, - пробасила бабища и кокетливо поправила то ли тряпку, то ли платок, слезавший ей на правое ухо.
   - Вон твой стол будет, - ткнула она половником в сторону колченогого, но явно раритетного предмета мебели, выкрашенного в цвет недозревшей сливы.
   - Мы разберемся, разберемся, - суетился мой будущий арендодатель, - здесь только клееночку заменить, а стульчик-то мой, ваш, стало быть.
   Осторожно, как тонкое стекло, он приподнял табурет и, передвинув его слегка влево, так же осторожно поставил его на пол. Табурет был того же цвета, что и стол, это позволило мне сделать заключение, что эти предметы мебели считаются гарнитуром.
   - Не желаете заглянуть? - еврейчик засунул палец в дырочку той двери, что была без ручки, и потянул на себя, но дверь не поддалась.
   - Занято, - констатировал он.
   - Да, Васька, черт безрогий, оседлал его. Опять чего-то обожрался, - деловито прокомментировала Люда.
   - Ну, не будем мешать. Может, мы посмотрим комнату? - умоляюще спросил хозяин, будто бы я все это время, сопротивлялась и не желала осматривать свою будущую жилплощадь.
   Когда мы зашли в "квадратную, светлую, уютную комнату с видом во внутренний дворик", а именно так было написано в объявлении, нерасторопность хозяина стала понятной, и я внутренне возликовала от своей собственной проницательности. Квадратная, светлая, уютная комната с видом во внутренний дворик оказалась вытянутой кишкой, где светлым пятном был лишь потолок, да, и то с некоторой натяжкой. Выцветшие обои в мелкий цветочек, когда-то благородного темно-синего цвета, местами были истерты, местами были засалены на уровне человеческого роста. Потолок, со следами многогодовых протечек, был в паутине и разводах неопределенного характера. Пол, к моей неописуемой радости, оказался паркетным, но паркет, по-видимому, не циклевали со времен постройки дома. Завершал картину вид из окна, который мало чего сказал мне о внутреннем дворике, потому как окна не мылись со времен Великой Октябрьской революции. Повторюсь, все это для меня не имело никакого значения. Отчасти из-за того, что для меня это были хоромы в самом сердце великого обожаемого города, отчасти из-за того, что скитаться по сомнительным углам мне порядком надоело. Я стояла посередине комнаты и умилялась лепнине, вкруг лампы электрического освещения на длинном витом проводе, чудом сохранившейся в этом раю коммунального совершенства. Из задумчивости меня вывела тишина. Мой арендодатель молчал, ожидая приговора. Молчала и риэлтор с надеждой на чудо. Мне очень хотелось крикнуть: "Да, да, я согласна, я беру эту комнату!!!", но разработанный мною коварный план по устранению расходов на риелтора предполагал совсем другой ответ и я, надув губки неопределенно произнесла
   - Мне нужно еще подумать. Я позвоню завтра. Кому позвонить?
   Риелтор и хозяин комнаты ответили хором: "Мне!!!", но риэлтор, вдруг, проявила немыслимую твердость
   - Звонить нужно мне. В случае Вашего положительного ответа, мы должны будем подписать договор, после чего вам необходимо будет внести три одинаковых суммы. Две суммы будут внесены за первый и последний месяц проживания соответственно арендодателю, а третью часть, как комиссионное вознаграждение, предназначенную для агентства, Вы отдадите мне.
   Девушка-риэлтор все еще не потеряла надежду на подписание договора. Но надежда самая вредная из всех добродетелей, ведь она продлевает агонию.
   Мы вышли из парадной. У риэлтора явно закончилось время, отпущенное на просмотр адреса, и она не скрывала, что нам с хозяином комнаты пора распрощаться. Но у меня были другие планы. Мне необходимо было пообщаться с хозяином без посредников, и я продолжала тянуть время. На этот раз я применила свое беспроигрышное оружие - женское кокетство. Еврейчик обязан быть вполне воспитанным человеком, на это и было моя ставка.
   - А где у Вас магазин? - задала я невинный вопрос, глядя прямо на витрину продуктового супермаркета.
   - Вот, перед Вами, - услужливо махнул рукой хозяин в сторону вывески.
   - Да, так мило. И что, здесь и хлеб продают?
   - Конечно, продают, сударыня.
   Судя по тому, что ответы были доброжелательны, без намека на нервозность, хозяин тоже никуда не торопился. Либо здесь было что-то нечисто. Любопытно.
   - Да, здорово! А где у Вас почта?
   - За углом, милая дама. Могу показать, где вход. А Вы собираетесь отправлять письма?
   Риэлтор нетерпеливо перебирает ногами и явно хочет пресечь нашу непринужденную беседу. А хозяин не торопится прощаться. Он, словно, ждет следующих идиотских вопросов.
   - Я собираюсь не только отправлять письма, но и получать их. Расскажите, пожалуйста, какие еще объекты социального значения расположены неподалеку?
   Я перестала обращать внимание на девушку. Ее карта бита. Но какие цели преследует хозяин, так неторопливо и тщательно перечисляя объекты социального значения: школа, детский сад, поликлиника, библиотека. Не думаю, что он примитивно на меня запал. Беря во внимание разницу в возрасте и национальную принадлежность, он, явно, преследует те же цели, что и я. Вот только я собираюсь экономить, а как экономить собирается он, мне было не совсем ясно, скорее совсем неясно.
   Тут девушка-риэлтор окончательно потеряла терпение.
   - Послушайте, дама, для чего Вам знать так много о детских садах и школах? Насколько я проинформирована Вами же, Вы одинокая женщина, без мужа и детей. Да, и прописаны Вы в другом месте, это к вопросу о поликлинике. Давайте я Вас до метро доведу, заодно покажу кратчайший путь проходными дворами.
   Проходные дворы моя величайшая слабость, такие уютные и щемящие душу. Операция по нейтрализации риэлтора была на грани провала.
   Неожиданно для меня хозяин предложил:
   - Я на машине, давайте я вас обеих подвезу до метро.
   Нет, я, все-таки, плохо разбираюсь в людях. Ну, с чего я взяла, что он тоже задался целью отделаться от риэлтора? Что же предпринять? В мировой литературе, в таких ситуациях, обычно описывают, как работает мысль человека, загнанного обстоятельствами в угол. А она работает со скоростью компьютера, перебирая миллион возможных решений в секунду. Но это в литературе. Из моей головы убежала последняя мысль, как только хозяин комнаты, на которой я собиралась сэкономить, с осторожностью усадил девушку на переднее сиденье автомобиля. Я в отчаянии приняла решение никуда не ехать. Мне нужно было прийти в себя.
   - Не спешите уходить, - зашептал мне хозяин в место, где заканчивалось мое декольте, засовывая меня в автомобиль, - нужно поговорить.
   И я, на радостях, закивала ему головой, как китайский болванчик.
   Все вышло наилучшим образом. Как только риэлторша вышла из автомобиля, мы укатили от нее, так рванув с места, словно риэлтор могла открыть на машине пулеметную очередь. Что она при этом подумала, мне до сей поры неизвестно, зато теперь мы можем спокойно открыть свои карты друг перед другом. Остановив машину через несколько кварталов, мы начали открывать свои карты друг перед другом. Мои карты были таковы. Я хотела выйти напрямую на хозяина-арендодателя, чтобы не платить агентству. Его карты были почти те же, только плата, предназначенная агентству, должна была пойти не мне в карман, а на ремонт его комнаты. Для меня это означало, что я ничего не выгадываю. Хотя я согласилась с вопросом о ремонте. Он был явно необходим, но где, я вас спрашиваю, моя выгода? Силы были неравными. Хозяин последовательно и настойчиво продолжал убеждать меня, что от ремонта в выигрыше останусь лишь я одна, ведь как приятно жить в чистой светлой комнате, и еще неизвестно, в каком состоянии я оставлю комнату после окончания договора, то есть вся прелесть чистоты и свежести достанется в полном объеме только мне одной. А он непременно мне поможет, например, порекомендует мастера по наклейке обоев, который все сделает качественно и недорого, что комната так засияет, что я во веки веков не захочу съезжать оттуда. Перспективка несомненно хороша, вот только своей выгоды я никак не могла углядеть, поэтому, первый раз в жизни, принялась торговаться, и делала это видимо неумело, но очень настойчиво. И выторговывала первый месяц бесплатного проживания, с условием, что не только поменяю обои, но и побелю потолок, и помою окно. Последнее я предполагала сделать и без торгов, и очень была удивлена этим условием, но чем больше зачетов, тем выгоднее сделка для моего хозяина. Пусть насладиться моей добротой и уступчивостью. Мы ударили по рукам.
   - Послушайте, милая дама, Вы не хотите со мной познакомиться? Меня Максим зовут.
   А, ведь, и, правда, мы провернули такое дельце и даже не познакомились.
   - Меня зовут Ядвига, - засмущалась вдруг я, но можно Яна, меня так для краткости все называют, - так я могу уже переехать завтра?
   - Хм, Ядвига, имя необычное, ассоциируется с бабой Ягой. Ой, простите, вырвалось непроизвольно. Переезжайте хоть сегодня! Вот ключи, вот телефон Августы, это мастер, вот мой телефон. Сегодня 29 апреля, значит, 29 мая я приду за платой, - даже собственная бестактность не смогла омрачить ему настроение, Максим явно был доволен сделкой.
   - Ничего я привыкла, а Вы, Максим, приезжайте за платой 29 июня, нет, даже 30 июня, ведь сегодня уже вечер, и не забудьте, что я делаю ремонт в Вашей комнате, что поможет ей повысить ценовой рейтинг в будущих Ваших инвестициях.
   - Хорошо, - неожиданно без возражений, - согласился Максим. Пожал мне, как сообщнице, руку и уехал.
   Ура! Первый раунд в схватке с городом выигран. У меня есть крыша над головой, и я не буду скитаться по вокзалам, хостелам, гостиницам, общежитиям и случайным знакомым. Теперь я буду настоящей петербурженкой, и в свои петербургские апартаменты въеду через два часа".
  
   Я перевернула очередную страницу и, стараясь быть не замеченной, прикрывая ладонями лицо, зевнула.
   - Камиль, вторая глава будет завтра, если, конечно, тебе понравилось, - я, в ожидании первого отзыва, немного потупила глаза. Между нами говоря, я была уверена, что Камилю писанина понравится. Но Камиль не торопился с положительной рецензией, наоборот, он долго на меня смотрел, видно не зная, как реагировать.
   - Камиль, не пугай меня. Неужели все так плохо?
   - Да, нет. То есть, да. То есть, нет. - Камиль не мог вымолвить ни слова по поводу повести.
   - Камиль, ну извини, я, конечно, не Франсуаза Саган, но, что даже до Донцовой не дотягиваю?
   - Ядвига! Ты - лучше! Прости, я ничего не смыслю в литературе. Я просто не ожидал, что ты... не коренная петербурженка. Я был уверен, что ...
   - Что столько имперского снобизма может быть присуще только коренным петербуржцам? - договорила я фразу язвительно.
   - Нет. Да. Но..., - Камиль все еще не мог отойти от шока на новость о моей провинциальной составляющей, - просто ты совсем не похожа на простушку из провинции.
   - Прости, Камиль, но это оттого, что петербуржцы все более смотрят на запад. На самом деле, огромная страна протирается далеко на восток, и там живут даже очень достойные люди, хотя и провинциалы.
   - Конечно, конечно, я не хотел ничего плохого сказать и не хотел никого обидеть, тем более тебя, Яна. Как-то все в голове не может уложиться. Ты, оказывается, еще и аферистка, так расправиться с бедной риэлторшей. - Камиль быстро ретировался с опасной темы снобизма.
   - Камиль, это повесть, а персонаж вымышленный. Почти. Просто у него мое имя, - пыталась я обелиться перед Камилем, - следующую главу слушать будешь?
   - Конечно, буду, нужно же мне тебя, все-таки, познать до конца, - он даже не замечал, что протирает кисточки своим фартучком, чем выдавал свое сильное волнение.
   - Камиль, солнышко, надеюсь, что в твоем творчестве не будет столько фантазий, как у меня.
   - Мне столько фантазий никогда и не снилось, - Камиль прикрыл мольберт холстом, как только я встала с кресла, - в отличии от твоего творчества, мое нельзя смотреть частями. Будет для тебя сюрприз.
   - Сюрприз будет и для тебя, - пообещала я мстительно.
   ***
   Следующий вечер ничем не отличался от предыдущего. Тот же камин, те же тени на нем, те же бокалы, правда, уже с вином белым. Только очередной звонок Нонны на сей раз был проигнорирован.
   - Камиль, ты готов? Я начинаю, - я привычно уселась в кресло и подгребла к себе стопку рассыпавшихся листов бумаги.
   - Да, я уже держу наготове карандаш и весь во внимании.
   И я начала читать свою вторую главу.
  
   Глава 2 ЗНАКОМСТВО
  
   "В данный момент моя сумка с самыми необходимыми вещами остались у Маришки. Я познакомилась с ней накануне, она подошла ко мне в дешевой столовой с просьбой одолжить полтысячи на такси. Подошла с таким изящным видом, будто к старой доброй знакомой, с намерением забрать у меня давний долг перед ней.
   Если ей нужны деньги на такси, то она знает куда едет, здраво рассудила я и внесла встречное предложение, что с удовольствием оплачу ей дорогу в один конец, если она возьмет меня с собой. Мариша, так представилась моя новая приятельница, против этого не возражала. Более того, она не задала ни одного пошлого вопроса, типа, "Кто ты?" или "Зачем это?". Мы приехали в спальный район Ржевка-Пороховые. Судя по тому, как Мариша плохо ориентировалась в однушке на втором этаже, я сделала вывод, что квартира ей не принадлежала. Я тоже не стала задавать ей пошлых вопросов, ни "Чья это квартира?" , ни "Ты здесь хозяйка?". Меньше вопросов - меньше проблем, первое правило, когда заводишь сомнительные знакомства. Когда я уходила утром, Мариша еще спала, и своих планов на день мне озвучить не успела. Поэтому мне очень хотелось застать ее на той квартире, чтобы забрать свои вещи. Ценных вещей в сумке не было, документы лежат в банковской ячейке, а деньги - на карте, но было бы обидно лишиться самого последнего, ведь так приятно иметь, хоть, какую-то собственность.
   Мариша была в квартире. Она без эмоций отдала мне сумку и опять попросила денег на такси. Ей необходимо было попасть в Купчино. "Вот народ, - возмутилась моя прижимистая сущность, - в доме нет ни крошки хлеба, но на автобусе рассекать у нас здоровье не позволяет". Я ехала на Петроградку и могла предложить ей только этот маршрут. Неожиданно для меня она согласилась, а мое недоумение было никому не нужно, даже мне самой, пусть едет куда хочет.
   Когда я вставляла ключ в замочную скважину общей двери своего нового жилья, было уже 22-20, в общем-то, детское время. Ключ свободно вертелся вперед и назад, но дверь не открываласьтало ясно, что она закрыта на задвижку. Я растерялась. Кому я должна постучать? Ну, конечно Люде, мы ведь с ней уже знакомы. А вот сколько раз стучать, эта задача было пока загадкой. В списке было пять фамилий, и какая из них принадлежит Люде? Я принялась изучать список стуков, и была потрясена. Один стук - это теперь ко мне и я значилась под фамилией "Бронштейн". С этим все легко. Два стука предназначались некому либо некой Сулле, та и было написано "Сулла В.А.". Три стука предназначены для Христенко З.И., четыре - для Вавиловых, так и было написано во множественном числе без инициалов, пять стуков - Гук Р.Н. Инициалов с буквой Л, Людмила, я не видела. Возможно, Люда скрывается под фамилией "Вавиловы", хотя фамилия Христенко ей подходит гораздо больше. Есть в ней что-то от былой стати "гарной дивчины". Если в своих умозаключениях идти дальше, то получается, что Сулла В.А. это тот обожравшийся Василий, что был занят неотложным делом при осмотре нами кухни. Значит, его можно проигнорировать, но возможно Люда жена Василия и игнорировать этот вариант рано. Гук я мысленно из списка вычеркнула, больно уж долго стучать, целых пять раз. Остаются Вавиловы и Христенко. Была-не была, начну с Христенко. Помня свой первый приход сюда, я не стала излишне церемониться и пробухала три раза каблуком. Дверь открылась тот час, будто ждали, когда я закончу разбираться со списком.
   - Добрый вечер, я ваша новая жиличка, мы сегодня с Максимом заключили договор. Зовут меня Ядвига, а Вы Христенко? Я, простите, не знаю Вашего имени отчества. - В тускло освещенном коридоре было не разглядеть, кто передо мной стоял. Я видела только силуэт, но пару раз, мелькнувший слабый отблеск непонятного источника, навел меня на мысль, что это та самая лысая голова, что выглядывала из двери при первом моем посещении.
   - Еще чего, - возмутилась голова, - только вот хохлом мне быть не хватало. Я вообще, здесь не живу. С обиженным видом произнесла голова и помчалась вприпрыжку по лестнице. Я захлопнула за лысым дверь, немного приходя в себя. "Это же коммунальная квартира, толи еще будет, не ты ли сама этого хотела?" успокаивала я себя. Не успела я разуться и вынуть ключ от комнаты, как выглянула голова седая. Свет, льющийся из приоткрытой двери ее комнаты, позволил мне разглядеть старушку, и старушка явно мне что-то хотела сказать. Но тут распахнулась дверь напротив и в коридор выдвинулась Люда. Старушкина дверь мгновенно захлопнулась. Люда была все в том же переднике и в том же головном уборе, который, по-прежнему, сидел у нее на одном ухе.
   - Свет включи, - велела мне Люда.
   Я стала шарить по стене в поисках выключателя, но натыкалась на какие-то крюки и гвозди, но выключатель нащупать не могла.
   - В своей комнате включи, в общем коридоре нужно экономить. - Внесла Люда ясность в этот вопрос.
   Я включила свет в своей комнате, но светлее не стало, ну, может, только самую малость. От маломощной лампы комната приняла зловещий вид и меня это, по правде говоря, несколько напугало. Да, еще Люда напирает на меня своим авторитетом.
   - Люда, Вы мне хотите что-то сказать?
   - Не хочу ничего сказать. Только скажу, что я тута главная.
   - Я в курсе, Вы мне это уже озвучивали.
   - Ничего я тебе не озвучивала, а говорю еще раз - я тута главная. И приходить нужно вовремя.
   - Позвольте, Люда, что значит "главная" и что значит "приходить вовремя". Здесь права всех жильцов одинаковы, - решила я сразу расставить все точки над i. Не стоит позволять этой бабище брать над собой верх. Видно, что здесь у нее все под каблуком, но со мной этот номер не пройдет. Но Люда своих позиций добровольно не уступить не собиралась.
   - Да, права всех жильцов одинаковы, а ты не жиличка, ты - квартирантка, - припечатала Люда на повышенном тоне с применением истеричных ноток в голосе.
   Ах, вот как! Да, ни за что не позволю кому-то командовать собой.
   - Вот, что Люда, жиличка я или квартирантка Вы разберитесь с Максимом. Я плачу за комнату деньги и требую к себе уважения. И, Вы, Люда, как главная, я не скрывала своего сарказма, будьте любезны заведите другой порядок. Дверь на щеколду не закрывать. Лампу в общем коридоре ввернуть, да не маломощную, а нормальную. Я пошла на Люду как мышь на танк. И танк выдвинулся в коридор, там он споткнулся о мои туфли, выругался и захлопнул дверь своей комнаты.
   Ура! За один день у меня была вторая победа. Праздновать, скорее всего, рановато. Противник может передислоцироваться, Люда из своих рук власть просто так не выпустит. Ну, да, ладно. Поживем - посмотрим, доживем - увидим. Я закрыла дверь своей комнаты и наконец-то осталась одна. Усталость навалилась на меня всей своей тяжестью. Я постелила на диван, что занимал внушительную часть комнаты, свой халат, так как постельного белья у меня еще не было. Да, у меня нет многих необходимых вещей, но теперь я могу их приобрести. Мысли о предстоящих покупках мне были приятны и я, решив продлить удовольствие, села за стол, чтобы составить список первых покупок. Постельное белье - в первую очередь, затем средства гигиены, химии там разной бытовой. Вон, окно помыть необходимо. А покупки я сложу в сервант, даже уютно будет. Сервант был четвертым предметом меблировки комнаты, после дивана и стола за которым я сидела на стуле. Стул, правда, был без спинки и являлся скорее табуретом с мягким сиденьем. Когда-то в 70-х годах прошлого столетия мебель сверкала стильной зеркальной полировкой, но сегодня она предстала предо мною обшарпанной и нелепой, но вполне пригодной к существованию таких авантюристок, как я. Полет моих мыслей прервал резкий звук за дверью, похожий на удар. Я навострила уши, ведь это мне должны сигналить одним ударом во входную дверь, но я никого не ждала, да, и поздно уже для визитов. В коридоре было тихо, я немного успокоилась, мало ли что можно услышать в незнакомой перенаселенной квартире. Звуки мне еще не знакомы, чужие, может это соседская дверь так закрывается. Мое внимание было уже перенаправлено в более насущное для меня русло, как вдруг из коридора послышался шорох, скрип и кряхтение. Что же это такое я решила выяснить немедленно, сейчас, иначе не усну, любопытство и страх будут терзать меня всю ночь.
   Я приоткрыла дверь, в коридоре была кромешная темнота, но кряхтение и шорохи усилились.
   - Кто здесь? - в моем голосе дрожал неприкрытый страх.
   - Доченька, - позвал меня тихий старческий голос, - помоги мне.
   Я ринулась на этот голос в абсолютную темноту.
   - Сейчас, сейчас, я помогу, да, что в самом деле, здесь такая темнота? Да, где же у вас ...
   Договорить фразу я не успела, потому как запуталась в какой-то плотной тряпке. Мои руки, шарившие по стене в поисках выключателя, попадали в какие-то отверстия и никак не могли соединиться, чтобы скинуть эту тряпку. От неожиданности и страха я резко дернулась, послышался звук рвущегося полотна, и я кулем свалилась на пол. В это же время хлопнула дверь, и мужской голос недовольно, но вполне дружелюбно произнес:
   - Ну, что, вставать будем?
   -Да я уже встаю, только вот встать не могу, помогите, пожалуйста, - мой голос из-под тряпки звучал глухо и, скорее всего, невнятно, потому как мужской голос довольно мягко приговаривал, - Ну, вот и хорошо. Вот, так, осторожно.
   Что хорошо и что осторожно я понять была не в состоянии. Хорошо, что я лежу или хорошо, что я лежу замотанная? И, что осторожно? Осторожно, это значит лежать тихо или проявить осторожность в отношении тряпки? На всякий случай я замолчала и затихла, и тут тот же мужской голос, из которого исчезли все нотки дружелюбия, а появилось нескрываемое раздражение, произнес
   - А ты, что тут лежишь? Нализалась, так и валяйся в своей комнате.
   Это, что он мне? Как нализалась? Моему возмущению предела не было.
   - Кто нализался! Вы в своем уме? Да, выньте меня скорее отсюда! Страх, злость и беспомощность вызывали в моем сознании панику. Но никто не спешил мне на помощь. Руки и ноги начали затекать от холодного и жесткого пола, выждав мгновение, я во все горло начала визжать. Сквозь собственный визг услышала громкий стук об пол, будто кто-то упал рядом, и почувствовала, как меня, наконец-то начали разворачивать. В чем я запуталась, я еще не знала, но меня изрядно поваляли, прежде, чем выпутали из рыболовной сети и сняли с меня, как выяснилось чуть позже, военную плащ-палатку. Я, не веря в собственное освобождение, стояла в центре бесконечного коридора в бесформенной ночнушке, с растрепанными волосами и размазанной тушью по всему лицу.
   - Ты кто??? - на меня уставился небритый худосочный мужчина. И было ясно, что освобождая меня из плена, он надеялся увидеть совсем не меня.
   - А я баба Яга, э..., то есть Ядвига, ну Яна, если Вам так будет проще, - я протянула ему руку, - я жиличка ваша новая, буду жить вот в этой комнате.
   Мужчина с недоверием и осторожностью потянулся к моей руке, как тут же, за моей спиной, раздался громовой голос Люды:
   - Не жиличка, а квартирантка.
   Я оглянулась и увидела, что рядом с Людой стоит низкий круглолицый мужчина и с любопытством меня разглядывает.
   - А я думал, что это моя баба Яга, а это оказывается не моя... Но, не кажется ли вам, дорогие мои соседи, что две бабы Яги на наших метрах это перебор?
   Не дождавшись ответа дорогих соседей, он еще раз окинул меня взглядом, словно желая убедиться, что перед ним не его баба Яга и разочарованный скрылся в своей комнате, прикрыв плотно дверь. В коридоре одним источником освещения стало меньше, но все равно в открытые проемы еще двух дверей я отчетливо увидела как минимум три головы, одна из которых принадлежала ребенку школьного возраста. И эта голова беззастенчиво хихикала явно над моим именем.
   - Опять ты шумишь? - Люда зловеще двинулась на меня.
   - Да, нет, это не я, - сделала я попытку оправдаться, - просто я услышала стук, похожий на звук падающего предмета, и вышла посмотреть, в чем дело. А тут меня поймали, то есть я попалась, ну, запуталась...
   Я посмотрела на кучу тряпья, из которой только что выпуталась с помощью своего нового соседа, который, по-прежнему, не сводил с меня изумленных глаз.
   - Спасибо Вам, - я обращалась уже к своему спасителю, - позвольте представиться, меня зовут...
   - Слышал уже! Спасибо?! Да ты мне испортила все выходные! - он схватил в охапку ту кучу, что меня пленила и, нервно перебирая сеть, зачастил, - да, ты мне жизнь испортила, да, ты мне урон нанесла, да, ты мне всю сеть изодрала, - он еле сдерживался, чтобы не накинуться на меня с кулаками.
   - Извините, пожалуйста, я совсем не собиралась драть Вашу сеть. Я услышала, звук, похожий на звук упавшего человека. Я хотела помочь... - В моем голосе уже слышались нотки отчаяния и обиды, - Да, что происходит?
   - Ничего нового не происходит, - Люда немного смягчила интонацию, - иди, Василий, отдыхай, я давно хотела твою сеть на куски порвать, браконьер несчастный, - теперь она двинулась на Василия, и он с невероятным проворством скрылся за дверью своей комнаты. И только потом, разразился невероятной бранью, правда, было не ясно, в чей адрес.
   - А ты, если тебе так темно, сама вверни лампу, да не мощную, а то я тебе насчитаю все киловатты, - Люда, пользуясь ситуацией, взвалила на мои плечи ответственность за освещение коридора, - и запомни, я тута главная.
   Толкая перед собой школьника, который все еще хихикал, она скрылась за своей дверью.
   Ничего не выяснив, растоптанная и униженная я поплелась в свою комнату. Силы окончательно меня оставили. Боже, что происходит? Куда я добровольно ввязалась?"
   ***
   - Ты смелый и решительный человек, Яна, - Камиль вытер руки от краски, взял чашку с кофе и присел рядом. Прав тот риэлтор, который сказал тебе о том, что желающих добровольно снять жилье в перенаселенной коммуналке может либо очень экономный человек, практически скряга, но, зная тебя, это не твой вариант. Либо человек, который никогда не жил в коммунальных квартирах и жизнь в таких условиях представлял исключительно по старым добрым советским фильмам. Но ты не производишь впечатление романтической идиотки, хотя и блондинка. Скажи честно, что же все-таки подвигло тебя на такой неординарный поступок?
   - Камиль, ты очень невнимательно меня слушаешь. Я в самом начале повествования ответила на твой вопрос. Я просто хотела узнать, как в таком роскошном городе живется реальным рядовым петербуржцам, окунуться с головой в их быт, горести и радости. Промониторить, что называется современным языком, жизнь "маленького" человека в 21 веке.
   - Ты действительно пропитана достоевщиной, - хохотнул Камиль. Но не сердись, это же здорово! Завтра будет очередная порция чтива?
   - Будет! Если твоя критика будет конструктивной, без лишних придирок.
   - Обещаю вести себя достойно и не задавать дурацких вопросов. А сейчас пойдем перекусим куда-нибудь, например в "Бродячую Собаку", там сегодня романсы Вертинского исполняют.
   - С удовольствием! Так тяжко выслушивать необоснованные придирки, но под кофе, мороженое и романсы я, думаю, мне будет легче остаться объективной и беспристрастной.
  
   ***
  
  
   В дверь мне звонить не пришлось. Камиль уже поджидал меня у дверей лифта.
   - Яна, ты сегодня так поздно пришла. Я все стоял у окна, выкурил половину пачки, а тебя все нет и нет. Случилось чего или рукопись посеяла? - Камиль, улыбаясь, помог мне снять шубку и теперь ждал, когда я причешусь, заколю свои волосы и попудрю носик.
   - Нет, все хорошо, просто были хлопоты.
   - Не могла выбрать кофточку в бутике или цвет лака в салоне?
   - Очень смешно! Если еще учесть, что детские каникулы закончатся только завтра и сразу же начнутся студенческие. Наплыв туристов увеличивается с каждым днем и работы сейчас очень много. - Я, видно, посмотрела на Камиля очень устало.
   - Конечно, конечно, моя дорогая бизнес-леди. Отдохнула немного в дороге? Тогда - к станку! Нас ждет не только кофе, но и великие дела! - Камиль взмахом руки пригласил меня на мое любимое кресло. Все готово: мольберт открыт, кофе готов, поклонник великой писательницы у Ваших ног! Да, вот только про хлопоты я как-то не совсем понял?
   - Сейчас, - я наслаждалась ароматным напитком, - сейчас все поймешь.
   Я открыла ноутбук, привычно рассыпала вокруг себя листы рукописи, они были мне нужны исключительно для рабочей обстановки, пусть создают атмосферу тяжелого писательского труда, так же как и баночки, кисточки, тряпочки, окружающие Камиля во время работы, создают неповторимую атмосферу титанического поиска света и тени.
   - Итак, хлопоты, - торжественно начала я.
   - Так, что за хлопоты? - не глядя на меня, спросил Камиль. Он стоял неподвижно, уставившись на мольберт, и кончиком карандаша стучал себя по лбу. Наверное, вспоминает, где вчера остановилась его кисть, и с какого места начать ему начать сегодня.
   - Не перебивай оратора, так называется моя следующая глава. Слушаешь?
   - Угу, - кивнул Камиль, все еще продолжая гипнотизировать мольберт.
  
   Глава 3 ХЛОПОТЫ
   "Утром, открыв глаза, поняла, не смотря ни на что, я выспалась. Мне даже не мешала торчащая из дивана металлическая пружина, которую, впрочем, сейчас я ощущала каждым сантиметром своего тела. Я пыталась еще немного поваляться в неге, устраиваясь между выпирающими местами деталями, обтянутыми протертым гобеленом, но мне это не удавалось. Старый, еще пружинный диван, давно пришел в негодность. Конечно, Максим об этом нюансе благоразумно умолчал, а я вчера была настолько вымотана, что даже не почувствовала никакого дискомфорта. Тщательно осмотрев свое ложе, я пришла к выводу, что последующие ночи я не смогу на нем и глаз сомкнуть. Что ж, придется в список первоочередных покупок внести и покупку дивана. Конечно же, я не собиралась идти в магазин за новым диваном, для этого существует прекрасная газетка "Из рук в руки", печатающая объявления о подержанных вещах по доступной цене, да и покупать его я намеревалась в счет оплаты за свое жилье. Когда-никогда я съеду из хозяйской комнаты, а прекрасное спальное место останется в зачете Максима для будущей клиентуры, здраво рассудила я. Итак, на диване не зацикливаюсь, а собираюсь и иду воплощать в жизнь намеченный накануне план из нескольких пунктов, что уместились на половине тетрадного листа. Что сегодня с погодой? Еще, живя в своем поволжском городке, я много была наслышана всяких небылиц про питерскую переменчивую погоду. Меня удивляли и восхищали эти рассказы. О внезапном дождике, заставляющем горожан постоянно носить при себе зонтики или дождевики. О нескончаемых наводнениях, что начиная с зарождения города, терзают его до сей поры. О сильном, порывистом ветре, о коем я вычитала у Ахматовой следующие строки:
   "...Здесь под музыку дивного мэтра,
   Ленинградского дикого ветра...".
   Я верила и не верила этим рассказам. Но, когда я приехала в город своей мечты, реальность оказалась еще жестче. И эта реальность мне пришлась по сердцу. Я ходила под дождем по улицам и удивлялась, как в дождь город сильно преображается. В солнечную погоду Петербург выглядит обычным провинциальным городом, и только в дождь он приобретает некую самобытность, непохожесть ни на один город в мире. Эта реальность меня нисколько не напрягала, наоборот - вдохновляла. Из меня так и рвались рифмованные строки:
  
   Эти низкие тучи свинцовые,
   Что таранят дворцовые крыши
   Задевая верхушки сосновые
   Скрипа, стонов дерев не услышат.
  
   Они черной тоскою бродячею
   Наводнили каменный город
   И меня, как монашку незрячую,
   Прижимает отчаянно холод.
  
   Я засуну руки в карманы,
   Побреду вдоль канала упрямо,
   И пусть дождь-злодей разозлится
   Будет долго и яростно литься.
  
   И струи тугие, стекая
   Обратятся в светлые воды,
   И нет ничего, я знаю,
   Величественней непогоды.
  
   Когда стены домов сыреют,
   И все, как одна, сереют,
   Кружевным полотном укрываются,
   И город сквозь мрак улыбается.
  
   И, хотя по моему собственному убеждению, нет ничего краше непогоды, сегодня мне нужен был сухой день. Одно дело вольно ходить по улицам и восхищаться достопримечательностями, совсем другое дело ходить по хозяйственным делам. А на сегодня у меня была уйма дел. Правда, сквозь окно, что выходило в классический петербургский колодец, я так ничего и не разглядела. И на это было целых две причины. Одна из них заключалась именно в классическом петербургском колодце, сюда действительно было проблематично прорваться хотя бы одному солнечному лучику. Колодец представлял собой квадрат, площадь которого, вряд ли превышала площадь моей комнаты, и мой высокий третий этаж никак не способствовал обзору, так как дом был в шесть этажей. Другая причина, из-за которой невозможно было определить характер погоды - давно не мытые окна. Ага, вот с них мы и начнем, очертила я себе задачу на ближайший час.
   Я осторожно вышла в коридор, в квартире стояла гробовая тишина. Ни на кухне, ни в ванной, ни, даже, в туалете, куда я заглянула не только ради любопытства, никого не было. Интересно, насколько часто бывает в этой квартире такая идиллия. Я не спеша осмотрела свое кухонное место. На столе стояло пустое ведро, очень хорошо, обрадовалась я, будет из чего окно мыть. В столе я нашла одну алюминиевую ложку и выщербленный бокал с налетом непонятного происхождения, и с наличием мутной жидкости внутри. Долго не раздумывая, я вылила жидкость в раковину, почувствовав при этом резкий запах чего-то явно алкогольного, а ложку и бокал выбросила в полупустующее, но дурно пахнущее мусорное ведро, стоящее под раковиной. Далее мое исследование привело меня к двери черного хода. Вот о чем я грезила в своих мечтаниях в своей будущей петербургской жизни. Почему-то мне казалось, что только наличие двери черного хода, непременно из кухни, таит в себе столько мистики и нереальности, словно у Бредбери его "Двери в Лето" - толкнешь и окажешься, например, в 18 веке. И я толкнула ее. Но вместо того, чтобы оказаться в 18 веке или, по крайней мере, на лестнице черного хода, я благополучно к ней прилипла. В прямом смысле этого слова, такой сальной и грязной она оказалась. Однако, люди, что бы это могло значить? Ведь видно же, что дверь рабочая, что ей пользуются, но почему она такая грязная? Впрочем, я была наслышана о коммунальных квартирах, но реальность зашкаливала. Розовая завеса жизни по-петербургски начала сползать с моих глаз. Боже, как здесь жить! Унитаз ржавый, эмаль на ванной выщерблена, раковина засорена, плита в надолбах из пригоревшей пищи, на потолке паутина и окна, будто фанерой заколочены, не пропускают ни одного силуэта из внешнего мира. И это означает, что мне придется сегодня мыть сразу три окна.
   Наскоро перекусив в ближайшей блинной, скупив половину хозяйственной лавки, торгующей бытовой химией, и не забыв прихватить с собой газетку с объявлениями, я вернулась домой. В квартире, по-прежнему, стояла тишина. Первым делом я ввернула лампу в 100 ватт в общем коридоре и, аккуратно обследовав стены, обнаружила выключатель. Он находился у входной двери, но был прикрыт резиновой грелкой цвета молочного шоколада, висящей на огромном крюке над выключателем таким образом, что свет можно было включать, не подлезая под грелку, а просто нажав на нее. Я задумалась над оригинальностью сооружения, возможно резиновая грелка предохраняла от неисправного выключателя. Это было уже слишком. Вместо того, чтобы отремонтировать выключатель и обезопасить себя от замыкания, жильцы придумали неординарный выход из ситуации, похоже, этим обстоятельством мне тоже предстоит озаботиться. Мои думы прервал слабый скрип. Значит, в квартире, все-таки, кто-то был. Это приотворилась дверь божьего одуванчика, седой старушки. Приотворилась ровно на столько, насколько можно было подглядывать одним глазом. Я врубила свет, и дверь тут же прикрыли. Это навело меня еще на одну безумную мысль. Может, жильцы квартиры не вворачивали лампу в коридоре, чтобы можно было подглядывать друг за другом, оставаясь незамеченными. Ну, если им это удобно, то пусть так и делают, а я буду пользоваться лампой, даже, если Люда исполнит свою угрозу и все киловатты отнесет за счет моей персоны, а не разделит поровну между всеми проживающими, как принято в коммунальных расчетах, касающихся мест общего пользования. Вспыхнув ярким светом, лампа осветила коридор, который, по всему, до сей поры не освещался никогда. Передо мной предстал длинный, но далеко не узкий коридор. Узким его делали залежи непонятного барахла, лежащего тюками, свертками и россыпью на сундуках, в коробках и на полу. Здесь же стояли корзины, кошелки, детский и взрослый велосипеды, впрочем, взрослый велосипед был без колеса. Само колесо висело высоко под потолком рядом с санками, корытом, запыленной и засиженной мухами картиной, на которой еще можно было разглядеть какой-то степной пейзаж. На полу у каждой двери я обнаружила по коврику. Где-то он был резиновым, где-то тряпочным, вывязанный крючком, где-то лежала просто половая тряпка, бывшая когда-то шароварами с начесом. И только у моей двери коврика не было, ну, это вполне объяснимо, подумала я. Вот только мне было не совсем понятно, зачем превращать коридор в филиал сарая, куда радивые хозяева стаскивают вещи, непригодные к использованию. У каждой двери висела прибитая к стене деревянная вешалка на несколько крючков, что-то наподобие гардероба, куда вешали верхнюю одежду, на полочку над вешалкой клали шляпы, шапки, перчатки, прочем на одной полочке стояли запыленные в заплатах боты. Я ходила по коридору, словно попала в эрмитажный зал авангардного искусства. Надо же, даже клетка для птиц с ажурными бронзовыми прутиками и кольцом для подвешивания, но без дверки и без дна, рядом стояла одна лыжа, но зато к ней было привязано целых три палки, а еще рядом стоял настоящий кованый сундук, правда со следами сильной ржавчины и вмятым боком. Дойдя до камина, я была даже разочарована, что на нем ничего не стояло и не лежало, просто между яблочными огрызками перекатывалась пыль и тополиный пух. Как зачарованная я сделала круг по коридору и опять оказалась у своей двери. Впрочем, мне эта экзотика начинала нравиться, да, и какое мне дело, люди живут, как умеют. Возможно, эти вещи, как реликвии передаются из поколения в поколение. Разве дано мне, наследнице своих родителей, эвакуированных в младенчестве, понять всю глубину ценности этих реликвий.
   Я начала с мойки своего окна и очень быстро с ним справилась. Окно засияло, и комната преобразилась. Вот позвоню Августе, она мне побелит потолок, заменит обои, на те, что я сегодня присмотрела самые простые и дешевые, но светлые, вот тогда можно будет в комнате и отдыхать душой и телом. Да, кстати, о теле, сегодня нужно еще и диванчик поискать, обновить интерьер, будет сюрприз для Максима.
   Я перебралась на кухню и принялась за мытье окна. Вдруг, услышала уже знакомый звук, похожий на упадший предмет и кряхтение. Начинается, подумала я и осторожно выдвинулась в коридор. Посередине лежала моя старушка, не в состоянии подняться самостоятельно и кряхтела.
   - Что с Вами? - у меня сердце ушло в пятки, - Вы живы?
   - Да, да, еще жива, помоги, доченька, - старушка тянула ко мне руки.
   Я подняла ее с пола и усадила на кованый сундук. Весу в ней было совсем ничего, такая она была тощая и маленькая.
   - Вам плохо? Может скорую вызвать?
   - Ну, что ты, не надо скорую. У меня голова просто кружится, ну я и падаю. Вот, оказывается, что случилось вчера в коридоре. Старушка упала, а я ринулась на ее зов, как медведь из берлоги, а ведь, могла бы и растоптать этот одуванчик. Теперь понятно, кому на помощь ринулись соседи, к ней, а, вовсе, не ко мне.
   Старушка тем временем продолжала:
   - Мне уже скоро сто лет будет, через восемь лет, почитай, сто лет будет. Я ведь и дожить хочу. Посмотреть хочу, как все повернется. Правда, я уже давно не выхожу на улицу, но мне все рассказывают. И Люда рассказывает, и Василий рассказывает, и Зойка рассказывает, когда трезвая бывает. Но трезвая она редко бывает.
   Я навострила уши, вот сейчас немного узнаю обо всех. А старушка продолжала:
   - Зойка хорошая, только пьет. А как не пить, если дочь схоронила, уже, десять лет, как схоронила. Муж ейный, тот не пьет, держится, а Зойка пьет. А как ей не пить, когда он ее пилит и пилит, любой запьет.
   Да, уж железная причина для алкоголизма, видите ли, муж пилит. Конечно это горе, когда ребенка хоронишь, но, ведь, уже десять лет прошло, а это для любого горя срок немалый.
   За своими рассуждениями я потеряла нить рассказа и прослушала, о ком мне говорит старушка, впрочем, я поняла одно, ей нужен человек, который бы ее просто слушал. Вопросов она не задавала, поэтому и отвечать не было необходимости.
   - Простите, как Вас называть?
   - Меня зовут Рита Николаевна.
   - Маргарита Николаевна, может, мы пройдем на кухню, я там окно мою, а Вы посидите на стульчике и будете мне рассказывать?
   - Меня зовут Рита Николаевна, деточка, не забудь. А на стульчике я не буду сидеть, он не мой.
   - Так ведь он мой, Рита Николаевна, мне Максим сказал, что он мой, а я разрешаю на нем Вам сидеть.
   - Прохиндей твой Максим, стул-то сломан, стоит для интерьеру, завлекает квартирантов. А на кухне нельзя рассиживаться, подогрел еду и в комнату иди, у нас так заведено. И окно моешь напрасно, Люда будет ругать.
   - Вот это номер, да за что ругать, я же не пачкаю, а - мою.
   - Твое дело, твое дело, - старушка ловко сползла с сундука и поковыляла в свою комнату. Я же проводила ее взглядом, проследив, не упадет ли она еще раз. Интересно, кто ее поднимает в ее комнате?
   Только я размазала уличную грязь по внешнему стеклу, как в дверях показалась Люда, собственной персоной. Встав в проеме, как гренадер в карауле, в своем неизменном головном уборе на одно ухо, приняв стойку "руки-в боки", она налетела на меня как тигрица
   - Ты что творишь?
   - Окно мою, разве не понятно?
   - Кто тебе разрешил мыть окно? - Люда была настроена воинственно.
   - А у кого мне разрешения спросить? Грязное окно, вот и мою.
   В обиду давать я себя не хотела. Надо же, какое самодурство, если она себя главной считает, то даже, чтобы порядок навести, нужно разрешение спросить.
   - В окно ничего не видно, свет на кухню не проникает, а мне вместо спасибо - выволочка?
   - Сразу видно, что ты приезжая, - Люда презрительно ударила по больному. Мне уже приходилось сталкиваться с тем, что коренные жители, относятся свысока к приезжим, кичась своим положение, данным им по праву рождения в этом городе.
   - На улице солнце с утра светит. Оно так редко у нас бывает, что мы все бросаем и выходим погулять в скверы, парки, чтобы поймать те редкие минуты солнечного счастья. А ты окна мыть!
   Тут я взвилась.
   - Во-первых, я из поволжского городка, где от этого солнца нет никакого спасения. Меня солнцем не удивить! Во-вторых, вам, коренным петербуржцам, видно ручки пачкать не хочется, предпочитаете грязью зарасти? За что ни возьмись, то грязное, то сломанное. Целая рота в квартире проживает, не то, что окно помыть, пыль с камина протереть некому.
   - Эй, эй, эй, - вдруг заполошилась Люда, - смотри не вздумай подойти к камину. Он относится к объекту памятников исторического наследия федерального значения. Я за него ответственная. Комиссия регулярно приходит, все выбоинки пересчитывает, все царапины записывает. В прошлом году мой мужик запустил в меня будильником, а попал в камин, так я же потом полгода тряслась, чтобы не оштрафовали за то, что крохотный кусочек, песчиночка малая откололась. Лежит там пыль и лежит, никого не трогает. Я никому не разрешаю подходить к камину, и тебе тоже не разрешаю, поняла?
   У меня отвалилась челюсть, ну и дела! Может по этой же самой причине и окна нельзя мыть? Мне нужно было это выяснить немедленно.
   - Люда, а окна? Окна, почему мыть нельзя?
   - Да потому, что пялятся все кому не лень из противоположных окон. Все высматривают, высматривают. Откуда я знаю, кто там живет, и чего они высматривают. Ну, ты, если начала, то домой это окно, а второе не трожь. Второе окно прямо у моего стола находится, незачем всем знать, чем я собственного ребенка кормлю, понятно?
   Мне было многое непонятно, но понятно стало лишь то, что в местах общественного пользования инициативу лучше не проявлять. Вдруг ржавчина на унитазе окажется антикварной или коврик типа "шаровары с начесом" явится дорогим раритетом. Пожалуй, займусь я лучше ремонтом в своей комнате. Максим никаких ограничений мне не перечислял, наоборот, чем больше я там "натворю", тем выше в цене поднимется его недвижимость."
   ***
  
   - Эта глава получилась короткой, - я сгребла свои листы и потянулась.
   - Яна, ты меня опять удивила. На сей раз тем, что ты еще и поэт! - Камиль делал последние штрихи и рукой показывал, чтобы я не подходила к мольберту.
   - Не смотрю, не смотрю. Но, Камиль, тебе не кажется это несправедливым. Ты можешь критиковать мою писанину по частям, а я не могу по частям даже смотреть на твой холст.
   - В жизни, вообще много несправедливости, - он подмигнул мне и улыбнулся. А ты так и не ответила на мой вопрос, как тебе удается писать стихи?
   - Не смеши меня, Камиль. Какие стихи? Это просто рифмованные слова.
   - Которые, когда-то, выстроились в ряд! Правильно я понял?
   - Правильно, но не в ряд, а в рифму, - тоном учителя поправила я.
   - А я, вот, ни разу в жизни, ни одной строки не срифмовал,- с сожалением констатировал Камиль. - Даже, когда тебя увидел, то в голове крутились всякие красивые слова, но в рифму они никак ложиться не хотели. Я ведь почему молчал всю дорогу? Мне хотелось свои чувства выразить не банально, а восторженно, но никак не мог собрать все нужные слова воедино. Он еще орудовал своими кисточками, почти не глядя на меня. Интересно, что он там изображает?
   - Камиль, конечно я не поэт, но там, в поезде, мои слова в рифму сложились. Хочешь, прочту?
   Камиль на мгновение застыл на месте.
   - Ты хочешь сказать, что тоже?..
   - Слушай, но не суди строго. Хорошо?
  
   "Стараюсь не думать я длинной дорогой
   О сказочных днях.
   Они, как метель, пронеслись за порогом,
   Коснувшись меня.
   И запружинили в вихре сомнительном
   Мысли круша.
   Как удержаться от боли томительной
   Всех не смеша?
   Как позабыть мне короткие ночи
   И страстные дни?
   Как удержаться мне от соблазна
   В душе сохранить
   Эти подсолнухи, поле ржаное,
   Луну, ковыли,
   Дыханье твое и бездонное небо
   Уральской дали."
  
   Я закончила читать и подняла глаза, Камиль стоял передо мной буквально с открытым ртом.
   - Яна, я чувствовал то же самое, но никак не мог выразить свои чувства словами. Именно там, под Челябинском, когда пересекали границу между Азией и Европой, я представлял нас одних в горах, в поле, между ковылей и под тем всепоглощающим черным небом с серебряными звездами. Как, как у тебя это получается?
   - Не знаю, просто слова в рифму, - засмущалась я.
   - Я знал, что ты интересный человек, но не ожидал от тебя таких талантов. - Было видно, что Камиль потрясен. А я, вот, только, рисовать умею, - горестно добавил он.
   Я расхохоталась.
   - Камиль, что мне в тебе нравится больше всего, то это, что ты умеешь меня рассмешить. Ты прекрасный художник, профессионал. У тебя выставки и заказы на годы вперед. А для меня это хобби. Складывается - пишу, не складывается, ну и не надо.
   - У тебя еще есть стихи?
   - Конечно, но сейчас наша тема - проза. Проза жизни. Ты пишешь портрет, я - сижу смирно. Хотя, на сегодня уже хватит. Проводишь меня или вызовем такси?
   - Провожу тебя до дома. За окном опять чудная погода. Летят твои любимые снежные хлопья. Пойдем, пока они летят, да поговорим о твоих хлопотах.
   Камиль помог мне одеться, и мы вышли в голубую зимнюю круговерть. Квартала два шли молча. Но не потому, что нечего было сказать друг другу, а потому, что обоим казалось, что слова, даже любой звук, может остановить этот снежный карнавал; природа, смутившись, перестанет исполнять свой легкий белый танец, а, еще хуже, может просто обидеться и превратить невесомые резные снежинки в мелкие комья грубоватой пороши. Камиль скоро уедет. Я думала об этом часто, но только сейчас у меня как-то особенно сильно сжалось сердце. Уедет навсегда. Конечно, мы будем звонить друг другу. А я обязательно буду писать ему письма и не только на электронный адрес. Я обязательно буду писать письма по старинке, на бумаге, чтобы о, открыв конверт, на долю секунды почувствовал запах прошлой жизни, мой запах. А еще мы сможем, хотя бы, изредка навещать друг друга. Но никогда, никогда нам уже не суждено вместе беспечно ходить по зимнему ночному Петербургу. И так мне стало грустно, что слезы сами покатились из глаз, и уже было непонятно, то ли слезы холодят щеки, то ли снежинки тают, превращаясь в слезы. И чтобы не разреветься я прервала наше магическое молчание.
   - Камиль, когда ты хотел поговорить со мной о моих хлопотах, ты имел в виду мой нескончаемый ремонт?
   - Ах, да! - Камиль словно очнулся от магии природы. - Я за своими проблемами, связанными с отъездом, не успеваю решить некоторые вопросы с твоим ремонтом. Право, мне страшно оставлять тебя наедине с развороченной ванной и отколупленым паркетом. Но ты не волнуйся, я уже договорился с бригадой строителей, бригадир должен со мной сегодня созвониться, я все решу с ним и оставлю ему твои координаты...
   - Да, я не переживаю за ремонт, Камиль. - Прервала я Камиля. - Ты просто еще не знаешь, но у меня уже есть опыт в таких делах.
   Я победно смотрела в глаза моего мужчины, которые стали непроизвольно округляться.
   - Да, да. У меня следующая глава моей повести как раз про ремонт, если ты, конечно, все же слушаешь, что я тебе читаю.
   - Любопытно, любопытно. - промычал Камиль, усаживая меня в такси и целуя в щеку. - Завтра непременно начнем с этой главы. - Прокричал Камиль, захлопывая дверцу машины.
   - Непременно, - проговорила я улыбаясь, - Нет, нет, это я не вам, - произнесла я громко, встретившись глазами с водителем в зеркале заднего вида. Откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза, я стала представлять, как будет меняться лицо Камиля, когда завтра он будет слушать мою главу о том, как я делала ремонт.
  
   ***
  
   Глава 4 ОБУСТРОЙСТВО
  
   "С Августой, мастером по наклейке обоев и побелке потолков, я договорилась без проблем. Ее тихий спокойный голос и четкость определения поставленной задачи внушили мне спокойствие и уверенность в том, что все будет так, как я задумала. Обсудив детали по материалам и срокам, мы договорились, что она приступит к работе через день, и за этот день мне предстоит снять старые обои. Дело нехитрое, обдирать - не клеить, решила я, обеспечу Августу фронтом работ. Со спальным местом тоже все сложилось как нельзя лучше. Объехав порядка шести адресов, я остановилась на раскладном двуспальном диване цвета зрелого персика, без намека на вдавлено-просиженные рельефы, но местами прожженного сигаретами. Признаться этих мест было достаточно, чтобы сделать вывод, кто был хозяином этого спального места. На мой взгляд, это было рабочее место прозаика, которого чересчур редко посещали музы и после некоторой борьбы самого с собой, этот прозаик решил изменить свою жизнь, начав со своего рабочего места. Именно поэтому этот роскошный спальный предмет приедет ко мне через два дня, в аккурат, когда Августа обновит мои апартаменты, и до того времени я согласна ластиться змейкой между ненавистными пружинами. Жизнь хороша! Так я рассуждала до той поры, пока не переступила порог квартиры.
   - Явилась - не запылилась! Куда Зойкины вещи подевала? - Люда готова была начать обыскивать меня прямо на пороге.
   - Какая Зойка? Какие вещи? - меня очень напугало такое безаппеляционное заявление. Что, что, но в кражах я еще не участвовала. - Вы в своем уме? Я ничего не брала.
   - Люда, спроси у нее, куда она мою заначку дела, - прозвучал, откуда ни возьмись, прокуренный бас.
   Тут же из-за Людиной спины вышла тень. По-другому было трудно назвать хрупкий женский силуэт небольшого росточка. Маленькая женщина, обладательница великолепного баса, была в черном спортивном трико, в черной бесформенной футболке с аппликацией абстрактного содержания и, как мне показалось в полутьме, с темным лицом. Я оторопела, боже, да здесь вполне интернациональная коммуналка, даже негритянка имеется. У негритянки от негодования сверкали глаза не хуже первомайской грозы, и мне показалось, что она готова вцепиться в меня покрепче своего соотечественника Отелло.
   - Люда, спокойно, без паники. Вы опять экономите, ну как можно вести светскую беседу в столь неблагоприятных условиях?
   Я нажала на грелку, но свет не загорелся. Я нажала еще раз, но без результата.
   - Ты мне зубы не заговаривай, - негритянка двинулась на меня, - где заначка?
   Действительно, не до светских бесед, сейчас, в лучшем случае я лишусь клока своих, хоть, и крашенных, но вполне жемчужных прядей.
   - Не понимаю, о чем Вы меня спрашиваете. Да, дайте же мне хотя бы дверь своей комнаты отворить. - Меня затрясло от негодования и страха.
   Стараясь не показать своего волнения, я открыла дверь комнаты, и дневной свет озарил мою очередную соседку по совместному проживанию. Негритянка оказалась вполне славянской внешности. Просто ее испитое до крайности лицо было темно-землистого цвета, темные волосы не видели мыла, по крайней мере, не меньше недели, а аппликация на футболке - не более чем пятна, от принятых, в течение неопределенного времени, продуктов питания. Ее колотило от непонятного для меня лично, но вполне определенного желания опохмелиться. Я вспомнила о своей утренней ревизии в кухонном столе и вылитой в раковину мутной жидкости. Понятно, о какой заначке идет речь, но...
   - Простите, я не осознавала, что это так важно. Я подумала, что компот прокис, и вылила его, ну, а бокал был настолько плох, что я выкинула и его, - мне было страшно подумать, какие последствия могут последовать за этим моим признанием. И, чтобы отделаться от притязания двух разъяренных соседок, я пошла в атаку.
   - Еще раз повторяю, для Вас, Люда, в коридоре должна гореть лампа, дверь на щеколду не закрывать и не лазать по чужим столам, - на сей раз, я обращалась с "негритянке". Вас, кажется, Зоя зовут? Так, вот, Зоя, я не стану терпеть в своем столе никаких заначек! А за бокал прошу извинить. Если он еще лежит в мусорном ведре, я его помою и отдам Вам, а если Вы считаете это оскорбительным для себя, то возьмите вот этот бокал, он только, что куплен мною, и впредь не предъявляйте мне столь нелепых обвинений в воровстве.
   Я сунула в руки Зое беленький керамический бокал с еще не отклеенной этикеткой и выпроводила дам за дверь. Как ни странно, но новенький бокал вполне удовлетворил Зою, она даже просветлела лицом, не ожидая такой прибавки к своему имущественному скарбу. А мне стало понятно еще одно обстоятельство, а именно, что вчера вечером ко мне не спешили на помощь потому, что приняли меня за уснувшую у своего порога Зою. Значит, по коридору нужно ходить вдвойне аккуратно, дабы не наступить на двух, вполне законных обитателей данной квартиры, сделала я для себя очередной вывод.
   Вроде бы инцидент исчерпан, но на душе потяжелело. Хочу я или нет, мне придется искать пути бесконфликтного сосуществования, но как? С этим, мучащим меня вопросом, я приступила к обдирке обоев, и он отступил для меня на второй план, лишь стоило мне содрать несколько довольно длинных лоскутов. Под верхним слоем, некогда благородных обоев, стали появляться другие слои. Чего тут только не было! Розовые розочки на розовом фоне - явно привет из восьмидесятых, за ним - вертикальными рядами крупные фиолетовые "огурцы" - веяние семидесятых, а вот строгая тонкая полоска с мелкими листочками - явно минимализм шестидесятых. Эта полоска была наклеена на побелочную краску в салатовом тоне, которая, в свою очередь, отходила от стены несколько трудновато вместе со шпалерами, как говорили в то послевоенное время, очень сложного и красочного рисунка. Этот рисунок мне никак не удавалось разглядеть, и я принялась ножом отскребать побелку. Увлекшись своим занятием, я и не замечала, что шкрябания моего ножа гулким эхом отдается по всей квартире. Мое увлекательное занятие прервал требовательный стук в дверь, которая тут же распахнулась настежь. На пороге стояли Василий и низкий, круглолицый гражданин.
   - Ты что безобразничаешь? - Василий не скрывал своего глубокого возмущения. - Ты что всю квартиру хочешь разнести?
   - Подождите, Василий, - круглолицый пытался перевести инициативу разговора в более дипломатичную плоскость, - а Вас, гражданка Ядвига, прошу объяснить, что Вы тут затеяли.
   - Да чего объясняться то, хулиганка какая! Вчера мне сеть изодрала, а сегодня мне спать не дает! Я, может, всю ночь переживал, она мне...
   -Да, Василий, подождите, человек ремонт затеял. Видите она, оказывается, обои обдирает, а Вы, Василий, переполошились, решили, что она стену ломает. Максим то знает, чем Вы тут заняты? - это уже он ко мне обратился с вопросом. - У нас, видите ли, нужно согласовывать такие работы.
   - Максим все знает! Да, что согласовывать то? Ремонт? Как согласовывать - письменно? С кем согласовывать? С Людой? С Василием? Может с Зоей? А Вас я даже не знаю, как зовут!
   - Ну, меня Роман зовут. А громкие работы, все-таки, нужно с соседями согласовывать. Вот Василию спать мешаете, я работаю на дому, Вы мне тоже мешаете, жена моя Зоя плохо себя чувствует, Вы ей тоже мешаете. У Люды ребенок уроки делает, и ему Вы мешаете.
   - Ну, знаете ли, мне теперь понятно, почему ваша квартира в таком плачевном состоянии. Просто невозможно провести все согласования не задев, чьи бы то ни были интересы. Поэтому у вас кран течет, выключатель не работает, не говоря о ремонте помещений общего пользования.
   - Ты здесь свои порядки не устанавливай! - вмешался Василий, - а ремонт не делаем вовсе не по этому. Я живу в муниципальной квартире и ремонт мне должно делать государство! Почему я должен платить за Риту Николаевну, например? Она блокадница, а ей государство не помогает. Куда я только за нее письма не писал, а никто не приходит и ничего не делает!
   - Конечно, как жильцы этой квартиры, мы должны совместно ремонтировать помещения общего пользования. Но, у меня, например, нет денег...
   - Конечно, нет, - Выгнал бы Зойку работать, так были бы, а то она их только пропивает...
   - Василий, Вы не должны вмешиваться в нашу частную жизнь..
   - А что Василий? У блокадницы денег нет, у тебя - нет, у Людки, как у матери-одиночки их отроду не было, а у Василия, значит, на всех есть?
   Я внимательно следила за развитием темы коммунального благоустройства и потихоньку начинала понимать раздражение своих соседей. Жили они, жили тихо и спокойно в своем болотце, а тут приехала какая-то фифа, и давай деньгами разбрасываться. В съемном жилье ремонт затеяла, бокалы раздает, чистоты и электричества требует, а все это стоит денег.
   - Вот, что соседи мои дорогие, - я решила подвести черту под притязаниями, - завтра мастер мне побелит потолок и обои поклеит. Мне доставят еще диван новый и все. Обещаю, что не буду шуметь, вы меня больше слышать не будете, но оставьте, пожалуйста, свет в коридоре. Не выкручивайте лампу, я согласна платить за электричество по полной программе.
   Судя по тому, как мужчины переглянулись и добровольно вышли из моей комнаты, последнее предложение им оказалось по душе. Закрыв дверь за мужчинами, я опять принялась за обои, но уже без прежнего энтузиазма. Зачем я здесь? Почему мне не сиделось в своей уютной и совершенно отдельной двухкомнатной "сталинке"? Какой черт меня принес за две тысячи верст в чужой город? Хотела уйти от многовекового провинциального уклада тихого городка, полюбоваться архитектурными шедеврами, прикоснуться к европейской прогрессивности, перенять манеры столичного быта, посмотреть на культурную столицу изнутри? Ну, что посмотрела? Есть, что перенять?
   Ободрав одну стену, я перешла к противоположной и тут меня ожидал сюрприз-подарок. Сюрприз потому, как лист, с выступающим краем, легко поддался, и я оторвала приличный многослойный кусок обоев. Подарком оказался самый нижний слой, приклеенный насмерть прямо на штукатурку, состоящий из газетных листов за май - ноябрь 1927 года. Первая же статья заставила меня отрешиться от насущных склок. Ее заглавие "Упадочное настроение среди молодежи (Есенинщина)" меня заинтриговало, и я принялась читать. Газета была наклеена вверх ногами, и я не сразу приспособилась к чтению, но мне удалось прочесть следующее:
   "Деревня, в красоте ее пейзажа, которую Есенин умел передать прекрасно, деревня, в которой опоэтизированы убожество и покорность, которые ей присущи так же, как и природа, полная грусти, -- эту, вечно веющую над деревней, печальную песню уловил Есенин, и ее прекрасными звуками, очаровательными складками узорного плата народного он одевал все свои деревенские впечатления. Но все это сильно пахнет ладаном. Купола в значительной степени закрывают пейзажи. Почерпнутые из духовных книг сравнения, церковщина, во всем своем многообразии, глядят из всех углов. Эти поповские представления и сравнения пронизывают во всех направлениях поэзию Есенина". И в конце подводится резюме: "Его поэзия - причина, порождающая явления пессимизма и хулиганства, создают упадочное настроение среди молодежи. Есенинщину".
   Вот это да! Светлые и щемящие образы русской деревни - хулиганство! Более мелкие статьи уведомляли о всеобщей забастовке английских рабочих, охватившей около 6 миллионов человек, которая заставила английское правительство объявить в стране чрезвычайное положение. Нидерландские шахтеры продолжали бороться против капиталистов, стремившихся снизить заработную плату и ухудшить условия труда. А под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции начался мощный подъем революционного движения в Китае. Ну, это не так интересно. Я переместилась ближе к окну и остановилась на заметке "Неизвестные явления на море. Июньское землетрясение". Эта газета, конечно по закону подлости, тоже была наклеена вверх ногами, но это было половина беды, вторая половина заключалась в том, что наклеена она была немного выше моего роста. Я встала на диван и принялась читать: "26 июня 1927 года в 13 часов 21 минуту в море отметили необычное волнение: при совершенно тихой и ясной погоде на воде образовалась мелкая зыбь, море как бы кипело. До землетрясения оно оставалось совершенно тихим и спокойным, а во время толчков послышался сильный шум. Те, кто в это время купался и нырял, были оглушены подводным грохотом. С пляжа близ Севастополя во время землетрясения многие увидели на море "водяное возвышение" и "пар", похожий на белый дымок, вскоре рассеявшийся. Вернувшиеся из дальнего заплыва люди рассказали, как почувствовали, что воду под ними начало крутить, а поплыв назад, они попали сначала в горячую струю, а выбравшись из нее с большим трудом, тут же попали в очень холодную. За два часа до начала землетрясения в заливе между Аю-Дагом и мысом Плака, примерно в 40 метрах от берега появилась длинная полоса пены, которая через несколько минут исчезла. При этом море, как свидетельствовали очевидцы, оставалось спокойным. Несомненно, на дне и в толще вод возникли возмущения следующего характера"...
   По мере удаления текста вверх я встала сначала на подлокотник дивана, а затем начала приподниматься на цыпочки. Но определить "характер возмущения" мне не позволило равновесие. Точнее, я его потеряла и кулем свалилась на пол, задев при том стул, который с грохотом отлетел в дальний угол комнаты. Упав на бок лицом к стене, я еще не успела сориентироваться по поводу своего состояния, как ко мне в комнату тут же кто-то ворвался. Судя по голосу, это был Василий. На этот раз он не был так дипломатичен, как прежде и я узнала про себя и своих родственников очень много подробностей интимного свойства. Так как мне не хотелось опровергать столь пламенную речь, а скорее всего, я не умела парировать в столь же изящной манере, я предпочла лежать молча. Спинка дивана, видно скрывала меня от глаз Василия, потому как, сказав все в пустоту, он заинтересовался вопросом, почему грохот был, а меня нет.
   - Эй, ты чего? - понизив голос до шепота, Василий крадучись приблизился ко мне, - ты живая? - он ткнул меня пальцем в бок.
   - Живая, - не меняя положения, порадовалась я сердобольности Василия.
   - А чего не шевелишься? - поинтересовался он.
   - Газету читаю, - мои глаза, пошарив по стене, остановились на еще одной заметке, к моей неописуемой радости, расположенной вполне нормально, а не вверх тормашками, - Хотите знать, Василий, что "гранитная набережная у моста Лейтенанта Шмидта задумывалась как большая пристань с плавным спуском к воде. Ее использовали для того, чтобы зимой можно было подъехать на санях к Неве. Здесь добывали лёд для ледников - его выпиливали в реке и на лошадях вытаскивали на берег. В магазинах глыбы льда продавались для устройства холодильников в подвалах домов..." Я еще не успела дочитать статью до конца, когда голос Василия пояснил невидимому мне собеседнику, что им лучше всего уйти. Он так и сказал: "Пойдем отсюдова от греха, у нее видимо не все дома". Вот и хорошо, вот и ладненько, размышляла я, ощупывая свои ребра. Вот и нашелся неконфликтный способ общения с соседями. Пусть думают именно так, может поменьше будут на меня обращать внимания.
   Весь следующий день, пока Августа точными и выверенными движениями смывала и выбеливала потолок, а я шастала по длинному квартирному лабиринту, чтобы менять воду, в квартире стояла гробовая тишина. Но соседи были начеку. Это угадывалось в любом мало-мальском шорохе за каждой закрытой дверью. Они, будто боялись, что я окачу их грязной меловой водой. Очень обидно, что тебя воспринимают так неадекватно, даже Рита Николаевна сегодня носа не кажет. Ничего, я сама к ней зайду, все-таки женщина в таком почетном возрасте, может, ей помощь нужна. Нужна ли была помощь Рите Николаевне, я могла только догадываться, а вот, что мне нужна, хоть, какая то поддержка в этом "ноевом ковчеге" для меня становилось очевидным.
   Августа работала быстро и красиво. Ее руки справлялись с обоями так ловко, что моя помощь только тормозила годами отшлифованные движения, внося в них сбои и сумятицу. И мне ничего не оставалось, как любоваться процессом превращением подземелья в светлую парадную залу. Выражая свое восхищение и искренние пожелания всяких благ Августе, я прощалась с ней в дверях квартиры, когда услышала мужские голоса, пыхтение и глухие звуки ударов о стены и перилла лестницы. Боже, да это же грузчики привезли мой диван и поднимают его. Как я могла про него забыть. У меня в комнате беспорядок, я еще не убрала обрезки обоев, пол в клею, да и место для нового дивана нужно было освободить от серванта, который я планировала передвинуть ближе к двери. Я все еще металась, когда вполне достойный бас одного из грузчиков не припечатал меня к месту.
   - Хозяйка, куды нести?
   За порогом трое здоровенных мужиков пытались протиснуть диван в квартиру, но ни боком, ни на попа диван не проходил в одну створку входной двери, вторая створка не отворялась, будто она была чем-то заколочена. Эта створка действительно была приспособлена под полки, сделанные в проеме между двойной дверью. Но это обстоятельство выяснилось, когда грузчики уже отчаялись втиснуть мой диван в дверной проем. Желая им помочь, я рванула вторую створку что было силы. Створка поддалась и полки, потеряв опору, рухнули. И в этот же самый момент, вместе с полками на пол с неимоверным грохотом полетело их содержимо. Куль, то ли с мукой, то ли с мелом, обволок присутствующих белой пеленой. Второй куль, цементной пылью осел на лицах, одеждах и моем диване, неконтролируемым облаком проникая во внутрь квартиры. Стеклянная банка с мелкими гвоздями, рассыпалась на мелкие осколки, и было непонятно, что так больно врезается в мои голые лодыжки - мелкое стекло или не менее мелкие гвоздики. Какие-то башмаки, веревки, алюминиевые ложки, жестяные плошки, куски проволоки, и прочий хлам разлетелся, раскатился по полу в коридоре и по лестничной площадке. Все произошло молниеносно для всех участников процесса водворения дивана на его новое месторасположение, что на мгновение от неожиданности все застыли на месте. Этого мгновения хватило, чтобы оценить дальнейшее благодушное отношение ко мне моих соседей, которые все, как по команде, высунули свои головы из своих дверей. От негодования у них пока не находилось слов оценить степень разрухи и в этой зловещей тишине был слышен только звук просыпанного и оттого скачущего по ступенькам лестницы сухого желтоватого гороха. Первой в себя пришла Люда.
   - Мой горох! - она кинулась на его спасение, как кидаются на спасение ребенка из проруби, - это мой горох, это мой горох, - повторяла она как во сне, стоя на коленях перед кучей вывалившегося добра, поднимая и обдувая каждую горошину. Тут же послышался громообразный раскатистый истерический Зоин хохот. Рита Николаевна принялась чихать, продолжая во все глаза смотреть, как переминавшиеся с ноги на ногу грузчики раздумывали, что им предпринять: бросить диван и с достоинством уйти или подождать, чтобы вмешаться, когда разъяренный Василий бросится на меня с кулаками, которые он уже сжимал.
   - Я все уберу, уберу, - мои слова тонули в невообразимом шквале голосов моих соседей и гортанном хохоте Зои.
   На помощь мне пришел Роман. Он сдерживал напор Василия, шептав ему что-то на ухо, после чего Василий демонстративно переступив через кучу малу вышел из квартиры со словами:
   - Приду, чтобы чисто было.
   Роман помог мне не только обезопаситься от Василия, он помог мне так же уговорить грузчиков, что бы те, естественно, за дополнительную плату, снесли на помойку и мой старый диван. Без энтузиазма, но обогреваемые дополнительными хрустящими купюрами, они понесли старый диван вниз, а я принялась за уборку под неусыпным взором Люды. Не хуже легендарной Золушки, я была вынуждена отделять негодный никуда горох от гвоздей и ссыпать все в разные пакеты. То, что горох уже не будет годен для непосредственного его применения, я не сомневалась, но уступить Люде я была вынуждена. Подметая, подтирая и шкрябая пол, я проклинала час, когда приняла решение о перемене места жительства, мне было так обидно за обстоятельства, сложившиеся не лучшим для меня образом. Мои ноги гудели, их саднило от мелких порезов, и от набившейся в порезы цементной пыли. В общем, я выглядела очень несчастной, что, даже, Люда смиловалась надо мной и разрешила остаток гороха замести в мусорную кучу. Надо сказать, что потом, почти в течение года, я выгребала этот горох их разных уголков квартиры. Но на сегодня я посчитала, что день и все его треволнения для меня закончены. Утомленная уборкой в общем коридоре, мне было не до уборки в своей комнате. Я сидела среди обрезков обоев на своем новом диване и замазывала йодом порезы на ногах, когда в мою комнату ворвался вернувшийся Василий.
   - Наслаждаешься? - в его голосе слышалось насмешка и раздражение, - а кто твой старый диван на помойку отнесет?
   Его вопрос меня удивил. Неужели он решил мне предложить свою помощь?
   - Спасибо, Василий, его уже отнесли грузчики, так, что спасибо за предложенную помощь.
   - Помощь? Какую помощь! У тебя еще хватает наглости просить меня о помощи?
   - Да не о чем я не собираюсь Вас просить! Как можно Вас о чем-то просить, если Вы так враждебно ко мне относитесь. Мой старый диван уже отнесли добрые люди.
   - Добрые люди? А я уже не добрый человек. Я, который терплю который уже день хаос в своей квартире, а не удостоился и слова доброго? Может я и хотел предложить тебе свою помощь, но теперь - ни за что! Неси свой диван сама.
   - Да, какой диван, Василий, Вы что пьяны?
   - Я еще не пьян, а диван твой стоит в парадной на первом этаже, и соседи очень недовольны. Парадная не помойка, а ее лицо, - пафосно закончил свою речь Василий и победоносно проводил меня взглядом до второго этажа. Я пошла, убедиться в правоте слов Василия. И убедилась. Мой старый диван спакойненько стоял у самого выхода, загораживая свободный проход в парадную. Недобросовестные грузчики оставили его тут, забрав плату за услугу. Сев на этот диван, я начала хлюпать носом, готовая разреветься в полную силу.
   - Ну, ладно, только без соплей, - услышала я голос Василия, - ну, имей в виду, что будешь мне должна, - Василий характерным жестом щелкнул себя под подбородком. - И Роману тоже будешь должна, идет?
   Я была согласна на любые траты и закивала головой.
   - Ян, да не слушай ты его, мне ничего не нужно, не пью я. - Роман, тоже спускался по лестнице, на ходу застегивая рукава рубашки
   - Зойка за тебя пригубит, - начал было Василий, но осекся. - Ладно, попридержи дверь, - мотнул он мне головой в сторону двери, - хватай его за спинку, - скомандовал Василий Роману.
   - Да, да, сейчас, - Роман помедлил, - ты только вот, что, - обратился он ко мне, - установи тишину, ладно?
   - Да, конечно, с этой минуты вы меня не услышите, - в полной уверенности, что именно так и будет, заверила я мужчин.
   Они дружно подхватили диван за боковину и, не церемонясь, поволокли его по асфальту до ближайшей помойки. Мне оставалось только идти по их следу и подбирать отскакивающие дощечки и пружины. Оживленно беседуя, в квартиру мы вернулись вместе. На пороге стояли Зоя и Рита Николаевна. Зоины сверкающие глаза не предвещали для меня ничего позитивного.
   - Ах ты, дрянь, - она попыталась схватить меня обеими руками за волосы, но я упредила ее на долю секунды, шмыгнув за Романа, поэтому она левой рукой заехала мужу по носу, а ее правая рука успела с силой рвануть ворот моего халата, оторвав мне две верхние пуговицы, что называется "с мясом". У Романа из носа брызнула кровь, но Зою это не смутило. Поняв, что до меня ей не добраться, она принялась дубасить Романа, нанося ему своими маленькими, но видно железными кулачками, точные удары по лицу, вопя, при этом басом, что-то нечленораздельное. Все произошло столь стремительно, что я не успела испугаться, но испугаться мне все-таки пришлось, потому, как Василий, тоже вмешался в семейную сцену. Он оттолкнул меня и, не раздумывая, наотмашь ударил Зою в ухо. Зоя отлетела прямо к ногам Риты Николаевны, которая, как мне показалось, более с любопытством, чем со страхом, наблюдала за происходящим. Для нее, как бы, эта баталия была делом привычным. Я же впервые стала участником "кровавой бойни" и потому опомнилась только от собственного пронзительного крика. Василий матерился, Роман размазывал по лицу кровь пополам с потом и слезами, Рита Николаевна никак не могла переступить через Зою, чтобы зайти к себе, потому как Зоя лежала у порога в ее комнату, уткнувшись носом в круглый коврик, и то ли хрипела, то ли храпела.
   - Что за шум, а драки нету, - в проеме распахнутой двери стояла та самая лысая голова, что выглядывала из двери комнаты Люды в день моего заключения договора с Максимом.
   - Опоздал, Сашок, ты, как всегда, опоздал, - Рита Николаевна неодобрительно покачала головой, будто во всем, что произошло, был виноват именно Сашок.
   Мужчины ушли на кухню, я помогла Рите Николаевне переступить через Зою, которая лежала не шевелясь и этим меня сильно волновала, но Рита Николаевна попридержала меня за локоть.
   - Да, пусть лежит, если бы не Василий, она бы нас всех побила, - Рите Николаевне хотелось посплетничать, а мне захотелось войти в курс, происходящих здесь событий.
   - Ромка - то рохля, тряпка, если бы не Василий, Зойка бы давно бы уже Ромку убила. Она трезвая то хорошая, но драчливая, а если выпьет, то только вот так, нокаутом, можно ее угомонить.
   - И часто она вот так на мужа кидается ни с того ни с сего?
   - Почему это ни с того, ни с сего? Она его приревновала, - Рита Николаевна хитро на меня посмотрела, только лишь не подмигнула, - к тебе приревновала, - добавила она, словно сделала мне комплимент.
   - Ко мне?..
   - А то к кому же? Куда это вы ходили, а? - ее хитрый прищур меня смутил.
   - Да никуда не ходили. На помойку ходили, диван выбрасывать.
   - Ой, девка, нехорошо врать. Твой диван еще давеча грузчика сволокли.
   - Так они же его внизу бросили. Да и на помойку мы втроем ходили. С нами еще Василий был, - оправдывалась я, как могла.
   - Втроем... - протянула многозначительно Рита Николаевна, словно на помойке она лично нас застукала за непристойным действом.
   - Послушайте, Рита Николаевна, а кто это пожаловал на ночь глядя? Ну, Сашок, кто это? - решила я отвести ее от бессмысленной темы.
   - А тебе зачем? Что понравился? - еще хитрее посмотрела на меня Рита Николаевна. Вот уж не ожидала от старушки такого упорного настроя на лирическую тему.
   - Господи, да почему сразу он мне должен понравиться. Просто интересно, что за тип, к кому приходит?
   - Людкин муж, - лаконично ответила Рита Николаевна.
   - Как муж? Василий говорил, что Люда мать-одиночка.
   -Да, мать-одиночка. Три раза. Так вот этот - третий, - она выставила передо мной три пальца, видно для четкого подтверждения цифры, столько раз Люда становилась матерью-одиночкой.
   - Так Сашок, муж Люды или нет?
   - Муж, муж, только тайный, - многозначительно произнесла Рита Николаевна, она его из Херсону привезла. Он там был...
   Мне очень было интересно, зачем Люда привезла из Херсона Сашка, но у меня болело сердце за Зою. Как бы то ни было, ей, скорее всего нужна помощь, да и поздно уже, а у меня в комнате погром. Боже, да она и не закрыта, а я хожу по помойкам и по соседям, а у меня документы и деньги, вчера только полученные ...
   - Ой, Рита Николаевна, что-то я сегодня устала, давайте завтра Вы мне все расскажете, хорошо?
   - Расскажу, все расскажу, ты только мне в магазин сходишь? - поинтересовалась она тоном, не терпящим возражений.
   - Схожу, схожу... - пришлось пообещать ей из коридора, где Зойка уже перевернулась на другой бок, привычно подложила руку под голову и засопела. А я, убедившись, что сумка с кошельком на своем месте, рухнула на новый диван, не раздеваясь."
   ***
   - Ух, устала. - Проговорила я, положив последний лист на стол. И только тут заметила, что Камиль стоит у камина с незажженной сигаретой, машинально выковыривая из нее табачные крошки.
   Я поняла это как знак того, что повествование его не на шутку захватило, и самодовольно потянулась.
   - Это, что подлинная история и такие страсти еще бушуют на коммунальных просторах? - Камиль бросил опустошенную сигарету в камин и взял новую. -
   Или это твоя неуемная фантазия разбушевалась.
   - Какая фантазия, Камиль, чисто подлинные истории из моей собственной жизни.
   - Никогда бы не подумал, что так весело и увлекательно жить в коммунальной квартире. Обычно о коммуналках отзываются столь негативно, что даже одна мысль о том, чтобы поселиться в такой квартире вызывает у меня судороги.
   - Это потому, что ты никогда не пробовал там жить. На самом деле там живут очень славные люди, просто живут они так, как умеют. А главное, если твоя жизнь складывается не так ровно, как у большинства и не так спокойно как у других обитателей твоей коммуналки, то и выходят всякие несуразные истории. Как, например, в моей следующей главе. Читать?
   - Непременно. - Не раздумывая откликнулся Камиль. - Очень интересно, что еще могло с тобой произойти в наше, такое рациональное время. Но для начала предлагаю перекусить. Поехали в "Собаку", скорее всего, это будет последнее посещение кабаре в этой моей еще петербургской жизни.
   Камиль замолчал. И было заметно, что впервые его идея с отъездом на ПМЖ в Англию, отозвалась в нем жестко и реалистично. И у меня тот час сжалось сердце от неотвратимости потери. Потери этих вечеров, этих разговоров, этих прогулок. Этой жизни до его отъезда. Он скоро уедет и, кажется, ничего не изменится ни в городе ни в мире. А для меня уйдет очередной жизненный этап, целая эпоха. Чтобы не разрыдаться, я молча засунула в свой портфель листы с прочитанной главой и молча начала одеваться.
   В кабаре у нас впервые не клеился разговор, мы сидели и прислушивались к обрывкам чужих разговоров, к музыке, мурчавшей откуда-то из угла, к репликам официантов и посетителей. Блики и отсветы на стенах оживляли и увеличивали тени. Казалось, что эта свистопляска теней отдаляет нас друг от друга все дальше и дальше. Навсегда.
   - Пойдем ко мне, а то здесь слишком суетно. - Проговорила я через силу, - У меня одна комната полностью готова. Что-то тоскливо, а я тебя повеселю последней главой. Пойдем только отсюда.
   - Пойдем, - согласился Камиль, пойдем, но только ко мне.
   Мы молча дошли до его дома и поднялись в квартиру.
   - Последняя глава - это хорошо, - отозвался Камиль, не проронивший ни слова всю дорогу.- Я готов слушать тебя бесконечно, не только твою последнюю главу.
   - Не унывай, - подбодрила я Камиля, - у меня еще есть не только вторая, но и третья глава. Я, вообще, люблю писать. И пусть меня все называют графоманкой, надеюсь, тебе я поднимаю настроение своими историями?
   - Еще как! - Воспрянул Камиль, - никто не может самое заурядное событие преподнести так, как умеешь ты. Из ничего сделать карнавал, сатиру, гротеск.
   Разлив по бокалам кровавое вино, он прислонился головой к спинке дивана.
   - Я весь во внимании.
   - Тогда слушай!
   ***
  
   Глава 5 НОЧНОЕ ПРОИШЕСТВИЕ
   Мой визг в половине третьего ночи, если и не разбудил половину квартала, то нашу коммуналку с кроватей точно посбрасывал. В этом меня убедил настойчивый стук. В дверь изо всех сил колотило не менее десяти пар рук, а я не могла прийти в себя от ужаса, сковавшего меня целиком. Я хорошо помнила, как я, совершенно разбитая, закрыла дверь на щеколду, открыла настежь окно, от усталости еле-еле расстелила простынь, бросила на диван подушку с одеялом и провалилась в сладкую темноту морфея. Из этого сладостного состояния в реальность меня вернули чьи-то мягкие и теплые прикосновения. От неожиданности я подскочила на диване, но визжать не перестала, теперь уже от страха, что кто-то ломится в мою дверь. И только, когда за дверью послышалась откровенная брань, и я осознала, что это мои соседи, закрыла рот. Стук в дверь не прекращался. Боже, ну, что им понадобилось от меня среди ночи, задалась я вопросом, открывая дверь. На пороге моей комнаты в ночных сорочках и пижамах толпились все без исключения обитатели квартиры, пожалуй, только Сашка не было, но считать или не считать его обитателем данной квартиры для меня никакой ясности пока не представляло.
   - А Сашок где? - задала я волнующий меня в данный момент вопрос.
   - Что? - взвилась Люда.
   В темноте мне показалось, что Людины глаза налились кровью. Ее вытянутая кроваво-красная сорочка , с такими же рюшечками, что и на ее дневном фартучке, плотно обтягивающая все ее прелести, была чуть выше колена. Несмотря на мощный торс из-под ночнушки торчали две тощих ножки со ступнями не менее сорок пятого размера одетые в мужские резиновые шлепки. Я отшатнулась, до чего она имела зловещий вид.
   - Да, я тебе все лохмы повыдергиваю за Сашка, - только попробуй на него глаз положить! Тебе мало, что Ромку с пути сбиваешь? Мне все Рита Николаевна рассказала.
   По коридору гулко пронесся ропот. Интересно, когда это Рита Николаевна успела рассказать Люде о драке. Но анализировать ситуацию времени у меня не было, соседи явно были чем-то взбудоражены и у них ко мне были вполне определенные претензии.
   - Я тут вовсе не причем,- вступился то ли за меня, то ли за себя Роман. Он один из всей компании был при халате.
   - Перестаньте сплетничать, Люда. А от Вас, Рита Николаевна, я и вовсе не ожидал, - развернулся Роман к Рите Николаевне, которая стояла в длинной белой фланелевой ночнушке в проеме своей двери.
   - Да деритесь на здоровье, - проговорила она отрешенно, держась обеими руками за косяк, - милые бранятся - только тешатся, - подлила она долю сарказма.
   - Да, о чем спор, - вступил в разговор Васили, показывая пальцем на меня. - Она моего внимания все добивается. Но я - кремень! Даже, если она мне еще одну сеть раздерет, даже, если она в мою комнату лаз проковыряет - я ни в какую не поддамся. Она же крашеная! - завершил свою мысль Василий. Его босая фигура в семейных трусах источала неприступность и самодостаточность.
   - Люди, вы разбудили меня ночью, чтобы понять, как я отношусь к мужскому сословию в общем или к мужчинам нашей квартиры в частности? Может это ваша месть мне как к жиличке?
   - Сколько раз повторять, что ты не жиличка, а - квартирантка! - завела свою пластинку Люда.
   - Да, кто тебя будил, - вступила в разговор, молчавшая до сей поры Зоя, - ты сама всех разбудила. Орала как резаная свинья. Я тут в коридорчике чуть не оглохла.
   - Так я же от испуга. Вы так барабанили в мою дверь. Я подумала, что пожар приключился. - Я поймала себя на мысли, что оправдываюсь. - Ну, орала я в своей комнате, так что - дверь мне выносить из-за этого?- я почему-то пошла в наступление.- Ладно, у меня все хорошо, а у вас еще есть ко мне вопросы? А ты, Зоя, не спи больше у моей двери, мало ли, что я еще придумаю, - многозначительно произнесла я и, не дожидаясь ответа, закрыла свою дверь. В коридоре возбужденные жильцы расходились по своим комнатам. Вскоре все затихло и я начала проваливаться в дремоту. И тут я услышала истошный Зоин вопль. Как иерихонская труба он разносился по всем уголкам квартиры, нигде не задерживаясь. В коридоре опять начали раздаваться недовольные возгласы и хлопать двери. Я тоже накинула халат и выглянула посмотреть, что же такое может происходить в квартире, но уже без моего личного участия. В коридоре, прижавшись спиной к стене, истошно вопила Зоя. Василий в своих семейных трусах лыжной палкой сосредоточено шурудил за кованым сундуком. Люда с наволочкой в руках стояла позади него, словно изловчалась этой наволочкой накрыть Василия. Роман в распахнутом халате будто бы целился в Люду башмаком, но не решался его бросить. Людин сын Вовка улюлюкая, показывал пальцем куда-то в район кухни, но на него никто не обращал внимания. Рита Николаевна стояла в центре коридора, и у меня создалось впечатление, что она руководила всем этим процессом. В общем гвалте мне удалось распознать слова "черт", "серый", "огромный", "квартирантка". Последнее слово говорило о том, что без моего участия все-таки не обошлось.
   - Что случилось? - мой вопрос потонул в море неоконченных и вполне нелитературных фразах.
   Василию наконец-то удались его манипуляции. Из-за сундука на камин метнулась огромная тень и, пока Василий с Романом перестраивались, обходя Люду и Риту Николаевну, чтобы, изловчившись эту тень накрыть сетью Василия, эта самая тень, обретя очертания огромного лохматого кота, прыгнула на гору из кошелок и коробок. С горы тут же начался сход лавины из старого скарба и мелких предметов, завалив путь к вешалке Романа, по которой уже карабкался испуганный зверь. Спрыгнув с парадного плаща Зои, котяра юркнул ко мне в комнату. Теперь я отчетливо слышала фразы: "Лови его", "Она приволокла", "Заплатит за все". Не дожидаясь справедливости от моих соседей, я тоже поспешила спрятаться за своей дверью. В комнате я рассмотрела ночного возмутителя спокойствия. Большой, рыжий, с огромными круглыми глазами, он еще сидел на окне, но уже намеревался убраться восвояси. Кот был явно домашний, об этом говорили его упитанность и лоснящаяся шерсть.
   - Эх, ты Рыжик, ты даже не представляешь, что ты натворил, - сказала я коту и погладила его по спинке. Кот выгнул спину, потерся боком о мою руку и вышел в окно.
   - Ты приходи, - прошептала я, глядя, как тот по уступу в стене дошел до окна нашей кухни и сел там, наверное, прикидывая, к кому бы еще сегодня наведаться.
   ***
   Я засунула последний прочитанный лист под диванную подушку и посмотрела на Камиля. Он вытирал руки и о чем-то сосредоточено думал.
   - Камиль, ты услышал хоть одно слово из прочитанного? Может, тебе уже приелась моя белиберда, но ты не решаешься мне об этом сказать, дабы не обидеть?
   - Нет, дело не в белиберде, хотя она и присутствует здесь. Просто любопытно излагаешь, но местами не все ясно. Например, непонятно, от чего ты подняла на ноги всю квартиру своим криком, и как кот очутился в вашем коридоре. - Камиль подошел к этюднику, будто хотел сорвать кусок кисеи, прикрывающий портрет, но налил в бокалы рубинового вина. Поставив один передо мной, он сел рядом.
   - И, вообще, мне так кажется, все, о чем ты пишешь, в природе не бывает.
   Я расхохоталась.
   - Камиль, конечно такого никогда не бывает, это же чистой воды ирония, шутка, если хочешь. Что, разве у Донцовой документальная хроника? Это чтиво для метро. Прочел, улыбнулся, если нашел над чем, и выбросил. Но, клянусь тебе, все основано на реальных фактах. А, что касается кота, то он, забравшись ко мне через окно, скорее всего, пытался пристроиться на моем диване у моих ног, вот здесь я его и почувствовала. Почувствовала что-то мягкое, теплое и испугалась. Пойми, я была одна в комнате, но в большой чужой квартире, как мне было сохранять хладнокровие, когда ты спишь и, вдруг, по тебе что-то ползет, килограмм на шесть, не меньше. - Я руками пыталась показать Камилю, как по мне ползло теплое и тяжелое. - Видно мой крик напугал не только соседей, но и кота. А он от неожиданности, вместо того, чтобы в окно удрать, не придумал ничего лучшего, как в коридор пробраться, пока мои соседи выясняли мои пристрастия насчет мужского пола. И, когда все разошлись по своим комнатам, он видно зашел в комнату Зои и Романа. Ну, а что было дальше, ты уже знаешь.
   Камиль смотрел на меня как на инопланетянку.
   - Даже не знаю, хотел бы я иметь такую вот соседку. С одной стороны ты, конечно, взбаламутила размеренную, устоявшуюся жизнь законопослушных граждан, но с другой стороны, как не оценить свежую струю событий. Не думаю, что они с тобой скучали. Кстати, а кот еще приходил к тебе?
   - Да, первое время нам всем пришлось нелегко. Но скоро все уладилось. Я начала работать и стала пропадать на работе, что называется от зари до зари. Потом мне удалось уговорить Максима продать мне его комнату, и только затем мне удалось нашу шикарную коммуналку расселить, и вся эта квартира со временем стала моей. Ну, это ты знаешь.
   А кот? Он и сейчас приходит. Я его настоящего имени не знаю и зову его Геродонтий. Ты не поверишь, но он откликается, правда, когда очень голодный, но все равно откликается.
   - Так значит, это ты расселила свою коммуналку? - Камиль, чуть не расплескал сок, который наливал в стаканы и удивленно на меня посмотрел
   - Да, об этом у меня во второй части прописано, - от души расхохоталась я, ожидая именно такую реакцию Камиля. - Только ты об этом узнаешь не скоро. Но я обязательно пришлю тебе свою рукопись с автографом.
   - Слушай, Янка, ты меня заинтриговала. Умру от любопытства. Посидим еще, время-то еще детское. Я тебя довезу. А лучше оставайся у меня, у нас осталось всего четыре дня. - Камиль состряпал рожицу капризного ребенка, пытаясь меня развеселить. И уже серьезно добавил - Четыре дня и всего три ночи.
   - С одним условием, - тяжело вздохнула я, - если ты, наконец-то, приподнимешь вон тот кусок ткани, - кивнула я головой в сторону мольберта.
   - Слушаюсь, госпожа!
   Камиль пристально посмотрел мне в глаза и резко рванул ткань в сторону.
   На мольберте с холста смотрела на меня солнечная девчонка с улыбкой Моны Лизы.
   - Кто это? - Удивленно спросила я.
   - Это ты, моя радость. Я вижу тебя такой. Ты для меня как драгоценный лучик Петербургского солнышка. Я увезу его с собой, буду смотреть, помнить и молиться; за тебя, за себя.
   Камиль хотел еще что-то сказать, но вместо слов, он обнял меня, взял на руки и бережно опустил на свою белоснежную кровать. Ведь у нас осталось только четыре дня и три ночи.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"