Александр Петрович проснулся необычно взволнованный. Причиной тому был странный сон. Сны редко снились Александру Петровичу, тем более такие. Поэтому он, вопреки своей привычке, долго лежал в постели, смотрел в потолок и размышлял, чтобы это все могло значит. А приснилось ему, будто он уезжает из дома куда-то на поезде. На перроне стоит жена, дочь и теща, и молча смотрят, как он вместе с вагоном медленно плывет вдоль платформы. Он же радостно им машет рукой на прощание, а другой отбивается от настырной проводницы.
- Пассажир, не хулиганьте! - кричит она, и своими цепкими тонкими руками пытается оторвать Александра Петровича от раскрытой двери.
Увиденное было необычно по двум причинам: первая, как уже было названо, Александр Петрович, редко видел сны; а вторая - было что-то в приснившемся волнительное и даже, можно сказать, грустное.
Конечно, как человек здравомыслящий, Александр Петрович мало обращал внимания на сны, даже, несмотря на то, что они редко его посещали. Но сегодня он задумался. Что-то внутри подсказывало - "это неспроста". Он давно не ездил на поезде. Да и не любил куда-то ездить. Даже на дачу. Потому что поездки всегда нарушали привычный строй жизни, а что может быть хуже?
Александр Петрович потянулся и сел на кровати. Грустно осмотрел спальню. Зачем-то ощупал свои длинные густые усы, - его главную гордость, - нос, что картошкой высился на округлом лице; потер подбородок, - словно хотел убедится, что все осталось на месте, а не уехало вместе с поездом. И только после этого вышел на кухню.
Маргарита Сергеевна, его супруга, жарила яичницу и варила кофе. Ее белые, мучные, руки до боли напоминали руки проводницы, и Александр Петрович, обречено вздохнул, сел на стул и уставился в до блеска вычищенный пол. Из ванной доносился шум воды, - дочка плескалась под душем. Сейчас была ее очередь: заведенный порядок никогда не нарушался. Первой всегда была супруга, потом дочь, и только после этого сам хозяин, так как он всегда после сна любил посмотреть утренний выпуск новостей, - "для бодрости". Вот и телевизор уже был включен на нужном канале (Маргарита Сергеевна позаботилась). Но Александру Петровичу было не до него: всем своим существом, он обдумывал сон. Припоминал, не ездил ли он когда-то, вот так, в командировку - ведь, говорят, сны всегда копируют наше прошлое. Но припомнить никак не мог. В конце концов, он разозлился на себя и свою мнительность, - "ведь это же какой-то пустяк. Пустой сон", - и решил, что хватит ломать голову над всякой ерундой.
И действительно на время сон оставил его в покое. Но стоя под душем Александр Петрович вдруг подумал, - "интересно, а есть ли в поездах вагоны с душем" - и принялся припоминать все, что он только мог слышать в последнее время о железной дороге. Сон вновь устроился в его голове, и теперь похоже не собирался отступать. В какое-то мгновение Александру Петровичу почудился даже стук колес, и ванная вроде бы как-то дернулась, словно захотела пробежаться по железной колее. Это так испугало его, что он мигом выпрыгнул на холодный кафельный пол, кое-как попал руками в халат и выскочил в комнаты.
Маргарита Сергеевна заметила странное поведение мужа и поинтересовалось все ли с ним в порядке.
- Немного знобит, - соврал он, но вскоре и правда почувствовал озноб, такой как бывает при температуре. Это испугало его еще больше. Он поставил себе термометр и долго не мог поверить, что у него тридцать шесть и шесть, - голова была тяжелая, он задыхался, тело ослабело. С невероятным трудом он съел небольшой кусочек яичницы и сделал всего пару глотков кофе. Его тошнило. Перед глазами все плыло, а в ушах стучали поезда.
Маргарита Сергеевна заставила его выпить аспирину и напоила чаем с малиновым вареньем. После чего уговорила позвонить "в контору" и отпроситься на сегодня. Затем чмокнула его в лоб, и убежала на работу. Дочь уехала в институт.
Александр же Петрович принялся расхаживать по дому. Он никак не мог найти себе место. То садился, то ложился на диван, то пересаживался в кресло, то подолгу стоял у стенки и рассматривал расставленные на полке безделушки: двух глиняных котиков, голубков, держащих в клювах огромное розовое сердце; негритянку с корзиной на голове; пузатую позолоченную лягушку с монетой в безобразной пасти, поставленную для привлечения денег и удачи. Иногда он брал одну из них в руки, вертел на свету, разглядывал, вздыхал, ставил на место. И ему вдруг стало легче: то ли аспирин подействовал, то ли чай с малиной, то ли эти глиняные талисманы, но тошнить перестало, и голова прояснилась, и даже слабость помаленьку прошла.
Александр Петрович вдруг повеселел и даже стал насвистывать песенку, но внезапно запнулся, потому что она была о железной дороге. В сердцах выругался, вылетел из зала, забился в комнату дочки. Здесь сел на ее кровать и попытался вспоминать какая она была в детстве. Ничего не получалось. От этого только разболелась голова, и он уже было хотел уйти полежать в спальню, но тут его взгляд упал на раскрытую книгу, небрежно лежащую на столе. Александр Петрович принялся рассеяно пробегать взглядом страницы, что-то насторожило его, он пробежал еще раз, еще, и тут только до него дошло, - это сонник! Он был открыт на странице, где говорилось о путешествиях
"Прощаться с близкими - к долгой болезни", - прочитал он, затем: "Уезжать из дома - к смерти", "Сны, увиденные в четверг утром исполняются через три дня".
Пораженный он сел, и вновь перечитал. Отложил книгу. Уставился в стену. В висках застучало. Сердце забилось в груди. "А выходит неспроста меня знобило" - подумал Александр Петрович, и принялся ощупывать себя, - не болит ли чего. Ему показалось, что живот немного болезнен, да и печень слегка припухшая. Это сильно испугало его, и он вновь заметался по дому, и вновь то ложился, то садился на диван, и вновь возвращался в дочкину комнату и перечитывал написанное в книге.
"Не может быть", - говорил он себе, - "Я еще так молод".
Вновь взял лягушку с монетой, долго смотрел в ее выпученные глаза.
- Нелепица! Нелепица! - резко и с раздражением поставил ее на место, и упал в кресло.
Лоб покрылся холодным потом, горло сдавило тисками. Вспоминалось, как умерла его бабушка. Внезапно, неожиданно, высохла за несколько дней. Ее нашли мертвой в кресле, с вязанием в руках. Александр Петрович вскочил с кресла и принялся отряхиваться. Потом с тоской окинул зал и заплакал. Казалось мертвая бабушка где-то рядом, может быть вновь сидит в кресле.
Он так испугался, когда она умерла. Ему было двадцать, и он не считал себя робким парнем. Александр вернулся с университета домой. А она сидела неподвижно. Рот приоткрылся, обнажив пожелтевшие зубы, глаза остекленели, щеки обвисли.
"Неужели и меня так найдет моя дочка" - подумал Александр Петрович.
И эта мысль так обожгла его, что он позвонил на вокзал и заказал себе билет куда-то на южное направление. Затем бросился собирать чемодан, раскидывал вещи из шифоньера, выбирая только самое дорогое сердцу: то, что напоминало ему о скудном счастье, редко выпадавшем на жизненном пути.
У порога он остановился. Присел на дорожку, сминая шляпу в руках. Потом резко встал. Открыл дверь и хотел было уже выйти, но поставил чемодан, и оглянулся. Ему хотелось взять что-нибудь еще. Прошел в квартиру. Застыл у полки со статуэтками. Несколько раз порывался протянуть руку к какой-нибудь из них, но, в конце концов, открыл ящик, где хранились фотоальбомы и долго листал их, иногда останавливаясь и рассматривая какую-нибудь фотографию. Потом выбрал ту, где они с женой молоды и так красивы и стоят с маленькой дочуркой у каруселей. Поцеловал ее. Положил в карман. Напоследок взял ту самую книгу, что так равнодушно предсказала ему смерть, и только после этого вышел на лестничную площадку.
Александр Петрович боялся вдруг ему попадется кто-нибудь из соседей, и тогда начнутся расспросы - куда вы, да зачем, да когда вернетесь, - а он не знал как отвечать на это. К счастью в подъезде никто ему не встретился, и по дороге на остановку тоже, и на остановке. Но когда подошел автобус, Александру Петровичу показалось, что там, в окне, мелькнул знакомый силуэт, и он решил пропустить этот рейс. Однако и в следующем был подмечены узнаваемые черты. Так что пришлось ловить такси, - так Александр Петрович думал удастся избежать нежелательных встреч. Но на первом же светофоре, к его ужасу, рядом притормозила машина давней знакомой, и та, открыв окно, принялась что-то кричать ему и энергично жестикулировать. Александр Петрович сделал вид, будто не заметил ее, тогда она протянула руку и постучала в окошко такси. От подступившего ужаса сердце ухнуло в груди так громко, что его, пожалуй, было слышно на всю улицу. Александр Петрович испуганно посмотрел на шофера. Тот, однако, был невозмутим и, похоже, ничего не слышал. А вот светофор, к счастью, расслышал и торопливо переключился на зеленый, что и спасло Александра Петровича от докучливой знакомой. Но он все равно нервничал и постоянно оглядывался (ему казалось, что эта дама все-таки заподозрила неладное и преследует их).
Шофер стал с тревогой посматривать на него, - мало ли психов. И как только Александр Петрович расплатился и забрал свой чемодан, тут же рванул с места, не став дожидаться новых клиентов, словно боялся подцепить заразу от этого странного типа. Впрочем и сам Александр Петрович был напуган не меньше. Ему показалось, что красная "вольво" знакомой свернула на привокзальную площадь. Вон она стоит в дальнем ряду. Знакомая вышла и дверка машины так громко стукнула, что заглушила даже городской шум.
"Все пропало" - запаниковал Александр Петрович и бросился бежать. Долго петлял, запутывая следы, и только когда убедился, что преследовательница его потеряла, вышел на нужную платформу и с облегчением присел на скамейку.
До поезда еще было сорок минут. Пути пустовали. Однако людей уже было много. Они стояли кучками у чемоданов и о чем-то переговарилась. Долговязый сухопарый парень в сторонке от скамейки курил, глубоко затягиваясь сигаретным дымом; с наслаждением выдыхал его через нос, и потому напоминал Александру Петровичу жеребца на скачках.
Рядом на скамейке сидел интеллигентного вида мужчина с тонкой бородкой клинышком, в круглых огромных очках. "Профессор" - подумал Александр Петрович, и сразу же почувствовал к нему невольное уважение. Даже завел один из тех разговоров, который обычно начинают скучающие пассажиры, чтобы скоротать время ожидания. Собеседник был располагающим, внимательным, и больше слушал и поддакивал, чем говорил, отчего разговор невольно перетек на сон Александра Петровича, и он все до самой последней капли выложил "Профессору".
- А что это за книга, можно поинтересоваться? - интеллигентно поправив очки, спросил "Профессор".
- Знаете, я ее захватил с собой, - ответил Александр Петрович, - сейчас. Я ее положил в чемодан. Где же она? А вот. Вот. Держите.
"Профессор" осторожно взял книгу и повертел ее в руках. Долго рассматривал обложку из газеты, что так старательно защищала книгу от посторонних глаз. Затем раскрыл и громко прочитал:
- Мифы и верования древних славян. Хм!
- Подождите как "Мифы и верования древних славян"? Разве это не сонник? - Александр Петрович едва сдержался, чтобы не вырвать книгу из рук "Профессора".
"Жеребец" перестал курить и заинтересованно посмотрел в их сторону.
- Ну, да. Это всего лишь мифы. То, что думали наши предки когда-то, - перелистывая книгу и временами останавливаясь и что-то пробегая глазами, ответил "Профессор".
- И выходит все это неправда?! - Александр Петрович вцепился в руку собеседника.
- Ну, конечно, голубчик. - досадливо поежился "Профессор" и положил книгу на скамейку между собой и Александром Петровичем - Вы будто в школе не учились, милчеловек.
Александр Петрович застыл и с минуту молчал. Потом растерянно обвел перрон глазами. Уже показался поезд. Он медленно подходил к платформе, где-то далеко динамики устало оповещали об этом.
- Да как же... да что же это... да я то... - залепетал Александр Петрович.
Люди вокруг зашевелились, потянулись к застывшему поезду. Встал и "Профессор". Александр Петрович смотрел как тот медленно отходит от скамейки, потом соскочил, догнал его, вцепился в руку и стал энергично ее трясти:
- Спасибо! Спасибо! Спасибо! Вы так меня выручили! Так выручили! - и не обращая внимания на протесты поцеловал "Профессора" в вытянувшееся лицо.
Затем схватил чемодан и побежал к выходу с платформы. "Быстрее! Быстрее! Домой!" - ликовал он. Но у лестницы остановился, вернулся обратно, - за книгой, - посмотрел на нее, пожал плечами, зло выкинул в урну и, припрыгивая как мальчишка, бросился к метро.
И ему стало так хорошо, так весело, что он тут же пообещал себе никогда-никогда, больше не читать этих глупых книг