Встретились они в сентябре две тысячи четвертого года - случайно столкнулись на улице. Столкнулись и замерли - не каждый день увидишь на другом свое собственное лицо. Долго стояли и глядели друг на друга. Словно в зеркало. Время отмерялось толчками плеч торопливых прохожих, ведь замерли старики в довольно оживленном месте. Никто не обращал внимания на трогательную встречу двух одинаковых внешне людей. А те, когда глаза заслезились от ветра, от долгого немигающего взгляда, вдруг по инерции расплакались и крепко обнялись. Они еще не знали, отчего плачут. И правильно ли обнимать на улице незнакомого человека. Им просто казалось: какая же несправедливая штука - жизнь, раз так поздно свела их вместе. А еще казалось: как здорово, что всё-таки удалось встретиться.
Две недели они просто рассказывали друг другу о себе. В установленной ими самими жесткой последовательности - чтоб не запутаться. Старики пытались найти в фактах объяснение тому, почему совпадают даже формы родинок на их телах, узор морщин на лицах. В ненадежной памяти разглядывали параллели судеб. Жутко волновались, потому что так страшно - упустить среди мелочей самое главное. Забыть в горячке рассказа, растеряться без привычного одиночества. Они успокоились, когда стало понятно: похожего в них намного больше, чем позволено обычной случайности. И что, скорее всего, они - разлученные при рождении братья-близнецы. Просто Сеня и просто Рома, пережившие всех, кого раньше считали своей семьей, и вдруг нашедшие по-настоящему родного человека.
Ещё не успели свыкнуться к этой мыслью, как начались чудеса.
Сеня однажды признался: встреча с братом его воодушевила так, что он чувствует в себе невероятную силу. С этими словами взял свою трость и разломил пополам. Конечно, он отдавал себе отчет, что просто намеревается сделать красивый жест, оживить громкую фразу. Трость ломать, да ещё подарок покойной жены, совсем не собирался. Однако она сломалась. Сломалась, как спичка, в руках никогда не отличавшегося богатырским телосложением старика. Сеня совсем ошалел от такого расклада - нижняя челюсть его безвольно повисла. Рома взял из рук растерявшегося брата куски трости и внимательно изучил разлом:
- Странно, никаких дефектов, по крайней мере, на первый взгляд...
- Ерунда какая-то, наверняка бракованная. - Сеня как будто сам себя уговаривал. - Хотя, почти ведь десять лет отходил... ну, да - в девяносто шестом артроз впервые скрутил... за три года до пенсии. Мария тогда мне на Новый Год эту палку и подарила.
- А эту попробуй сломать, - Рома сунул брату в руки половую щетку.
Сеня послушно взял её и так же, без особых усилий, сломал. Не пришлось даже напрягаться. Древко лопнуло с оглушительным треском, а у старика даже руки не задрожали.
Дней пять подряд Сеня методично ломал всё, что удалось найти на ближайших свалках - дерево, металл, куски бетонных стен. Для его силы, кажется, не существовало границ. Но! - только если Рома находился не дальше пяти метров. В отсутствии брата Сеня становился немощным стариком. Обычным немощным стариком. Это открытие еще больше укрепило веру братьев во взаимное родство. Кроме того, они увидели в безграничной силе знак, который нужно было как-то истолковать. Сеня, задумавшись об этом, даже впал в глубокую депрессию. Не мудрено расстроиться - такие способности, оказывается, прохлопал. Как же могла вся жизнь повернуться, узнай об этом раньше? Получается, долгая трудовая биография (а другой, собственно, и не было) - просто мышиная возня на фоне скрытого таланта, который соблаговолил открыться лишь на старости лет! Рома, как мог, успокаивал брата. И даже удивлялся, почему тот так расстроился - вот у него самого вообще ничего не открылось. Кстати, в этом он глубоко заблуждался.
Однажды старики смотрели вместе телевизор и задремали. Проснувшись, Сеня обнаружил, что Рома куда-то пропал, а в соседнем кресле дремлет средних размеров сиамский кот. "Соседский, что ли, забрел?" - подумал старик и начал прислушиваться, куда делся брат - в туалет пошёл иль, может, на кухню. Тот же никак не объявлялся. Тогда Сеня решил взять кота на колени - погладить. Приподнял животное аккуратно, помня о своей пока еще не привычной силе. Но кот внезапно проснулся и заорал на него:
-Бог ты мой, больно же!
Сеня от неожиданности разжал руки. Кот плюхнулся на лапы, а через несколько секунд превратился в стоящего на коленях Рому. Кряхтя, Рома поднялся на ноги и устроил брату скандал - негоже так шутить над спящим стариком. Сеня смог встрять в длинную тираду только минут через пять. Рома в ответ распалился ещё больше - принялся рассуждать на тему препаратов, стимулирующих мозговое кровообращение. И как они полезны тем, кому мерещатся сиамские коты. Сеня в этот раз сдался, но на следующий день брат превратился в ворону. Тогда обоим стало понятно: провидение подарило им ещё одну чудесную способность. Не Роме, а именно им, потому что опять для чуда требовалось, чтобы Сеня был неподалеку. Как и раньше, не дальше пяти - десяти шагов. Рома даже чуть не пострадал, когда решил, будучи вороной, немного полетать во дворе. Хорошо ещё, что высота была небольшой, а сугроб - глубокий
- Знаешь, - говорил Рома, придя в себя, - тут всё дело в голове. Простое воображение - представляешь себя какой-нибудь зверушкой во всех подробностях - и становишься ей. Важно, чтобы во всех подробностях - до малейшей ворсинки, формы когтей, цвета глаз. Я даже не думал, что все эти мелочи так крепко сидят в памяти. Тебе когда-нибудь приходило в голову рассматривать ворон? Вот-вот, а тут прям как фотография перед глазами, а ты сам - внутри неё. ЧуднО!
Теперь пришел Сенин черед завидовать брату. Ведь сила - в общем, не такая уж и сказочная штука, а вот в зверушек превращаться... к слову, Рома мог превращаться не только в зверушек. Он мог становиться самим собой, только молодым. При этом оставаясь немощным и слабым. Он мог превратиться в накаченного культуриста, но молодость и огромные мышцы оставались лишь одежкой, внешностью. Внутри скрывался изъеденный временем организм. И в этом смысле неприглядное тело Сени, в котором неизвестно где пряталась огромная сила, было полной противоположностью. Можно сказать, чудесные способности братьев дополняли друг друга.
Однажды Сеня спросил:
- Тебе не кажется, что мы - не люди? Может, дети пришельцев или какого-то таинственного земного вида, что мы только внешне похожи на людей?
Рома скептически сморщил губы:
- А почему ты не считаешь это просто чудом, божественным чудом? В конце концов, в Библии полно чудес. Во всех религиях полно чудес. Почему бы чуду не случится именно с нами? Почему бы Богу не напомнить нам о своем существовании?
- Ну, если только напомнить... я думаю, в любом чуде должен быть смысл, а какой смысл в том, чтобы дать мне силу? Трости ломать? И ты считаешь, я должен благодарить за это Бога? Но я почему-то уверен, что благодарить следует только тебя. Ну, и себя тоже. Эта штука сидит в нас с тобой с рождения, и никто, кроме нас, на неё не может повлиять. Чудо - это вспышка, краткий миг. Чудо не должно повторяться, иначе это называется по-другому. Тогда это называется закономерностью.
- Я, в общем, и не настаиваю, - Рома задумчиво тер переносицу. - Только вот твоё объяснение тоже какое-то... неприятное. Это получается, что мы тут с тобой всю жизнь протолкались среди чужих существ? Не зная своих настоящих родителей, настоящей родины. Может, все-таки люди? Просто особенные. Бывают же всякие отклонения - там, с тремя ногами или хвостом...
- Или которые превращаются в ворон... Ты о таких слыхал?
- Может, кто-то слыхал о нас с тобой? Думаю, не всем по душе назойливое внимание. Мне вот кажется, старики - те же инопланетяне. Нас вышвыривают из общества, как только мы начинаем плохо выглядеть и уже не способны за себя постоять. Люди не хотят даже смотреть на нас, потому что нынешняя суетная цивилизация не желает помнить о смерти. Старики, болезни, голод и несчастья - всё неприятное выносится за скобки. С глаз долой! Чтоб не мешали зарабатывать деньги и ходить по магазинам. Люди рассуждают о старости, как о чем-то, их не касающемся. Как о том, что происходит после жизни. Кажется, даже убийство старика могут оправдать - мол, отмучился, не жалко. Каждый второй молокосос, чуть что, сразу: "Тварь я дрожащая или право имею?". Стариков ведь можно списать, в расход их, топором по темечку, а то - сидят на своих капиталах и только ноют. Мешают жить настоящим людям.
- Не любишь ты людей...
- Не люблю! Всю жизнь удивлялся: и чего меня от них воротит? А теперь ты всё объяснил - оказывается, просто я - инопланетянин! - Рома указал пальцем в потолок. Впалые морщинистые щеки его порозовели, из щелочек глаз слезой проскальзывали искры. - А значит, свободен от этих дурацких правил, установленных мерзкими людишками для своих стариков. Прощайте собесовские очереди и нищенская подачка - пенсия! Теперь я могу делать, что захочу...
- А что ты хочешь? - Сеня отставил чашку чая. - Мне вот еще месяц назад больше всего хотелось пописать без боли. Тебе, я думаю, тоже. Но вместо облегчения мы с тобой получаем нечто совсем невообразимое. Зачем мне, старику, громадная сила, если я каждое утро кашляю по сорок минут? Если нестерпимо болят колени? Перед девчонками выпендриваться? По телевизору чтоб показали? Ты вот говоришь "свободен", а что ты с этой свободой собрался делать?
- Что делать? Первым делом показать какое-нибудь страшилище, дракона что ли, этому мелкому гадёнышу Петрову из сорок четвертый, который каждый день ссыт на мою дверь. Где-нибудь в укромном уголке показать, чтоб ещё долго писался исключительно в штаны. Морду можно набить соседу сверху - тот меня давеча послал куда подальше, когда я просил его потише пьянствовать. Да мало ли ещё что!
- То есть вот какие тайные желания у престарелого инопланетянина - морду набить гостеприимно приютившим его землянам? - Сеня пытался иронизировать, но Рома только гневно зыркнул на него:
- Ладно, тебе это кажется мелочным? Давай использовать нашу силу на благое дело! Не знаю, можно, например, отбирать деньги у бандитов и жуликов - этих "новых русских" - и раздавать старикам. При твоей-то силище - хлопнул разок по голове и знай, выворачивай карманы.
- Подожди-подожди, что-то у тебя всё просто получается. Надо же сперва разобраться, жулик перед тобой или тот, кто честно деньги заработал. Нынче, говорят, много зарабатывают. А по голове - можно ведь и не рассчитать - я вон, всё ещё ручки от чашек в порошок сжимаю.
- Чё разбираться? Видел того, на какой машине поехал? Броневик! Он, что, академик или золото на Севере мыл? Нет, брат, таких денег честно заработать нельзя. Это они молодым могут голову морочить, а мы то с тобой знаем... А насчёт того, что случайно угробить кого... Я тебе так скажу: если мы с тобой, брат - инопланетяне, то нечего себя с людьми ровнять. И в рай ихний - не к чему нам. Конечно, с убийством надо свыкнуться. И не смотри на меня так! Согласись, лишить жизни злодея или бешеную собаку - не грех. Но не у всякого рука поднимется. Люди не убивают, потому что бояться мести - других людей, Бога. А, может, смерть похожего на тебя существа напоминает о твоей собственной, поэтому страшит? Непонятные страхи - ба-альшущий барьер, через который так просто не перемахнуть. Вроде как, понимаешь: по силам он тебе, а нет - ноги не несут. Но мы-то с тобой должны быть дважды свободны от этих предрассудков - и потому что старики, и потому что не люди... возможно... Ты же сам говорил, что не люди! Что они могут нам сделать? В тюрьму посадят? От церкви отлучат? Разве это испугает старика - инопланетянина, а?
***
Николай понял, что уже рядом с домом, только когда заглушил мотор. Мысли после секундной передышки снова беспорядочно заметались между вечно улыбающимся Штильманом, который таки задержал поставку, и каждые полчаса звонящей из Швейцарии беременной женой. Когда она звонит, главное - сменить интонацию, ведь после многочасовых препирательств с поставщиком по инерции продолжаешь орать, как сумасшедший. Из-за Штильмана теперь придется просить отсрочку у банка - не будь там хороших отношений, давно бы квартира и загородный дом ушли с молотка. Хорошо бы, все-таки, слетать на выходные в Мюнхен, вытрясти из этого поганого фрица все его улыбочки. Но не получится - на выходные обещал заскочить маме. Хорошенькое "заскочить" - десять часов за рулем, опять не выспишься.
Но в целом-то всё хорошо! Да, живет он сейчас исключительно в долг, не высыпается, нервы ни к черту, но все же лучше, чем десять лет назад. Николай вспомнил, как тогда работал в "ящике" инженером, как стоял в бесконечных очередях, как искал дефицитные лекарства, когда Оленьке в годик... И как плакал, когда обнаружил, что накоплений на книжке не хватит, чтобы отвести дочку в Крым, как велели врачи. Да, есть что вспоминать!
Николай вынырнул из своих мыслей и обнаружил себя возле двери с ключом в руке. Привлеченный чем-то пока непонятным, повернул голову. Лицо его скрылось в глубокой тени, но было видно: он улыбается. Улыбался Николай, заметив толстого, лобастого щенка, который возился возле мусоропровода и пищал. Мужчина спрятал ключи в карман и засеменил к щенку. Тот, почуяв рядом живое существо, стал громче пищать и тыкаться носом в ботинки. Николай тихо рассмеялся и сел на корточки. "Откуда ты такой красивый?" - двумя пальцами осторожно почесал за ухом животного. Щенок заскулил ещё сильнее, но мужчина всё равно услышал шарканье ботинок за спиной. Не успел вскочить, как получил чем-то тяжелым по голове.
- Блин, ты что, ноги совсем не в силах поднимать? - щенок сморщил мордочку и стал увеличиваться в размерах. - Давай, ищи кошелек, сваливать пора.
- А вот интересно, этот-то хоть жив? - высокий старик с интересом рассматривал свои руки, а вовсе не лежащего на полу мужчину.
- Какая тебе разница? Сразу видно - буржуйская морда - живет один в пяти комнатах! Кошелек ищи, мне ещё секунд двадцать на превращение, - щенок вытянулся метра на полтора и стал приобретать человеческий облик.
- А чё его искать - вон барсетка валяется. Сам же видел: там его кошелек, там.
- Ну, так проверь - вдруг он его в карман переложил! - вместо щенка на полу корчился старик - точная копия стоящего. - Почему я должен постоянно тебе подсказывать?
Пока старик копался в барсетке, другой перестал дергаться на полу и с трудом встал на ноги. Первый раскрыл найденный кошелек и с довольным видом показал содержимое второму. Тот удовлетворенно хмыкнул. Затем они дружно сгорбились и начали осторожно спускаться по лестнице.