2
Светло как на сцене. Комфортно как дома.
Сплошной серебристый металл и стекло,
Как будто на пульт головной космодрома
Какую-то мамку меня занесло.

Кофейник, до страсти сверкающий, царский.
Как будто летящий, хайтэковский зал...
А это, однако, всего лишь самарский,
Дитя 21-го века, вокзал.
Топча алюминий, иду по дорожке,
Не в силах очнуться от сказочных снов.
В груди всё слабеет и тает от дрожи
Летящих туда и сюда поездов.

Уста поддувалом открыты и немы
От вида на чудо сие наших дней,
И где-то внутри уже строки поэмы
Звучат всё отчётливее и сильней.

И вдруг...
Словно конник небесный ухабы
Таранит кругами колёсных оков,
Вломилися в уши удары шар-бабы
По стенам пожившим прошедших веков.

Как будто раскаты дурацкого смеха.
Как будто от боли циклоп заорал...
Вокруг разнесло равнодушное эхо,
Как плакался старый бедняга-вокзал.

С мученьем из тела его выходила
Видавшая многие виды душа.
А баба, зверея, размашисто била,
В труху-чепуху белый мрамор кроша.

Высокие окна звенели и выли.
Зловеще сверкал их последний оскал,
И в клубах тяжёлой коричневой пыли
В агонии бился обеденный зал.

Торжественный зал, где шампанская пробка,
Взлетая, достичь не могла потолка,
Как будто стоял на коленях и робко
Молил о пощаде.

Но злая рука,
Хмелея от власти, пьянея от силы,
Лупила в сплетения солнечных рам,
Как будто Христу за смирение мстила,
Как будто пред нею был божеский храм.

Зайдясь от восторга, в неправедном беге
Стремясь до секунды испить звёздный час:
"Так, где по ступеням ходил ваш Телегин?
А вот мы их в хлам размолотим сейчас!"

И с каждым ударом слабее и тише
Под грудой обломков бедняга стонал,
Придавленный сверху распластанной крышей...

Эх, зря вы так, люди:
Кому он мешал?

2001 - 2012