Я хожу по комнатам этого дорогого мне дома... Всё напоминает мне события недавнего прошлого, и хочется плакать. Или смеяться. Или просто ещё раз сказать себе: "Если бы я могла начать всё сначала, я ничего не изменила бы в своей жизни". А это самое "всё" начато было вот здесь: меня тогда разбудил лучик солнца... Я расскажу вам о себе, пока я здесь и мне некуда торопиться. Там, где я живу сейчас, не принято спешить...
Часть 1.
Михаил
Глава 1.
Итак, меня разбудил лучик солнца. Он проскользнул сквозь занавески и лизнул меня в щёку, а потом жарко-жарко поцеловал в веки. Я открыла глаза. Первая мысль была: "Господи! Уже поздно! Почему не прозвенел будильник?! Я опоздаю в школу!" Но потом пришло осознание того, что одиннадцатый класс закончен, все экзамены сданы, и я не в родном городке, а в Москве. И к тому же я самая жалкая неудачница на свете! Провалила вступительные на юрфак, а теперь вот живу на шее тёти Ани. Стоп! Это не похоже на её квартиру! Где я?!
Тут я огляделась и поняла с ужасом, что мне совершенно незнакома комната, в которой я проснулась. Дорогая мебель, паркет - всё чужое и холодное. Как я очутилась здесь? Захотелось крикнуть, но слова отказывались вылетать изо рта. Дрожащей рукой я откинула одеяло, посмотрела на себя. Итак, я одета. Это уже хорошо. Ночью любви здесь, кажется, и не пахнет. Да и проснулась я не в спальне, а в гостиной, на диванчике. Господи, ну почему я не помню, как оказалась здесь?! Для начала следует, наверно, всё-таки решить, где же это - "здесь". Я встала (попала, кстати, сразу в тапочки и, вспомнив Обломова, несколько воспряла духом) и направилась к двери. Не буду подробно описывать каждую из пяти комнат этой квартиры, которые я обошла, прежде чем заглянуть в ванную. Скажу одно - я в жизни не встречала такой роскоши. У меня были некоторые опасения, и они подтвердились в ванной. Нет, трупа я не нашла (это было бы в духе какого-нибудь детектива и уж слишком нереально). Опасения были иные: ни в одной комнате я не увидела ни одной вещи, которая бы принадлежала женщине. Но определённые надежды у меня всё же оставались, но ванная... На туалетном столике - ни помады, ни лака, НИЧЕГО ЖЕНСКОГО! Я готова была осесть на пол, закрыв лицо руками от стыда: я провела ночь в квартире богатого холостяка! Я никогда не смогу посмотреть в лицо моей мамы! Господи, КАК?!
Приходилось признать горькую правду: я не помню того, как оказалась в этой чёртовой квартире, но я тут, у какого-то одинокого мужчины. Я, почти ничего не видя вокруг, пошла куда-то и очутилась на кухне. А там -о чудо, о спасение! - на столе лежала аккуратным почерком написанное послание для меня: "Милая незнакомка, когда проснётесь, обязательно позвоните мне". Внизу был номер телефона. Это был шанс разъяснить самой себе сложившуюся ситуацию, но я всё-таки колебалась: я никогда не любила звонить в незнакомое мне место и незнакомым мне людям. И всё же мне больше ничего не оставалось. Я сделала три или четыре круга по кухне, нервно подёргивая кончики волос, а потом взяла в руки трубку (телефон лежал тут же, на столе) и набрала номер... Гудок, ещё гудок... Нет, не могу... Сейчас брошу трубку! Но вдруг я услышала приветливое: "Я Вас слушаю!", и деваться было уже совершенно некуда.
--
Я... Вы... Я проснулась! - выпалила я, не успев как следует продумать свои слова. Мысленно выругала себя: "Идиотка!"
--
Здр...здравствуйте, - промямлила я и ещё больше смутилась.
--
Я надеюсь, Вам хорошо спалось... У меня есть маленькая просьба: не уходите, по крайней мере пока я не вернусь. Не стоит оставлять дверь нараспашку, правда ведь? - этот добрый голос говорил со мной, как с маленькой. Стало немножко обидно, но, с другой стороны, я ведь не знала, сколько лет этому мужчине. Что голос у него молодой - это ещё ни о чём не говорит.
--
Конечно, я подожду Вас, - ответила я как можно более солидно. Наверное, ему стало смешно.
--
Ну тогда до встречи! - и он повесил трубку.
Не понимая ещё, радоваться мне или печалиться, я всё-таки готова была рассмеяться над собой: надо же, мне и в голову не пришло уйти отсюда! Всё-таки сильно женское любопытство! Но я была вознаграждена: во-первых, этот мужчина называет меня незнакомкой, потому что, вероятно, меня и не знает (а это значит, у нас вряд ли что-либо вообще было), во-вторых, голос у него добрый, а в-третьих, (и это только что до меня дошло) он очень доверяет мне, раз оставил меня одну в такой шикарной квартире. Надо быть оптимисткой: могло быть и хуже, но вышло вот так, очень даже неплохо!
Теперь, когда наконец-то я успокоилась, дал себя знать жуткий голод. Я нагло открыла холодильник и довольно ощутимо опустошила его. Вряд ли хозяин этой квартиры обидится - у него такой приятный голос! А потом я направилась в ванную, где незамедлительно приняла душ и почистила зубы предусмотрительно оставленной (наверняка для меня) новенькой щёткой. Не забыла я и постирать свою одежду - она успеет высохнуть до ЕГО прихода, а я буду выглядеть куда более опрятной, чем вчера (судя по пятнам грязи на моей юбке, накануне я мало была похожа на чистюлю). А пока что я облачилась в хозяйский халат, чуть не утонув в нём (а у этого мужчины, наверное, атлетическое сложение тела!). Опять пошла в кухню, посмотрела на часы - ого, уже четыре! Скоро придёт незнакомец (могу же я так его называть!). У меня идея! Приготовлю-ка я ему ужин. Ему будет приятно, тем более что на мою стряпню ещё никто не жаловался... И вот закипела работа. Даже не могу вспомнить, что же я готовила в тот день. Меня захватило некое вдохновение, и я забыла обо всём на свете. И, разумеется, я начала мурлыкать какую-то песенку, и это мурлыканье вскоре перешло в настоящее пение. Я бы не стала заявлять, что у меня какой-то необыкновенный слух или голос, но петь временами мне очень нравится. Я чувствовала себя на небесах, когда выключила духовку и, допевая последний куплет, обернулась... У двери кухни, прислонившись к косяку, стоял умопомрачительный красавец атлет (я не ошиблась в своих домыслах), высокий, с русыми волосами и зелёными глазами. Я замерла на месте, вспомнив, что я так и не успела переодеться в своё, что я всё ещё в его халате. Наверное, я залилась краской. Или побледнела. Или покрылась пятнами... Даже и не знаю. А он, как ни в чём не бывало, улыбнулся и сказал:
--
Чудесно поёте!
--
Ага! - быстро кивнула я и бросилась мимо него в ванную. Господи, какое глупое положение! Такой красавчик, а я так по-дурацки повела себя! Вот уж недотёпа провинциальная!
Но, переодевшись и оглядев себя в зеркале со всех сторон, я пришла в себя. В конце концов, я выгляжу чуть ли не богиней в этой длинной с разрезами юбке и в этом скромном топе. Одежда зеленоватая, прямо под цвет моих глаз, волосы падают каштановыми волнами до самой... талии. Ну разве есть девушка на свете прекраснее?!
Это самолюбование помогло мне обрести уверенность и романтический настрой. Наверняка сейчас окажется, что ОН меня спас от какой-нибудь беды... Чем не сюжет для романа? Чем не завязка для чудесной истории любви, которая просто обязана закончиться "хэппи-энд"ом?! Но тут я свои мечты попридержала. Это вовсе не роман, и фраза "поматросит и бросит" представляется гораздо реальнее, чем "и жили они долго и счастливо". А потому надо быть осторожной. Да и разве нет у меня самолюбия? Я не собираюсь вешаться на шею богатому мужику! Я не содержанка какая-нибудь! И всё же он такой, такой...
Я наконец-то вышла из ванной, терзаемая противоречивыми чувствами. Что бы там ни было, надо сначала выяснить, как я здесь оказалась.
Прекрасный незнакомец, не дожидаясь меня, уже разложил еду по тарелкам и достал откуда-то вино. Он пододвинул мне стул, а потом мы долго молча ели. Мне было неловко заговаривать первой, а он, наверное, следовал правилу "когда я ем...". Ужин уже подходил к концу, когда незнакомец с несколько конфузливым смешком произнёс:
--
Сижу, ем чудесный ужин, приготовленный Вами... А ведь я даже не знаю Вашего имени, а Вы - моего. Позвольте представиться. Меня зовут Михаил Евгеньевич Александров.
--
Очень приятно, - ответила я. Надо было начинать дознание, иначе я умерла бы от неизвестности. И я начала исподтишка: - Но моё имя Вы, наверное, всё-таки знаете. Я разве не представилась... вчера?
--
Вы назвали себя Венерой, но я подумал, что это шутка. Мне бы хотелось узнать Ваше настоящее имя, - он улыбался, и мне было приятно несколько его ошарашить:
--
А это и есть моё настоящее имя: Венера Алексеевна Яковлева. Но Вы можете меня звать просто Веней. Или Верой.
--
Да, я, признаться, приятно удивлён... Итак, я буду звать Вас Веней. А Вы можете звать меня Михаилом.
--
Нет, извините, пожалуйста, но у меня язык не повернётся назвать Вас просто по имени, Михаил Евгеньевич... А Вы ко мне можете обращаться на ты. Как в школе. Как будто Вы учитель, а я ученица. Мне было бы так удобней.
--
Неужели я выгляжу таким стариком? - снисходительно улыбнулся он, и я почувствовала себя маленькой глупышкой. Опять меня угораздило сказать глупость! Но я никак не могла придумать способа сгладить свою вину. А он уже продолжал: - Мне ведь всего тридцать. Сколько Вам... извини, ТЕБЕ лет, я, конечно, не решусь спросить...
--
Мне семнадцать. Но скоро будет восемнадцать. И я пока не стесняюсь своего возраста, - сыронизировала я. Мне, несмотря ни на что, становилось легче общаться с Михаилом (в мыслях к его имени я не собиралась приставлять отчество).
Дальше наша беседа протекала в гостиной, откуда я ещё раньше успела убрать одеяло и подушку. Мы говорили непринуждённо. Я даже забыла про своё "дознание". Я рассказала Михаилу, что родилась в сибирском городке, что приехала в Москву поступать на юрфак, что провалила экзамены, что сначала винила в этом взяточников из приёмной комиссии, но потом всё же поняла, что если бы знала всё как следует, поступила бы несмотря ни на что... А ещё сказала ему, что осталась в столице, чтобы подучиться на подготовительных курсах, а на следующий год снова попробовать.
--
И осталась у тёти Ани. Я ведь к ней приехала. Она наша дальняя родственница, вот и приютила меня пока. Я найду работу, и буду платить ей за квартиру... Её дочь Юлька обещала мне помочь. Юлька... Стойте, я, кажется, знаю, что со мной случилось и почему я могла оказаться здесь! - и правда, я начинала вспоминать. Собралась немножко с мыслями и принялась за свой рассказ: - Тётя Аня с мужем уехали отдыхать в Тунис, а мы с Юлькой остались дома... Оказалось, что Юлька не примерная студентка, а совсем даже наоборот. На следующий же день после отъезда родителей она устроила вечеринку, которая продолжалась почти неделю. Все деньги, что оставила тётя Аня, Юлька прогуляла. А я всё это время сидела у себя в комнате и изредка выходила, чтобы купить себе поесть. У меня деньги уже заканчивались, когда затяжная вечеринка Юльки завершилась. И вот ко мне зашла "сестричка" и попросила денег на еду. Я, не задумываясь, отдала всё, что у меня было. Она куда-то ушла, а потом вернулась с выпивкой и каким-то парнем... Юлька прогнала меня из квартиры, чтобы я "под ногами не путалась". Мне некуда было идти, я осталась в подъезде, но меня оттуда прогнали... Потом я, кажется, долго ходила по городу, заблудилась... Ночью было страшно, я от кого-то бежала, пряталась где-то... Смутно помню. Вроде я вышла из своего убежища, увидела кого-то, попросила его помочь мне... А дальше не помню.
--
И неудивительно. Ты упала в голодный обморок. Этим "кем-то", кого ты попросила помочь, был я. Ты упала буквально мне на руки, и мне оставалось только принести тебя домой и уложить спать. В квартире ты, правда, ненадолго пришла в себя, назвала своё имя, которое я тогда, каюсь, признал за шутку, я немного покормил тебя, а потом ты уснула. Я не успел за одеялом сходить, как ты уже отключилась. Бедняжка, ты столько пережила... Но ведь могло быть и хуже.
--
Да, -подтвердила я, запоздало испугавшись, - мне могли попасться вовсе не Вы, и тогда... Кто знает, что было бы тогда!
--
Не надо сейчас об этом думать, Венечка! Подумай лучше о другом - что ты будешь делать дальше? - в его глазах светилась забота, и я сразу почувствовала себя как дома в этой его шикарной квартире. Смутно надеясь на встречный шаг с его стороны, я ответила:
--
Я не знаю. Тётя Аня приедет только через две недели, а что там сейчас творится в квартире, я и представить себе не могу... Была бы у меня хотя бы работа - я сняла бы квартиру или комнату...
--
У меня есть деловое предложение! Оставайся здесь в качестве горничной, домоправительницы, - тут мы оба улыбнулись, вспомнив мультик про Карлсона и "домомучительницу", - или кого-то в этом роде. У меня есть домработница, но я не слишком доволен её работой и всё равно на днях собирался её уволить... Жить будешь здесь - у меня есть подходящая комната для тебя. Сходим в магазин, купим тебе побольше одежды, ведь почти весь твой гардероб остался в руках у этой Юльки и, может быть, уже благополучно пропит. В зарплате не обижу. Ну как?
Я согласилась, конечно. На это я втайне и надеялась. Итак, у меня есть жильё, работа и... симпатичный работодатель! И моя гордость не пострадала. Комнату Михаил мне отвёл очень миленькую. Я на неё обратила внимание ещё утром, когда осматривала квартиру в поисках хозяев: мои любимые зелёные тона разных оттенков и насыщенности. На стенах - пейзажи кисти какого-то явно молодого, но, безусловно, талантливого художника. Как только Михаил привёл меня в зелёную комнату, я спросила у него, кто написал эти картины. Он сделал вид, что не слышал вопроса, но по его лицу я видела, что он расстроен. Я решила, что это связано с каким-то грустным воспоминанием и что не стоит больше спрашивать об этом.
Михаил вскоре оправился, и остаток вечера мы провели, разговаривая уже не обо мне, а о нём. Я узнала, что у него свой банк и ещё много разных проектов. Он не сказал, что ему одиноко живётся, но я поняла его без слов. Чувствовалось, что у него ранимая душа, что ему не хватает тепла и ласки.
Я отправилась спать около двенадцати, а через некоторое время услышала, что и он лёг (его спальня была рядом с зелёной комнатой). Я лежала без сна, думая о Михаиле. Прошёл, наверное, целый час. Никак не удавалось уснуть. Я осторожно встала и вышла из комнаты. Ощупью добралась до кухни, попила там соку, пошла назад. Но как-то так получилось, что я зашла не в свою дверь, а в соседнюю - ту, что была ближе к кухне. Это, как вы уже догадались, была спальня Михаила. Я знаю, вы сейчас осуждаете меня, но мной двигало чувство, которое я не в силах объяснить. Я не хотела совершать грех, я просто хотела посмотреть, как спит Михаил... Миша, как выглядит он совсем беззащитным... Я прокралась ближе к его кровати. Я уже привыкла к темноте, и я различила его силуэт. Миша лежал на спине, тихо посапывая. Это было так трогательно, что мне захотелось прикоснуться к нему, как к ребёнку. Я протянула руку, почувствовала упругую кожу его плеча, а он вдруг застонал и, по-моему, открыл глаза... Не помня себя от страха и стыда, я бросилась к себе в комнату и уже там обнаружила, что где-то потеряла тапочки. Но размышлять было некогда - я уже слышала шаги Михаила. Я шмыгнула в свою кровать, укрылась одеялом по самую макушку и усердно засопела. Он подошёл, наклонился, и меня обуял панический ужас - вот сейчас, сейчас Миша откинет моё одеяло и разоблачит мои греховные (а какими ещё они могли показаться?!) намерения. Но он только прошептал что-то и ушёл, прикрыв за собой дверь. Вскоре я услышала, что он опять лёг спать, и через несколько минут послышалось его мерное дыхание и посапывание. Я тоже начала засыпать... Я не помню, что мне снилось, но утром я так и не нашла тапочек.
Глава 2.
Прошло две недели. Каждый день я занималась уборкой, стиркой, готовкой, хождением по магазинам... Это могло бы показаться скучно многим, но не мне. Просыпаясь утром, я готовила завтрак Михаилу... Евгеньевичу, а вечером ждала его с работы, и тогда аппетитный ужин ждал его вместе со мной. Я чувствовала себя почти его женой. Почти...
Я не отдавала себе отчёта, как он мне дорог, до того дня, когда он не пришёл домой ни в восемь, ни в десять, ни полдвенадцатого... Про остывший ужин я не вспоминала, стоя возле двери и кусая себе пальцы. Чего я только ни передумала за это время! Я проклинала свою чёртову гордость: что, если что-то с ним случилось, а не считаю приличным позвонить ему, потому что я только домработница! Этот бастион я сломала через полтора часа ожидания и тревоги. Но телефон в его офисе не отвечал. Я решилась даже позвонить ему на сотовый, но услышала только женский голос (кому он не знаком!), сообщающий, что "абонент не отвечает или временно недоступен". Я начинала сходить с ума. Москва, конечно, не Питер, но криминала везде довольно... А он, мой Миша, богат, а ведь богатство неизбежно имеет криминальные корни - не будут же зря по телевизору говорить про это! А что, если у него сейчас эти, как там, разборки?! Вот убьют его, а я даже его не поцеловала ни разу! Да что я говорю! Я даже не имею права волноваться за него сейчас! Терзаемая этими мыслями, я пошла к себе в комнату, бросилась на кровать и так горько разрыдалась, что мне самой начинало казаться, что сердце сейчас разорвётся.
И вот в этот момент я услышала, как в замке входной двери поворачивается ключ. Первым моим порывом было встать и побежать в прихожую, и... Но какое я имею право на это?! Моё дело приготовить ему завтрак... Ему надо бы, наверно, ужин разогреть... А вообще, сам не переломится! Мой рабочий день закончился, вот так! Я зарылась в одеяло, вытирая остатки слёз. В этот момент Михаил постучал в мою дверь. Я решила ответить:
--
Войдите!
--
Веня, здравствуй! Надеюсь, ты не расстроилась, что я сегодня припозднился и не сообщил тебе заранее, что буду занят вечером, - голос у него был умоляющим. Он стоял у двери, не решаясь зайти, словно нашкодивший щенок. Наступил если не мой триумф, то моя маленькая месть.
--
Михаил Евгеньевич, мне глубоко фиолетово, - меня аж передёрнуло от своих же слов, но я решила немножко поиграть, - во сколько Вы приходите домой, но ужин имеет скверную привычку остывать, и я не собираюсь после окончания своего рабочего дня вставать и идти Вам его разогревать. Так что Вам же хуже оттого, что Вы опоздали. А теперь извольте выйти из моей спальни.
--
Венечка, ну я же вижу, что ты недовольна! Я бесконечно виноват перед тобой, но я был на переговорах...
--
Я Вам звонила в офис, - я теряла позиции, но не обвинить его во всех смертных я не могла.
--
Но переговоры были в офисе моего партнёра, Веня. И мне пришлось отключить мобильный...
--
Да, Вы правы, в сауну никто не ходит с телефоном. Да к тому же я могла позвонить и поломать Вам весь кайф! - язвила я, чувствуя, как дрожит мой голос-предатель.
--
Веня, милая, о чём ты?! Я тебе ещё раз повторяю, что я был на переговорах.
--
А я знаю, чем заканчиваются у бизнесменов всяческие переговоры: сауной и проститутками! А впрочем, мне наплевать, это Ваше личное дело!!! - я почти сорвалась на крик, представляя себе, что сейчас он меня вышвырнет и что терять мне всё равно уже нечего.
--
Венечка, я в подобном не участвую никогда, я ненавижу продажную любовь, я не признаю её... Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила? Хочешь, я встану перед тобой на колени? Изволь, я уже на коленях! Ну, хотя бы посмейся, Венечка! Представь себе: директор банка, солидный, уважаемый в обществе человек, стоит на коленях в час ночи и молит у тебя прощения! - картина была и вправду столь же комична, сколь и трогательна, но слёзы у меня от жалости к себе текли в три ручья.
--
Моя милая богиня, так не может больше продолжаться! Не плачь! Я готов сделать что угодно... Хочешь, я подарю тебе свой "мерс"? - он молил, всё ещё стоя на коленях, и я не могла не простить его (признаться честно, он покорил меня своей "богиней"). Я соизволила сквозь слёзы улыбнуться:
--
Я водить... не умею! - и я рассмеялась. Лёд был растоплен. Миша просиял, но не вставал с коленей. Он говорил что-то о том, что я буду учиться, что я, как только получу права, стану грозой ГИБДД... Вдруг он замолчал, и в моей груди ёкнуло сердце. Меня не обмануло предчувствие - он заговорил серьёзно, взяв мои ладони в свои:
--
Признайся, Венечка, ты ведь волновалась за меня! Почему?
--
Я не... - я хотела было вывернуться, но поняла, что не пройдёт. Что я могла сказать ему?! В этот вечер я призналась себе, что люблю Мишу, но ему признаться в этом я не могла. Оставалось молчать.
--
Ты не скажешь мне? Тогда остаётся секретное оружие, - и с этими словами он извлёк из дипломата... тапочки, которые я безуспешно искала все эти две недели.
--
Я... не понимаю, - пробормотала я, чувствуя, что краснею. Слава богу, в комнату проникает только свет из коридора. Мне одновременно не хотелось и хотелось быть уличённой. Именно сейчас решится ВСЁ, оно не должно остаться на потом.
--
Ты ведь приходила ко мне в ту ночь, Веня. И мне даже не надо спрашивать, зачем. Ты не признаёшься, молчишь, но этим ты уже ответила и уличила себя. Я знаю, тебе трудно произнести эти слова, и поэтому придётся начать мне, - по-моему, я даже перестала дышать. Я не могла поверить. Ущипните меня! Миша поглядел мне в глаза, приблизил своё лицо к моему и сказал шёпотом, который обжёг мои губы:
--
Я люблю тебя! Люблю с первого мига нашего знакомства, потому что знаю - ты подарена мне судьбой, моя богиня, моя Венера!
--
А я... я, наверное, схожу с ума, но я тоже люблю тебя. Мне кажется, я любила тебя всегда, хотя встретила совсем недавно, - и, как пишется во всех любовных романах, наши губы слились в поцелуе. А потом... Я не скажу вам, что было потом - вы догадаетесь сами.
На следующее утро я проснулась настолько счастливой, насколько только можно таковой быть. Сердце пело: "Он любит меня!", тело вспоминало его поцелуи, его объятья... Я нежилась в постели (ЕГО постели, куда он перенёс меня на своих мускулистых руках вчера ночью), ведь Миша перед уходом на работу разбудил меня поцелуем и шёпотом просил не беспокоиться - он сам разогрел себе завтрак. И правда, в то утро мне не хотелось заниматься работой по дому: зачем нарушать романтику? Я вся ещё была полна приятных эмоций, когда вдруг вспомнила, что никому не сообщила, где я. Тётя Аня, наверное, уже приехала из отпуска и, может быть, в данный момент допытывается у своей непутёвой дочурки, куда же я подевалась. Может, даже мои родители, не дождавшись вестей от меня, позвонили родственнице в Москву. Так или иначе, пора дать знать о себе. И всё бы ничего, но я боялась. Боялась осуждения со стороны родственников и особенно мамы: в нашей семье не принято жить с кем-то до брака. Например, мой старший брат Коля пять лет встречался с девушкой, но ни разу не остался у неё на ночь. Они стали жить вместе только после свадьбы. Думая об этом, я содрогалась. Что теперь скажет мне мама? Тётя Аня вряд ли начнёт читать мне нотации - её-то дочь и не такое вытворяла. А вот мама... Я безмерно люблю её, но знаю, что она не поддержит и не поймёт меня. Она заботится о моём счастье, не спрашивая, в чём оно заключается для МЕНЯ. Я была уверена, что она осудит наши с Мишей отношения, и боялась этого. Но она и остальные наверняка волнуются за меня, и позвонить придётся. Хотя бы пока только тёте Ане. А ещё лучше, чтобы дома оказалась одна Юлька. Тогда надо звонить немедленно. И я всё-таки взяла трубку и набрала номер. После продолжительных гудков я услышала хриплый (видимо, с похмелья) голос "сестрёнки":
--
Алле!
--
Юль, привет! Это Венька.
--
А, Веник! Куда это ты подевалась? Моя матушка вчера такой ор подняла, что у меня репа чуть не лопнула... Я, знаешь, второй день от похмелюги подыхаю. Так где ты там? И чё ты вообще из квартиры-то ушла?
--
А ты не помнишь? Ты пришла с Вадиком...
--
Пааардон! С каким таким Вадиком? - было ясно, что Юлька соображает туго, и я ей разрулила (то есть разъяснила) ситуацию:
--
Ну, этот тот парень, с которым ты пришла. Ты выгнала меня, потому что, как ты сказала, вам необходимо "покувыркаться".
--
А! Вспомнила. Так я с ним погрызлась в тот же день, и он полетел у меня с лестницы. Могла бы и подождать, Веник.
--
Юль, я ждала, но меня выгнали из подъезда, и пришлось идти куда глаза глядят... Было не ахти как весело, но сейчас у меня всё в порядке, - и я рассказала ей вкратце всё, что со мной приключилось. Про Мишу я говорила осторожно, стараясь не сказать лишнего, но Юлька быстро всё смекнула и хрипло воскликнула:
--
Ба, да ты та ещё деваха! Устроилась что надо: мужик богатый, с квартирой в центре... А ещё недотрогу из себя строила! Ты мне по гроб жизни должна за то, что через меня тебе такая пруха вышла!
--
Ты, Юль, немного не так всё понимаешь, - замялась я. В первый раз я отчётливо представила, как мои с Мишей отношения выглядят со стороны. Какой расчётливой я всем могла показаться! Всё, мама откажется даже говорить со мной!
--
Да не заморачивайся, подруга! Я за тебя рада. В Москве без году неделя, а уже себя обеспечила на энный срок... Мне бы хоть раз такой мужик попался, - Юльку начинало заносить, и я заговорила о том, что меня сейчас волновало больше всего:
--
Юль, об этом мы потом как-нибудь... Скажи лучше, не звонила ли мне мама.
--
Не-а! Вот моя хотела ей вчера позвонить, когда увидела наличие твоего отсутствия, но решила подождать, пока ты объявишься. Чё зазря человека волновать?
--
Ты успокой свою маму, пожалуйста. Скажи всё как есть, но помягче как-нибудь... А если мои родители позвонят, то ты объясни им, что я устроилась домработницей и что поэтому больше не живу у вас. Боюсь, они не поймут, если сказать правду, - мне было неловко, я понимала, что это не выход, но иного решения придумать не могла. Юлька уверила меня, что всё будет "в ажуре", и я дала ей на всякий случай Мишин телефон. Мама наверняка захочет мне позвонить - тогда всё как-нибудь и утрясётся. Поговорить нам придётся всё равно, а сама поднять трубку и набрать номер маминого телефона (своим я уже как-то не смела его назвать даже в мыслях) мне было не под силу. Юлька не заметила моих сомнений и страданий или сделала вид, что не заметила, и мы попрощались друг с другом. С этого момента я не могла уже считать себя абсолютно счастливой. Хотя потом, через несколько месяцев, я поняла, что счастье - это отсутствие несчастий...
Глава 3.
Прошло ещё около трёх недель. Лето подходило к концу, приближая тем самым день моего рождения. Мама не звонила, и я чувствовала, что она догадывается обо всём, чего не сказала ей Юлька. Или, может быть, Юлька сделала по-своему, и теперь мои родители знают ВСЁ. И вот они на меня обиделись. А я всё ещё не могу набраться храбрости и позвонить им сама. Жалкая трусиха! Но, возможно, в моей нерешительности косвенно был виноват и Миша: он приходил с работы, и я забывала о своих горестях. Он же и не подозревал, какая буря поднимается утром после его ухода в моей душе. Почему я не рассказала ему об этом? Я не хотела расстраивать его, вот и всё. Взаимоотношения с родителями я всегда считала своим личным делом.
Где-то за полторы недели до моего дня рождения мы с Мишей сидели в его кабинете. Мы уже успели поужинать и теперь, по установившейся традиции, он занимался какими-то расчётами за компьютером, а я читала, уютно свернувшись в кресле. Семейная идиллия! Ведь, как бы то ни было, я считала себя уже женой Миши - мне и в голову не приходила мысль, что я могу так и остаться в его доме на полулегальных основаниях. Мне было неплохо и сейчас: штампа в паспорте нет, а всё остальное - есть. Хотя подчас меня и сверлило некое умозаключение: если Миша женится на мне, маму можно будет успокоить и, что не менее важно, мы с ней снова сможем общаться. Я скучала по ней, но осознавала себя преступницей - какое я право имела говорить с ней?! Но, повторяю, рядом с Мишей я забывала о неприятностях. И поэтому я спокойно читала, свернувшись почти клубочком. Раньше Миша пробовал говорить мне, что это вредно, но потом сам же любовался моей позой: я напоминала ему котёнка, и он шутил иногда, что стоит мне бросить клубок ниток, и я, наверно, прыгну и буду кататься по полу с этим клубком в зубах (или в лапках). И вот когда он произносил эти слова, я готова была спорить на что угодно, что он не закончит свои расчёты. Почему? Да потому, что я бросалась к нему, забиралась на его колени и начинала мурлыкать. Через пару минут он уже нёс меня в спальню.
Но в тот самый вечер случилось нечто другое... Зазвонил телефон в гостиной (Миша обычно забирал трубку в кабинет, а в этот раз забыл), и я пошла ответить. Я довольно часто делала это, добровольно возлагая на себя роль секретарши. Иногда Миша делал мне знак, и я говорила, что его нет дома. Он признавался мне в таких случаях, что возможность не разговаривать с некоторыми людьми сильно облегчает ему жизнь. В тот вечер он не ждал звонков, и я могла ответить сама. Войдя в гостиную, я взяла трубку и по привычке сказала:
--
Добрый вечер. Чем я могу Вам помочь? - этот деловой тон мне безумно нравился. Друзья и партнёры по бизнесу часто спрашивали Мишу, зачем он дома держит секретаршу. Он передавал это мне, и я в шутку требовала выплатить мне зарплату за сверхурочные. Сейчас я тоже ожидала услышать в ответ мужской (знакомый или незнакомый) голос, но на том конце провода оказалась женщина, которая тоже, видимо, удивилась, хотя потом быстро опомнилась и ледяным голосом изрекла:
--
Могу я услышать Михаила Евгеньевича?
--
Да-да! - быстро пролепетала я и бросилась в кабинет. Сердце чувствовало что-то неладное. Мише впервые (при мне, по крайней мере) позвонила женщина, и мне не терпелось узнать, в чём же дело. Моё любопытство усилилось, когда он, едва взяв трубку вежливо попросил меня выйти. Это был случай из ряда вон выходящий, и я думаю, вы меня извините за то, что я решила подслушать разговор. "Привет, Лен! Как делишки?" - вроде бы ничего подозрительного. Я даже собиралась уже уйти от двери, но меня остановил возглас Миши, явно имеющий отношение ко мне: "Она не шалава!". Этого вынести я не смогла, и в моём мозгу быстро завертелись примерно следующие мысли: это звонит любовница Миши, о которой я и не подозревала и которая не подозревала обо мне; она услышала мой голос по телефону и поняла, что он ей изменяет, и вот теперь она обзывает меня за глаза... А Миша, по-видимому, хочет сохранить с ней отношения, ведь не зря же он попросил меня выйти! И сейчас он, наверное, что-нибудь врёт ей про меня. Ну и пусть! Моей ноги здесь больше не будет! Я бросилась вон из квартиры - прямо как была, в домашней одежде и тапочках. Я неслась вниз по ступеням, и мысль о ЕГО лжи и измене гнала меня ещё быстрее на улицу: куда угодно, только бы не оставаться в этой квартире, в этом доме, в этой лживой, проклятой Москве, наконец! "Чего ты здесь искала, дурочка провинциальная! И чего тебе дома не сиделось?!" - кричала я про себя, ничего уже не видя перед собой, рискуя споткнуться и сломать себе шею. А может, в тот момент мне подсознательно хотелось на тот свет. Сейчас я не могу сказать точно.
Я выбежала на улицу, и лучи ещё не зашедшего солнца на миг ослепили меня. И тут же я почувствовала, что сзади меня обняли. Я знала, что это Миша - мне не надо было оглядываться, чтобы понять это. Я замерла, уже не чувствуя желания бежать. Он прошептал мне на ухо:
--
Зачем, почему ты убежала? Что не так, Венечка, милая моя? - отчаяние, искреннее непонимание происходящего слышались в его голосе. А я словно онемела. Куда только делись все упрёки, все горькие слова, которые я хотела крикнуть ему?! Но я собралась с силами и едва слышно ответила, чувствуя в своем голосе слёзы:
--
Ты же знаешь... Позвонила твоя любовница, ты начал оправдываться перед ней... Что ещё мне оставалось делать?! - как только он понял, что я сказала, он развернул меня к себе лицом и, силясь улыбнуться, воскликнул:
--
Господи, Веня, да ты подслушивала!.. Я специально попросил тебя выйти, чтобы ты не поняла наш разговор превратно. Лена - моя старшая сестра. Она подумала, что ты...
--
Шалава, - дополнила я. Слёзы облегчения хлынули из моих глаз. Вот дурочка! Не зря же мне мама с детства говорила, что подслушивать нехорошо. И прежде всего это плохо оказалось для меня же. Я покраснела, кажется, а Миша осыпал моё лицо поцелуями.
--
Я сам виноват. Ни тебе не рассказал о сестре, ни ей - о тебе, - признался Миша. - Теперь пойдём домой, а то там дверь нараспашку и Лена всё ещё, наверно, трубку не повесила. Я как только услышал, что ты убежала, бросил всё - и вдогонку. Не знал, что ты такая быстрая. Наверно, в школе все забеги были на "отлично"?
Придя домой, Миша прежде всего договорил с сестрой. Тут подслушивать я уже не стала. Я верила его словам. И правильно делала: через несколько минут он вышел из кабинета и сообщил:
--
Лена хочет приехать ко мне, чтобы познакомиться с тобой. Я заодно пригласил её погостить здесь пару недель. Её муж всё равно сейчас где-то за границей по делам, и она живет одна в квартире. А у нас ей не будет скучно, правда, любимая? Впрочем, если ты против, я попрошу её не приезжать...
--
Что ты! Я буду рада, - ответила я, хотя чувствовала страх перед этой женщиной. Она наверняка светская львица - что-то мне это подсказывало. И как она отнесётся ко мне? Заподозрит расчёт или поверит, что я люблю её брата? Миша заметил тень, пробежавшую по моему лицу, обнял меня крепко-крепко и успокоил:
--
Всё будет хорошо! Вы обязательно понравитесь друг другу. Лена холодна только в обществе. Она активно участвует в светской жизни, а это обязывает.
Итак, мои опасения подтвердились: она богата и знаменита. Миша говорил, что мы с ней подружимся, но я в этом не была уверена. И два часа, которые прошли до её приезда, показались мне самыми ужасными в моей жизни. Приближался самый страшный экзамен. Всё было как в кошмаре: я не готова, я не знаю, что буду говорить, что делать... Я дрожащими руками готовила ужин для женщины, которая наверняка питается только в лучших ресторанах. "Господии, сделай так, чтобы всё обошлось!" - молила я каждую минуту. Но вот раздался звонок в дверь. Миша пошёл открывать. Я с ужасом вдруг заметила, что забыла снять фартук и бросилась обратно на кухню, откуда только что вышла. Когда я вернулась, Лена уже шла мне навстречу. С первого взгляда она произвела на меня неизгладимое впечатление (и это не пустые слова - эта картина стоит перед моими глазами до сих пор, хотя я видела Лену и другой): на меня двигался айсберг. Холодная, насквозь светская, эта женщина леденила взглядом непроницаемых серых глаз. Мне захотелось оказаться за тысячи километров оттуда, в родном сибирском городке, где даже зимой был не такой холод, какой веял от Лены. Вернее, от Елены Евгеньевны. Но она, увидев мой откровенный испуг, так тепло мне улыбнулась, что от души сразу отлегло. Миша представил нас друг другу, и мы сели за стол.
Лена похвалила мою стряпню, сказав, что ничего вкуснее не ела с тех пор, как... Тут она замялась и перевела разговор на другую тему. Я сделала вид, что ничего не заметила. Когда ужин закончился, Миша проводил сестру в голубую комнату, которая была задумана специально для неё, как сообщил он мне шёпотом. Раньше я всегда удивлялась, для чего же нужно это помещение. Я там регулярно наводила порядок, но Миша даже не заходил туда. Теперь-то мне стало ясно, что это за комната. Лена по-дружески выставила брата, как только он занёс её вещи, и мы остались с ней одни. Первым делом она присела на кровать, поглаживая голубое покрывало, и с лёгкой задумчивостью произнесла:
--
Как же мой Мишка любит меня!.. Даже комнату для меня оставил. И всё здесь моего любимого голубого цвета. Знаешь, Веня... Ты ведь позволишь так себя называть?.. Ну и славно. Так вот, Веня, у меня есть секрет: когда я бизнес-вумен или светская львица, я всегда в сером или в белом (в таком виде я смахиваю на айсберг, правда?), а когда я дома или среди самых близких мне людей, я одеваюсь в голубую одежду и перестаю излучать холод, - с этими словами она достала длинное домашнее платье (голубое, конечно) и переоделась в него. Только сейчас я обратила внимание на то, что она пришла в серо-белом брючном костюме (наверное, от какого-нибудь знаменитого кутюрье), и в основном именно одежда создавала то впечатление, которое испугало меня в Лене. Теперь, в милом платье, цвет которого невероятно шёл ей, она казалась до того домашней, что хотелось обнять её, как свою маму или хотя бы сестру. Даже глаза её стали голубыми-голубыми и добрыми-добрыми. Куда только подевался айсберг! Я убедилась окончательно: она будет моей лучшей подругой. И, словно в подтверждение моих мыслей, Лена усадила меня рядом с собой и сказала:
--
Я хочу поговорить с тобой по душам. Когда я ехала сюда, я ожидала, несмотря на слова Мишки, увидеть расчётливую стервочку, которая хочет прибрать к рукам его деньги. Не обижайся на меня, ведь ты на моём месте, скорее всего, размышляла бы так же. Но, приехав и увидев твой испуг (ты ведь боялась меня!), я поняла, что ты очень хорошая девушка и самая подходящая пара моему брату. Почему я так решила? Да просто у тебя душа светится, ты добрая, по-хорошему наивная и бескорыстная - это сразу видно. Мне кажется, Мишка не женился ни на одной из этих светских выскочек, которые так и норовят кинуться ему на шею, именно потому, что ждал тебя, - она говорила то, что думала, и говорила серьёзно, но мне не верилось в её слова. Она видела это и продолжала, чтобы убедить меня: - Он не сделал тебе предложения до сих пор только потому, что тебе нет восемнадцати, я уверена. Ведь так, тебе только семнадцать? - я кивнула и тут же добавила, что совсем-совсем скоро я стану совершеннолетней. Она, утвердившись в своём предположении, заговорила снова: - Вот видишь, это только дело времени. Как только он предложит тебе выйти за него, ты сразу окажешься в круговороте светской жизни. А чтобы тебе не было тяжело, я помогу тебе. Я уже всё продумала. Тебе надо прикупить стильной одежды (завтра же мы этим займемся!), завести себе собственного парикмахера (у меня есть один на примете), сходить в салон красоты... Ты прекрасна, Венечка, но тебя надо немного отшлифовать, - она говорила ещё долго, перечисляя пункты "плана мероприятий" по превращению меня если не в светскую львицу, то хотя бы в достойную дебютантку. У меня кружилась голова от обилия наставлений, планов, предупреждений... Но мне не было страшно: я знала, что меня по этим опасным незнакомым водам проведёт айсберг-абориген. Я улыбнулась этой мысли, потом рассказала о ней Лене, и мы обе весело рассмеялись. Было уже поздно, и мы решили начать осуществление наших воистину Наполеоновских планов с утра следующего дня. Стоило поторопиться, потому что как раз на тот день, когда мне должно было "стукнуть" восемнадцать, один из хороших друзей Миши и Лены устраивал светскую вечеринку, где мне предстояло блеснуть... Но мой первый экзамен - Лене - я выдержала с успехом, и это придавало мне сил для дальнейших испытаний.
Глава 4.
Всё - мне восемнадцать! Но радоваться пока рано: надо собираться на "смотрины". Сегодня кучка аристократов в первом-втором поколении будут решать, гожусь ли я в жёны Мише. Вообще-то, он ещё не сделал мне формального предложения, но пригласил меня на эту вечеринку, а это может означать или то, что Лена была права и он вскоре на мне женится, или то, что она ввела меня невольно в заблуждение, а потом сама попросила пригласить меня... Господи, мне нельзя сейчас думать о крахе всех надежд! Буду надеяться на лучшее, иначе всё моё сегодняшнее волнение напрасно. Итак, я уже оделась в новое потрясающее платье (всё время забываю, от какого оно модельера!), визажистка уже сделала мне макияж, а парикмахер всё ещё не появился! Катастрофа!
Моя рука уже который раз за этот сумасшедший день потянулась за телефонной трубкой. Позвонить Лене - и всё мигом уладится. По крайней мере, хотелось в это верить. Лена, к моему дикому ужасу, вчера вечером уехала домой готовиться... Номер даже набирать не надо было: я нажала на повторный набор. Ровно через три гудка, как всегда, на том конце провода раздался спокойный голос:
--
Да, Венечка.
--
Этот чёртов парикмахер, похоже, забыл про меня!
--
Во-первых, это парикмахер не чёртов, а твой, а во-вторых, остался ещё вагон времени. Ты зря нервничаешь.
--
Лееен, мне страшно! Скажи ещё раз, что ты мне будешь помогать! - я вела себя прямо как маленький ребёнок, но я ведь и чувствовала себя так, бросаясь из одного угла квартиры в другой.
--
Ещё раз: я тебя не брошу! - Лена была терпелива. Наверное, ей знакомо было моё волнение. Я немного успокоилась, набредя на эту спасительную мысль. Как раз в этот момент раздался звонок в дверь, и я, что-то на прощанье пискнув собеседнице, рванула в прихожую.
Меня не обмануло ожидание - на пороге и, правда, стоял порекомендованный Леной парикмахер Сергей. Миша, открывший ему дверь, улыбался мне мудро, как сфинкс. Я знала, что он может мне сказать: ты, мол, зря волновалась, психовала... Но он осторожно промолчал. Через минуту Сергей уже сооружал что-то "волшебное" на моих "волшебных" волосах. Ещё через пять минут он меня так достал словечком "волшебный", что я не зарычала на него только потому, что меня в последний момент задержало благоразумие. Когда же этот цирюльник закончил, я не заметила, чтобы он что-то вообще сделал. Не спорю, мои волосы сами по себе прекрасно выглядят, но не для этого же я два часа прождала это "светило стиля"!!! Миша отстегнул этому "волшебнику" крупненькую сумму, проводил его, предупреждая моё желание самой проводить Сергея - пинком и вниз по лестнице. Я была в бешенстве, но мой любимый, вернувшись, удовлетворённо сказал:
--
Вот такой боевой настрой тебе и был нужен! Можно ехать.
--
Не шути так со мной! - огрызнулась я и тут же рассмеялась. Наверное, со стороны моё бешенство очень забавно выглядело.
В конце концов, оглядев себя внимательно в зеркале, я пришла к выводу, что выгляжу весьма неплохо. Главное - естественно и без вычурности. А здоровому, свежему оттенку моей кожи, который ещё не сумела испортить Москва (и, надеюсь, долго ещё ей этого не удастся), позавидует любая светская львица. Даже Лена выразила мне своё восхищение по этому поводу. Цвет платья удивительно шёл к моим глазам, а когда Миша неожиданно приподнёс мне свой подарок - колье и длинные серьги из изумруда - я поняла, что буду просто неотразима. Всё, теперь точно можно ехать. Мы слегка опаздывали, но, как оказалось, это было в порядке вещей. Из-за пробок на дорогах мне казалось, что мы никогда не доедем, но вот мы прибыли, и я поняла, каково было Золушке на балу во дворце...
Я не могу пересказать всех маленьких событий этого вечера. Помню, что у меня появилась куча именитых знакомых. Помню блеск зависти в глазах стареющих светских дам. Помню, что Миша отправился в другой конец зала зачем-то и оставил меня на попечение своего лучшего друга Виталия. Этот мужчина был, наверно, ровесником Миши. Довольно привлекательный, он был окутан дымкой лёгкой загадочности. Мельком взглянув на безымянный палец его правой руки, я не увидела кольца и сразу решила, что на его счету немало романов с такими вот светскими красавицами, одна из которых как раз кружилась неподалёку, делая безразличный, скучающий вид. Я уже успела заметить, что это - норма здесь, и потому меня такое напускное равнодушие не обмануло. Я мысленно поздравила себя с тем, что мой Миша не такой, как Виталий - хоть он и красив не меньше, но у него нет печати ловеласа на лбу, и поэтому к нему так никто не липнет. Хотя... Лена ведь говорила, что многие девушки покушались на холостятский образ жизни моего любимого... Во всяком случае, сегодня он мой. То, что я пришла с ним, не для кого не осталось незамеченным. Обо мне шептались, и я догадывалась об этом. Ну и пусть! Завидуйте, любуйтесь - пришла укротительница самого завидного жениха!.. Виталий, которому, по-видимому, хотелось завести пустую светскую беседу, оторвал меня он размышлений вопросом:
--
Как Вам здесь нравится, Венера Алексеевна?
--
Здесь мило, - безразлично изрекла я, поглядывая, нет ли где Миши. Что-то долго он не возвращается!
--
Да уж наверно милее, чем в твоей Тмутаракани! - неожиданно грубо и не достаточно тихо произнёс он. Вот так поворот! Вот так лучший Мишин друг! Я собрала всё своё достоинство и как можно спокойнее отпарировала:
--
Во-первых, я не оттуда, а во-вторых, насколько я помню, мы не переходили с Вами на "ты".
--
Девочка, у тебя милая мордашка и ни гроша за душой, и я знаю, зачем ты прицепилась к Михаилу. Не ломайся и назови мне цену - не обижу. Я ведь не беднее Александрова и за ночь могу заплатить тебе столько, сколько пожелаешь, - нахально прошептал мне он и хищно улыбнулся. Я взбесилась не на шутку. Будь здесь Миша, он бы разобрался по-мужски, но раз уж его нет, придётся выпутываться самой - по-женски. Я притянула Виталия за галстук ближе к себе и прошипела, вдавливая свой острый каблучок ему в ступню:
--
Слушай сюда, бабник доморощенный! Если не хочешь остаться хромым, быстренько поворачивай оглобли и отправляйся кадрить здешних дурочек. Только им сразу цену сам назови - может, кто и позарится. А ко мне не подходи больше - каблук и в другое место могу воткнуть, - я мило улыбалась, глядя на гримасу боли на его смазливом лице. Светские приличия здесь - главное. И никаких эмоций.
--
Приятно было провести с Вами время, Венера Алексеевна! А вот как раз и Елена Евгеньевна! Я оставлю вас вдвоём, с вашего разрешения, - и Виталий, слегка прихрамывая, испарился со впечатляющей скоростью. Лена, опоздавшая больше нашего, и правда подошла ко мне спросить, как у меня дела. Я, понизив голос, рассказала, что случилось. Сначала она негодующе раздула ноздри (чуть-чуть, но я поняла, что она чувствует), а потом едва не расхохоталась:
--
Веня, я тебя этому не учила, но ты поступила просто гениально. Хамы, к сожалению, есть везде, и ты нашла правильный подход к ним. Надо же, я давно его знаю, но не подозревала, что он такой. Значит, он говорил эти гадости достаточно громко? - я кивнула. - Это наверняка попытка смутить тебя и выставить на посмешище. И это вряд ли его идея... Многие сегодня лопаются от зависти к тебе. Даже меня спрашивают, кто ты и откуда. Я отделываюсь намёками, но из моих слов всем уже наверняка стало ясно, что у Миши по отношению к тебе серьёзные намерения. Вот какая-нибудь неудачливая конкурентка и решила тебе отомстить. Но благодаря твоей находчивости ей, а заодно Вите, ничего не удалось. Молодец! Кажется, что никто вокруг ничего не заметил, но все видели, как ты его послала... кадриться! Нетрадиционно, но очень смело... Но мы тут с тобой заговорились, а Миша нас ждёт. Пойдём!
То, что произошло дальше, казалось мне сказкой. У Миши в руках очутился микрофон, и он, стоя на импровизированной сцене рядом с музыкантами, громко попросил меня подняться к нему и при всех поздравил меня с днём рождения и... предложил свою руку и сердце! Я онемела от радости и неожиданности, поэтому просто кивнула и позволила надеть себе на палец кольцо - прекрасный перстень с изумрудом. Вот где был настоящий сюрприз! И все эти "дамы и господа" смотрели на меня и завидовали - кто - мне, а кто - моему жениху. Мы поцеловались, скрепляя помолвку, и я поняла - я теперь часть этого блестящего мира, мой дебют удался... Я, простая девчонка из маленького сибирского городка, стала принцессой! А что самое главное, мы с Мишей теперь поженимся и всегда будем вместе! Никаких сомнений больше не будет, и я смогу наконец-то позвонить маме.
Когда мы вернулись домой, я готова была петь от счастья. Я и думать забыла про Виталия. Говорить о неприятном инциденте Мише я тем более не собиралась. Они друзья и партнёры, так зачем их ссорить? Хотя правильнее, как я потом поняла, было бы рассказать всё... Но это потом, а пока меня ждал ещё один сюрприз. Миша обнял меня и прошептал на ухо:
--
Помнишь, я обещал тебе свой "мерс"?
--
Помню, конечно, но...
--
Не бойся, я подумал и решил, что мой черный автомобиль тебе не подходит. Тем более что он совсем не выглядит женским. Так вот, я купил для тебя нечто другое. Пойдём посмотрим! - и мы отправились в подземный гараж (или как он там ещё называется). Там рядом с Мишиным "мерсом" стояла матово-зелёная красавица "Пежо". Действительно, это самая подходящая для женщины модель!
--
Ну, как тебе мой подарок? - Миша сам весь светился, как добрый маг. Раньше я и мечтать не смела о таком презенте, а теперь это - моё!
--
Какая красивая!.. Только я ведь говорила тебе, что не умею водить, - это меня и правда несколько расстраивало. Будь у меня права, я бы сейчас же села за руль!
--
Но ты научишься. У одного моего знакомого - чудесная автошкола, и я уже поговорил с ним насчёт тебя, так что не волнуйся. Через пару месяцев будешь, как я тебе и предсказывал, грозой ГИБДД! И уже наверняка больше не сядешь со мной в мой "мерс", - с притворным вздохом прибавил он. Я засмеялась, крепко обняла его, и мы пошли домой. Пора спать, а то день был тяжёлый.
Едва мы снова вошли в квартиру, как зазвенел телефон.
--
Ты не возражаешь, если я подойду? - спросила я у Миши. Мне почему-то казалось, что именно я должна взять трубку.
--
Конечно, не возражаю. Тем более что после случая с Леной мне нечего от тебя скрывать! - он улыбнулся и отправился на кухню. Наверное, хотел что-нибудь приготовить перекусить. Сегодня же мой день рождения, и он с самого утра не давал мне ничего делать по дому. Итак, я сняла трубку и, отчего-то волнуясь, произнесла немного дрожащим голосом:
--
Алло! Чем я могу Вам помочь?
--
Веня, доченька, это ты? - мамин голос, который я узнала бы из миллиона, тоже прерывался от волнения.
--
Мама! Здравствуй, мама! - больше я ничего не могла выжать из себя.
--
Веня, милая, с днём рожденья!.. Почему ты не звонила нам? Мы так с отцом соскучились! - я слышала в мамином голосе слёзы, и у меня тоже подкатил ком к горлу. Я просто ужасная дочь! Чего я боялась?!
--
Мама, я... я должна сообщить тебе кое-что...
--
Знаю я твоё "кое-что"! - вдруг прервала меня она, отчего-то раздражаясь, - Юля мне объяснила. Но почему ты ведёшь себя так, как будто мы с отцом, а не ты так скверно поступила?!
--
Мама, я... боялась, что ты не поймёшь меня, и...
--
Венера, ты очень плохая дочь, и мы с отцом, разумеется, не одобряем твоего постыдного поведения. Не для того мы тебя растили, не для того воспитывали, чтобы ты так вот распутничала, греха не боясь! - она говорила таким укоризненным тоном, что я чувствовала себя побитой. Да и правда - лучше бы меня отпороли ремнём (чего со мной никогда не делали), чем так! Я знала, что она ошибается, что всё совсем не так, как она говорит, но с её точки зрения моё поведение было неприемлемо. Как я могла убедить её в этом? Она ведь ещё и как будто бы в качестве поддержки приплетает в этот разговор отца, а ему-то уж наверняка всё равно. Значит, она разошлась не на шутку...
--
Мамочка, ты не права! Послушай меня хоть минутку, пожалуйста! - я, как ни старалась казаться спокойной, почти кричала. - Миша сделал мне сегодня предложение, мы скоро поженимся... Мы узаконим наши отношения, не будем больше грешить!
--
Не обманывай мать! Ты всё врёшь, чтобы я успокоилась. Но я не поверю ни единому твоему слову! Твой грех сожительства с этим человеком только усугубляется твоей ложью! - никогда я даже и не подозревала, что моя мама настолько религиозна. Может, она пытается так меня вразумить, потому что я только что признала, что грешу? Но это всё - полный абсурд! Почему она не хочет поверить в то, что Миша женится на мне? Почему?!
--
Мама, пожалуйста, поверь! Я приглашаю вас с папой на свадьбу. Как только мы уточним дату, я сообщу тебе. Ты приедешь и сама сможешь убедиться, что я не лгу, - я уже не знала, чем ещё я могу доказать, что говорю правду. Только бы она согласилась!
--
Даже если вы поженитесь, - неожиданно сделала допущение мама, - это не будет брак по любви! Юля сказала, что он богатый, а значит, ты продалась ему! Вот уж не могла подумать такого про свою дочь!
--
Мама! - вот тут уже взбесилась я. - Ты несёшь полную околесицу! Я люблю Мишу и мне плевать на его деньги!
--
Да-да, попой мне ещё! Жизни сладкой захотелось?! Только знай, не будет тебе никогда счастья с этим бандюгой! - угадав моё желание возразить, она прибавила всё с той же истеричной интонацией, срываясь на крик: - Хочешь сказать, он не бандит? А откуда у него такие деньжищи, чтобы банк свой открыть?! Мы с отцом всю жизнь работаем, спины не разгибая, а он в тридцать лет такой богатый!
--
Всё, мама! Я вижу, ты не хочешь меня слушать! Что ж, обойдусь без родительского благословения! - и я бросила трубку. Слёзы брызнули из глаз, и я зарыдала в голос. Прибежал с кухни Миша, порывисто обнял меня и спросил с тревогой:
--
Венечка, милая, дорогая моя, что стряслось? Что тебе так испортило настроение в этот чудесный день?
--
Мама звонила... Она против нашего брака, она считает тебя преступником, она... она сказала, что у нас с тобой не будет счастья! - я уже начинала задыхаться. Миша быстро положил меня на диван, сбегал за водой и дал мне попить. Потом сцеловал с моего лица все слёзы и сказал, поглаживая меня по голове, как ребёнка:
--
Всё у нас будет замечательно! А твоя мама потом поймёт, как тебе хорошо со мной, и помирится с тобой. Мы даже можем как-нибудь после свадьбы съездить к ним и всё уладить. Идёт?
--
Да, поженимся и поедем! Она увидит тебя и поймёт, что очень хороший человек и никакой не бандит - я уже могла улыбаться. В конце концов, я сама виновата в том, что мама так агрессивно повела себя: надо было ей сразу позвонить, как только у нас с Мишей всё сложилось, и толком объяснить, что я его люблю и что в этом нет никакого греха. Я зря сказала ей, что грешу - я ведь так не думала и не думаю. Я всегда считала себя его женой. Но всё обязательно уладится, когда я приеду к родителям с мужем, я уверена. А пока что мне предстоит подготовка к свадьбе - событию, о котором мечтают даже маленькие девочки, а все девушки уж тем более. Что бы там ни говорила мама, я уже счастлива и скоро, через несколько месяцев, стану ещё счастливее, если только такое возможно.
Глава 5.
Позади - два с небольшим месяца подготовки, волнений, нервотрёпок с выбором свадебного платья... Наверное, за это время я довела Мишу до мысли, что надо было жениться сразу после помолвки - тогда бы я меньше переживала и не обращала бы такого пристального внимания на всякие детали. Место празднования помогла выбрать Лена. Вернее, тут и думать было нечего - у её мужа свой ресторан, достойный принять всё то множество гостей, которых пригласил Миша. Мне было приглашать совершенно некого: тётя Аня держалась вооружённого нейтралитета (ей, видимо, после нашего разговора позвонила мама), а Юльку самой не хотелось приглашать, несмотря на её твёрдую уверенность, что я именно ей должна быть благодарна за нежданно-негаданно свалившееся на меня счастье. Мама, ясное дело, и не подумает приезжать. Так что гости - не моя головная боль. Тут сталкивались интересы Миши и Лены: на некоторых личностей у них были противоположные взгляды. Например, "леди-айсберг" наотрез отказывалась приглашать Виталия, не объясняя, впрочем, причину. Миша недоумевал по этому поводу: почему он не может пригласить на свадьбу одного из своих лучших друзей? В конце концов, Витя - его деловой партнёр и с ним они вместе начинали делать бизнес в начале 90-х. Лене нечего было возразить, ведь она, также как и я, считала некорректным рассказывать о поведении "этого хама" на моей первой светской вечеринке (надо сказать, я теперь постоянно бывала в обществе)... В конце концов кандидатура Виталия была "утверждена". Меня это не расстроило: больше этот ловелас не подходил ко мне и близко, опасаясь моего каблучка. Когда Миша однажды попытался снова оставить меня на его попечение, чтобы куда-то отлучиться, Витя ускользнул, как угорь, найдя какое-то глупое оправдание. Ну и хорошо: боится - значит уважает.
Но если утрясание списка гостей я свалила на Лену, то выбор платья был всецело на мне. Конечно, я не стала покупать готовое - его должны были сшить по моему эскизу специально для меня. Для начала я решила посмотреть на свадебные платья в магазинах и каталогах. С детства мне хотелось пышное платье, но теперь все в таких выходили замуж, и чтобы придумать что-то оригинальное, требовалось немало фантазии. В качестве новаторской идеи я предложила золотую вышивку на корсете, но портниха отговорила меня. В отместку я с ужасом отвергла её красные розы по подолу. Мы пришли в тупик. Потом я всё-таки решила остановиться на классическом варианте - белое платье с белой же вышивкой (на атласном корсете с левой стороны маленькая лилия - вот и все изыски), но подол мы сделали оригинальный - похожий на перевёрнутый раскрывшийся бутон цветка. Если мне не изменяет память, я ни у кого ещё не видела подобного. Фату решили сделать не очень длинной, а в волосы заплести живые цветы. Так после долгих терзаний я решила поставить на изящную простоту, а когда примерила то, что получилось, поняла, что не прогадала.
Когда платье было готово, у меня словно камень с души свалился. Миша с Леной хлопотали вовсю, спорили из-за меню, цвета скатертей и тому подобного. В какой-то момент в это включилась я, и опять для меня нашёлся предмет для хлопот: мне поручили выбор цветов для столиков. Маленькая, но ставшая для меня важной проблема. Я уже решила, что белые лилии, безумно мною любимые, будут исключительно моими цветами на свадьбе (даже в волосы мне вплетут именно их). Да и ставить по всему залу столь сильно пахнущие цветы было бы неразумно. Что же тогда? Розы? Слишком обычно. Гвоздики? Это, по-моему, цветы для коммунистических митингов и похорон. Тюльпаны? Не могу сказать точно, почему, но - нет! Лена не одобрила моего излишнего рвения и отстранила меня от этого задания, сказав, что сделает мне сюрприз и что, во всяком случае, ни я, ни кто-либо из гостей не будет обращать особого внимания на цветы, поэтому не стоит так переживать по этому поводу.
Измучившись по пустякам, я несколько дней, оставшихся до свадьбы, провела у Лены. Именно оттуда должен будет забрать меня Миша. Я забыла обо всех хлопотах и хорошо отдохнула перед самым важным в моей жизни событием. И когда, наконец, настал этот морозный ноябрьский денёк, я была свежа, как только что распустившаяся лилия (таков был сегодня мой образ), тем более что надо мной поработали визажистка и парикмахер. Народных традиций мы решили не придерживаться, однако Лена всё-таки устроила нечто вроде выкупа невесты. Было весело, но я мало что помню. Я волновалась так, что у меня разум как будто дымкой заволокло. Кажется, я выглядела и всё делала как надо, но сознание, что это самый-самый день, который решает всю дальнейшую жизнь мою и, кроме того, Мишину, сбивало меня с толку и путало мысли. Куда-то я шла, кому-то улыбалась, в Загсе сказала своё "Да!" и расписалась где-то... Я чувствовала, что мой любимый рядом, и мне становилось легче. Когда мы уже стали мужем и женой, поцеловались, когда все, кто поехал на регистрацию с нами, подошли поздравить нас, я словно проснулась. Зачем теперь волноваться?! Я уже жена Миши, я - неотъемлемая часть его жизни. Золушка теперь стала королевой, и не столько потому, что стала богатой, сколько потому, что вышла замуж за любимого. Наверное, этот день не омрачился бы для меня, если бы Миша был беден: нас всё равно ожидал бы рай - в шалаше.
Мы выходили из дверей Дворца Бракосочетания и видели, что неподалёку собрались зеваки, несколько журналистов из разделов светских хроник (они были знакомы мне по вечеринкам и приёмам), что шофёр, нанятый Мишей на этот день, поднимается нам навстречу, чтобы набросить на мои плечи горностаевую накидку, купленную специально для того, чтобы я не замёрзла по пути к машине... Мы собрались спускаться по ступенькам, и вдруг я почувствовала, что Мишу почему-то не держат ноги. Я посмотрела на него - он отпустил мою руку и начал сползать на недавно выпавший снежок. Время ужасно замедлилось, как в кино. Казалось, он падал целую вечность. Мои ноги были как деревянные и не хотели гнуться, но я упала на колени рядом с Мишей и увидела красную струйку, вытекающую из-под его спины с левой стороны. Я заставила себя посмотреть на его лицо - в серое небо были направлены его остекленевшие зелёные глаза. Мне захотелось упасть в обморок - здесь, сию же минуту, чтобы не видеть того, что мгновенье назад было моим мужем... Или нет - Господи, дай мне проснуться, ведь это просто дурной, кошмарный сон, правда? Но я не теряла сознания и не просыпалась, а передо мной лежало тело Миши... Господи, за что, Господи?!
Я чувствовала, что вокруг нас собралось много народу, и в этой толпе кто-то произнёс страшное слово "киллер". Кто-то поднял меня с колен, и тут всё в моих глазах помутилось...
Я очнулась дома у Лены. Сама она сидела около меня на стуле, и в её обычно невозмутимых серых глазах стояли слёзы. Сначала она не заметила моего пробуждения, но потом повернула голову и, поспешно схватив со столика стакан воды, поднесла его к моим губам со словами:
--
Сделай пару глотков, полегче станет, - она снова отвернулась и тайком смахнула слёзы. Было видно, что ей тяжело говорить о случившемся, но обойти это вниманием тоже было нельзя. Произошло то, что никому из нас не привиделось бы даже в самом страшном сне. Разговор пришлось начать мне:
--
Лена, за что?.. Разве он сделал кому-то зло? Я не верю, я не хочу в это верить! - рыдания заглушили мой голос. Лена не ответила.
--
Когда... похороны? - эти два слова были самыми горькими, самыми труднопроизносимыми в моей жизни. В моей прошлой жизни, ведь теперь она делилась для меня на два этапа: до и после этого выстрела. Горьких минут и слов, я чувствовала, впереди ещё целое море, которое мне предстоит выпить... Каким мелким мне теперь казалось всё то, что волновало меня несколько часов назад, до свадьбы! Да и всё, что до сих пор происходило со мной и моими близкими, не шло ни в какое сравнение со случившимся сегодня. Я как-то сразу постарела, но не внешне, а внутри: мне казалось, что я прожила уже целую жизнь, и ничто больше не способно меня порадовать или хотя бы заинтересовать. Предстояло существовать по инерции - без смысла, который весь для меня был в Мише... Тут я прервала свои мысли. Господи, какая же я эгоистка! Рядом со мной сидит женщина, потерявшая единственного родного человека. Однажды Лена рассказала мне, что они с братом остались без родителей, попавших в автокатастрофу, когда ему было восемнадцать, а ей - двадцать четыре. Она тогда уже была замужем, и взяла Мишу под своё крыло, помогла ему начать бизнес... Они были очень привязаны друг к другу. Как я уже говорила, он даже сделал комнату для неё в своей новой квартире. И вот теперь Лена потеряла того, кто был для неё почти как ребёнок, которого она подняла на ноги. Детей у неё не было, и материнские чувства она испытывала к младшему брату. Она страдает не меньше меня, и надо её поддержать. Она не ответила на мой вопрос - ей сделать это было тяжелее, чем мне - спросить... Я встала с кровати и обняла её за плечи:
--
Лена, нам надо пережить это горе, - она посмотрела на меня как-то странно, словно я сказала кощунственные слова. Но я понимала, что нельзя дать ей замкнуться в себе, также как нельзя и замкнуться самой, и поэтому не сдавалась: - Мы должны помочь друг другу... Мы любили его, хотя и по-разному, он был нам дорог, но его нет больше, и...
--
Зачем ты мучаешь меня?! - Лена была озлоблена и ревнива в своём горе. - У меня был один брат, понимаешь, один! Теперь у меня нет никого, только надоевший муж, который, я знаю, давно изменяет мне и от которого у меня нет детей. А у тебя может быть ещё много-много возможностей полюбить и выйти замуж, у тебя есть родители и брат! Мишенька не был тебе родным, вас не связывала одна кровь, и ты не можешь чувствовать того же, что чувствую я!
--
Лена, я не спорю с тобой, но я потеряла горячо любимого человека, с которым надеялась прожить до конца своих дней и от которого хотела ребёнка... Мне нет возврата обратно в семью, моя жизнь сломана в самый счастливый миг, и поэтому я считаю себя вправе скорбеть вместе с тобой. Если ты не согласна принять мою поддержку и дать мне свою, я уйду, - и я действительно собралась сделать это. Что же можно поделать, если Лена не признаёт моего права на скорбь? У меня убит муж, у неё - брат, и я не хочу спорить, для кого он был дороже.
--
Извини меня, очень уж взвинчены нервы... Ты права - мы с тобой остались друг у друга, и Миша, я уверена, не одобрил бы нашей ссоры, - с этими словами она встала и обняла меня. - Похороны послезавтра, и они должны быть достойны его памяти. Я займусь этим... Я хоронила своих родителей и знаю, что это такое, - голос её отвердел, слёзы высохли на глазах. Стало ясно - она подавит своё горе, она сделает всё, чтобы достойно проводить брата в последний путь. Гордость не позволит ей быть не на высоте и потерять лицо перед светским обществом. Только необходимость соблюдения определённых приличий могла вывести Лену из того состояния, которое овладело ей после гибели Миши, и это получилось.
Те два дня, что прошли до похорон, были воплощением ужаса. Тело Миши привезли из морга, и теперь оно лежало в гробу на столе, который стоял в гостиной. Какие-то люди в рясах стояли рядом, что-то читали или пели, кто-то приходил прощаться с моим почившим мужем, приносил мне соболезнования... Я слабо помню подробности: горе поглотило меня, никто не мог помочь, и мне начинало казаться, что я сама лежу в гробу, что я мертва. Я боялась подходить к телу, боялась глядеть в лицо Мише, но и не могла уйти из комнаты. Я не могла понять, сколько прошло времени, но в какой-то момент все засуетились, какие-то люди подняли гроб и понесли. Кто-то, кажется муж Лены Андрей, взял меня под руку, потому что я не могла идти сама. Я не ела ничего три дня, и теперь падала от слабости... Потом - провал в памяти, но я, наверно, шла сама, раз оказалась перед недавно вырытой могилой. Последнее прощание. Я взяла себя в руки и второй после Лены подошла к гробу и прикоснулась губами к холодному лбу мужа... Моё сознание и мои чувства протестовали, не соглашаясь принять это бездыханное тело за Мишу, моего любимого, моего единственного, но я должна была его поцеловать. Шатаясь, я отошла, и тут же ощутила, что кто-то поддерживает меня. Я подняла глаза - это был Виталий. Он печально что-то говорил мне (пытался успокоить, наверное), и тут я услышала где-то позади женский шёпот: "Поглядите-ка на неё! Мужа ещё не схоронила, а уже вырядилась и на другого вешается!" Я опустила взгляд на своё платье: оно было из чёрного атласа, кажется. Я не могла припомнить, откуда оно взялось. Наверно, меня одела Лена. Не могла же я, действительно, оставаться в свадебном платье... Я точно помню, что сама не снимала его - не хотелось до конца верить в случившееся, но Лена подумала за меня, одев меня в траур. Но разве можно назвать моё одеяние нарядным?! Что за абсурд! И как можно подумать, что я на кого-то "вешаюсь"?! Я оглянулась, чтобы поглядеть в глаза этой бессовестной женщине, но напрасно - передо мной всё снова помутилось. Кажется, в этот момент уже заколоченный гроб опустили в яму, и надо было бросить на него ком земли. Я шагнула к могиле, и вдруг меня посетила безумная, но спасительная мысль - сделать ещё шаг и уже всегда быть со своей любовью наедине, в вечном безмолвии. И я потянулась вперёд... Чьи-то руки удержали меня, чьи-то голоса меня успокаивали, не понимая, что не дали мне успокоиться сами, кто-то уводил меня прочь от могилы, а неподалёку я снова услышала женский шёпот, но уже другой: "Какой спектакль! И не подумаешь, что это она "заказала" своего муженька! А ведь в одной газете уже окрестили её "весёлой вдовушкой" за то, что ей достались все деньги Александрова, женой которого она была минут десять. Талантливая аферистка!" Больше я ничего не услышала - земля ускользнула из-под моих ног, и сознание отключилось.
На этот раз я очнулась дома, понимая, что лучше для меня было бы не вернуться к действительности. И снова рядом со мной очутилась Лена. Какое-то новое выражение в её взгляде испугало меня. Казалось, она на меня сердится. Но за что?
--
Тебе повестка пришла из милиции, - сухо сообщила она мне. В её голосе не было и намёка на то, что мы обещали поддерживать друг друга.
--
Зачем? - я ещё туго соображала, и в голове моей не укладывалось, что от меня нужно милиции.
--
Наверное, свидетельские показания снять, - ответила Лена, затянувшись сигаретой (раньше я ни разу не видела, чтобы она курила). - Да к тому же они с удовольствием посадили бы тебя, но улик нет.
--
Лена, что ты такое говоришь?! - у меня было ощущение, что она шутит.
--
Все вокруг только и твердят о том, что это ты наняла киллера, который убил Мишу. Уж слишком тебе это выгодно. А кто не верил, поверил во время похорон: ты так неподобающе вела себя и так плохо играла, что даже я задумалась, не ты ли "заказала" моего брата.
--
Лена! Как ты можешь?! Какая может быть выгода в смерти любимого человека?!
--
Его состояние, огромное, как ты знаешь... Неплохой кусочек для бедной провинциалочки! Знай: я тут, только чтобы соблюдать приличия, но как только милиция найдёт улики и посадит тебя за решётку, я сделаю всё, чтобы ты не вышла оттуда, - как это ни было ужасно, она говорила серьёзно. Я не узнавала её: словно бы кто-то подменил мою лучшую подругу на моего злейшего врага. Господи, но она ведь хорошо знает меня, она видела, чувствовала, как я отношусь к Мише, а теперь... Я никогда не поверила бы ни во что подобное, если бы не столкнулась с этим сама. И всё это - из-за пущенных кем-то сплетен и догадок.
--
Вы всё сказали, Елена Евгеньевна? - я собрала всё своё достоинство, понимая, что всё равно здесь уже ничего не исправить, а держать возле себя змею опасно. В мою честность не верит никто, и то, что я невиновна, знают определённо только двое - я и убийца... Что ж, лучше я останусь одна, чем чувствовать себя без вины виноватой. И поэтому я продолжила: - Если да, то попрошу Вас впредь не утруждать себя визитами ко мне.
--
Ладно, но помни - я не прощу тебе смерти моего брата! - Лена буквально вылетела из квартиры явно без намерения возвращаться. И её я считала своей опорой! Этот город фальшив насквозь, и в нём я теперь сама за себя...
Признаться честно, слова Лены в чём-то помогли мне. Это звучит странно, но именно они начинали постепенно выводить меня из полубессознательного состояния. Нельзя бесконечно жалеть себя и упиваться тем, что я несчастна. Это общество бросило мне вызов своими сплетнями, и теперь надо отстоять свою честь и доброе имя, иначе память Миши тоже будет запятнана. Надо сказать, что такой настрой продержался у меня до самого визита к следователю, а там во мне что-то снова сломалось. Этот человек задавал мне разные вопросы о связях и врагах моего погибшего мужа, но мало интересовался моими ответами. Мне стало ясно, что Лена была права - все кругом только и мечтают увидеть меня за решёткой и посмеяться надо мной. И ни в ком ни капли сочувствия. Кто из окружающих меня людей готов допустить мысль, что я действительно не совершала того, в чём меня гласно или негласно обвиняют?! Никто. Они судят по себе, и где-то в глубине души примеривают мою роль на себя, а они наняли бы киллера и убили бы Мишу. Вот в чём была проблема. Я всё равно никогда не докажу, что не делала этого. С каждой минутой мне становилось всё ясней, что происходит бесчеловечная вещь: меня, убитую горем, безжалостно добивают люди, духовно мерзкие, и нет выхода из этого лабиринта. Даже если найдут убийцу, на мне останется клеймо подозрения. Это не жизнь, это ад, а я ведь ни в чём не виновата, разве что в том, что не имею достаточной хватки и наглости, чтобы наплевать им всем в лицо и снова начать искать своё счастье. Все ли бы замкнулись, оказались бы в углу на моём месте? Думаю, нет. Но я именно такая, какая я есть, и меня убивает та ситуация, которая сложилась - парадоксальная, абсурдная, но, повторяю, безвыходная. И я оказалась в депрессии, которая была гораздо тяжелее той, в которой я была сразу после гибели Миши: тогда я не осознавала, что ждёт меня дальше, я даже в своём горе находила некое утешение, видя поддержку вокруг и надеясь на неё, а теперь я ясно осознавала, что произошло и происходит, что меня окружает только зависть и ненависть... Краски всё сгущались, и страшная мысль пришла мне в голову, когда я ехала от следователя домой: меня по какой-то злой иронии оставили в живых у дверей Загса, но это было ошибкой, которую мне надо исправить. И я прибавила скорость, бешено бросаясь по дороге из стороны в сторону. Сейчас я разобьюсь, и мне будет совершенно наплевать, что будут говорить про меня. Это уже не будет меня касаться, я обрету покой. Даже если попаду в ад, ведь самоубийство - ужасный грех. Но там я буду мучиться за дело. Да и кто знает, что ТАМ - может, действительно баня с пауками, как говорил один литературный персонаж... Я готова была уже сделать этот решительный шаг, и мне было всё равно, силу мою или слабость он покажет, но вдруг в боковом стекле вильнувшей от меня машины я увидела испуганное детское личико и одумалась. Поняла, что могу причинить вред другим людям, ни в чём не повинным, загубить такое вот крохотное существо, не успевшее толком даже начать жить, и сбросила скорость.
Не помню, как добралась до дома. Пришла в квартиру, легла в гостиной на диван, закрыла глаза и прошептала: "Господи, сделай так, чтобы всего этого никогда не было, чтобы я снова проснулась тем утром и убежала прочь отсюда - к маме, в Сибирь!" Но Бог не внял моим молитвам, и я решила: то, что случилось, не просто так, это испытание мне. Да и разве не с Мишей были самые счастливые минуты в моей жизни? Нет, я не хочу всё вернуть и снова оказаться в исходной точке. Я повзрослела, во мне появилось что-то такое, чего нельзя купить и чего можно и не заполучить, даже прожив сотню лет без тревог и горя. И осталась в живых я не случайно. Я должна существовать для чего-то... А потом будь оно что будет.
Глава 6.
Прошло сколько-то времени. Юрист из Мишиного банка как-то позвонил мне, поинтересовался моим здоровьем, напросился в гости и приехал. Наверно, моё состояние и нулевое содержимое холодильника ужаснули его, и поэтому он сходил в магазин и принёс несколько сумок провизии. Также он напомнил мне, что я нужна ему как начальник, ведь банк теперь мой... Я наотрез отказалась участвовать где бы то ни было и передала свои полномочия ему. Миша часто хвалил его, называл трудоголиком, говорил, что без Олега (так звали юриста) он не достиг бы таких успехов в бизнесе и что на этого человека можно положиться. Ну, я и переложила на него все заботы, касающиеся доставшегося мне наследства. Но этому "трудоголику", по всей видимости, показалось мало, и он добровольно взял на себя ещё и заботу о моём здоровье. Вполне возможно, что им руководил банальный расчёт, но три раза в неделю он теперь навещал меня, принося мне еду и напоминая, что вредно постоянно сидеть дома. А между тем у меня были на то причины...
Вскоре после моего визита к следователю (дня через два, наверное) в дверь раздался звонок, и я без всякой задней мысли открыла. На пороге стоял Виталий. Ничего особенно хорошего я не ждала от этого визита, но впустила его, помня о его рыцарском поведении на кладбище. О чём бы там ни шептались сплетницы, он всё же поддержал меня - в прямом и, кажется, переносном смыслах. Да и его выходка при нашем знакомстве как-то успела потерять значение для меня. А зря!
Виталий поздоровался, задал пару вопросов из числа тех, которые принято задавать в таких случаях: "Как Ваши дела?.. Как здоровье?", на что я ему отвечала, что всё у меня настолько нормально, насколько это может быть в моём случае. Он вдруг подошёл ко мне и положил руку мне на талию. От такой наглости я оторопела, но вовремя пришла в себя и оттолкнула его. Тогда он начал двигаться на меня, а я - отступать. Что-то такое читалось в его хищном взгляде, что пугало меня и не давало сопротивляться. Я могла только пятиться от него назад, но вскоре ударилась спиной о стену и поняла, что бежать некуда. Он-то знал это уже тогда, когда я впустила его в квартиру, и теперь осклабился:
--
Ну, и что мы не хотим поговорить со старым знакомым? Или без каблучков нас обуял страх? - он снова схватил меня за талию и прижал к себе. Я упиралась руками в его грудь, но была слишком слаба, чтобы отшвырнуть его от себя. Он, по всей видимости, упивался своей властью надо мной, и не спешил совершить то, за чем пришёл... Я знала, что ему хочется растоптать меня, и догадывалась, как он хочет этого добиться. Но он тянул время, мучая меня: - Ты теперь одна, я тоже свободен, так почему бы нам не быть вместе?.. Нам это уже приписала молва, тебе нечего опасаться за свою репутацию. Да и о какой репутации может идти речь, если тебя все считают убийцей?! Так что ты ответишь, куколка?
--
Пошёл прочь из моего дома! - крикнула я ему в лицо, не опасаясь за последствия своих слов. Раз он пришёл за тем, о чём я подумала, ничто не испортит моего положения. Это уже невозможно.
--
Коготки показываем? - он ехидно улыбнулся и своими погаными губами впился в мои. Немыслимое отвращение овладело мной, и я вцепилась зубами ему в губу. Он взвыл и на короткое время отпустил меня. Я побежала в гостиную и попыталась там закрыться, но он подскочил и толкнул дверь. Я упала на пол, и он бросился на меня. Я не могла сопротивляться и в ужасе закрыла глаза. Всё, сейчас ЭТО случится! Он прошипел: - Так ты ещё и кусаться, шлюха?! Я могу сделать тебя своей, не сходя с этого места, и ты боишься меня, правда ведь?.. Но я уважаю свободную волю и не сделаю этого. Ты придёшь ко мне сама, ты приползёшь... Ты сама отдашься мне, как это делали остальные! А когда решишь приползти, приведи себя в порядок, а то тебя противно касаться, - и он встал и тут же ушёл. Я расплакалась от облегчения и перекрестилась, услышав, как хлопнула входная дверь.
Не знаю, что помешало ему тогда совершить задуманное, но явно не то уважение к свободной воле, про которое он говорил - это было фразёрство. Может быть, я действительно так неопрятно выглядела, что мой вид оттолкнул этого чистюлю... А может быть, он и правда надеялся, что я сама "приползу". Тогда он точно двинутый. "Но как бы там ни было, я больше не буду ему открывать дверь и куда-либо выходить из квартиры", - решила я, тем более что ела я мало, а больше мне ничего не требовалось для существования. Кажется, я превратилась в какой-то овощ... В таком состоянии и застал меня Олег и испугался за своего работодателя. Но несмотря на то, что он навещал меня, я всё ещё опасалась Виталия и не выходила из дома, благо есть теперь еда, а значит, я не умру с голоду. Все остальные мысли словно умерли в моей овощной голове, я только помнила, что должна для чего-то существовать.
Но моему тупому, бессмысленному существованию суждено было закончиться. Это произошло, когда Олег в очередной раз пришёл проведать меня. Он стал выгружать продукты из пакетов в холодильник и вдруг заметил, что там и без того полно еды. Он понял, что я стала очень мало есть. Сама я не отдавала себе отчёта в этом: я кушала только тогда, когда была голодна. Но Олега этот факт озаботил, и он спросил:
--
Венера Алексеевна, отчего Вы так мало съели за эти дни? Я принёс что-то не то? Вам не понравилось?
--
Нет, меня что-то тошнит в последнее время, вот и не хочется ничего, - просто ответила я, не вдумываясь в свои слова. Да и что тут такого? Я ещё живу, а значит, ем достаточно.
--
Извините, пожалуйста, Венера Алексеевна, но я посоветовал бы Вам сходить на приём к врачу, - Олег заметно сконфузился, но я не поняла сразу, почему.
--
К какому врачу?
--
Ну, к женскому, - ответил он, старательно избегая слова "гинеколог". И тут до меня начал доходить смысл его намёков. Я решила уточнить:
--
А какое сегодня число?
--
Двадцать восьмое декабря, скоро Новый год.
--
Так, - пробормотала я и задумалась. Свадьба у нас с Мишей была четвёртого ноября, то есть прошло почти два месяца, а я не помню, чтобы меня за это время хоть раз волновал вопрос женской гигиены... Господи, только бы это было действительно так! И я с надеждой в голосе спросила: - Олег, можете Вы отвезти меня к врачу?
--
Разумеется, Венера Алексеевна, - видно было, что он рад за меня.
Я привела себя в относительный порядок и с сильно бьющимся сердцем спустилась на улицу. Там было морозно, и я, кажется, сразу покрылась румянцем. Олег ждал меня у своей машины, и мы поехали, не теряя ни минуты, в хорошую частную клинику, которую мне когда-то рекомендовала Лена. Лена... Если всё пойдёт, как я надеялась, она сменит гнев на милость и одумается. Только бы!..
Когда я вышла из клиники, я чувствовала за своей спиной крылья. Я снова была счастлива, ведь теперь я знала, что ношу в себе частичку Миши - уже восемь или девять недель, как сказал доктор. Если бы я только знала раньше! Разве я тогда позволила бы себе так издеваться над собственным организмом?! Всё, теперь мой будущий малыш ни в чём не будет нуждаться! Я села в машину, и мой сияющий вид доложил Олегу о результате осмотра лучше всяких слов.
--
Можно Вас поздравить, Венера Алексеевна? - уже зная ответ, он спрашивал с улыбкой.
--
Да! - радостно подтвердила я. Мы заехали в магазин и купили всё, что посоветовал доктор. Теперь я могла быть уверена, что малыш в моём животе получит все витамины, которые только ему нужны. Олег донёс покупки до моей квартиры и собрался уходить, но я остановила его и сказала чуть не со слезами:
--
Спасибо Вам большое! Если бы не Вы, я ещё долго не узнала бы, что жду ребёнка, а тогда, наверное, нанесла бы ему большой вред своим наплевательским отношением к себе...
--
Главное, Венера Алексеевна, что Вы скоро родите мне нового начальника! Я уверен, это будет мальчик, - Олега даже на шутку пробрало, так он был рад. Кажется, у него не было своей семьи, и то, что у его погибшего друга появится ребёнок, взволновало его как нечто личное.
Я проводила его и стала приводить в порядок квартиру. Немыслимо, сколько в ней пылищи накопилось за то время, пока я была в непролазной депрессии! Но теперь всё будет по-другому - вокруг должен быть уют, а я должна всегда думать о хорошем, чтобы мой ребёночек родился здоровым. Когда я убралась и запустила стиральную машинку с грязным бельём, давно наступил вечер. Раздался телефонный звонок, и я бросилась к трубке. Мне казалось, что вот, наконец, и жизнь нормализовалась, раз кому-то пришла охота поговорить со мной. Я нажала кнопку и услышала:
--
Веня, мы можем поговорить? - голос Лены звучал странно - словно в ней боролись хорошие и плохие мысли обо мне. Она как будто одновременно верила и не верила в то, что ошиблась относительно моей причастности к убийству Миши, и поэтому сомнение и надежда сливались в её словах.
--
Да, - осторожно ответила я, боясь спугнуть её: надо пока помолчать и посмотреть, что же она скажет.
--
Мне сегодня звонил Олег... Веня, это правда, что ты ждёшь ребёнка? - она, по-видимому, очень напряглась в этот момент и затаила дыхание.
--
Да, это так. Но если у тебя есть сомнения в том, от кого он, можешь не продолжать разговор, - я предчувствовала, что такое сомнение у неё есть, и поспешила сама заговорить об этом.
--
Я верю тебе, - не без колебаний ответила она. Но ей очень хотелось, чтобы это была правда, и она всё-таки решила отбросить сомнения. И она продолжила: - Можно, я приеду к тебе завтра?
--
Приезжай, если хочешь видеть ту, кто, по твоему мнению, убил твоего брата, - я решила уточнить этот вопрос, ведь речь шла о доверии, без которого будет недоброжелательство, а это может повредить малышу.
--
Я погорячилась, Веня, и теперь не думаю так, - ясно было, что она переборола себя, и я не услышу больше обвинений. - И я обязательно приеду завтра.
Мы попрощались, и я была действительно рада, что Лена снова хорошо ко мне относится. Наверно, она решила, что раз я жду от Миши ребёнка и не пытаюсь от него избавиться, я не убийца. Может быть, тут помогло ещё и кое-что другое: Олег мог рассказать ей о том, как я жила все эти дни, какая у меня была депрессия... А это уже ну никак не вписывалось в образ аферистки! Но, так или иначе, между мной и Леной сломан лёд, и я смогу надеяться со временем, что на меня больше не будут косо смотреть. Может возникнуть только одна проблема: что, если кто-то засомневается, что у меня будет ребёнок именно от моего мужа? Но тут, я надеюсь, поможет Лена, ведь она захочет блестящего будущего для своего племянника и расположит общество в его пользу, а это возможно только при условии моей кристальной репутации. Господи, неужели кошмар наконец-то закончится?! Я так размечталась, что всё наладится, что мне даже захотелось позвонить маме, но я, хорошенько подумав, раздумала это делать. С чего я начну разговор? Не с того же, что она была права, и не с того, что она накаркала мне несчастье! Она опять запоёт насчёт того, что поделом нам, что это - наказание за грехи... Нет, мне нужен покой, а маме я могу позвонить и тогда, когда она станет бабушкой.
Лена примчалась рано утром, будто и не спала всю ночь. Хотя, может, так и было? Она обняла меня и попросила прощения за все те гадости, которые она мне говорила. Наверно, то, как плохо я выглядела, развеяло последние её сомнения. Я действительно очень осунулась и подурнела - частично из-за голода, частично от затянувшегося депрессивного состояния. Любой, даже самый предвзятый, человек мог бы увидеть, посмотрев на меня, что я жизни не радовалась... Но теперь всё изменилось, и скоро я обрету ту особенную красоту, которая, как говорят, свойственна всем беременным.
--
Веня, я сделаю всё, что возможно, чтобы реабилитировать тебя в глазах общества, - добавила Лена, подтверждая тот вывод, к которому я пришла вчера. Но видно было, что она чувствует себя виноватой и поэтому окажет мне помощь не только ради своего будущего племянника (или племянницы), но и ради меня самой. Она помолчала немного и доверительно заметила: - Все бы уже давно забыли про эти слухи, но жёлтые газетёнки время от времени печатают про тебя всякие гадости. Например, тебе приписывается роман с Виталием. Он и сам даёт пищу для подобных пересудов: намекает, что у вас с ним "кое-что" есть. Да ещё масла в огонь подлило то, что кто-то видел, как он выходил отсюда...
--
К сожалению, он действительно приходил сюда, - и я рассказала, как Виталий меня чуть не изнасиловал. Лена пообещала оторвать ему голову и "ещё кое-что из ненужного". Возвращалось то счастливое время, когда мы доверяли друг другу, и это заставляло меня радоваться всё больше и больше, если это было возможно.
Мы долго разговаривали, строя планы на будущее и решая, как назовём ребёнка. После долгих прений имена были выбраны. Так как мы пока не знали, кто у меня родится, то понадобилось два имени - для мальчика и для девочки. Если будет сын, то - Саша, а если дочка, то - Полина. Ни то, ни другое не было в честь кого-то - выбрали те имена, которые будут сочетаться с отчеством и фамилией и которые просто нравятся. Назвать ребёнка как кого-то - это значит отдать этому кому-то определённое предпочтение, а его заслуживали равным образом и родители Миши и Лены, и мои. Сохранив нейтралитет, мы всё же выполнили задачу и радовались этому, как дети. Наверно, со стороны мы выглядели глупо, но мы были так счастливы тому, что в нашей жизни скоро появится столь нам дорогое крохотное существо! Для нас не существовало в тот миг мелочей, всё было важно, потому что касалось самого желанного. Лена не ушла в тот вечер домой, чтобы ещё поговорить и ещё вместе порадоваться. Она пыталась приготовить что-нибудь такое, от чего бы меня не тошнило, а потом ей приходилось всё есть самой, потому что мой желудок принимал только йогурт и фрукты, но нам и от этого становилось смешно... Мы, словно сговорившись, не упоминали про Мишу, но каждая из нас думала о том, как бы обрадовался он известию о ребёнке. Что ж, этому не суждено быть, но жизнь продолжается, и не стоит жалеть о невозможном. Миша умер, а я осталась жить, и в этом Божий промысел.
Я каждый день выходила гулять на улицу, чтобы подышать морозным воздухом. Но в Москве его нельзя было назвать чистым, и часто Лена (я теперь не садилась за руль, потому что иногда падала в обморок и боялась, что из-за этого может произойти несчастье) возила меня за город, один раз - даже в Переяславль-Залесский, где я встала на Синий камень и загадала желание, которое касалось, конечно, моего ребёнка. Мне очень хотелось, чтобы он родился здоровым, чтобы на него не повлияла моя депрессия, в условиях которой он развивался первые два месяца. Это же самое, кстати, я загадала и под бой курантов за новогодним столом, весело чокаясь с Леной и её мужем стаканом сока. Ничего я не хотела больше, чем этого! Мне не было одиноко, потому что нас с малышом было двое, но иногда я немного грустила по сильному мужскому плечу...
Однажды, когда Лена была весь день занята, я отправилась гулять по близлежащим улочкам. Но только я отошла несколько шагов от своего дома, как ко мне подошёл молодой человек и поздоровался, назвав меня по имени-отчеству. Я, сколько ни пыталась, не могла вспомнить, видела я его где-нибудь или нет. Кажется, нигде, и я вопросительно поглядела на него.
--
Вы не знаете меня, Венера Алексеевна, - поспешил он сказать, видя, что ещё пара секунд, и я уйду, - но я хочу с Вами познакомиться. Меня зовут Дима.
--
Дмитрий, откуда Вы меня знаете? - я вглядывалась в него, отмечая про себя, что ему, наверно, года 22-23. Он был обладателем небесно-голубых глаз, наивных и чистых. Мне казалось даже, что я старше его.
--
Я видел Ваши фотографии в газетах и читал про Вас... Но я не поверил ни единому плохому слову, - добавил он и преданно посмотрел мне в глаза.
--
Как Вы нашли меня? - спросила я, но меня на самом деле волновал не этот вопрос. Зачем он нашёл меня - вот что главное.
--
О, я очень долго искал Вас, и наконец один мой друг подсказал, где Вы живёте, - застенчиво пробормотал он. Кажется, до него начинало доходить, как несуразно он сейчас выглядит.
--
Хорошо, Дмитрий, а зачем я Вам понадобилась? - я всё-таки задала этот вопрос, без которого наш разговор был бы бессмысленным.
--
Я... я решил помочь Вам, - он покраснел, словно застуканный за списыванием школьник.
--
Интересно, чем же Вы мне можете помочь? - я хотела даже добавить "молодой человек", но подумала, что это будет смешно звучать, ведь это я его младше. По годам, по крайней мере.
--
Я представитель профессии, которую Вы, наверно, ненавидите...
--
Вы - киллер? - неудачно пошутила я, после чего Дима опустил голову и чуть слышно прошептал, и в его голосе слышалась обида:
--
Нет, я журналист. Я первый год работаю, но я мог бы сочинить статью, где было бы написано, что Вы невиновны, что Вы - жертва, в том числе и жертва общества, которое...
--
Молодой человек, - я всё-таки это сказала! - Вы не поможете мне этим, а только вызовите лишние слухи. И никогда не говорите светскому обществу, да и не только светскому - любому, что оно кого-то обидело или где-то ошиблось, иначе Вас затопчут. Но за добрые намерения спасибо.
--
Венера Алексеевна, не уходите! Я... я люблю Вас! - это признание растрогало меня, а не рассмешило. Какой это всё-таки ещё мальчик! Но, что ни говори, приятно слышать, что тебя любит вот такое вот невинное, чистое сознание, которое и обожать будет со стороны, платонически... И я обошлась с ним по-доброму:
--
Дмитрий, это так неожиданно, особенно учитывая краткость нашего знакомства...
--
Мне достаточно было увидеть Вас, чтобы понять, что Вы - моя судьба, - перебил он, а в его голубых-голубых глазах горел огонь. - Я буду служить Вам как Даме сердца, даже если Вы никогда не ответите взаимностью. Извините, ради Бога, что перебил.