Аннотация: никак не связано с "Этюдом в изумрудных тонах" Геймана, я написала это в 2004.
"Понимая важность внешнеполитического фактора для развития революции, хубэйские революционные власти сразу же направили в Ханькоу консулам иностранных государств дипломатические ноты, в которых признали преемственность обязательств по всем договорам, заключенным цинскими властями. В ответ 18 октября державы заявили о своем нейтралитете. Вскоре им представился случай доказать реальность своего нейтралитета..."
Над городом висел мутный пар утра, видел Революционер с реки. Поскрипывающий паром подплывал к левому берегу Чжуцзян, на котором раскинулся Янчэн -- город Пяти Козлов, как иначе называют Гуанчжоу. Пересекавшие реку правобережцы-огородники с недоверием косились на Революционера, хотя могли бы давно привыкнуть к тому, что сегодня можно преспокойно сбрить косу и разгуливать по городу (да и по всей Поднебесной), никто не остановит и слова не скажет. Даже солдаты новой армии - и те поглядывают с сочувствием и завистью. Режиму остался дай бог месяц, думал Революционер.
Товарищи Революционера то обривали голову насовсем, то шокировали обывателя зловещими распущенными волосами, как Хун Сюцюань, безумный предводитель тайпинов. Революционер из себя был весь какой-то средний, и волосы носил средние - встрепанные и нестрашные. Нервное выражение треугольного лица и слегка торчащие резцы придавали смелому молодому человеку явное сходство с крысой. Поэтому друзья детства, не обремененные, как Революционер, грузом цивилизованных манер, до сих пор называли его Ют-сюцзай, или, по-мандарински, Крысеныш Юэ.
Паром пересек Жемчужную реку и, сминая плавающий мусор, вполз в ряды мелких лодочек, выстроившихся перед семейными сампанами "яичных людей", как пешки перед старшими фигурами. Сквозь переплетение снастей виднелось несвежее небо над рекой, несущей свои тяжелые воды вон из города -- вдаль, к изгибу песчаной косы, где возвышался темный силуэт чайного клипера "Фидес", помигивающий призрачными огнями. Подумать только, экая громада, подумал Революционер, и ведь это не самое большое заокеанское судно. Когда он был в Пекине, он видел другие суда - подобные тем, что доставили длинноносых в столицу во время второй опиумной войны. Они были тяжелее раз в сто, не меньше. Один диаметр каков. Державы, вздохнул про себя революционер.
Паром подполз к мусорному понтону, с которого тощий бездельник в шляпе, едва удержавший равновесие, облил паромщика потоком брани. Паром без колебаний продолжил свой путь. Согнувшись и прикрыв голову от дождя, Революционер спрыгнул с палубы и, оглядевшись, нырнул в вонючий проулок. Хвоста не было, как славно. Ободравшись о мелкие кирпичи, юноша прошел бочком по простенку между домами и вышел на недавно проложенную Вторую Восьмизнаменную. Из сереющего утра навстречу ему вынырнул продавец куриных крылышек, чуть не сбив его с ног плетеной чашей с товаром. Он побежал дальше, лавируя меж хлопающих вывесок, большая часть которых была написана с ошибками, сонных разносчиков, мусорных куч, белья, сушащегося на длинных шестах, -- то чинно шагая по широким улицам, то шмыгая по проулочкам.
Вскоре из-под влажного одеяла тумана на него хлынули запахи адской кухни: он вынырнул на задворках чайной "Ляньсян", где соратники нередко пили утренний чай, счастливо миновав облюбованную солдатами "Таотаоцзюй" (забавно, что сам Кан Ювэй, великий реформатор, начертал для чайной ее знаменитую вывеску). Революционер прошел через "Ляньсян", толкнув сестрицу Нг, несущую таз, и тут же снова свернул в сырой проход между домами.
Юноша брезгливо переступил через перегородившего проход пьяницу и, выйдя на Большую Песчаную, сбавил шаг. До места оставалось всего два узких проулочка, но молодой человек не торопился. Все равно он опаздывал - сегодня войска провели обыск в типографии, и Революционер, рискуя жизнью, повез гранки к верным людям на правый берег, а потому и опоздал на встречу. И, к тому же, догадываясь, о чем его попросят, он был рад отдалить миг свидания с товарищами.
Революционер направлялся в публичный дом "Изумрудная орхидея". Нет, не то, что вы подумали. Просто сочувствующая "черепашья мама" дала приют высоким господам, заботившимся о будущем Поднебесной.
Товарищи Революционера, сняв свои тряпичные тапочки, со вкусом возлежали на широкой "лежанке архатов". В нетронутой трубке, по привычке набитой певичкой Ваньхун, дымился забытый шарик опийной мази: патриоты зелье не употребляли. Западный чайный сервиз на столике, накрытом вышитой салфеткой, фотография двух красавиц в кружевных платьях, ведущих друг друга в пасадобле, -- вся обстановка призвана была ненавязчиво напоминать о том, что Ваньхун не сторонится новейших мод.
Старший брат Чэнь, расслабленно растянувшийся на лежанке, увидев Революционера, прервался, сплюнул в плевательную вазу и обрушил на опоздавшего тяжелый взгляд из-под кустистых бровей. Но тот, вежливо поклонившись, быстро занял стратегическое положение у столика рядом с пожилым цзюйжэнем Таном, который обладал сочувственным сердцем и огромным авторитетом. Потому Чэнь не стал третировать юношу, а вернулся к докладу, а почтенный Тан был так любезен, что пересказал Революционеру вкратце все, о чем шла речь до его прихода:
-- Императрица согласна подписать отречение, но Тан Шаои, присланный двором, настаивает на сохранении династии. Конечно же, на это мы пойти не можем - вспомним нашу клятву у могилы почтенного Мин Тай-цзу, первого императора династии Мин, сбросить Цин и восстановить национальную независимость. Юань Шикай, напротив, готов нас поддержать, но ему нужны гарантии.
-- Какие? - уже зная ответ, рассеянно спросил Революционер.
-- Он сказал, что поможет нам только в том случае, если будет решен вопрос с державами. Нам необходимо заручиться их поддержкой, в крайнем случае - невмешательством. Мы договорились, что это дело поручат вам.
Ну конечно. Революционер был лицом, приближенным к иноземным дьяволам. Его двоюродная сестра служила поломойкой в Квартале. А сам он имел несчастье раз в неделю навещать консульство, поскольку преподавал Алисе "Пятикнижие".
Юноша поднял глаза на Чэня. Старший брат пристально посмотрел ему в глаза.
Его слова исключали всякое двойное толкование:
-- Доктор Сунь передал, что хочет, чтобы вы, уважаемый сюцай Юэ, уладили это дело. Испытывая неловкость, напоминаю вам, что мы должны получить ответ через два дня
"Как через два дня?!" - мысленно взвился Революционер. Но Крысеныш, прятавшийся внутри него, всегда понимал, когда не надо возражать, и сказал его губами:
-- Я, недостойный, горжусь тем, что это нелегкое дело поручено мне.
***
В ночь накануне визита в консульство Революционер спал крайне беспокойно. Мать, которая не верила в нервы, говорила, что все дело в том, что он слишком редко испражняется, но Революционер-то знал, в чем причина беспокойства. Слава богу, под утро он заснул, и за два часа наспал сладкий сон.
Снилось ему, что Революция восторжествовала, и власть пришла народу. И вот вышел он улицу, а народ спешит по своим делам, весь такой веселый, радуется победе. Ему, холостяку, представилась ласковая молодая жена, красотою не уступающая Дай-ха, Большой Креветке, и Сай-ха, Маленькой Креветке, -- знаменитым красавицам-монашкам. Такая изящная, скромная, наряженная в чёнсам цвета фуксии. С утра она ходит на работу во Дворец труда, как и должна всякая свободомыслящая женщина, а вечером встречает мужа дома, и они вместе едут в освещенную дивным светом публичную библиотеку.
Революционер проснулся со светлой улыбкой на губах. Было четыре тридцать утра.
***
У набережной протоки, отделяющей остров Шамянь от города, безногий старик писал мелом на мостовой историю своих бедствий. За иероглифами шел текст, написанный на русском и английском языках. Гиганты-сипаи, караулившие деревянный мостик, пропустили его, когда он показал им карточку, и юноша вступил в тишину и прохладу закрытого острова.
Еще на подходе к зданию британского консульства он услышал сладкие звуки виктролы, разливающей "Волшебную флейту". В открытое окно Алисы ветерок вдувал газовые занавеси.
Алиса была обернута в миленькую чужеземную ткань цвета цветов коричника. После того, как иноземные дьяволы захватили Страну, откуда явился Будда с ароматными стопами, им, по понятным причинам, по сердцу пришлась тамошняя одежда - кусок набивной ткани, который обматывается вокруг тела. Дьяволы в них похожи на смешные кишечные сосиски, но Алиса была еще узенькая, поэтому на ней это смотрелось хорошо.
Она страшно обрадовалась тому, что он пришел, -- как всегда. Так и засияла. И не пожурила его за долгое отсутствие.
Они продолжили с "Песен царства Вэй" "Шицзина". Память у нее была отменная, она тут же повторяла все как надо -- пусть и глуховатым голоском, но, помилуйте, кому может прийти в голову ожидать от детеныша заморского дьявола изящества в речах.
Если бы Алиса не была таким милым ребенком, он бы никогда не отважился говорить с ней о делах:
-- Мисс Алиса, мне очень нужна твоя помощь. Мне надо встретиться с твоим папой.
-- Зачем? - испуганно спросила она.
-- Мы задумали революцию. Это значит, что мы должны свергнуть захватчиков-маньчжур и строить свое будущее самостоятельно -- конечно, оглядываясь на опыт ваших западных стран.
Кажется, она не поняла.
-- А это необходимо? - спросила она, обеспокоенно качнув рожками.
Он призвал на помощь всю свою твердость.
-- О, дорогая Алиса, это - вопрос жизни и смерти. Мои товарищи в безвыходном положении, и только твой папа может нам помочь...
-- Ну, тогда конечно... - задумчиво сказала Алиса и тут же повеселела:
-- Я давно хотела вас представить папеньке, он часто справляется о вас. Вот увидите, он будет рад познакомиться с вами.
Папа Алисы оказался ничего себе, очень даже протяженный, раз в десять больше Революционера. Рослый индус обмахивал его страусиным опахалом, изгоняя влажную кантонскую жару. Увидев гостя, консул тяжело поднялся с лежанки, оправил на себе плюшевое покрывало с кистями и поднялся на добрую половину длины. Пол просел, и торшер над газетным столиком опасно покачнулся.
Консул умело поклонился Революционеру - уважительно, но соблюдая дистанцию, -- и знаком показал, чтобы двери прикрыли.
-- Абсенту? - обернулся он к Революционеру.
-- Хай мэт-йе? - не очень уважительно поинтересовался едва вышедший из столбняка юноша на родном гуандунском.
-- Модный напиток. Его придумали во Франции, -- пояснил консул, осторожно прихватив щупальцем ярко-зеленую бутыль с этикеткой "Перно".
-- Спасибо, господин консул Великобритании, -- вежливо поблагодарил Революционер, готовясь взять рюмку.
-- Не так быстро, - остановил его консул. Мурлыча тот самый мотивчик, который разливался из алисиного окна, он положил кусочек рафинада на плоскую ложку с прорезным силуэтом летящей дамы и нацедил воды из графина. Жидкость тут же побелела и помутнела. Революционер был очарован фокусом.
-- Вот теперь пейте. - Быстро сунул ему рюмку в руки. -- Залпом.
Революционер выпил.
-- Улучшает аппетит перед приемом пищи, -- пояснил консул. - Вы ведь останетесь у нас на обед?
-- Нет, я вовсе не собирался...
-- Ну, не тушуйтесь, -- булькнул консул, развернув к нему один из проницательных глаз. - Вы ведь по какому-то делу?
Абсент поплыл по пяти органам тела, и вместе с ним по краю зрения потекли радужные пятна.
-- Конечно, любезнейший. Не стойте так неловко, присядьте.
Сам он заполз на гигантскую лежанку и внимательно наставил на Революционера все глаза.
-- Мы, союз возрождения Китая, не в силах больше видеть, как наш народ стонет под маньчжурским гнетом. До вас, конечно, доходили слухи о Революции. Массы бурлят. Опыт России, нашего северного соседа, подсказывает, что Революция сейчас и сегодня - не утопия. Наша задача особенно сложна. Народу Китая прежде прочего необходима национальная независимость. Мои отважные товарищи поклялись на могиле минского Тай-цзу сбросить Цин и передать власть народу.
Консул медленно мигнул. Руки Революционера задрожали, и он, не отводя глаз от консула, незаметно опустил рюмку на столик.
-- Очень любопытно, -- осторожно произнес консул.
-- Но мы отдаем себе отчет, что ваше вмешательство может коренным образом изменить баланс сил. Более того, отважусь сказать, что оно непременно приведет к провалу революции. Ведь если вы поддержите рушащийся цинский режим, и вся та невиданная мощь, которой вы располагаете, встанет на сторону зла и извращения, наше прогрессивное дело будет уничтожено на корню. Начнутся казни, репрессии. Видите, я вовсе не прошу у вас, как подталкивали меня соратники, предоставить нам хотя бы один из ваших крейсеров. Хотя всего один из них, подобный тому лученосному судну, которое сожгло летний дворец Юаньминъюань, мог бы раз и навсегда решить дело в нашу пользу. Мы просим лишь не вмешиваться в нашу революционную борьбу.
Революционер выдохнул, внезапно поняв, что зеленое пойло придало ему дерзости там, где, может быть, совсем не следовало бы.
"Успокойся, -- сказал он себе. - Ведь это, в сущности, очень большая и толстая виноградная улитка. Просто очень-очень хитрая".
Консул неспешно перемигивался разными глазами, как минувшим утром чайный клипер "Фидес".
Революционер в спешке выложил решающий аргумент:
-- Доктор Сунь просил меня передать вам, что, если вы поддержите нас, мы признаем все до единого неравноправные договоры, заключенные державами с цинским двором.
Консул высунулся из своего плюшевого футлярам и протянул конечность за трубкой. Предупреждая его желание, индус подал ее старику. Выдерживая паузу, консул мечтательно ее раскурил, и ароматный чад поплыл над атласом пуфов к окну.
-- Почтенный сюцай Юэ, -- проговорил наконец консул. - Вы, я вижу, сообразительный джентльмен, достойный всевозможного уважения. Поэтому хорошенько подумайте вот над чем. Режим, как вы справедливо заметили, трещит по швам и когда-нибудь определенно и безвозвратно падет. Вы также правы, полагая, что гниение разъедает собою сам стержень императорской власти, и процесс необратим. Так почему бы нам просто не подождать его естественной смерти?
-- Потому что, -- сказал нетрезвый Крысеныш, -- тогда мы, народ Поднебесной, поспеем лишь к дымящимся обломкам своего могущества. Вы, иноземцы, растащите нашу страну по кускам.
Консул лишь улыбнулся. За горизонтальной мигающей улыбкой мелькнул второй рот, вертикальный, с насаженными по краям волосками, напоминающими китовый ус.
-- Поверьте, отважный сюцай, вы же сами нас позовете.
-- Вы ошибаетесь!
-- Нисколько. Так было всегда. Вы - большие мастера изобретать, придумывать, дерзать. Ум у вас пытливый, и голова горячая. Мы же наслаждаемся жизнью. И вашими изобретениями. Нет, вы подумайте, какой еще нации, кроме вас, могло прийти в голову изобрести кор-сет! А ве-ло-си-пед?! -- Консул презрительно фыркнул. Революционер не понял, почему, но внезапно осознал другое - что старик говорит не о жителях Поднебесной, а о человечестве как таковом.
Консул меж тем продолжал:
-- О, мельтешение! суффраж, ирландский вопрос, Гладстон-Дизраэли, тред-юнионы и прочее брожение недр... И вот одним прекрасным майским днем спорщики останавливаются перевести дух. Задумываются. И вспоминают, что вон там, на высоком холме, живет старая толстая улитка, которая не принадлежит ни к одним, ни к другим, и вообще пребывает за канатами этого суетного ринга. И вот уже старая улитка едет в Калькутту, а потом в Гонконг, а потом добирается и до врат бескрайней Поднебесной... Вы меня понимаете, юноша?
-- Да, - мрачно подтвердил Революционер.
-- Так было и в Эфиопии, и в Киеве, что в России, -- много веков назад. Они спорили и спорили, и вдруг решили позвать править собою - кого бы вы думали? - нас. Вздор, думаете вы. Но, как ни парадоксально, вас больше устраивают существа без рук и без ног, чем себе подобные. И я вам обещаю, попомните мои слова, что после Революции, даже если вы ее сотворите народу на радость, пройдет время, и вы опять вспомните свои старые дрязги. Брат пойдет на брата, и товарищ на товарища. Как баптисты разных толков и уставов, возненавидите вы пуще всякого зла ближайшего соратника, который отличается от вас на волосок. - Глаз консула отчаянно заморгал. - И тогда вы остановитесь послушать тишину, и вдруг вспомните, что на ближайшем холме в какой-нибудь провинции Хунань живет какая-нибудь желтая, толстая улитка, и, склонив голову, позовете ее править собою. Дадите ей привычное имя, и будет он для вас каким-нибудь Мао, и станет тот Мао, любимый всем народом, счастливо править вами, как все тот же император...
Консул умолк, чтобы тяжело перевести дух. Крысеныш погрузился в отчаяние. Ему показалось вдруг, что, и вправду, его дела бессмысленны, и не вспыхнет пламя надежды из искры человеческого духа. Но, смахнув наваждение, он прямо взглянул в пучок глаз консула и сказал:
-- Будь что будет. И все же, скажите, что передать мне доктору Суню.
Консул поглядел на него ласково и печально. И ответил:
-- Скажите господину Суню, что вы, дерзкие дети, вправе попробовать. Мы не будем вмешиваться.
***
Окрыленный, Революционер выбежал из здания консульства на прохладную аллею, где бороды воздушных корней вековых баньянов покачивались на слабом ветерке с реки. Далеко на мысу чайный клипер "Фидес" замигал взлетными огнями и оторвался от земли. Тарелка зависла, загородив на мгновение черным контуром лунного зайца, и, подобрав ножки, исчезла в душных тропических небесах.