Дядя Вася смеялся, прикиньте... Редкое зрелище. Сильно не тот характер - не хохотун. Обычно ухмыльнётся по случаю и всё, а тут, хитро щурясь в пол, кивает ехидно. Беззубый рот под крючковатым носом до ушей, и "Га-га-га..." хриплое из небритых губ. Палец вскинул:
- Семью искали! - хекнул и уточнил пафосно: - "Павшего героя..." - По ляжке себя шлёпнул в сердцах: - А он и сам, зараза, живой, а?..
У печки присел, стал дровец подкладывать воодушевлённо. В сторожке совхозного птичника отмечался приезд свояка - Дмитрия Осиповича. Тоже бывалого человека. Ветерана, но ещё Гражданской войны, который теперь не без хмельной гордости неторопливо объяснял взрослеющему внуку Алику про орден с лентой, что Баба Зоя показывала днём, когда только приехали. Он иностранный - французский. Так и написано не по-нашему. А Василию Павловичу полагался ещё лет тридцать тому! Как ни больше... Только, где та Франция, а где мы? Павшим считали... Спасибо следопыты - пацаны, школьники такие же - откопали, грамотеи, разыскали в архивах.
За окнами, наполовину залепленными выгоревшими газетами, уже была ранняя осенняя темень. Отражалась в стёклах горящая керосиновая лампа под никелированным отражателем над столом с немудрящей деревенской закуской и выпивкой; седой гость, опекавший хмурого внука, молчаливого от старательной серьёзности-взрослости. Мерцала светом приоткрытая печная створка с горящими поленьями. Закуривающий от пламени впалощёкий хозяин вырисовывался, сильно смахивающий хищным чёрным и рябым ликом на Кощея Бессмертного с цигаркой.
Городской Алик вообще-то неправильно называл Палыча дядей. Тот был ему, по сути, двоюродным дедом, мужем родной Бабиной сестры. А Вовку, сына Дядь Васи, тоже неверно - братом. Вовка ему двоюродным дядей приходится... Но не в том дело - правился Дед: главное - какая родня.
Вовка набедокурил тут: машину в совхозе на уборочной "чикнул маленько", - но права, слава Богу, отдали; - отлупил "за наглость" приезжих малолеток, "больно грамотных"; на тридцатилетней завклубом хотел жениться, хоть и в армию идти... Коротко говоря, от этой-то Шмары-Тамары его и отправили до весны жить в Волгоград - к ним. А там армия... На работу устроили - шофёром, ясен день. Иначе Вовка назад сбежал бы. Теперь в выходные приехали на том КАМАЗе с самодельной путёвкой за картошкой, в зиму Вовке есть. Копать завтра. Баб Зоя не хотела их сюда, на птичник, пускать сторожить - знала, что встреча затянется, - но да Дядь Васю ты удержишь...
Вовка водки привёз, чуть посидел и по друзьям намылился. Дядь Вася не возражал, но предупредил, что Томки нет - в Астрахань уехала - и машину брать не позволил из-за выпитого. Вовка поотбрёхивался и ушёл пешком. А километров шесть до совхоза... Далеко. Потому и электричество никак не дотянут. Алик потом вышел на холод отлить и обмер - машины у входа не было! И мотора не слышно было... Сверчки или лягушки на дождь турчат. Пар изо рта. Тишина... Оббежал спящий птичник, собак цепных потревожив, нет нигде машины - угнали?!.. Перепуганный прибежал, а деды - не больно-то... Усмехаются: Вовка взял, Штирлиц сраный. По-тихому... Жених. Пока всех не перекатает...
- Палыч, да себя вспомни, - хмельно благодушествовал Дмитрий Осипович, - как Зойку на чигире катал...
И снова смешную историю Алик услышал: до войны ещё, неженатый Васька был. А Баб Зою - тогда Зойку-Кудри - комсомолец один, вожак, хотел отбить. Ну, после клуба гуляли, на чигире кататься пошли... Такое деревянное колесо у речки с черпаками для полива. Днём привязанный верблюд по кругу ходит - колесо крутит - черпает воду и в поливной арык льёт - техника этакая вот была. А ночью карусель готовая! Ну, девку трошки покрутили, и комсомолец сел. Его-то Васька с младшим братишкой по-настоящему стали "катать..." У того башка закружилась - не останавливают, - катайся, катайся, мол, бесплатно! Ты ж на субботнике хотел качели? Зойку звал? Звал. Теперь катайся. Тот грозить. Васька его матом. Тот орать - просит уж. Катают... Короче говоря, слетел хлопец в воду, да, закруженный, чуть не потоп... Утром с парторгом в Чёрный Яр, в НКВД звонили - Ваське с братом по два года в зубы.
После тюрьмы на Баб Зое женился - ждала. Но тут Война, мобилизация. Вовка уж послевоенный, конечно... В Севастополь попали, в морскую пехоту. Про оборону Севастополя слышал? Героическую... Утром проснулись - ни одного политрука или командира, старше лейтенанта - бросили нас. Не на чем было вывозить личный состав, не хватило плавсредств. Только командиры и семьи эвакуировались... А посуху - немец прёт на танках. ...Так ещё сколько одни, без генералов, держались! Две медальки заработал. Но - куда денешься - плен. Снова лагерь... После победы и за плен не посадили опять же, как некоторых, пугливых, и те медальки вручили. А то, думал, "опять двадцать пять..." Димитрию Осиповичу несогласие высказал: немецкий плен хуже нашего лагеря. Порядок... страшный.
Там прозвали "Генералиссимус" за хитрожопость и сходство. ...Не, не как Сталина - как Александра Васильевича Суворова. Хотя, по званию, рядовой... Только близкие знали. А эти-то командира бравого, да грамотного комиссара искали, долго не могли дознаться. А он к концу войны своё наладил Сопротивление - Шалман интернациональный: бельгийская бригада - себе, французская себе, русская себе... Саботаж на заводе - многие бомбы потом не взорвались - спасли кого-то; болтливых и пособников - к ногтю; в апреле и за самих, за немчуру взялся... И два массовых побега - с гражданской одёжей из склада, с продовольствием - из голодного-то лагеря! - и со своим маршрутом - каждому! Вот француз и вспомнил добро...
Дед хмурился, вздыхал и кивал. Но, мол, Васька, да как же ты сам, чертяка, такое дело смог? Не пионеры там - Германия. Это ж псы...
- Молодой был, - раздумчиво хмыкнув, блеснул на свояка синими, вечно прищуренными Кощеевыми гляделками Дед Вася. - Сильно на немца осерчал. - Он свой нескончаемый бычок, привычно сидя на корточках и глядя в огонь, жадно, как зэк, докуривал, обжигая пальцы. Гранёная стопочка в твёрдой костлявой руке на отлёте прочно утвердилась в пространстве и не проливала ни капли. - Да и ни один же мерекал? Были духарики...
Но всё-таки дознались как-то. Судили и повесили перед строем... показательно. Как, как... Так. За глотку. Только конец войны - и у них нехватки большие: верёвка трухлявая, старая оказалась у комендантских. Резануло шею, и всё, - порвалась - живой. А уставы два раза вешать не велят. А тут налёт!.. Отставить. А тут приказ о срочной эвакуации. Снова-здорова - порядок есть порядок: вешают Ваську опять, как особо опасного. Покоем всех ещё раз выстроили - виселица... "Всплакнул, врать не буду". Шнур телефонный взяли, чтоб уж... Вздёрнули. Тут налёт англичан опять! Быстренько в убежище все, его - scheise!* - на помойку, короче. А он, чёрт такой... очнулся! Не сразу, это конечно. Но не смерть. Там отвалы из шахты. Стал раскапываться, морду отряхнул... А на него - твою мать! - метра под два, чёрный-чёрный, как тот чёрт, долбоёб моргает... Глаза, белки, и зубы белые - улыбается. Негр! Американцы. Разведка. А то, подумал, есть всё-таки ад. Радуется чернота... Смутно помнит, как негр этот тесаком мешок белой муки вспорол - кормить беглеца...
Послышался приближающийся к сторожке шум двигателя автомашины. Вовка?! Алик подумал: ну, сейчас будет ему... А тот - знает дело - водки ещё привёз. Дядь Вася широким жестом затарившегося владельца брезентовый дождевик в углу откинул - под ним ряд ящиков со стеклянными банками - рис с тушёнкой. Списали по сроку годности на корм уткам. Хера им. Почти всё съедобное. Очередную банку открыли, понюхали - пойдёт! В жаровню. ...Короче говоря, весёлые рассказы про войну продолжались. Дмитрий Осипович стал Гражданскую вспоминать - он в артиллерию, ещё при царе, был призван на Первую мировую...