Аннотация: 5 Глава. Незваные гости пожаловали в дом Джерико и Джораша.
- Да ладно тебе, Оловер, - сказал Эйтон и отвесил Оловеру увесистый подзатыльник. - Ты мужик или сцыкло? - Харкнул он деловито на асфальт и снова усиленно заработал челюстями пережевывая жвачку.
Этот кусок каучука с ароматическими добавками невероятно быстро приобретал известность и продавался в огромных количествах, но даже богатенькие дети не могли себе позволить выплевывать его, когда вкус пропадал. Статус. У тебя есть жевательная резинка, значит у родителей хватает денег, чтобы тебя баловать. Двигаешь челюстями, значит жуешь бабл-гам, значит ты богат, значит, у тебя есть состоятельные папа с мамой и ты можешь себе позволить практически все. Надувая пузырь - ты долбанный волшебник, парящий на воздушном шаре из жвачки над простыми парнями.
Как же хочется врезать по этой надменной роже, но Оловер понимал - Эйтон крупнее него. Да, в детстве он был толстяком, но сейчас вытянулся и окреп. Силы довольно не равны. А еще очень хочется жвачку, может Эйтон когда-нибудь ей угостит?
Оловер завистливо сжал зубы и желваки заходили ходуном, непроизвольно повторяя движения Эйтона. Какого черта он водится с этим напыщенным богатеньким сынком, Эйтоном. Все потому, что их познакомил Ноа, а с ним Оловер дружил с самого детства.
Он помнил, как мама привела его в гости к соседям. Ему было года четыре, не больше. Они вошли, матери обнялись, обменялись любезностями. Незнакомая женщина проводила их в самую просторную комнату, а там копошились, улюлюкали и веселились трое детей с разницей в возрасте год. Старший - сама галантность и сдержанность - Денис, средний - веселый разгильдяй Тонтон и младший (тогда ему было три года, кажется) - Мики, он купался в дешевых игрушках, лопотал что-то на свой детский лад, но тем не менее увлеченно принимал участие в каждом сабантуе старших братьев.
Оловер помнил как братья не сговариваясь выстроились перед ним по росту и возрасту при знакомстве и мама знакомила его с каждым поочередности, после чего женщины оставили детей, предоставленных самим себе в игровой.
- Пойдем, - сказал Денис. - Я тебе все покажу.
Он схватил Оловера за руку и поволок тропами между раскиданных кучками предметов, рассказывая о себе, братьях, хвастая достижениями и сокровищами. Оловер впервые видел большинство игрушек. Дети увлеченно показывали их по очереди и рассказывали, что они могут и как ими играть.
Не прошло и пятнадцати минут как ребята уже веселились, будто были знакомы всю жизнь. Вскоре раздался звонок, и вошла еще одна женщина с мальчиком - одногодкой Оловера.
- Ноа! - вскричали братья и толпой побежали его встречать.
Оловер топтался в нерешительности. Смуглый, темноволосый, высокий и худощавый Ноа маленькими нерешительными шажками вошел в комнату и потупился:
- Привет, я Ноа.
- Оловер.
Через несколько лет мать с тройкой мальчишек собрались переезжать в другой город.
Оловер с тоской разглядывал черно-белые фотографии. Вот они сгрудились вчетвером на новогоднем празднике. Бравый и самый высоки из них Денис в солдатском мундире, Тонтон в трико, плаще и черном платке с прорезями для глаз изображал невиданного героя в маске, маленький Мики же просто был занят чем-то у ног в нарядном костюмчике. Вот Оловер в обнимку с Денисом в зоопарке, а позади них меланхолично пережевывает банан огромный слон.
Оловер до щемящего чувства в груди не хотел расставаться с друзьями. Может то было отчаяние, может чувство бессилия, но что-то его сподвигло в тот момент схватить все имеющиеся коробки пластилина и начать лепить прямо на столе в детской. Колбаска, блинчик, конус - башня. Медленно возрос старинный, королевский замок, состоящий из донжона с многочисленными кельями и дозорными башнями, обнесенный в два ряда оборонительными стенами с зубчатыми парапетами и подъемными решетками, которые, впрочем, были подняты и днем и ночью. Тем не менее, королевская стража тщательно осматривала и при необходимости обыскивала желающих попасть на территорию замка. Миновав огромный дальний двор, где ютились лотки привилегированных ремесленников и торговцев, а также роскошный сад с диковинными, но не прихотливыми деревьями, путнику предстояло пройти через барбакан в форме ромба (двухэтажное здание, ощетинившееся узкими бойницами для лучников и скрывавшее неизвестное количество комнат с латниками), подняться по дамбе надо рвом, перейти через подъемный мост и под очередной подъемной решеткой (а вот она всегда была закрыта и поднималась только по распоряжению начальника стражи), после чего можно было войти во внутренний двор, где располагалась часовня и, собственно, вход в донжон.
Если смотреть на главные ворота замка, то правее возвышался Святой Собор. Собор из белого мрамора с черными и красными прожилками, призванными показать терпимость добра ко злу, потери и не возможность существования одного без другого. Также как и замок, Собор был обнесен стеной, правда она выглядела больше декоративной, чем оборонительной - всего лишь чуть выше плеч взрослого человека, со множеством округлых арок без решеток и стражи. Зато сам Собор исполнен в готическом и очень изящном стиле, с высеченными в избытке узорами. И сам он аж на целую милю был выше Замка.
Ниже по карте, между Замком и Собором, - просторная мощенная Главная площадь. В центре воздвигнуто самое высокое сооружение в городе - черная часовая башня. Черна она от былых пожаров, и камень, сам по себе темный и матовый, местами оплавился и потек "слезами", от того ее и прозвали Плачущим Часовым. Ходят слухи, что каменные капли незаметно продвигаются вниз год за годом, понемногу, по чуть-чуть, и когда первая капля коснется земли, тогда... тогда произойдет страшное. Солнечные лучи от поверхности почти не отражаются, блики пульсируют и перемещаются, вспыхивая то тут, то там в непредсказуемом порядке, и ни духовенство, ни знатоки тайных искусств не могут наверняка объяснить почему. Циферблат, как положено, белый. Бронзовые стрелки потемнели от времени и въевшейся копоти. Короткая отлита в виде наконечника пики с выпуклым изображением крючковатого дерева без листьев, а длинная -минутная, переходит на конце в изображение месяца или восходящего солнца. Когда они сходятся вместе, в полночь и полдень, пика с древом оказывается внутри увенчанной "короной" окружности. Унылый тоскливый гул возвещает о прошествии половины суток.
О Плачущем Часовом ходит много леденящих душу историй, но одна из них - точно правда.
Лет десять назад, во время Переворота, по не известной причине, куранты остановились. Цепочка слухов и суеверий началась с того дня, когда один часовщик осмелился запустить механизм. Это был добрый человек, преданный своему делу и свыше двадцати лет посвятивший ремеслу. Его назначили главным городским часовым мастером. Ввиду своей новой должности и умения он решился взяться за эту задачу. За механизмом никогда не ухаживали, по крайней мере, записей о подобных действах не было в журнале обработки механизмов. Он вообще был чист, потому у Главного часовщика и возникли сомнения в надежности и точности механизма. Часовщик не мог не произвести тщательный осмотр и калибровку переданного ему механизма, а без этого не мог внести самую первую запись в журнале о приемке часов в эксплуатацию.
- Ухода не было - это однозначно, как часы работали - не установлено, - так и записал Главный часовщик на первом, пожелтевшем от времени листе журнала обработки механизмов, - приступаем к работам по дефектовке, калибровке и смазке.
А ниже приписал: "Главный часовой мастер Крофтон Н."
Два дня Крофтон и его помощники трудились и недоумевали, как шестерни и валы функционировали ранее. Механизмы задолго до Переворота были абсолютно сухими и должны были заклиниться или стереться, проржаветь в конце концов. Вечером третьего дня Главный часовщик отпустил своих работников по домам к своим семьям, а сам не смог оставить в покое загадочный механизм.
- Идите домой и отдохните как следует. - Вещали ботинки Крофтона, так как самого мастера не было видно среди сложного скопления гигантских шестерней. - Уделите внимание своим женам, выпивке или чем вы там занимаетесь в свободное время, расслабьтесь и отдохните. Нам не платят за работу по ночам, спасибо вам за помощь. Завтра нас ждет новый и удивительный день и новые открытия.
Говорил он, забавно дрыгая ногами.
Таким его и запомнили работники - говорящие башмаки.
Утром часы отсчитывали время как ни в чем не бывало. Горожане задирали головы и поглядывали на стрелки.
- А Крофтон знает свое дело, - думали люди. - Взял и починил.
Они даже не подозревали в тот момент, что часовщик в прямом смысле слова отдал всего себя починке курантов.
Подмастерья и рабочие, придя на рассвете, отдохнувшие и готовые приступить к работе, нашли Крофтона в той же позе под механизмами - торчащие ноги. Вот только от Главного Часового кроме ног почти ничего и не осталось. Тело было перемолото, голова размазана тяжеленым грузовым цилиндром, обрывки одежды и кишки намотаны на механизмы, стены вокруг веером забрызганы кровью... зато часы шли и больше не останавливались.
Эту историю Оловер подслушал в булочной. Половина слов не была ему понятна. Что такое Переворот он тоже не знал. Тем не менее, пока он лепил Плачущего Часового, история вспоминалась в мельчайших подробностях.
Детски пальцы продолжали лепить из пластилина.
И вот вокруг Центральной площади выросли дома знатных вельмож, ниже - жилища жителей среднего класса. Две рыночные площади по бокам, а ближе к городским стенам - кварталы бедняков и смрадные трущобы.
Немного подумав, Оловер сбегал в кладовую отца, позаимствовал немного железной проволоки, моток лески и картон. Из шкафа в спальне родителей он взял прозрачные бусинки из набора матери для рукоделия. Когда Оловер вернулся в комнату, он воткнул один край проволоки в фундамент макета, а верхний конец загнул. Из картона вырезал неровный круг, покрасил его красками в синий цвет - получилась плоская тучка. Шилом проделал в туче отверстия, порезал леску на отрезки и вдел ее в картон, закрепив узелками. Снизу каждого отрезка лески он нацепил по бусинке и тоже закрепил узелками. Оловер приладил на проволочный крючок картонку - получился ливень, после чего мальчик закрыл глаза и всем сердцем пожелал, чтобы над его городом разверзлись небеса, пошел сильный дождь, а любимые друзья не смогли уехать.
На следующий день друзья Оловера действительно не смогли уехать из-за сильнейшего ливня, обрушившегося на город. Ночью загородные дороги превратились в непроходимое месиво, повозки и кареты уже не могли передвигаться по ним.
Оловер ликовал, но и испугался, что на следующий день дождь прекратится, а друзья все же покинут его, но дождь продолжал лить.
Обрадованный Оловер показал уменьшенный город матери:
- Смотри! Два дня назад я прикрепил тучу и полил дождь. Денис с братьями и не смогли уехать! Может, они останутся? Может, они теперь не уедут никогда? Правда, здорово?
Мать Оловера посмотрела на пластилиновый город. Не рассмеялась, ни выражением лица, ни тоном и никаким другим образом не выдала даже намека на то, что Оловер говорит какую-то глупость, а очень серьезно на него посмотрела и сказала:
- Отпусти их. Они уже все решили и отправили свои вещи другим экипажем. Рано или поздно они уедут. Не держи.
Оловер долго плакал. Как он мог отпустить своих единственных друзей, с которыми провел так мало времени, а сколько еще впереди. Так горестно было с ними расставаться. Но он внял словам матери, утер слезы и выдернул проволоку с тучей из макета.
- Я все правильно сделал? - спросил Оловер у матери.
- Конечно, сынок, - ответила мать и поцеловала его в лоб. - Теперь у ребят все будет хорошо.
Оловер ухмыльнулся и прижался носом к оконному стеклу, ожидая, когда дождь закончится.
Вечером ливень прекратился. Через день дороги достаточно высохли, чтобы экипаж смог двинуться в путь. Оловер грустно махал рукой ребятам вслед. Мальчики махали в ответ. Больше он их никогда не увидит.
Остались только Оловер и Ноа.
День ото дня их дружба крепла.
Оловер продолжал увлекаться лепкой из пластилина, а затем и из глины. Конечно это не означает, что Оловер не жил обычной детской жизнью и не проводил массу времени на улице. Они с Ноа и ребятней играли в прятки, войну, дрались на палках и лазали по деревьям. Нередко мальчики приходили домой с ног до головы перемазанные грязью или с синяками и кровоподтеками после мальчишеских похождений, за что получали нагоняй от родителей. Но по вечерам, перед сном, или в особо дождливые дни Оловер с удовольствием лепил макеты невиданных городов, деревьев и различных человечков. Порой ему даже казалось, что кто-то из нестройных рядов глиняных созданий на полках тайком подглядывает за ним.
В какой-то момент Оловер ощутил, что ему не хватает знаний о своем увлечении. Он не любил читать, но в тот миг испытал острую необходимость прочесть книги по гончарному делу и лепке скульптур. Родители поощряли проснувшуюся тягу к знаниям и выделяли деньги на покупку книг. Чем больше мальчик читал, тем больше понимал, что этого слишком мало. Ему требовалось больше знаний. Уметь разбираться в материалах и способах изготовления изделий - не достаточно. Помимо этого, надо научиться разбираться в анатомии, архитектуре, живописи, химии, литературе и других науках. Ничего нельзя создать, не зная, как это устроено и как работает. Мальчик погрузился в чтение всего подряд, любых книг, всего, что содержало текст. Читал взахлеб и с упоением. Но однажды Оловер понял, что прочел все, до чего смог добраться. Теперь нужна практика, практика и только практика. И мальчик практиковался.
А в один день... - все... запал иссяк. Как выключили рубильник. Желание творить пропало. Фигурки и книги убраны в чулан, полки опустели.
Оловер учился в школе, общался со сверстниками, гулял с Ноа и позабыл об увлечениях.
Оловер легко находил общий язык с людьми, но по большей части оставался мальчишкой, которого интересовали исследования заброшенных подземных казематов города, беготня по лесам и прочая ерунда, которая интересует детей. Ноа же взрослел быстрее, находил и расставлял важные для себя приоритеты. Он любил хорошо одеваться. Его интересовала мода, девушки и новые знакомства с такими же франтами. Оловер чувствовал себя неуютно в компании напыщенных мальчуганов, для которых чувство юмора измерялось количеством метких и обидных шуточек, отпускаемых в адрес приятелей, но все же - Оловер друг Ноа, и ребятня смотрела на него снисходительно. Так, заводя знакомства среди детей богачей, Ноа познакомился с Эйтоном и представил его Оловеру.
Эйтон был крупным, но привлекательным, острым на язык богатым сыночком, имел успех среди местных мальчишек и девчонок, и смотрел на всех свысока. У него было все, что он мог пожелать. Лучшие костюмы по современной моде, игрушки, вкуснейшие иногородние сладости. Ноа завидовал и тянулся к Эйтону, хотел быть таким же, перенимал шутки и манеру речи, старался одеваться под стать, а Оловер... Оловер дружил с Ноа, а значит и с Эйтоном. Не то, чтобы Оловер имел что-то против такой дружбы, просто ему все это было не интересно.
Однажды мальчишки гуляли по окраине города. В этой части располагались трущобы. Парни сильно не углублялись во дворы, старались держаться поближе к кварталам среднего класса на случай, если придется быстро уносить ноги. Несмотря на то, что большинство жителей-бедняков в это время дня были заняты на работе и улицы по большей части пусты, все же это был самый криминальный район. Бездельники-пропойцы где-то там, в глубине отирают стены дешевых кабаков, устрашающего вида мужланы обивают пороги борделей, бездомные шныряют то тут, то там, или рассиживаются прямо на мостовых и, конечно, грабители, насильники и убийцы. Где же еще им промышлять как не в городских трущобах, где власть практически бессильна, а весь этот сброд устанавливает свои законы.
Эйтон гордо шел впереди, следом, шурша коленками, семенил не менее расфуфыренный Ноа и замыкал процессию Оловер, вращая головой во все стороны.
Внезапно Эйтон резко остановился, вглядываясь куда-то в глубину тенистой улицы. Ноа тоже подобострастно замер. Оловер сдавленно ойкнул, упершись в спину Ноа.
- Что там?
- Хммм, - задумчиво протянул Эйтон. - Ну ка, за мной! - Скомандовал он и смело шагнул в переулок.
Вонь была невыносима. Казалось, сами стены и мостовая воняли алкоголем, рвотой, плесенью и бог весть чем еще. Запахи смешались в ужасающий по тошнотворности коктейль. Эйтон извлек из внутреннего кармана жилета платок, смоченный в духах, прикрыл им рот и нос, и двинулся дальше.
Безлюдный переулок упирался в тупик. Немногочисленные окна были плотно закрыты ставнями. В углу уродливо распласталась куча газет, картона и какого-то ветхого тряпья.
Эйтон демонстративно достал из кармана зажигалку.
- Огооооо! - Восторженно протянули парни.
- Это же кремниевая зажигалка! Где ты ее достал? Такая редкость! Я о них только слышал. - Воскликнул Ноа.
- Спер у отца. Не переживайте, все равно он ей не пользуется, поиграюсь и верну на место. - Эйтон чиркнул барабаном, сверкнули искры, зажегся огонек.
Оловер отчего-то не хотел. Нет, ему очень хотелось поиграть с диковинным огнивом, но в данный момент его что-то останавливало. Не хотелось этого делать именно сейчас.
- Дай! Дай мне! - Кричал Ноа.
Мальчик приплясывал в нетерпении и подпрыгивал вокруг Эйтона в попытках выхватить зажигалку из высоко поднятого кулака. Наконец Эйтон поддался, и Ноа удалось выхватить маленький железный цилиндрик.
Торжествующий Ноа жадно оглядел груду вороха у ног. Откинул крышку зажигалки, чиркнул барабанчиком, зажег огонь и поднес к торчащему из кучи уголку газеты. Взвился густой черный дымок. Огонек нехотя пополз от края газеты. Сырая мусорная куча на удивление быстро вспыхнула.
Парни залюбовались огромным костром. Казалось смрад не мог стать ужасней, чем есть, но теперь запахи аммиака и гниения стали просто невыносимы. Комок подкатил к горлу, подступили рвотные позывы.
Когда клубы дыма и зловонные пары принялись выедать слизистые оболочки, Эйтон моргнул и прижал к носу платок.
- Уходим. - Сказал он, похлопал Ноа по плечу и отвернулся.
Парни прошли половину пути до выхода из переулка, когда позади раздался приглушенный стон. Объятый пламенем горб мусорной кучи зашевелился и вспучился. Мальчишки удивленно обернулись.
Масса бумаги, картона и засаленного тряпья поднималась в человеческий рост. Стон перерос в душераздирающий крик. Легкий ветерок колыхнул пылающие газеты у изголовья папье-маше. Они облетели, открывая обезумившее от ужаса и боли бородатое лицо. Вонь дополнилась запахом застоявшегося пота и горящих перьев (да-да, именно этот запах напоминает о горящих волосах), борода бездомного тлела как осенний мох.
Будто не веря в происходящее, он похлопал по тлеющей бороде, горящим волосам. Потом он попытался стащить с себя промасленное тряпье, но оно уже сплавилось с кожей и продолжало полыхать. Дико заорав, старик упал на землю и катался среди горящего мусора. Огонь не сбивался. Слишком много выпивки, аммиака и прочих нечистот впитала поношенная одежда.
- Помогите мне! - Еще и еще раз жалобно всхлипывал бродяга.
Оловер было рванулся спасать беднягу, но Ноа в последний момент схватил его за рукав и покачал головой.
- Пошли, ты ему уже ничем не поможешь, - холодно сказал Эйтон. - Вонючему псу вонючая смерть.
Он плюнул в сторону пожара, сунул руки в карманы и пошел прочь.
Оловер пытался освободить руку и не мог поверить в происходящее. Волей или не волей, но они прямо сейчас убивали ни в чем не повинного человека.
- Пойдем. Пошли. Ты ничего не можешь сделать, забудь, - говорил Ноа, когда преодолевал последний метр переулка, волоча Оловера за собой.
Оловер не сопротивлялся. Он был заворожен картиной, которая отпечаталась навечно в его памяти.
Тело слабо подергивалось, рука протянута к парням. Рот с редкими уцелевшими зубами открывался и закрывался в мольбе, один глаз лопнул от жара и стекал слизью по щеке. Таким его и запомнил Оловер. Это зрелище навечно впечаталось в его память и возвращалось до сих пор.
Парни поклялись друг другу, что никогда и никому не расскажут о случившемся, хотя Эйтон и Ноа порой бахвалились перед сверстниками, что убивали людей, поэтому знают, каково это и нечего им тут рассказывать всякое. Это придавало им крутизны и значимости, но они готовы были все отрицать перед взрослыми в случае чего. Оловер не участвовал в таких разговорах. Он просто старался не вспоминать об этом. Это событие связало мальчиков, не смотря на то, что их взгляды и стремления различались.
Ребята поступили в один университет на один курс. Эйтон мгновенно нашел общий язык и примкнул к молодежи из богатых семей, в чьих интересах были только красивые и ухоженные девочки, времяпрепровождение в элитных пабах и клубах, деньги, побрякушки, дорогие экипажи, и все, что с этим связано. В общем, деньги-деньги-деньги, все что можно купить и чем блеснуть перед другими. Ноа, конечно, тоже потянулся вслед за Эйтоном и был рад, что его приняли и признали равным. Оловера же подобные вещи не интересовали. Он нашел парочку друзей среди "белых ворон", одевался так, как ему нравится, курил папиросы, которые ему нравятся, но продолжал порой встречаться с Эйтоном и Ноа для вечерних прогулок по кварталу, глотал их обидные шутки и пытался получать удовольствие.
В то же время Оловер познакомился с ребятами, тусовавшимися на Главной площади и стал частенько туда наведываться. Так повелось, что Главная площадь - место собраний странных ребят: парней и девушек, увлеченных разными штуками: кто-то играл на музыкальных инструментах, кто-то рисовал на полу причудливые картины, кто-то одетый в странные одежды исполнял не менее странные танцы посередине площади. Люди обсуждали искусство и делились друг с другом, это восхищало Оловера.
Однажды он притащил с собой кусок глины для лепки и проволоку для каркаса. Долго смотрел по сторонам, а затем размял холодный, влажный комок пальцами и сосредоточено начал лепить. Он полностью ушел в работу. Ему всегда удавалось лепить деревья. В этом нет ничего сложного - ствол, ветки, веточки..., а потом ему захотелось навешать на эти веточки различных предметов. Миниатюрные горн, скрипка, футбольный мяч, художественная кисть и маленькая человеческая фигурка, подвешенная за руку, будто это не она висит привязанная за веревочку на дереве, а дерево - это воздушный шарик, который человечек играючи удерживает весом собственного тела.
Когда Оловер закончил свою работу и любовался ей, многие подошли к нему и спросили, что она означает. Стряхнув остатки грез. Оловер спросил:
- А что видите вы?
Тогда ребята наперебой начали делиться своим мнением, потом стушевались, смутились и из уважения друг к другу начали излагать по очереди. Оловер почувствовал умиротворение, заинтересованность и покой на душе. Он понял - так и должно быть, это правильно.
По этой и ряду других причин он проводил все больше времени на Центральной площади, но все меньше с Эйтоном и Ноа. С ними он продолжал гулять из чувства долга за пережитое.
И вот Оловер, Эйтон и Ноа стоят перед домом богатенького дяденьки. Дом находился в соседнем районе. Тут хватало причуд. Жилища сквайров, баронов, виконтов, графов, маркизов и герцогов пестрели капризами владельцев. Так у одного входа стояли скульптуры тянущихся вверх полуобнаженных дев, а сверху к ним тянули лапы позолоченные ягуары. Другие дома представляли собой дикое смешение стилей. Третьи в разных цветах и гаммах, не сочетающихся друг с другом, и производило все это, честно говоря, отталкивающее впечатление. А вот еще один дом - весь черный, будто измазанный ваксой. Вроде бы дом как дом, но изрезанный сложной и витиеватой резьбой, наверное, призванной показать искусство мастеров резьбы по дереву, но утопающей в общей мрачности и однотонном унынии. Но тот дом, на который поглядывали ребята... Он, вроде, был такой же, как и все остальные, но в то же время отличался.
Этот дом чем-то привлекал мальчишек. Симметричный. Выложенный из обработанного камня, черепичная крыша, бронзовые откосы и водоотливы. Витражные стекла на первом этаже, мутные слюдяные стекла во входной двери и в круглом окошке над крыльцом и обычные, хоть и просторные окна второго этажа. Темные изваяния горгулий угрюмо пялились с крыши.
- Ты мужик или сцыкло? - повторил Эйтон, пытливо глядя на Оловера.
- Прекрати, - мрачно ответил Оловер и сжал кулаки.
- Да вы чего, парни? Хорош! Ну, правда, - вмешался Ноа. - Разве мы сюда пришли письками меряться?
- Ни в коем случае, мой дорогой друг, - прищурился Эйтон не сводя взгляда с Оловера. - Мы пришли сюда проверить на что способен наш Сыкловер.
- Не называй меня так, - вскинулся Оловер.
- Сыкловер-сыкловер-сыкловер! Ахаха! Здорово я придумал? Новое прозвище, Сыкловер.
Оловер побагровел, но стоял, сжимая и разжимая кулаки и сверля взглядом исподлобья этого недоноска.
- Да правда же, хватит! - вскричал Ноа, вставая между парнями.
- Хватит трясти сиськами, Лола. У тебя жопа юбочку зажевала, так напряглась, - засмеялся Эйтон.
Он хохотал, а парни молча стояли и смотрели на него.
- Да ладно, я же шучу, - сказал, Эйтон отсмеявшись. - Чего вы так напряглись? Пойдемте вон за тот поворот, чтоб нас не заметили.
Ребята отошли на почтительное расстояние, свернули за угол.
- Значит план такой, - начал излагать Эйтон. - Разделимся. Я полезу в подвал, Оловер в сам дом, а Ноа на чердак. Уже почти стемнело, так что нас не должны заметить. В доме свет не зажегся, значит там никого нет. Берем по одной вещи, любой, и выходим. Встречаемся в пабе "Пройдоха". Сначала идет Ноа, потом Оловер, я буду присматривать за вами и пойду последним. В случае шухера уходим кто как может и встречаемся все там же, в пабе. Вот и узнаем, кто из нас тут мужик, а кто сопливая девчонка. Вопросы?
- Зачем что-то брать? - спросил Оловер. - Это как-то совсем по-детски. По-моему, я читал похожую историю в какой-то книге, или мне кто-то рассказывал, короче говоря - это совсем не новая идея, да еще и опасная. Что если нас поймают полицейские? Если мы что-то возьмем, и это заметят хозяева, то узнают, что кто-то был у них дома и опять же заявят в полицию! Тебе-то папочка поможет, а нам что делать?
- Я же говорю - сцыкло. - Эйтон презрительно выплюнул жвачку под ноги Оловеру. - Да потому, что по-другому не интересно. Тогда не бери ничего ценного, только то, чью пропажу не заметят - чулок, ложку, что угодно, сам выбирай.
Не нравилась эта идея Оловеру. В голову лезли страшилки и рассказы о похожих шалостях, когда детей приводили домой полисмены, а родители были в шоке от подобной выходки отпрыска. Но делать было нечего, иначе кличка "Сыкловер" надолго к нему пристанет. Потому Оловер промолчал и оценивающе посмотрел на дом из-за угла.
- Готов поспорить, в таком районе эти зазнавшиеся богатенькие снобы даже двери не запирают, - продолжал Эйтон. - Я жду от вас, что вы проявите сообразительность и смекалку. Через один вход не заходим. Уже достаточно темно, фонари еще не зажгли. Ну, за дело! Ноа, пошел дружище! И не забудь, ты лезешь на чердак.
Ноа зашуршал сведенными коленками, когда шел на полусогнутых через дорогу. Быстро преодолел расстояние до невысокой ограды, перемахнул через нее, немного постоял в тени, озираясь.
Высоченное дерево у восточной стены распушило шикарную, густую крону. Верхушка возвышалась над домом. Неухоженные ветви лежали на крыше сытыми питонами. Черепица местами просела под тяжестью могучих ветвей. Можно вполне легко взобраться по стволу, перебраться на крышу, а затем пролезть в смотровое окошко на чердак. Скорее всего Ноа так и подумал, потому что направился к дереву, подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку, обхватил ногами ствол и взобрался на ветвь. Легкое шуршание листьев выдавало юного лазутчика, но этот шум терялся в шелесте кроны на ветру. Наконец Ноа поравнялся с крышей дома. Мальчики отчетливо различили переминающийся с ноги на ногу силуэт на фоне луны. Набравшись храбрости, парень неуклюже шагнул на крышу и... потерял равновесие.
Ноа вращал руками в попытках сохранить устойчивость. Носками ботинок он ощущал твердую поверхность, но пятки балансировали в пустоте. Пот прыснул из пор и мгновенно остыл, одежда прилипла к телу, движения замедлились как во сне. Ноа испуганно обернулся и пожалел - переместился назад, зеленая трава внизу приближалась и удалялась, сейчас бросится на него, хотя нет, или да, вот сейчас.
- Глупо-глупо-глупо! - успел подумать Ноа. - Боже как глупо!!!
В следующий момент он упал.
- Мамочка! - жалобно пискнул парень, переворачиваясь в полете корпусом к газону, выпростав руки в стороны и принимая позу белки-летяги.
Что-то сильно дернуло левую руку. Стрельнуло в плече. Падение прекратилось, и Ноа с удивлением обнаружил, что болтается над землей, сжимая лапу одной из каменных горгулий. В глазах расцвел калейдоскоп из светлых и темных пятен, за которыми менялись местами трава, стена, надменная рожа горгульи, что даже не смотрела на него, ей все равно - это было даже обидно. Не помня себя от страха, Ноа ухватился за лапу второй рукой. Адреналин бурлил в венах и придавал сил. Ноа с не свойственной ему прытью вскарабкался по статуе, запрыгнул на крышу и не сбавляя хода бросился птицей в смотровое окно. Если бы окно было заперто изнутри - произошла бы новая неприятная ситуация с мальчишкой, однако ему повезло, окно распахнулось от удара, и он влетел вовнутрь.
Эйтон и Оловер одновременно выдохнули и звучно вдохнули воздух. Трудно сказать, дышали ли они вообще с тех пор, как их друг шагнул на крышу. Оловер присел на корточки, обхватил лицо ладонями, Эйтон прижался к стене спиной и закрыл глаза. Ребята просто молчали, пытаясь успокоиться.
- Твой черед, - наконец сказал Эйтон.
Оловер уже знал, что делать. Он пошел прогулочным шагом к таинственному дому.
"- Будь, что будет, - размышлял на ходу Оловер. - Эйтон сказал проявить изобретательность, а значит удобный путь по дереву не стоит повторять в попытках забраться на второй этаж или, тем более, через смотровое окно на чердаке.
Раз ему надо попасть в середину дома, самый логичный и простой способ - через парадную дверь. Это будет и смело, и дерзко. Оловер узнает есть ли в самом деле там кто-то, предостережет Ноа (который услышит шум, поймет, что хозяева дома и будет вдвойне осторожен), и Эйтон больше никогда не посмеет потешаться над Оловером."
Оловер толкнул калитку - не заперто, тихо прошел по мраморной дорожке к крыльцу. Одна, две, три ступени, шаг, еще - дверь, вдох, выдох, Оловер постучал... Паника-паника! До Оловера дошло, что он не придумал речь, если ему откроют. Он так обрадовался, что придумал идеальный план, Эйтон просто обалдеет от такой идеи. А если вдруг откроют? Кто он? Зачем пришел? Что хотел? Черт! Тук-тук-тук - стучало сердце. Ничего не оставалось как считать удары. В голове - пустота как в университетской столовой после шестой пары.
- Пожалуйста-пожалуйста, хоть бы никого не было дома, ведь Эйтон сказал, что никого нет дома! Молю!
Двадцать, тридцать ударов сердца. Тук...тук...тук... - сердце успокаивалось. Сорок, пятьдесят - никто не откроет. Никого нет дома. Слава богу! Что теперь? Оловер толкнул дверь и чуть не упал, настолько легко она отварилась.
"- Вот так чудеса, - подумал он. - А Эйтон ведь действительно был прав. В этом квартале не запираются. Находка для ворья."
"- Итак, этим соплякам удалось войти внутрь, даже вроде незамеченными. Вокруг тихо, - размышлял тем временем Эйтон. - Придётся тоже идти. Ну да ладно. Они смогли, значит тем более я смогу."
Эйтон тоже заранее подготовился. Он уже был здесь на днях. Разведал территорию. Слева от дома есть не запертый вход в подвал, потому выбор пал на него с самого начала, что может быть проще? К тому же, Эйтон нашел кружной безлюдный путь позади дома, туда он и направился.
Все прошло идеально - Эйтон впотьмах перелез через ограду за домом, по стеночке добрался до крышки входа в подвал, приоткрыл крышку, юркнул под нее и с грохотом свалился в затхлое, темное помещение. Что-то попадало, и воцарилась тишина.
Темно как в склепе, ничего не видать. Воздух спертый, но сухой. Нет подвальной сырости и запаха промокшего тряпья. Почему-то витает легкий аромат алкоголя. Может, это винный погреб?
С того самого злополучного дня в квартале бедняков, Эйтон всегда держал зажигалку при себе. Когда отец обнаружил пропажу и спросил у Эйтона, он правдоподобно сыграл удивление и поинтересовался, о чем это отец толкует вообще. Отец лишь досадливо махнул рукой и пошел дальше перерывать комнату.
Эйтон достал свое сокровище, чиркнул барабаном и поднял руку, окружив себя мерцающим светом. Кругом царил беспорядок: парочка старых и пошарпанных столов с выдвижными ящиками. На одном громоздилась куча склянок, банок и бочонков. Стол в потеках краски, грязи и в липких пятнах. На единственном свободном пятачке валялась грязная палитра с похожими на собачье дерьмо крендельками засохшей краски и стояла банка с водой, из которой торчли деревяшки кисточек. Он наугад открыл один из бочонков, понюхал - в нос шибануло запахом меди и масла, похожего на льняное из тех, которыми мама делает притирания:
- Фу! - Выдохнул он.
Другой стол был густо присыпан пылью и какой-то черной крошкой. В отличие от первого, на нем был только один предмет - старый граммофон.
Эйтон продолжил исследовать подвал. Неказистый стул со стопкой пластинок, Эйтон сдул пыль с верхней обложки - не известное название, черт с ним, - бросил на пол. Что еще? Много стоячих и разбросанных повсюду мольбертов и рам, как пустых, так и с закрепленными холстами, неразличимыми в слабом свете. Эйтон развернулся и коснулся лицом чего-то, что загородило обзор. Отшатнувшись, он понял, что уткнулся лицом в один из угольных набросков, прикрепленных прищепками к натянутой бельевой веревке. Уродцы. Кривые, косые, страшные, очень страшные, отвратительные и очень отвратительные уродливые люди красовались на бумажных листах, и таких веревок было множество натянуто под низким потолком комнаты.
Внезапно что-то на периферии зрения привлекло внимание Эйтона, он повернулся, прищурился и посветил в ту сторону. На стене висела картина в резной красивой позолоченной раме. Эйтон поднес огонек ближе и ахнул - на стене висела картина с изображением улицы...той улицы! Такой же как ее помнил Эйтон с точностью до мелочей. Не веря, он сделал шаг ближе - сложилось впечатление, что он смотрит через окно и вот-вот мимо пролетит газетный лист. Эйтон протянул руку... - пахнуло воздухом, подросток моргнул и обнаружил, что стоит в узком проходе до боли знакомого закутка. Та самая вонь, что преследовала его до сих пор в забытье по ночам, ударила в нос. От неожиданности он согнулся и закашлялся, но когда справился с приступом, выпрямился и остолбенел - спиной к нему стояли три мальчугана, явно младше лет на пять. Эйтон догадывался, кто перед ним, но все еще не мог поверить в происходящее.
"- Так вот как выглядит мой затылок, - подумал Эйтон, окидывая самого крупного мальчика любопытным взглядом. - Стоп! Я был такой толстый? Не может быть!"
Он похлопал себя по животу, ощупал бока - нет, сейчас он скорее подходил под определение "крепкий", он всегда себя таким считал, родители всю жизнь называли его крепышом, но видя себя со стороны Эйтон понял - он был пухлым мальчиком. Это с возрастом он немного вытянулся и стал выглядеть больше массивным, чем толстым. Наверное, из-за положения в обществе отца, окружающие не осмеливались дразнить Эйтона, зато уж он-то себе в этом не отказывал и считал издевки над внешностью верхом юмора. Что может быть более простым и заманчивым объектом шуток, чем внешние недостатки? Это всегда работало и все смеялись.
Дети явно не знали о том, что Эйтон стоит у них за спиной и не замечали его. Уменьшенная копия Эйтона достала зажигалку.
- Спер у отца. Не переживайте, все-равно он ей не пользуется, поиграюсь и верну на место ... Ну? Кто первый?
- Я! Я-я-я!! - закричал мини - Ноа.
"- Нет, - подумал Эйтон. - Не надо этого делать, я знаю, что будет дальше. Не хочу это пережить снова."
- Остановитесь! - Завопил взрослый Эйтон не своим голосом. - Не надо этого делать! Там...
Дети обернулись на крик. Все верно. Это были действительно детские копии Эйтона, Ноа и Оловера, вот только что-то непривычное было в этих лицах. Нет, себя-то он со стороны не видел, но вот лица Ноа и Оловера.... Детские мордашки измождены, осунулись, и...
"- Жестокость, - понял Эйтон. - Безграничная усталость, сожаление и всепоглощающая злоба кривили детские лица. - Они будто старики!"
- Так это ты сделал? Свинтон! - вкрадчиво спросил маленький Эйтон.
- Нет-нет, я тут не причем, это же Ноа. Он! Это он все сделал - бормотал Эйтон, вскинув ладони в защитном жесте. - Я...
Он собрался кинуться наутек, но путь ему преградил Оловер.
- Оловер, - обрадовался Эйтон. - Уж ты-то не с ними! - Улыбнулся он своей "фирменной" улыбкой. - Я тебя знаю, ты же не такой как они! Пропусти меня, я уйду и мы все постараемся забыть об этом недоразумении, мы же были просто детьми, Оловер.
- Да, Эйтон, - сказал Оловер и обратился к маленьким копиям Эйтона и Ноа. - Знаете парни... давайте просто убьем мудака. Я хочу содрать эту самодовольную ухмылку с его лица, как же она меня бесит. Кто хочет жвачку со вкусом свинины?! - И кинулся Эйтону в лицо.
Зубы Оловера сомкнулись на щеке Эйтона, и тот упал от неожиданности. Оловер вырвал зубами кусок щеки, проглотил не жуя и вцепился в другую, быстро, но методично обгладывая лицо ненавистного приятеля. Эйтон пронзительно завизжал от боли.
- Свинтон! Свинтон!! - восторженно подхватили копии Ноа и Эйтона.
Маленький Эйтон рвал голыми руками грудь парня, дергал обнаженные ребра, пытаясь взломать грудную клетку и добраться до сердца, Ноа уже вспорол живот и радостно выдергивал кишечник метр за метром, как гирлянду платков из шляпы фокусника. Эйтон вопил, пока Оловер не выгрыз в смертельном поцелуе верхнюю, а затем и нижнюю губу, но и тогда Эйтон продолжал заходиться в бесконечном захлебывающемся вопле, что-то поднималось из глубин пищевода и бурлило в горле.
Огромная куча отбросов в конце проулка зашевелилась. Из-под нее выполз бродяга и уставился на происходящее пиршество.
Эйтон заметил нищего, протянул руку, в последний раз вдохнул полные легкие воздуха, перед тем как Ноа надкусил их, надул как жвачный пузырь и втянул ртом. Он тоже всегда мечтал, что друг поделится жвачкой.
- Помоги! - захлебнулся подросток.
Оловер впился губами в глазницу - смачно хлюпнуло. Он высосал глаз и заработал челюстями.
Ноа долго лежал на полу чердака, где распластался после стремительного полета сквозь проем смотрового окна. Сердце колотилось в груди как муха о стекло. Мальчик хватал ртом воздух и жмурил глаза: он же мог умереть! Еще бы чуть-чуть. Кстати ему показалось, что не он схватился за лапу горгульи, она сама его ухватила? Чего только не примерещится в страшный час. Зачем он бросился в окно, не зная открыто оно или нет?
Еще с полсотни мыслей пронеслись в его голове. Реальная муха жужжала в унисон мыслям, села на щеку, быстро перебирая лапками, пробежала по щеке к носу, сунулась туда - щекотно! Ноа машинально размашисто шлепнул себя по лицу. Сработало! Муху он, разумеется, не убил, зато звонкая оплеуха вывела его из ступора - он распахнул глаза, хватаясь за ушибленный нос, и покатился по полу, осыпая все и вся отборной бранью. Наконец Ноа встал и осмотрелся. Через маленькие окошки в помещение поступало достаточно света, чтобы разглядеть очертания предметов. Чердак как чердак, ничего примечательного. Давно не чищенные нагромождения старой мебели, паутина в углах, Ноа показалось или где-то неподалеку были слышны легкий скрежет и шуршание. Жутковато - Ноа поежился.
В тишине дома откуда-то издалека и снизу раздался стук. Ноа замер - кто-то стучит во входную дверь? Кого могло принести на ночь глядя? Ответом на стук была тишина, но на всякий случай парень решил переждать. Оглядевшись, он заметил старое кресло-качалку, стряхнул с него пыль, присел - очень удобно. Когда Ноа оттолкнулся носками ботинок и начал раскачиваться, качалка не издала ни звука, вопреки тому, как часто бывает с этими креслами-качалками, которые своим монотонным поскрипыванием успокаивают стариков и сверлят дырку через ухо прямиком в центр головы остальных домочадцев.
"- Надо не забыть, что-нибудь прихватить с чердака, - размышлял Ноа, блаженно откинувшись на спинку. - На чердаке отыскать такую безделушку будет проще простого, ну его на хрен блуждать по этому дому. Возьму что надо и на выход. У меня и так мурашки по коже, к тому же я уже достаточно настрадался за вечер. Острых ощущений под самый пердак..."
За размышлениями, под мерное раскачивание, встряска пережитых событий отступила, напряжение схлынуло, и не заметно для себя парень задремал.
Когда Ноа проснулся, то снова распереживался. Он не знал, сколько времени проспал, но когда увидел, что на дворе все еще ночь, то немного успокоился. Надо было уходить. Вскочив с кресла и досадливо пнув его ногой, он опомнился, что хозяева могли вернуться домой пока он спал, а он тут шумит. Надо уходить. Ноа быстро осмотрелся в поисках вещи, которую можно будет прихватить с собой, как условились парни - что-то блеснуло в тусклом свете. Вот оно! На одной из многочисленных полок, заваленных разным хламом, лежали старые часы с разбитым стеклом и порванной цепочкой. Ноа сунул их в карман и отправился на поиски люка. Деревянный люк нашелся довольно быстро в одном из углов. Мальчик медленно его приоткрыл - внизу приставлена к стене лестница, которой Ноа и воспользовался. Следующий спуск был в центре коридора, мальчик направился туда тихонько вдоль стенки, огибая двери. Коленки предательски шуршали друг о друга. Черт! Как же он ненавидел свою походку, Эйтон не раз потешался над ним из-за нее. Тогда парень развернулся спиной к стене, развел колени и растопырил руки для равновесия, превратившись в подобие гигантского краба и так - крабиком-крабиком, приставными шагами доковылял до центра коридора, шмыгнул вниз, нашел входную дверь, нашарил ручку, рванул на себя и пулей вылетел прочь из этого проклятого дома. В несколько скачков преодолел расстояние до калитки, выбежал, наконец, на освещенную улицу и помчался дальше. Слишком поздно Ноа понял, что бежит не в ту сторону, зато несется к укрытию, откуда парни дали старт своему приключению. Что ж, это тоже неплохой вариант - спрятаться за облюбованным углом, перевести дух, а уже потом спокойно отправиться в "Пройдоху".
Не сбавляя хода, Ноа свернул за угол, споткнулся и больно упал. Поднявшись на ноги, он первым делом досадливо посмотрел вниз, выискивая причину своего падения.
- Эйтон! Какого хрена ты...! - Заорал парень, забывая о скрытности. - Ты что ли офигел тут валяться, пока я там чуть...Эйтон?! - Ноа подошел ближе.
Эйтон лежал на земле спиной к парню и мелко подрагивал. Ноа опустился рядом, повернул Эйтона на спину и отпрянул в испуге. Его друг бился в конвульсиях - ноги и руки изворачивались под неестественными углами как у эпилептика, зрачки дрожали в унисон, изо рта густой пузырчатой губкой вываливались комья пены. Ноа запаниковал - бил здоровяка по щекам что было сил, тряс за грудки и орал ему в лицо.
- Ты заходил в дом? Сволочь! Отвечай мне!... Что с тобой?! Что мне делать?! Ответь! - кричал Ноа...
Состояние Эйтона не менялось. Он захлебывался пеной, и крутился из стороны в сторону.
"- К черту осторожность." - Подумал Ноа и взвыл в небо -Кто-нибудь!!! На помощь!!!!
Оловер тихонько затворил входную дверь и прислушался - тихо. Он напрягал слух, готовый в любой момент броситься обратно за дверь, но действительно не расслышал нарастающий гул. Несколько мгновений потребовалось, чтобы сообразить, что парень позабыл дышать, от чего загудело в ушах. Пульсирующие толчки бились о барабанные перепонки. Оловер выдохнул... Тихо...
На первом этаже налево и направо - два огромных помещения. Просторная гостиная по правую руку, где каменные стены украшены пестрыми гобеленами с вышитыми красивыми узорами и стилизованными изображениями мифических созданий и животных. Между гобеленами развешено скрещенное оружие и щиты. Некоторые клинки обладали такой формой, какой Оловер даже представить не мог и терялся в догадках к какому виду оружия их вообще можно отнести. Мебели - несколько сервантов вдоль стен, небольшой чайный столик и два стула рядом с ним. На полу пушистый ковер, на котором, наверное, здорово валяться - именно так Оловер и поступил бы, будь у него такой шикарный ковер - лежал бы зарывшись в него и читал бы какую-нибудь увлекательную книгу. Ему было бы так хорошо и уютно. Особенно ощущение уюта усиливал камин. Сейчас он распахнул темный зев от чего выглядел довольно неприветливо, но если в него подкинуть дров и разжечь, то камин станет добрее, а комната преобразится и будет переливаться теплыми тонами. Оловер невольно улыбнулся этим мыслям, когда представил, как это было бы здорово. И наконец, посередине гостиной стояло обитое бархатом кресло с позолоченным обрамлением, повернутое к камину. Отчего - то Оловеру не хотелось подойти ближе и проверить сидит ли кто-то в нем, хотя что-то подсказывало, что кресло очень удобное и само манило в него присесть.
Слева располагалась столовая. Большую ее часть занимал огромный дубовый лакированный стол, за которым могла разместиться дюжина персон, не меньше. На столе расставлены три канделябра с потушенными свечами. Аккуратно задвинутые стулья. В конце комнаты виднелся проход - на кухню, наверное. На противоположной от занавешенных окон стене был натурально нарисован пейзаж, на котором изображались окруженная лесом полянка у озера, а по ту сторону водной глади горная гряда, пушистые облака клубились и величаво плыли по небу, отражаясь в воде, и восхитительный алый закат...или рассвет -так сразу и не поймешь, но одно Оловер знал наверняка - ничего прекраснее он в жизни не видел. Казалось, сейчас повеет свежий ветерок и взъерошит волосы, а парящие в небе птицы наполнят тишину мелодичными трелями.
"- Не простой это дом, - подумал Оловер. - И не простой человек здесь живет."
Почему-то Оловеру показалось, что хозяин дома очень одинок. Количество стульев говорило об обратном, но не смотря на чистоту, дом будто пребывал в запустении и уже очень давно.
И еще одна достопримечательность первого этажа - широкая винтовая лестница на второй этаж. Удивительный и прекрасный дом приглашал Оловера побольше узнать о нем, и кто знает, какие еще удивительные секреты скрывались на том конце лестницы в небо.
Ступеньки надежно выдерживали вес мальчика, в то же время, сопровождая каждый шаг глухим скрипом, но страх вовсе покинул Оловера. За краткое свое приключение парень не раз удостоверился в том, что дом пуст. Лишь чистое любопытство влекло мальчика.
На втором этаже сквозной коридор с рядами дверей. Оловер толкнул ближайшую, прямо напротив и очутился в рабочем кабинете владельца. Лунный свет расчерчивал помещение напополам, падал сквозь оконную раму неровными прямоугольниками на край стола, пол и комод у боковой стены. Направленные лучи не позволяли Оловеру хорошо разглядеть обустройство кабинета, но он мог различить очередное кресло за столом - не такое шикарное, как внизу, зато с боковыми выступами, укрывающими нутро в тени от света из окна. Оно, наверное, довольно глубокое и не менее удобное, чем его старший брат в гостиной. Позади угадывались геометрически правильные линии книжных шкафов и полок.
Пересекая лунный луч, Оловер замешкался у комода. На полированной поверхности лежал одинокий вскрытый конверт. Оловер открыл его и достал письмо, "Я считаю, что детство нельзя отпускать" - гласила единственная надпись.
"- Это послание, - подумал Оловел. - Кому оно? Хозяину дома? Он явно не ребенок, скорее это могло бы быть адресовано мне. Что-то в этой строчке такое..." - Оловера захлестнули воспоминания, будто вчера он бегал и веселился с Денисом, Тонтоном и Мики. Вот они вместе перебирают игрушки, Тонтон тогда еще подарил ему миниатюрную карету, а Мики подарил слоника в придачу. Малыш был полон наивной уверенности, что слон как нельзя лучше подходит для того, чтобы тянуть карету. А вот они вместе пошли гулять на рынок, где стянули у пекаря свежеиспеченную булочку - в погоне за ними на перекрестке, когда они разбежались в разные стороны, пекарь так растерялся, что потратил драгоценные секунды, беспомощно крутясь на месте, мальчишки долго хохотали потом, осыпая друг друга крошками изо рта...
Сосредоточенно глядя на текст, Оловер так погрузился в детские воспоминания, что не заметил, как тонкая нить отлепилась от края листа и потянулась к конверту. Такая же ниточка отклеилась от конверта, медленно сплетаясь и закрепляясь в узел с первой. Конверт бесшумно размотался как клубок пряжи. Оловер заподозрил неладное, только когда чернильный текст на глазах разделился на полосы нитей, и клуб тончайшей паутины взвился в воздух, а затем набросился на мальчика, заключая в кокон. Парень успел инстинктивно вздернуть опустевшие руки к горлу, что его и спасло, потому что поверх ладоней легли кольца нити в удушающем кольце. В мгновение скованный по рукам и ногам Оловер рухнул на пол беспомощной куколкой, вот только не суждено ему превратиться в бабочку и выпорхнуть, скорее он будет задушен и съеден неизвестным пауком. Поразительно прочная нить не реагировала на потуги парня вырваться, лишь туже затягивалась, врезаясь в тело.
Из кресла вскочил человек и выкрикнул какое-то слово. Нитка ослабила давление и рассыпалась вокруг ошеломленного Оловера. Мужчина подбежал к Оловеру, опустился на колено и приподнял его за плечи.
- Вы в порядке, молодой человек? Порезов нет?
- Н-нет, - выдавил Оловер. - Что? Что это было?!
- Дышите, молодой человек, все позади.
- Я дышу, дышу, во многом благодаря Вам. - Оловер разглядывал незнакомца - высокие скулы, благородные черты лица, можно сказать красивый мужчина, насколько Оловер мог судить о мужской красоте.
Быть того не может, этот джентльмен все время сидел в кресле. Какой же Оловер идиот.
- Меня зовут Оловер, спасибо, что спасли меня.
- Пустяки.
- Ничего себе пустяки, меня чуть было не задушило или изрезало на куски это-это, что это вообще такое было?
- Это ловушка.
- Что? Какая? Как? Почему? Для кого ловушка? - вырвался из рук незнакомца Оловер, поспешно отползая прочь. - Я не понимаю. Это что, какое-то волшебство? - Выпалил Оловер, упираясь спиной вхолодную стену и снова оседая на пол.
- Магия, - устало произнес мужчина вставая. Он вернулся к столу и снова скрылся в обволакивающей тени кресла. - Магическая ловушка активируется, если ты находишь в тексте что-то близкое, родное, что захватывает твое внимание. Та значимость, которую ты придаешь словам, подпитывает заклинание, и оно захватывает тебя самого. Нить очень прочная, ее не порвать грубой силой.
- А как вы ее остановили?
- Слово - ключ прекращает действие заклинания. Меж тем обычный человек не в силах навлечь на себя такую беду. Именно эта ловушка просто не сработала бы, она предназначена для другого... Кто ты, мальчик?
Оловер растерялся и, не найдясь с ответом, выложил скороговоркой с запинками и заиканиями все, что приходило на ум. Он рассказал о детстве, о безмятежных временах с Денисом, Тонтоном и Мики, о тягостном расставании и наивных и глупых попытках отсрочить отъезд друзей с помощью созданного макета города и грозовой тучи, о своих последующих метаниях в поисках знаний и развитии увлечений. Затем Оловер рассказал о знакомстве с Ноа и Эйтоном, смущенно заливаясь пунцовым цветом, во всех подробностях признался в убийстве бродяги в переулке. Завершило рассказ повествование о дерзком плане Эйтона пробраться в этот дом, как Ноа взобрался на крышу и чуть не сорвался, но попал на чердак, как Оловер смело достиг поставленной цели попасть внутрь дома и поднялся на второй этаж, что испытал при чтении письма...
Незнакомец поначалу внимательно слушал рассказ мальчика, только пару раза перебил, с требованием описать мысли, чувства и желания в те моменты, когда Оловер лепил макет города, фигурки и искал знаний в книгах, после чего загадочный мистер замолчал и, судя по всему, утратил интерес к рассказу мальчика. Темная ниша в кресле отвечала равнодушным молчанием на ужасающие подробности поджога мусорной кучи в квартале нищих. Без реакции осталось и признание в том, что прямо сейчас в доме находятся еще два нежданных гостя и занимаются невесть чем.
- И вот я перед вами, - перевел дух Оловер. - Не знаю, что еще добавить. Честно. - Что-то подсказывало Оловеру, не стоит утаивать и врать хозяину дома.
В воздухе повисла пауза, Оловер ждал, но ничего не происходило. Когда он уже оставил тщетные попытки понять, о чем задумался незнакомец и как загадочный мистер распорядится его судьбой, тихий голос позвал мальчика:
- Подойдите ближе, молодой человек.
Оловер нехотя встал, подошел к столу и выпрямился по струнке в лунном свете. Незнакомец внимательно всмотрелся в мальчика, все еще о чем-то размышляя. Будто он изучал занятное насекомое, решая - пронзить букашку иглой и поместить в коллекцию или отпустить на волю в мир букашек. Не в силах выдержать пристального внимания, Оловер перевел взгляд на книжные полки позади владельца дома.
- Да, что-то есть... - Наконец подытожил мистер.
- Ого! - Перебил его Оловер, успевший прочесть некоторые названия книг и метнулся к застекленным шкафам. - Это же...это "Алхимия как наука", а вот "Зодчество веков" и "Лепка живого и не живого". - Перечислял Оловер названия книг, переходя между шкафами и пачкая потными ладонями. - Я слышал, как ребята на площади шепотом рассказывали о них, но поверить не мог в существование, вы же знаете, как дети любят болтать всякий вздор.
Незнакомец окликнул парня вежливым покашливанием.
- Я хочу прочесть их все! - загорелся мальчик. - Можно? Можно-можно-можно?! Пожалуйста!! Я сделаю все, что вы скажете, ну пожалуйста! - Тараторил Оловер, забыв, что он совсем не в том положении, чтобы просить что-то у этого мистера.
Лицо мужчины не выражало ровным счетом ничего. Опять повисла напряженная пауза. Оловер опомнился и в ужасе зажал рот ладонью, распахнув глаза, ему снова стало не по себе.
- Что ж, - наконец разомкнул губы загадочный мистер. - Все, что я скажу, говоришь?
"- Мне конец", - подумал Оловер, но вслух твердо сказал:
- Да, конечно.
Теперь, когда он сам убедился в существовании легендарнейших и таинственных знаний, скрытых в переплетах, Оловер просто не сможет теперь жить спокойно, пока не заглянет под обложку, хоть одним глазком.
- Вы умеете хранить секреты, юный джентльмен, а я сомневаюсь в том, что вы джентльмен после вашего вопиющего поступка. Я говорю о вторжении в дом другого джентльмена без предварительного извещения надлежащим образом о своем визите.
- Но я же постучал, - жалобно простонал Оловер. - Никто не ответил...
- Стало быть, гость не желателен!
- Простите, - пискнул Оловер. - Я умею хранить тайны, правда-правда! Я же никому кроме вас не рассказывал об убийстве бездомного. Честно-честно!
- Как бы то ни было, предлагаю заключить сделку - вы, молодой человек, никому не расскажете о событиях этой ночи, кроме того приложите все усилия, чтобы сохранить в тайне свой визит. Никому! Таким образом, мы узнаем, стоит ли вам доверять. А мы узнаем, не сомневайтесь.
- Да-да, - с готовностью закивал Оловер. - Я никому не скажу, я все сделаю! А вы разрешите мне немного почитать ваши книги?
- Это уже зависит от усердия, с которым вы, юный джентльмен, будете соблюдать наш уговор.
- Когда я смогу снова прийти?
- Две недели - разумный срок для того, чтобы проверить, чего на самом деле стоит ваше слово, молодой человек.
- Конечно-конечно! Скажите...как я могу к вам обращаться, мастер?