Я одеваю свое длинное черное пальто, купленное после долгой примерки в магазине неподалеку от шумной и нарядной Кё, беру перчатки и шляпу. Долго стою в коридоре перед зеркалом, в которое мне не хочется смотреть. Трость и темные очки лежат здесь же, на столике перед зеркалом. Еще не поздно отказаться от всего задуманного, не поздно поднять глаза и увидеть в зеркале себя... Дверь с глухим стуком закрывается за мной. Теперь я слепой Санни. Я могу спокойно гулять в абсолютном одиночестве вдоль Граф-Адольф-Штрассе, неспешно постукивая тростью перед собой. Никто не потревожит покой слепого Санни, не будет приставать к нему с распросами, что, где и когда. Дорога открыта для меня, и даже небольшая демонстрация переселенцев, шагающая под громкие мегафонные выкрики, расступается передо мной и обтекает меня и мою трость, которой я старательно постукиваю в разные стороны. Молодец, Санни ! Слепой может позволить себе быть и политическим слепым, ему ведь не увидеть того прекрасного будущего, ломящегося в сознание оголтелыми криками политиков всех мастей. Не различать цвет знамен и партийный окрас. Что может сказать слепому Санни партия зеленых, или красно-коричневых ? Санни не знает красок... Пальто покупалось очень долго... Не просто объяснить слепому с тростью, без поводыря, как оно на нем сидит. Мне было весело наблюдать замешательство двух продавцов, старого и молодого, когда я им объяснил, что хочу купить для себя пальто и примерить что-нибудь подходящее. Для игры больше подходил молодой, старый только приподнял свои брови в легком изумлении, а затем подмигнул молодому и с веселой миной на лице показал тому на стойку, где висели дорогие и модные пальто. Молодой понял все с полуслова, услужливо подвел меня к стойке. "Господин хотел бы модное, современное пальто, не правда ли",- защебетал он, снимая первое попавшееся со стойки. "Что значит модное ?",- спросил слепой Санни,-"как оно выглядит ?". Продавцы переглянулись. "Сейчас в моде черный цвет",- поторопился молодой и тут же умолк, глядя, как Санни начинает постукивать своей тростью вокруг себя. "Черный...",- задумчиво протянул Санни,- "а не могли бы Вы сказать, пойдет ли мне этот... черный". Старый не выдержал и подошел к нам, осторожно увертываясь от моей отставленной в сторону трости. "Вам очень подойдет",- сказал он, выпячивая вперед свой подбородок,- "я сам ношу такое пальто". "Правда ?" - обрадовался Санни -"тогда давайте примерим". Молодой помог Санни снять его старое кожаное пальто, а старый сноровисто одел на меня новое,и, по привычке, хотел пригласить Санни к зеркалу, но только махнул рукой. Пальто и впрямь сидело неплохо, слепой Санни видел себя в дальнем зеркале, ему нравилось... Теперь Санни весь в черном: черные ботинки, черный костюм, черная модная рубашка, застегнутая на верхнюю пуговицу, черное пальто, черные очки, черная трость... Подходящий цвет для слепого. Учитель физики в Гимназии рассказывал когда-то Санни, что черный цвет поглощает все остальные, белый - все их содержит. Но слепой в белом неубедителен - всяк видит в этом белом сокрытые цвета радуги, находит свой цвет и долго будет потом считать Санни своим союзником в цветовых пристрастиях, надоедая рассказами о главенстве избранного им цвета над остальными. А черный... здесь не о чем говорить, разве только священник мог бы окинуть Санни понимающе-сочувствующим взглядом... Санни в черном. Но остальной мир остался цветным и с ожесточением спорит, какой цвет больше бы подошел Санни вместо всепоглощающего черного... Но, даже одетый во все черное, Санни не достигает полного отрешения, ибо остается еще возможность видеть. И тогда Санни становится почти слепым - остаются только бесформенные, бесцветные светлые пятна, круг замыкается, все становится вдруг на свои места, рожденный из темноты бытия, Санни возвращается в центр круга, уверенно постукивая тростью по слегка влажному от мелкого, тающего на лету снега, асфальту тротуара вдоль Граф-Адольф-Штрассе...
Санни живет на Казерненштрассе, в старом чистеньком четырехэтажном доме с замысловатым гербом на фасаде, прямо над входом, что должно свидетельствовать о традициях и вызывать чувство благоговейной почтительности перед хозяйкой дома, фрау Редер - по мнению Санни, родившейся много раньше начала самого строительства. Двора, как такового, дом не имеет, окна с противоположной стороны выходят на проезд и стоянку множества автомобилей самых дорогих марок. У Санни просторная квартира с окнами на две стороны, что позволяет ему часами разгуливать от окна к окну, замечая малейшие изменения в уличной обстановке: вот отъехал, резко взяв с места в карьер, новенький желтый Фольксваген-Битл, за рулем которого сидит Петра фон Теттер, и Санни кажется, что он видит, как она легонько машет ему рукой... Санни знает, что через несколько минут она промчится с другой стороны, со стороны Казерненштрассе, и он быстро переходит через всю квартиру к окну на Казерненштрассе, чтобы, отодвинув кончик портьеры, еще раз увидеть почему -то расплывающееся желтым пятном в его глазах моментальное фото мчащегося желтого автомобиля, а в этом желтом пятне - две руки, крепко сжимающие руль, и не помнить, не помнить, не помнить, присев тихо у подоконника и обхватив голову руками... и знать, знать, знать, что выживает только не помнящий, а надо выжить не только сегодня, но и завтра, чтобы еще раз увидеть целых два раза расплывающееся в глазах желтое пятно автомобиля Петры фон Теттер... Квартира была выбрана после долгих блужданий по разным адресам, бессмысленных осмотров дорого обставленных пентхаузов под крышами невзрачных с виду домов, квартир победнее, в сопровождении алчного взгляда маклера, буравящего спину, и без него, в сопрождении беспрестанного бубнения хозяина или хозяйки квартиры о несомненых ее достоинствах и о том, что ведь испрашиваемая цена вполне разумная, а соседи - милые люди, с которыми так легко будет найти общий язык. Это было еще летом, Санни устал от всего на свете и готов был продолжать платить свой специальный месячный тариф гостинице, где жил уже почти полгода. На Казерненштрассе, напротив того самого дома, где Санни бессильно сидел у подоконника, обхватив голову руками, спасительно раскинулись большие зонты над уличными столиками очередного ресторана, и Санни устало присел на первый же попавшийся ему на глаза свободный стул, механически кивнув и бросив свой "добрый день" кому-то, уже сидевшему за одинокой пивной кружкой. Такая же кружка была скоро принесена и ему, но Санни сидел, не в силах даже пошевелиться, бездумно глядя на проезжавшие по Казерненштрассе автомобили, ощущая свою полную никчемность в самых простых вопросах человеческой повседневности... Квартира нужна была по двум причинам, вернее, Санни пытался в этом убедить себя - первая заключалась в том, что управление его не столь большим, но жизненно важным капиталом компанией Тринкаус унд Буркхардт давало всего около одиннадцати процентов годовых, а все яркие журналы броско обещали на обложках несравнимо больше, и Санни знал, что это правда, в Германии был бум в торговле акциями и прочими хитрыми изобретениями биржевиков, осторожный еще пять лет назад бюргер в лице подросшего с компьютером в руках нового поколения, ринулся зарабатывать легкие азартные деньги; небольшие заводики и ремесленные производства, в которые старые бюргеры вложили всю свою душу и уже видели, как их сыновья или дочери встают у руля семейного предприятия, уже с того света, с яростным негодованием наблюдали за стремительной распродажей приумноженного годами кропотливого труда фамильного богатства их неблагодарными потомками с единственной иногда целью: вложить вырученные деньги в биржевую игру без начала и конца этой самой игры, но с вполне осязаемым началом и концом для каждого и отдельного; и вот лихо помчались по автобанам без ограничения скорости открытые ветру и солнцу Порше с двадцатилетними парнишками в очках, обнимающими одной рукой тут как тут оказавшихся красоток; а двадцатипятилетние брокеры уже снимались для солидных изданий на фоне небоскребов Франкфурта; и в этом не было ни доли иронии или обмана, ибо денег у этих двадцатипятилетних уже действительно хватало на покупку не одного такого небоскреба...
Слепые живут в особенном мире - Санни вслушивается в звуки, слова, стараясь по ним определить картину мира для себя; но глаза зрячих видят еще и скрытую экспрессию образов, какие-то неуловимые штрихи, которые позволяют, к примеру, различать братьев-близнецов с абсолютно одинаковыми лицами, или отличить талантливую подделку живописного шедевра; слепой Санни тоже должен иметь возможность заглянуть в душу окружающего его, научиться отличать одинаковые на слух звуки и слова; и Санни нашел эту возможность - это были запахи; выставив вперед одно ухо, слепой Санни внимательно слушал собеседников, а ноздри его носа возбужденно трепетали, впитывая скрытые качества в виде тончайших запахов; звуки и слова вместе с запахами превращались в яркие специфические картины непривычного для всех остальных свойства; чем-то это все напоминало модные перформансы изнуренной искусством молодежи, выставляющих картины вместе с сопутствующими им запахами... ОНА тоже источала особенный запах; ее слова и смех давали мало пищи изощренному воображению слепого Санни; но запах, исходящий от нее, сводил Санни с ума; находясь рядом с ней, он уже не понимал смысл произносимых ЕЮ слов, он погружался весь, без остатка, в необъяснимый, несравненный аромат; такой запах стоял, наверное, в раю до грехопадения, не поддающийся анализу и сравнению с чем-либо, дразнящий и будоражащий, увлекающий в дебри темных, необузданных инстинктов; это был для Санни запах жизни, запах его счастья; когда ОНА, забыв о всем на свете, летела по мокрому от дождя автобану, он сидел рядом, подобный одурманенному наркоману; и очнулся он на операционном столе в клинике из-за того, что с ним не было до боли знакомого запаха - все заполнял запах ужаса и близкого конца; Санни, к своему несчастью, смог выжить, он остался, чтобы помнить, остался, чтобы каждый день, стуча своей палкой, заходить в магазин парфюмерии Дугласа на углу Кениг- и Граф-Адольф-штрассе, просить у молоденькой продавщицы пробный флакон духов Montana и долго стоять с ним, закрыв свои слепые глаза, чтобы Продавщице не были видны реки его воспоминаний, сбегающие из глаз прямо на флакон с запахом жизни и счастья...