Ситникова Лидия Григорьевна : другие произведения.

Dual

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    В память о моей безвозвратно ушедшей гитаре. И надежде.
    Внимание! Если тема гомосексуальной любви причиняет вам боль - не читайте этот рассказ.
    Рассказ вошел в список финалистов конкурса "Сны Вселенных-1", проводимого журналом "Янтарный Питон".
"Усталость, ненависть и боль,
Безумья темный страх,
Ты держишь целый ад земной,
Как небо, на плечах"
Ария "Там высоко"
 
Когда я вошла в бар, Вдова уже сидел там, нависнув грудью над стойкой, и о чем-то трепался с барменом. Я пристроилась за угловым столиком, как всегда, лицом к залу. Спиной ощутила надежную твердость стены, и мышцы малость расслабились. Стена, по сути, - всего лишь тоненькая и очень холодная перегородка между мною и улицей, где вовсю грохочет трам. Но лучше уж так - когда тылы прикрыты.
За полчаса пребывания в баре никто не подошел ко мне. Народ сновал вокруг, задевая меня латексом, но не видя в упор. Это давно перестало удивлять. Я разглядывала публику. Динамики под потолком сочились хрипловатым неоджазом, и на танцполе среди бычков и пивных крышек уже дергались однополые парочки.
...Еще одна причина, по которой я выбираю угловой столик, - это зеркало. Оно висит напротив и чуть справа от меня, и висит криво. Вряд ли до зеркала есть дело кому-то еще, и мне это на руку. В его мутной поверхности отраженная стойка кажется грязной, а лица Вдовы и бармена - больными. Я вижу их в профиль. Даже бокалы за спиной суетливого халдея по прозвищу Блоха выглядят немытыми. Но я-то знаю, что это не так.
Бар "У ПОП'а" славится демократичными нравами. Можно сколько угодно продавливать задницей стул, ничего не заказывая, и Блоха тебе слова не скажет. Потому здесь всегда толчется народ, и в этой толпе еще проще затеряться. Хотя, теряйся не теряйся, а природа порою зовет.
...Я старалась не дышать, но амбре из мочи, парфюма и хлорки все равно ударяло в нос и проникало в легкие. Нырнув в самую дальнюю кабинку, я пошарила рукой по дверце - бесполезно, никаких защелок. Из переполненной мусорной корзины в углу торчали колготки и пустая бутылка с этикеткой дешевого виски. Содрогаясь, я нависла над заляпанным стульчаком. Хлопнула дверь, послышался грубоватый мужской голос и пьяненький тонкий смешок, зацокали каблуки, приближаясь. Я судорожно заскребла пальцами по дверце - хоть бы какой выступ, крючок, ручка, чтоб ее придержать! Черт! Я вылетела из кабинки и, на ходу натягивая штаны, пролетела мимо обнимающейся парочки, чуть не стукнув их распахнувшейся дверцей. Кажется, они даже меня не заметили.
Выбравшись из сортира, я решительно подошла к стойке. С края теснились группки рюмок, наполненных дешевым вискарем. Бармен смотрел сквозь меня. Я набралась храбрости и подвинула к себе рюмку - Блоха не среагировал. Тогда я залпом выдула содержимое - дыхание перехватило, рот наполнился привкусом паленого спирта вперемешку с мазутом. Я судорожно выдохнула и вдруг поняла, что могу теперь свободно повернуть голову и взглянуть прямо на Вдову. Он сидел в каких-нибудь двух стульях от меня и беседовал с мускулистым парнем. Волосы парня, стянутые в микроскопический хвостик, сально блестели. Обрывки беседы долетали до меня сквозь грохот неоджаза и пары спирта.
- Это просто толпа злобных, глупых шавок, которые умеют только гавкать, - негромко говорил Вдова, - и эти шавки определяют судьбы гениев и движут мир вперед. Потому что шавок много. Понимаешь?
- Мы все варимся в этом котле, - пожал плечами его собеседник, отработанным жестом опрокидывая рюмку в широченную пасть, - только кто-то сваривается быстрее.
- Дело не в этом, - ровным тоном возразил Вдова, - я упомянул о массовости. Так вот тебе пример ее влияния. Слова уже не бьют в душу, как это было раньше. Чтобы заставить слушать себя, многие пытаются эпатировать. Но они теряются в море таких же неумелых "шокеров", задавленных влиянием толпы. Толпа жестока и хаотична, но, подобно всякому стаду, управляема. Сейчас не важно, насколько ты талантлив. Неважно даже, талантлив ли вообще. Важно, сколько человек тебя слушает. Количество. И только.
- Качество перешло в количество... - пробормотал тип с сальным хвостиком.
- На шарике вертятся десять миллиардов человек. Создать что-либо уникальное гораздо труднее, чем это было сто лет назад. Но там, где нет шансов у оригинальности, можно и нужно использовать численность. И если ты хочешь добиться успеха, ты должен использовать феномен массовости в своих целях. Погоня за количеством - это первый шаг.
Вдова сжал кулаки, под засученными рукавами проступили бугры мышц.
- Изначально всем на все похер. И твоя святая цель - бороться с этим тотальным похеризмом. Когда тебя начинают слушать, ты обретаешь инструмент влияния на массу. Используй его, чтобы получить это сраное количество в свои руки. Пока они вокруг - ты бессилен, но когда они все под тобой и под твоим влиянием - ты бог. Слышишь? Отныне любой твой чих будет для них пророчеством. И мы это используем. У толпы достаточно сил, чтобы сдвинуть с орбиты наш старенький шарик. Внимание и количество стали самой ценной валютой, единственным средством перемен, и это средство нам доступно...
- Да мы все просто средства, - зевнул собеседник, - переработки пиваса в мочу.
Он гоготнул и, довольный собой, закачался на стуле.
Вдова посмотрел на него, махнул рукой, подзывая бармена. Суетливый человечек подкатился сразу с пинтой в руке, ловко грохнул на стойку тяжелую кружку, смахнул в карман медяки. Хвостатый продолжал качаться, его осоловелые глаза блестели.
Смуглые пальцы Вдовы стиснули кружку. Блоха, звеня монетами, ускакал.
- Мы все состоим из частиц умирающих звезд, - негромко произнес Вдова, - запомни это, Тей. Репетиция сегодня в ночь.
И ушел, аккуратно отодвинув стул бедром. Я следила за тем, как он идет через задымленный кабак к инди-кабинам в глубине - вроде и свой тут всем, но какой-то неуловимо чужой для этого места. Как будто его облик, характер, привычки - всего лишь личина, под которой скрывается неведомый пришелец. И этот пришелец уже начал запускать щупальца в его мозг, меняя и облик, и характер, и привычки...
...Я отставила в сторону четвертую - или пятую? - опустевшую стекляшку, бросила на стойку деньги - не считая. Банкноты заскользили по натертому дереву, рассыпались веером. Оттолкнув мешающую табуретку, я устремилась к далекому, плавающему в облаках выходу.
Ночь обдала меня вонючим сквозняком, тащившим по асфальту громыхающие жестяные банки. Ноги вынесли вялое тело к остановке, куда как раз подползал трам. " Управление полиции напоминает: ваша безопасность зависит только от вас!" - гласили аляповатые буквы на борту вагончика.
Со второй попытки я попала внутрь и пробралась на заднюю площадку. Трам дернулся, динамики щелкнули и разразились напоминанием: "Осторожно! Не препятствуйте закрытию автоматических дверей!". Я наблюдала, как вожатая, субтильная тетка в драных черных чулках, прошлепала вдоль вагона, с усилием захлопывая широкие створки, и вернулась в кабину, привычным движением задрав ноги на приборную панель. Трам снова дернулся, замолк на секунду, потом глухо заурчал и почухал вдоль по улице, раскачиваясь на просевших рельсах.
Уже давно стемнело, но улица тонула в темноте. Свет давали лишь рекламные вывески. "Отель "Авеню" - привычно прочла я. Неоновые буквы еще долго горели вдали, пока трам сползал к нижним кварталам. Чем ниже, тем чаще мелькал в окнах свет - большинство домов здесь жилые. Не в пример "средним" кварталам, по преимуществу забитым торговыми и питейными заведениями. И уж тем более не в пример мажорным особнякам городского центра, где приобрести квадратный метр накладнее, чем получить в собственность астероид.
Дома внизу - почтенные малоэтажные старцы, увидевшие свет еще в начале прошлого столетия. В каждом доме - по десять, а то и по двадцать квартир. Заселены все: в трещащих от ветхости строениях жилплощадь стоит дешево. Позволить себе купить здесь комнатку может любой. Но дешевизна убогих квартир - не единственная причина, по которой я обосновалась в этой обители комаров и неудачников.
...Рядом со мной живет шлюха. Она занимает точно такую же гостинку в полторы комнаты с полукухней и санузлом на этаже. Единственное окно ее квартиры всегда настежь распахнуто, одаривая соседей (и меня в том числе) густыми ароматами духов и курительных смесей. А по вечерам, когда наступает "рабочее время", к ароматам добавляется звуковое и визуальное сопровождение, и самые любопытные получают возможность на халяву насладиться отборным двигом сквозь бесстыдный голый проем.
Я часто встречаюсь с гетерой на лестнице - она приезжая, откуда-то с западных, некогда вольных казацких земель. Глядя на нее, я не могу поверить, что эта аккуратно причесанная, миниатюрная девчонка только что выла и стонала под очередным мужланом. Ее принадлежность к падшим женщинам выдает лишь излишне яркий макияж - какая-то дикая помесь модного "смоуки" с кричащими сине-зелеными мазками. В этой раскраске она обслуживает клиентов, ходит в магазин и даже спит. Без макияжа я не видела ее ни разу.
Эта девушка (не знаю, насколько уместно называть так проститутку) разменяла всего-то второй десяток - лет, конечно, не мужчин. Клиентов у нее перебывали сотни. И один из постоянных - Вдова.
...Трам лязгнул и еще больше замедлился. Я повернулась лицом к салону и обнаружила, что осталась в вагоне одна. "Конечная" - прохрипел динамик. Вожатая ловко затормозила, одновременно отщелкивая замки дверей - вагон замер, и двери по инерции распахнулись. Ну, хоть ей выходить не придется...
Улица щедро одарила мое бренное тело пронизывающим холодом, моментально прочистившим голову от остатков дрянного вискаря. Я взглянула на часы и машинально подняла голову. Свет в окне шлюхи уже горел, и я отсюда могла различать тоненькую фигурку, в профиль сидящую перед древним трюмо. Рано. У меня в запасе еще минимум час.
Вдова - один из самых поздних клиентов. Но шлюха всегда его ждет. Ждет, пока он добредет к ней из гнусного бара, весь пропитанный виски и дымом. Тогда электрическое сияние в ее окне сменяется теплым мерцанием свечей, и сквозняк доносит ароматы благовоний. На шлюхе - ажурное чёрное платье, в чем-то изысканное и где-то даже элегантное. И колье из крупных бутылочных рубинов. В этом наряде она предстает лишь перед узким кругом клиентов. Я не могу установить те признаки, по которым девушка относит очередного мужчину к ряду избранных. Среди них - молодые, как Вдова, и пожилые, как администратор жилмассива; симпатичные и спортивные, как тот же Вдова, и некий джентльмен с тростью, припадающий на левую ногу; молодые и целеустремленные (не буду говорить, как кто) и унылая личность, не являющаяся без слезливых историй о "загубленной жизни". Для них шлюха наряжается в чёрное платье, украшает тощую шейку "рубинами", расставляет свечи и не жалеет духов. Для "избранных" ее гостинка становится будуаром, погружаясь в переливы шелка и огней, а сама гетера превращается в то, кем она является на самом деле - в молодую, изящную, стильную женщину.
Сегодня она сбросила маску для Вдовы.
Он пришел такой же, как всегда, - влажно блестящий, с горящим взглядом, и как всегда они чокались стаканами с пивасом, и привычно, механически двигались голыми на кровати, и как всегда я стояла, застыв, у окна своей квартиры, а меня от Вдовы отделяла пропасть в десяток метров, переполненная темнотой и ароматами тел. Я стала частью этой темноты, обратив себя в воздух, в зрение, в слух. Это я обоняла горький запах пота и щупала кружева платья, разрывала тонкое белье и колола пальцы поддельными рубинами; это я любила много раз пользованную девку лишь за то, что она каким-то чудом ухитрялась дарить мне неповторимые мгновения, так разительно отличные от всего вокруг...
- Завтра я играю в "Зомбоубежище", - сказал Вдова, закуривая.
Я вжалась в стену - бесплотная, невидимая тень.
- Это андеграунд недалеко от бывшего ресторана "Хаш".
До меня донеслась пьянящая струя сладковатого дыма. Вдова курил женские аромасигареты.
- Приходи. Увидишь нечто особенное... - его голос сорвался.
Я вздрогнула. Но вместо меня равнодушно ответила шлюха:
- Я постараюсь, мой Удовиця*.
В этот момент я ее впервые возненавидела.
***
Реп-точка опустела минут пятнадцать назад, но Вдова не спешил уходить. Он заплатил за два часа, и если ударник с гитаристом смылись раньше, а клавишник не явился, это еще не повод впустую растрачивать время. Даже когда это время проходит среди облупленных стен и обломков паркета.
Вдова щелкнул дешевой зажигалкой и закурил. Сладкий фимиам повис в воздухе. Я несмело выдвинулась из угла, где всю репу просидела за огромным треснутым зеркалом - как всегда, незаметная. Будто змея, проскользнувшая в дом, да так и оставшаяся, притаившись, в темном углу. Люди не видят то, что не хотят видеть.
На точке горела всего одна лампа, и второй гитарист всю репетицию нещадно матерился, не попадая по струнам.
- Дерьмовый из тебя исполнитель, приятель, - озвучил Вдова свое отношение к гитаристу - к сожалению, поздновато.
Я промолчала. Он снова затянулся, левой рукой оглаживая гриф. Я ловила ртом колечки дыма.
- Две песни за репу, когда завтра нам предстоит отыграть шесть... - Вдова вдруг с силой ударил себя кулаком по колену. Зажатая меж пальцев сигарета осыпалась искрами. Вдова нецензурно выругался. Его пальцы пробежали по струнам, наигрывая какое-то несложное соло. Без медиатора, не подключенная, гитара почти не звучала, но мое ухо сумело уловить оттенки отчаянной силы в простеньком проигрыше.
- И ради этого я себя калечил, - тонкие, по-женски изящные пальцы на грифе совсем не вязались с широким запястьем, обильно увешанным браслетами. - Почему мы всегда платим высокую цену за крохотные достижения?
Я не знала, что на это ответить.
- Нет, почему? - настаивал Вдова, ни к кому, в сущности, не обращаясь. - Почему всю жизнь мы преодолеваем сопротивление всего-чего-угодно вокруг?
- Потому что иначе у нас исчезнет смысл жить? - собственный голос показался мне непривычно низким и сиплым.
- Проще хрен на спину закинуть, - Вдова отхлебнул из жестянки, - большинство вещей по сути бессмысленны.
Его длинные волосы, разметавшись по плечам, сияли в свете лампы, словно нимб.
- Я себе душу пополам порвал, выпилил к чертям свою сущность, и ради чего? Ну, ради чего же?!
Он швырнул полупогасшую сигарету в стену.
- Я теперь хрен знает что такое. Мерзь, мут какой-то без половины. Верно шлюха говорит... Удовиця, Вдова. Мне себя не хватает... - он смотрел, как и все, сквозь меня, - не хватает, я пуст...
Он закинул гитару за спину. Нескончаемую секунду глядел на тлеющий окурок.
- Я поставил на эту драную карту все. Все, что было - себя поставил... Поставил и потерял. Я так хотел все изменить, что готов был сойти с ума, лишь бы избавиться от того слабого, что было во мне. Я не был нужен, пока оставался тем, прежним - но где я теперь? С кем я? Я на грани настоящего безумия, и оно... - серые глаза Вдовы смотрели в треснутое зеркало, он говорил с собой, будто меня не было рядом, - оно гораздо страшнее, чем я думал... Я не потерял свою никчемную половину - мне кажется, вместо этого я раздвоился...
Его глаза вдруг остановились на мне. Странный, прозрачный взгляд замер в зеркале на миг. Вдова поднялся.
- Я поставил все на музыку... И под нее еще будут трахать телок в гаражах и кончать жизнь самоубийством.
И вышел, громко хлопнув дверью.
***
"Зомбоубежище" - пятисортный недо-клуб, переоборудованный подвал, где среди змеящихся труб и облупленных колонн возвышается деревянная сцена. Со стен сверкают глазами намалеванные зомби, и их живые раскрашенные собратья бесцельно бродят между сценой и баром, сжимая в обраслеченных лапах бутылки. Под низким потолком мечется стробоскоп, пляшут белые отблески. На сцене - беснующиеся фигуры, плоские, черные тени, картонные силуэты. Древние колонки неразборчиво гремят и шепелявят, компенсируя дерьмовый звук громкостью.
Я - где-то в толпе нетрезвых зомби. Их лица залиты белилами, а глаза блестят всеми оттенками радуги. Но в остальном они все те же: завсегдатаи бара "У ПОП'а", вчерашние туалетные парочки - недолговечный плод союза алкоголя с темнотой. Возможно, где-то среди них отирается соседская шлюха, но в этом маскараде ее не признать.
Очередная пост-модерн-дарк-юни-чего-то-там-хрень отгремела, музыканты, шатаясь, сгребли гитары и отступили с пафосными поклонами. Я ждала, прислонившись к колонне в углу.
...Кажется, Вдова не изволил переодеться даже ради концерта. Он вышел на сцену все в тех же подранных джинсах и обтертой куртке молодого дерьмотина. На рукаве - обтерханная самопальная нашивка. А в руках - роскошный "Schecter Omen-6".
Вдова постучал по микрофону, и несколько зомби обратили к нему бледные рожи. Пока остальные участники группы настраивались, Вдова прищуренно оглядывал зал. Казалось, он ищет кого-то глазами. Меня он, конечно, не видел.
Второй гитарист, ударник и клавишник поочередно кивнули, и Вдова взял микрофон. Постучал снова - на этот раз обернувшихся рож стало меньше. С десяток лунных лиц светились в полумраке среди поглощенных выпивкой и драгом черных теней.
- Добрый вечер, - архаично поприветствовал Вдова свою немногочисленную публику, - сегодня для вас играет группа "Not yet alive"**.
Ударник задал ритм. И грянул гром.
...Если есть еще в мире хоть что-то, способное пробудить в нас жизнь, то это музыка. Все остальное - усыпляет. Пивас, драг и двиг, вискарь и курево - "глушилки", без которых не выжить. Но если есть на свете музыка, которая может оживлять проспиртованных зомби, то я слышу ее сейчас...
Забыв обо всем, я раскачивалась в такт ритму. Мое тело, следуя нотным причудам, извивалось и гнулось, и, когда мелодия ухала вниз, мне хотелось рыдать от непогрешимой завершенности. Каждый новый подъем был рождением, пробуждающим надежды, вселяющим веру, и дьявольские трубы пели голосами ангелов - для меня, меня одной. И Вдова - блестящий, распахнутый, с полуприкрытыми глазами, он смотрит только на меня, и мы вдвоем с ним в целом мире. Это я, я стою на сцене, и жар потолочных ламп нестерпимо душит меня. Мой медиатор бьет по струнам, а я сама - всего лишь проводник великой силы в этот грязный, гнусный мир. Моя мечта сбылась. Я здесь, на этой сцене. И я готова к вашему восторгу.
...С затихшим финальным аккордом звяканье бутылок стало отчетливей. Редкие, слабые хлопки затерялись среди звона. Где-то звучно хрустнуло об стену битое стекло. Зомби продолжали мерно двигаться.
Вдова постоял, замерший, посреди гнилого помоста. Члены группы молча собирали барахло. Ухватив гитару за гриф, Вдова спрыгнул со сцены и затерялся в толпе.
***
После клубного сортира самое лучшее место для двига - гримерка. В ней, конечно, тоже воняет, зато обстановка получше, и есть где пристроиться. Наверное, поэтому доступ в святилище голых музыкантов имеют лишь те, кого имеют.
Отлавливать шлюху стоило именно здесь, у входа в гримерку. От нечего делать я считала царапины на дверной филенке. Мимо носились какие-то личности - признать в них музыкантов можно было лишь по инструментам, а те, кто инструмент напоказ не выставлял, все же отличались от зомбопублики стремительностью движений.
Шлюха появилась нескоро, и я даже сразу не узнала ее. Лицо гетеры, сплошь закатанное в толстый слой белил, казалось округлым, фирменный макияж заменили угольные разводы. Здоровенные говнодавы делали девчонку выше, а леггинсы в поперечную полоску визуально полнили. Псевдо-тату в трайбал-стилистике долженствовало прикрывать тощие груди блудницы, но я хорошо видела, как напряглись соски, когда я заступила ей дорогу.
Путана подняла на меня глазищи, в которых сквозь пьянь тщетно пробивалось удивление.
- Т-ты што?.. - вопросила она.
- Пошли, поговорим, - я ухватила развратницу за костлявый локоть и потащила в сортир.
Она покорно шкандыбала за мной, перебирая говнодавами и поминутно оборачиваясь на гримерку.
- А што не там? - наконец выдала путана.
- Тут спокойнее, - я втолкнула ее в кабинку. Задвижка, конечно, отсутствовала, но я повесила на ручку снаружи шейный платок. Это означало, что место занято, и на месте идет двиг. Не беспокоить, одним словом. Идите срать в другое место.
- Што случилось-то? - шлюха икнула, и в ее очах отразилось внезапное понимание, - аа... Здесь захотелось, так?
Ее унизанная напульсниками лапка полезла под юбку, но я брезгливо пресекла этот жест.
- Ты была в зале, когда играла последняя группа?
Вопрос не имел смысла, хотя бы потому, что шалава не могла понять его. Но мне требовалось время. Время, чтобы насмотреться в ее глаза, обрамленные черными лужами. Время, чтобы разглядеть каждую складку ее покрытых белой краской губ. Чтобы запомнить аккуратный носик, чтобы примериться и сквозь ужас и брезгливость вмазать по нему, расцвечивая бескровные губки привычно алым. А потом и по самим губкам, по розовым зубам в приоткрытом ротике, по округлившимся пьяненьким зенкам...
Шлюха онемела. Она стояла, навалившись на хлипкую стенку кабинки, а я, отступив на полшага, разглядывала ее новый макияж в окровавленных тонах.
- В-в... В-в... ты... ты што?.. - выдавила, наконец, шмара, - я тебя... аа, погано в последний раз было, так?..
Я ошиблась. Мы ошиблись, я и Вдова. Для этой лярвы нет и не было ничего, кроме двига, который становился и причиной, и следствием абсолютно всех ее поступков. Она пришла сюда ради двига, она была со Вдовой ради двига и только. Она наряжалась в колье и узкие черные платья, зажигала свечи и разорялась на благовония, потому что так желали мужчины. И только. Она смотрела на меня и видела перед собою очередного недовольного клиента. И побои ей явно не в новинку. Мне впервые пришла в голову мысль, что ее сине-зеленый каждодневный макияж - всего лишь подкрашенные фингалы.
Я целую вечность смотрела в ее пустые мертвые глазницы, в раззявленный рот, и, когда зомби снова ко мне потянулся, роняя кровавые слюни, я врезала ему в последний раз. И вышла, не забыв снять с ручки платок.
- Удавиться***!.. - донеслось до меня сквозь рыдания.
***
В гримерке вырубили свет. Матюки музыкантов щедро разносились по клубу, а я, пользуясь темнотой, проскользнула в святая святых и застыла в углу, среди сваленных чехлов и гитарных подставок. Но, как оказалось, угол облюбовала не только я.
Сначала до меня донеслось тихое сопение, пыхтение и ритмичные вздохи. Потом я ощутимо получила локтем по спине, а ноздри пощекотал знакомый аромат. Так пахнет двиг. Так пахнет мужчина... Я обоняла ароматы сладкого курева с примесью драга, мои губы словно ощущали на себе липко-ликерные лобызанья, и это "словно" распадалось, а эфемерные касания проникали все глубже, горячий язык расталкивал мои щеки, наполнял собой рот, перемешивая слюни, и раскаленный прут уже ждал наготове, вожделея моей смуглой плоти. Одежда давно растворилась, поглощенная властью влажной черноты, волосы прилипли к вискам, чьи-то острые ногти впились в мою мягкую кожу, сальный шелк мурашками пробегал по склоненной спине - и ниже...
И где-то вдалеке звучала музыка - еще одной "глушилкой" и не больше...
Вспыхнул неожиданный свет.
В первое мгновенье, ослепленная, я не видела ничего. А потом из блеска тысячи ламп передо мной выплыло зеркало, и в его серебристой глубине я узрела Вдову.
Обнаженный, с прилипшими к вискам волосами, со свежими царапинами на груди, он стоял перед бесстрастным овалом, и в стеклянной глади плавали отражения двоих - Вдовы и его партнера за спиной, барабанщика Тея.
Позади нас гримерка была пуста - слишком пуста, будто исчезло что-то еще, незримо бывшее всегда со мною...
Я смотрел в глубину зеркала, тщась отыскать в нем упущенную часть своей души. А на губах Тея остывали следы моих поцелуев - поцелуев Вдовы.
***
I know where I came from - but where did all you zombies come from? ... You aren't really there at all. There isn't anybody but me - Jane - here alone in the dark. I miss you dreadfully!
R.A.Heinlein "All You Zombies"
***
*Удови́ця (укр.) - вдова.
**Not yet alive (англ.) - еще не живой
***Использована игра слов - попытка использовать омофоны "удавиться" и "удовиця".
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"