Аннотация: гостили на Бесе номер пять. Тема - "Забытое искусство". Не попали в финал, зато попали сюда :)
Маркус Бели приехал поступать в Университет Арры. Дорога вышла неблизкая - сначала плыл на лодке через Три пролива, потом через Большой пролив - на пароме. Потом смешной голенастый паровоз долго тащил пять вагончиков через осенние поля и леса.
Маркусу было почти полных семнадцать лет. Приёмной комиссии он показал пачку рисунков и письмо от округа Рос-на-Рун: направляем-де вам сего юношу ради обучения его на отделении прикладных наук. Руководитель отделения рассматривал рисунки, поглядывал на долговязого жилистого мальчишку. Конечно, самоучка, но рисует хорошо... - Так чему намерен учиться, парень? - Строить дома, - отвечал тот, не задумываясь, и даже руками показал, какие примерно. - Из камня. Почтенный наставник при виде такой уж совсем прикладной решимости хмыкнул, но что же - знает, чего хочет, дело доброе. И зачислил новоприбывшего на курс.
Едва устроившись в отведённом жилье, Маркус отправился получать книги. В библиотеке робел, как в святом месте. Отнёс учебники к себе и вернулся. Не так-то просто было собраться с духом и отвлечь сурового пожилого человека за конторкой от пометок в каком-то длинном списке. - Господин заведующий... кхм... книгами... - Отец Финне. - Что? - Отец Финне, - стальное перо указало на табличку. - Так изволь ко мне обращаться, юноша. Чего тебе? - Я слышал, кхм, что у вас очень много книг. Я хотел бы прочесть, - Маркус на мгновение запнулся, набирая воздуху побольше, - "Магические и полезные свойства растений северных широт", "Травник пяти королев", "Диамант домохозяйки", ну, и... Отец Финне не уронил очки. И не выпачкал чернилами список студентов, задолжавших книги с летнего семестра. И не воскликнул: "Что за чушь!" Он посмотрел на юного читателя так, что тот замолчал. Сам же сказал чрезвычайно веско: - Уважаемый коллега. Да. Я не сомневаюсь, что в нашем собрании есть названные книги. Однако же существует, - тут он величественно воздел палец, - ка-та-лог! - Как? - Каталог. То есть список всех книг по темам и названиям. Будь любезен, познакомься с ним, он - твой верный помощник. А я всего лишь хранитель. И, почти любезно взяв "коллегу" за рукав, отец Финне отвёл Маркуса в угол, где на подобающих размеров столе сложены были подобающей толщины тома. - Вот здесь, по порядку букв, сначала темы, потом сами книги. Вот карточки, выписывай, что тебе нужно. После отдашь мне, а я уж разберусь. И удалился к своим занятиям. Маркус со вздохом открыл первый том. Таких юношей (а с недавних пор и девушек) библиотекарь видел каждую осень - в считанные недели перестают они ходить тихим шагом, озираться и говорить почтительным шёпотом. А там и страницы принимаются загибать, и рисовать на полях всякую ерунду. Этот, явно с какого-то тюленьего берега, может, и продержится подольше - любо-дорого смотреть, как бережно работает! Маркус увлёкся. Он быстро сообразил, какие темы могут ему подойти, и очень обрадовался, когда нашёл в перечне "Травник Изабо", старый пра-прабабкин список с которого он давно уже заучил наизусть. "Небось, рисунки-то цветные", - улыбнулся сам себе. Нет, правду сказал окружной начальник - читать тебе, малый, не перечитать... И опять загорелись глаза: да тут и "Диамант", и даже "Граммарь красы зелейной", король травников и травник королей... Ну, сбылась, сбылась мечта, вот уж сбылась! Он выписал с десяток названий, но обращаться за ними к библиотекарю сразу не стал. Слишком было бы для одного дня. Да и отец Финне как-то очень уж строго поглядывал из-за конторки, ну его. Успеется. Книги никуда не убегут. А вот по округе пройтись бы...
Маркус пошёл гулять. Город оказался невелик, одно- и двухэтажен, цвета его были розовый, коричневый, изжелта-серый. Перейдёшь по высоко выгнутому мосту один из речных рукавов (Университет располагался на длинном острове) - и вот уже за парой улиц городской выгон, а там и тропа, уходящая в холмы. Чудесный край Арра. Лето тут благодатно, и весна красна, и зима тут мягкая, в дождевых переливах...И осень - прекрасна. Маркус дышал во всю грудь. Пахло не морем, как дома, а землёй, травами. Он узнавал их все, знал, что встретит и подорожник с сизым, словно от близких холодов краем листка, и знакомую птичью гречиху - вот уж везде пролезет, и рослый угловатый цикорий (на меня похож, думал Маркус, улыбаясь), и чертополох в царской жёсткой короне, и волшебную траву фей - красную кислицу... Ни кусочка голого камня не было здесь, куда ни глянь - нежно- зеленым, кое-где пёстрым ковром травы всползали на холмы, а ещё выше чисто синело небо. Редкие деревья на макушке холма красовались, как в хороводе. Золотые берёзы, бронзовые дубы. Желудёвые чашечки дают чёрную краску, но думать не хочется о чёрном, когда вокруг всё зелёное и золотое, червонное, и медноцветное. Из-под ног выскочила ящерка, перебежала тропу. Оглянулась, высунула вздвоенное безобидное "жало". Ишь, дразнится! Маркус в ответ тоже показал язык. Ему послышалось, что ящерка хихикает. Но это просто воздух был вокруг такой - как хрусталь, и всё в нём звенело и переливалось тихонько. И у Маркуса в груди переливалась радость. Любуясь земляным дракончиком, будущий строитель шагнул раз, другой, поскользнулся и упал. И услышал смех.
Конечно, не ящеричий. Девушка в коричневой юбке до колен, в голубой блузке и зелёной вязаной кофточке стояла у ближней берёзы и прыскала в кулак. Маркус вздохнул. Поднялся, отряхнул штаны, вежливо поклонился. Девушка была рыжая. Маркус снова тихонько вздохнул. А она заскользила по траве навстречу. - Привет. Не очень ушибся? - Совсем нет. Извините. - Да чего уж. Там камень на тропе. Кто не знает - обязательно попадётся. Маркус оглянулся - точно, посреди тропы торчал гладкий, чуть округлый, отполированный ногами и временем камень. - Это "Феин пуп", - сказала девушка, смешно округлив глаза. Она была из тех рыжих, что стройны, тонкокостны, быстры в движениях и остры на язык, про таких говорят - ветер об неё порежется. Красивая девушка, ничего не скажешь. - Чей пуп? - Феин, - красавица опять прыснула смехом. - холм-то полый. Говорят, на этом камне внутри феино неживое солнце подвешено. Маркус не знал, что и сказать. Словами о феях веселая девушка его самого нисколько не насмешила. Маркус Бели верил в фей и побаивался над ними насмехаться. Ей-то что, она городская. - Ну... может, и подвешено, - пробормотал он. - Я ж не знал. - Ты приезжий? Новенький? В Университете учишься? - Да. Буду только. - А как тебя зовут? - Маркус. Маркус Андрес Бели. Я из Рос-на-Рун. - Рада видеть тебя, Маркус Андрес из Рос-на... Из Рос-на-Рун. Я Этле. Ну, а здесь-то ты что делаешь? - А ничего. Так. Гуляю. Что, нельзя? - Маркус набычился совсем по-мальчишечьи. Ишь, хозяйка нашлась. Небось, холм-то ничей. - Все там гуляют, - рыжая ткнула пальцем вниз, - а ты в холмы подался. Заблудиться не боишься? - Нет. У меня память хорошая. Сто страниц "Травника Изабо" перелистнулись неслышно. - Я ищу ромашку. - Ромашку? -Я ж из Рос-на-Рун. Это у моря. Там она не растёт. Девушка посмотрела на него из-под золотых ресниц. - А что же там у вас растёт? - Ну, птичья гречиха, мох всякий, красильник, "косы Этле". - Что? - "Косы Этле", водоросли такие зелёные... Ты что? Она смеялась. Не над ним, просто смеялась. - Ох... я ведь Этле. Зелёные, говоришь? Маркус пожал плечами. - Называются так. Длинные, мягкие, как женские волосы. А краска из них получается серая. - Ага, ну, понятно. Ромашку ты, значит, не видел. - Только в книге. Там много такого, чего я сам не видел: айва, хенна, дерево вэллах, имбирь. Девушка Этле широко улыбнулась. - Ах, бедный-бедный. Ну, насчёт хенны и прочего не знаю, а ромашку показать могу. Только что же ты её на холме ищешь? Она там, у реки, на лугах. Приходи завтра вон туда, к старому мосту, в это же время. У Маркуса на щеках выступили лихорадочные пятна. - С-спасибо. Да. Я приду. Только мне нужно три унции. Этле распахнула глаза. - Три унции чего? - Цветов, - пробормотал Маркус. - Сухих. - Ой, ну так приходи, наберёшь хоть мешок, сам суши, сам заваривай... - А ты откуда знаешь - что заваривать? - Какой ты всё-таки странный. Голова-два уха, морским ветром надута! Ну что ж ещё с сухой ромашкой делать? Заваривать и пить на ночь, чтобы спалось лучше. - Ага, - пробормотал Маркус, упираясь взглядом в глинистую тропу. - ну да. Чтобы на ночь. Ага... Так я приду. И, вскинув отчаянно голову, заглянул прямо в серые глаза: - А ты не обманешь? Тебе же смешно. - Нет, не обману. И себе ромашки наберу. Завтра у моста увидимся, приходи.
Конечно, Маркус пришёл. Собирали ромашку ( "Мм... горькая!" - "Не горькая, а пряная!"), завели разговор. И опять начала Этле. Решительно, любопытен ей был приезжий парень - А ты что изучаешь? - Домостроительство. - Домострой? Как это? Маркус помотал головой. - Нет. Домостроительство. В Рос-на-Рун ещё некоторые люди живут в пещерах. Я буду строить дома. - Ой, всё ты сочиняешь. Как это - в пещерах? Дикие, что ли? - Не дикие. Просто дерева мало. А каменных домов и вовсе нет. Хотя камня много. - Ну, если не дикие, так пусть бы и жили? А? Не так уж и плохо, наверное, в этих пещерах. - Плохо, Этле. Сыро. Тесно. О, а это девичий виноград. - Верно. Из него тоже делают краску? Маркус погладил кружевной пурпурный лист. - Ну... из ягод можно. Из всего можно, вообще-то. Только придётся закреплять. Квасцы там, или что другое. - Тебе бы аптекарем стать. Или текстильщиком. Только и слышу, что о травах и о красках. - Нет, это я так. - О камнях ты не говоришь "так". Видно, плохой из тебя выйдет строитель, сударь. - Неправда. Я научусь. Этле лукаво посмотрела на него. - А давай проверим? Что скажешь, если я тебе достану - что ты там хотел? Хенну? Айву? - Сухие листья айвы, - пробормотал Маркус, и тут же опомнился. - Мне? - Ну да, - Этле потянулась, сорвала плеть винограда, приложила к волосам. Пальцами пошевелила - раз-два, мгновение - будто короной увенчалась... Маркусу стало горячо едва не до боли. - Пять унций... А где ты их достанешь? - А это уж моё дело. Так что? Принести? Будущий домостроитель оторопело глядел на неё. - Да, - вымолвил, еле шевеля губами. - Да. И... тогда уж и хенну тоже.
*** Нет, конечно, зря она смеётся и говорит, что из него не выйдет строитель. Нет. Рос-на -Рун необходим камень, нужны дома, и всё это будет. Но где сказано, что строителю ни к чему знать травы? Они такие же дети земли, что и камень. Иные раскалывают камень. Строитель должен быть упорнее травы... Так бубнил себе под нос первокурсник Маркус Бели, входя в холодный зал библиотеки. Потому что городская девушка из Арры - это одно, смешлива очень, всё её забавляет, но смех тут же и улетит, нет его. А вот библиотекарь, почтенный отец Финне, он не девушка, может и спросить: отчего не Метрувия берёшь, юноша? Почему не читаешь с карнадашом в руках Корбезиев "Модулор"? "Модулор" лежал у Маркуса в сумке, и карандаш был приготовлен, и листы бумаги, но на половине листов он уже всё равно нарисовал полевой пион, голубую марь и девичий виноград на стене. И девушку. Рыжую. И всё же - строитель должен быть упорнее травы, въедливее плюща, - подошёл к столу смотрителя и довольно твёрдым голосом попросил "Граммарь красы зелейной". Библиотекарь ничему не удивился, и выспрашивать ничего не стал. Мало ли выписок должны составить молодые люди, прежде, чем выйдут из университета? На то и университет, а иначе все учились бы в ремесленных школах.
Маркус поволок "Граммарь" поближе к окну. Толстый, тяжёлый том сладко пахнул стариной, покоем хранилища. Видно, немногие интересовались, каким лаком следует покрывать косточки плодов дерева лохи, чтобы получить из них нарядное ожерелье. И едва ли в те времена, когда студенты были сплошь юноши, кто-то из них прилежно изучал "Граммарь" ради рецепта пасты из яблок для "восхитительного отбеливанья кожи лица". Но уж если где искать, так именно в этой обширной энциклопедии примочек, отваров, притираний и душистых масел. Многие годы и века люди красили овечью шерсть, лён, на дальнём тёплом юге даже нежную цветочную пряжу - хлопок. Но давным-давно никому не приходило на ум отварить, скажем, ту же самую ромашку, чтобы выкрасить волосы. Во всяком случае, в Рос-на-Рун, даже расти там ромашка, никому бы не пришло. Да и зачем? В самом деле, зачем? Да потому, что это глупо, глупее не придумаешь, а уж его-то голова, верно матушка говорила, самое подходящее место, чтобы глупые мысли туда складывались. "Хорошо у тебя там всё ветром-то продуто, места много". Ну и что, что ветром. Этле тоже так шутит. Но ей-то я ни за что не скажу, думал Маркус. Ни за что. Потому что она рыжая.
С самого раннего детства хотел быть таким. В Рос-на-Рун детишки и взрослые, да и старики почти все рыжи, золотоволосы, медно-кучерявы, а уж если рождался кто чёрный, как зола, то и в той черноте тоже играло на солнце тёмно-красное пламя. А вот у Маркуса даже на свету не вспыхивал тёплый перелив в светло-русых прядях. И что за беда, подумаешь - не дразнили ведь, никто слова обидного не сказал, да и не за что, - но феи-то выбирают рыжих. Какие феи? Ну, конечно, не те, что с крылышками. Тех только спьяну видят, и то всё больше - чертенят. Настоящая фея, "женщина из холма" - такая же с виду, как и прочие люди, только красивая до того, что язык отнимется рассказывать, а души у неё нет, и живёт она вечно. Ни добра, ни зла не понимает, может одарить богатством, но чаще всего замутит рассудок своей нелюдской любовью и уведёт до срока под холмы. Как двоюродного прадеда Маркуса увела: был он человек без удержу - что песню сложить (до сих пор их помнили и пели рыбаки), что в море ходить, что влюбиться без памяти. Ну, вот и влюбился, а она-то оказалась фея, обморочила, заплела дорогу, так и пропал человек. И красавица пропала с ним вместе - конечно, в холмы ушла, в вечно летние края, где нету ни звёзд, ни синего неба, один хрустальный свод. Осталась только сказка - Маркус слышал её с самых ранних лет. И сразу поверил в прекрасную фею, конечно. Главного не понимал - какое это горе, что за беда - такую полюбить, понял только одно: есть в мире необыкновенная красота, и она меняет всё, до чего коснётся. Как огонь. "Огонь, огонь", - ворчала эхом чуть живая прабабка - тот рыбак приходился ей старшим братом. - "Конечно, к огню и льнут они, к тем, кто сам горяч, а особенно - если ещё и кто рыжий. А уж братец был - хоть из ведра поливай". Но Маркус рос тихим ребёнком. И мастью пошёл в отца - уроженца другой деревни. Такому ли надеяться приманить фею?
Однажды намазал голову красно-коричневой глиной с Большой дороги. Получил взбучку. За рыбью кровь бить не били, просто волосы потом воняли несколько недель. После сурика, которым прокрашивали лодки, - остригли наголо. Войдя в положенный возраст и выучившись читать, Маркус узнал, что никто не красит, скажем, шерсть для матушкиной праздничной юбки суриком или рыбьей кровью. Для этого заваривают травы, и о том упоминалось в "Травнике Изабо", который он нашёл среди немногочисленных домашних книг и выучил наизусть. Травник кратко излагал свойства всяких зелий - какое от каких недугов годится, какое пригодно для еды, какое ядовито. Ну, и заодно иногда добавлял: "сим отваром шерсть окрашивают в такой-то колер, а с квасцами в такой-то". Загадочные квасцы Маркус до поры оставил в покое, но зато запомнил накрепко, сколько унций сушёной ромашки, сколько травы хенны (где только растёт такая?) и околоплодных скорлуп дерева вэллах нужно для приготовления краски, дающей добрый оттенок рыжины. Только никто в Рос-на-Рун красильным делом давно уже не занимался. За рыбу - деньги, а за деньги можно купить сколько угодно крашеной шерсти, и притом же таких расцветок, которых ни одна трава не даст. Так что Маркус учил наизусть "Травник" и мечтал о небывалой гостье - все тише и тише, все незаметней для постороннего глаза. Нет, не было в нём огня и буйства, это верно. Но зато он был упорен. Почти как трава, что раскалывает по весне сонный камень.
Поэтому и решил учиться в Арре. Оказалось - и вправду, город чудес. Все мечты исполняются - и библиотека, и травы... Все мечты, кроме той, заветной. Так, наверное, случается со всеми мальчиками, покидающими дом. То ли воздух чужих краёв особый, то ли вода - только вдох-другой, глоток-другой, и глядишь - совсем уже не тот человек. И думает о другом. Вырос.
Так и Маркус думать забыл о фее. Вчитывался в прописи - как превратить седые волосы в чёрные ( да, да, тот же отвар желудевых чашечек), как получить "оттенок каштана" ( какого ещё каштана, на что он похож?) и как добиться устойчивого золотистого цвета и мягкости. Надо же, вот теперь, когда оно и вправду оказалось не вздорной выдумкой, а просто забытым за ненадобностью искусством - теперь оно и Маркусу было ни к чему. Фею приманить. Какую, зачем? Он улыбнулся. Этле тоже бродит по холмам... но только она не фея какая-нибудь холодноглазая. Она настоящая. Надо же, как смешно. Выходит, глупости глупостями, а не будь их - не пошёл бы гулять в холмы, не встретил её? И как быть теперь с хенной и с айвой? И с ромашкой? Запах сухих соцветий вдруг набежал, смешался с книжным духом. Маркус закрыл "Граммарь" и отнёс чудо-книгу к столу библиотекаря. Вернулся под окно, раскрыл "Модулор" и, недолго думая, нарисовал в рабочей тетради, как они вдвоём с Этле собирают ромашку.
*** Травы были в мешочках из белой вощёной бумаги. - Вот. Это листья айвы. Пять унций. Это хенна. Маркус сунул нос в мешочек. - Па-ахнет как! - А то. А это вот сушёный виноград и ещё айва, только не листья. - З-зачем? - Узвар варить. Или так съешь. Всё-таки не у матушки дома. Вот ещё придумала, гостинцы таскать, как маленькому... - Нет. Сам я не буду. Если только и ты себе возьмёшь. Этле лукаво покосилась на юношу. - Ой, какой подозрительный! Да не отравлено, и не наколдовано, ешь, бери. Маркус упрямо разделил виноград и ломтики айвы пополам, пересыпал в мешочки. - На. Мне хватит. Спасибо. - А скажи, Маркус, - Этле прищурилась, - а для чего ж тебе всё-таки листья айвы? "Это секрет", - хотел буркнуть Маркус. Или: "А ни для чего". - Ты, наверное, алхимик. Или у твоей собаки блохи. Есть у тебя собака? - Тут нет, конечно. Дома есть, в Рос-на Рун. Этле... про айву... я тебе потом расскажу. Не сейчас. Это тайна. Хорошо? - Хорошо. Она перестала смеяться, кивнула почти совсем серьёзно: - Я приду.
*** Этле приходила не каждый день, но зато он точно угадывал, когда это будет - всё вокруг, и даже само небо становилось словно чуть-чуть хрустальным. Какой-то тихий радостный звон на самом пределе слуха. Айву и хенну, да и ромашку Маркус так и не заварил. Уже собрался, воду вскипятил, достал пропись, сверенную по трём травниками и "Граммарю". Тут и понял, как тогда ещё, над книгой - что мечта была, ушла, что будут новые. И вообще... увидит его Этле вдруг порыжевшим - да она же будет так хохотать, что университетская колокольня рухнет. Нет уж. Детские игрушки, пожалуйте в ларь, как говаривала матушка ежевечерне. С тем пересыпал серые, черноватые и бурые пахучие травы обратно в мешочки, сложил в ящик стола и просто вымыл хорошенько голову мягкой речной водою.
А назавтра Этле пришла. И опять он чувствовал её заранее, хотел увидеть - и увидел. Еле вытерпел до конца занятия по петрологии, сбежал по лестнице во двор. Этле сидела на каменной ограде и ела перепёлочку в тесте. Клюквенный соус потёк по руке, она облизнула пальцы. Маркус видел всё до мелочей, потому что глаз с неё не сводил. Толпа первокурсников уносила его в сторону, к Дому Св. Брейд, и он яростно работал локтями, пихался, наступал на ноги. Двое парней с третьего курса подошли к Этле, заговорили о чём-то. Маркус чуть шею не свернул, силясь удержать в поле зрения рыжую косу и красные туфли. Наконец он пробился через однокурсников и вылетел прямо к её коленкам: рубаха навыпуск, безрукавка винтом, факультетский платок на шее сбился к уху, сам мокрый, как мышь. - Привет, - сказала она. - Обедал уже? Будешь? Маркус мотнул головой. - А эти... кто? - Не знаю, - Этле даже не оглянулась на парней, с которыми минуту назад разговаривала. - Чудаки какие-то. Спрашивали, не хожу ли я по пятницам в бассейн. - А ты? Она засмеялась. - Какой бассейн, а река на что? Маркус невольно оглянулся. Аррайн уже подёрнулась серой осенней рябью. - Ты купаешься в реке? - Купаюсь. - Ничего себе... Этле пожала плечами. - Так ты что, есть будешь? А то я и тебе купила. Нет? Тогда я твою тоже съем, ладно? Садись, - она похлопала по нагретому за день камню. Маркус счастливо послушался. Мир сбывался по его желанию. - Вкусно их тут готовят. Ну, как моя айва? - Пахнет, - Маркус потёр переносицу. - Сушёный виноград тоже очень вкусный, спасибо. - Нет, я про листья. - А, листья. Это... Это был такой опыт. Один старинный.... кхм, рецепт. Но, знаешь, я решил его пока не делать. - Ну, и ладно, - Этле смяла бумажный пакетик из-под еды и ловко забросила в пасть каменного чудовища шагах в десяти. - А то я думала, может быть, принести тебе ещё сандал, или что там ты говорил? Маркус понял, что Этле немного разочарована. Но не признаваться же, в самом деле, в детских-то выдумках... И он быстро перевёл разговор на привычное: - Куда мы сегодня пойдём? Покажешь мне Старый замок? Девушка прищурилась на Солнце. Было только два часа пополудни, но оно уже висело невысоко между башен Университета. - Нет. Ты разве не помнишь, какой день сегодня? Маркус с досадой хлопнул себя по лбу. Вспомнил! Последний месяц и Последний день! - Совсем я завертелся, - пробормотал сокрушённо. - Чуть про праздник не забыл... Это же сегодня дома будут свечи по морю пускать, и пирог матушка сделает, и в каждый черепок по кусочку положит... Это чтобы им тоже с нами потрапезничать. Этле улыбнулась, и Маркус разом перестал томиться по родне. Разве он один такой? Стало ясно, что суета и суматоха возле Домов уже не учебная, а предпраздничная: малышня из Дома Сирот проволокла целые вороха ярких флажков, нанизанных на верёвки, простукал копытами мохнатый пони с тележкой ребристых тыкв. За ним тяжеловоз солидно двигал гружёную поленьями и хворостом телегу. Будут жечь костры, печь тыкву и оглядываться через плечо - если и можно увидеть наяву кого-то, давно умершего,- то только в эту ночь. - А как здесь принято? Ты что будешь делать? К своим пойдёшь? - Тут гуляют в лугах до первой звезды. Потом будут жечь костры. А свечи пускают по реке. Аррайн ведь к морю течёт. Маркус не мог отвести от неё взгляда. До первой звезды... - Я только свечу возьму, - сказал он.
Свечу бережно разрезали пополам и ещё пополам, четвертушки пустили плыть к морю в ореховых скорлупах. Гуляли до тех пор, пока не повисла над холмами огромная зелёноватая Вечерняя звезда. Сначала болтали о том, о сём, потом, после свеч на воде и подъема - молчаливого, в согласии, на лысоватую вершину самого высокого холма - уже и говорить стало не нужно. Просто чудесно было догадываться по глазам, по едва заметным приметам - так хорошо! С вершины огни вдоль Аррайн и на лугах казались огненными лентами. Полосы тумана двигались среди них, будто хороводы водили. Одна такая медленно всползала на холм. - Белые гости, - тихо сказала Этле - Маркус, а пойдём ко мне? - Куда? - Ко мне домой. У нас пиво не хуже городского. И пироги. От ходьбы Маркус согрелся, но теперь его пробрала дрожь. Этле стояла спиной к реке, глядя в затенённую долину по то сторону холма. Там тоже мерцали огни, хотя и не такие яркие, как в городе. Не из-за тумана, белые гости туда ещё не доплыли. Просто тень ночная там лежала. - Пойдёшь? Не потянула за руку, не подтолкнула в плечо. Наоборот, отстранилась даже немного. Маркусу стало совсем зябко. - Я-то с удовольствием, - сказал он, лязгнув зубами. - А твои... - Что? - Ну, скажут... - Гостя приведу, - вздохнула Этле почти с облегчением, словно именно сегодня это было важнее всего. - Да и кому там до нас будет? Праздник есть праздник.
Они снова взялись за руки, заскользили вниз по тропе. От ночной земли поднималось тепло. Закатная зелень наверху быстро меркла, зажигались невиданно крупные звёзды. Маркусу даже показалось, что они тихонечко звенят. Как хрустальные колокольчики. А ещё показалось, будто в целом мире никого нет, кроме них двоих. Этле, на шаг впереди, иногда оглядывалась, светлое лицо её сияло в сумерках. Так бы и шёл за нею, и ни о чём бы другом не думал, кроме ясных глаз её и милой улыбки... но тут они пришли. Маркус немного растерялся - так быстро? Он вроде бы слышал музыку и голоса, видел огни костров и праздничное веселье, но всё это было в стороне, поодаль. Они с Этле оказались на тихой деревенской улочке. Этле взяла из ниши у дверей зажжённый фонарь: в поливном сосуде тлел комочек золотого света. Скрипнули петли, показались сени обычного деревенского дома. Только дух тут был не коровий из соседнего стойла и не кислый - от хлебной закваски, а сухой, травяной. "Вот откуда у неё айва, точно", - подумал Маркус, удерживая чих. - "Наверное, травницкая семья, запасено тут всяких...". В доме никого, кроме них, не оказалось. Однако стол был накрыт - глубокие миски с печёным и вареным, плоское блюдо с хлебом, пиво в стеклянном кувшине. Маркус проголодался, в самый раз было бы хорошо покушать в честь ушедших. Помыли руки, сели за стол. Ел Маркус, как дома привык - основательно, однако без жадности. Ему было тепло, хорошо, свечи разливали медовый свет (не держат они тут, что ли, других светильников - в двух шагах от города?), издалека доносились хоровое пенье, смех, музыка. - Танцевать пойдём? - за едой не болтают, но Маркус съел уже столько вкусной пищи и выпил такого доброго тёмного пива, что ужин, можно сказать, состоялся. - Пойдём, если не сбежишь, - Этле быстро взглянула из-под золотых ресниц. - Передай-ка вон туда. Маркус взял у неё корзинку с яблоками и послушно повернулся к дальнему концу стола. Там заканчивали трапезу трое или четверо гостей - как можно было их не заметить? Когда они вошли? Корзинка выскользнула у Маркуса из рук, яблоки едва не раскатились. Их быстро подобрала Лифи, троюродная маркусова сестра, она умерла пять лет назад - утонула, не спасли. Выбрала полосатенькое, захрустела, улыбнулась братцу. Корзинку отдала своей матери, тоже покойнице, чтоб ей горя не зна... Лифи. Тётка Янна. И третий... не то, чтобы незнакомый - наверное, тоже кто-то из Маркусовой родни, рыжий, как начищенная медь, крепкий, в старинной рыбацкой куртке - они взяли яблоки, поблагодарили Этле, ласково покивали опешившему Маркусу и пошли себе сквозь стену... на праздник? Танцевать? Незнакомый родственник на прощание потрепал Маркуса по плечу. Рука была не горячая и не холодная. Просто рука - мозолистая, твёрдая. - Что это? - Маркус охрип. От пива во рту сделалось горько-прегорько. - Не "что", - Этле стояла по ту сторону стола, свет плескался вокруг неё волнами. Маркус замигал, сгоняя с глаз невесть откуда взявшуюся слёзную пелену. - Это же твоя родня. Те, кто хотел на тебя посмотреть. Лифи, Янна, Андрес. Андрес. Рыбак из сказки. Прадед. Которого фея увела. - А я.. мы где? - Под холмом, - просто отвечала Этле - В гостях. Сегодня один-единственный день, когда людям можно. - Так ты... значит, ты... Это даже не было страшно. Просто закружилась голова, поплыл звон в ушах. И тут же вспыхнуло ярче солнца, ярче молнии, как она смеётся его словам: " Волосы? Зелёные?! Это ведь я Этле!" Ноги подкосились, Маркус неловко сел на резной табурет. Шарил взглядом по столу с остатками ужина, потом уставился на собственные руки, как будто с них уже давно опала плоть и всё это - только призрак, видимость. - Что ж теперь будет? - А что решишь, то и будет, - отвечала фея. - Можешь уйти, ничего не случится, и следа на тебе не останется, забудешь всё. - Или оставаться тут? - Или я останусь с тобой. "Ага, и сойду я с ума, сказку обо мне сложат", - подумал Маркус. Древний холм навалился на сердце, стиснул. Убежать. Да. И тогда... тогда ничего не будет, только пряный запах сухих трав превратится в гниль и сырость, в мертвизну, и этого уже нельзя будет позабыть, даже если забудется сама Этле. Конечно, Этле Из Холмов... Вот, значит, как сбываются мечты. Он всё-таки собрался с силами и поглядел на неё. Нет, не была она старой, двухтысячелетней ведьмой, принявшей облик молодой девы. Она была молода целых две тысячи лет. Но смотрела не как девочка, которой боязно, что её вот-вот бросит влюблённый мальчик. Этле ждала решения. Почти непомерным усилием Маркус выкарабкался из-под глыбы страха. Что бы там ни было - но бояться Этле он не мог. Не должен был. Сразу, однако, заговорить не получилось - пришлось прокашляться. - Ну... вот. Я... Это выходит, ты меня выбрала? - Да. - Я думал, это сказки... - Ну, мало ли что думал. Зато теперь знаешь. - Но мне же надо будет всё там бросить и жить только здесь? - Здесь людям жить нельзя, - мягко сказала Этле. - Здесь только мы живём и те, кто умер. Поэтому мы вас и выбираем, не наоборот. Если не боишься, я останусь с тобой там, а потом вернусь сюда. - Потом? - Маркус поглядел на фею исподолбья. - Это, значит, когда я... умру, да? Фея кивнула. - И... как оно будет? Ты же не состаришься. Тебе... не будет страшно смотреть, как я... Ну, вообще, тебе, вам это для чего? - Сам погляди, какая тут жизнь, - Этле повела плечом. - Здесь время совсем другое. Оно как воск. И мы в нём. Нас совсем мало. Но и мы когда-то были людьми. Знали, как остановить время, но не подумали, что это тоже вроде смерти. Это меняет всё и навсегда. Вы, там, наверху, можете забыть пустяк какой-нибудь - как разжечь огонь трением, как лечить наложением рук или как выкрасить волосы, - она печально улыбнулась. - Ну, придумаете себе что-нибудь другое взамен. А есть такое, чего никак, ничем заменить нельзя. Останавливается время - и оно тоже уходит. Например, любовь... Ты понимаешь меня, Маркус? Она была похожа на цветок: раскрывала и сворачивала лепестки - душу свою? Говорят, у народа холмов нет души. Но у этой женщины, что перед ним, у этой девочки, матери, старухи - душа была. Просвечивала сквозь сложенные на груди ладони, мерцала в печальных, совсем не колдовских глазах. - Только у вас есть это, - тихо договорила фея. - Потому мы и выходим из холма - искать... Но такое редко случается. Маркус кивнул. Он представил себе, как день за днём будет при нём нежная, мудрая, вечно молодая Этле. Можно будет ничего не бояться. Кроме самого себя. Кроме смерти... своей. Но ведь жизнь прожить - не пролив переплыть. И так будет больно, и этак, без этого не обойдётся. Но с ней и со всем её счастьем - или без неё и со всем своим страхом... Нет уж. Когда фея за руку берёт - тут либо вырывайся и беги со всех ног... либо в лицо ей гляди смело. В живое лицо это, милое, ясное... - Я согласен, Этле, - сказал он. - Я буду тебя любить, пока не умру. А потом стану в гости приходить... в Последний день. Иногда. Иди ко мне, что ты там сидишь, как и не рада, что ли? Рада, рада! Она выскользнула из-за стола и прижалась к нему - такая всегда насмешливая, а теперь - просто счастливая бессмертная фея. А счастья-то всего ничего надо. Правда, на всю долгую-предолгую жизнь. Навсегда. Каждый раз. Где-то вдали плескались горькие волны. Но человеку, которого она выбрала, та вода была сейчас и не по щиколотку даже. Маркус обнял её крепко, потом вспомнил важное - заглянул в серые с золотом очи. - Так в Рос-на-Рун со мной поедешь? Хозяйкой моей будешь? Всё, значит, как у людей? - И в Рос-на-Рун, и везде, где ты будешь нужен, сердце моё. Дом твой буду вести. Не оставлю, как у вас говорят - в горе и в радости. Ты не беспокойся. Много будет у нас дорог, я вижу. И каменные дома будешь строить, так и знай. Маркус облегчённо вздохнул и зарылся лицом в ало-золотые волосы, оттуда пробормотал: -Это да... И ничего, и никто не догадается даже... Рыжие-то, знаешь... они ведь почти не седеют.