Аннотация: Однажды я смогу попросить у Него прощения. А пока...
Работа на конкурс "Трансильвания-2012"
- Говоришь, возлюби Бога и ближнего своего?
Он не ответил мне. Он смотрел на меня с безграничным смирением, и улыбка его была печальной, мягкой и неизмеримо усталой.
Такая странная, такая чистая улыбка на разбитых, изуродованных губах.
- Посмотри на себя! - разозлился я, махнув рукой. - Твоя спина испещрена ранами от бича! На теле твоем нет места, куда бы ни пришелся удар палки! Тебя истязали, а толпа требовала твоей казни! Так скажи мне! Скажи, что готов возлюбить их - своих палачей!
- Они не ведали, что творили, - едва слышно прошептал он, скорчившись у стены в тщетной надежде хотя бы немного укрыться от солнца. Но полуденное светило было безжалостным, как и те, кто осудил нас на смерть.
- А бог твой ведал? - спросил я резко.
- Такова Воля Его.
- В чем смысл твоих страданий? - голос подвел меня. Пронзительная вера в его словах смутила меня и ранила. - Что хорошего в твоем боге, если он посылает на голову твою такие муки?
- Всему есть замысел Его, - опустил он глаза.
В знойном воздухе, пропитанном кровью и вином, испражнениями и благовониями, страхом и нетерпением, послышались первые крики нетерпеливой толпы.
Близился час нашей казни.
Так скоро.
Я перевел взгляд на него. Наша беседа была недолгой, но, земля тому свидетель, никого другого не сумел бы полюбить я сильнее.
- Я боюсь за тебя, - прошептал я, словно нас могли подслушать. - Тому ли богу ты служишь?
Лицо в порезах, кровоподтеках и грязи - его лицо - обратилось ко мне:
- А ты?
- Пора! - отдал приказ сотник Лонгин, и первая телега с заключенным двинулась навстречу узким улочкам Иерусалима и его толпе.
Я смотрел, как тронулась второй телега с ним, вздрогнул, когда пришла в движение моя.
Толпа приветствовала нас неистовой яростью и бросала в нас камни и грязь. Я смотрел на него и не чувствовал боли.
И когда его вытащили из клетки, водрузили на его плечи крест, а на его голову терновый венец, я следовал за ним; по его кровавым следам ступал я, ощущая, как с каждым шагом растет моя любовь к нему. Ощущал я и как растет моя ненависть к его богу.
Пришло время - распятые, мы возвысились над Голгофой. Веревки стягивали мне предплечья, кровь из пробитых ладоней покидала меня вместе с жизнью, и палящее солнце иссушало мое изнуренное тело.
Я смотрел на него, не отрываясь, пока силы окончательно меня не оставили. Предчувствуя свой конец, я выдохнул:
- Я хотел бы служить тебе. Ты - мой Господь.
Вздрогнув, Он повернул ко мне голову.
- Истинно так, - прошептал он.
Слезы побежали по моему лицу. Он услышал. Услышал! Я готов был рассмеяться, но увидел, как с Его руки сорвалась капля крови и разбилась о землю. И звук ее падения эхом отозвался в моих ушах.
Любовь, переполнявшая меня живительным теплом, сменилась лютой ненавистью. И жар ее мог соперничать с жаром солнца.
- За все те муки, что возложил на Тебя Твой бог, я проклинаю его! - закричал я, давясь сухим кашлем.
- Не надо...
- Я проклинаю его! - кричал я, рыдая. Я видел, как жизнь оставляла Его.
- Ты любишь меня, и меня ненавидишь, - прошептал Он, свесив голову. - Ибо я есть Сын Божий, и я есть Бог... Отче! - воззвал Он. - В руки Твои предаю дух Мой!
Так мой Бог умер.
Часом позже умер я с Его именем на устах.
Ночью, под сенью грозы, я восстал. Душа моя не смогла покинуть тела.
Я не был жив, я не был мертв.
Оглянувшись в поисках Его, я увидел лишь крест.
Его забрали.
Крик мой разнесся над Голгофой звериным воем.
Преисполненный горя, я рванул руками, освобождаясь от орудия своей казни. И кресты были мне противны, и бежал я прочь от них назад, в город Иерусалим.
В тени городских стен была моя встреча с Иудой Искариотом. И кровь его, виновного, воззвала ко мне, и ненависть моя обрела форму звериных клыков...
Минуло почти две тысячи лет с тех событий. Я странствую, не меняясь, замкнутый в кругу своей любви и ненависти к Богу, и наблюдаю, как с эпохами меняются люди, а с ними и мир.
Моя ненависть к солнцу сделала его моим врагом, и лишь ночь - благословенное для меня время.
Моя ненависть к крестам лишила меня радости прийти в дом Его и в дом любого человека. Ибо каждый человек есть Бог, и лишь приглашение позволит мне переступить порог.
Кровь, что побудила меня произнести слова проклятия к Нему, обращает мою ненависть в голод. И радость от утоления его всякий раз сменяется скорбью. Ибо каждый человек есть Бог. И я люблю Его. И я ненавижу Его...
- Солнце село, - ее ласковый голос звучит задумчиво.
Я открываю глаза.
Она отдергивает в стороны тяжелые шторы, впуская в комнату искусственный свет уличной иллюминации. Она оборачивается ко мне, и в ореоле желто-синих огней видится мне ангелом.
- Я люблю тебя, - срывается с моих губ, и она улыбается. Улыбка ее немного печальная, очень мягкая и совсем чуть-чуть усталая.
- Весь день на ногах, - поясняет она. Смотрит в сторону, припоминая что-то, хмурится и недовольно произносит. - Через несколько часов наступит Рождество. А я и забыла...
Качая головой, она садится на нашу кровать и дарит мне поцелуй.
- К кому пойдем - к твоим друзьям или моим?
Я не знаю, спас ли Он своей жертвой человечество, но верю, что жертва эта не была напрасна.
Я не жив, и я не мертв. Но я здесь.
Моя любовь к Нему сохранила мне душу. Только поэтому я не одинок в своем ожидании.
Однажды я смогу попросить у Него прощения. А пока...