Аннотация: Таёжные были, сплав по реке Учур на плоту, маршруты и охота на птиц.
На плоту по таёжной реке
20.07.1978. Рано утром подъём. Впервые Гаджи связался с другими нашими отрядами. Их уже тоже забросили в тайгу. Это хорошо, что рация работает, а то уж думали, что будем без связи.
Сделал зарядку, повисел на турнике, пробежка по валунам аллювия около 500метров. Завтрак.
Гаджи приготовил своё фирменное блюдо. Делается оно так: вермишель мочится в воде, обжаривается на сковородке немного, а потом уже варится с добавлением тушёнки. Странно, но я поел мало, всего одну чашку. Собрались в путь. Нам предстояло в этот день сделать большой марш-бросок, чтобы добраться до реки Учур. Я захватил с собой фотоаппарат, свою большую ложку и дневник, чтобы не прерывать записей. И вот мы уже топаем в сторону горы Саян. Попутно мы вели геологические наблюдения, в общем тот же маршрут, только очень длинный.
Вокруг всё те же доломиты серые, те же кварцевые песчаники, алевролиты, силицитолиты. А рюкзак за плечами объёмный и увесистый, да ещё ружьё и молоток. Иду, поколачиваю молотком камни. Легко и приятно идти по тайге, особенно учитывая, что совсем недавно "завязал" с курением. А вокруг однообразный унылый пейзаж: лиственницы в палец толщиной, мох, пружинящий под ногами. Идём и ищем камень, чтобы стукнуть по нему молотком и посмотреть, что у него внутри. Однако камней мало, всё задерновано. Рельеф выражен слабо, никаких выраженных привязок на местности, поэтому очень часто смотрим на компас, идём по азимуту. Двенадцать маршрутных километров завершились в верховьях ручья Саян. В аллювии те же породы, что и в Юют-Сиэбите, только здесь преобладают алевролиты с песчаниками над доломитами. На берегу мы упали от усталости, как подкошенные. Поели ревеня, который здесь растёт в избытке. Съели тушонки две банки, попили чаю, искупались в ручье. Весь день нестерпимая жара, как в сауне с сухим паром. Теперь мы пойдём к устью Саяна, который хоть небольшая река, но местами глубина по пояс. Гаджи в болотных сапогах, ему хорошо. А у меня короткие резиновые, а у Волкова и вовсе кирзачи. Но я хитрый, снял штаны и сапоги и потопал, легко преодолевая водные преграды. А Гаджи страховал Волкова, и они поэтому всё время шли по болотистому бережку. А Саян очень извилистый, со множеством проток и притоков, болот, озерцов, а рыбы не видать. Пока Гаджи с Волковым обходят всё это водное богатство десятой дорогой, я шурую напрямую по главному руслу босяком. Ах, лето! Последний раз я видел Гаджи и Геннадия в 3-4 километрах от нашего последнего привала, где мы обедали (или ужинали? Потому что трапеза была в 18:00). Они тогда шли по правому берегу, а я по левому. Вышел я к прижиму, где речка облизывала голые скалы и бурлила среди огромных валунов, сориентировался по планшету. Оставалось 2,5 километров до устья Саяна из шести таёжных, речных, болотистых. Вдоль речки попадались собачьи следы, наверно эвенки неподалеку охотятся... Солнце село, комарики появились, начали покусывать. Они и раньше были, только мне было не до них, не замечал. Послышалось из-за излучины протоки: -Ау! Эгей! Я в ответ тоже поорал, разминая голосовые связки и тронулся дальше. Чуть было не увяз в болоте, кругом озёра. Ещё раз сверился с компасом, пошёл по азимуту на устье, свернув от реки в болото. В 20:00 вышел к Учуру. Большая река, метров 500 шириной, с островками, с берегами, заросшими могучими лиственницами, соснами и елями.
Кругом - ни души. Гаджи с Геннадием не видать и не слыхать, отстали напрочь. Развёл костёр, жду, когда они притопают. Посушил штаны и портянки у огня. Взглянул на карту и обнаружил, что тут недалеко бараки Томптокана должны быть.
-Ау! Ого-го!, покричал я немного. Потом написал записку: "Я ушёл к баракам Томптокана. Ждал вас тут целый час. 20.07.78 21:45. Костя" И пошёл вниз по течению, по левому берегу Учура. Через каких-то полкилометра услышал где-то вдалеке звук выстрела, вернулся обратно, к устью Саяна. Покричал, отозвались: - Эге-гей! Костя!
Стучат топором по дереву. Я пошёл было вверх по течению Саяна, через болото, сквозь кусты продираюсь, кричу, они отзываются, но их голоса всё тише и тише. Я прямо в недоумении: или река тут большой крюк делает, или они не на Саяне, а вообще чёрт знает где... А тут ещё смеркается вовсю. Наверняка они куда-то от речки выбрались, потому что у речки сухого места нет, одни болота и озёра. А ночевать в болоте только кикиморам и лешим приятно. В общем выматерился я от души и повернул обратно, к Учуру. Недалеко от берега нашёл я остатки загона для оленей, развёл костёр посреди его. Во-первых, загон как бы предохраняет меня от непрошенных гостей, а во-вторых - это множество сухих веток, которые вполне сгодятся в качестве дров для поддержания огня костра. Развернул вкладыш и чехол, полиэтилен и ложусь спать время 00:30.
21.07.78. Немного поспал. В 02:30 проснулся, замёрз как цуцык. А тут ещё волки завыли: -У-у-у! Чувствуется, что волки где-то совсем близко. Сон как рукой сняло! Схватил ружьё и выстрелил в воздух. Ружьё заряжено дробью мелкой, волку это всё до фени...только они этого не знают, поэтому они затихли, затаились наверное, ждут пока я опять засну, тогда они до меня и доберутся. Шиш, не дождётесь! Спать больше не буду! Холод идёт от земли, вечная мерзлота однако, и от реки стелется сырой и холодный туман. Подбрасываю веток в костёр. Попил чаю. У меня с собой чай, почти полная пачка, большой котелок, три кружки, четыре ложки (с моей большой считая) и пробный мешочек с сухарями. Им досталась вся тушёнка, сахар, сухари. Несчастные, как они будут тушонку лопать без ложек? С ножа есть примета плохая...Ха-ха... У меня много посуды, но мало еды, у них мало посуды. Но много еды... Над Учуром стелется плотный туман, даже берег ближайший не видно. Потом проступила часть воды, потом река всё шире и шире становилась и наконец показался дальний берег, правый - по-прежнему укрытый стелящимся туманом. А казалось - это море лежит в тумане... Но вскоре солнце теплом приятным всё растопило, мираж тумана исчез. Остался Учур громадный и я в лесочке. Около шести утра собрал я вещи, одел на плечи ружьё, рюкзак и полевую сумку. Оставил на листке бумаге запись: "Иду в бараки я Томптокана. Надеюсь также, что и вы там... Короче, жду вас".
Немного покричал, поорал и двинул лапти в траве росистой, вниз по теченью реки Учура. Я шёл неспешно, сверяя местность с листом планшета, и видел чудо: следы сохатых лежат повсюду, но ведь к ружьишку нет ни полпули, есть только дробь и то - нулёвка. Иду я вдоль брега, переваливаюсь через исполинские стволы упавших лиственниц, а бараков всё не видно. Неожиданно взгляд падает на отпечаток чьей-то когтистой широкой лапы, это медвежий след. А уж волчьих следов тут повсюду полно. А ночи здесь тихие... После бессоной ночи, когда каждую минуту ощущаешь присутствие диких зверей поблизости (они ведь любопытные, им интересно кто пришёл к ним в тайгу и зачем.. Зверьём здесь всё просто кишит!), чувствуешь как чувства обостряются. Одних волков здесь, как собак нерезанных...Наконец добрёл я до бараков. До них рукой подать, но путь преградила глубокая протока. Пришлось искать брод и снимать штаны, переправился. Только вещи скинул возле баньки, как вдали появились две точки, Гаджи и Геннадий. Я поспешил им навстречу, однако едва Геннадий и Гаджи достигли протоки, как Гаджи принялся меня отчитывать:
-И куда ты пропал? Почему ты не подождал нас?
-Что ты, оправдывался я, -это вы куда-то пропали. Я шёл себе шёл, а потом глядь, а вас не видать....
Я помог перебраться им через протоку, так как уже знал где брод. Гаджи тем временем сухо и официально продолжал меня распекать: -А если бы ты потерялся? (это я -то потерялся бы, ха-ха-ха!)...Так что, студент, имей ввиду, что впредь не отрываться, ждать! А если подобное ещё раз случится, то придётся тебя отстранить от прохождения практики, сообщить в институт.
-Да, ладно, Гаджи, я понял...исправлюсь, больше не буду, - примирительно и успокаивающе ответил я.
-А вы слышали, как ночью волки выли?,- спросил я их. Нет, волчьего воя они не слыхали, и выстрел мой они тоже не слышали, но волчьи следы они видели на речке, те, которые я поначалу принял за собачьи. Гаджи долго меня терроризировать не стал, тем более, что им овладела жажда деятельности. Он принялся что-то искать между бараками. Оказалось, что в кустах замаскированная стояла бочка из под бензина, накрытая брезентом. Верхняя крышка была у неё срублена, а в ней лежали какие-то мешки, консервы и ещё какие-то вещи.
-Ух ты, клад!, обрадовался я.
-Не клад это, - возразил Гаджи,- это я попросил вертолётчиков забросить для нас припасы, чтобы нам было меньше тащить сюда через Саян...Ну, вот, всё оказалось так прозаично, а я думал, что мы клад нашли...
Позавтракали. Солнце взошло и сразу стало жарить. Я устроил себе удобную лежанку и заснул прямо под солнцем. Проснулся весь в поту, как мышь. Вылез из вкладыша, немного позагорал и пошёл чистить зубы на речку. Подходя к берегу вспугнул что-то большое из прибрежной травы. Рыбы! Гаджи и Геннадия нигде не видно....Сделал удочку, повесил на плечо ружьё и отправился вниз по течению ловить рыбу. Но рыбы нахально стояли шпалерами вдоль берега и отказывались клевать. Это такие огромные щуки чуть ли не метр длиной! Как в песне пелось: "Одних пятнистых щук поймали сорок штук!" Однако видно не судьба была мне их поймать, не вышло у меня с ними взаимной любви... Появился Гена с мокрыми волосами, купался. Солнце палит нестерпимо. Гена поведал, что рыбу здесь можно только сеткой поймать, это ему Гаджи сказал. Тогда я бросил удочку и пошёл охотиться на рябчика. Свищу в свистульку, а рябчик мне в ответ свистит, только всё дальше и дальше удаляется, как вчера Гаджи с Геной... Бросил я ружьё, разделся, и в воду. Смотрю, Гаджи идёт. Мы с ним поплавали в Учуре, покупались. А вода здесь теплее и течение не так сносит, как в реке Мае, когда мы в Нелькане купались. Вернулись после купания к баракам, поели грибного супа. Потом я обследовал бараки. Это был стационарный лагерь, брошеннный геологами лет 20 назад, а может ещё при Сталине. Кто-то их когда-то строил, все эти домишки... Все жилища выглядели таинственно, наверняка они хранили в себе какие-то тайны. Всегда, переступая порог заброшенного жилища, ощущаешь встречу с чем-то необыкновенным.... Печей нигде не было, кто-то их снял. Погреб в одном из домиков оказался, но он был залит водой. А вдруг там клад, золотые самородки на дне?! Окна почти везде выбиты. Везде какой-то хлам, награмождение каких-то досок, в одном из домиков стоят два самодельные кресла, развалившиеся, скособоченные. Мы выбрали для жилья бывшие склады, стоявшие у самой реки, они лучше всего сохранились. Мы подождали пока спадёт жара, и отправились рубить лес на плот. А выбрали для рубки сосны, высокие, стройные. Их корабельными называют, вот и плот с них вполне нормальный получится. Гаджи предлагал разломать избушку из лагеря, но я воспротивился: -Зачем из гнилья строить плот, он ещё утонет!
Так что мы свалили несколько сосен, обрубили ветви и потащили брёвна к реке. Устали, а мышцы аж вздулись и болели. Вот как надо развивать мускулатуру! Вечером сварили борщ из "Салата любительского" и тушонки. Вкусно! Я назвал этот борщ "Учурником", название тут же прижилось. А вообще-то продуктов у нас маловато. Всего лишь на пять дней. Гаджи так расчитал... А впрочем, я не волнуюсь, для меня полевой геологический сезон - это своего рода лечебно-профилактический отдых. Самое главное, что я не курю и никто меня не соблазнит на это недостойное занятие. Волков курит только среди нас троих, но и у него курево кончилось. До 23:00 сидели трепались у костра. Отбой. Легли на полу склада, подстелив брезент и укрывшись палаткой.
22.07.78. Утро началось с того, что Гаджи выходил на связь: "Академики! Я Академик-2! Как слышите, приём!" У наших всё нормально. Сделал зарядку. Крыша немного прохудилась на складе, и залило ночью немного палатку и мне один сапог с портянкой. А Гаджи с утра опух почему-то. Посоветовал ему постоять на голове. За компанию с ним постоял на голове. Волков тем временем возился с костром. Позавтракали и продолжили работу над плотом. Брёвна сбросили в воду, они очень тяжёлые, поэтому сборку плота пришлось производить прямо в воде.
Положили три бревна толстых диаметром 30-40 сантиметров, на них два покороче трёхметровых, а сверху сделали настил из тонких брёвнышек 15-20 сантиметров в диаметре и длиной 6 метров. Скрепили сооружение железными занозами (20-30 сантиметров), которые я нашёл в бараках, гвоздями длинными (которые были в бочке) и проволокой, железной и аллюминиевой. Посреди поставили бочку, чтобы в ней оставались сухими продукты и вещи. На корме закрепили вилку-рогатину для руля. С великими усилиями плот вытащили на воду, а он всё же сел у берега на мель. Большому кораблю - большое плавние! Жаль, что нет бутылки шампанского, чтобы выпить и разбить её о борт...Геннадий привязал верёвку и тут же превратился в ярко выраженный персонаж картины Е. Репина "Бурлаки на Волге". Гаджи в болотниках пихал плот сзади, а я стоял на плоту, помахивая шестом. Красота! Главное, что плот не тонет (пока не тонет). Гаджи тоже залез на плот, Геннадий тянул верёвку на берегу. Мы с Гаджи упираясь шестами, погнали плот супротив течения от "верфи" к месту нашей стоянки, к складу то есть. Это было что-то около 400 метров. Причалили наше судно, привязали верёвкой и занялись ужином. В ожидании ужина, я одел патронтаж. Взял ружьё и пошёл поохотиться. Протока у лагеря манила под тень своей прохладой и загадочностью. Вдоль протоки удобная тропа скрывалась в зарослях высоких деревьев. Прошёл метрова 300 и вдруг увидел рябчика, который при моём появлении взлетел чуть ли не из под моих ног и уселся на ветку дерева. Я лихорадочно сорвал с плеча ружьё и выстрелил. Рябчик камнем упал на землю, но тут же взлетел и был таков. Странно! Иду дальше по тропе. По протоке плывёт утка. Я опять прицелился, а она - раз, нырнула в воду. Ага, это значит утка-нырок. Я прицелился и ждал пока она вынырнет, но утка как в воду канула. Возможно она спряталась в береговой траве. По болотистому перешейку я пересёк протоку. Дичи нет нигде, попряталась. Перешёл опять на свою сторону протоки. Тут вдруг : -Фр-фр-р! Рябчик. Я прицелился, а он опять: -Фр-фр-р! И улетел, сволочь. По возвращении на лагерь я был застигнут проливным дождём, вымок до последней нитки. Охота пуще неволи! Зато я был вознаграждён изумительным зрелищем: внезапно обнаружил я, что облака, несомые Зефиром, окрасились кровавою зарёй. Всё небо в сполахах пожара смотрелось сквозь могучие стволы, как на картинке, которая понравилась мне в детстве ("Made in Japan" ). Неописуемо! Как жаль, что плёнок я цветных для слайдов с собой не захватил. Вернулся, выжался, сушился. Ел суп и скоро спать упал. Мы в этот вечер спорили до хрипа: что есть заря, что есть закат, что зорька есть, и в чём у этих слов различье. И так к согласью и решенью не прийдя, любой из нас остался правым. Как прав был я, что зори утром, а заря - закаты, и прав Гаджи, уверенный, что зори и заря - одно и то же, и утром лишь они бывают, а вечером бывает лишь закат...
23-d of July, Sunday. Поднялся утром очень рано, полпятого всего лишь натекло из резервуара времени. Но сон пропал и холодно - с реки туман струится. Взял я ружьё и двинулся в тайгу, на ту же самую коварную протоку, где нет добычи ни черта, но вымокаешь каждый раз до нитки. На этот раз прошёл туда, ни разу дичи не увидев. Но возвращаясь, увидал плывущего нырка, и затаился, его поближе подпуская. Но тот учуял, негодяй, наверно холод страха смерти, и взмыл в прозрачную среду, которой мы дышать изволим. И отлетев подальше от ружья, качался поплавком на водной глади. Но тут, шурша крылом, летит сюда другой. Нырок не рыба - это птица, и этот тоже рядышком садится, и видно только плохо за большим кустом. К нему подкрадываюсь кошкой потихоньку, но слышит он и улетает вглубь протоки, откуда мне достать его не суждено. Опять весь вымок и замёрз, как цуцык, с пустым ягдташем возвратясь домой. Позавтракали тем, что нам от ужина осталось. Собрали вещи, бросили на плот, точнее в бочку. И сидя у костра, ещё увидели, как уточка вдоль берега плывёт. Плывёт, плывёт, плывёт, ныряет, а в это время я к ружью бегу. Минута, грянул выстрел, дробь взлетела к цели, и дичь безжизненно в волнах лежит. Вмиг я разделся и рванулся в воду, проплыл немного (метров 30) и дичь в моих руках. Точней в зубах, и я, как собачонка, плыву с ней к берегу. Вот мой трофей! А вообще-то мне стало вдруг жаль убитую мной, безжизненную птицу, качавшуюся на волнах...Но вот отплытье. Прощай, прощай, бараки Томптокана! Отчалили, решили речку тут же пересечь с той целью, чтоб в управлении плотом слегка потренироваться, и на соседнем берегу срубить берёзку, сделать вёсла. И так, толкаясь лишь шестами, достичь мы брега не рискнули, поскольку плёс и мель кругом. Так что решили пока плыть дальше, отпихиваясь ото дна шестами. Течения здесь почти не было, так что мы отталкивались без конца, чтобы придать движение плоту. Постепенно река стала сужаться, течение наконец-то подхватило плот и мы отложили шесты в сторону, блаженно озираясь на открывающиеся чудесные виды речного пейзажа. Но долго отдыхать нам не пришлось. Впереди виден был порожистый перекат, а нас несло прямо на камни! Тр-р-р! Сели на мель! Попрыгали с плота и волоком потащили плот к левому берегу, где находился основной фарватер. Чуть было не было! Впредь решили внимательно смотреть за обстановкой впереди, чтобы не сесть на мель или не налететь на камни. Тогда нашему плаванию придёт конец. Тайга вдоль речки, как стена глухая, и небо полное бараньих облаков, и всё отражается в огромном зеркале на ровной глади, а тишина кругом! Покой... так вот проплыли километров 20, и остров агромадный обогнув, причалили к косе, едва-едва затормозив, поскольку очень сильное теченье. Поставили здесь на террасе, метра в два, свою палатку. Рядом горы. Я взялся за сложение костра, как оказалось, я сегодня повар. Сварили птицу, цимус, объеденье, но всё же жаль, что хлеба нет ни крошки. Попили чаю, я на боковую. Проснулся и опять варить - вкуснейший суп, наелись до отвала. Устали за день мы на этой речке, шестами упираясь без конца. Не просто плыли, наслаждаясь видом, как плотогоны пёрли по реке. Гаджи на связь конечно вышел. Нас никто не слышит, а мы слышим, что у наших всё О.Кей. Завтра нам предстоит сделать здесь маршрут. Погода стоит хорошая, но ночью будет холодно, потому что речка в 9 метрах от палатки, а с реки идёт холодный туман. Зато имеются и преимущества: можно стрелять по уткам, не выходя из палатки. Я сплю по центру, ружьё под боком. Хотя с другой стороны, при выстреле други мои Гена и Гаджи могут рвануть от страха в разные стороны, и палатка треснет напополам. Но спать пора, уж вечереет. Засыпая слышал, как крякают утки...
Сны начинают здесь сниться сразу, едва только закрываешь глаза и приятная истома растекается по уставшим мышцам. Перед сном одеваешься потеплей, накручиваешь на ноги грязные, но тёплые портяночки, и залезаешь в чехол от спальника и во вкладыш. Ничего, не испачкается - в первую ночь на Учуре я залазил в него, не снимая сапогов. А потом найдёшь дырочку для носа, чтобы не задохнуться и тут же попадаешь в царство Морфея, и снится всякая неразбериха, такая что не в сказке не сказано, ни пером не писано. Почему-то снятся всякий раз какие то девушки и женщины, лица которых кажутся знакомыми... А если вдруг мужик приснился, то непременно враг и обязательно дело до драки доходит, но я, как правило, неуязвим...хотя и их достать трудно...А что мне снилось в эту ночь, увы вспомнить не могу.
24.07.78. Проснулся ни свет, ни заря от пробирающего до костей холода, противного и неотвратимого. Вертелся, крутился, но уже не заснуть, холод бодрость придал, А мужики спят, хоть бы что! Вылез из палатки, вокруг всё в плотном тумане, как в молоке. Немного поразминался, но всё равно холодно. Бр-р-р-р! Взял ружьё и пошёл вниз по течению. Уток не встретил, зато согрелся. Потом подумал: идёшь охотиться, определи куда ветер дует. Надо запомнить на будущее. Я разжёг костёр, вылез Гаджи, поставил греться еду. Позавтракали пикантным блюдом "Учурником". Гаджи навострил лыжи и исчез в тумане, ушёл на маршрут, оставив меня без привязки. Я ж студент, да и секстанта у меня нет. Начал так писать в пикетажке: "Маршрут Љ4 проходит на левом борту реки Учур. Начало - в излучине реки между высотами 550.5 м и 723.4м . Напротив начальной точки маршрута, азимут 210 град находится остров, точнее его середина". Какой остров? Конечно же - Остров Сокровищ! И пошли мы с Геннадием по азимуту 210 градусов, учитывая западное склонение в 12 град 49 минут. Полезли в горку, прямо по песчаникам и алевролитам протерозойским. Но вдруг, бац! Интрузивные породы полезли. Я окрестил их тут же диоритовыми порфиритами, хотя позднее выяснилось, что это габбро-диабазы. Склон крутой, под 45 градусов, жара! Выбрались наверх, прошли немного. Тут: -Фр-фр-фр-р-р! Птица! Рябчик!
Ружьё изготовил, Гене машу: Тихо! Не шуми! А Геннадий прёт как на амбразуру, пыхтит и треск идёт по лесу, как от роты медведей. Я его самого готов был пристрелить. Насилу утихомирил. Гена затаился за деревом, а я прицелился, плавно нажал на курок. Бах! Осечка! Чёрт побери, этак добыча улетит! Взвёл курок снова на чёртовой бескурковке. Жму на спуск со всей силы. Тик! Выстрела нету! Гена из-за дерева знаки подаёт: когда выходить? Я уже раз пятнадцать перезарядил, лихорадочно перемешал все патроны, целюсь то справа, то слева, крещусь и в бога душу мать ругаюсь - а всё о с е ч к а ! А рябчик мой расхаживает по ветке как манекенщица, ходит гоголем, полагая наверно, что я тут фотолюбитель и пришёл сюда исключительно за редким фотокадром с фоторужьём. Ещё раз внимательно изучаю оружие. Ну, ржавое, ну и что!
На всякий случай постучал геологическим молотком по эжектору, простучал всё ружьё...
Ага, нашёл! Крючок, на который жмут перед тем как сунуть патрон, малость заело. Опять прицелился, бах! Бегу к добыче. Есть! Геннадию в рюкзак птицу, идём дальше. А жара как в доменной печи! Проползли через болота, заросли и удушающий запах багульника, дошли до точки, до последней точки маршрута. Обратно взял я другой азимут на палатку, начали спуск. По пути ещё одного рябчика подстрелил. В маршруте подсёк интрузивные тела габбро-диабазов, наверно это большая интересная находка, которая обогатит отечественную науку.
Вечерком сварили и скушали моих трофеев, покупались в речке. Собрали вещи, свернули палатку, в 18:00 снялись с якоря. Не жарко уже, благодать! Мы в оранжевых спасательных жилетах. Впереди белеет палатка, там живёт отшельником Пётр. Он кстати вышел на берег, прикрывая глаза ладонью от солнца, разглядывает наш ковчег. Полагая, что мы можем запросто проплыть мимо, вскакивает в лодку, мотор взревел и вот он уже возле плота. Смотрит ошалелыми глазами на нас. Видно, что одичал, давно людей не видел. Мне говорит: -Тебя я где-то видел! В Нелькане в прошлом году? Я: -Ну да, в Нелькане.
Рассматривает Геннадия: -А этого парня вижу впервые....
Пожимает нам руки, потом смотрит на нашего начальника: - Да это же Гаджи!
Тут же он цепляет наш плот на буксир и волокёт его против течения к своему берегу. Однако течение сильнее мотора "Вихрь", да и вес нашего плавучего средства более полутора тонн. Но всё же мы причаливаем к берегу и идём к Петру. Среди стволов и веток виден лабаз, поставленный высоко, несколько палаток, тент. Кажется, что здесь лагерь, где живут несколько человек, однако впечатление обманчивое - здесь обитает отшельником только Пётр. Он рыбак, охотник, он вольный лесной человек. Вроде лешего или пирата...Судя по его гостеприимству, ему очень не хватает человеческого общения. Он нас угощает самогонкой, сушённым мясом и рыбой. У него запасы сахара, муки, сгущёнки, тушонки, печенья и прочих вкусных вещей гораздо богаче, чем во всей нашей Охото-Майской партии. В палатке висело несколько ружей и карабин. Вряд ли у Петра было разрешение на всё это оружие... Интересно, что в конце семнадцатого века страшное землетрясение в Карибском море и гигантская волна цунами почти полностью уничтожили Порт-Рояль, столицу пиратской Ямайки. Порт-Рояль в то кровавое время был пристанищем самых отъявленных злодеев, жутких пиратов. Пётр - он по существу тот же пират. Он занимается тут браконьерством, бьёт зверя, а потом выменивает на мясо и меха у вертолётчиков всякие товары, в том числе и оружие, патроны, продукты. В его маленьком "Порт-Рояле" тоже наверняка нередко проходят оргии, когда вертолётчики садятся на речную косу для обмена. В Порт-Рояле грабеж, происходивший на море, продолжался и в городе. За любой товар жулики-торговцы драли бешенные деньги, за спиной у них стояли свои местные бандиты. Пьянство и разврат в Порт-Рояле подвергали в уныние даже самых отъявленных пиратов, заходивших в гавань отдохнуть и попьянствовать. Я начинаю вспоминать, что в пошлом году мы, студенты, в Нелькане на базе партии жили в бичевской палатке, где я чуть было не подрался с этим самым Петром. Он очень вздорный и задиристый мужичонка, а у меня же нервы не железные. Вот и опять тут через несколько минут мы с Петром чуть не подрались. Алкоголя у него тут не меньше, чем у карибских пиратов, самогонка лилась рекой, а тут он завёл речь о том, что у Тольки Дороговцева собака Чапа ощенилась, и тот пообещал ему пару щенков. Так я ему в тему добавил, что у Дороговцевых в Нелькане ещё и кошка окотилась: -Можешь ещё и котят взять!
А Пётр аж взвился вмиг, непонятно с чего. Вроде как я его чем-то обидел, прямо таки смертельную обиду нанёс. На увещивания не реагирует, бесится, матерится. Перепил видать, белая горячка...Пират, что с него взять. Не хватало мне ещё с ним драку затеять, а то опять вылезет боком, как в прошлом году, когда пришла бумага на факультет из милиции Николаевска-на-Амуре, и меня чуть было не отчислили из института вместе с Тарзаном и Ренатом. Главное, что делить мне с ним нечего ...Вышел я к берегу, противно на душе стало. Испортил сволочь всё настроение. Больше я с ним не разговаривал, и самогонку пить больше не стал. Сидел я тихо, в беседу с ним больше не вступал, пока не отчалили. Заночевать пришлось здесь же, в его палатке. Я с Гаджи на нарах, а Пётр в обнимку с Геной на полу. Напились они, как сапожники. А у меня голова что-то болела.
25.07.78. Проснулся я около 10 часов. В палатке было душно. Сходил, умылся к речке, а они уже за столом, пьют. Я им: -Гутен морген!
Пётр, как ни в чём ни бывало улыбается, предложил мне похмелиться. Но я уже его насквозь вижу, лицемерного и грубого неуживчивого человека. А вот Ренату он понравился. Помню, как тот Петра превозносил за его широкую натуру, смелость и свободолюбивый нрав. Голова с похмелья болит, да ещё беломора покурил. Противно! У стола сидит какой-то зверь с рогами, я сначала думал, что ручной лось, а это оказался олень. Так вот ты какой, северный олень! Геннадий, с утра выпивший прилично самогонки, обнимает зверя и называет его Лось-Васька. А ещё вокруг сидит штук семь собак - чёрного, серого и разномастного окраса лайки: Мальчик, Айт, Барсик, Чёрный 1, Чёрный 2, Чёрный 3, Юкон. Все сидят вокруг и молчат, разговаривает один Пётр, причём сразу со всеми, вернее несёт какой-то несусветный бред. Пётр и Гена пьют самогон, Гаджи вообще непьющий, а я тоже не хочу пить, никакого настроение на пьянку нет, никакого удовольствия не испытываю. Здесь всё пропитано тоской зелёной. Этот Пётр, хотя начитанный и вроде не дурак, но он какой-то нудный, общаться нормально не умеет, всех перебивает, болтает без умолку, слова из него извергаются, как лава из вулкана. Типичный Робинзон Крузо или Билли Бонс... Я представляю, как Робинзон набрасывался на спасших его людей, с целью выплеснуть на них все мысли, накопившиеся у него за долгие годы одиночества. Мы с Гаджи перенесли ненужные вещи и пробы на вертолётную площадку. Плот нам больше не нужен. Гаджи вырезал на плоту своё имя. Я тоже вырезал на брёвнышке своё имя, а потом ещё добавил: UCHUR, геология.
Мы с Гаджи оттолкнули плот от берега, вывели до фарватера реки и спрыгнули в воду. Я покинул плот последним. Долго мы ещё следили за тем как плот уносило куда-то вдаль. Может быть кто-то ещё увидит его, а может только белые медведи. Унесёт наш плот на самый Северный полюс. А белые медведи будут заглядывать в бочку и принюхиваться: -Чем это тут пахнет?...
Капитаном на плоту был я, а Гаджи - лоцманом или штурманом....Вода в реке холодная, но в нашем Юют-Сиэбите просто ледяная. Прошли по старому лагерю отряда Љ3. Вот в этой палатке жили Ренат, Тарзан и Троцкий. Совершенно случайно нашёл тут свои солнцезащитные очки, которые давал Троцкому в прошлом году, когда ему понадобилось свой синяк под глазом маскировать. Здесь же валялись штаны Тарзана, а также брюки и рубаха Рената. А Пётр и Геннадий пьют, не отходя от банки с зельем. Еле дождался вечера, уснул в 22:00.
26.07.78. Проснулся едва рассвет забрезжил. Умылся, сделал зарядку. За мной поднялся Гаджи.
Мы с ним поели и пошли в маршрут. Через болота вышли на сопку. Поначалу за нами увязалась вся свора собак, наивно полагая, что мы идём на охоту, но потом учуяли они след медведя и умчались куда-то. Остался только Мальчик с нами. Наколотили в маршруте мешок камней. Гаджи для этого спустился, как альпинист, со скалы вниз, а я ему на верёвке спускал мешочки для проб и поднимал полные вверх. Вернулись на лагерь в 12:30, преодолев 15 километров пути. А наши други сидят, пьют, изредка закусывают. Мы чуть не заблудились: Гаджи, как Сусанин, завёл в топкое болото, хорошо, что Мальчик вывел нас к лагерю Петра. Мы собрали вещи и стали уговаривать Петра перевезти нас на другой берег реки. А ему так не хотелось расставаться с людьми, особенно с Геннадием. Где он найдёт ещё себе такого надёжного собутыльника? Но, что делать, Пётр всё же пошёл с нами к реке, попросил меня передать приветы Ренату и Тарзану. Мы сели в лодку, взревел мотор, мы начали пересекать реку. Течение было в этом месте сильным, да и воды после дождей в верховьях явно прибавилось, поэтому лодку сильно сносило. А уже когда мы были почти у противоположного берега, Петру вдруг захотелось курить, да папиросы у него, как оказалось, кончились. Со словами: -Без курева, я - как дурак!,- он развернул лодку и направил её обратно, к своему берегу. Лодка опять воткнулась носом в берег, сходил он за папиросами. Оттолкнулись от берега, стал он заводить мотор, сорвал шпонку на винте, потому что длинный его язык, болтовня, мешали ему заводить мотор, отчего лодка налетела на мель. Гаджи ухитрился забить шпонку, и наконец-то тронулись, доплыли до устья Юют-Сиэбита. Попрощались мы с Петром, пожали ему руку. Он ещё долго не хотел нас отпускать, всё что-то говорил, говорил....но я уже не слушал, я наслаждался воздухом свободы! В гостях хорошо, а дома лучше! Даже если дом - это палатка в болотистой долине с чахлой растительностью... Пётр всё же выговорился и отчалил, а мы бодро зашагали к своему лагерю, вверх по течению ручья. Геннадий однако всё время отставал, ему было трудно идти после тяжёлой борьбы с Зелёным Змием, в которой явно победил всё же Змий. Он сказал нам с Гаджи: -Куда спешить? ...А вы оставьте меня тут, я к утру дойду...
Ну, что тут сделаешь? Пошли мы с Гаджи, а Гена ковылял себе по чуть-чуть, дымя папиросами, подаренными ему Петром. Он ещё горланил спьяна: -Йо-хо-хо и бутылка рому, пей и Дьявол доведёт тебя до конца! Мёртвые не кусаются!
Каких-то 9 километров, и мы пришли на свой лагерь. По дороге Гаджи стрелял в лосиху, но промахнулся. Нас встретили Володя и Валера. На вопрос: -А где Геннадий?,
я ответил: -Смыло!, - и поковырял пальцем в зубах. Сегодня мы с Гаджи прошли в общей сложности 25 километров, устали. Перекусили. Вскоре я уже спал в тёплом ватном спальнике и смотрел замечательные сны. Геннадий пришёл на лагерь лишь поздно вечером.
љ Copyright: Владимир Симоненко, 2009
Свидетельство о публикации Љ1902240724