Я шел по вечернему, зимнему, сверкающему огнями городу, охваченному белым, пушистым, забирающимся под пальто, до костей пронизывающим январем. Большие хлопья, кружась в морозном вальсе, мягко ложились на голову и плечи замысловатыми кружевами, устилали асфальт, потрескивающие голые тополя и обмерзшие газоны по обеим сторонам тротуара словно огромное одеяло; скрипели под ногами, навевая в такт шагам давно знакомую и не желающую быть забытой мелодию.
Тьма раскинула крылья над городом, охватила его, была готова принять в свои объятия, но город, ощетинившись сотнями и тысячами огромных светильников-гирлянд, упорно сопротивлялся. Тьма ждала. С надменной безразличностью она висела над городом, но когда очередной источник искусственного, и тем не менее, спасительного света, отслужив, потухал, тьма с жадностью заглатывыла его, празднуя еще одну, пусть маленькую, и все же, победу. Она тупо верила в свою мощь, в свою судьбу когда-нибудь подавить противостояние света. Когда-нибудь...
Я взялся за дверную ручку и потянул. Заскрипев, застонав десятками голосов, старая, иссохшаяся дверь поддалась. В нос ударила смесь неприятных запахов, поселившихся здесь давным-давно и навечно. Весь подъезд освещался лишь одной единственной тусклой желтой лампочкой, где-то на четвертом или пятом этаже и скудным светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь грязные, затянутые паутиной и измазанные птичьим пометом окна лестничных пролетов, но этого было достаточно, чтоб разглядеть вытоптаные за долгие годы ступени, темного цвета стены с толстым потрескавшимся, и местами отвалившимся слоем краски и очертания дверей квартир на квадратных площадках. Я стал быстро подниматься на третьий этаж - даже мне было жутко находиться в этом месте.
Пару месяцев назад я встретил Дениса - приятеля из далекого детства. Мы давно не виделись. Очень давно. И тут вдруг я обернулся на оклик собственного имени и увидел его, как всегда улыбающегося. Посреди пустого, заснеженного тротуара глубокой ночью. Гм... Странная встреча! Я не верю в случай. Денис пригласил меня в гости - он очень хотел познакомить меня со своей девушкой, Леной, показать мне армейские фотографии... Зачем? Прошло столько лет. Связывает нас еще что-нибудь? Может быть.
Я вдавил кнопку звонка, и уже через секунду послышался топот и обтянутая коричневым дермантином дверь с щелчком распахнулась, обдав меня домашним теплом и специфическим запахом, делающим каждую квартиру чем-то особенным.
- А! Ну наконец-то, решил зайти! - Денис расплылся в улыбке и, сделав рукой широкий жест, сказал: - Что стоишь? Проходи давай!
- Привет! - сказал я и нерешительно переступил порог, бегло осмотрев в первую очередь углы прихожей. Когда я в последний раз видел Дениса, он был костлявым, взъерошенным малым с, что характерно для развивающегося подростка, черезчур длинной шеей и руками почти до колен. Сейчас же передо мной стоял светловолосый молодой человек среднего роста, относительно крепкого телосложения со следами уже вкушенного в свои годы горя на лице.
- Да ты раздевайся, - почти сорвал он с меня пальто, - Проходи! Я сейчас!
Я аккуратно поставил свою обувь в угол и, принюхиваясь и таращась по-углам, проследовал в довольно маленькую гостинную, мимо кухни, где Денис метался с полотенцем на плече от холодильника к столу на фоне окна, задернутого короткой занавесочкой.
- Посмотри пока фотографии! Я быстро! - донеслось из кухни.
- Ага! - откликнулся я.
Фотографий было много. Даже черезчур. Все четыре стены гласили, в основном, о горячей любви Дениса и Лены.
- Там мы, с Ленкой везде почти! - будто услышал меня хозяин.
- Да я вижу... А где она? - протянул я, встав одним коленом на пестрый диван подле застекленной двери. Денис подошел ко мне сзади, отчего волосы у меня на затылке зашевелились и невольно приподнялась верхняя губа. Не переношу, когда подходят сзади!
- На работе. Погоди, я альбом из армии привез. Сейчас покажу! Ты пока на кухню проходи, садись! - сказал он, копаясь в шкафу стенки, стоявшей напротив дивана и каким-то чудом вмещавшей в себя телевизор. Я прошел на кухню и уселся за стол, стоявший у стены и обтянутый местами вытертой клеенкой с блеклыми цветочками. На нем уже стояла на скорую руку приготовленная закуска.
- А курить у тебя где можно? - громко спросил я и уже искал глазами пепельницу на маленьком подоконничке и столешнице скромненького бледного кухонного гарнитура, некоторые дверцы которого перекосило от времени.
- Да кури прямо на кухне. Я-то не курящий, так что не продымим все! Проветрим потом и все дела! - Денис бережно внес большой, толстый и весьма увесистый на вид фотоальбом, обтянутый синим бархатом с круглой нашивкой, изображающей летучую мышь, - Вот оно, мое сокровище!
Я чиркнул спичкой и прикурил. Сизый дым на миг перехватил горло. Мой старый и новоиспеченный приятель тут же подсуетил мне пепельницу из пустой, тщательно вымытой консервной банки и достал из издающего странное урчание холодильника поллитра.
- Может, коньяк предпочитаешь? - деловито спросил Денис, как всегда улыбаясь. Коньяк? Было бы не плохо, но уж лучше нормальную водку, чем дешевый коньяк или бренди!
- Нет, нет, водка меня вполне устраивает! - так же деланно ответил я, склонив голову, будто кланяясь, - А Лена-то ничего не скажет, когда придет?
- Да она во вторую сегодня работает, часов до одиннадцати можно не ждать. Это, если повезет! А-то и остаться придется - она у меня врач! Хирург! - Денис гордо приподнял подбородок, но тут же его отпустил, - Часто по две смены работает. Я ее и не вижу, бывает, по-несколько дней...
Мы долго сидели. Беседовали о том, о сем. Детство, армия, женщины, автомобили... О чем могут беседовать два старых приятеля, целую вечьность не видевшие друг друга? Да обо всем на свете!
Время летело незаметно. Часы на стене, над столом мерно отсчитывали свой удел. Внезапно телефон в гостинной разразился звоном-треском и Денис поспешил взять трубку. На минуту я остался один. Спиртное, дополненное закусью и никотином, приятно тяготило желудок и расслабляло. Беззаботно и меланхолично я потягивал едкий сигаретный дым и выпускал его кольцами в белесый потолок. Он обдавал меня голубовато-серым туманом, клубился, создавая больному воображению всевозможные образы невиданных существ...
И вдруг я ощутил голод... Я знал этот голод и боялся его. Он мигом выгнал хмель от выпитого спиртного и острой болью в желудке заявил о себе. Перед моими глазами помутнело. Все поплыло куда-то в сторону. Грудь сдавило, будто в тисках, заломило челюсти. Из моего горла вырвался приглушенный хрип. Ноги отказались служить мне и я сполз на пол. Пена и слюна выступили на губах. Денис вбежал на кухню, что-то крича, и подскочил ко мне, но я уже почти не видел и не слышал его. Я погрузился во тьму...
Что мы чувствуем, когда спустя несколько лет встречаем людей, которых считали когда-то своими друзьями или хорошими знакомыми? Ничего? Нет. Конечно, что-то происходит! Во многих случаях, мы просто забываем об этих людях, вычеркиваем их из нашей жизни, не занимаясь далее темой их бытия, даже если когда-то они были неотъемлимой частью нашего существования. Человек будто умирает для нас. Но потом, спустя годы, он внезапно врывается в наши будни какой-то короткой, паршивой репликой, типа: " ..., это ты? Привет!" и переворачивает все с ног на голову! По какому праву?! Даже, если об этой личности у нас сохранились только хорошие воспоминания. Даже, если мы иногда вспоминаем о ней и представляем себе, как бы это было, вдруг встретить этого человека. И вот оно! Свершается! И что дальше? Ведь мы постепенно свыкаемся с мыслью, что связь к тому или иному человеку утрачена и продолжаем жить. Жить или существовать.
Тот день изменил все. Я встретил Любу. С ней мы учились в старших классах, и с самого начала я был к ней неравнодушен. Большие, как-то неестественно зеленые глаза; озорной, вздернутый кверху и усыпанный веснушками носик; полные, манящие губы; короткая стрижка густых светлых волос. Ее волосы... Они так чудно пахли, что я готов был отдать все на свете, только чтоб хоть на миг окунуться в их аромат, такой волнующий, такой необычайно женственный.
Дальше следует весьма банальная история: закончив школу, все мы рассыпались по-жизни, как бусинки, соскользнувшие с нити. От общих друзей и знакомых я слышал, что Люба уехала в другой город и, спустя два-три года, вышла замуж. Я долго не мог расстаться с ее образом, кружившем в моей голове длительное время, но, как известно, оно же лечит все раны, и Люба постепенно слилась с толпой людей, не имевшим ко мне ни малейшего отношения. До того дня.
Стоял самый обычный октябрьский вечер. После работы, где я явно черезчур задержался, я зашел в продуктовый магазин, купить что-нибудь и смести это, приготовленное на скорую руку, завалившись в завершение дня спать и с радостью ожидать следующего. Встав в очередь к кассе, я бегло высматривал продукты, которые мог бы себе позволить. Миловидная, полная девушка-продавец то и дело открывала и закрывала холодильник-витрину, выпуская перед носами покупателей смесь различных аппетитных запахов, пряностей и копченостей, но вдруг сквозь этот набор ароматов пробился один, какой-то особенный, знакомый и в то же время чужой. Инстинктивно я повел носом по его направлению, напомнившему о чем-то забытом, давнем, но несомненно приятном и оторопел: спиной ко мне стояла девушка с короткой стрижкой. Именно от нее исходил тонкий, как шелковая нить, чистый, как утренняя роса и нежный, как сама любовь запах. Это несомненно была она! Ноги мои обмякли, внутри что-то оборвалось и звонко упало, озноб пошел по всему телу, но, пересилив себя, я хриплым, готовым вот-вот сорваться голосом выдавил: "Люба?!" Девушка медленно повернулась. Господи! Какая же она красивая! "Да?" - сказала Люба и, с секунду пристально посмотрев на меня, улыбнулась, - "Ой! Привет! А я тебя и не узнала сразу..."
Я предложил Любе пойти ко мне на чашечку чая, поговорить о старых школьных временах, о нынешних. Она охотно согласилась и мы вышли из магазина под мелкий моросящий октябрьский дождь.
В себя я пришел только через трое суток. Я не помнил ровным счетом ничего, ничего не чувствовал, кроме сильного голода. Люба не убила меня, а сделала из меня себеподобного.
Каждый в ответе за свою судьбу сам. Нет, не за судьбу, а за жизнь! Судьба давно предначертана и неизбежна. Нам не изменить судьбу, но мы в состоянии контролировать себя, если верить тем или иным источникам. Я хочу в это верить! Я не свыкнусь с мыслью, что я самолично в ответе за мою судьбу! Нет! Нет! Нет...
...Я отпихнул от себя безжизненное тело, вытер рот и подбородок свисавшим со стола полотенцем. На груди расползлисть багровые пятна. Я поднялся с пола, покрытого ленолеумом, сел на табурет. И вновь хлынули слезы рекой. Как обычно. Как всегда... Почему? Зачем? За что? Господи! Чем я провинился перед тобой? Чем прогневал тебя? Ком медленно подступал к горлу и вместе с ним истерика. Как всегда...
Я не знаю, как долго я сидел, обхватив колени руками, уткнувшись в них лицом, и плакал. Плакал навзрыд, с криком, как ребенок. Когда я посмотрел на часы на стене, было уже почти три ночи. Нужно идти.
Я оделся и вышел в ночь, в снег. А он все так же ни о чем не знал и ложился на асфальт, потрескивающие голые тополя и замерзшие газоны по обеим сторонам тротуара, голову и плечи замысловатыми кружевами. И у тьмы стало на одно основание больше, тупо верить в свою мощь...