Аннотация: Книга представляет собой своего рода "записки следователя" - рассказы о службе и расследовавшихся в разное время делах главным ее героем.
Анатолий Силин
ПЕРСТЕНЬ ШАХА
2-е издание, исправленное и дополненное
Воронеж 2016
УДК 351.745.7
ББК 67.401.133.1(2Рос)
С36
Силин, А.С.
С36 Перстень шаха [Текст] / А. С. Силин. -- 2-е изд., испр. и доп. -- Воронеж : Издательско-полиграфический центр "Научная книга", 2016. -- 196 с.
Книга представляет собой своего рода "записки следователя" -- рассказы о службе и расследовавшихся в разное время делах главным ее героем -- подполковником милиции в отставке В. А. Мацаевым.
Для широкого круга читателей.
УДК 351.745.7
ББК 67.401.133.1(2Рос)
No Силин А. С., 2010
No Силин А. С., 2016, с изменениями
Путьвмилицию
Человек, о котором пойдет рассказ, как оперативник, неординарный, и читатель сможет в этом сам убедиться. Спросите, в чем же состоит его неординарность? Наберитесь терпения и почитайте. Его фамилия -- Мацаев, имя и отчество -- Виктор Алексеевич. Виктор по-гречески -- победитель. Но ближе к делу. Рассказывает наш герой.
-- Родился я в городе Воронеже в районе улицы Беговой -- это Северный микрорайон, окраина города. Здесь когда-то устраивались конные бега, потому и улица так названа. Из детства помню, что Воронеж после понесенных в войну разрушений быстро отстраивался и становился еще краше. Восстанавливались старые заводы, строилось много новых промышленных предприятий. Все трудились с победным огоньком, радовались мирному труду. В общем, жизнь вокруг кипела.
В каждой семье было много ребятишек. Между собой мы общались, знали, у кого где работают родители. Почему-то запомнилось, что было немало семей, где имелись судимые: у кого отец, у кого дед. Но Родину любили все: и несудимые, и освободившиеся из мест лишения свободы. Так было.
Одни мои сверстники с наших улиц занимались кражами, другие увлекались разведением голубей и содержанием разных птиц. Между прочим, меня голуби тоже сильно увлекали, но это отдельный разговор. И была огромная тяга у многих из нас к спорту. Ребята, занимавшиеся спортом, в нашей среде были особенно авторитетны. В восемь лет и я занялся вольной борьбой. Мне и моим друзьям крепко повезло: на нашей улице жил заслуженный тренер России по вольной борьбе динамовец Сергей Иванович Горожанкин. Как-то подошел он к нашей ребячьей ватаге и стал интересно рассказывать и про спорт вообще, и про вольную борьбу, занятия по которой вел среди подростков на "Динамо". В общем, посоветовал не балбесничать и не гонять без толку по улицам, а прийти на "Динамо" и начать тренировки. Мне, к примеру (может, чтобы подзадорить и увлечь), сказал, что из меня-то уж точно толк будет. Я страшно обрадовался, ведь кто сказал-то -- сам Горожанкин! Сергей Иванович был изумительным человеком. И скольким мальчишкам дал он путевку в жизнь! Назову лишь одного из тех, кому он помог войти в большой спорт: Александр Тамбовцев, ставший в 1985 году чемпионом страны по вольной борьбе. Да разве только он?
С легкой руки Горожанкина стал и я заниматься борьбой. Тренироваться нравилось. Скажу без хвастовства, у меня неплохо получалось. В 14 лет я уже выиграл чемпионат области по вольной борьбе и другие соревнования.
Отцом с мамой, братьями своими я гордился и горжусь: честные, порядочные люди. Отец, Алексей Иванович, -- фронтовик, после войны работал на заводе "Электросигнал". Мать, Мария Денисовна, трудилась на заводе тяжелых механических прессов.
Родителей на работе уважали и почитали, и мне за них никогда не было стыдно. У матери был брат Калашников Павел, который в войну совершил замечательный подвиг, он служил в органах военной контрразведки в звании капитана на Калининском, Западном, 3-м и 2-м Белорусских фронтах, но это отдельный разговор.
По-прежнему я упорно тренировался, часто выступал на разных соревнованиях по линии спортивного общества "Динамо" и, как правило, побеждал.
В двадцать лет был призван на срочную в ряды Советской Армии. Со службой повезло. Не исключаю, что и тут помогли мои активные занятия спортом. Да и внешне я, видимо, "сгодился". А дело в том, что меня направили в Москву, служба проходила в районе Кунцево, там, где раньше располагалась известная дача Сталина. Служба была ответственной, да это и понятно: мы охраняли отдых и покой руководителей государства. Многие из них к нам, охранникам, привыкли, здоровались за руку, расспрашивали о жизни, о семье. Мне, к примеру, довелось общаться с такими знаменитостями, как маршал А. А. Гречко, начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота генерал армии А. А. Епишев, председатель комитета госбезопасности СССР Ю. В. Андропов и другими государственными деятелями.
Служба пролетела быстро. Последние полгода, из-за полученной на одном из соревнований травмы (повредил колено), меня перевели дослуживать в подмосковный район Ногинска, откуда я и был демобилизован на "гражданку".
Как и каждый срочник, думал, конечно, об устройстве дальнейшей жизни. Если честно, то хотелось и далее заниматься спортом, хотя и понимал, что не буду же бороться всю жизнь. И все-таки решил пока не уходить из большого спорта.
Мне предложили поехать в Литву -- в город Каунас и продолжить заниматься вольной борьбой там -- в Литве этот вид спорта был развит слабо. Согласился. Выступал опять же за общество "Динамо" и стал мастером спорта, чемпионом Литвы. И вот там-то мне и посоветовал мой тренер Иванов, чтобы я не терял время даром, а поступал в Каунасскую среднеспециальную школу милиции. Поступил. Нас, воронежцев, было в том наборе пять человек. Держались кучкой, знали, что в основном воронежцев после распределения направляют в Московскую область. До окончания учебы было еще немало времени. Я старательно занимался и, конечно, -- принимал участие в соревнованиях. Все шло нормально. За время учебы несколько раз отличился. Первый раз -- это когда приехал в Воронеж курсантом первого курса. Было так. Я с двумя девчонками стоял у театра оперы и балета. День был теплый, солнечный, девчонки, особенно одна из них, Лена, были прекрасны. Лена что-то рассказывала, и все смеялись. И вдруг подходят к нам три амбала, и среди них -- иностранец. Как я после узнал, студент из Алжира. Двое других -- нашенские, вроде как сопровождали его. Вид троицы ничего хорошего не предвещал, я это понял сразу. И вот алжирец бесцеремонно хватает Лену за руку, говорит, что она ему нравится, и тянет за собой. Двое других принимают при этом устрашающий вид. Лена в слезы, пытается вырваться, но бесполезно. И вдруг алжирец достает нож и подносит к ее лицу. Девушка в ужасе кричит...
Вот тут-то я и применил один свой приемчик, отчего нож у иностранца выпал, а рука повисла как плеть. Его напарники, не дожидаясь своей порции, бросились бежать. А я вызвал, как положено, милицию. Нашлись свидетели, что иностранец грозил девчонкам ножом. Алжирца задержали, отправили вначале в больницу, а после, как стало известно, его перевели на учебу в Минск. Этим делом, точно не помню, занимался следователь... не то Седых, не то Соловьев. Так что первую милицейскую проверку на прочность прошел в родном городе.
Другого преступника задержал тоже будучи еще курсантом школы милиции. Это было в апреле 1978 года. Я и еще два курсанта-литовца находились на дежурстве от Ленинского РОВД г. Каунаса в городском парке. К нам приблизилась группа местных ребят, мы с ними поговорили и пошли дальше. Все же, что случилось потом, было как во сне. К парням, с которыми мы только что разговаривали, подъехал на мотоцикле парень и выстрелил в одного из них из обреза. Тот с разбитой головой грохнулся на землю, а остальные просто остолбенели и стояли как в каком-то шоке. Тем временем мотоциклист, пытаясь уехать, стал разворачивать мотоцикл, но тот заглох. Бросив его, он с обрезом в руках стал убегать. Изо всех кто был свидетелем этого дикого случая, в том числе и нас, троих курсантов, за мотоциклистом побежал один я. Гнался километра два. Пытаясь меня испугать, преступник стрелял вверх, но я продолжал преследование. Конечно же, был риск, что он остановится и выстрелит в упор. Но этого, к счастью, не случилось. Я его догнал, свалил на землю и скрутил руки, связав их ремнем.
За это задержание я был награжден Почетной грамотой министра внутренних дел СССР Н. А. Щелокова. Грамоту вручал при всем личном составе начальник школы. Потом мне пришлось не один раз ходить в суд в качестве свидетеля. Кто же был этот убийца на мотоцикле? Оказалось, что его девушка ему изменила и стала встречаться с другим парнем. Этот парень-то и был среди ребят, с которыми мы разговаривали во время дежурства. Подъехав на мотоцикле, ревнивец вроде бы хотел только попугать своего соперника, но выстрел оказался смертельным. Преступник был осужден к двенадцати годам лишения свободы.
...Наконец учеба в школе милиции закончена. Началось распределение. Меня упрашивали остаться работать в Каунасе или любом другом городе Литвы. Предлагали должность оперуполномоченного. Но я настойчиво добивался направления в Воронеж. Сколько же можно жить на чужбине? И так -- два года в армии, потом учеба в школе милиции. Своего добился: в октябре 1979 года я был назначен оперуполномоченным нашего Советского РОВД. Так в звании лейтенанта началась моя оперативная служба в органах внутренних дел.
Начальником Советского отдела милиции был в то время Василий Иванович Глазков, а заместителем начальника по оперативной (теперь -- криминальной) работе -- Мурат Владимирович Багаев. Он мне сразу понравился: грамотный, воспитанный, хороший юрист-практик. Не хитрил и не мудрил, как некоторые, все вещи называл своими именами. Начальником уголовного розыска, то есть моим непосредственным руководителем, был Алексей Яковлевич Журавлев. Он с большим пониманием относился ко всем оперативникам, но особенно был внимателен к молодым. Так что в этой части мне с начальством крепко повезло.
Еще обучаясь в школе милиции, я, вполне естественно, многое думал-передумал о своей дальнейшей службе. Не раз представлял и фантазировал, как буду раскрывать преступления. Но мечты и фантазии это одно, а конкретная работа -- совсем другое. Все как-то случалось неожиданно, а потом надо было много думать и крутиться-вертеться. А если преступлений несколько и сроки по их раскрытию поджимают? Тут уж без волнений не обходится и пахать приходится, что называется, днем и ночью, на износ. Такая уж служба у сотрудников уголовного розыска, и они не должны быть равнодушными и спокойными, если преступления не раскрываются и преступники находятся на свободе. Но это общие слова, хотя они и отражают непростую специфику нашей работы. К трудностям службы я был готов и не был настроен пасовать. Кроме того, был хорошо подготовлен физически, что очень важно. В 1981 году поступил в ВГУ на юридический факультет, в 1986 окончил его. И еще об одном не могу не сказать: я и тогда не пил и не курил, и сейчас, находясь на пенсии, не пью и не курю. Для большинства бывших, да и нынешних оперативников выглядел как белая ворона. Ведь как бывает в реальной жизни -- оперативники пьют, если преступление раскрыто, и пьют, если раскрытие по каким-то причинам не идет.
Однако лучше я вспомню о раскрытии тех дел, которые оставили в моей душе и памяти самый глубокий след. У каждого из них были свои особенности, да и люди, совершавшие те или иные преступления, были самыми разными. Память сохранила множество фамилий, имен, кличек, конкретных ситуаций, которые, возможно, кому-то и в чем-то могут быть полезными. Да, вот еще о чем забыл сказать -- о моей зоне обслуживания. Она была велика. В нее входили сады в районе улицы Острогожской и сады Советского района от улицы Острогожской до поселка Малышево, а еще полностью поселок Западный, улица Дорожная, частично поселок Малышево, от микрорайона энергетиков вплоть до стрельбища. Зона непростая, но особое беспокойство доставляли мне сады, где совершалось немало краж и других правонарушений, в том числе и убийств.
Покаяние
На должность инспектора уголовного розыска Советского РОВД города Воронежа, как я уже говорил, меня назначили после окончания Каунасской среднеспециальной школы милиции. Меня упрашивали остаться работать оперуполномоченным в Каунасе или каком-то другом городе Литвы, но я рвался в родной Воронеж и своего добился.
Территория по оперативному обслуживанию мне досталась непростая -- частный сектор поселка Западный. Преступлений на окраине района и города совершалось немало, плюс к этому добавились нераскрытые уголовные дела. "Висуны" или "Глухари", как их называют, стояли на учете и в районном отделе милиции, и в прокуратуре, и в УВД. За их раскрываемость приходилось отчитываться каждый квартал, вновь и вновь составлять планы по их раскрытию, отработке разных версий. Времени на это уходило немало, а ведь совершались и новые преступления, которые тоже надо было раскрывать. Честное слово, загружен был под самую макушку. Голова была постоянно забита кучей всяких мыслей, которые не давали спокойно жить и отдыхать. Приведу лишь один пример того, на что уходило служебное время.
Ранее поселок Западный обслуживал старший инспектор уголовного розыска отдела милиции Вячеслав Гирчев. Он передал мне несколько нераскрытых преступлений, среди которых было и дело по убийству жителя улицы Малявина Александра Тимофеевича Козловского. Знакомя меня в общих чертах с делом, Гирчев сказал, что труп Козловского обнаружила жена во дворе собственного дома, когда они с сестрой вернулись с богослужения из Никольской церкви. Детей в семье не было, в доме проживало трое: сам Козловский, его жена и младшая сестра жены Клавдия. Все трое были солидного возраста, занимались хозяйством, держали кроликов, коз, птицу. Сам Козловский в чем-то плохом ранее замечен не был. Соседи отзывались о нем в принципе положительно, хотя отмечали, что "старичок от жены подгуливал".
А еще Козловский увлекался радиотехникой, и его частенько видели возле комиссионного магазина по улице Краснозвездной, где шла бойкая торговля радиоаппаратурой и радиодеталями и где он был не прочь что-то купить или продать. Гирчев говорил также, что версия по спекуляции радиодеталями им отрабатывалась, но не подтвердилась: радиоприемник ВЭФ и имеющиеся у убитого радиодетали остались нетронутыми. Еще Гирчев говорил, что жена и ее сестра помещались на трое суток в камеру предварительного задержания (КПЗ) по подозрению в убийстве. К женщинам подсаживали сокамерниц, которые пытались хоть что-то выведать от них по убийству, но все впустую. Жена с сестрой молчали и все время молились. Отрабатывались через КПЗ и другие лица, которые подозревались в убийстве, но положительных результатов получено не было.
Вот такое, причем не одно, досталось мне от старшего оперуполномоченного нераскрытое преступление. Их надо было раскрывать. Много думал и прикидывал над этим. Скажу не хвалясь, что мои мозги в раскрытии, казалось бы, непростых преступлений в целом соображали неплохо. Вот и делом Козловского занялся вплотную: посетил родственниц погибшего, а также многих людей, проживавших по улице Малявина, стараясь вникнуть в детали как семейной жизни Козловского, так и всего, что помогло бы выйти на убийц.
Запомнилась первая встреча с женой Козловского и ее сестрой. Представился, что я теперь их новый инспектор уголовного розыска, что начал раскрывать убийство родного им человека и буду очень рад, если они мне станут в этом помогать. Но что бросилось в глаза! Женщины были какие-то испуганные и, как мне показалось, нисколько не настроены говорить откровенно. Сразу возник, да и не мог не возникнуть, вопрос: почему? В мои понятия это совершенно не укладывалось: самые близкие Козловскому люди -- и не проявляют никакого интереса к поиску его убийц! "Что-то тут не так", -- подумал я. Чувствовал, что никакой симпатии я у них не вызвал. Но сам тоже решил пойти на хитрость и своего мнения о их поведении высказывать не стал, а вроде как поддержал. Заявил твердо и решительно, что если их по данному делу хоть кто-то станет дергать, расспрашивать, то я их защищу, а кого надо -- накажу. После этих слов бабушки явно воспряли духом. На всякий случай оставил им свой номер телефона, а сам нет-нет да стал к ним заезжать, но об убийстве -- ни слова. Интересовался кроликами, козочками, о том, как им живется, не мешает ли кто? В общем, общался, стараясь быть к ним поближе.
Прошла неделя, потом вторая, месяц... Время текло неумолимо, а по раскрытию дела пока никаких подвижек. Старушки меня охотно встречали, что-нибудь рассказывали о своей жизни, о козочках и кроликах, которых разводили, а потом приторговывали мясом крольчатины и козьим молочком. А вот как шло расследование убийства, их мало интересовало. Когда меня об этом спрашивали, то и я, подстраиваясь к ним, пожимал плечами, вздыхал, давая понять, что у меня и без того работы по горло.
Сестры были глубоко верующими и часто ездили в церковь на богослужения, отмечали все церковные праздники, блюли посты, усердно молились. Меня благодарили за заботу и внимание, просили почаще заезжать. Я и заезжал, но по-прежнему не покидал вопрос -- почему они так равнодушны к расследованию? Точила мысль, что женщины от меня что-то скрывают. И если так, то как проникнуть в их души? Нет, к ним нужен был какой-то другой подход. Похоже, они меня воспринимают все-таки настороженно. И постепенно созрел дерзкий план. Задумка, в общем-то, была проста, но ее реализация могла помочь войти в полное доверие к бабушкам. Что это был за план?
На улице Малявина жила семья Власовых, в которой были два брата, склонных к употреблению спиртного и мелкому воровству. Они у меня были на постоянном учете. Под большим секретом я попросил их своровать у бабушек несколько кроликов. Совершить кражу было несложно, зная, когда старушки уедут в церковь на богослужение. Сказал, что за кражу им ничего не будет, так как она мне необходима в целях проведения оперативных комбинаций по раскрытию убийства. Но строго-настрого предупредил братьев, чтобы ни один кролик не пропал, а то за это ответят на всю катушку.
Они согласились и вскоре позвонили, сообщив, что кроликов и двух козлят у старух сперли, и вся эта живность под замком в их сарае. Еще раз предупредив, чтобы все было в сохранности, я стал с нетерпением ждать звонка от старушек. Знал, непременно позвонят, и не ошибся. Вскоре позвонила вдова Козловского, Евдокия, и в расстроенных чувствах попросила побыстрей заехать к ним.
-- Что-то случилось? -- спросил я. Но по телефону она объяснять ничего не стала, заявив, что все расскажет при встрече. Велев больше никому не звонить, я, не задерживаясь, выехал.
При встрече старушки сквозь слезы поведали о том, что я, собственно, уже знал, и Христом Богом просили найти воришек. Пообещав обязательно найти воров, я рванул к братьям Власовым. Забрал козочек и кроликов и погрузил в машину, решив вернуть их хозяйкам на следующий день. Передержать живность у меня было где.
Ой, как были рады старушки, когда я им вернул в целости и сохранности кроликов и козлят! Это надо было видеть. Они от счастья плакали и всё благодарили, благодарили. Я сказал, что воры задержаны и ответят по всей строгости. Пришлось врать, но с того дня я стал их лучшим другом.
Гм, но другом-то хоть и стал, а вот про гибель Александра Тимофеевича они по-прежнему молчали, хотя по всем другим вопросам охотно откровенничали. Меня это расстраивало и вновь заставило задуматься. Что же их сдерживает рассказать всю правду, ведь всем своим нутром чувствовал, что они знают, как все было... Ну и упертые же попались бабушки-богомолки! Только и слышишь -- помилуй, нас, Господи, помилуй души наши грешные!..
В раздумьях я больше склонялся, что это могла сделать жена хозяина. Общаясь с некоторыми соседями, узнал, что Александр Тимофеевич был хоть и пожилым, но чувствовал себя еще этаким резвым козликом и не раз изменял жене, из-за чего в доме происходили ссоры и скандалы. Но шло время, и она его каждый раз прощала. А куда денешься в такие-то годы, надеялась, что муж со временем перебесится. Поделиться кроме сестры Клавдии было не с кем, вот и изливала ей свое горе. Да сестра сама все видела и понимала.
Клавдия переехала в дом Козловских несколько лет назад. Собственная семейная жизнь у нее не сложилась, детей не было, вот и откликнулась на просьбу сестры пожить вместе. Так и жили, радуясь домашнему хозяйству -- кроликам, козочкам, курочкам. Я к Клавдии долго присматривался и все больше убеждался, что не такая уж она и "бабушка", а, что называется, женщина еще в соку. Но такая божественно-робкая, скромная, тихая! Нет, эта на убийство вряд ли могла пойти. А вот старшая сестра, Евдокия, -- наоборот: нервная, невыдержанная, эта вполне могла сорваться и в порыве гнева пырнуть мужа ножом.
Как-то сестры затеяли разговор при мне, что надо бы по церковному обряду освятить дом и двор. Да вот пока не клеится...
-- А почему не клеится? -- встрял я в разговор.
-- Знакомый батюшка слишком занятый, -- отвечают.
-- Понимаю, понимаю, -- кивнул я. -- Власть такие дела не особенно приветствует, потому и не каждый священник пойдет на это...
Сестры-то, как я смекнул, хотели провести обряд по-тихому, чтобы не привлечь внимания соседей. Но разве от людей что скроешь...
И этот разговор навел меня на интересную мысль. А что если к освящению домовладения привлечь своего человека, которому они могли бы признаться в содеянном? Стал шевелить мозгами. Такой человек у меня на примете был: он приторговывал на рынке джинсами, рубашками и разным другим барахлом. Миша-артист, как звали его все, кто с ним общался, умел поговорить на любую тему. Уж он точно подойдет на роль священника, решил я. Фигура и внешность что надо, волосы длинные до плеч. Если одеть в рясу, да повесить на шею крест (а это достать будет не сложно у священнослужителей, проживающих в конце улицы Острогожской), то у старушек никаких сомнений не возникнет. Но, конечно, надо с Мишей поработать и разъяснить, что от него потребуется. Священника он должен сыграть, как говорится, без сучка и задоринки. Моя задача заключалась в том, чтобы обеспечить своего человека церковными атрибутами да заставить хоть разок сходить в церковь и посмотреть, как ведут богослужение. Я был почти уверен, что Миша сможет добиться признания старушек. И он на мое предложение согласился.
Все до конца продумав и взвесив, я приступил к подготовке этой непростой операции. И когда все было готово, сообщил бабушкам, что сумел договориться с одним толковым молодым попом, который согласился приехать вечером и совершить обряд освящения их домовладения. Уж так обрадовались мои подопечные, что словами не передать.
В назначенное время я привез "Отца Михаила", будем так его теперь называть, к дому Козловского. Между ним и старушками сразу завязалась оживленная беседа, а потом начался и сам обряд освящения. А я сидел в машине и дожидался, чтобы отвести "Отца Михаила" домой и узнать, чем же все закончится.
Но закончилось неудачно. Когда возвращались обратно, "Отец Михаил" рассказал, что все делал как задумали: он и со старушками толково поговорил, и убедительно попросил, чтобы они раскаялись и открыли свои души. Но те только переглядывались да молились, а о своих душевных тайнах -- ни слова. После освящения в каждой комнате "Отец Михаил" приклеивал к стенам небольшие бумажные квадратики со словами "Освящено", а внизу две буквы "Х. В." -- (Христос Воскрес). Но бумажки почему-то держались слабо и падали на пол. Из-за этого "Отец Михаил" пытался склонить женщин к большему откровению. Но откровения не было. И он заявил старушкам, ходившим за ним по пятам, что освящение никак не получается, а почему -- сам не знает. И хозяйки очень расстроились, когда "Отец Михаил" сказал, что обряд придется перенести на завтра, и посоветовал им "хорошенько подумать", чтобы все прошло удачно.
Да-а-а, если бы женщины услышали наш разговор в машине, то, наверное, сошли бы с ума. Я расстроенно говорил ряженому Михаилу, что если к его "Божьим" словам они не прислушались и души ему не открыли, значит, он плохо сыграл роль священника.
-- Да может, им и не за что каяться, -- оправдывался Михаил.
-- Ты это прекрати, -- сердился я. -- Всем нутром чую -- есть за что.
-- Не знаю, делал все как надо. Даже в церковь ходил и смотрел, как батюшка служит, машет кадилом и окропляет водой богомольцев. Да я и сам когда-то собирался стать церковником.
-- Ты то артистом хотел, то церковником... -- проворчал я, сбавляя свое недовольство. Он ведь и в самом деле старался.
-- Не вышло ни то, ни другое. Торгую вот шмотками. Жить-то надо!
-- Ладно-ладно, не обижайся, -- утешил я несостоявшегося артиста. -- Завтра всё повторишь, но уж так, чтоб наверняка получилось.
Договорились, во сколько за ним заехать. Михаил снял рясу, крест и сложил все во вместительный пакет.
На другой день я привез его, и он вновь приступил к освящению дома и двора, снова перед этим душевно поговорив с хозяйками. Рассказывал им о чудодейственной силе иконки Божьей Матери, которую привез с собой.
Я же уехал в райотдел и с нетерпением стал ждать звонка.
Дождался.
Михаил обрадовал, сказав всего лишь несколько слов: освящение прошло удачно. Приезжайте -- признались!
А было у них так.
-- ...Ладно, все расскажу... -- вздохнула наконец Клавдия. -- Бога грешно обманывать... -- Она достала из-под половицы завернутый в тряпку нож. -- Всё как есть расскажу... Я мужа сестры убила, отец Михаил...
А вот что Клавдия рассказала в подробностях потом мне.
-- ...Мы с сестрицей Дусей в тот вечер были в церкви. Когда вернулись, то она себя плохо почувствовала и попросила, чтобы я покормила козочек и кроликов. Александр Тимофеевич был дома, глядел телевизор. Я вначале покормила козочек, а потом стала в сарайчике резать кроликам траву. Слышала, как из дома вышел хозяин. Войдя в сарайчик, он сказал, что жена приняла таблетку и уснула. "Слава Богу, -- говорю, -- уж дюжа на боль в голове жаловалась". А сама не оборачиваюсь, согнувшись, режу ножом траву. А потом... -- Не знаю, что на него нашло, но вдруг всем своим передом стал прижиматься к моему заду, а руками полез куда не надо лезть. И все упрашивал, уговаривал полежать с ним в этом сарайчике. "Чуешь, -- говорил, -- как весь горю! Давай потешимся, ну чево тебе стоит?.. Не бойся, Дуся не узнает".
Он и раньше приставал ко мне, когда сестры дома не было, предлагал втихую с ним посожительствовать. Но разве я могла помешать родной сестре? А в этот раз совсем обнаглел. Ах, думаю, кобеляка ты старый! Сестра лежит больная, а тебя на такую похоть тянет! Да разве можно!.. Не знаю уж, как получилось, я и не думала его убивать, а просто хотела оттолкнуть от себя...
В общем, с силой отмахнулась рукой назад, чтобы отвалить его, а в руке-то нож, каким только что траву резала, -- вот и попала в самое сердце. Каюсь, не хотела... Так получилось...
Потом побежала к сестре, стала будить ее, рассказывать, а когда вошли в сарайчик, он уже мертвый лежал. Долго плакали и думали, что же дальше делать. Дуся решила меня не выдавать. Ножик спрятала под пол, а сама стала звонить в милицию...
Ко всему этому добавлю только, что я изъял орудие убийства и всех троих привез на допрос в прокуратуру. Так мной было раскрыто преступление на улице Малявина. Клавдию осудили за убийство по неосторожности на два года условно.
Месть
Этот случай произошел в холодную январскую ночь 1985 года. В мою память он врезался надолго. Я дежурил тогда в оперативной группе, и дежурство проходило спокойно.
-- Вот здорово! -- радовался тому, что на улице под тридцать градусов мороза, а я в тепле. Думал, и вся ночь пройдет без вызовов. Однако...
Где-то около четырех утра позвонил дежурный по отделу Сегитов и сказал, что надо срочно проехать на улицу Комарова; там беда -- сын облил отца серной кислотой и ушел из дома, чтобы то же самое сделать со своей матерью. В ту ночь его мать дежурила вахтером на заводе "Электроприбор".
Я записал адрес, и мы с водителем Алексеем (фамилию не помню), выбежали во двор, где стояла дежурная машина, которую сотрудники называли "буханкой". А на улице и в самом деле морозец ой-ей-ей какой! То ли оттого, что вышел из теплой комнаты, то ли, потому, что наша "буханка" за ночь основательно остыла, но пока Алексей заводил машину да стал немного ее прогревать, моя спина чуть не примерзла к сиденью. Наконец тронулись, но ощущение такое, будто сижу на куске льда.
Ехал и думал: что же случилось в квартире на улице Комарова? Когда звонил дежурный, я попытался разузнать подробности, но он не ответил, а нетерпеливо поторопил: "Езжайте быстрее! Как разберешься -- позвони!"
Подъехали, вот тот дом и подъезд. Водитель остался в машине, а я бегом в дом. Нашел квартиру. Дверь приоткрыта. Если откровенно, то опасался -- мало ли что меня там ожидает, тем более что не было никакой конкретной информации.
Заходил осторожно, прислушиваясь и приглядываясь, ведь могла ожидать любая замануха или провокация, потом перед прокуратурой не отпишешься. В коридоре никого. На кухне тоже. Двери в туалет и ванную закрыты, в комнате, что с левой стороны, все аккуратно прибрано. Я уже подумал не обман ли какой? Но почему тогда дверь в квартиру была приоткрыта? Да и чей-то голос, когда заходил, вроде как послышался. И вот дальше, в другой комнате, я увидел то, что приковало все мое внимание. Сбоку стола с телефонной трубкой в руке сидел мужчина лет под пятьдесят, все тело которого было усыпано красными пятнами, волдырями и подтеками. А воздух в комнате густо пропитан запахом кислых щей. Страшное зрелище!
Понял, что сидел сам хозяин. Глаза страдальца -- он, видно, вовремя успел их закрыть, потому и не ослеп -- выражали нестерпимую боль, тоску, скорбь и взывали о помощи. Еле слышно он попросил меня подойти поближе. Я подошел. Мужчина сбивчиво стал пояснять, что сын после ссоры облил его серной кислотой, а потом с бутылкой кислоты пошел убивать мать. Он уже вызвал скорую и умолял поспешить к "Электроприбору", где в эту ночь дежурила жена. Уточнив, давно ли ушел сын и в чем был одет, я быстро известил дежурного о том, что случилось, вкратце объяснил ситуацию и -- бегом к машине, чтобы перехватить сына.
Водитель движок не глушил, хорошо прогрел его, и мы рванули к "Электроприбору". Время было утреннее, транспорта на улице почти никакого. Подъезжая к проходной завода, дежурный по отделу сообщил, что когда на квартиру по вызову приехала скорая помощь, хозяин был уже мертв. Он также проинформировал, что туда направлен дежурный следователь прокуратуры.
Остановились у заводской проходной. Я полагал, что до завода сын скорее всего станет добираться через улицу Депутатскую, потом по частному сектору, чтобы выйти к улице 20-летия Октября. Его надо было опередить. Увидев на вахте женщину, спросил:
-- Вы, Алёхина? Проживаете на улице Комарова?
Она утвердительно кивнула и с тревогой спросила:
-- А в чем дело?
Разговор наш был скоротечным: я спешил, чтобы не допустить еще одной смерти. А она, как узнала, что я из милиции, разволновалась, видно, материнским чутьем почувствовав неладное и буквально забросала меня вопросами. Я сказал, что ее сын с отцом крепко повздорили и что скоро вернусь, расспрошу о взаимоотношениях в их семье.
Выскочив из проходной, подошел к машине и попросил водителя отъехать в сторону Вогрэсовского моста и там ждать дальнейших указаний. Сам же неспешно пошел в сторону Дома быта. Был твердо уверен, что сын пойдет именно по улице 20-летия Октября.
Мороз не слабел, ветер крепчал, бросая в лицо колючую снежную поземку. Шел, прикрываясь правой рукой, но так, чтобы видеть всех идущих навстречу. Правда, встречных было мало.
Однако метров через двести я еще издали обратил внимание на приближающегося рослого мужчину, который одну руку держал за пазухой пиджака. По описанию отца понял, что это и есть его сын. Мужчина явно торопился, и расстояние между нами быстро сокращалось.
Надо было срочно принимать решение. Возвращаться назад и брать его у проходной было опасно, потому как он мог заподозрить неладное и выкинуть неизвестно какой крендель. Ясно, что за полой пиджака посудина с серной кислотой. Я уверенно шел ему навстречу, теперь уже прикрывая лицо обеими руками, -- мало ли что этот псих выкинет! Брать решил мгновенно. Решил: как только Алёхин будет проходить мимо, я крутнусь на сто восемьдесят градусов, правой рукой рвану его за шею к себе, а левой выхвачу из-за пазухи емкость с кислотой, и тогда он будет не так опасен.
Все, как задумал и произошло. Убийца очухаться не успел, а бутылка из-под кефира, запечатанная фольгой, была уже у меня. Пока он приходил в себя, я связал его руки ремешком, который кстати оказался в кармане. Только теперь от души отлегло.
Потом вместе с ним пошли к проходной завода. Остановив ехавшее в сторону Вогрэса такси я попросил шофера передать водителю нашей "буханки", возвращаться к проходной "Электроприбора".
Главное сделано -- преступник Алёхин задержан, убийство предотвращено. Подъехала машина. Вместе с Алексеем мы затолкали убийцу в машину.
Но предстояла не менее сложная задача -- поговорить с матерью. Ну как, как сообщить несчастной женщине, что сын убил ее мужа и хотел убить ее?! Иду к проходной, а сам думаю, думаю. Мысли в голове прыгают, роятся -- случай-то больно неординарный. Ну чем же родители так обидели своего дитя, что он решил расправиться с ними таким жестоким образом?.. В общем, вопросов куча, и все пока без ответа. А квартира-то у них хорошая, в комнатах прибрано и ухожено, все как у нормальных людей. И такая беда! Что-то не вяжется!..
Зашел в проходную. Алёхина в тревожном ожидании. Конечно, надеялась услышать что-то ободряющее, хотя по испуганному и напряженному взгляду видно, что ожидала и худшего. Но надо ли посвящать ее именно сейчас во все подробности домашней трагедии? Поэтому я только взял объяснение по взаимоотношениям в семье, а именно: что представлял собой сын, его отношение к родителям и соседям, в общем, все, что давало возможность представить картину их семейной жизни. А потом попросил ее после дежурства прийти в райотдел на улице Маршака, 6 "А" и обратиться к дежурному за всеми подробностями.
Вернувшись в отдел, я сдал задержанного в дежурную часть и написал рапорт о произошедшем.
А где-то через неделю меня, как свидетеля, вызвали в прокуратуру, опросили и за успешно проведенную работу по задержанию убийцы, а также, предотвращение другого убийства направили в отдел представление о моем поощрении. Бывший замполит отдела Вячеслав Алексеевич Мухин в то время работал начальником отдела милиции Центрального района, а новый замполит, -- Александр Николаевич Бондарев, распорядился объявить мне благодарность. Вот такой была моя работа в милиции.
...Но точку по данному уголовному делу ставить не хотелось бы. Много раз думал над причинами того убийства. Страшно представить -- была семья, и нет семьи.
Немало убийц за время службы в органах внутренних дел мне пришлось задерживать и отдавать под суд. И всегда в душе оставался горький осадок. Как так? Ведь все дети рождаются по любви, а получается, что определенная часть из них потом становятся убийцами. Многое тут зависит и от семьи ребенка, от личного примера и внимания к нему пап и мам. А сколько у нас семей, в которых детей воспитывает мать-одиночка! Это же неполноценная семья, но таких, к сожалению, все больше и больше. Не секрет, как много для себя дети черпают из личной жизни своих родителей: их отношения друг к другу, культуры поведения, добропорядочности, в общем, вся их жизнь у детей на виду, и те учатся у предков, как надо жить --хорошо или плохо. Весь негатив плохого воспитания --и я в этом твердо убедился -- исходит, как правило, из семьи. Там и вырастают хорошие или плохие люди. За плохое воспитание родителям приходится потом страдать, мучиться, но упущенного уже не вернешь. И случай, о котором я рассказал, -- яркий пример того, чем порой приходится расплачиваться родителям, -- даже собственной жизнью.
При проведении оперативно-следственных действий по данному убийству было установлено, что единственный сын в семье Алёхиных родился не совсем здоровым; он и рос невыдержанным, психованным, истеричным. Однако родители на это должного внимания не обращали и продолжали всячески его лелеять. А подрастая, сынок стал вытворять такое, что и в голове-то не укладывалось. Но родители это старались замалчивать, хотя давно следовало бы обратиться к врачам и заняться лечением ребенка.
В итоге неврастеник сын к своим тридцати годам уже страдал опасной формой шизофрении. У него возникало немало неприятностей в общении с товарищами, особенно с девушками. Личная жизнь не складывалась. Все это заставило его самому пойти к врачам. Больного основательно обследовали и принялись лечить. Лечение проходило сложно. Однажды врач спросил, почему родители раньше его лечением не занялись. А что он мог ответить, зная их позицию, что все уладится само собой. Не уладилось...
А болезнь прогрессировала, вылечить сына становилось невозможным. И тогда он на отца и на мать затаил злобу. "Это они во всем виноваты! -- считал он. -- Почему не лечили?" Решив отомстить, начал собирать и прятать серную кислоту. Достать ее было в то время несложно. У заправщиков аккумуляторов стояли целые баки этого химиката. После очередной бурной ссоры с отцом, сын в порыве гнева плеснул на него из стеклянной банки кислоту, а потом пошел на работу к матери, чтобы и с ней совершить то же самое.
Ну а что было дальше, я уже рассказал.
Афганец
В годы моей работы в уголовном розыске преступления, так же, как и сейчас, совершались самые разные. Иные как-то постепенно забылись, а иные, оставив в сердце свой след и свою метку, запомнились. То, о чем расскажу, буду помнить, пока жив. Таких случаев не очень много, но они были. Любопытно, что в тех ситуациях мне, как правило, не приходилось разрабатывать каких-то сложных оперативно-розыскных мероприятий. Это были случаи не "длительного действия", а скорее разовые, быстротечные, но они потребовали большого напряжения и сил, и воли.
Вот один из них. Но вначале вкратце о предыстории. В Советском и Ленинском районах города Воронежа с периодичностью в одну-две недели стали происходить довольно странные события: молодой мужчина в камуфляжной форме и с автоматом Калашникова в ночное или предутреннее время останавливал машины и брал у водителей небольшие деньги, на пиво и сигареты. Забрав деньги и поговорив о том о сем с водителем, он его, как правило, отпускал. Многие водители молча уезжали от греха подальше и никуда не обращались. Но были и такие, которые сразу же звонили в отделы милиции и просили принять срочные меры. Однако выезды дежурных нарядов на места происшествий были безрезультатны -- человек с автоматом исчезал. Думали всякое: может, какой-то солдат сбежал из воинской части, а возможно, это больной человек. Но страсти накалялись, а результата все не было.
В конце сентября 1986 года я дежурил по отделу милиции. В три часа ночи, это хорошо запомнил, к райотделу подъехал таксист и, волнуясь, рассказал, что его на улице остановил мужчина с автоматом и в камуфляжной форме, угрожая оружием забрал три рубля, а потом отпустил. Странно как-то, думал я, сопоставляя данный случай с прежними, -- под угрозой оружия человек берет у водителя лишь три рубля и сразу же отпускает. Это показалось странным и таксисту. Он решил проследить за непонятным грабителем и, когда тот остановил грузовую машину возле ателье "Березка", таксист, не теряя времени, поехал в милицию. Записав данные таксиста, я вышел из райотдела. Во двор как раз въехала машина Госавтоинспекции. Рассказав сотруднику ГАИ о случившемся, сел к нему в машину, и мы поехали к ателье. По дороге думал: вот бы застать таинственного автоматчика и посмотреть, что это за вояка. Лишь бы не исчез как невидимка. Уж слишком много на его необычные ночные действия стало поступать сигналов. Думалось и о другом: через несколько часов мое дежурство должно было закончиться и я пойду домой. Жил же как раз в доме возле названного ателье "Березка".
Наконец подъезжаем. Еще издали увидел грузовую машину "ЗИЛ". Ее водитель как-то странно сидел на асфальте на корточках и держал руки на шее. Рядом с водителем -- человек с автоматом и в камуфляже. Не доезжая метров двадцати, мы остановились и вышли из машины. Мое внимание по-прежнему приковано к человеку с оружием. Кто он? Почему разгуливает с автоматом в ночное время и останавливает машины?.. И как он себя дальше поведет?.. В моей службе подобного случая еще не бывало. И вдруг человек с автоматом обернулся и, направив на нас оружие, властным голосом крикнул:
-- Стоять или стрелять буду!
Вот те раз, подумал я, вздрогнув от резкого крика. Полоснет сейчас сдуру очередью, и грохнусь я рядом с родным домом. Бросил взгляд на окна своей квартиры: света в них не было, значит, мои еще спят. Они-то и не догадываются, что со мной сейчас происходит. Скосив взгляд назад, заметил, как сотрудник ГАИ попятился за машину. Испугался... Мысли в голове просто скачут: что же делать? Прикидываю: пойду вперед -- может убить, назад -- то же самое. Издали смотрит на меня не различимое в предутренней мгле лицо неизвестного человека в камуфляжной форме. Вскинутое дуло автомата готово задрожать как только вояка нажмет пальцем на курок. Заметил, а может, и со страху показалось, что водитель еще сильнее сжался в комок.
"Помоги и спаси нас, Господи", -- подумал я и шагнул вперед -- на автомат. Будь, что будет. Иду, а ноги точно одеревенели и стали ватными, по всему телу бьет холодная дрожь, на голове зашевелились волосы. Вновь услышал:
-- Еще шаг и стреляю!
Если честно, то никогда не было так страшно, как в этот момент. Но словно какая-то внутренняя сила меня подталкивала вперед.
-- Сказал -- стоять! Застрелю! -- вновь прокричал вояка. А я иду, как будто ничего не слышу. Хотя почувствовал в голосе незнакомца какую-то фальшь и растерянность. Да-да, именно растерянность и нерешительность. Это меня воодушевило. Отвечаю как можно спокойней:
-- Брось, браток, шутить! Опусти ствол...
Остается сделать всего лишь пять-шесть шагов. Четко различаю лицо "камуфляжника" и его безумно уставившиеся на меня глаза, а в них -- злость, страх, тупое безразличие. Мое сердце стучит так, что чуть из груди не выскакивает. Пальнет или нет?.. Последние шаги и... еще не забытым мной спортивным приемом я рывком выхватил автомат и, отбросив его в сторону, тут же скрутил незнакомцу руки. Подбежал на помощь гаишник, распрямился водитель. И только когда опасность миновала, до меня дошло, что автомат-то был не настоящий, а резиновый: макет, точь-в-точь разукрашенный под "калашникова".
Отпустив перепуганного водителя, мы с сотрудником ГАИ посадили задержанного в машину и повезли в отдел милиции. Дежурный Сигитов принял "стрелка" и произвел его досмотр. Да, автомат Калашникова был не настоящим, а талантливо исполненной подделкой. Позже я узнал, что подобные макеты боевого автомата продавались, и их можно было купить. Задержанным оказался воронежец, некто Комаров (фамилия изменена). Он бывший афганец, награжден орденом Красной Звезды. Во время боевых действий Комаров был контужен и на гражданке получал пенсию по инвалидности. Страдал психическим расстройством, лечится. После прохождения очередного курса лечения Комаров, со слов матери, какое-то время вел себя тихо и никого не беспокоил. Но когда болезнь начинала прогрессировать, он, прихватив с собой макет автомата и облачившись в камуфляжную форму, выходил по ночам "на войну". В общем, ночью бодрствовал, а днем отсыпался. У остановленных им водителей чаще просил мелкие деньги на пиво и курево и почти сразу же отпускал. Но иногда были и заскоки -- более жесткое обращение с водителями. Мать же о том, что сын шатается по ночным улицам и пугает людей, не знала. После этого случая Комарова вновь направили на лечение, после которого его поведение было взято на контроль участковым инспектором милиции.
Наединес"психом"
За время службы было немало выездов на утихомиривание семейных неурядиц, потасовок и прочих передрязг, которые, как правило, происходили из-за злоупотребления алкоголем. Все заканчивалось, в общем-то, одинаково: на возмутителя спокойствия составлялся протокол, его воспитывали, предупреждали, а если и это не помогало, то изолировали от членов семьи. Но порой приходилось сталкиваться с такими случаями, от которых волосы на голове становились дыбом. Я не собираюсь пугать тех, кто решил связать свою жизнь с работой в милиции. Милицейская служба действительно благородная и нужная. Но необходимо знать, что кроме внешнего блеска есть еще и ее скрытые, не всегда видимые стороны милицейской жизни, требующие от сотрудников большого мужества. С этим в разное время и в разных обстоятельствах придется сталкиваться. Мне пришлось испытать это на себе.
В конце августа, год точно не помню, я дежурил в оперативной группе. Ответственным от руководства райотдела был майор Вячеслав Алексеевич Мухин. Он работал в то время замполитом и вскоре был назначен на должность начальника отдела милиции Центрального района. Но ближе к делу. Дежурство проходило в основном тихо и спокойно. Где-то часов в 11 ночи в дежурке раздался звонок. Звонил житель дома с улицы Домостроителей. Причина его беспокойства заключалась в том, что в соседней квартире он услышал страшный крик женщины, звавшей на помощь. Потом крик стих, но стали раздаваться какие-то тупые удары. Звонивший пояснил, что в той квартире проживают два человека: хозяйка лет шестидесяти и ее сын -- сорока. Сын был психически больным и часто бросался на мать.
Больной-то он больной, но к матери приставал как к женщине, чтобы удовлетворить свою мужскую похоть. В таких случаях она обычно убегала из квартиры и пряталась у соседей, а когда пыл у сына спадал, возвращалась обратно. Что случилось в этот раз, никто не знал, но громкий женский крик о помощи сосед расслышал отчетливо.
Дежурный о поступившей информации срочно доложил Мухину, тот зашел в мой кабинет. Зная, что я приезжаю на работу на своей машине, а дежурная была как раз в отъезде, спросил:
-- Машина на ходу?
Я кивнул. Майор рассказал о тревожном звонке и предложил проехать вместе с ним. Вышли и вдвоем поехали на улицу Домостроителей. Слава богу, недалеко. Подрулив к дому, стали искать квартиру. Нашли. Стали звонить, потом стучать. Но внутри тишина, будто все вымерли. Как ни странно, но и из соседей тоже никто не вышел. Квартира располагалась на третьем этаже. Мухин спустился вниз, чтобы пригласить кого-то из жильцов в качестве свидетелей. А я нажал на дверь покрепче -- и она неожиданно распахнулась. В коридоре темень, а фонарик с собой впопыхах забыл взять. Шарю ладонью по стене, чтобы найти выключатель. Никак не нахожу, но чувствую, что туфли наступают на что-то жидкое и скользкое. Под ногами хлюпает, кое-как нащупал выключатель и включил свет... О Боже!!! Картина не для слабонервных... Сам поначалу опешил, потому как такого жуткого зрелища видеть не приходилось. Да такое даже в дурном сне не приснится. А увидел я перед собой, буквально метрах в трех, абсолютно голого мужчину с топором в руке, всего измазанного кровью. По коридору и в комнате разбросаны куски порубленного им тела. Человек смотрел на меня безумными, оловянными глазами и молчал. Не знаю, видел ли он что перед собой? По-моему, нет, его взгляд был отрешенным. Мухин где-то внизу, а я лихорадочно стал соображать, что делать. Да, я вооружен и могу запросто достать из кобуры пистолет и всадить убийце пулю прямо в лобешник. По всей видимости, это и есть психобольной сын хозяйки. У меня имелись все основания застрелить его: он совершил убийство своей матери и стоял передо мной с топором. Мог бы запросто сказать, что он бросился на меня и я был вынужден защищаться...
На меня напало какое-то оцепенение, но, к счастью, быстро прошло. Да, это он убил недавно свою мать, это ее предсмертный крик слышал сосед, а потом раздавались удары топора. Убить я его мог, но... не сделал этого. Ведь он даже не размахивал топором, а стоял как истукан. И я решил оружия не применять. Зачем стрелять, если своей силы и умения с ним справиться должно вполне хватить. Топор в случае чего отбить сумею. Размышляя об этом, осторожно подошел к нему и рывком -- хвать рукой за топор. А мужик не отпускает. Я дернул еще раз, другой -- не оторвать, будто присох к руке.
Тогда я потянул мужика, как он был голым и с топором, назад, к выходу. Услышав, как в коридоре заохал Мухин, попросил его срочно вызвать оперативную группу, а поднявшимся с ним жильцам велел освободить проход и не мешать. А еще предупредил, чтобы в квартиру никто не заходил. Медленно, по чуть-чуть, стали вдвоем пятиться назад. Сцена такова, что глянешь и век потом не забудешь. В глаза убийце не смотрю, но стараюсь быть готовым к его неожиданным вывертам: этого мне никак нельзя было проморгать -- слишком велика опасность. Сам только что видел порубленное на куски человеческое тело. О чем он думает и что может в своем безумстве еще сотворить? По спине пробегает неприятная дрожь. Понемногу пячусь назад и тихонько приговариваю: "Спокойно, спокойно... Хорошо, хорошо... Вот так, так...", пытаясь его успокоить. А сам готов ко всяким неожиданностям. Ох и долгим же был тот спуск с третьего этажа на первый! Мучительно длинным и долгим. Мысли сосредоточены на одном: хоть бы никто не помешал криком, шумом или еще чем-то... Замечаю, что противника я словно загипнотизировал, он мне подчиняется. Мухин тем временем стоял на первом этаже, перекрыв жильцам путь снизу вверх, а его свидетели останавливали всех наверху.
Вот так "мирно" мы на пару и спускались под мой убаюкивающий шепот: "Тихо-тихо... вот так... хорошо..." Я шептал, а в голове мысль: только бы вовремя прибыла оперативная группа. Хотя, уж если выйдем на улицу, там я и сам скручу его... Бросил взгляд на брюки и туфли -- ох и вымазался в крови!.. Вот и входная дверь... Мое беспокойство, к счастью, оказалось напрасным. Майор Мухин еще до моей просьбы вызвал дежурку. Только мы вышли из подъезда, как сотрудники патрульно-постовой службы ловко вырвали у мужика топор, скрутили ему руки и посадили в машину, которая тотчас отправилась в райотдел.
А в квартире приступила к работе оперативно-следственная группа. Вернувшись в отдел, я первым делом скинул с себя верхнюю одежду и надел трико, а также другие туфли. Но перед этим отмыл замазанные чужой кровью руки водкой. Да, купил бутылку и отмывал, сам-то, повторяю не пил и не пью. Все, что снял, сложил в пакет и потом сжег.
Позже подтвердилось, что мужчина страдал острым психическим заболеванием. В припадке психического расстройства он убил топором мать и разрубил ее тело на части. Но он не всегда был таким: когда-то работал на заводе инженером, после 30 лет тяжело заболел. Несвоевременное лечение привело к такой вот семейной трагедии. Больного отправили в психушку, и дальнейшая его судьба мне не известна.
Ночнойвзрыв
На каждом дежурстве в составе оперативной группы у меня случались какие-то сюрпризы. Было это и в то ночное дежурство, о котором пойдет речь. В целом оно проходило тихо и спокойно, каких-то серьезных ситуаций не возникало, хотя выезды по телефонным звонкам и были. Но вот уже заполночь в дежурную часть райотдела поступили один за другим три звонка. Звонила женщина, проживавшая по улице Жигулевской. Каждый раз она, плача, говорила, что муж напился, выгнал ее из дома, кричит и грозит, что взорвет дом вместе с нею. Дежурил по отделу Василий Иванович Рыжков. Он и попросил меня сгонять на Жигулевскую и разобраться. Пояснил, что дежурная машина в отъезде, участковый отсутствует по семейным обстоятельствам, и послать больше некого. Да и звонившая голосила, что в случае беды найдет потом на милицию управу. Вот такая была запевка.
Ехал я на Жигулевскую улицу и думал: что же это там за подрывник нашелся? И чем собирается взрывать? Лезли в голову и всякие другие мысли. Почему, к примеру, улицу назвали Жигулевской? Уж не из-за "Жигулевского" ли пива? Может, и так, ведь рядом пивзавод, вот и придумали назвать улочку Жигулевской...
Подъехал к обычному частному домишке. Ко мне подбежала пожилая женщина и слезливо стала рассказывать то, что, собственно, я уже знал: муж напился, а пьяный он дурак-дураком, выгнал ее на улицу и даже во двор не пускает. Ну и грозится взорвать дом вместе с нею. Чем хочет взорвать -- она не знает. Сказала, что держит в кулаке какую-то железку. Что за железка, где он ее взял, -- неизвестно, хотя не больно верится, что взорвет. Небось просто пугает, но ведь домой-то не пускает, а сколько же можно на улице торчать?!
Прежде чем войти во двор, я спросил, как зовут ее мужа. А звали его Алексеем Ивановичем -- дядей Лешей, и был он простым работягой на заводе. Ему около 60 лет, собирается на пенсию. Из-за чего напился, жена пояснить не могла, сотый раз повторяла, что пьяный он дурак, а из тверезого -- хоть веревки плети.
Как только я открыл скрипучую калитку и вошел вместе с женщиной во двор, тут же услышал грозный окрик:
-- Не входи, сука, убью!
Учитывая, что время ночное, я взял с собой фонарик, но и без того вовсю светила луна и вокруг было светло и тепло. Кончался май-месяц, и было хорошо слышно, как где-то рядом в саду громко переливались соловьиные трели. Подумал: ведь и послушать соловья некогда, всё пьяными дядями Лешами приходится заниматься... По крику просек, что сидел он, согнувшись, на какой-то дровяной куче; рядом сарай, а в отдалении, почти в самом углу участка, скособоченный и без двери туалет. Двор был пуст, просвечивался луной, а мы стояли около калитки, как бы в тени дома, и дядя Леша мог нас и не видеть. Он еще раз пригрозил:
-- Не подходи -- взорву!
Стою и думаю: как бы узнать, чем же он хочет взорвать и как пьяного дядю Лешу можно успокоить? Спросил у жены.
-- Ясно чем, -- зло буркнула та. -- Дать еще выпить!
-- Так дайте, пусть выпьет, а потом разберемся, -- предложил я.
-- Нету у меня ничего, всё выжрал! -- сказала раздраженно жена. -- Да и не поверит он мне, -- добавила устало. Значит, надо придумывать что-то другое, стал размышлять я, стоя сбоку дома. Меня дядя Леша не видел, зато я его видел как на ладони. Но надо было действовать. Я еще разок специально поскрипел калиткой и громко крикнул:
-- Это я, дядь Леш, ваш участковый. Ты чего людям спать не даешь? Взорвать грозишься? Шутишь или в самом деле? Чем взорвать?
Ответа не было долго, потом услышал:
-- А ты, участковый, покажись на свет, дай на тебя поглядеть.
"Хорошо, что в форме приехал, вон как обернулось", -- подумал я, выйдя из тени. Пока мужик меня разглядывал, я шепнул хозяйке:
-- Буду уговаривать, так не мешай и со всем соглашайся. -- Понимал, что разбушевавшийся хозяин зол на нее за то, что не дала денег на спиртное. С этого, собственно, и разгорелся сыр-бор. Было слышно, как дядя Леша бурчал, грозя жене, что отметелит ее, побьет, порежет, ну и опять -- взорвет. Обзывал ее разными нецензурными словами. Я пока не перебивал, пускай выговорится. Заметил, что моему появлению он даже чуть ли не обрадовался: есть теперь кому пожаловаться на жену, которая его не понимает.
-- Так чем взорвешь-то? -- вновь крикнул я. -- Или шутишь?
-- Не шучу, у меня граната, -- услышал ответ.
-- Какая?
-- Лимонка.
-- Где взял?
-- Не помню...
"Всё он помнит, но не хочет говорить", -- подумалось мне. В Северном районе города, там, где шли жестокие бои с немцами, находили столько всякого оружия, что не сосчитать: и пулеметы, и автоматы, винтовки, гранаты, снаряды, патроны разных калибров. Оружие искали с помощью острых шомполов в земле, потом выкапывали и приводили в должный вид. Значит, и дядя Леша купил лимонку у кого-то из таких копачей, на всякий случай, а может, и сам нашел. Не исключено, прячет и еще какое оружие -- проверить потом надо. Но что же делать? Ведь по пьяни может запросто и сам подорваться. Думать надо, думать... Жена сказала, что никакая у него не граната, а небось кусок железа с завода припер. "Небось"... А если граната? Уж тогда не сошлешься на небось. Надо проверить, должен же он знать, из чего состоит граната.
-- А чека-то у гранаты на месте? -- кричу.
-- Была, да уронил куда-то... -- послышалось с дровяной кучи. -- Можа, в дрова упала...
Ничего себе, "можа, в дрова!.." Значит, чеку выдернул и сидит с зажатой в кулаке гранатой? Рванет же, если забудется и разожмет ладонь.
-- Ну а где сама граната? -- уточняю.
-- В кулаке она. Рука аж занемела! Щас брошу куда-нибудь...
Вот это номер!.. И куда же он ее бросать собрался?..
А дядя Леша опять загудел на жену, грозя ей и обзывая по-всякости. Я палец к губам -- ей, молчи, мол. А сам говорю:
-- Да не ругай ты ее, она и так, бедная, плачет. Говорит, сама бы с тобой пивка попила. Я обещаю, что не трону и пивка достану. Соображаешь? Смотаюсь на пивзавод и куплю у охранников пяток бутылок.
-- Не брешешь? -- недоверчиво протянул дядя Леша.
-- Клянусь!
-- А куда же теперь гранату девать? -- поинтересовался он, и я растерянно завертел головой по сторонам. Без чеки ее придется только взрывать, но где? Справа и слева люди живут. Куда-то выходить -- вдруг споткнется, и тогда ему калпец. А если бросить в туалет? Стоит в отдалении, да и сам развальня-развальней. Авось новый потом сделает. Заинтересовавшись пивком, хозяин меж тем уже приставал с расспросами к жене:
-- Нюр, а Нюр, правда, участковый сказывал? А?
-- Правда-правда!
-- И ты попьешь?
-- Вместе попьем...
-- Дядь Леш, -- перебил я. -- Ты туалет свой видишь?
-- Ну-у?
-- Так вот, отойди к забору, где вишенка цветет, и как только я скажу "три", бросай гранату в туалет, а сам сразу падай на землю. Понял? Не стой, понял?
-- Понял-понял, -- прогудел дядя Леша.
Жену я попросил уйти от греха подальше, а сам, отойдя к забору и проследив, пока хозяин приблизится к вишенке, стал громко считать. Сказав "три", плюхнулся на землю. Жду взрыва, а его нет. Поднял голову:
-- Ну? Чего не бросаешь?
В ответ слышу:
-- Думаешь, так просто? Это тебе не мячик запустить.
-- В армии-то служил?
-- Служил, а гранату не бросал.
-- Хватит болтовней заниматься! При счете "три" бросай, а сам ложись, понял?
Я снова стал считать. Видел, как дядя Леша размахнулся и легко кинул гранату точно в открытый проход туалета. Когда прижался к земле, раздался глухой взрыв. Хозяин хоть и был пьян, но тоже вовремя распластался. Волна вонючего воздуха с "фрагментами" нечистот пронеслась по двору. Зажав нос, я выскочил на улицу -- слава богу, думал про себя. Ведь всякое могло случиться. Мог запросто и уснуть на куче дров с гранатой в кулаке. Как без чеки-то ее было бы взять?
Раздались хлопанья дверей разбуженных взрывом соседей и тревожные голоса:
-- Что громыхнуло?.. Откуда?..
Пришлось успокаивать народ. Попросил хозяйку позвать мужа и идти с ним в дом. Тот уже поднялся и, ворча, стряхивал с себя разлетевшиеся какашки. Я же поехал на машине за пивом. Раз обещал -- надо выполнять. Пиво привез, но с ними не пил. Этого еще не хватало. Но надо было видеть гордость дяди Леши, что пивом его с женой угостил сам участковый!
Концовка в этом деле была самой обычной. Приехав под утро в райотдел, я доложил дежурному, что с семейным конфликтом разобрался на месте. Об оружии у дядя Леши выяснил той же ночью. Кроме гранаты, которой он хотел попугать жену, никакого оружия у него больше не было. Думаю, что не обманывал. Через неделю дядя Леша сделал новый туалет, о чем доложил при очередной нашей встрече. Меня теперь считал своим спасителем.
Вот так-то. Чего только не бывало в моей службе, а тот туалетный ночной запашок и соловьиное пение вспоминается до сих пор...
"Пачкун"
Мне иногда некоторые друзья-товарищи говорили, что я везунчик, что мне в раскрытии преступлений везет. Не согласен. Везет тому, кто много работает, а не поглядывает на часы: во сколько прийти на работу и во сколько уйти с нее. Вот таким оперативникам уж точно никогда не повезет. Я всегда говорил, что оперативник должен много двигаться и думать, думать, думать. Наверно, не случайно переделали поговорку: оперативника ноги кормят. В этой фразе большая доля истины.
У хорошего оперативника должна быть и хорошая действующая агентура на обслуживаемом им участке -- его глаза и уши. Это я понял с самого начала своей работы и делал все для того, чтобы мои "глаза и уши" не только зорко видели и остро слышали, но и вовремя информировали меня о происходящих событиях. Есть немало оперативников, которые в работе с агентурой ленятся, редко с ними встречаются, не стараются агентов чем-то заинтересовать, проявить к ним внимание и даже угостить. Иногда те, кого считают отбросами общества, людьми без определенного места жительства, знают то, что нас как раз и интересует, и при умном к ним подходе обязательно помогут. Без хорошей агентуры оперативнику работать просто невозможно. Это однозначно. Вот почему я сразу начал записывать в тетрадь все, что могло меня заинтересовать. Пусть не сейчас, не сразу, но когда-то уж точно пригодится. Свою работу в данном контексте я сравнивал с врачебной и вот почему. Врач подробно описывает состояние больного. Так почему же я должен знать об интересующем меня человеке лишь его паспортные данные? Это неправильно. Я должен знать как можно больше: где, с кем и на что он живет, чем конкретно занимается, его связи и т.д. Не надо выдумывать о человеке всякую всячину (вдруг да повезет) -- надо знать конкретно, точно. В единые рамки всё не вложишь, но смысл один -- по интересующему меня персонажу я должен владеть полной информацией. За годы работы в розыске база данных у меня была, скажу не хвалясь, отличная. Результаты по службе всегда считались примерными. И я каждый раз радовался, когда раскрывал какое-то запутанное преступление. Считал, что сделал для людей еще одно полезное дело, раз еще одним нераскрытым преступлением стало меньше. Очень хотел бы, чтобы мой опыт пригодился другим оперативникам.
Дальше я не буду рассказывать ни о выезде на место происшествия, ни о том, как раскрывалось какое-то дело. Просто расскажу об одном случае. В нем нет ничего интригующего и опасного, как в предыдущих рассказах, но, имея хорошую агентурную осведомленность, я помог знакомому сотруднику комитета госбезопасности сходу установить личность, которую он и его сослуживцы долго пытались установить и никак не могли этого сделать. Не смог бы и я, если бы, опять повторюсь, не владел обстановкой на своем участке.
С этим парнем, Виктором, мы вместе осваивали на "Динамо" азы вольной борьбы. Он был на несколько лет постарше меня. Ну а дальше наши пути-дороги разошлись. После окончания школы милиции я стал работать оперуполномоченным в отделе милиции Советского района, а он -- в системе Комитета госбезопасности. Мы встретились и разговорились, поговорить было о чем. Я заметил, что обычно веселый и общительный Виктор чем-то расстроен. Спросил -- чем? И он рассказал, что уже долгое время они с коллегами по службе никак не могут установить личность человека, который в разных местах общественного пользования и вообще всюду где только можно пишет всякие гадости про Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева. Где только не бывали, с кем не встречались и кого только не спрашивали -- все бесполезно. Этот невидимка продолжал свое дело. Даже название этому писаке придумали -- "Пачкун".
-- Почему "Пачкун"? -- улыбнулся я.
-- Да говорю же, везде: на стенах домов, в проходных арках, в туалетах пишет всякую чушь про Горбачева!
-- А может, этим занимается не один, а несколько человек?
-- В том-то и дело, что один. Проведена графологическая экспертиза по всем "текстам", и результат таков, что пишет одно и то же лицо.
-- А что пишет-то? -- поинтересовался я.
-- Ха! -- усмехнулся Виктор. -- Всяко непотребно: "Горбача -- на мясо", "Горбач -- негодяй", "Меченого -- под пресс", ну и другое.
-- Да-а, -- хмыкнул я. -- И в самом деле есть над чем поломать голову... А хочешь, покажу тебе того, кто это делает?
-- Шутишь? -- даже с какой-то обидой поглядел на меня искатель "Пачкуна". -- А мне не до шуток. Каждый раз приходится отчитываться перед начальством и получать втыки. Ну ничего, найдем -- ему это просто так с рук не сойдет!..
Виктор продолжал возмущаться, а я вспомнил разговор с одним из моих агентов. Тот рассказал, что познакомился с одним интересным парнем -- Дроновым (фамилия изменена), который без правой руки вернулся из Афганистана. Парень неплохой, за участие в боевых действиях против моджахедов награжден орденом Красной Звезды.
Руку Дронов потерял в день Советской Армии -- 23 февраля 1985 года, когда его часть подняли по тревоге для перекрытия дороги одной банде. Как и все солдаты, Дронов ждал и надеялся, что вот-вот их подразделение выведут из Афганистана -- не вывели, а теперь еще и остался без руки. Вернувшись в Воронеж инвалидом, Дронов на льготных условиях поступил на юрфак университета. Но и тут у него не заладилось. Поступить-то поступил, но первую же сессию завалил, и его из университета отчислили. Оставшись не у дел, злой на всех и вся, а особенно на главного партийного деятеля страны Горбачева, который вовремя не вывел войска из Афганистана и он из-за этого стал инвалидом, а также за отчисление, Дронов поздними вечерами, а то и ночью стал ходить по улицам и писать свои лаконичные проклятья Горбачеву.
Обо всем этом мой агент рассказал подробно. Я его выслушал, а потом кратко записал в тетрадь про беды однорукого солдата и его адрес. А жил он на улице Комарова. У меня, оказывается, имелся даже номер телефона его старшего брата, которого я знал раньше. Вот ведь как порой случается. Дождавшись, когда Виктор наконец-то выговорится, я спросил:
-- Всё сказал?
-- Всё! -- выдохнул тот.
-- Тогда слушай: сейчас я вызову человека, который по стечению разных обстоятельств занимался писаниной, и ты удостоверишься, что делал это именно он. Пока будем ждать, расскажу тебе историю его жизни. Только прошу: будь с ним полояльней, не дави на психику. -- Позвонил брату Дронова и попросил, чтобы он передал своему младшему срочно подойти ко мне. Тот поинтересовался, в чем дело. Я же его успокоил: ничего страшного. Пока ждали прихода младшего Дронова, я рассказал то, что знал о нем. И гляжу -- мнение о "Пачкуне" у Виктора стало меняться.
-- Да-а, выходит, не повезло парню, -- сказал он, уже сожалеючи. -- Но почему из университета отчислили? Тут-то уж наверняка сам виноват?
-- Так-то оно так, учиться за него никто не станет, -- кивнул я, не зная, почему Дронов полностью завалил первую же сессию. Думаю, уровень подготовки у него был слабый, а требования на юрфаке ко всем общие, жесткие. Предложил еще разок попытаться протолкнуть Дронова в университет: может, учтет свои прежние ошибки и все-таки получит специальность юриста. Долго спорили, как это лучше сделать и в чем будет заключаться наша поддержка. В конце концов пришли к выводу, что дело, в общем-то, полезное со всех сторон: Дронов продолжит учебу, а заодно даст слово, что прекратит писать на Горбачева всякую всячину. Пока определялись, как лучше поступить и кого потом подключить к восстановлению Дронова в университете, позвонил дежурный и сказал, что ко мне по вызову пришел инвалид.
-- Явился наш писака, -- сказал я и поднялся, чтобы его встретить, но Дронов уже постучал в дверь и вошел.
-- По вашему приказанию инвалид Дронов прибыл! -- отчеканил он по-военному и даже чуть приподнял правую руку.
Павел был выше среднего роста, спортивного телосложения, симпатичный брюнет. Я знал, что до службы в армии он довольно успешно занимался боксом. Бросил взгляд на его руки: вместо правой протез, а там, где ладонь -- перчатка. Этой рукой он и пытался нас поприветствовать, но не получилось. Опустил глаза.
-- Да вы садитесь, садитесь, Павел, -- сказал я и пододвинул ему стул. Дронов сел и вопросительно уставился на нас. Виктор кивнул мне -- давай, мол, выясняй. Я не стал тянуть и спросил без всяких вихляний, напрямую:
-- Скажите, Павел, это вы мелом пишете по городу про Горбачева?
-- Ну я... -- ответил он после некоторого молчания.
-- Назовите места, где вы писали, -- предложил Виктор, не ожидавший такого быстрого признания. Он еще сомневался, думал, что я над ним подшутил. Но Павел назвал почти все места, где оставил свои "автографы", и даже сказал, что именно и где было написано. Про несколько точек он забыл, но когда напомнили, подтвердил, что и там тоже его работа.
-- Но зачем вы это делали?! Ведь это же не лезет ни в какие ворота! -- возмутился Виктор.
-- Я из-за него руку в Афгане потерял! -- озлился и Дронов. -- Только и знает что без умолку болтать. Лучше б войска из Афгана вовремя вывел. Так все ждали, так ждали!.. -- В общем, Павел завелся и пошел долбать Горбачева за все его ошибки.
-- Ты чего несешь, Дронов? Ты соображаешь, чего городишь? Он же наш Генеральный секретарь! -- попытался как-то образумить его Виктор.