Силантьев Роман Николаевич : другие произведения.

Заметки по поводу...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

* * *

День независимости.

   - Чего от чего или кого от кого? - спросите?
   - Да, нашего правительства от народа, прежде всего. Скажите: "Нет"?.. А вы подумайте... Можем мы, хоть как-то, на него повлиять сейчас?.. Ведь, выйти на демонстрацию и покричать в микрофон о справедливости - думаете, что этим до слёз наше правительство можно растрогать?.. Впрочем, пожалуй, если только от смеха - не более того. Оно теперь так надёжно от нас защищено, что вы себе и представить не можете. Уверяю вас.
   Но ещё более того, защищены теперь те, кто над правительством стоит и им управляет. Вот уж тут защита - покруче "сицилианской".
  
   Этот диалог был случайно услышан мной в междугороднем автобусе. И он навёл меня снова и снова на размышления о том, что не всё так гладко у нас, как это преподносится с государственных каналов СМИ. Далеко не всё так гладко.... И это так, да только начинать нужно с себя, со своего самообразования и саморазвития. Без всего этого ничего уже теперь не изменится в нашей жизни к лучшему. Всё - мы потеряли всё: права, гарантии и простую надежду. Её просто нет.
  

* * *

  
   Если внимательно смотреть зарубежные фильмы, то можно заметить очень много удивительных деталей, касающихся жизни простых, рядовых граждан и их детей. Фильмы об американском образе жизни рядовых американцев, особенно "Голливуд", не очень-то любят ставить, но и обойтись без сцен и деталей совсем не возможно. Так вот, присмотритесь внимательно, какая там молодёжь. В недалёком будущем и у нас будет такая, хотя она уже такая есть и сейчас.
   Нам пудрили мозги о вреде таких организаций, как пионерская или комсомол, но на деле они-то нас и держали в рамках приличия и более высоких нравственных и духовных норм. И нет ничего в этом удивительного - воспитание коллективом. Этот вид воспитания, целенаправленно используемый, был применён в реальной работе нашим выдающимся педагогом Антоном Семёновичем Макаренко.
   Он так организовывал жизнь в коллективе, что даже отбросы общества, на которые все уже махнули рукой, - беспризорники и малолетние преступники - становились нормальными людьми: общественно-активными и нравственно высокоразвитыми.
   По сути дела, Антон Семёнович открыл модель отношений в обществе, осуществляющем коммунистический социализм. Если бы мы отношения эти применили во всём нашем обществе, дифференцированно, конечно, то и хлебать сейчас колониальную похлёбку не пришлось бы.
   Но этого очень не хотели наши чиновники в Москве - вот почему на Макаренко было обрушено столько нападок, а, после его смерти, все его труды приданы забвению. Вот небольшая глава из книги "Педагогическая поэма". Почитайте её внимательнее и многое поймёте, если, конечно, это понимание вам доступно.
  
  

10. У ПОДОШВЫ ОЛИМПА

  
   Май и июнь в Куряже были нестерпимо наполнены работой. Я не хочу сейчас об этой работе говорить словами восторга.
   Если к работе подходить трезво, то необходимо признать, что много есть работ тяжелых, неприятных, неинтересных, многие работы требуют большого терпения привычки преодолевать болевые угнетающие ощущения в организме; очень многие работы только потому и возможны, что человек приучен страдать и терпеть.
   Преодолевать тяжесть труда, его физическую непривлекательность люди научились давно, но мотивации это­го преодоления нас теперь не всегда удовлетворяют. Снисходя к слабости человеческой природы, мы терпим и теперь некоторые мотивы личного удовлетворения, мо­тивы собственного благополучия, но мы неизменно стре­мимся воспитывать широкие мотивации коллективного интереса. Однако многие проблемы в области этого воп­роса очень запутаны, и в Куряже приходилось решать их почти без помощи со стороны.
   Когда-нибудь настоящая педагогика разработает этот вопрос, разберет механику человеческого усилия, укажет, какое место принадлежит в нем воле, самолю­бию, стыду, внушаемости, подражанию, страху, соревно­ванию и как все это комбинируется с явлениями чистого сознания, убеждённости, разума. Мой опыт, между про­чим, решительно утверждает, что расстояние между элементами чистого сознания и прямыми мускульными рас­ходами довольно значительно и что совершенно необхо­дима некоторая цепь связующих более простых и более материальных элементов.
   В день приезда горьковцев в Куряже очень удачно был разрешен вопрос о сознании. Куряжская толпа бы­ла в течение одного дня приведена к уверенности, что приехавшие отряды привезли ей лучшую жизнь, что к куряжанам прибыли люди с опытом и помощью, что нужно идти дальше с этими людьми. Здесь решающими не бы­ли даже соображения выгоды, здесь происходило, конечно, коллективное внушение, здесь решали не расчеты, а глаза, уши, голоса и смех. Все же в результате первого дня куряжане безоглядно захотели стать членами горьковского коллектива хотя бы уже и потому, что это был коллектив, еще не испробованная сладость в их жизни.
   Но я приобрел на свою сторону только сознание, а этого было страшно мало. На другой же день это обнару­жилось во всей своей сложности. Еще с вечера были составлены сводные отряды на разные работы, намеченные и декларации комсомола, почти ко всем сводным были прикреплены воспитатели или старшие горьковцы, настроение у куряжан с самого утра было прекрасное, и всё-таки к обеду выяснилось, что работают очень плохо. После обеда многие уже не вышли на работу, где-то по­прятались, часть по привычке потянулась в город и на Рыжов.
   Я сам обошел все сводные отряды -- картина была везде одинакова. Вкрапления горьковцев казались вез­де очень незначительными, преобладание куряжан бросалось в глаза, и нужно было опасаться, что начнет пре­обладать и стиль их работы, тем более, что среди горь­ковцев было очень много новеньких, да и некоторые ста­рики, растворившись в куряжской пресной жидкости, грозили просто исчезнуть как активная сила.
   Взяться за внешние дисциплинарные меры, которые так выразительно и красиво действуют в сложившемся коллективе, было опасно. Нарушителей было очень мно­го, возиться с ними было делом сложным, требующим много времени, и неэффективным, ибо всякая мера взыскания только тогда производит полезное действие, ког­да она выталкивает человека из общих рядов и поддер­живается несомненным приговором общественного мне­ния. Кроме того, внешние меры слабее всего действуют в области организации мускульного усилия.
   Менее опытный человек утешил бы себя такими сооб­ражениями: ребята не привыкли к трудовому усилию, не имеют "ухватки", не умеют работать, у них нет привыч­ки равняться по трудовому усилию товарищей, нет той трудовой гордости, которая всегда отличает коллекти­виста, все это не может сложиться в один день, для это­го нужно время. К сожалению, я не мог ухватиться за та­кое утешение. В этом пункте давал себя знать уже извест­ный мне закон: в педагогическом явлении нет простых зависимостей, здесь менее всего возможна силлогисти­ческая формула, дедуктивный короткий бросок.
   В майских условиях Куряжа постепенное и медленное развитие трудового усилия грозило выработать общий стиль работы, выраженный в самых средних формах, и ликвидировать пружинную быструю и точную ухватку горьковцев.
   Область стиля и тона всегда игнорировалась педаго­гической "теорией", а между тем это самый существен­ный, самый важный отдел коллективного воспитания. Стиль -- самая нежная и скоропортящаяся штука. За ним нужно ухаживать, ежедневно следить, он требует такой же придирчивой заботы, как цветник. Стиль создается очень медленно, потому что он немыслим без накопления традиций, то есть положений и привычек, принимаемых уже не чистым сознанием, а сознательным уважением к опыту старших поколений, к великому авторитету цело­го коллектива, живущего во времени. Неудача многих детских учреждений происходила оттого, что у них не вы­работался стиль и не сложились привычки и традиции а если они и начинали складываться, переменные инспек­тора наробразов регулярно разрушат их, побуждаемые к этому, впрочем, самыми похвальными соображениями. Благодаря этому соцвосовские "ребенки" всегда жили без единого намека на какую бы то ни было преемствен­ность не только "вековую", но даже и годовалую.
   Побежденное сознание куряжан позволяло мне стать в более близкие и доверчивые отношения к ребятам. Но этого было мало. Для настоящей победы от меня требо­валась теперь педагогическая техника. В области этой техники я был так же одинок, как и в 1920 году, хотя уже не был так юмористически неграмотен. Одиночество это было одиночеством в особом смысле. И в воспита­тельском и в ребячьем коллективе у меня уже были со­лидные кадры помощников; располагая ими, я мог сме­ло идти на самые сложные операции. Но все это было на земле.
   На "небесах" и поближе к ним, на вершинах педаго­гического "Олимпа", всякая педагогическая техника в об­ласти собственно воспитания считалась ересью.
   На "небесах" ребенок рассматривался как существо, наполненное особого состава газом, название которого даже не успели придумать. Впрочем, это была все та же старомодная душа, над которой упражнялись еще апо­столы. Предполагалось (рабочая гипотеза), что газ этот обладает способностью саморазвития, не нужно только уму мешать. Об этом было написано много книг, но все они повторяли, в сущности, изречения Руссо:
   "Относитесь к детству с благоговением..."
   "Бойтесь помешать природе..."
   Главный догмат этого вероучения состоял в том, что в условиях такого благоговения и предупредительности перед природой из вышеуказанного газа обязательно должна вырасти коммунистическая личность. На самом деле в условиях чистой природы вырастало только то, что естественно могло вырасти, то есть обыкновенный полевой бурьян, но это никого не смущало --для небожителей были дороги принципы и идеи. Мои указания на практическое несоответствие получаемого бурьяна задан­ным проектам коммунистической личности называли де­лячеством, а если хотели подчеркнуть мою настоящую сущность, говорили:
   -- Макаренко хороший практик, но в теории он раз­бирается очень слабо.
   Были разговоры и о дисциплине. Базой теории в этом вопросе были два слова, часто встречающиеся у Ленина: "сознательная дисциплина". Для всякого здравомысля­щего человека в этих словах заключается простая, по­нятная и практически необходимая мысль: дисциплина должна сопровождаться пониманием ее необходимости, полезности, обязательности, ее классового значения. В педагогической теории это выходило иначе: дисциплина должна вырастать не из социального опыта, не из прак­тического товарищеского коллективного действия, а из чистого сознания, из голой интеллектуальной убежден­ности, из пара души, из идей. Потом теоретики пошли дальше и решили, что "сознательная дисциплина" нику­да не годится, если она возникает вследствие влияния старших. Это уже не дисциплина по-настоящему созна­тельная, а натаскивание и, в сущности, насилие над па­ром души. Нужна не сознательная дисциплина, а "само­дисциплина" Точно так же не нужна и опасна какая бы 0 то ни была организация детей, а необходима "самоорга­низация".
   Возвращаясь в свое захолустье, я начинал думать. Я соображал так: мы все прекрасно знаем, какого нам следует воспитать человека, это знает каждый грамот­ный сознательный рабочий и хорошо знает каждый член партии. Следовательно, затруднения не в вопросе, что нужно сделать, но как сделать. А это вопрос педагогиче­ской техники.
   Технику можно вывести только из опыта. Законы резания металлов не могли бы быть найдены, если бы в опыте человечества никто никогда металлов не резал. Только тогда, когда есть технический опыт, возможны изобретение, усовершенствование, отбор и браковка.
   Наше педагогическое производство никогда не строи­лось по технологической логике, а всегда по логике мо­ральной проповеди. Это особенно заметно в области соб­ственно воспитания, в школьной работе как-то легче.
   Именно потому у нас просто отсутствуют все важные отделы производства: технологический процесс, учет опе­раций, конструкторская работа, применение кондукторов и приспособлений, нормирование, контроль, допуски и браковка.
   Когда подобные слова я несмело произносил у подо­швы "Олимпа", боги швыряли в меня кирпичами и кри­чали, что это механистическая теория.
   А я, чем больше думал, тем больше находил сходст­ва между процессами воспитания и обычными процесса­ми на материальном производстве, и никакой особенно страшной механистичности в этом сходстве не было. Че­ловеческая личность в моем представлении продолжала оставаться человеческой личностью со всей ее сложно­стью, богатством и красотой, но мне казалось, что имен­но потому к ней нужно подходить с более точными изме­рителями, с большей ответственностью и с большей нау­кой, а не в порядке простого темного кликушества. Очень глубокая аналогия между производством и воспитанием не только не оскорбляла моего представления о челове­ке, но, напротив, заражала меня особенным уважением к нему, потому что нельзя относиться без уважения и к хорошей сложной машине.
   Во всяком случае для меня было ясно, что очень многие детали в человеческой личности и в человеческом по­ведении можно было сделать на прессах, просто штам­повать в стандартном порядке, но для этого нужна особенно тонкая работа самих штампов, требующих скру­пулезной осторожности и точности. Другие детали тре­бовали, напротив, индивидуальной обработки в руках высококвалифицированного мастера, человека с золоты­ми руками и острым глазом. Для многих деталей необ ходимы были сложные специальные приспособления, тре­бующие большой изобретательности и полета человече­ского гения. А для всех деталей и для всей работы во­спитателя нужна особая наука. Почему в технических ву­зах мы изучаем сопротивление материалов, а в педаго­гических не изучаем сопротивление личности, когда ее начинают воспитывать? А ведь для всех не секрет, что такое сопротивление имеет место. Почему, наконец, у нас нет отдела контроля, который мог бы сказать разным пе­дагогическим портачам:
   -- У вас, голубчики, девяносто процентов брака. У вас получилась не коммунистическая личность, а пря­мая дрянь, пьянчужка, лежебок и шкурник. Уплатите, будьте добры, из вашего жалованья.
   Почему у нас нет никакой науки о сырье и никто тол­ком не знает, что из этого материала следует делать -- коробку спичек или аэроплан?
   С вершин олимпийских кабинетов не различают ника­ких деталей и частей работы. Оттуда видно только безбрежное море безликого детства, а в самом кабинете стоит модель абстрактного ребенка, сделанная из самых легких материалов: идей, печатной бумаги, маниловской мечты. Когда люди "Олимпа" приезжают ко мне в коло­нию, у них не открываются глаза, и живой коллектив ре­бят им не кажется новым обстоятельством, вызывающим прежде всего техническую заботу. А я, провожая их по колонии, уже поднятый на дыбу теоретических соприко­сновений с ними, не могу отделаться от какого-нибудь технического пустяка.
   В спальне четвертого отряда сегодня не помыли по­лов, потому что ведро куда-то исчезло. Меня интересует и материальная ценность ведра и техника его исчезнове­ния. Ведра выдаются в отряды под ответственность по­мощника командира, который устанавливает очередь уборки, а, следовательно, и очередь ответственности. Вот эта, именно, штука--ответственность за уборку, и за ведро, и за тряпку--есть для меня технологический момент.
   Эта штука подобна самому захудалому, старому, без фирмы и года выпуска, токарному станку на заводе. Та­кие станки всегда помещаются в дальнем углу цеха, на "самом замасленном участке пола и называются "козами". На них производится разная детальная шпана: шайбы, крепежные части, прокладки, какие-нибудь болтики. И все-таки, когда такая "коза" начинает заедать, по заво­ду пробегает еле заметная рябь беспокойства, в сборном цехе нечаянно заводится "условный выпуск", на склад­ских полках появляется досадная горка неприятной про­дукции -- "некомплект".
   Ответственность за ведро и тряпку для меня такой же токарный станок, пусть и последний в ряду, но на нем обтачиваются крепежные части для важнейшего че­ловеческого атрибута: чувства ответственности. Без этого атрибута не может быть коммунистического человека. Будет "некомплект".
   Олимпийцы презирают технику. Благодаря их влады­честву давно захирела в наших педвузах педагогически-техническая мысль, в особенности в деле, собственно, во­спитания. Во всей нашей советской жизни нет более жал­кого технического состояния, чем в области воспитания. И поэтому воспитательное дело есть дело кустарное, а из кустарных производств -- самое отсталое. Именно по­этому до сих пор действительной остается жалоба Луки Лукича Хлопова из "Ревизора":
   "Нет хуже служить по ученой части, всякий мешает­ся, всякий хочет показать, что он тоже умный человек".
   И это не шутка, не гиперболический трюк, а простая прозаическая правда. "Кому ума недоставало" решать любые воспитательные вопросы? Стоит человеку залезть за письменный стол, и он уже вешает, связывает и раз­вязывает. Какой книжкой можно его обуздать? Зачем книжка, раз у него у самого есть ребенок? А в это время профессор педагогики, специалист по вопросам воспитания, пишет записку в ГПУ или НКВД:
   "Мой мальчик несколько раз меня обкрадывал, дома не ночует, обращаюсь к вам с горячей просьбой..."
   Спрашивается, почему чекисты должны быть более высокими педагогическими техниками, чем профессора педагогики?
   На этот захватывающий вопрос я ответил не скоро, а тогда, в 1926 году, я со своей техникой был не в лучшем положении, чем Галилей со своей трубой. Передо мной стоял короткий выбор: или пропал в Куряже или провал на "Олимпе" и изгнание из рая. Я выбрал последнее. Рай блистал над моей головой, переливая всеми цветами те­ории, но я вышел к сводному отряду куряжан и сказал хлопцам:
   - Ну, ребята, работа ваша дрянь... Возьмусь за вас сегодня на собрании. К чертям собачьим с такой ра­ботой!
   Хлопцы покраснели, и один из них, выше ростом, ткнул сапкой в моем направлении и обиженно прогудел:
   - Так сапки тупые... Смотрите...
   - Брешешь,-- сказал ему Тоська Соловьев,-- бре­шешь. Признайся, что сбрехал. Признайся...
   - А что, острая?
   - А что, ты не сидел на меже целый час? Не сидел?
   - Слушайте! -- сказал я сводному,-- Вы должны к ужину закончить этот участок. Если не закончите, будем работать после ужина. И я буду с вами.
   - Та кончим,-- запел владелец тупой сапки.-- Что ж тут кончать?
   Тоська засмеялся:
   - Ну, и хитрый!..
   В этом месте оснований для печали не было: если люди отлынивают от работы, но стараются придумать хорошие причины для своего отлынивания, это значит, что они проявляют творчество и инициативу -- вещи, имеющие большую цену на олимпийском базаре. Моей технике оставалось только притушить это творчество, и все, зато я с удовлетворением мог отметить, что демон­стративных отказов от работы почти не было. Некоторые потихоньку прятались, смывались куда-нибудь, но эти смущали меня меньше всего: для них была всегда наго­тове своеобразная техника у пацанов. Где бы ни гулял прогульщик, а обедать волей-неволей приходил к сто­лу своего отряда. Куряжане встречали его сравнитель­но безмятежно, иногда только спрашивали наивным го­лосом:
   - Разве ты не убежал с колонии? У горьковцев были языки и руки впечатлительнее. Прогульщик подходит к столу и старается сделать вид, что человек он обыкновенный и не заслуживает особен­ного внимания, но командир каждому должен воздать по заслугам. Командир строго говорит какому-нибудь Кольке:
   - Колька, что же ты сидишь? Разве ты не видишь? Криворучко пришел, скорее место очисти! Тарелку ему чистую! Да какую ты ложку даешь, какую ложку?!
   Ложка исчезает в кухонном окне.
   -- Наливай ему самого жирного!.. Самого жирного!.. Петька, сбегай к повару, принеси хорошую ложку! Ско­рее! Степка, отрежь ему хлеба... Да что ты режешь? Это граки едят такими скибками, ему тоненькую нужно... Да где же Петька с ложкой?.. Петька, скорее там! Вань­ка, позови Петьку с ложкой!..
   Криворучко сидит перед полной тарелкой действи­тельно жирного борща и краснеет прямо в центр борщевой поверхности Из-за соседнего стола кто-нибудь со­лидно спрашивает:
   -- Тринадцатый, что, гостя поймали?
   -- Пришли, как же, пришли, обедать будут... Петь­ка, да давай же ложку, некогда!..
   Дурашливо захлопотанный Петька врывается в сто­ловую и протягивает обыкновенную колонийскую ложку держит ее в двух руках парадно, как подношение. Ко­мандир свирепеет:
   -- Какую ты ложку принес? Тебе какую сказали? Принеси самую большую...
   Петька изображает оторопелую поспешность, как уго­релый, мечется по столовой и мечется в окна вместо, дверей. Начинается сложная мистерия, в которой прини­мают участие даже кухонные люди. Кое у кого сейчас за­мирает дыхание, потому что и они, собственно говоря, случайно не сделались предметом такого же горячего го­степриимства. Петька снова влетает в столовую, держа в руках какой-нибудь саженный дуршлаг или кухонный уполовник. Столовая покатывается со смеху. Тогда из-за своего стола медленно вылезает Лапоть и подходит к месту происшествия. Он молча разглядывает всех участ­ников мелодрамы и строго посматривает на командира. Потом его строгое лицо на глазах у всех принимает ок­раски растроганной жалости и сострадания, то есть тех именно чувств, на которые Лапоть заведомо для всех не­способен. Столовая замирает в ожидании самой высокой и тонкой игры артистов! Лапоть орудует нежнейшими от­тенками фальцета и кладет руку на голову Криворучко:
   -- Детка, кушай, детка, не бойся... Зачем издеваетесь над мальчиком? А? Кушай, детка... Что, ложки нет? Ах, какое свинство, дайте ему какую-нибудь... Да вот эту, что ли...
   Но детка не может кушать. Она ревет на всю столо­вую и вылезает из-за стола, оставляя нетронутой тарелку самого жирного борща. Лапоть рассматривает стра­дальца, и по лицу Лаптя видно, как тяжело и глубоко он умеет переживать.
   -- Это как же? -- чуть не со слезами говорит Ла­поть.-- Что же, ты и обедать не будешь? Вот до чего довели человека!
   Лапоть оглядывается на хлопцев и беззвучно хохочет. Он обнимает плечи Криворучко, вздрагивающие в рыда­ниях, и нежно выводит его из столовой. Публика зали­вается хохотом. Но есть и последний акт мелодрамы, ко­торый публика видеть не может. Лапоть привел гостя на кухню, усадил за широкий кухонный стол и приказал повару подать и накормить "этого человека" как можно лучше, потому что "его, понимаете, обижают". И когда еще всхлипывающий Криворучко доел борщ и у него на­ходится достаточно свободной души, чтобы заняться но­сом и слезами, Лапоть наносит последний тихонький удар, от которого даже Нуда Искариотский обратился бы в голубя:
   -- Чего это они на тебя? Наверное, на работу не вы­шел? Да?
   Криворучко кивает, икает, вздыхает и вообще боль­ше сигнализирует, чем говорит.
   -- Вот чудаки!.. Ну, что ты скажешь!.. Да ведь ты последний раз? Последний раз, правда? Так чего ж тут въедаться? Мало ли что бывает. Я, как пришел в колонию, так семь дней на работу не ходил... А ты только два дня. А дай, я посмотрю твои мускулы... Ого!.. Ко­нечно с такими мускулами надо работать... Прав­да же?
   Криворучко снова кивает и принимается за кашу. Ла­поть уходит в столовую, оставляя Криворучко неожидан­ный комплимент:
   -- Я сразу увидел, что ты свой парень... Достаточно было одной-двух подобных мистерий, чтобы уход из рабочего отряда сделался делом невозможным. Этот институт вывелся в Куряже очень быстро. Труднее было с такими симулянтами, как Ховрах. Уже на третий день у него начались солнечные удары, он со стонами залезал под кусты и укладывался отдыхать. С такими умел гениально расправляться Таранец. Он выпрашивал у Антона линейку и Молодца и с целой группой санитаров, украшенный флагами и крестами.
   выезжал на поле. Наиболее сильным средством у Таранца был Кузьма Леший, вооруженный настоящим кузнеч­ным мехом. Не успеет Ховрах разнежиться в роще, как на него налетает "скорая помощь" для несчастных слу­чаев, Леший мгновенно устанавливает против больного свой мех, и несколько человек работают мехом с искрен­ним увлечением. Они обдувают Ховраха во всех местах, где предполагается притаившийся солнечный удар, а по­том влекут к карете. Но Ховрах уже здоров, и карета спокойно уезжает в колонию. Как ни тяжело было для Ховраха подвергнуться описанной медицинской проце­дуре, еще тяжелее ему возвратиться в сводный и в мол­чании принимать дозы новых лекарств в виде самых простых вопросов:
   -- Что, Ховрах, помогло? Хорошее средство, правда?
   Разумеется, это были партизанские действия, но они вытекали из общего тона и из общего стремления кол­лектива наладить работу. А тон и стремление -- это бы­ли настоящие предметы моей технической заботы.
   Основным технологическим моментом оставался, ко­нечно, отряд. Что такое отряд, на "Олимпе" так и не ра­зобрали до самого конца нашей истории. А между тем я из всех сил старался растолковать олимпийцам значение отряда и его определяющую полезность в педагогическом процессе. Но ведь мы говорили на разных языках, ниче­го нельзя было растолковать. Я привожу здесь почти полностью один разговор, который произошел между мною и профессором педагогики, заехавшим в колонию, очень аккуратным человеком в очках, в пиджаке, в шта­нах, человечком мыслящим и добродетельным. Он при­стал ко мне с вопросом, почему столы в столовой между отрядами распределяет дежурный командир, а не пе­дагог.
   -- Серьезно, товарищ, вы, вероятно, просто шутите. Я прошу вас серьезно со мной говорить. Как это так: де­журный мальчик распределяет столовую, а вы спокойно здесь стоите. Вы уверены, что он все сделает правильно, никого не обидит? Наконец..., он может просто оши­биться.
   -- Распределить столовую не так трудно,-- ответил я профессору,-- кроме того, у нас есть старый и очень хороший закон.
   -- Интересно. Закон?
   Да, закон. Такой: все приятное и все неприятное или трудное распределяется между отрядами по очереди, по порядку их номеров.
   Как это? Что т-такое? Не понимаю...
   Это очень просто. Сейчас первый отряд получает, самое лучшее место в столовой, после него через месяц -- второй и так далее.
   Хорошо. А "неприятное" -- что это такое?
   Бывает очень часто так называемое неприятное. Ну, вот, например, если сейчас нужно будет проделать срочную внеплановую работу, то будет вызван первый отряд, а в следующий раз -- второй. Когда будут рас­пределять уборку, первому отряду в первую очередь да­дут чистить уборные. Это, конечно, относится только к работам очередного типа.
   Это вы придумали такой ужасный закон?
   Нет, почему я? Это хлопцы. Для них так удобнее: ведь такие распределения делать очень трудно, всегда будут недовольные. А теперь это делается механически. Очередь передвигается через месяц.
   - Так, значит, ваш двадцатый отряд будет убирать уборную через двадцать месяцев?
   - Конечно, но и лучшее место в столовой он тоже займет через двадцать месяцев.
   - Кошмар! Но ведь через двадцать месяцев в два­дцатом отряде будут новые люди. Ведь так же?
   - Нет, состав отрядов почти не меняется. Мы --сторонники длительных коллективов. Конечно, кое-кто уй­дет, будут два-три новичка. Но если даже и большинство отряда обновится, в этом нет ничего опасного. Отряд это коллектив, у которого есть свои традиции, история, заслуги, слава. Правда, теперь мы значительно переме­шали отряды, но все же -- ядра остались.
   - Не понимаю. Все это какие-то выдумки. Все это несерьезно. Какое значение имеет отряд, слава, если там новые люди. На что это похоже?
   - Это похоже на Чалаевскую дивизию,-- сказал я, улыбаясь.
   - Ах, вы опять с вашей военизацией... Хотя... что же тут, так сказать, чапаевского?
   В дивизии уже нет тех людей, что были раньше. И нет Чапаева. Новые люди. Но они несут на себе славу и честь Чапаева и его полков, понимаете или нет? Они отвечают за славу Чапаева. А если они опозорятся, через, пятьдесят лет новые люди будут отвечать за их позор.
   -- Не понимаю, для чего это вам нужно?
   Так он и не понял, этот профессор. Что я мог сде­лать?
   В первые дни Куряжа в отрядах совершалась очень большая работа. К двум-трем отрядам издавна был при­креплен воспитатель. На ответственности воспитателей лежало возбуждать в отрядах представление о коллек­тивной чести и лучшем, достойном месте в колонии. Но­вые благородные побуждения коллективного интереса приходили, конечно, не в один день, но все же приходили сравнительно быстро, гораздо быстрее, чем если бы мы надеялись только на индивидуальную обработку.
   Вторым нашим весьма важным институтом была си­стема перспективных линий. Есть, как известно, два пути в области организации перспективы, а следовательно, и трудового усилия. Первый заключается в оборудовании личной перспективы, между прочим, при помощи воздей­ствия на материальные интересы личности. Это послед­нее, впрочем, решительно запрещалось тогдашними педа­гогическими мыслителями. Когда дело доходило до само­го незначительного количества рублей, намечаемых к выдаче ребятам в виде зарплаты или премии, на "Олим­пе" подымался настоящий скандал. Педагогические мыс­лители были убеждены, что деньги от дьявола, недаром же они слышали в "Фаусте": "Люди гибнут за металл..."
   Их отношение к зарплате и к деньгам было настолько паническое, что не оставалось места ни для какой аргу­ментации. Здесь могло помочь только окропление святой водой, но я этим средством не обладал.
   А между тем зарплата -- очень важное дело. На по­лучаемой зарплате воспитанник вырабатывает умение координировать личные и общественные интересы, попа­дает в сложнейшее море советского промфинплана, хоз­расчета и рентабельности, изучает всю систему советско­го заводского хозяйства и принципиально становится на позиции, общие со всяким другим рабочим. Наконец при­учается просто ценить заработок и уже не выходит из детского дома в образе беспризорной институтки, не умеющей жить, а обладающей только "идеалами".
   Но ничего нельзя было поделать, на этом лежало "табу" '.
   Я имел возможность пользоваться только вторым пу­тем -- методом повышения коллективного гона и организации сложнейшей системы коллективной перспективы. От этого метода не так пахло нечистой силой, и олим­пийцы терпели здесь многое, хотя и ворчали иногда подозрительно.
   Человек не может жить на свете, если у него нет впе­реди ничего радостного. Истинным стимулом человече­ской жизни является завтрашняя радость. В педагогиче­ской технике эта завтрашняя радость является одним из важнейших объектов работы. Сначала нужно организо­вать самую радость, вызвать ее к жизни и поставить как реальность. Во-вторых, нужно настойчиво претворять бо­лее простые виды радости в более сложные и человече­ски значительные. Здесь проходит интересная линия: от примитивного удовлетворения каким-нибудь пряником до глубочайшего чувства долга.
   Самое важное, что мы привыкли ценить в человеке,-- это сила и красота. И то и другое определяется в чело­веке исключительно по типу его отношения к перспекти­ве. Человек, определяющий свое поведение самой близ­кой перспективой, сегодняшним обедом, именно сегод­няшним, есть человек самый слабый. Если он удовлетво­ряется только перспективой своей собственной, хотя бы и далекой, он может представляться сильным, но он не вы­зывает у нас ощущения красоты личности и ее настоящей ценности. Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем че­ловек красивее и выше.
   Воспитать человека -- значит воспитать у него пер­спективные пути, по которым располагается его завтраш­няя радость. Можно написать целую методику этой важ­ной работы. Она заключается в организации новых пер­спектив, в использовании уже имеющихся, в постепенной подстановке более ценных. Начинать можно и с хороше­го обеда, и с похода в цирк, и с очистки пруда, но надо всегда возбуждать к жизни и постепенно расширять пер­спективы целого коллектива, доводить их до перспектив всего Союза.
   Ближайшей коллективной перспективой, после завое­вания Куряжа, сделался праздник первого снопа.
   Но я должен отметить один исключительный вечер, сделавшийся почему-то переломным в трудовом усилии куряжан. Я, впрочем, не рассчитывал на такой результат, я хотел сделать только то, что необходимо было сде­лать, вовсе не из практических намерений.
   Новые колонисты не знали, кто такой Горький. В бли­жайшие дни по приезде мы устроили вечер Горького. Он был сделан очень скромно. Я сознательно не хотел при­давать ему характер концерта или литературного вечера. Мы не пригласили гостей. На скромно убранной сцене поставили портрет Алексея Максимовича.
   Я рассказал ребятам о жизни и творчестве Горького, рассказал подробно. Несколько старших ребят прочита­ли отрывки из "Детства".
   Новые колонисты слушали меня, широко открыв гла­за: они не представляли себе, что в мире возможна такая жизнь. Они не задавали мне вопросов и не волновались до той минуты, пока Лапоть не принес папку с письмами Горького.
   Это он написал? Сам писал? Он писал колони­стам? А ну, покажите...
   Лапоть бережно обнес по рядам развернутые письма Горького. Кое-кто задержал руку Лаптя и постарался глубже проникнуть в содержание происходящего.
   Вот видишь, вот видишь: "Дорогие мои товарищи". Так и написано...
   Все письма были прочитаны на собрании. Я после этого спросил:
   - Может, есть желающие что-нибудь сказать? Минуты две не было желающих. Но потом, краснея, на сцену вышел Коротков и сказал:
   - Скажу новым горьковцам... вот, как я. Только я не умею говорить... Ну, все равно. Хлопцы! Жили мы тут, и глаза у нас есть, а ничего мы не видели... Как слепые, честное слово. Аж, досадно -- сколько лет пропало! А сейчас нам показали одного Горького... Честное слово, у меня все на душе перевернулось.., не знаю, как у вас...
   Коротков придвинулся к краю сцены, чуть-чуть при­щурил серьезные красивые глаза:
   -- Надо, хлопцы, работать... По-другому нужно работагь... Понимаете?
   -- Понимаем!--закричали горячо пацаны и крепко хлопали, провожая со сцены Короткова.
   На другой день я их не узнал. Отдуваясь, кряхтя, вертя головами, они честно, хотя и с великим трудом пересиливали извечную человеческую лень. Они увидели перед собой самую радостную перспективу: ценность человеческой личности.
  
   (А.С.Макаренко)
  
  
  

* * *

  
   Талантливый человек сам может до всего додуматься. Умный человек понимает, когда ему объясняют талантливые люди, и делает правильные выводы. Остальные: ни то - ни сё.
  

*****************************

  

* * *

  
   - "...А дорогою степною шли домой с войны советские солдаты"...
   - А кто такие: "советские"?
   - Это русские, украинские, белорусские, грузинские и др. солдаты, которые воевали за советскую власть.
   - А чья это власть?
   - Должна была быть народной, так как её представляли депутаты из народа в Советах - это такие парламенты.
   - А почему: "Должна"?.. Она что, не была такой?..
   - Нет, не была. Власть в стране прибрали к рукам своим нечистоплотным чиновники.
   - А люди?
   - А люди смотрели и ждали, чем всё это кончится.
   - И чем?
   - Нынешней властью.
   - А сейчас она чья?
   - Английской королевы.
   - Вот так раз!?
   - Да, сынок, раз уже и навсегда.
  
  
   И этот диалог в ходу у простых наших людей. Значит они, - решил я, - всё знают, в курсе всех событий и им всё равно?! Вот это - да-а!
  

*****************************

  

* * *

  
   Современный мир кажется настолько непохожим на "ми­нувшие миры", что рождается странная мысль: не напо­минает ли наша эпоха корабль с сию минуту обрублен­ными канатами. За кормой все более отдаляется испо­линский берег: история человечества.
  

(Евгений Богат,1973г.)

* * *

   Ожидая казни, Боэций написал книгу "Об утешении философией" - возвышенное повествование о богатстве человеческого духа. В этом сочинении он выразил замечательную мысль, которой Спиноза через тысячелетие сообщил точность и остроту афоризма: " Счастье - не награда за добродетель, а сама добродетель". Развивая эту мысль, он утверждает, что любой человек может стать богом.
   И это писалось в первые века государственного господства христианской религии".
  

(Евг. Богат, 1973)

* * *

  
   Не позволяй душе лениться!
   Чтоб в ступе воду не толочь,
   Душа обязана трудиться
   И день и ночь, и день и ночь!
  

(Пико дела Мирандола и Николай Заболоцкий)

********************************

* * *

   Вопрос:   Каждая существующая в России партия твёрдо уверена, что именно её программа удовлетворяет все самые заветные желания россиян. Так что ваши пожелания в принципе выполнены. Но результат пока ещё не слишком оптимистичны, а вот почему?
   Ответ: Исторически у всех властелинов, которые когда-либо были, выработались строгие принципы, которым они строго следуют, дабы сохранить свою власть незыблемой и подольше. Одним из таки принципов является: "Разделяй - и властвуй". И буржуазная "демократия" только на этом и держится. Именно многопартийная система позволяет разделить общественные силы на "отдельные кусочки", самые большие из которых они строго сохраняют за собой. Вы думаете, что Маркс был глупее вас, когда главным лозунгом коммунистической партии провозгласил: "Пролетарии всех стран соединяйтесь!"? Правда, ещё Ленин как-то пытался организовать движение международного интернационала, а уже Сталину он был не нужен. Он, как раз власть понимал традиционно, без всяких игр в "демократию". А Маркс понимал, что в рамках буржуазной "демократии" только объединёнными усилиями масс, да ещё в международном масштабе, можно добиться той степени справедливости, которая удовлетворила бы желания и стремления этих масс.
   Существующие ныне у нас партии действуют разрозненно. Следовательно, и результат соответствующий. Кроме этого, все партии у нас, как подсадные утки - только обозначают наличие какой-то партии, включая и КПРФ. На деле же там на всех ведущих постах подставные люди. Так что, тут и надеяться не на что.
  

* * *

  
   Вопрос: Проблема не в политике, а в политиках, всего лишь необходимы высоконравственные люди, в крайнем случае, просто порядочные люди. А вот что значить быть порядочным?
   Ответ: На моём "Сайте" есть ответ на вопрос: "Кто может считать себя интеллигентом?". Этот ответ может внести некоторые прояснения и на ваш последний вопрос, но... дело здесь совсем не в этом. Вся история развития общественных отношений показывает, что в рамках этих отношений самым слабым звеном всегда оказывалось то, которое было рассчитано на то, чтобы занимали его порядочные люди. Почитайте комедию "Ревизор" Гоголя внимательно, чтобы окончательно понять, на что способны "порядочные люди".
   Нам нужна совсем другая система, чтобы мы могли на должности ставить самых непорядочных, но работать они не порядочно просто не могли бы - не давали бы общественные правила и законы, а ещё над ними был бы постоянный контроль. Ещё Бог, только-только создав человека, уже понял, что за ним нужен глаз, да глаз. И поскольку сейчас мы такого контроля над депутатами не имеем, то мы и имеем то, что есть, а не то, что хочется.
  

****************

* * *

  
   Человек не только "умирает по неизбежному закону", - как писал Александр Куприн, но он и живёт по этим же неизбежным природным законам, только он не знает об этом. Видимо по этому ему всё кажется случайностью. Вся жизнь заполнена такими случайностями. А, между тем, это совсем не так.
   Ещё до нашего появления в наш ноосферный интеграл, определяющий нашу жизнь и судьбу, закладывают всякую информацию, большей частью случайную, спонтанную и не всегда правильную, наши предки. Это не только наши родители, но и родители наших родителей, да и их родители тоже. И, чтобы избавиться от не нужных родовых наслоений, человек должен, прежде всего, знать об этом и чётко понимать, от чего он должен избавить свою родословную, а что должен оставить и постараться закрепить в ней, передавая по наследству своим потомкам.
   Вся эта скрытая информация наследственная действует на нас по принципам, аналогичным действиям безусловных рефлексов. О!.., это посильнее каких-то там вредных привычек. Хотя и они, однажды зародившись, будут уже довлеть над следующим потомством нашим. Вот такая "карусель".
  

**************************

  

* * *

  
   Вопрос: Нет ли проявления признаков "экономизма" (оппортунистического течения в Российской Социал-демократии) в, предлагаемой вами теории политической борьбы?
   Ответ: Ваше стремление изучать историю развития рабочего движения в России конца 19-го и начала 20-го столетий весьма похвально - поучительного в ней много. Но..., давайте, всё-таки, перенесёмся в наше время. Сейчас пока не стоит остро вопрос о борьбе рабочего класса за свои рубли. На переднем плане всё-таки стоит политическая борьба за возможность влиять на власть снизу через парламент. И в этой борьбе заинтересованы не только рабочие и остатки разлагающихся крестьян. В этой борьбе заинтересованы все слои общества - на данный момент.
   Я недавно беседовал с очень богатым ныне человеком, конечно по нашим региональным меркам. Он уже готов и в состоянии, без посторонней помощи построить завод или фабрику, но трудности, возникшие на этом пути, вынуждают его отказаться даже от самой мысли об этом. Как вы думаете, он доволен своим положением и нашим законодательством в целом?
   Существующая у нас в России социально-экономическая система устраивает очень не многих людей. Если бы ещё люди знали, к чему эта система может нас привести в дальнейшем, тогда недовольных было бы ещё больше. Но за этим теперь дело не станет. Весь процесс недовольства в обществе нарастает. И как ни покажется странным, он начинается сейчас с первичной ячейки нашего общества - с семьи. Детей стало невозможно воспитывать из-за отрицательного влияния нынешних программ СМИ. И в лице неуправляемой молодёжной массы Россия сейчас теряет своё будущее. Как говорится: "Не хотелось бы накаркать...",- но тут уже сейчас нужно выправлять дело немедленно, или нас ждёт то, о чём один великий человек сказал: "Распалась связь времён...". Слова эти сейчас звучат угрожающе, особенно для тех, кто понимает, о чём идёт речь.
   А речь-то, как раз, и идёт о конфликте поколений. Платон в уста Сократа вложил изречение, ставшее в ряд древних мудростей: " Если вы хотите разрушить государство, то настройте детей против их родителей"... По "Ноосферной теории" это вообще недопустимо в больших масштабах, так как грозит гораздо большей бедой, чем распад государства. Это грозит полной деградацией не только общества, но и самого человека, как вида, как природного явления.
  

**************************

* * *

   Поучительная история произошла с греческим философом Фалесом.
   В глубокой задумчивости шел он как-то, не глядя под ноги, а подняв глаза к звездам. Не обращая никакого внимания на окружающее, он напоролся на глубокую яму и, разумеется, угодил в нее. Люди стали смеяться над ним, а некая старуш­ка назидательно сказала:
   -- Как можешь ты, мудрец, познать, что происхо­дит на небе, если не видишь даже того, что у тебя под ногами?
   Гегель, приведя этот эпизод, не без иронии заметил, что ведь и философы, в свою очередь, смеются над людьми, которые, разумеется, не могут упасть в яму, потому что они раз и навсегда лежат в ней и не обра­щают своих взоров ввысь.
  
   Сейчас вся Россия в глубокой яме, в прямом и переносном смысле. Мы в яме своих необузданных страстей, в яме своего глубочайшего самообмана, в яме по своему образу жизни и своему образу мышления. Я поздравляю вас, дальше падать уже некуда - дальше деградация.
  
  

* * *

  
   - Это пока что не очень понятно. Всё новое человек встречает с осторожностью. Я всегда наблюдал за твоей реакцией, когда знакомил тебя с чем-то новым. И боюсь, что не смогу в точности описать твои чувства и сам характер восприятия - настолько все сложности, связанные с этим, отражались на твоём лице неповторимой гаммой чувств. Уловить характер чувств твоих мне было не по силам. И я просто любовался тобой, одновременно радуясь, что, хоть чем-то, смог тебя удивить, порадовать, где-то даже восхитить.
   Аннуир прижалась к нему, спрятав, тем самым, свою улыбку. В ней было всё: любовь, восхищение, чувств целая бесконечность и что-то большое - похожее на счастье.
   Потом они заговорили о планах Аннуир. Она сказала, что много перед ней сейчас открылось возможностей, но душа её не откликается на их заманчивые перспективы.
   - Ты только не сердись на меня, Сёмушка, но мне хочется учить детей - это раз. Кроме этого, хочется учить наших северных детей, хотя бы в Якутии - это два. Тебе там очень неуютно, я понимаю, но я ни на чём не настаиваю, и всё будет так, как удобнее тебе. А о своих желаниях я тебе сказала.
   - Тебе не понравился наш Петербург?
   - Совсем нет. Я просто думаю, что кто-то должен учить детей и там, так почему же не я? А петербургская жизнь не для меня - ты же должен меня понять. Я здесь буду, как у вас говорят: "Как белая ворона". Мне бы этого очень не хотелось. Да и тебя ставить в неловкое положение перед вашими знакомыми - не хочется.
   - Ну, в этом наши вкусы с тобой совпадают. Ты же видишь - я сам не рвусь ни на какие вечера и вечеринки. Мне хорошо с тобой, дома и с моими книгами. Всё остальное такая пустая суета, что и говорить об этом, и сожалеть совершенно не стоит. А то, что ты сказала - очень важно. Когда у нас будет распределение, то я обязательно выберу что-нибудь поближе к тем местам, куда тебя тянет. Будем вместе работать рядом, чтобы быть или вместе или видеться, как можно чаще.
   - Вот за такое понимание я тебе благодарна. А то я здесь от своих сокурсниц, ваших молодых дам, таких любовных историй понаслушалась, что даже вспоминать не хочется.
   - Да у нас такое водится...
   - В наших бы племенах, - возмущённо продолжала Аннуир, - мужчины не только уже никогда не взяли бы её в жёны, а то и изгнали бы такую женщину совсем. Словом, никак я от ваших образованных барышень такого не ожидала. Это выше моего понимания.
   Они о многом ещё говорили, обсуждая каждую деталь, как два самых близких друга, соблюдая лишь такт, принятый в общении людей разного пола. Вот и оставим их на этой дороге. Впереди у них ещё было много испытаний - начинался 20-й век.

(Автор эссе. Роман "Ордины")

********************************

  

* * *

  
   " -Вы революционер? -- спросил Жюль шепотом.
   -Я проснувшийся раб, -- ответил Блуа. -- Поздно про­снувшийся раб, -- добавил он. -- Не настаивайте на уточне­нии, мне многое еще неясно, но вполне ясно одно: все честные люди должны проснуться и разбудить тех, кто спит...
  

* * *

  
   -- Ваш отец откажется от борьбы с таким сильным про­тивником, как мой хозяин. Ваш отец... Не сердитесь, друг мой, -- едва удерживаясь от гнева, сказал Блуа, -- ваш отец сам служит моему хозяину!
   -- Этого не может быть! -- Жюль переменился в лице и сжал кулаки. -- Мой отец чист и честен. Он не может служить неправде! Что вы говорите, месье Блуа! Опом­нитесь!
   -- Я говорю то, что и вам хорошо известно. Так уж уст­роено общество, мой дорогой! Ваш отец служит моему хозяину.
   Он повторил эту фразу, захлебываясь от удовольствия говорить то, что ему нравилось.
   -- И вы готовитесь к тому, чтобы притеснять меня, -- Блуа скорбно улыбнулся. -- Здесь, у себя в мансарде, вы за меня, но в суде вам придется поддерживать мое го хо­зяина.
   -- Так что же это такое?.. -- растерянно проговорил Жюль, понимая, что его сосед прав. -- Выходит, что мне не­чем заняться в этом обществе... Так, что ли? Чем лучше наше общество другого, того, которое было раньше?
   Блуа ничего не ответил на это. Он поднялся с кресла. Напрасно Жюль утешал старика, -- Блуа упрямо качал голо­вой и слушать не хотел никаких советов, да и что могли ему посоветовать... Предстоит суд, потеря всего имущества, книг, тюрьма.
   -- Еду за отцом! -- сказал Жюль. - Сегодня же!
   -- Не надо, глупый мальчик! -- Блуа схватил Жюля за руку и с силой сдавил ее. -- Не конфузьте своего отца -- зачем вам это? Я пришел проститься, вот и все. В случае, если.., прошу вас распорядиться моими книгами. Их не­много, но у меня есть ре, кие издания по физике и астро­номии. Оставьте их себе, остальные продайте и храните деньги у себя. Я дам знать, когда они понадобятся мне. Если бы мне вашу молодость! О, я сумел бы использовать ее с че­стью! -- Он поцеловал Жюля. -- Запомните то, что я вам скажу, дитя! Есть две науки: одна угнетает, другая освобож­дает. Не ошибитесь, делая выбор. Если когда-нибудь фанта­зия ваша заберется под облака, -- помните, что есть два рода фатазии: одна -- во имя будущего, другая - за приукраши­вание всего дурного, что есть в настоящем. Всегда помните это! И не забудьте меня. Я одинок".
  

(Леонид Борисов)

*********************************

  

* * *

  
   ЛИБЕРАЛЫ (от лат. Hberalis - касающийся свободы, свободный), в первонач. значении -
   свободомыслящие, вольнодумцы; иногда - люди, склонные к излишней снисходительности. Либералами называют также последователей и сторонников либерализма и (в более узком смысле) членов либеральных партий в ряде бурж. государств.
  

* * *

  
   Вопрос: Вас очень легко могут обвинить в симпатиях к обычному либерализму - как вы на это смотрите?
   Ответ: Откройте БСЭ и вы найдёте в ней достаточно большую статью, посвящённую этому понятию. Начните читать и сразу столкнётесь с тем, как менялось содержание этого понятия в зависимости от изменения общественно-политической и общественно-экономической ситуации в Мире, да и в России тоже. И совсем не случайно понятие Российского либерализма выделено в отдельные статьи. Менялась ситуация - менялось и содержание либерализма. Либерализм феодальный и либерализм буржуазный - разные.
   Что же касается моих работ, то меня меньше всего заботит этот вопрос: "В чём меня могут обвинить?". Я исхожу из положений "Ноосферной теории", которые выстроены на основе непреложных законов природы. Они диктуют сейчас и общественный либерализм, и классовую терпимость, которые и должны быть положены в основу борьбы за изменения общественных отношений. Главный вектор усилий должен быть направлен сейчас в область парламентской борьбы и демократизации общества, но только на деле, а не на словах.
   Да этот путь медленнее и требует совсем иной работы от общества. Здесь не нужны "лопаты и вилы" - здесь нужно сознание. Большую роль в формировании общественного сознания играют СМИ, и, в частности, ежедневная печать. Можно было бы посоветовать организовать отдельные издания для популяризации подобных идей и организации общественного сознания в этой непростой парламентской борьбе. Очень заманчива идея народной печати, но..., как кажется мне (и на это есть причины), нужно использовать ту печать, которая уже есть. Есть много прекрасных журналистов, честных замечательных людей, которые и могут взять на себя эту работу. В такой работе не нужно разжигать страсти, а терпеливо и настойчиво решать проблемы демократизации общества - шаг за шагом. Не нужно всё и сразу. Но одолевать ступеньку за ступенькой - нам всем по силам.
   Часто можно слышать вульгарную трактовку либерализма: "И нашим - и вашим...". Но я не знаю, кто "ваши" и кто "наши". Как и самой Природе, мне важны и дороги все. Ведь каждый человек посылает свои импульсы в мировую духовную копилку (Ноосферу), которая определяет, в свою очередь, генофонд человечества. От него зависит - кого нам явит природа в следующем поколении.
   Природа являет разных людей. Они по-разному проявляют себя в разной обстановке, в разных условиях. На наших глазах, при нашем непосредственном присутствии проходила наша "Перестройка", которая в корне изменила общественные отношения, изменив, тем самым условия. И "на поверхность" жизненных событий вышли совсем другие люди, в которых, видимо все их способности и склонности, дремали, не имея возможности проявиться. Когда человечество будет снова менять общественные отношения, у руля перемен будут уже другие люди, с другими способностями и взглядами на жизнь.
   Во все времена были жуликоватые людишки, способные воспользоваться любой возможностью, чтобы "погреть на этом ручки", но были и честные люди - всегда были - думающие не только о себе. И как вы все думаете, кто, в итоге, должен оказаться на верху событий: те, что думают лишь о своём благополучии, не слишком заботясь тем, как всё это достаётся и за счёт кого у них возникает излишек; или те, кто понимает, откуда что берётся и кто создаёт все богатства на планете? И последние - не просто сознают и понимают всю несправедливость нынешних условий жизни, но хотят установить более справедливые правила распределения общественного продукта.
   Если ещё вспомнить о вселенском эволюционном процессе, то на чьей стороне должна быть Природа? На стороне тех, кто хочет превратить основную массу людей в своих рабов, пресекая в корне весь процесс эволюции человека, оставляя ему лишь животные ограниченные пути развития, или всё-таки природа будет помогать тем, кто стремится к духовной эволюции, понимая так же, что сделать это можно только на всеобщей основе?
  

**************************

* * *

   Величайший из величайших, достойнейший из достойнейших, уважаемый президент наш сказал, что россияне достойны - жить лучше, но..., к сожалению, есть несогласные и их много.
  

* * *

  
   "Ян Гус стоял уже посреди костра, когда от него, перед тем, как зажечь солому, в последний раз потребовали отречения, пообещав сохранить жизнь. Он ответил: "Нет".
   "Нет", - ответил и Томас Мор. И Джордано Бруно. И тысячи безвестных бунтарей, мятежников и еретиков отвечали "нет" инквизиторам, королям, палачам. "Нет" - не миру, а бесчеловечным силам мира. Это "нет", быть может, самое великое в "феномене человека". С жизнью расстаться легче, чем с совестью. Потому что совесть - человечество в тебе. Отрекаясь от него, отрекаешься от бессмертия.
   История человеческого духа, человеческого самосознания исполнена эстетического величия. Недаром Маркс человеческое самосознание называл "высшим божеством". "Рядом с ним, - писал он, - не должно быть никакого божества".
   ...Огонь, похищенный у богов, и сам стал божественным.... Посмотрите в самих себя...".

(Евг. Богат)

  

* * *

  
   "Важно осознать себя чудом, чтобы ощутить нравственную ответственность перед жизнью и перед собой за собственный духовный мир".

(Евг. Богат)

  
   "...Если единственно возможной для тебя формой общения стало общение с собой, то однажды на рассвете ты рискуешь очутиться лицом к лицу с покойником и узнать в нём себя".

(Евг. Богат)

  

* * *

  
   Господа! Неужели среди вас не найдётся ни одного, кто осознал бы всю глубину эволюционного развития человека, как вида, если он смог подняться до осознания этих простых природных истин? А ведь вам даже не понять, о чём тут идёт речь. И вам не стыдно?
  

* * *

   Я отдаю людям всё, что природа сумела мне открыть. И, коль скоро пришлось к
   слову, хочу заметить кое-что о том, кто может считать себя учёным. Любой умный человек, да ещё с хорошим жизненным опытом, знает, что образование, само по себе, не делает человека учёным. Если нет дарования от природы, учись - не учись, а "выше носа не прыгнешь".
   А такое дарование и является ключиком (своеобразным кодом) к раскрытию тайн
   природы. И нужно просто акцентировать внимание на том, что люди, имеющие такое дарование, не имеют права направлять свои интересы в сферу меркантильности и прагматизма. Служить людям - значит, служить природе - содействовать процессу её эволюции. Служить буржуазным воротилам - значит, совершать действия, обратные эволюционному процессу природы. А каждый "выбирает для себя: Дьяволу служить или Пророку...". Слова эти довольно известные, но за ними не улавливается возможная трагичность такого выбора, так как служение "Дьяволу" - это служение и против себя, и своей родословной, и своих потомков. Наука настоятельно не рекомендует человеку направлять свои действия против собственной природы. Законы природы нужно соблюдать, и соблюдать всем.

(автор эссе)

* * *

   И ещё... современное человекознание всё больше перемещается в сферу таких наук, у которых главным инструментом открытий является логика. В связи с этим хочется отметить полную неуместность выступления некоторых новоиспечённых "менеджеров от науки" по СМИ, которые уже договорились до того, что считают логику устаревшей наукой, в которой, на их взгляд, полностью отпала надобность.
   Очень любопытно было слушать подобные выступления. А я просто хочу им напомнить, что, если исключить логику сейчас, то человечество очень скоро вернётся к своему изначальному (животному состоянию). Ведь выделению из этого дикого стада мы, как раз, и обязаны появлению у нас второй сигнальной системы в нашей высшей нервной деятельности, которая и существует на основе того, что опирается в ноосфере на строго математические законы, которые и лежат в основе логики, как науки. Возьмите хотя бы "Аналитики Аристотеля". Уже в Древней Греции наука выделила из математики этот уникальный раздел. Неужели современный человек должен быть глупее своих предков?

(автор эссе)

********************

  

* * *

  
   Чтобы понять и освоить всё то, что написано в данном небольшом обзоре мудрых мыслей мыслителей разных поколений, но работавших над одним и тем же - над обогащением и совершенствованием человеческого интеллекта - неплохо познакомиться с работами доктора наук Генриха Николаевича Волкова. Его работы помогают разобраться с понятием "культура мышления", которое и является тем ключиком, который необходим, когда человек разбирается в чужой мудрости. Чтобы эта мудрость принесла пользу, а не обернулась очередной глупостью.
  
   "Культура мышления не просто смекалка и ум "первозданный", а ум определенным образом разви­тый, обогащенный, культивированный. Это не дар природы и наследственности, а "дар" общества. А если так, то естествен и вопрос: как научиться культуре мысли? В чем она состоит? Не проявляется ли она прежде всего в умении рассуждать логично, последо­вательно, упорядоченно? Конечно, это необходимо, как необходимо дышать, ходить не спотыкаясь. Но если человек сочтет свою способность дышать за высшую ценность и начнет ее всячески культивировать, то превратит себя лишь в подобие кузнечного меха, при­чем подобие довольно несовершенное.
   Со времен Аристотеля и вплоть до наших дней живет и здравствует среди некоторых философов и педагогов предрассудок, что стоит только человека обучить особым приемам рассуждения, натаскать его умению строить силлогизмы в строгом соответствии с правилами и законами формальной логики -- и мы­слитель готов. Схоластическая философия в свое время усердно выполняла эту программу: поставляла обще­ству в изобилии начетчиков и педантов, "унылых наборщиков готового смысла" (О. Мандельштам),
   мысль которых пульсировала четко, как часовой ме­ханизм, и ритмично вращалась по циферблату строго отработанных догматов -- все на одном месте.
   Ныне ученые закладывают правила формально­логических операций в "память" кибернетических устройств, закладывают туда же и некоторый объем информации и добиваются гораздо большего эффекта. Кстати говоря, именно кибернетика с полной очевид­ностью продемонстрировала, что легче всего модели­руются именно такие стороны интеллекта, как логич­ность и эрудиция. Тем самым эти качества, ранее пользовавшиеся весьма высоким престижем в ученом мире, уценяются: не так-то лестно чувствовать себя плохим подобием "умозаключающей" машины или "электронной памяти"
   И если отталкиваться от различных моделей "искусственного мозга" как от противоположного полюса, то мы придем к выводу, что подлинная культура мышления проявляется в умении мыслить самостоятельно, творчески, своеобразно, смело, диалектично.
   Легко, однако, сказать: мыслить диалектически, нестандартно, а как это сделать?
   Из редакции "Комсомольской правды" мне как-то переслали очень любопытное письмо минского сту­дента. Автора беспокоило, как в наш век массового распространения знаний, "одинаковости духовной пищи" сохранить неповторимость каждой личности. Учимся мы, дескать, по одним и тем же учебникам, читаем одни и те же романы, рекомендованные критиками, ходим на одни и те же кинофильмы.
   Проблема далеко не праздная. И я ответил статьей, в которой, между прочим, писал, что опасность стандартизации личности вовсе не в общедоступности культуры и знаний. Ведь человек, к счастью, не только запоминающее устройство, безразлично впитываю­щее информацию. И так же, к счастью, человек не есть то, что он "ест", то есть потребляет в виде пищи духовной либо материальной. Своеобразным человека делает не только то, что именно он читает, слушает, смотрит, но и как он воспринимает все это.
   Разумеется, культура мысли предполагает изучение всей предшествующей духовной культуры человечества. Но не простое её изучение, а критическую переработку всего этого наследия предков, овладения им, трансформацию этого общественного богатства в моё, личное достояние, в деятельную энергию моего интеллекта, его невидимые орудия.
   Об этом великолепно сказал Гёте: "Что такое я сам? Что я сделал? Я собрал и использовал все, что я видел, слышал, наблюдал. Мои произведения вскор­млены тысячами различных индивидов, невеждами и мудрецами, умными и глупцами; детство, зрелый возраст, старость - все принесли мне свои мысли, свои способности, свои надежды, свою манеру жить; я часто снимал жатву, посеянную другими, мой труд - труд коллективного существа, и носит он имя Гёте"
  
   Попробуйте мысленно лишить наше современное общество всех орудий и средств материальной культуры: всей техники, знаний, дорог, коммуникаций.
   Поставьте общество "один на один" с нетронутой при­родой. Что произойдет? Вернется эпоха первобытного варварства? Ничего подобного. Человечество претерпит большие лишения, его развитие затормозится, но лишь на несколько десятилетии, в течение их общество заново построит всю материальную культуру цивилизации, построит по последнему слову науки.
   Но если человечество лишится вдруг накопленной духовной культуры, это неминуемо будет означать полную деградацию.
   Меня всегда несколько коробило от ходячего вы­ражения "сокровища духовной культуры". Будто дей­ствительно это россыпи драгоценностей Али-Бабы или Аладдина и счастливчик, добравшийся до них, дол­жен украсить себя знаниями, как дорогими побрякушками, ибо в наше время без этого как-то "не модно".
   Духовная культура не клад и не склад ценностей а скорее, если уж нужны сравнения, аккумулирован­ная и концентрированная энергия, накопленная всем многовековым развитием человеческой цивилизации, усилиями всех поколений наших предков. И проблема в том, как превратить ее в энергию собственного интеллекта. "Сезам, откройся" оказывается совсем непростой задачей: чтобы индивидуально "подключиться" к духовным энергетическим мощностям че­ловечества, нужно их приумножить, а чтобы приумножать -- необходимо "подключиться".
   Заколдованный круг противоречий! И есть только один способ вырваться из него: не противопоставлять обучение творчеству, усвоение чужих знаний -- само­стоятельной работе мысли, дескать, сначала одно, по­том другое. Ведь обучение без самостоятельного умственного творчества -- это школярство, а не науче­ние. А творчество без постоянного обучения, без кри­тической переработки все новых и новых пластов информации ("всю жизнь учись!") не более как лег­чайшее пузырение маниловской фантазии.
   Как известно, Ленин призывал не только к изу­чению всего культурного наследия человечества, но и к его самостоятельному освоению, к его критической переработке. Перечитайте ленинские конспекты экономических и философских произведений, и вы убедитесь, что для него чтение всегда было лишь толчком к собственной напряженной работе интеллекта. Чуть ли не каждая выписка в его тетрадях сопровождается критическим комментарием, в котором -- завязь собственной ленинской мысли.
   Такой же подход был характерен и для Маркса. Еще с детства он усвоил привычку, которой следовал всю жизнь: сопровождать обширные выписки из про­читанного собственными размышлениями. Изучение новей области науки всегда было для него одновре­менно и исследованием этой области. Не пассивное школярское штудирование чужих мыслей и учении, не складывание их в свалке памяти, а неутомимое стремление, оттолкнувшись от них, пойти дальше, довести до логического конца, сделать инструментом и строительным материалом, с помощью которого возводить собственные "миры, рожденные от сло­ва", -- вот что отличало Маркса с молодости. Этот титанический труд выводил его на передний край че­ловеческой культуры, готовил к прометееву подвигу в науке.
   И я думаю, что в общем и целом таков же -- ко­нечно, с поправками на меру таланта и меру индиви­дуальности -- путь каждого человека к обогащению собственной культуры интеллекта и вместе с тем к обогащению, пусть самому скромному, общечеловеческой культуры".

(Волков Г.Н.)

   Вот на последние слова автора в приведённом отрывке хочется остановить внимание читателя. В те годы (знаменитые шестидесятые), когда автор работал над этими строками, люди и наука в целом только-только приближались к открытию "Ноосферы", как физической субстанции, возникшей с появлением человека и связывающей нас всех одним тугим узлом. И, конечно же, подобные заключения были основаны на чисто эмпирическом материале исследования социума, да на научной интуиции. Тем более, сейчас приятно подтвердить эти выводы и заключения на основе новой "Ноосферной теории".
   "Общечеловеческая культура" это и есть та часть духовной составляющей человеческой деятельности, корни которой и вся информация о которой сохраняется именно в "Ноосфере", т.е. в материальной среде на оболочках атомов, образуя общий, вселенский волновой интеграл.
   Мы все включены в него и варимся в этом едином энергетическом котле. И роль каждого человека в этом интеграле неоспоримо присутствует и оказывает своё (положительное или отрицательное) действие. Суммарный вектор общечеловеческих желаний и устремлений и создаёт, в итоге, то распределение общественных сил, и те общественные отношения, которые мы и имеем на сей час.
   Только тогда, когда основная масса людей будет понимать все тонкости этого скрытого механизма, можно будет надеяться на положительные изменения в общественной жизни. Для этого и нужно просвещать массы, но не "сексуальной культурой", а скрытыми механизмами взаимодействия "Ноосферы" и человека.
   И я взываю к интеллигенции: "Проснитесь, наконец, уважаемые господа-мыслители! Довольно вам продавать ежедневно душу Дьяволу. Пришла пора служить правде, процессу человеческой эволюции и более благоприятному будущему.
  
   Имена некоторых авторов, упоминаемых мной в данных записках, могут помочь в поиске истины всем прогрессивным людям, которые ищут истину в наше беспокойное переходное время. Желаю всем удачи.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"