Аннотация: На конкурс "Коза Ностра-2". 33-е место.
- Копья не чищены, мечи не заточены, ружья не смазаны! - Проверяющий пальцем показывал на недостатки и отмечал их в папочке, появившейся из портфеля с блестящими замками. Невысокого роста, крепкий и хорошо одетый, он брезгливо провел пальцем по раритетному экспонату. - Ну, хорошо, это - автомат Калашникова, ему положено в грязи быть, но вы на мамонта посмотрите! - Проверяющий ткнул пальцем себе за спину. - У него же паутина между бивнями, и вши наверняка завелись! - Палец, уже очищенный белоснежным платком от пыли, принял назидательное вертикальное положение.
- Но это же чучело, у него не может быть вшей, - попытались возразить обладателю кожаного портфеля, но проверяющий уже широкими шагами, подпрыгивая от нетерпения, двигался в следующий зал.
Не повезло им сегодня. Свалилась на них ревизия из центра, из Самого Главного Министерства, и Игнацио осторожно, как люльку с младенцем, толкая тележку с швабрами, тряпками, порошками и прочими нехитрыми атрибутами своей профессии, побыстрее свернул за угол. От греха подальше. Смотреть за гизармами да аркебузами было не его заботой, тут он был спокоен, а вот за паутину можно было и схлопотать. Как этот чинуша ее только углядел? Четыре метра без малого в самом мамонте, да еще подставка с полметра. Глазастого инспектора прислали, даром что в очках.
Да, его правда, была там паутинка, и паук был - маленький и безобидный, бархатный. А вот вшей не было. Поклеп настоящий.
Паучок спускался иногда на длинной ниточке из своего высокого дома на грешную землю, и болтали восьминогий и Игнацио обо всем помаленьку.
Уж почти два месяца как они дружили. Пятьдесят четыре дня, если быть точным, с шестнадцатого марта. Повезло тогда восьминогому. Вылизывал, вычищал все уголки тогда Игнацио накануне праздника и случайно заметил паучью ловушку, растянувшуюся между сломанным левым бивнем и хоботом слоновьего предка. Каких мух навострился ловить там паук - только бог ведает, но тенета наладил - и спираль, и растяжки, все как положено. Попытался Игнацио было убрать паутинку оттуда, но швабра - даже с выдвинутой ручкой - не достала до головы могучего зверя, а ни лесенки, ни стула никакого на глаза не попалось. Не идти же за ними в лабораторию, или похлеще того - в другой корпус. Оглядел Игнацио зал, вздохнул, да и пошел дальше. Решил - как-нибудь в следующий раз сниму, пусть пока висит паутинка - высоко и укромно. Никому не мешает, да и мамонт жалоб не подавал.
И забыл о ней Игнацио до вечера. С кем не бывает? Под полночь же пришел он, усталый, к мамонту поужинать. Любил он, когда получалось, ужинать посреди экспозиции, хоть и запрещалось это строгими правилами, спущенными из Самого Главного Министерства. Но пьянок-гулянок он не устраивал, за собой всегда убирал, на глаза случайным посетителям не попадался - вот и не обращал внимания никто на такие мелкие проступки.
Хорошо вечером в музее. Свет притушенный - две трети ламп после восьми отключают. Тихо - только вполголоса ворчит кондиционер.
Слева - оружие, холодное и огнестрельное. Всякие алебарды да митральезы, франциски да кольты, даже мортира ржавая есть - одна штука, справа - доспехи да форма разная. А в середине - мамонт. Кто и зачем поставил его посреди оружейного зала - не известно, история музея об этом умалчивает, у нее свои секреты. Честно говоря, у мамонта даже инвентарного номера не было, а сделать его без приходной ведомости, накладной, трех сертификатов - происхождения, гигиенического и соответствия, было нельзя. Но ведь не вытаскивать же его наружу, чтобы выбросить, правда? Для этого потребовалось бы стену ломать, или мамонта раскатать по косточкам. Только кто ж его обратно собирать будет - такое чудо-то? Никто не будет. Вот и устроился мамонт в музее и неплохо себя чувствовал.
Ужинать Игнацио усаживался обычно между передних ног мамонта, прямо под головой чучела, раскладывал по искусственным мхам постамента пластиковые тарелки, открывал бутылочку 'Гиннесса' и было ему так хорошо, что забывал он о работе в музее уборщиком, и отправлялся в далекий путь по морям мечтаний.
Но в ночь с шестнадцатого на семнадцатое не успел он уплыть далеко, так как увидел у себя перед носом паучка на ниточке. Не закричал и не испугался Игнацио - чего бояться букашки размером с медную монетку из нумизматического зала, но затаил дыхание, а потом шумно выдохнул. Паутинка затрепыхалась, задрожала, грозя оборваться, и восьминогий, цепко хватаясь за нее, заторопился наверх.
- Ты чего? - возмущенно заверещал он. Тихо-тихо прошелестел. Но Игнацио услышал его и не удивился. Какая мелочь - говорящий паук.
- Подожди. Я буду дышать потише. Но и ты говори громче.
- Я постараюсь, - паучок снова спустился, перевернулся вниз головой, зацепился задними лапками за нить и протянул Игнацио две правые лапки. - Привет, я - Аррон ап Тро.
- Игнацио, Игнацио МакМахон.
- Будем знакомы.
- Присоединитесь? - показал на свой скромный ужин Игнацио.
- Не откажусь, - ответил Аррон ап Тро и спустился на пол. Он был зверски голоден.
Вот так они и познакомились, преломив хлеба. Тем вечером, а потом и ночью, и ранним утром, пока не запели праздничные волынки, рассказывали они друг другу истории о своих странствиях.
Истории Аррона были о глупом любопытстве маленького, неопытного и непуганого паучка и о рогатой чудо-машине, унесшей его из родных краев, и об удобных джутовых мешках, среди которых он провел долгую - не сосчитать дней - дорогу, и где было множество вкусных букашек, питавшихся содержимым мешков, и о длинном темном теплом воздуховоде от грузового терминала музея до выставочных залов, в котором даже невесомые шаги арахнида отдавались гулким эхом.
Но другое слышал Игнацио. Машины, окрашивались в зелено-коричневый цвет, раздавались вширь и обзаводились лишними колесами с крупным протектором. Тихий голос электромоторов взрывался рычанием дизелей. На мешках появлялись странные трафаретные надписи, и превращались они почему-то в невероятно тяжелые железные ящики.
Рассказывая, Аррон, забавно подпрыгивал, показывая, как он зацепился за автокар, закатывал девять глаз - один все же рыскал по сторонам, - описывая утонченный вкус мошек, а потом почти замирал, будто переносясь обратно в трубы воздуховодов - и движения становились медленными и осторожными. Лапка поднимается, пауза - восьмая, четверть, половинка, целая, наконец, опускается, и только потом начинает двигаться следующая лапка. Наверняка, он с год, или два шел с такой спринтерской скоростью.
- И вот, выглядываю я из трубы через решетку наружу и - о, счастье! - вижу этого великолепного шерстяного зверя, будто созданного для того, чтобы стать моим домом, - восклицает он.
И в этот самый момент, когда радостный паучок скачет на коленях у Игнацио, с неба раздается гулкий, глубокий, басовый голос:
- Я бы попросил Вас, молодой человек, быть поосторожнее в выражениях.
И длинный морщинистый хобот мамонта оказывается прямо перед оцепеневшим Арроном ап Тро. Три лапки поднялись для шага, да так и замерли, челюсти широко разведены в стороны - точь-в-точь ошеломленный человек. Потом паучок, придя в себя, боязливо дотронулся до хобота, вскинув руки-ноги, скувыркнулся на пол и потерял сознание. Мамонт недовольно фыркнул, хлопнул ушами-парусами.
- Что только творится в мире? Стоишь в музее. Тихо так стоишь. Созерцательно познаешь мир, можно сказать, и тут на тебя сверху сваливается таракан и опутывает с ног до головы липкими нитками. И вдобавок еще начинает спекулировать на моем предназначении.
- Я не таракан! - С пола раздался возмущенный писк, и в ответ мамонт с ужасающим шумом набрал в легкие воздух. Сейчас как дунет! И не станет таракана.
- А-а-а!!! Спасите меня от этого великана, господин МакМахон. - Аррон ап Тро подбежал к Игнацио, зацепился за штанину и через секунду был снова на недавно так поспешно покинутых коленях. Десять вращающихся каждый в свою сторону, испуганных, молящих глаз - 'спаси!' - смотрели на Игнацио.
- Может и правда, не стоит? - подняв голову, сказал Игнацио мамонту.
Тот моргнул и спросил (он, конечно, постарался сказать это как можно тише, но получилось не очень удачно, и Аррон ап Тро панически сжался и вцепился в ткань, когда шквал пролетал мимо него):
- Думаете, не стоит?
- Совсем не стоит. Наш паучок еще очень молод. Посмотрите на него. Он еще научится вежливости и пониманию.
- Ну ладно, - подумав, улыбнулся мамонт, и шерсть забавно встопорщилась у него в уголках рта. - Тогда, судя по всему, моя очередь рассказывать.
Мамонт подогнул колени и мягко опустился на пол. Зал дрогнул.
- Чем нас сегодня кормят? - спросил он.
- Боюсь, что весь мой ужин Вам на один зуб, ... ээ... клык, ... бивень?
- Самим не хватает, - почти неслышно произнес паучок, и ему повезло, что Мамонт его не услышал.
Потому что он уже увлеченно рассказывал о том, как на него охотились пещерные люди -
- С высоты их как-то трудно различать - обезьяны и есть обезьяны, - поясняя, фыркнул Мамонт. - Сначала они вырыли огромную яму. По их меркам, огромную. По мне так - ямка, канавка. Накрыли ее ветками и прутьями - получилось черное пятно на зеленой траве - не заметить нельзя. Потом пытались испугать меня, прыгали вокруг, махали руками, бросались камнями и такими длинными палками... Вылетело из головы, как они называются. - Его хобот выгнулся, как вопросительный знак.
- Копья, - машинально сказал Игнацио, а руки его дернулись, будто передергивая затвор.
- Ага. Спасибо. Глупая штуковина - вреда никакого, разве что поцарапать шкуру. Если попасть. Так вот, яма оказалась мала. Раза в три больше надо было копать. Пробежал я мимо нее, а горе-охотники все вопят и никак не могут понять, что я не провалился, а охота - да. Посмеялся я тогда над ними всласть. Эх... - Он тихонько протрубил, и глаза Аррона ап Тро разбежались по сторонам. Слава Богу, по ночам в музее никого не было, и никто не мог обратить внимания на необычные звуки. - Веселые были времена: я убегаю, они догоняют. А потом наступила зима. - Мамонт погрустнел и говорил совсем тихо. - У людей появились огонь и металл.
Мамонт обмяк, голос поменял лад - с мажора на минор, и Игнацио заметил седину в его густой шерсти. Голова наклонилась и иссеченный, цвета гнили обломок бивня оказался перед Игнацио. Слоновий предок разом постарел на пару тысячелетий.
- А может у вас найдется чего пожевать? Хоть немножко? Хоть сена? - попросил он, и Игнацио не смог отказать.
Найти сено в музее было сродни Гераклову подвигу, но Игнацио справился с поручением мамонта-Эврисфея. Хоть сию минуту отправляйся держать небо вместо Атласа. Когда завтра придут на работу таксидермисты, они будут долго удивляться пропаже своих материалов. Ладно, обойдутся. С кухни - немножко салата, петрушки и пара больших кочанов капусты, и гигантский предок слонов снова молодеет, уписывая за обе щеки деликатесы. И даже паучок не ворчит по поводу размера порций.
Вот так и просидели они той ночью до рассвета. Мамонт встал на свое место, паучок забрался на него, а Игнацио стал быстренько доделывать то, на что он наплевал ради приятной компании.
Иногда к ним на огонек заглядывал Рыцарь. Вернее, привидение рыцаря, которое давным-давно поселилось в его доспехах. Средневековые железки стояли в дальнем углу соседнего зала, заслоненные коллекцией старинных знамен с одной стороны и дверьми с другой. Укромное местечко, как раз для духов ушедших в иной мир. Но Привидению, которое представилось Арчибальдом фон Беддегерром, бывало, становилось скучно в тени пронафталиненных стягов, и оно, звеня доспехами, отправлялось бродить ночами по музею. И однажды добродилось - по крайней мере, ему, как Привидение потом рассказывало, показалось, что оно сошло с ума, когда увидело рядышком мамонта и человека, с улыбкой крутящего над головой на веревке паука, распевающего застольные песни. Фантасмагорическое зрелище. Хотя Игнацио тоже нехорошо себя почувствовал, когда услышал громоподобный лязг, и в их зал вошел рыцарь в исцарапанных и проржавевших доспехах. Шлем, меч, щит с гербом и могильно-черная тьма в прорези опущенного забрала - все было при нем.
Стояли они так напротив друг друга, удивлены и растеряны - что делать-то? А мамонт тем временем протрубил атаку и решительно побежал прямо на рыцаря. Однако, обманув его, доспехи рассыпались на части, рухнув на пол, будто мгновенно расклеившись, а вопящее и обезумевшее от страха приведение взвилось вверх, как петарда. Что оно такого натворило? Поозорничать и пошуметь хотело всего лишь - драться-то зачем?
Мир был заключен быстро. Игнацио пришлось лишь помочь бестелесному привидению снова надеть доспехи, что оказалось не самым легким занятием. А привидение пообещало не очень пугать их и не проходить без предупреждения через стены. Оно, как выяснилось, было милым и добрым, с тяжелой судьбой, на которую оно совершенно не жаловалось - разве что иногда.
И еще у привидения было в запасе множество историй о турнирах, прекрасных дамах и немножко о битвах. На ристалищах оно по большей части лежало на земле, свалившись с коня, с мадригалами в честь прекрасных дам тоже было не все в порядке - по причине косноязычия и заикания. А уж про битвы даже говорить было нечего - на одной из них Арчибальда фон Беддегерра и убили.
Игнацио слушал и будто вместе с Рыцарем шел в бой за Веру, Надежду и Любовь. Топот копыт сменялся лязгом траков танков, быстрые стрелы - пулями, а удары копий - разрывами снарядов и гранат.
Когда Мамонт не мог быть с ними - не просыпался, они (Игнацио, Рыцарь и Паук), чтобы не беспокоить его сладкий сон, отправлялись вместе гулять по музею. Была в музее парочка отделов, работавших круглосуточно, и друзьям нравилось пошуметь поблизости: позвенеть сталью или устроить соревнование на самый жуткий вой. Повеселиться, погалдеть, поребячиться. Хотя, что бы они стали делать, если бы кто-нибудь выглянул на гвалт в коридор и увидел ходячие доспехи? То есть, убегающие куда подальше. О таких мелочах друзья не думали. Ну, доспехи, ну, ходят и что такого? Чего в жизни не бывает? Смешно же!
И вот в жизнь озорной компании вторгся проверяющий из Самого Главного Министерства. Кто его приглашал? Зачем он здесь?
А чиновник тем временем уже шел обратно. С шумом и громкими заявлениями. Распаляясь. Чуть не крича.
- Ну и где директор? Мистер Форестер, я хотел бы поговорить с директором этого бедлама. Я хочу видеть его немедленно. Сейчас же! Я настаиваю! Я приведу здесь все в порядок! - угрожал он.
Из-за угла выскочил взъерошенный Форестер, чуть не столкнулся с Игнацио, пробежал мимо и резко остановился, когда рука Игнацио легла ему на плечо.
- Подожди.
- Не сейчас, Игнацио, я тороплюсь, - скороговоркой выпалил Форестер, пытаясь освободиться от хватки Игнацио.
- Сейчас, - мрачно ответил Игнацио.
Форестер нахмурился. Что происходит?
- Брось, не до тебя. Надо придумать, как этого придурка ублажить.
- Дай мне пять минут. И все будет хорошо, - холодно приказал Игнацио и, развернувшись через левое плечо, быстро пошел. Форестер обреченно и растерянно вернулся к проверяющему.
- Здравствуйте, - в зал, где препирались Форестер и чинуша из Министерства, вошел высокий человек в выглаженном костюме. Он протянул проверяющему руку. - Я Игнацио МакМахон, директор этого музея.
Проверяющий сдулся на глазах. Съежился, как воздушный шарик, пробитый иголкой. Разве что не взлетел в воздух. Он смотрел на Игнацио и силился понять, является ли стоящий перед ним директор Исторического музея МакМахон просто однофамильцем генерала МакМахона. Или он и есть тот самый генерал - герой Третьей войны и Стеннфилдской битвы?! Генерал, прославившийся после Кровавого рейда, когда его бригала, оставленная на растерзание врагам из-за ошибок штабного руководства, фактически спасла от полного уничтожения всю армию и выиграла войну. Возвращение уже давно оплаканных солдат показывали в прямом эфире по всем каналам: опаленные черные танки и бронетранспортеры с прожженными кумулятивными снарядами бронеплитами ползли по улицам, надрывный вой их уставших дизелей рвался в окна обывателей, мрачные десантники в изломанных, выщербленных экзоскелетах, наплевав на уставной шаг, вступали в город, а последний оставшийся в строю офицер, лейтенант Абрамс, зачитывал ультиматум.
Из Кровавого рейда МакМахон вернулся куском мяса, осмотрев который, врачи из лучших клиник сказали, что следующей остановкой генерала будет кладбище - 'заказывайте катафалк' - и делать им тут нечего. Но собраться и уйти они никуда не успели, потому что им пришлось сразу же на месте поменять точку зрения - под дулами стволов выживших солдат бригады МакМахона, чуть не устроивших перестрелку в центре столицы.
Доктора сшили тело МакМахона, приделали недостающие запчасти - руки и ноги, но наотрез заявили, что мозги генерала ремонтировать бесполезно - повреждения необратимы. Светил медицины настоятельно попросили выйти вон. После чего генерал пропал, как в воду канул - никакой информации. Ходили слухи, что он то ли ушел в отставку и обретается на тропическом острове, то ли до сих пор лежит в какой-то закрытой правительственной клинике.
И вот он здесь, Тот Самый Генерал? Рукопожатие проверяющего, сначала крепкое, вдруг стало мягким, когда он понял, что жмет не человеческую живую плоть, а пластик искусственной руки.
- Генерал, - едва не вытянулся он по стойке смирно.
- Вольно. Чем могу быть полезен? - Игнацио широко улыбнулся. - Пройдемте ко мне. Я думаю, мы быстро решим все проблемы.
- Нет-нет-нет, ничего особенного, - пробормотал проверяющий, - хотел просто сказать, что у вас великолепный музей. Все идеально, и я не заметил ни малейшего недостатка. Я просто хотел лично выразить вам признательность.
- Рад слышать это. Заглянете ко мне? У меня есть великолепный коньяк. Мне подарил его президент Абрамс.
- С удовольствием, но, к сожалению, я тороплюсь. У меня на сегодня намечена еще одна инспекция.
- Жаль. Заходите к нам еще. Буду рад видеть Вас. Думаю, что смогу устроить Вам великолепную экскурсию по нашей экспозиции.
- С удовольствием. До свидания. - Проверяющий едва не бегом заторопился к выходу.
- До свидания.
На этом короткая и чрезвычайно содержательная встреча закончилась.
Снова ужинали вместе Игнацио, Паук, Мамонт и Рыцарь. Никто не мешал им.