Аннотация: Ведьмак со стажем, бросив службу, возвращается домой. Но Призвание так просто не отпускает избранных своих...
Поздняя осень - не лучшее время для поездок, а из-за того, что так думает большинство, в почтовой карете было куда просторнее обычного. Из шести мест было занято всего четыре, и надо знать, что такое громоздкая почтовая карета с ее узкими и жесткими сиденьями, чтобы понять облегчение ее пассажиров - давки не будет, чужие острые локти не протаранят ваш бок, чужие ридикюли не станут прыгать по вашим коленям, а настырное тепло чужого тела не заставит вас вжаться в холодную и твердую стенку.
Александр Роздов, согнувшись в три погибели, хмуро осмотрелся и неловко, бочком, нырнул в темное нутро кареты, равнодушно буркнув положенное по случаю приветствие - попутчики были ему незнакомы, знакомиться он не собирался, однако ж и настраивать против себя никого не хотел. По крайней мере пока сами напрашиваться не станут.
Возчики только его и дожидались, не успел мужчина добраться до дальнего конца скамьи, чему не способствовали чужие ноги, чужие вещи и его собственная болезненная скованность, как где-то наверху залихватски гаркнули "поехали, чтоб вашу..." и карету неожиданно резко рвануло вперед, с трудом выдернув увязшие в добротную осеннюю грязь колеса.
Роздов не удержался, пытаясь сохранить равновесие, растерянно и бесполезно взмахнул руками, но и это не помогло... со всего размаху плюхнулся на скамью и с едва сдерживаемым стоном сквозь зубы крепко выругался. Желудок неожиданно подпрыгнул к самому горлу, повисел чуток, упал... да так и заскакал вверх-вниз в такт гремящим по брусчатке колесам. Мужчина откинулся назад, прикрыл глаза, отгоняя несвоевременную тошноту и глубоко дыша. Не помогло. Когда его рука привычно полезла за пазуху, он даже усмехнулся про себя, но в этот раз сдерживаться не стал, достал плоскую флягу, на ощупь отвинтил резной медный колпачок и отпил глоток... Снадобье обожгло гортань и едва не вызвало приступ рвоты, но спустя несколько секунд слабость ощутимо прошла.
Полумрак кареты не раздражал, а потому через пару минут он вполне смог открыть глаза, не опасаясь яркого света - день только начинался, но на ясную, солнечную погоду рассчитывать не приходилось. Впрочем, Александру это было только на руку, туман, промозглая сырость и полутьма были под стать его мрачному настроению, менять которое он не собирался даже в угоду никому не нужным приличиям.
Роздов немного расслабился, попытался было сесть поудобнее, рассеянно поднял взгляд... На него с ужасом смотрели два широко распахнутых глаза, в полумраке кареты непонятно какого цвета - не то голубые, не то зеленые, не то серые. Впридачу к глазам полагался столь же безыскусно раскрытый рот, маленький курносый нос, пухлые щечки и норовящие раскрутиться по случаю сырости завитки мышиного цвета волос из-под не по сезону веселенькой шляпки. Девушка лет шестнадцати, одетая во что-то столь серое и невыразительное, что с трудом разнилось от бурого стеганого войлока кареты, еще долгих несколько секунд взирала на попутчика с немым ужасом, пока не обнаружила на себе его взгляд. Тогда она еще больше ужаснулась, стушевалась, забилась в угол и замерла, не смея поднять глаз. Ее отчаянное желание провалиться сквозь землю не нужно было даже слышать, оно было написано у нее на лице. Александр криво ухмыльнулся, поерзал, спиной ощущая стык стенок кареты и пытаясь найти то единственно возможное положение, когда боль хоть немного перестанет его терзать.
Неприязнь девчонки, конечно же, никак его не задела, хотя в другое время он, пожалуй, попытался бы быть более любезным - обычно женщин он любил, они его тоже. Но не сейчас. Одет он был вполне прилично и опрятно, даже слегка щегольски, однако явно не одежда заставила девушку испугаться. И не случайно вырвавшееся ругательство - иначе взгляд попутчицы был бы осуждающим. А она испугалась. Что ж, видно было от чего. Двухдневная ли щетина, делающая его похожим не то на лихого разбойника, не то цыгана, а может, разбитая и почти зажившая скула с длинными коричневыми струпьями царапин на щеке, или цепкий и равнодушный взгляд человека, уставшего от жизни? Да какая, черт возьми, разница? Исповедываться ли он, что ли, перед ней собирается?
- Аглая, - резкий, властный и скрипучий голос наповал убил долгое молчание и относительное спокойствие в карете, а девушка буквально подскочила, как ужаленная, - Подай мои ароматы.
Ридикюль стоял на скамье прямо под рукой сухой чопорной старухи, с ног до головы одетой в черное, но она и пальцем не пошевелила, чтобы его открыть. И верно, зачем, если есть тот, кем можно безнаказанно помыкать?
- Да, тетя, - покорно бросилась к ридикюлю девушка и принялась рыться в его содержимом. Флакон с духами был выволочен на свет божий за считанные секунды, а вслед за этим Александр судорожно выдохнул, откинулся назад и явственно скрипнул зубами: старуха, не впечатлившись аккуратным смачиванием краешка вышитого батистового платочка, вылила на клочок ткани чуть ли не пол-бутыли чего-то остро пахучего, с жуткой смесью тубероз, ландышей и резеды. Неужто старая карга собиралась всех потравить? Неприязненно кривясь и морща нос, мужчина поднял глаза и натолкнулся на не менее неприязненный, но победно-властный взгляд. Ах, вот в чем дело! Происходящее живо напомнило ему забавную картинку из почти забытого и далекого прошлого: юная барышня в легком белом платьице, тонких ажурных перчаточках и атласных туфельках, неожиданно забретшая на скотный двор и пожелавшая погладить козочку, приказала предварительно животное вымыть и расчесать. Примерно такой же козой чувствовал себя Александр, глядя в блеклые, полуприкрытые в вызове веками глаза сидевшей напротив в карете старой барыни. И ему очень захотелось взбоднуть. Но он просто равнодушно отвел взгляд.
Аглая неожиданно засуетилась, а ридикюль подпрыгнул в такт подскочившему на камне колесу кареты и упал на пол между сиденьями. Девушка горестно вскрикнула и бросилась вниз.
- Позвольте мне, сударыня, - смущенно кашлянув, предательски срываясь на хриплую петушиную трель, предложил четвертый пассажир.
Александр с ленивым интересом оглядел говорившего.
Когда он впервые заглянул в карету, то увидел лишь фуражку и неясные позументы какого-то темно-синего мундира, теперь же, при ближайшем рассмотрении, мундир оказался юнкерским ментиком, а заключенное в нем тело - молодым, стеснительным и восхитительно неловким. Юноша лет семнадцати приятной наружности, с округлым и глупо-щенячьим лицом, намеренно распахнув куцый плащик, дабы всем была видать его темно-синяя гордость, подхватил упавший ридикюль, однако ж не озаботился закрыть его, отчего содержимое вывалилось и немедленно рассыпалось по полу.
Девушка опять ахнула, ее руки засновали по полу, собирая рассыпанное, почему-то непременно сталкиваясь с руками юноши...
- О, простите...
- Что Вы, сударь...
- Аглая! Что ты там ползаешь?
И совершенно невпопад:
- Позвольте представиться... юнкер Андрей Николаевич Снулов...
- Какой милый молодой человек... Аглая, подай...
- Что Вы, сударыня...
- Откуда Вы будете? Ах, Торопово? А мы...
- Так Ваша маменька...?... Да-да, я наслышана... Аглая, не сутулься...
Роздов равнодушно отвернулся к окну, предпочев мрачный осенний пейзаж, не вызывающий ничего, кроме отвратительной хандры, нелепому светскому воркованию своих попутчиков. Все было слишком до одури предсказуемо, чтобы интересовать.
Обедневший молодой дворянчик, которого мамаша из последних сил и средств собрала в юнкера, ехал домой на побывку перед назначением в полк. Юная бесприданница, единственным достоинством которой была ее молодость и свежесть, ибо ни ее заурядная внешность, ни ее тощий кошелек никого не привлекут, вынуждена жить на чужом содержании и подчиняться старухе, которая вряд ли приходится ей теткой, скорее, куда более дальней родственницей. Старая склочная барыня, привыкшая со смаком распоряжаться чужими судьбами. Какой компот из всего этого выйдет к концу их пути? Безвкусный. Старуха, возможно, и приглядит в негаданном попутчике женишка для своей воспитанницы, вот только его мать, не будь дурой, такого не допустит, а сам юнкерок пойти против маменьки не рискнет, это у него на лбу написано. А потому случайно оказавшимся в одной карете двум молодым людям только и оставалось, что украдкой поглядывать друг на друга, да краснеть, думая, что их никто не видит. Впрочем, Роздов и слышать не хотел, и видеть не желал. Чужие воздыхания его не интересовали, а если он время от времени и замечал, как Аглая нервно облизывает пухловатые, розовые, влажные губы (единственное, кстати, что притягивало взор на ее невыразительном круглом лице), то скорее ради того, чтобы отвлечься от своих собственных дум. И боли. Боль - тупая и постоянная - ему до смерти надоела. Ее хотелось вырвать, как ноющий зуб, но ребра не вырвешь...
День близился к полудню, однако в карете ничуть не посветлело. Виной тому были не только от души заляпанные дорожной грязью небольшие оконца в дверях, но и нависшие буквально над дорогой холодные осенние тучи. Время от времени на грязь пикировали дождевые капли, отчего стекла разрисовались коричнево-серыми полосками... Впрочем, ни снаружи, ни внутри этого буйного художества никто, кроме хмурого мужчины в черном, и не заметил.
Роздов в очередной раз поерзал, устраиваясь поудобнее, вытягивая вперед длинные ноги и наблюдая, как спешно и испуганно отодвигается вглубь скамьи сидящая напротив Аглая.
Равнодушно отвернулся.
Быстрее бы доехать... А собственно, куда спешить? Он свое уже отъездил. Час, два, день или неделя ничего не решат. В свои сорок лет Роздов был гол как сокол - без семьи, почти без денег, без друзей и, собственно, без особых теперь привязанностей. Все, что он имел - четыре переломанных ребра, ушибленное, ставшее одним сплошным синяком от локтя до ключицы плечо, разбитую голову, походную сумку со всякой всячиной, мельничный жернов вины на шее и мешок отчаянной злости. И все это добро он вынужден был таскать за собой. Боль в конце концов пройдет, вина со временем подернется пеплом, как остывающая головешка, а вот погибшего товарища к жизни вернуть не удастся никому и уже одно это делало бессмысленными жалкие потуги Александра жить дальше. Одна-единственная ошибка, нелепая и глупая, простительная лишь неопытному новичку, стоила приятелю жизни. Его никто не упрекнул, но из отряда пришлось уйти - делать вид, что ничего не произошло, он не мог, да и надоело все. А его никто и не остановил, лишь отрядный лекарь Филька сунул фляжку своего убойного снадобья и грубо шепнул на прощанье: "Как одумаешься - сам найдешь нас. Не маленький".
Вот и мчался Александр Роздов - то ли от кого, то ли к кому... От родного дома, поди, и головешки от времени рассыпались, столько лет-то прошло, а он даже на пепелище не побывал, могил родных не навестил...
- Т-т-тпру-у-у! - визгливо проорал где-то наверху один из возчиков, лошади недовольно заржали, а второй возчик витиевато выругался. Старуха в карете поджала губы и надменно выставила острый подбородок вперед.
Слышно было, как возчики спрыгнули с передка, прошлепали по грязи и остановились поодаль, переругиваясь.
- Что там случилось? - недовольно спросила старуха, вертя седой головой в черном кружевном чепце, - Надеюсь, не разбойники?
- Что Вы, сударыня, какие здесь разбойники? - покровительственно заявил юноша Снулов и бросил неуверенный взгляд на Александра. Тот не сдвинулся с места и взгляда наглых черных глаз не отвел. Юнкер неожиданно стушевался и засуетился:
- Пойду, посмотрю.
- Да, любезный, сделайте одолжение, - милостиво позволила старуха, снисходительно улыбнувшись, а Андрей бросил взгляд на Аглаю. Но проявить геройство юноше не удалось - дверь внезапно распахнулась и явила замызганного бородатого возницу, кончиком хлыста яростно почесывающего у себя под всклокоченной шевелюрой.
- Это, вот, милостывые господа и... гаспадыни, - он чуть нагнул голову, но поклон вышел деревянным и неуместным, - Конец поездочке-то вышел.
- Что значит "конец"? - громко фыркнула старуха.
- Дерево, будь оно неладно, барыня, - из-за плеча бородача показался второй возница, помоложе да поумнее, - Мы как раз до Макаровской пущи добрались, большак тут сворот дает, там дерево его и перегородило. Маланья, небось.
- Молния? - впервые подал голос Роздов, отчего все в карете почему-то вздрогнули - попутчики только-только начали забывать о его присутствии, - Откуда молния в такую пору?
- Откуда мне знать? - пожал плечами парень, - Места тут завсегда были странные...
- Ну так уберите его, - безаппеляционно заявила старуха, свысока поглядывая на возниц.
- Ну, барыня, ты скажешь! - боднул похожей на воронье гнездо головой старший из возниц, - Как же ж его уберешь? Оно ж агромадное!
- А объехать... нельзя? - робко поинтересовался темно-синий юнкер.
- Не-а, - покачал головой молодой возница, - Сами глядите.
Андрей встал на подножку и высунул вихрастую голову. Тяжелая капля, сорвавшись с ветки дуба, под которым остановилась карета, ударила юношу по носу и фонтаном расплескалась по лицу. Андрей фыркнул, отпрянул... но увиденное у поворота привело его в уныние.
- Так как же быть?
Александр с рассеянным интересом наблюдал. Ему было безразлично, какое решение будет принято, он никуда не спешил и никому помогать не собирался. Чужая бестолковость и нерешительность его немного забавляла, а он и не вмешивался, лениво прикидывая, что будет дальше.
- Возвертаться надо, - взмахнул хлыстом старший возчик, - Съехать с большака, да по проселку, акругом пущи!
- Так чего вы ждете? - неприязненно встряла старуха.
- Оно, барыня, вроде и правильно, только карета тяжелая, на проселке увязнуть может, - ласково, будто втолковывая малому ребенку, ответил младший, глаза его невинно-хитро блеснули, - Вы ж с нас потом три шкуры сдерете.
- Ваше дело доставить нас в Петровку, вот и доставляйте, - вздернулась барыня, со скрипуче-поучительного резко переходя на визгливо-недоброжелательный.
- Коль сговоримся до доплаты, так отчего ж не перевезти...
- Ах ты мерзавец! - старухина трость неожиданно взлетела и ткнула парня в грудь. Тот, не ожидавши нападения, ошалело отскочил назад, да неудачно, зацепился за корень и упал.
- Ладно, - неприязнено проворчал он, с трудом подымаясь, - Ежели застрянем, тогда и до оплаты говорить станем...
Развернуться на расползающейся под копытами да колесами дороге оказалось непросто. Помыкавшись взад-вперед, поорав на бедных лошадей, никак не возьмущих в толк, чего от них хотят бестолковые люди, едва не увязнув в луже, разъезженной, топкой, с горкой набросанных набрякших веток, и чудом не потеряв колесо у поваленного ствола сосны, возчики сумели повернуть карету назад. Их громкое переругивание заставило смолкнуть даже неожиданно притихшую старуху.
Хмурился и Александр. Ничего необычного в дорожном приключении не было, однако происходящее нравилось ему все меньше и меньше, а своим предчувствиям он доверять привык - как-никак двадцать лет только этими предчувствиями и занимался, толк в них знает. Видимых причин для беспокойства не было - большак как большак, возницы как возницы, а все-таки было что-то тревожащее... В упавшем дереве? Беспокойстве лошадей? А когда через версту громоздкая шаткая карета съехала по плохонькому настилу на две разъезженные колеи, проложенные вкривь и вкось будто спьяну, и покатилась, громыхая, по невысокому подлеску, Роздов тем более насторожился. Нет, он ни на йоту не изменил положение своего тела - вальяжно развалившись и вытянув вперед ноги, он как ехал, так и поехал дальше, но взгляд стал внимательнее, слух привычно обострился, правая рука как бы между прочим нащупала подальше от любопытных глаз спрятанные ножны и рукоять кинжала... Попутчикам ни к чему беспокоиться, но он до сих пор выживал и выжил не потому, что был беспечным. Как раз наоборот.
Карета, с грохотом подскакивая на корнях, петляла между деревьями. Длинные голые ветки хлестали по ее высоким чумазым бокам, не хуже веников отчищая стекло от налипшей грязи. Хоть одно хорошо, меланхолично заметил Александр, снаружи стало куда чище и оконца даже стали пропускать чахлый дневной свет...
Лес закончился так же быстро, как и начался. Лошади, словно бы растеряв весь свой пыл в борьбе с ветками и дурной дорогой, поплелись медленно и понуро; так же медленно и понуро они протянули карету через наспех устроенную гать из веток и вышли к краю большой балки, другой край которой терялся за далекой пеленой дождя, полупрозрачной занавесью протянувшейся из нависающей вдали лилово-серой тучи. От открытого пространства потянуло холодом, промозглой сыростью, запахом прелых осенних трав и какой-то тошнотворной вонью, которую не смог перебить даже буйный, но уже почти привычный "аромат" старухи.
Но спустившись в балку, лошади вдруг испуганно всхрапнули, замерли и даже попытались вроде бы подать назад. Неожиданная остановка удивила не только пассажиров, судя по раздраженным окрикам и ругани, возницы и сами не понимали, что случилось. Обычный серый день. Обычная окольная дорога. Чего страшиться?
Но кони нежданно взбрыкнули, дико заржали и понеслись вперед по лугу, не разбирая дороги. Тяжелое сооружение, качаясь из стороны в сторону, норовило опрокинуться. Возмущенные вопли запертых в карете людей никто не услышал. Поздно было возмущаться. Люди вообще глупы, глухи и бесчувственны...
В конце концов этого и следовало ожидать - колесо провалилось в яму, подумал Роздов, почувствовав, как сначала накренилась, потом и остановилась карета.
И вздрогнул: снаружи не просто закричали. Вопль ужаса разорвал тишину. Возницы визжали в немыслимом страхе, в панике, почему-то топтались по передку, колотили в стенку кареты и визжали, визжали, визжали... Лошади надсадно ржали и рвались из упряжи, но карета не двигалась с места...
Поразительная тишина, наступившая после душераздирающих криков, пугала больше шума. Никто из сидящих внутри кареты не произнес ни слова. Даже не сдвинулся с места. Неизвестность нависала дамокловым мечом и была готова оттяпать безумцу, что рискнет выглянуть наружу, любопытный нос вместе с дурной головой. Два крохотных окошка кареты были грязными и мутными, но кое-что разглядеть все же было можно. И это "кое-что" было обычным осенним лугом, густым пожелтевшим хмызняком, но отнюдь не причиной истошных воплей возниц.
Роздов слушал. Что-что, а безумцем он не был и лезть на рожон не спешил. Безобразная, дикая скачка каждым камнем, корнем и колдобиной отбилась на его сломанных ребрах и руке, оттого дышать он мог с трудом, но слушать-то ему ничего не мешало. Однако тишине радоваться не приходилось.
- Мы так и будем сидеть? - ворчливо поинтересовалась старуха, вложив в вопрос всю язвительность и презрение, которые могла выдавить. Если она и испугалась, то ни в крепко обхвативших трость узловатых пальцах, ни в тонких сухих губах, сжатых до прямой линии, ни в надменном взгляде страха не было.
- Э-э, - растерянно проблеял на глазах теряющий ценность потенциальный кавалер юной Аглаи, - Надо бы узнать...
И с надеждой посмотрел на Александра, все-таки мужчина постарше, поопытнее будет... Да тот, казалось, от страха и вовсе свихнулся. Черные и обычно наглые глаза Роздова настороженно изучали потолок кареты, перебегая с одного угла в другой, одной рукой мужчина обхватил самого себя за бок, другая шарила за пазухой полурастегнутой куртки, он судорожно вздыхал и одновременно морщил нос, а ноги нетерпеливо застыли на носках тонких сапог, чтобы в любой момент вскочить...
Барыня громко фыркнула, постучала тростью в потолок, не дождавшись ответа в сердцах неприязненно буркнула под нос нечто нечленораздельное, из чего различимо было лишь: "холопы... все самой...", и открыла дверь, наклоняясь вперед, чтобы выйти.
- Нет, - яростно прошипел Роздов, бросился следом, протянул было руку, чтобы удержать старуху, но неожиданно болезненно охнул и согнулся. Всего на мгновение. Разозлившись на боль, он опять вскочил, но рука встретила пустоту - старуха уже спускалась с подножки.
Дверь широко распахнулась. Осенние не то муть, не дождь, не то туман клубились над землей, размывая четкие линии деревьев, кустов, изломанных стеблей трав, глуша звуки... но не ощущения. Из полутьмы кареты было видно, как старуха огляделась, на мгновение замерла, потом недоуменно обернулась. Ее лицо в обрамлении уродливых черных кружев было мучнисто-белым, едва заметные брови заломаны. Затем глаза ее распахнулись.
Пассажиры послушно последовали за ее взглядом, будто могли что-либо рассмотреть через крышу. Но этого и не понадобилось.
Словно на ужасающей нереальной картине в сером прямоугольнике дверей сверху появились две мускулистые черные руки с длинными острыми когтями - пальцы схватились за дверной косяк и существо наклонилось так, что стала видна черная голова, лысая, уродливая, с вытянутыми как у рыси вверх и чуть назад ушами... Медленно, мягко, по-кошачьи бескостно, неведомая тварь нагнулась еще ниже, являя на обозрение пассажирам худощавый жилистый и мускулистый торс. Повернула голову из стороны в сторону, будто любопытствуя... Затем резко и беззвучно спрыгнула и подомнула под собой дико заверещавшую женщину... взметнулись огромные нетопыриные крылья... кровь... ошметки плоти... резкое хлопанье будто парусов на ветру... Александр метнулся вперед, схватился за ручку двери. На то, что оставалось снаружи, он успел бросить внимательный, но очень быстрый взгляд.
- Найдите чем подпереть дверь! - рявкнул Роздов, рванув на себя и удерживая хлипкие деревянные дверцы кареты. Юнкер, выведенный из оцепенения четким приказом, схватил рукоять дорожной сумки и без раздумий протянул вперед. Вместе с сумкой.
Спасти не спасет, но на время задержит, с сомнением подумал Александр, прилаживая толстую дубовую рукоять к ручке двери.
...Аглая орала дурным голосом, выводя рулады похлеще иных опереточных певцов. Ее личико сморщилось, став совсем непривлекательным, шляпка съехала набок, из широко распахнутых глаз полились слезы, руки беличьими лапками затряслись перед грудью...
Роздов нагнулся и хорошо рассчитанным движением хлестанул девушку по щекам кончиками пальцев. Раз, другой... Удары несомненно были болезненными, голова Аглаи откинулась назад, к обитой войлоком стене, но орать она враз перестала и удивленно уставилась на мужчину.
Сбоку послышалось сдавленное не то рычание, не то всхлипывание. Андрей был страшно бледен, но в очумелых глазах горел вызов. Глупее не придумать. Кавалер, твою маковку!
- Заткнитесь, юноша, дайте мне спокойно подумать, - с досадой бросил Роздов, падая на скамью и болезненно морщась.
- Да Вы... да я... Как Вы посмели ударить девушку? Я... Я вызываю Вас!...
- Прямо здесь и сейчас? - хмуро поинтересовался Александр.
Юнкер гордо тряхнул головой, поджал губы и... слегка скис под взглядом странного попутчика, имени которого он до сих пор так и не узнал.
- Нет, но...
- Для начала скажу, что я не дворянин, драться со мной Вы не можете, - неприязненно заявил Роздов, лихорадочно блестя в полутьме черными глазищами, - Но даже если забыть о дуэльном уставе, Вы подумали о том, кто защитит девушку, когда я Вас убью?
Аргумент поверг в шок.
Аглая вжалась в стенку и что-то нечленораздельно пропищала, а Андрей бросился было вперед, но весьма неудачно споткнулся о стоявшую внизу сумку и... приземлился носом прямехонько на колени Роздова.
- Вам что, юноша, больше заняться нечем?
Юнкер поспешно скатился вниз, краснея и коря себя за глупость, но сия глупость, как оказалось, превосходно привела его в чувство. И вернула к реальности.
- Что это за тварь там, снаружи? - спросил он, сидя на полу у ног Аглаи.
По большому счету испугаться малец еще не успел, да и что он видел? Черное чудище промелькнуло в дверном проеме так быстро, что разглядеть что-либо мог только знающий человек, а юный дворянчик к таковым не относился. Потому и хорохорился, потому и не мог понять, как все серьезно и опасно. Вряд ли ему доводилось видеть что-либо пострашнее домового, да и откуда?
Роздов покачал головой и нахмурился.
- Если я не сошел с ума, то это горгулья.
- Что еще за горгулья?
- Низшее демоническое божество, - рассеянно пробормотал Александр, - И очень злое. Вот только здесь его никак быть не должно. Это невозможно.
- Так она... оно сюда не войдет? - дрожащим голосом осведомилась Аглая. Ее красивые розовые губки мертвенно посинели, с лица схлынула кровь, оставив лишь красноватые отметины от пощечин на щеках.
Ему не хотелось пугать ее еще больше, но лучше все же знать, с чем придется столкнуться.
- Увы, барышня, я говорил о нашем мире. Горгулье здесь не место, это порождение хаоса и в наш мир она пришла явно не по своей воле. Но раз уж она здесь, то обычное стекло в обычной карете ее не остановит. Если мы ей нужны. И как только горгулья поймет, что мы внутри, она не оставит нас в покое. Нам придется защищаться, готовьтесь.
Аглая ахнула, Роздов и сам готов был ахнуть от предстоящего, а молодой петух, как ожидалось, от страха громко возмутился:
- Да откуда Вы знаете? Почему мы Вам должны верить?
- Потому, юноша, что я всю жизнь занимался истреблением тварей, подобных ей, - Александр не вставая наклонился и угрожающе навис на сидящим юнкером, кривя губы в мерзкой ухмылке, - Я ведьмак, слышали о таких?
И сам про себя ухмыльнулся: не он ли еще час назад уверял сам себя в том, что со службой покончено раз и навсегда? Ан нет, выдалась оказия - и тут же козыряет тем, что сам же отверг...
Андрей молча кивнул, в его глазах мелькнуло облегчение, но гонору в юноше все равно было больше, чем здравого смысла.
- Сударыня, не бойтесь, - вскочив на ноги, вздернув нос до невозможности, щегольнул самообладанием Снулов, - Вы под моей защитой.
И обернулся к Роздову:
- Я слышал, ведьмаки свою работу запросто так не делают? - в глазах страх, на губах - злость, в словах - вызов, - Я готов обсудить вопрос оплаты... за двоих. Что потребуете?
Медленно поднимаясь и заслоняя собой Аглаю, невысокий щуплый Андрей в тесном пространстве почтовой кареты был более, чем грозен... если бы не был смешон. Дворянчик, твою маковку, выругался про себя Роздов, мозги у него явно набекрень. Снаружи горгулья, о спасении думать надо, а он честью козыряет! Вместо того, чтобы торжественно вручить свою судьбу ненароком забретшему в карету почти что мифическому охотнику на чудовищ, юноша неожиданно обрел мужество и решил сам стать героем. Ну чем ни история для светского салона?
- Чего потребую? - медленно и зло переспросил Роздов, поднимаясь со скамьи и оказываясь перед юнкером грудь в грудь: глаза в глаза не получилось, Александр был выше хорохорящегося мальчишки на голову, - А во сколько ты жизнь свою оценишь, парень? А ее? Ты думаешь, мы можем просто так выбраться отсюда и уйти? Ты думаешь, горгулья наелась наперед, улетит, ляжет спать, в конце концов, или ей надоест с нами возиться? Не надейся. Добычи горгулья не упустит. Посмотри на людей, которых она терзала, разве твари их мясо нужно было?
- А что? - пропищал дрожащий голосок Аглаи.
- Полагаю, сердце, девушка, - как можно более мягко ответил ведьмак, но голос его все равно прозвучал хриплым резким карканьем, - Если я правильно помню предания, за свое посредничество между людьми и демонами они берут плату сердцем, вырванным из груди живых.
Аглая нечленораздельно просипела и схватилась за горло руками. В глазах ее стоял искренний ужас и Роздов даже пожалел, что рассказал правду. Впрочем, правду ли? О горгульях знали все и не знал никто - если ты миф, сколько из того, что о тебе написано, посчитают выдумкой? Александр был удивлен, что в его памяти вообще что-либо сохранилось об этих существах, да и что может остаться в голове от единственной картинки в обтрепанном фолианте, виденной лет десять назад? Среди ряда прочих существ, не менее экзотических и ужасных? Однако память, как оказалось, штука странная. Она может выволочь на свет божий крохотную муху и похоронить под обломками воспоминаний слона. Роздов узнал в напавшей на карету кошмарной твари горгулью тотчас, как увидел голый вытянутый череп с острыми ушами и кожистые крылья. Но вот о том, что в действительности нужно бестии, было сплошной догадкой. Одного беглого взгляда (пока тварь расправлялась со старухой) на то, что сделала горгулья с возницами, хватило, чтобы увидеть не первобытную злобу, но холодный трезвый расчет. Трудно ожидать от иномирной твари человеческой рациональности, однако горгулья именно так и поступила со старой барыней: без единого лишнего движения, четко, жестко и равнодушно она вскрыла грудную клетку, достала трепещущий красный комок, отбросила в сторону ненужное тело, взмахнула крыльями и улетела. Возможно, она получила то, что хотела, и к карете не вернется, а если нет?
Вот из-за этого Александру и нужно было, чтобы его негаданные попутчики не питали ненужных иллюзий. У него не было другого выхода - они должны знать, с чем или вернее с кем придется бороться. Должны знать, что время глупых игр в благородство, галантность и иже с ними - прошло. Есть только жизнь и смерть - и это грязно, страшно и совсем не романтично.
Причина была в том, что одному ему не справиться. Это Александр знал так же точно, как то, что сейчас полдень, пусть солнце и скрыто низкими мрачными тучами. Ему позарез нужна была помощь этих детей, вся, без остатка, если понадобится - до смерти. Потому как горгулья - противник более чем серьезный. Если тварь на время оставила их в покое, это не значит, что они в безопасности. Это вам не какая-нибудь кикимора, которую он мог бы скрутить в два счета. По правде говоря, он вообще не знал, как подступиться к горгулье, но иного выбора, как и иных средств, у него не было.
- Вы знаете, что нужно делать? - спросил юнкер Снулов, боднув вихрастой головой и с вызовом уставившись на ведьмака. Роздов даже усмехнулся про себя: пожалуй, мальчишка ему нравился. Из него будет толк лет через пяток, если не сгинет по дурости. Вот и сейчас Андрей вида не показал, что боится, даже после слов ведьмака не дрогнул. По недомыслию, непониманию или просто старается не выдать страха? Не бояться горгулью было более чем глупо, сам Роздов еще как боялся и невесть на что надеялся. Но то он, ему не привыкать, а вот хватит ли у мальца храбрости потом, когда тварь на них нападет? Не растеряется ли?
- У Вас есть оружие? - по тому, как обиженно хлопнули белесые ресницы, все понял: эх, юнкера, твою маковку, - Возьмите мой кинжал. Вы должны мне помочь. Ваша задача - отрезать горгулье голову. Смотрите, сначала бить нужно сюда, - Роздов наклонился к безмолвно застывшей Аглае, обхватил пальцами ее шею и чиркнул ногтем по упругой белой коже..., - Твою мать! На меня смотри, юнкер! Бестии твоя галантность ни к чему! Ты убить ее должен, а не сонеты читать!
Юноша, на лице которого было явственно написано отвращение вкупе с гневом, отшатнулся, пальцы безвольно разжались, кинжал упал на пол.
С раздраженным рычанием Роздов откинулся назад, на сидение, сморщившись от боли. Да, ему позарез нужно было их слепое, нерассуждающее подчинение, чтобы в нужный момент рука - как сейчас у Андрея - не дрогнула из-за нелепых сомнений и мнимых угрызений совести. Нужно! Вот только как это сделать? Как объяснить этим дурням... С бестиями ему куда проще - их по крайней мере не приходится уговаривать и убеждать, что для защиты собственной жизни все средства хороши.
- Если Вы так хорошо умеете резать чужие головы, - с вызовом сказал Андрей, поднимая с пола кинжал, - То почему не сделате это сами?
- Да потому..., - Александр заставил себя дышать спокойно сквозь пелену гнева. Похоже, он и сам разучился держать себя в руках, как какой-то юнец! - Потому что кто-то должен держать бестию, пока ей режут голову! Хочешь попробовать, юноша?
- А почему голову? - тихо спросила Аглая, обхватывая себя руками. У нее были глаза загнанного зверя, однако Роздов ничем не мог ей помочь. Впрочем, радовало то, что Аглая напугана, но не растеряна, с квохчущей и стенающей курицей было бы куда труднее...
- Сердце бы лучше, барышня. Но его нужно достать из грудины, а я сомневаюсь, что у этого юноши хватит сил и смелости это сделать. Хорошо бы его хватило голову отделить, - он говорил уверенно, сухо и бесчувственно, намеренно не глядя на громко фыркнувшего Андрея, - Тогда у нас будет время добить...
Александр замер на полуслове. В нос шибанул резкий тошнотворный запах, острый слух уловил легкий шелест, похожий на трепетание паруса...
Все, время уговоров закончилось. Раз горгулья вернулась, то только по их души.
Резко повернувшись, он обхватил ладонями руку Андрея, небрежно держащую кинжал, и сильно сжал ее, припечатывая пальцы к точеной костяной рукояти.
- Или ты делаешь, как я скажу, парень, или мы все погибли...
Деревянная коробка скрывала внутри себя людей, и горгулье не нужно было видеть их, чтобы знать это. Бестия аккуратно присела на крышу, сложила крылья, кромка которых покрылась буро-красными подтеками, прислушалась, поводя в стороны уродливой головой. Внутри было тихо, но она прекрасно чувствовала чужую жизнь по испуганному биению трех сердец.
Мягкий, гибкий прыжок вниз, даже грациозный, если бы кто-то рискнул своей жизнью оценить его изящество. Когтистая черная рука коснулась дверного проема. Мускулистые безволосые ноги, лоснящиеся, как лакированное черное дерево, согнулись в готовности следующего прыжка. Крылья, чуть приоткрывшись, затрепетали.
Человек ее удивил. Он стоял в полутьме деревянной коробки, расставив для пущей устойчивости ноги и чуть согнув руки ладонями вперед, будто греясь у невидимого костра. На груди трепетал от пышущей силы и искрился мягкими синими сполохами огня некий медальон. Человек боялся, но его страх был странным. Слишком тихим. Слишком неправильным.
Потом человек улыбнулся как оскалился, а его черные глаза сощурились. Из всех троих он самый сильный, решила бестия, с него и начнем.
Легким, летящим прыжком горгулья прыгнула внутрь кареты, нимало не озаботясь двумя другими людьми, в восхитительном испуге застывшими сразу за входом. Крылья сложены, отведены назад, помогают твари изящно балансировать в слишком узком и стесненном пространстве. Руки почти схватили новую жертву, как вдруг...
Вдруг ее сковала неизвестная сила! Горгулья застыла ледяной черной статуей, вытянувшись вперед в броске и чудом удерживая равновесие.
Как в ледяную воду... Пора бы привыкнуть, но это слишком болезненно. Каждый раз. Бестии - существа двухмирные, в людском мире они почти неуязвимы, оттого и играют с человеком по своим правилам, измываются над его страхами, забавляются его незнанием... до тех пор, пока не наткнутся на кое-кого, равного им. На кое-кого, способного переходить из мира смертных людей в обиталище духов и хозяйничать там. Роздов погладил амулет, сконцентрировал на нем свое внимание и...
Едва горгулья прыгнула внутрь кареты, ведьмак стремительно подался вперед и перехватил бестию руками-мыслями. Сжал ее в железных тисках тренированной воли. Вот теперь, на таких условиях можно и поговорить. Но... что это?
Роздов ахнул и чуть было не отпустил захват - засунь он руки в раскаленную печь и то было бы приятнее. Перед "глазами" извивалась в языках пламени человекообразная фигура, мало отличающаяся от той, что замерла сейчас в человеческом мире. И это было странным: в своем истинном виде бестии куда менее материальны и уж тем более не походят на людей.
Это же существо было таким же двуногим и двуруким, черным, только больше похожим на пылающую головешку, таким же пластичным, мускулистым и грациозным, и лишь кожистые нетопыриные крылья превратились в странные сгустки летящих и никак не улетающих сверкающих искр...
Ему было все безразлично, этому существу, почему-то названному человеком горгульей, оно не испытывало к людям ни жалости, ни ненависти, ни сострадания. Ничего такого, чего не испытывало бы к другим живым существам, ничего такого, что выделяло бы людей из череды иных. Оно освободилось от захвата человека столь же легко, будто из пальцев ребенка, но не убило дерзкого наглеца, посмевшего преградить путь (а ведь могло бы без труда, со странной отстраненностью думал потом Роздов), и не ушло, а лишь замешкалось, задержалось, удивленно рассматривая неожиданное препятствие пылающими как раскаленные угли глазами...
Страх исчез. И ненависть к мерзким тварям, так легко и походя убивающим людей. И ярость, что обычно помогала ведьмаку захватить бестию в тиски воли.
Перед ним было нечто иное. Нечто настолько отличное от привычных ему бестий, что Роздов даже не заметил, как отпустил руки. Освободил существо, признал свое поражение. Пылающие очи прожигали дыры в его душе, той самой душе, что ему самому казалась просто скопищем остывших головешек...
Пару секунд ничего не происходило. Юнкер Снулов, в первый момент оцепеневший не меньше чудища, неловко спрыгнул со скамьи, размахнулся и ударил бестию в шею. Ударил бестолково и глупо. Хорошенько развернуться мешали довольно низкий потолок и чуть подрагивающие, отведенные назад крылья горгульи, отвратительно запятнанные кровью и какой-то слизью, а потому удар оказался слабым и неточным: лезвие лишь слегка взрезало у основания шеи толстую кожу, больше похожую на дубленую шкуру. Кинжал неожиданно вырвался из рук, упал на пол и поразительно громко забренчал в холодной, заполненной мрачными флюидами тишине. Андрей с досадой причмокнул и попытался обойти застывшую в злобе и ярости тварь сбоку, протиснуться рядом со скамьей, но там места было еще меньше, а от одной только мысли, чтобы прикоснуться к горгулье голыми руками, ему становилось дурно.
Спасла положение, как ни странно, Аглая. Тенью метнувшись под ноги бестии, девушка опустилась на четвереньки, проползла по полу, подняла кинжал, не глядя сунула оружие в руки где-то там по скамейке пробиравшегося вперед Андрея. А потом посмотрела наверх, удивляясь собственной смелости. Девушка сидела на полу как раз между горгульей и неизвестным мужчиной, застывшими в невидимом поединке.
У ведьмака от напряжения вздулись жилки на висках. Почему-то именно вид пульсирующих, блестящих от пота жилок поверг девушку в ужас. Она не могла смотреть и не могла оторваться от искаженных болью бездонно-черных глаз, видящих нечто такое кошмарное, отчего она сама бы уже поседела, от приподнятых в почти зверином оскале уголков тонких губ, от заострившихся черт и без того злого, заросшего щетиной лица... Охотник на чудовищ сейчас очень мало отличался от тех, кого ловил. Аглая вздрогнула, наконец-то отвернулась (на висевшую над ней бестию она так и не решилась посмотреть прямо), собралась с силами и поползла назад, с отвращением обходя пятна неопрятной слизи, капающей с крыльев существа. Мысли о подвиге, который ради нее собирался совершить этот галантный юноша Андрей Снулов, занимали ее куда больше горгульи и неприятного мужчины с нездешними глазами, хотя по совести надо бы наоборот, именно этому господину они обязаны...
Как и что случилось дальше - она не поняла. Но ледяная неподвижность стоявших над ней фигур внезапно разбилась вдребезги; ощутив не то движение, не то всплеск чужих чувств, девушка с отчаянным писком вжалась в пол - и вовремя. Мускулистые черные ноги с нечеловеческими когтистыми ступнями отскочили назад, чудом не задев распластавшееся тело, кожистые крылья взметнулись парусом и впечатали оказавшегося на пути юношу в стену. Мгновение - и бестия вылетела наружу, оставив после себя трупную вонь, слизь на полу и всполохи растерянности.
По-прежнему стоявший посреди кареты черноволосый мужчина выглядел неожиданно милостиво отпущенным с того света - бледный, осунувшийся и ошеломленный.
Так он простоял еще несколько секунд, потом помотал головой, словно борясь с наваждением, и хрипло бросил:
- Мне надо идти.
- Куда? - тут же поинтересовался бедолага-юнкер, со старательно сдерживаемым стоном сползающий со скамейки. Кожистое крыло, мягкое на первый взгляд, обладало твердостью деревянной скалки, а стенка кареты, даже и обитая войлоком, гуттаперчивой не была.
Ведьмак не ответил. Как-то неловко скособочившись, пальцами поглаживая расшалившиеся ребра, он обошел Аглаю, все еще сжавшуюся в комок на полу, спрыгнул с подножки на землю и остановился, рассеянно оглядываясь по сторонам. Дневной свет явил то, что в полутьме кареты было не разглядеть: седые нити в черных волосах, отпечаток возраста на лице, резкую горькую складку у губ, бесконечно усталые глаза.
- А там что? Хутор? - негромко проговорил ведьмак, совершенно не заботясь, слышит ли его кто-нибудь. Сказал и нетвердо зашагал в сторону видневшихся среди высоких деревьев построек, как слегка подбитый черный аист.
- Э-э-э... как его там..., господин ведьмак! - спохватился Андрей, бросился вдогонку, потом также резко вернулся, чтобы подать руку даме, но так и не дождался, пока она перестанет за него судорожно цепляться и достаточно придет в себя от вида своей растерзанной тетушки, спустя несколько секунд уже мчался вслед уходящему человеку в черном. Вспомнил про фуражку, похлопал себя по макушке, сначала махнул рукой, потом все-таки на ходу обернулся и наткнулся на запыхавшуюся Аглаю, которая бежала за ним, отставая всего на несколько шагов.
- Эй, сударь! Вы куда?
- Вам лучше оставаться в карете, - рассеянно буркнул Роздов, - Он вас не тронет.
- Он? Разве горгулья не она?
Ведьмак промолчал. Остановился он только у плетня рядом со старым хутором. Запрокинул голову, оглядывая черные стрехи крыш.
- У меня не вышло..., - Андрей смущенно кашлянул, - этой... этому... голову...
- Не переживай, - через плечо рассеяно бросил Роздов, - Это теперь не важно.
- А почему? - в упор спросил юнкер, настырно вставая перед ведьмаком и дерзко ловя его взгляд, - Почему это теперь не важно?
И на это ведьмак не ответил, не глядя обойдя препятствие в виде раздосадованного юнца и уверенно зашагав куда-то в обход усадьбы. Хутор кольцом окружали старые вязы - высокие, корявые, с кое-где обломанными и неубранными ветвями. Деревья казались неухоженными и заброшенным, да и само жилище выглядело не лучше - старый дом с черным лоснящимся срубом, зеленый мох, неотвратимо наползающий на стены, пустые, забитые старыми досками окна, провалившаяся крыша, которую давно пора бы подлатать, а то и перекрыть наново. Кто мог здесь жить? Старуха, доживающая свой век? Лайдак, руки опустивший? Запустенье чувствовалось во всем: от покосившегося плетня до заросшей крапивой тропинки...
- Он странный, правда? - почему-то шепотом сказала Аглая.
Андрей молча кивнул, не сомневаясь, что речь шла не о доме. А место, между прочим, тоже было странным. Если бы не черные крыши, круг из высоких деревьев и опутавшего их стволы колючего боярышника поразительно походил на погост. Вблизи впечатление терялось, однако ощущение неправильности не проходило. Не сразу стало понятно, как тихо кругом. Не лаяли собаки, не мычали коровы, не ржали лошади, лишь со звоном ударялись о брошенный ржавый плуг тяжелые капли, срывающиеся откуда-то с крыши, ветер шелестел остатками листвы на деревьях да полые стебли увядшей сныти, зеленовато-бурым ковром покрывавшие землю, глухо чавкали под ногами. Хутор пустовал, разве кто спрятался внутри и подглядывал на непрошенных гостей из-за черной щелки неприкрытой двери, сжимая в руках вилы...
Страх, слегка приглушенный любопытством, опять заворчал в душе скулящим зверем, Аглая, шедшая за Снуловым след в след, испуганно оглянулась и тут взгляд ее упал на выбеленный дождем и ветром пустой длинный череп не то козла, не то лошади, висящий над порогом... Девушка закричала, споткнулась, а падая, клещом вцепилась в рукав Андрея.
- Мы должны ему помочь, - бодро-фальшиво заявил юноша, отцепляя тоненькие пальчики от жесткой ткани и беря девичью ладонь в свою. В прикосновении чужой руки было столько жизни и надежды, что Андрей смущенно кашлянул и уверенно продолжил:
- Он же сам сказал, что ему нужна помощь.
Аглая кивнула, при этом не то всхлипнув, не то шморгнув носом.
Ведьмака нашли не сразу. Хутор как вымер, впрочем, скорее всего так и было. В кольце вязов и боярышника обнаружилась тропка, она вела куда-то к лесу. Ветви нагнулись над тропинкой, образовав неширокую арку; не задевая их, мог пройти лишь невысокий щуплый человек. Андрей и накрепко вцепившаяся в его руку Аглая то и дело цеплялись за колючие упругие ветки, а они, не терпя вмешательства, окатывали непрошенных гостей холодными каплями упавшего на землю осеннего тумана.
Ведьмак отыскался на маленькой, поразительно круглой полянке, столь искусно скрытой среди деревьев и кустов, что не будь ведущей к ней утоптанной тропинки, вряд ли кто-то догадался бы о ее существовании.
В центре полянки был вкопан столб. На столбе торчал голый выщербленный череп, по вытянутой форме которого только и можно было сказать, что не человеческий. Выцветшие ленты, обвивающие столб, намокли и уныло обвисли. Мужчина, еще больше прежнего напоминающий длинногоногого черного аиста, прошел в середину полянки, ступая на одному ему понятные отметины, балансируя руками и превозмогая боль, отчего движения его походили на неуклюжие попытки пьяницы вломиться в открытую дверь.
- Стойте на месте, - буркнул он, взмахивая рукой в предупреждающем жесте и скача дальше, к груде тряпья, сваленной в противоположном конце полянки.
- Что это такое? - не преминул спросить Снулов, прикрывая собой притихшую Аглаю.
- Ведьмин круг, полагаю, - рассеянно ответил Роздов, склоняясь над тряпьем и отваливая его в сторону.
- Что-что? - не расслышал юноша, вставая на цыпочки, будто от этого все станет яснее и понятнее.
Александр не ответил. На него невидяще смотрели глаза мертвой девушки.
Это безумие, в который раз говорил он сам себе. Он не маг и ничего сверх собственных возможностей сделать не сможет. Его способности ограничены, он сенсорик, "видец", его дар в том, чтобы увидеть и удержать бестию, пока она в материальном виде и не улизнула в астральный. Да, его дар уникальный, но не такой уж и редкий. Дар в том и хорош, что позволяет сознанию выйти в некое пограничное состояние-пространство - уже не здесь, в человеческом мире, но еще и не там, откуда возврата больше нет... Это там "видец" силен и грозен, это там он "страж приграничья" по меткому выражению одного из собратьев, это там бестии являются ему в своем собственном обличии, отнюдь не похожем на то, в котором они являются перед человеком. Это там ему дано повелевать их волей, заставляя чтить порой глупую и недалекую человеческую жизнь и подчиняться приказам... Но не здесь. Здесь Роздов всего лишь "видец", здесь он слаб и растерян. Здесь он может лишь прочесть следы, но не сунуться в медвежью берлогу. Вострить рогатины - дело магов, а он не маг, совсем не маг. Это дело знающих, а он лишь "видец", так себе, полу-маг, тот, кто силой воли удерживает жертву, но не бьет ее. Что он может сделать здесь, где так и воняет самым омерзительным и примитивным колдовством?...
Несколько минут Роздов тупо смотрел на мертвое тело и боролся с острым приступом паники. Он не сумеет, не сможет... Закрыл глаза.
ОН ясно дал понять, что другого выхода нет. Если ЕГО не освободить, ОН будет продолжать убивать, с каждым разом залетая все дальше и дальше и злобствуя все больше и больше. Сначала - в поисках новых сердец, а когда убедится, что они ему не помогают, то в гневе и ненависти. Далеко от этого места улететь ОН не сможет, но тракт-то рядом, а там - люди!
Роздов вздохнул и склонился на мертвым телом.
Вот и первая зацепка - тело было нетронутым. То есть, целым. С сердцем. Значит, девушка умерла еще до появления горгульи, иначе она первая же стала бы жертвой твари.
Молоденькая совсем, с неожиданной жалостью подумал Александр, осторожно убирая мокрые грязные пряди рыжеватых волос с худого лисьего лица. Остренький носик, ввалившееся щеки, тонкие губы, настороженно-неприязненное выражение, не сошедшее даже после смерти - девушка не была красивой, даже наоборот, но несомненно была сильной и упрямой. Столь упрямой, что сама накликала собственную гибель. Она могла быть случайной жертвой, дурочкой, нечаянно забретшей в место колдовства и сраженной его равнодушной силой, но почему-то Роздов был уверен - именно она была ведьмой, вызвавшей в человеческий мир горгулью. Ведьмин круг был очень старым, это мужчина заметил сразу - столб в центре был вогнан давно, так давно, что бревно снизу от соприкосновения с землей ощутимо подгнило и слегка накренилось. На очищенном от травы и мусора круге, утрамбованном до твердости камня, виднелись четкие линии магических фигур, в углах которых будто случайно лежали разные предметы - длинный загнутый рог, сбитый из двух колов крест, клок меха с когтями, похожий на медвежью лапу...
Застывшие ледышки мертвых глаз по-прежнему следили за Роздовым и он ничего не мог с этим поделать - девушка была мертва по меньшей мере два дня, ее тело превратилось в камень.
...Откуда она знала про ведьмин круг? Про такое не болтают на каждом углу, войти внутрь подобного круга, если не знаешь как, означает мучительную смерть и обычно не немедленную, скорее всего у себя дома, на постели, в горячке и страданиях... А ее убил не круг. Про круг она хорошо знала. И сделала его не девушка, но пользоваться им умела. Может, ученица местной колдуньи, преемница? Старшая, более мудрая ведьма, ушла куда-то или померла, а младшая то ли недоучилась, то ли, наоборот, слишком ученой себя посчитала. Так зачем ей горгулья?
- Эй, господин ведьмак, - откашлявшись, позвал Снулов. Эдак нетерпеливо и по-барски. Роздов с досадой обернулся, о своих попутчиках он уже и забыл, - нам долго...
- На месте стой! - рявкнул Александр, подхватываясь и не успевая сдержать стон от резкой боли: дурацкие ребра всегда умудрялись напоминать о себе в самый неподходящий момент, - Сдвинешься с места - подохнешь, как она!
Растерянный юнкер, разведя в сторону руки, непонимающе хлопал ресницами и оглядывался. Ну да, он переступил нарисованную на земле черту, ну и что с того?
- Иди по моим следам, юноша, - хмуро и неприязненно сказал Роздов, сдерживая готовое сорваться с языка язвительное ругательство, вот только дурню это не поможет: ему ругательство хуже кипятка будет - еще по дурости сорвется с места да сатисфакции затребует, - Ошибешься - я за тебя не отвечаю. А ты, барышня, не вздумай хотя бы шаг сделать, если жить хочешь. За линию не заходи, что бы ни случилось. Я не шучу. Лучше отойди подальше.
Аглая испуганно кивнула, бросилась к стволу вяза и прижалась спиной к его коре.
Под строгие указания Роздова Снулов сумел дойти до центра круга, до столба. Там, на несколько локтей в окружности, безопасно. Пока.
- Это что такое? - завопил вдруг юнец, тыча пальцем в основание столба.
- Человеческие сердца, - буркнул ведьмак, отвернулся и думать забыл про глупца, решившего прогуляться по ведьмину кругу, как по городской площади.
...Как же она это сделала? Знания на дороге не валяются, а ТАКИЕ знания не валяются и в избушках у обычных сельских ведьм.
На мгновение помедлив, Роздов растянул шнурок, стягивающий ворот белой женской рубахи. Тело было скользко-холодным, однако Александр заставил себя ничего не чувствовать... за исключением твердой выпуклости некоего прямоугольного предмета, лежавшего за пазухой у молодой колдуньи. Книга! Что ж, вот и объяснение, откуда берутся знания. Изустно заклятья вызова иномирных существ не передаются.
Наспех листая старый пожелтевший фолиант с полувыцветшими коричневыми чернилами, Роздов думал только о том, что совершает самую великую глупость в своей жизни: ему, "видцу" доводилось видеть, как работают дипломированные маги, и единственное, что он вынес из общения с ними, так это то, что в их дела лучше не соваться. Ведьмин круг - ерунда по сравнению с тем, что способен с непосвященным сделать вот такой вот замызганный, потрепанный и выглядящий совершенно невинно фолиант.
...Книга сама собой раскрылась на странице с закладкой, и даже не мудрствуя особенно, Роздов понял, что он нашел. Буквы почти сливались с желтизной ломкой бумаги, рисунки можно было рассмотреть с трудом, но по мере того, как слово за словом разбирал ведьмак в заковыристом тексте, волосы на его голове становились дыбом. Он боялся произнести вслух хотя бы слово, чтобы не вызвать всплекс какой-нибудь волшбы - силу, что несла в себе книга, можно было почувствовать и не будучи магом.
А потом к Роздову внезапно пришло понимание того, что здесь произошло, ибо заклятья вызова горгульи на той странице не было. Как раз наоборот. То, что пыталась сделать неопытная юная ведьма - вернуть к жизни умершего, и нетрудно было догадаться, кого именно. Вот только колдовство было намного превыше ее сил и способностей. И смерть, как оказалось, принесла не только избавление...
- Господин ведьмак! - буквально прошипел за спиной Андрей. Обернувшись, Роздов увидел, что юнец приплясывает, отчаянно жестикулирует и показывает пальцем в небо. Ах, ты, мать твою... Гигантским нетопырем в небе над их головами кружила горгулья.
Роздов резко приказал Снулову молчать и не двигаться, а сам наскоро перепрыгнул через опасные линии и встал у столба, дожидаясь, пока бестия приземлится.
Горгулья упала с неба, взметая крыльями немногую пыль. Остановилась, не мигая глядя черными антацитовыми глазами на дерзнувшего не испугаться ее человека.
У человека, надо признать, душа уходила в пятки, но он выразительно перевел глаза на то, что держала бестия в руках, а потом на то, что было в руках у него. Тварь заинтересованно замерла.
Тогда он опустился перед ней на колени, осторожно кладя книгу у основания столба и опуская голову. Коленопреклоненный, разве он опасен?
- Ты же ведьмак, - сквозь зубы яростно прошипел юнкер, не решаясь сдвинуться с места, но и не в силах устоять, - как ты можешь... перед этой мразью...
Горгулья выразительно повела ухом, но на счастье Андрея, не обернулась. Иначе быть ему мокрым местом.
Она смотрела на книгу. Сузив полночные глаза, долго, пристально... как на лакомство.
Угадал, еще не веря в удачу, задрожал Роздов, не смея перевести дух. Неужели угадал?
Горгулья гибко склонилась, опуская на книгу то, что держала в руке -трепещущее человеческое сердце, еще одну прерванную жизнь. Черным острым когтем начертила некий знак, неярко вспыхнувший синим пламенем. Подняла голову, заглядывая человеку в глаза. Черные и черные. В одних - жизнь, в других - смерть. Человек и хотел бы спрятаться, да не мог. Тьма пронзала его насквозь, тьма забирала его жизнь. Ну и ладно, равнодушно думал он, с каким-то странным облегчением сдаваясь и ожидая теперь уже неминуемой смерти. Только побыстрее.
Черные лакированные губы растянулись в жуткой гримасе.
Человек закрыл глаза, принимая неизбежное.
- А-а-а! - с воплем, достойным индейцев, на черную фигуру сзади набросился Андрей. С безотчетной яростью, удесятеренной страхом, он ткнул в толстую крепкую шею иномирного создания кинжалом. Бесполезно, хотел было сказать Роздов, но губы не слушались, а горгулья вдруг резко наклонилась вперед, перебрасывая через себя разъяренного человечка, положила руку на кровавое месиво, расползающееся по книге, еще раз жутко и загадочно улыбнулась Роздову и... исчезла.
- Где? Где она? Где??? - лихорадочно оглядываясь и вертясь, кричал Андрей, отбиваясь кинжалом от невидимого врага.
- Ты убил его, юноша, поздравляю, - хрипло произнес Роздов и устало привалился к столбу. И улыбнулся. Ему хотелось смеяться во все горло, но он всего лишь улыбнулся, - Он ушел к себе. Благодаря тебе. Дорогу назад сам найдешь?
Юнкер ошеломленно кивнул.
- А Вы? - пропрыгав почти до конца ведьминого круга, Андрей недоуменно оглянулся.
- А я... еще посижу немного, - улыбнулся Александр, про себя удивляясь глупой радости, что так и прет из него...
Чужая победа может сделать из мальчишки самоуверенного зазнайку, ну да пусть его. Вон у девицы как глаза горят. Он ее герой. Пусть себе... любятся... Пусть рассказывают, как хотят и что хотят.
А что до правды... Да кого волнует, эта правда?
Рука непроизвольно коснулась лежащей рядом книги. Роздов раскрыл ее. Так и есть - ее листы были девственно чистыми. Желтыми и ломким, но пустыми, и только кое-где виднелись следы чернил, но ни слов, ни символов разобрать было невозможно. Видать, слишком уж страшными были те знания, раз ОТТУДА отправили за ними ТАКОГО посланника. И человеческое сердце ЕМУ нужно было не из злобы, и не как плата, а чтобы вернуться - текущая кровь есть наилучший проводник.
Почему ОН не почувствовал книги, Роздов не знал - может, скрыта она была чем-то заумно-магическим именно от таких, как ОН, или еще чего, только ему это было совершенно безразлично. Главное, что все закончилось. И ему ДАЖЕ подарили жизнь. Он частенько бывал у этой грани, иногда и желал оказаться там, чего греха таить, но впервые оказался настолько близко и понял, каким глупцом был.
Что ж, такими подарками не разбрасываются. Надо бы хорошенько подумать, как этим подарком распорядиться. Может, он даже попытается кого-нибудь полюбить?
Это окончательно развеселило сидящего у столба человека. Он откинул голову назад и прикрыл глаза. Перед внутренним взором метались крылья из летящих и никак не улетающих сверкающих искр... Будто сполохи огня... Будто мимолетный взгляд вечности...