- Все началось с биения сердца. Тук-тук. Кто из нас не знает, что оно бьётся? Впрочем, мы как правило этoго не замечаем...
Тук-тук-тк-тк-тк-тк-тк-тк-тктктктктктк...Казалось, сердцу стало безумно тесно в груди и оно завидуя голове, тоже захотело наружу. Кровь отлила от рук и ног, стало холодно. В живот заползла пустота. Нет ничего ужаснее этой чёрной дыры в животе. Там гуляет ледяной ветер.
Мир перевернулся и покрылся непроницаемой стеклянной плёнкой. Она была настолько настоящей, что казалось, её можно пощупать. Живот отдавал остатки еды, чтобы открыться страшной пустоте с ещё большей силой. Мысли летали в голове, сталкивались, устраивали сражения и бои не на жизнь, а на смерть.
Каждый орган в теле как будто бы существовал сам по себе, потеряв связь с окружающей действительностью и друг с другом. Как будто некий центр перестал притягивать к себе.
Связи нарушились... Глаза усиленно пытались разглядеть знакомые очертания предметов. Но все знакомое не приносило успокоения и тогда, от перенапряжения, они стали стремиться вверх, под лоб, как будто пытаясь спрятаться от действительности. Ни одна поза не приносила покоя, какой-то внутренний мотор заставлял продолжать непрекращающиеся действия. Они не всегда выражались внешне, иногда можно было лежать или сидеть, но это было мнимое действие. Внутри все куда-то бежало, причём одновременно и в разные стороны.
Организм каждую минуту разбивался и заново склеивался из тысячи частиц.
И главный страх... Не смерти даже, а того, что никогда, никогда не вернётся ощущение цельности. И ещё, чувство глобального одиночества в этом мире. Рядом могли быть сотни людей. Рядом были близкие, которые пытались достучаться и как-то помочь. И все равно это было абсолютноe, тотальное, всепоглощающее одиночество. Как будто время и пространство свернулось в маленькую петлю твоего личного персонального ада.
Вера прервала монолог, нервно закуривая тонкую ментоловую сигарету. Сергей, холодея внутри от только что услышанного, встряхнул головой, будто пытаясь сбросить с себя страшное наваждение. Он не мог понять. Он знал Веру много лет. Она многого достигла в жизни и со стороны, даже для такого близкого друга как он, она была воплощением нормальности и душевного здоровья. Он не знал, как себя вести сейчас. Неловко и смущённо он подошёл к ней и обнял за плечи. Её глаза были не здесь. Она ещё была там, вся внутри дурманящего воспоминания.
- Вер, как часто это случается?
- Это может не случаться годами, а может случаться каждую неделю. Давай перенесём этот разговор на потом, а? Меня высушило изнутри, я боюсь вызвать...этого демона.
- Верa, конечно... Пойдём выпьем чего нибудь, да?
- Серый, чтоб я без тебя делала? Я этого даже мужу так не рассказывала. Он знает конечно. Но это у нас... молчаливая тема.
Они завалились на удобный и мягкий кожаный диван, Сергей включил дивиди с заранее заготовленным весёлым и лёгким фильмом, поставил рядом бутылку дорогого красного вина, тарелочки с сыром и они провели вечер так, как будто и не было этого дурманящего откровения.
***
Вера не могла отойти от своего рассказа. Воспоминания нахлынули и накрыли с головой.
Едкий, как уксус, страх. У панической атаки очень коварная природа. Она появляется ниоткуда в любом месте и в любое время. Она настолько ужасна своим проявлением, что человек, единожды испытавший это, безумно боится повторения. А страх рождает ещё больший страх.
И Вера стала бояться автобусов, потому что однажды, когда она ехала к подруге за город, ЭТО, то чего она так боялась, произошло. Она старательно пыталась обмануть себя, но что-то липкое и пустое уже заползало своими щупальцами в сердце и оттуда стало растекаться разъедающей кислотой по жилам и артериям, распускаясь чёрным ядовитым цветком, заполняя всю её сущность.
В автобусе ЭТО было невыносимо ещё и попыткой делать хорошую мину при плохой игре. Она честно натянула на лицо какую-то маску, боясь, что если кто-то с ней заговорит, то чёрный страх начнёт выходить из неё наружу. Вера с ужасом поняла, что кошмар добрался и до желудка и ей нужно срочно выйти. Ни жива, ни мертва она боялась пошевелится. Каждая минута этой поездки запомнилась ей как настоящая адская мука, и впервые в жизни в этих словах не было никакой метафоры.
На ватных ногах она дошла до туалета на автобусной станции, а потом, с громадным трудом, кое-как добралась до подруги. Tам не попадая зубом на зубом, спросила про транквилизаторы. К счастью, бабушка подруги отличалась повышенной нервозностью.
Потом сидела, накачавшись таблеток, пила чай и не веря себе, тихо радовалась полному отупению чувств.
ЭТО настигалo Веру в разных местах: в университете, где Вера работала лаборанткой, на отдыхе, у моря. Мест где она бы чувствовала себя комфортно становилось все меньше и меньше, и тогда Вера поняла что с этим надо что-то делать. Жизнь превращалась в нескончаемую, изворотливую пытку.
***
Одно слово звенело в пустой голове: "Купорос. Яду мне... Господи, я схожу с ума".
Голова заполнялась какими-то обрывками цитат, картинок прошедшего дня, кусочков мыслей. Словно кто-то разбросал в ней гигантский пазель, но забыл оставить картинку, по которой его можно собрать.
Хаос царил у Веры в голове и в душе. Подскочив с кровати в полпятого утра, она включила телевизор, в надежде отвлечься хоть на секунду от нескончаемого потока жидкого страха. К сожалению, ничто внешнее не могло принести успокоения. И тогда она стала искать в телефонной книге телефон ближайшей психиатрической клиники.
Приступы начались где-то с полгода назад.Вера как раз поступила на новую работу лаборанткой и все казалось, начинало налаживаться. Сначала Вера думала, что это начало загадочной смертельной болезни и очень скоро ей предстоит покинуть этот бренный мир.
Походы по врачам ни к чему не привели. Несколько раз она вызывала неотложку, а потом проводила долгие часы в приёмном покое. Никто у неё ничего не находил.И тогда, вооружённая списком симптомов, Вера засела в интернете.
Там среди всевозможных раков, болезней системного характера, воспаления щитовидной железы и даже такого мастодонта, как вегето-сосудистая дистония, обнаруженного на многих российских сайтах, Вера нечаянно влезла в психиатрию. В психиатрии нашлось чёткое определение её симптомов ёмко названное "синдромом панической атаки".
В самом деле - атака, какое верное слово - думала Вера.- Ну хорошо, как это называется я уже знаю, я даже знаю в теории, как это лечат. А так же, чем это чревато. И умереть от этого нельзя, разве что допечёт и можно себя убить, но мне это не грозит. Я просто никогда не сделаю этого своим близким. Но жить с этим ведь тоже нельзя. Жизнь с этим похожа не на жизнь, а на жалкое существование ходячего душевного инвалида.
Рассуждая логически, Вера пришла к выводу, что спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Её допекло так, что она созрела.
С третьего раза набранный номер, наконец-то оказался набранным правильно.
Мне очень плохо и мне срочно нужна ваша помощь - прокричала Вера в телефонную трубку. Я еду прямо сейчас, пожалуйста, скажите мне адрес.
Клиника находилась на соседней улице. С трудом собрав себя из миллионов частей, Вера кое-как оделась и пошла будить мужа.
В клинике Веру заставили заполнять какие-то бумаги. После получасового письменного отчёта, сделанного скачущим почерком, гигантскими буквами, Вера дрожащими руками поставила последнюю точку.
Прислушиваясь к себе, она вдруг поняла, что немного отошло. Через минут десять ожидания к ней вышел седой подтянутый мужчина, представившийся Хаимом Села - дежурным психиатром. Он завёл её в какую-то комнату и там попросил рассказать о её проблеме. Вера сбивчиво, но тем ни менее, весьма толково описала свои состояния, диагноз, который она себе поставила. А так же вещи из её прошлого, которые, так ей казалось, могли иметь отношение к её сегодняшнему состоянию.
Психиатр очень внимательно, почти не перебивая, выслушал Веру и в конце подтвердил её подозрения, диагноз, а так же согласился с тем, что ей действительно необходима немедленная помощь. Он объяснил ей, что у них, к сожалению существует очередь и в данный момент нет места у русскоязычных психологов. Вера объяснила ему, что готова говорить по эскимоски, лишь бы только прекратить эту пытку... Он обещал постараться найти ей кого-то как можно скорее, а для начала выписал ей успокоительные таблетки, указав, что их нужно принимать не дожидаясь нарастания симптомов, в начале приступа.
Вера удивлённо , слегка со стороны, рассматривала все происходящее в новом свете. Впервые её не называли симулянткой, у её болезни оказалось название и даже существовали способы лечения. Она вспомнила о том, что в статьях на эту тему, говорилось о 10% населения страдающих каким либо видом фобий. И впервые за последние полгода она почувствовала, что надежда есть.
***
Дома, опустошённая после приступа, Вера наконец-то забылась долгожданным спокойным сном. Проснувшись около трёх дня, разбитая, словно её переехал грузовик, она вдруг вспомнила, что надо позвонить на работу.
-У меня грипп и температура сорок, да врач сказал что около недели.
Через несколько дней Вере позвонили из клиники. Предложили встречу с психологом. С небольшой такой загвоздкой. Встреча состоится на английском языке. Психолог - новая репатриантка из Нью-Йорка. Ошарашенная, Вера сказала, что она готова попробовать.
Её встретила сухопарая, высокая женщина в очках.
Я доктор Морган - сказала она Вере на английском. Верин английский на данный момент был в принципе неплох, но в основном никогда не употреблялся ею для разговоров,а только для чтения и просмотра фильмов. Как ни странно, Вера совсем не нервничала. Первая встреча пролетела незаметно. Вера как-то легко раскрылась этой незнакомой женщине. Может как раз так легко это произошло именно из-за английского. Какая-то нереальность, киношность происходящего и позволила Вере выложить все как на духу. Почему-то сразу же Вера заговорила о самом тяжёлом событии в её жизни. О смерти матери. Нет не о смерти даже. А о самоубийстве. О том, чего Вера ни понять, ни простить так и не смогла. Вера задавала вслух риторические вопросы о том, как её мать могла бросить её вот так, одну, в возрасте девяти лет. Она вспомнила и о том, как в детстве, она с улыбкой говорила о смерти матери. Первым делом, после похорон, она рванула к лучшей своей подружке и глупо улыбаясь от уха до уха сказала: "а у меня мама умерла".
И потом, всегда, когда её спрашивали про то чем занимаются её родители, с неизменной улыбкой на лице, она отвечала: "папа инженер, а мама умерла, когда мне было девять.Нет нет, ничего страшного, это случилось так давно, я уже привыкла, все в порядке". Eединственное, чего Вера никогда не упоминала, это истинную причину смерти. Сердце - говорила она - у неё было слабое сердце. В глубине души Вера думала, что это ведь не так уж далеко от истины.
Доктор Морган благожелательно и молчаливо слушала Верин поток сознания. В конце встречи она сказала Вере, что им безусловно есть над чем работать и предложила лекарственную терапию. Вера обещала подумать над этим и они назначали следующую встречу "на том же месте, в тот же час", как иронично подумала Вера.
***
После первой встречи Веру окутало облако печали. Она горевала по матери, впервые в жизни. Впервые за все 16 лет после её смерти.
Когда мать умерла, она заперла в себе чувства на ключ, а ключ выкинула далеко-далеко... Доктор Морган как оказалась, обладала той самой отмычкой, позволившей Вере впервые прочувствовать все то что жило у неё внутри после смерти матери. Вера вдруг непроизвольно находила себя в слезах, дома, на работе , на встречах с психологом. Как будто кто-то отвинтил кран, который она закрутила когда-то крепко-накрепко.Потому что, как казалось ей когда-то, начни она плакать, этот плач никогда не остановится. Настолько бездонной представлялась брешь в её душе, вызванная этой смертью.
А ещё Вера ужасно злилась. Однажды она чуть ли не накричала на Шарлот , (так звали доктор Морган).
- Вера, на кого-то ты сердишься?
- На себя.
- Только на себя?
- Нет, нет не только! Я злюсь на вас,зa то, что вы задаёте мне эти идиотские вопросы. Я злюсь на эти мерзкие панические атаки, которые сделали из меня психа. Я злюсь на людей, потому что они никогда не смогут понять меня так, как понимала меня она. И самое страшное... Cамое страшное, я злюсь на неё , за то что она была так жестока со мной. За то что она меня так любила в детстве и за то что она предала меня. Да она предала меня своим уходом. Я иногда думаю, что наверное было бы лучше и легче, если бы её вообще не было в моей жизни. Ведь нельзя потерять то, чeго не имеешь.
- Вера, это очень важная фраза. Запомни её. Мы должны поговорить о ней на на нашей следующей встрече.
Доктор Морган, всегда была очень доброжелательна, внимательна и корректна. Она строго соблюдала границы их общения, выделяя Вере ровно 50 минут в неделю, по понедельникам, в 11.30.
***
Странная вещь произошла с английским языком. Не задумываясь, не напрягаясь, Вера как-то легко вывела весь свой пассивный словарный запас в актив, и буквально с первой встречи речь её лилась легко и свободно.
Наверняка она делала массу ошибок, но доктор Морган её явно понимала, а Вера понимала то, что говорят ей. Вера в шутку называла это "два в одном флаконе" -психологические встречи стали для неё отчасти и практическими уроками английского языка.
Панические атаки периодически продолжались. Вера уже хорошо знала, что ездить в больницу не имеет никакого смысла. У неё появилась своя, в некотором роде, рутина. Приняв половину таблетки успокоительного, она все время старалась понять в чем же причина на этот раз. Сам факт того, что у приступов есть причина, очень сильно её успокаивал. Больше всего Веру пугала непредсказуемость и таинственность панической атаки. На одной из встреч Веру осенило, что они появляются, когда в Вериной жизни происходит что-то новое.
- Итак, тебя пугают перемены. Подумай что в них страшного?
Верино сознание переместилось в тот ненавистный день, когда её размеренная и спокойная до этого момента жизнь разрушилась как карточный домик...
- Это был один из самых красивых дней в моей жизни. Было второе января, на улице шёл снег... Я шла по улице и вдыхала свежий морозный воздух, светило солнце, ветра совсем не было. Все было застелено прекрасным белоснежным покровом.
Людей на улице было совсем мало, видимо из-за праздников... Я шла по улице, вокруг был мир и покой... А в душе у меня разорвалась атомная бомба. Я была отравлена, словно радиацией, страшной, невыносимой вестью.
Мне очень хотелось проснуться и прижаться к маме и рассказать ей, какой страшный сон мне приснился... И чтобы она обняла меня и сказала мне, что это только сон, только страшный сон, что такого не бывает наяву и что у маленьких девочек мамы никогда никуда не деваются...
А потом были похороны. В зале стоял закрытый гроб, вокруг было очень много чужих людей.
Папа вёл себя как-то странно... Он цинично шутил, вызывая всеобщее недоумение и молчаливое осуждение.
У меня было ощущение, что я смотрю какой-то нелепый черно-белый фильм... И в этом ящике посреди комнаты не может быть моя мама, там наверное лежит какая-то кукла, а мама вышла куда-то и скоро вернётся. Принесёт хлеба и молока, и весело спросит: "будем печь блины"? И я очнусь и мы будем печь блины, а потом есть их со сметаной и вареньем, и пить чай на кухне. Мир обретёт привычные родные очертания ДОМА... Навсегда потерянного мною ДОМА.
***
Вера начала осознавать, что после смерти матери она как будто что-то заморозила у себя внутри. Просто чтобы выжить. Просто потому что душа болела, как челюсть после удара кулаком. И она смягчила удар, приложив "лёд". Пропуская всё через голову. Не давая себе чувствовать ни боль ни радость. Так и жила, как при местной анестезии. Прорывало её иногда в кино, в театре. Но по жизни она шла ровными и размеренными шагами. Выверенными такими, чтобы без неожиданностей. Их Вера избегала и боялась до полусмерти.
Школа, дом.
- На дискотеку? Нет я лучше тут с книжкой посижу...
Трепалась с подружками по телефону. Даже любовь себе выбрала невзаимную. Неосознанно конечно. Но такую, чтобы никаких шансов. Любовь её уехала в Америку, когда ей исполнилось пятнадцать, и она целых три года провела в ожидании весточки. Хотя бы двух строчек. Наверное тогда, перед репатриацией в Израиль это и началось. Вдруг становилось нечем дышать, хотелось схорониться в норке и одновременно разрывало желание куда-то бежать.
От лекарственной терапии, Вера, после долгих раздумий, отказалась. Доктор Морган особо и не настаивала. Вера боялась жизни на лекарствах. Она очень хотела научится справляться без них.
Вера обнаружила ещё одну интересную закономерность. Панические атаки случались с ней лишь в моменты расслабления и относительного спокойствия. Когда происходило что-то важное, Вера видимо собирала в кулак все свои душевные ресурсы, чтобы продолжать функционировать. А вот потом, когда все становилось хорошо , на неё накатывало.
Она поделилась своим озарением с доктор Морган. Та, в свою очередь, объяснила Вере, что это скорее говорит о её душевном здоровье и силе. Ещё она рассказала Вере о том, что человек не может жить, постоянно подавляя свои эмоции. Это как плотно накрытая крышкой кастрюля с кипящей водой...
Вот они и вырываются наружу, обжигая горячим паром. Вера подумала, что эта метафора потрясающе совпадала с её внутренними ощущениями...
Вера чувствовала себя исследователем-первопроходцем. Впервые в жизни она исследовала глубины своей души и находила там много потрясающего. Такого, о чем она, дожив до двадцати пяти лет, и понятия не имела.
Панические атаки продолжались. Но чуть реже, чуть менее сильно... Когда на неё накатывало, она пыталась найти ту пружину, которая запускала скрытый механизм страха на сей раз. Очень часто Вере этo удавалось. И тогда на душе становилось всё спокойнее и спокойнее, стихало, сходило на нет.
***
Через полтора года хождения к психологу, Вера вдруг поняла, что научилась управлять стихией. Она все ещё чувствовала себя утлым судёнышком посреди штормящего моря, но в стихии была своя странная логика и некие закономерности. Идти по жизни становилось чуть легче.
Однажды доктор Морган опаздывала и Вера случайно разговорилась с женщиной в коридоре клиники. Как-то так получилось, что у Веры вырвалась правда о её диагнозе, Маргарита, так звали её собеседницу, сбивчиво рассказала ей о том, что страдает тем же недугом уже в течении тридцати лет. Они обменялись телефонами и договорились о встрече за чашечкой кофе.
Маргарите было около пятидесяти, она была стройной и подтянутой брюнеткой, эдакой женщиной вамп, с пронзительными карими глазами, стрижкой каре и безукоризненным маникюром. Она выглядела куда моложе своих лет.
Она шла по лестнице и думала о сегодняшней встрече. Чем-то эта юная девочка напомнила ей себя лет двадцать пять назад. Хотя внешне они были абсолютно непохожи. Вера скорее была Боттичеллевской девушкой. Нежной, свежей. От неё веяло мягкостью и женственностью. Невысокого роста, Вера обладала почти идеальной фигурой, громадными глазами небесного цвета и копной рыжих волос. Просто "Веснa" Боттичелли.
Маргарита вдруг села на ступеньки и задумалась...
Тридцать лет она живёт с этой мукой. Тридцать лет... Она уже не могла вспомнить, как это начиналось. Казалось это было с ней всегда. Маргарита с ужасом вспоминала времена, когда её пытались лечить антиэпилептическими препаратами, ставили всевозможные диагнозы, от вегето-сосудистой дистонии до эпилепсии, и ничего не помогало.
Рита теряла мужчин и работу, друзей и молодость... Только однажды вдруг все прошло на целых пять лет. Олег... Она была влюблена в него как кошка, до безумия. И как ни странно, никакой дрожи, никаких приступов - все как рукой сняло, словно наваждение какое-то. Но это длилось постольку, поскольку они были вместе. Через некоторое время она поняла, что чувства стали ослабевать, в постели уже не было длинных упоительных ночей. Олег стал терять интерес к ней. Когда он ушёл, все возобновилось с бешеной силой, как будто болезнь пыталась взять своё за эти годы. Тогда она и загремела в психиатрическое отделение с ошибочным диагнозом шизофрения. Сколько было пережито за все эти годы, даже страшно подумать...
Только здесь, в Израиле, через двадцать лет её страданий, Маргарите наконец-то поставили диагноз. Она уже десять лет принимала прозак и к счастью почти забыла о своём заболевании. Раз в несколько месяцев она встречалась с психиатром. Это были рутинные проверки. На одной из них она и познакомилась с Верой.
Около года назад Рита пыталась прекратить принимать лекарство. В течении полугода это даже сработало, но к сожалению, панические атаки возобновились и Маргарита решила больше не рисковать.
Есть ведь диабетики живущие на инсулине, а это ничем не отличается - рассуждала она. Психическая болезнь, это точно такая же болезнь как и любая другая. А все остальное что сказано о неврозах и психозах - это глупый стереотип.
Маргарита с горькой улыбкой вспоминала о том, как отворачивалось от неё люди из близкого, а затем и дальнего круга общения, как только узнавали о её недуге. Точно как от прокажённой, как будто боясь заразиться... Первый муж ушёл, как только узнал о её страданиях.
Сейчас рядом с ней был замечательный, нежный и терпеливый человек, любящий и принимающий все её проявления.
Маргарита вдруг поняла что уже минут пятнадцать сидит на лестнице в лечебнице и на неё уже начинают косо поглядывать. Она встала, поправила юбку и вышла из здания.
***
Несмотря на то, что Вера очень много знала о своём недуге и о его широкой распространённости, встреча с человеком, знающим не понаслышке о чем идёт речь, потрясла её до глубины души.
На встрече с психологом Вера была способна говорить только об этом. Её переполняли противоречивые чувства. С одной стороны она была счастлива знанием, что она не одна. Никакие сухие статистические выкладки не дали ей этого чувства сопричастности,в той мере, в какой это сделала мимолётная встреча .
С другой стороны она была до смерти напугана. Маргарита страдает паническими атаками тридцать лет, она живёт на лекарствах.
Подобная перспектива не просто подавляла Веру, а вводила её в состояние ступора. Неужели все её сегодняшние усилия и достижения пойдут насмарку? А эти пресловутые пять лет без приступов, а потом их возобновление с новой силой. Где гарантии, что с Верой не случится нечто подобное? Как она может защититься от подобного сценария? Да и возможно ли это в принципе?
Вера закидала докторa Морган этими вопросами. Шарлот обладала одной поразительной спoсобностью. Очень часто она за всю встречу произносила всего лишь несколько предложений. Но эти фразы все расставляли по своим местам, и вдруг позволяли Вере взглянуть на происходящее с ней как бы со стороны.
Она пояснила Вере, что её столь эмоциональная реакция абсолютно нормальна, и бояться нечего. Что в подобных расстройствах нет никаких закономерностей и каждый случай стоит рассматривать сам по себе. Что она не должна примерять на себя чужое платье. Люди разные, у них разные судьбы. Разные черты характера, разные слабые и сильные стороны. Доктор Морган сказалa, что она видит громадную душевную работу, которую Вера проделала, и верит в то, что она сумеет справиться. У Веры есть на эту внутренние душевные ресурсы, она не бежит от трудностей, а мужественно смотрит им в лицо. Что же до гарантий, то стоит смириться с фактом, что в подобных вопросах гарантии может дать только господь бог. А если посмотреть на этo с другой, философской стороны, то где гарантии, что завтра на голову нам не упадёт кирпич...
Поэтому, - резюмировала доктор Морган, не стоит тратить свою энергию на мысли о гарантиях. Нужно просто жить каждым днем. Наше время на сегодня закончилось. Встретимся через неделю. Напомни мне, что я бы хотела поднять в следующий раз ещё одну тему, связанную с тем, о чем мы говорили сегодня...
Вера вышла из здания клиники окрылённая. Ей вдруг захотелось порадовать себя чем-то. Она купила мороженное в киоске, позвонила на работу, сказав что не приедет и отправилась в парк Роз. Там она развалилась на зелёной траве, слушая щебетание птиц и даже отдалённый гул дороги не помешал ей сполна насладиться этим замечательным весенним днем, который она сама себе подарила.
Я в ответе за своё счастье - вдруг подумала она. Я, и никто другой.
Послесловие
Панические атаки прекратились так же внезапно, как и начались.
Вера работала, училась, встречалась с друзьями, заводила детей. Жизнь била ключом и к счастью, совсем не по голове.
При всём этом внешнем благополучии, Вера чувствовала, что чего-то неуловимо не хватает. Она все куда-то мчалась по жизни. И все больше она сама себе напоминала лошадь, идущую по кругу. Сизифова работка...
Однажды она увидела в газете странное объявление. Она положила его в кармашек сумки, и проносила там полгода, и вот однажды...
Однажды, когда уже давно прошли все сроки, она набрала полустёршийся номер телефона. Оказалось - вовремя. Как раз планировался очередной семинар. Вера, сказавшись больной на работе, все бросила и поехала.
Вернулась она оттуда с перевёрнутой душой...
Из письма Веры Сергею, её старому другу, переехавшему в Канаду полгода назад.
"Я напишу тебе о безумном, странном событии, произошедшем со мной совсем недавно.
Я думала что не стану писать об этом. По двум причинам: во первых слов не хватает. Во вторых мне казалось, что это не нужно. Но что-то толкает меня попытаться облечь хоть малую толику пережитого в слова. Сразу оговорюсь, что все что здесь будет сказано, в сто раз бледнее того что пережито.
Я приехала в неизвестность, а попала в поток любви. Семинар был организован учителями йоги. Я не знала зачем я туда еду, но у меня было явственное ощущение, что я попала туда не случайно. В первый же день, после необычайного знакомства, я поняла, что очутилась в том самом месте и времени, где я наконец-то обрету себя.
Знакомство происходило таким образом: мы, а нас было человек сорок, сели в два круга, лицом друг к другу. Мы должны были одну минуту, поприветствовав друг друга и назвав каждый своё имя, смотреть друг другу в глаза. После этого звучал гонг и внешняя часть круга передвигалась дальше.
Сережа... Я могу тебе сказать, что это было одно из самых больших потрясений в моей жизни. Впервые, я ВИДЕЛА людей. Их глаза были прекрасными, они отражали душу. Я не могу облечь это в слова...
Но после этого знакомства у меня создалось странное, совершенно иррациональное ощущение, что эти люди стали моей семьёй. Я попала в поток любви. В зале стояла такая атмосфера, что казалось любовь материализуется и ещё чуть-чуть и её можно будет потрогать руками.
А на следующий день мы дышали. Реберсинг - "рождение заново".
Ты знаешь, я не представляла себе, что мне будет физически так тяжело. Фактически, речь идёт о кислородном отравлении, которое вводит мозг в иное состояние сознания.
Поначалу, я чуть не сорвалась. Когда я начала дышать, (а дышать надо равномерно, глубоко и ртом), то у меня так пересохла гортань, что мне казалось я сейчас изойдусь в диком приступе кашля. Одновременно с этим, у меня свело судорогой руки и ноги, и я застыла в нелепой дикой позе. Kо мне подошёл один из кураторов, и тихо сказал: "делай что-то руками, они этого просят". И тут меня прорвало. Меня крутило и ломало, у меня из груди начал литься какой -то нечеловеческий вой, я била себя правой рукой в солнечное сплетение и мне казалось что я вижу внутренним зрением как из меня, прямо откуда-то из сердца, вытекает боль, и горечь, и злость, и печаль. Это длилось вечность. Я раздвоилась - часть меня участвовала в этом странном процессе, а часть вдумчиво наблюдала со стороны. В какой-то момент я почувствовала лёгкую пустоту внутри. А потом...
Дальнейшее я не могу описывать, не боясь показаться сумасшедшей. Уже после всего, анализируя, то что со мной происходило, я интерпретировала это как зачатие, рождение, смерть и небытие. Я находила себя то в полном покое, то в позе младенца. В одном из таких циклов, что то мешало мне уйти. Я не могла умереть, я сидела и тихо скулила, как подбитая собака и тогда ко мне подошёл один из инструкторов и просто обнял меня крепко-крепко. И я ушла. Меня отпустило.
А потом, каждый из участников делился пережитым на сеансе реберсинга. Боже мой, чего там только не было. Кто-то боролся со своими демонами, кто-то говорил на неизвестном наречии, а кто-то, как и я излил всю свою эмоциональную боль, накопившуюся за эту, да и только ли за эту, жизнь...
Что тебе сказать, Сережа... Ты же знаешь, я два с половиной года посещала психолога. И только сейчас, после пережитого сеанса, я могу с уверенностью сказать, что я оставила все позади. И смерть матери. И обиды, и боль. И страх.
Но на этом семинар не кончился. Потом мы в безмолвии поднялись на гору и перед нами раскрылась самая потрясающая панорама из когда-либо виденных мною. Мёртвое море имеет удивительное свойство. В безветренную погоду, оно, как зеркало, отражает небо и горы. Божественное спокойствие снизошло на меня. Я наконец-то почувствовала единение с собой и вселенной. Это ощущение было полной противоположностью тому, что случается во время панических атак. И я поняла, что наконец-то я могу точно сказать, что я с ними покончила.
Я ничего не боюсь, я свободна от своих страхов. Как ни странно, это обретение внутренней свободы не оказалось сильно эмоционально окрашено. Я как будто бы наблюдала за собой со стороны и отмечала - Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.
Да, это выражалось в конкретных вещах - будь то прогулка на верблюдах и ослах, хождение по горам (даже ночью),реберсинг... Но это лишь внешние проявления вновь обретённой, внутренней, свободы от страха.
Я поняла, что могу видеть истинную суть предметов и вещей. Очень забавно например выглядит такая субстанция как моя физическая слабость.Лень же имеет изнутри мягкую и вязкую структуру, очень красивым оказался мой страх, он играет цветами и исходит искрами.
Сережа, я сделала потрясающие открытия, которыми спешу с тобою поделиться:
Оказывается, полчаса медитации могут оказаться мигом нахождения нигде.
Оказывается, земля пустыни тянет к себе и ещё в самом начале урока йоги тебе неумолимо хочется лечь на неё и слиться с ней в одно.
Оказывается, у гор Мёртвого моря очень древний сумеречный лик.
Оказывается, умирать гораздо легче когда кто-то рядом тебя обнимет и отпустит.
Оказывается, в КАЖДОМ человеке живёт волшебник и волшебство, нужно только внимательно прислушаться к себе.
Оказывается, все мы обладаем знанием, нужно только уметь стучаться в нужные двери и подбирать к ним верные ключи.
Оказывается, у меня есть очень много близких и любимых людей.
Оказывается, любовь, это абсолютно материальный объект, нужно только суметь открыть своё сердце.