Опустился невод летней ночи,
Темноту в сетях едва волОча,
Скрыв следы вечернего стигмата,
В заревах багрового заката.

От крыльца небесного порога,
Звездная рассыпалась дорога.
Бледный, цвета молока снятОго,
Светит рядом лунный нимб святого.

В сумерки тропинки окунулись,
Кривоватых деревенских улиц.
Как в сарае, на насесте, клушки,
Дремлют деревянные избушки.

Без манер привычного жеманства,
Тишины нарушив постоянство,
Испугав внезапным шумом, кошка,
Вспрыгнула в открытое окошко.

На столе: сушеная крапива,
Недопитая бутылка пива,
А в тарелке, в хлопьях хлебной крошки,
Дольки недоеденной картошки.

В каше буквенного винегрета,
Простынь недочитанной газеты.
И свернулась рядом, в знак вопроса,
Недокуренная папироса.

Пламя золоченого таланта,
В жёлтой кроне абажурной лампы,
Из дешёвой кожи дерматина,
Дополняет грустную картину.

В подполе скребутся тихо мыши,
Занавесь шевелится чуть слышно.
И шептанье ветреного вздоха,
В темных всполохах чертополоха.

Стрелки на часах считают доли.
В мраке черной бездны скрылось поле.
С неба лишь, туман сединных прядей,
Тускло льётся в сумеречной глади.

Запахи воды приносят шорох
Зарослей болотно-камышовых,
С чьим-то распечальным воем-плачем,
С кваканьем трескучим лягушачьим.

Словно чУдный зверь многоголовый,
Лес стоит берёзово-еловый,
Лиственные гроздья веток свесив,
Хвойной лапой негу занавесив.

Август. Скоро окончанье лета,
Непривычно долго ждать рассвета.
Не слышны уже веселья струны,
Жаркого зеленого июня.

Хоть придет, с восходом, ясность утра,
Будут беспокоить грустью смутной,
И туманить мысль, неясной тенью,
Неоконченные сновидения.