Жак де Ла Тур Делабре, барон де Монфьер, получил приглашение на кабанью охоту от соседа, сьера Годфруа де Бланбонне. Вроде бы в лесах за Бланбонне видели кабана с золотыми рогами. Это странное животное последний раз показывалось так давно, что никто уже и не помнил, к чему такое бывает. Рассказывали, однако, что предок сьера Годфруа когда-то убил на охоте такого кабана - рога у него были ветвистые, как у оленя, но оказались не из золота, а только вызолочены сверху. Жаку рога были без надобности, но ехать надо было обязательно. Сьер Годфруа держал лучших в округе собак, слыл знатоком во всех видах псовой охоты и вдобавок был радушным и хлебосольным хозяином, так что к нему собирались все соседи. Жака туда пригласили впервые; в прошлом году его никто ни в гости, ни на охоту не звал, но теперь, после истории с драконом, он приобрел в местном обществе некоторую известность и, видимо, был сочтен заслуживающим более близкого знакомства.
Аделаида с ним не поехала. Она была на седьмом месяце и никуда уже из замка не выбиралась, хотя чувствовала себя неплохо, свойственных беременным странных прихотей не высказывала, разве что вот яблок, говорила, хочется. Но яблоки даже на дереве в маленьком замковом саду, защищенном стеной от холодных ветров, были еще совсем зеленые. Отправляя Жака, как она выразилась, "людей посмотреть - себя показать", Аделаида наказывала за нее не беспокоиться и домой особенно не торопиться, а налаживать знакомства.
Подходящее короткое копье нашлось в замковом арсенале, а собаками Жак пока не обзавелся. Своего первого и пока что последнего кабана он завалил почти двадцать лет назад, еще при отце, а потом жизнь странствующего рыцаря как-то не давала случая поохотиться на черного зверя. Надо будет присмотреться и псарню, что ли, тоже завести, подумал он. Раз так положено.
Охотники, съехавшиеся в Бланбонне, заночевали в замке и наутро выехали еще затемно. Собаки подняли нескольких кабанов, началась погоня. Жак вперед особенно не рвался, держался рядом с соседями, с которыми успел познакомиться еще на зимних праздниках. Собаки лаяли где-то впереди. Внезапно слева у края поляны мелькнул золотой отблеск. Жак только успел разглядеть массивную приземистую тушу и ветвистые рога, как зверь скрылся в чаще. Жак направил коня за ним.
Рога, видимо, не давали кабану бежать особенно быстро; Жаку какое-то время удавалось следовать за ним, ориентируясь на треск веток. Все же без собак он его, конечно, потерял. Надо было возвращаться к остальным, и Жак остановился, чтобы по лаю понять, где находятся охотники. Но ни собак, ни охотничьих рожков он не услышал. Было совсем тихо, даже птицы молчали. Жак огляделся, заметил впереди небольшой просвет между деревьями и шагом поехал туда.
Посреди круглой поляны шириной шагов сорок росло невысокое дерево с обширной кроной. Жак спешился, бросил поводья на еловый сучок и пошел посмотреть поближе. Густая трава была истоптана; в тени под деревом, где травы было меньше, виднелись кабаньи следы. Дерево оказалось яблоней. На ветках висело с десяток яблок, бело-розовых и должно быть уже спелых; одно так было и вовсе красное. Надо Аделаиде привезти, подумал Жак, она обрадуется. Он обошел дерево кругом и удивился - с другой стороны яблоки оказались гораздо меньше размером и совершенно зеленые. Жак на всякий случай отошел от яблони подальше и задумался.
Яблоня была очевидно чудесная. Привел его к ней кабан с золотыми рогами - то есть животное тоже чудесное. А значит, и яблоки тут, скорее всего, не простые. И у этих чудес наверняка есть хозяин. Во всех слышанных Жаком историях за попыткой взять без спроса что-нибудь чудесное следовало появление разгневанного хозяина и в лучшем случае вызов на поединок с некоторыми шансами победить. Худшие варианты рассматривать не хотелось. Да и кто их знает, эти чудесные яблочки - может, съешь и замертво упадешь. Поэтому Жак развернулся и пошел обратно к коню.
- Надо же, какой умный-то! - раздался ехидный голос у него за спиной. - Не стал мое яблочко брать без спросу! И думает, сядет сейчас верхом, и поминай как звали! А вот и нет, а вот и нет!
Жак, уже взявшись рукой за повод, оглянулся. Под яблоней стояла невесть откуда взявшаяся невысокая женщина в зеленом платье, с зеленым же покрывалом на голове. О возрасте ее судить было трудно, но держалась она не как ветхая старушка - стояла прямо, по-хозяйски уперев руки в боки, и глядела на Жака без всякого смущения или робости. Ну вот и хозяйка, подумал Жак. Колдунья, должно быть. Или вовсе фея. Обижать нельзя ни в коем случае, а то превратит во что-нибудь. Или выйдешь через два дня из леса, а дома двести лет прошло.
- Почтенная дама, - начал Жак максимально вежливо. - Я заблудился в вашем лесу и случайно вышел на эту поляну. Я не тронул ничего принадлежащего вам и не желаю мешать вашему уединению. Позвольте мне удалиться.
- Не позволю! - решительно заявила колдунья или фея и даже топнула ножкой. - Вежливый, а какой торопливый! Ты коня-то отпусти, пускай травку щиплет, и ручей вон там есть, напоишь потом. А с тобой у меня разговор будет. Дело для тебя есть. И сразу тебе скажу, пока не сделаешь, ты из этого леса не выйдешь. Хоть пешим пробуй, хоть конным, хоть бегом, хоть ползком, все одно сюда вернешься, к этой вот яблоне. Если и правда умный, то и пробовать не станешь, что время-то терять?
- Почтенная дама, скажите, что вам от меня нужно, и я постараюсь исполнить ваше желание, если не будет в том ущерба для моей чести.
- А это уж тебе видней, насчет ущерба. Ты, рыцарь, мне нужен как мужчина.
- Что-о? - такой прямоты Жак не ожидал и внятного ответа сразу не нашел.
- То-о, - передразнила его дама. - Не опасайся, ни сердце твое, ни рука, ни другие твои члены мне не нужны, и ты можешь сохранить верность своей даме сердца, кто бы она ни была. А нужно мне, чтобы ты, мужчина и рыцарь, сел вот под эту яблоню и заплакал. Чтобы слезы твои упали на ее корни. И после этого я тебя отпущу.
- Но, почтенная дама, вы же сами видите, что я мужчина и рыцарь. Мне не подобает плакать. Да я и не умею.
- Это все из-за того, что ты такой умный, не стал яблочко рвать.
- А что было бы, если бы я его сорвал?
- А вот сорвал бы, съел, да посмотрел бы на свое отражение в ручье, вот тут бы и заплакал как миленький, даром что рыцарь!
Жаку смутно припомнилась какая-то сказка про юношу, которого бросили в лесу, и он там набрел на дерево с плодами, съел один - и у него выросли рога, съел другой - рога отвалились. И он тогда набрал плодов и тех, и других, пошел в город и с помощью этих плодов как-то там отомстил своим обидчикам.
- Так это что же, если бы я его съел, у меня бы рога выросли?
- Ну да. Как у того кабана, за которым ты гнался. Тут бы ты и заплакал. А как слезы твои упали бы на корни яблони, так бы сразу на ней и другие яблоки поспели, от которых рога отпадают. А без мужских слез - нет, не поспеют. Вон, висят все зеленые.
- А те яблоки, от которых рога растут, как же поспели?
- А те, умный ты мой, на женских слезах поспевают. С ними просто, далеко ходить не надо, сама вон села и наплакала. Ну да хватит разговоры разговаривать, иди плачь. Или тебе надо горе устроить? Вон яблочко съешь и горюй.
- Почтенная дама, не сочтите за дерзость мой вопрос. Зачем вам эти яблоки? Вам кто-то нанес обиду? Вам нужно восстановить справедливость? Я мог бы выступить за правое дело с мечом в руках, как подобает рыцарю.
- Прямо заплачу сейчас, как трогательно! Обидеть меня всякий может, только не всякий потом уцелеет. Но раз уж ты такой вежливый, я тебе скажу. После того, как и те, и другие яблоки поспеют и опадут с дерева, останется на нем одно-единственное маленькое яблочко. Вот оно-то мне и нужно. А зачем - не спрашивай, много будешь знать - скоро состаришься. Давай уже, плачь, а то рассержусь. Я ведь, знаешь ли, могу тебе и без яблок рога устроить. И они могут потом и не отвалиться.
Жак призадумался и даже пригорюнился, но плакать как-то не хотелось - хотелось пренебречь рыцарской честью и поднять руку на даму, чтоб не морочила добрых людей. Это желание он решительно пресек. Но есть колдовские яблоки, отращивать рога, а потом плакать представлялось ему совершенно неподходящим для рыцаря. Хотя... в слезах самих по себе ничего зазорного ведь нет? Вот и сьер Жаббер давеча проливал слезы - если бы в том был какой-то урон его чести, разве обернулись бы его слезы столь прекрасными жемчужинами? Но Жак от одуванчиков никогда не то что не плакал, а даже и не чихал. А вот, помнится, в походе на Бобуа они со сьером Робером отстали от своих и неделю проплутали под моросящим дождем в тамошних лесах, утоляя голод только мясом удачно попавшегося оленя да местным диким луком; так вот тогда глаза у них у обоих были на мокром месте - и от едкого дыма костра из сырого хвороста, и от ядреного лука. Сьер Робер еще шутил, что обидно рыцарю лить слезы по такой низменной причине. Но лучше уж, наверное, так, чем с рогами-то? Костер разводить возле колдовской яблони хозяйка вряд ли позволит, а вот с луком может и получиться.
- Почтенная дама, - заговорил Жак, - а нельзя ли здесь раздобыть несколько луковиц, лучше всего таких, что с острым запахом? Тогда я мог бы удовлетворить ваше желание.
- А ты и верно умен! Найду я тебе лук, в еду не годится, а запах есть. Должен тут неподалеку расти. Схожу накопаю, а ты тут жди. Я с тебя даже слово брать не буду, что не сбежишь - никуда ты не денешься, дорога твоя узлом завязана, пока не развяжу, не уйдешь.
Лук и правда рос где-то поблизости - дама быстро вернулась, держа на отлете руку с пучком зелени, чтобы не испачкать платье налипшей на луковицы землей. Некоторый запах чувствовался даже на расстоянии. Жак церемонно поклонился, как если бы дама одарила его цветком, и так же, держа за хвостики, понес лук под яблоню.
Там он сел поудобнее, спиной к стволу, положил возле себя луковицы и вытащил нож. В носу уже начинало пощипывать. Отхватив ножом зеленый хвост, он счистил шкурку, обнажив жемчужно блестящую сердцевину, и разрезал луковицу пополам. Срез тут же заслезился белыми каплями сока, а у Жака глаза наполнились слезами. Обнадеженный, он поднес половинки луковицы поближе к носу и глубоко вдохнул. Слезы потекли по щекам, теряясь в бороде; парочка повисла на ресницах. Жак торопливо наклонился над корнями яблони и затряс головой. Одна слезинка упала на землю. Жак поднял голову и вопросительно взглянул на даму, которая наблюдала за ним с расстояния в несколько шагов. Дама пристально вгляделась в зеленые плоды на ветках и отрицательно покачала головой. Жак разрезал каждую половинку еще пополам и снова вдохнул поглубже, теперь уже предусмотрительно сразу наклонившись, чтобы слезы не пропадали даром. На этот раз удалось наплакать штук пять или шесть. Жак почистил еще одну луковицу и всплакнул еще разок. С ветки над ним сорвалось крупное яблоко, стукнуло его по голове и откатилось. Дама яблоко подобрала, придирчиво осмотрела со всех сторон и наконец удовлетворенно кивнула.
- Ты справился, рыцарь! Можешь идти. Я даже сделаю тебе подарок - какой, не скажу, сам догадаешься, если не упустишь. Ступай. Езжай так, чтобы солнце у тебя было по правую руку, и выедешь как раз к своим охотникам. И луковицы оставшиеся с собой забери, пригодятся.
Жак не заставил себя долго упрашивать, сунул луковицы в седельную сумку, отвязал коня, вскочил в седло, подхватил копье и двинулся в указанном направлении.
Охотников он отыскал без труда. Они уже устроились на привал на поляне у ручья. В тени под развесистой ивой лежали туши четырех кабанов, но рогатого среди них не было. Жака собравшиеся приветствовали нестройными возгласами, приглашая промочить горло. Он только собирался спешиться и присоединиться к ним, как прямо рядом с ним на поляну с треском выломился из кустов шиповника кабан и остановился, наклонив голову с ветвистыми золотыми рогами. Жак, все еще державший в руке копье, замахнулся и прямо с седла ударил его точно под лопатку. Зверь дернулся и рухнул. Охотники хватали ртом воздух, не находя слов. Жак тоже еще не очень понимал, что произошло. Подарок, мелькнула мысль. Какой, не скажу, сам догадаешься. Выходит, не упустил.
Первым пришел в себя сьер Годфруа. Он в подобающих выражениях выразил восхищение прекрасным ударом, а также отметил, что для охотника важнейшее дело удача. Жак, более или менее пришедший в себя, тоже сказал все, что полагается, и предложил сьеру Годфруа распорядиться добычей. После обмена любезностями сговорились на том, что кабана съедят вечером за ужином, а золотые рога разделят - один достанется Жаку, который добыл зверя, а другой сьеру Годфруа, как владельцу здешних лесов.
В замке пировали еще два дня. С Жаком разговаривали уважительно, расспрашивали про турниры, про поездку за мандаринами, зазывали в гости. Сьер Годфруа обещал подарить пару щенков со своей псарни. Его супруга справлялась о здоровье Аделаиды.
На следующий день после возвращения с охоты Жак проснулся на рассвете и вышел в замковый сад. В ветвях яблони чирикала какая-то птица. Яблок висело много, уже довольно крупных, но явно еще зеленых. Жак сорвал одно, надкусил и сморщился от кислятины. Выбросив яблоко под куст смородины, он уселся возле ствола, достал из кошеля завернутую в тряпицу коричневую луковицу, развернул и принюхался. Запашок немного ослабел, но чувствовался. Усвоенным уже порядком он почистил луковицу, разрезал на четыре части, поднес к лицу и принялся поливать слезами яблоневые корни. Трех заходов хватило, как и тогда, в лесу, только теперь краснобокое яблоко мягко упало к нему на колени. Жак его осмотрел, ничего подозрительного не нашел, но на всякий случай отправился на конюшню и скормил половинку яблока своему жеребцу. Тот остался доволен, и ничего лишнего у него не выросло. Тогда оставшуюся половинку Жак съел сам - яблоко оказалось отличное, сладкое с приятной кислинкой, только луковый запах перебивал яблочный аромат. Жак долго отмывал руки в бочке с водой, напоследок поглядел на свое отражение, с удовлетворением убедился в отсутствии рогов и пошел за яблоком для Аделаиды.