Аннотация: "Закончив университет, я вернулся к родному краю..."
Закончив университет, я вернулся к родному краю, провинциальному городу на стечении двух рек, чтобы провести здесь последнее беззаботное лето. Деревья, фонари, те же песчаные дороги меж одноэтажных домиков, истерзанные колодцы, жёлтые поля под тяжелыми холмами, чьи узкие тропинки, оживленные полётом жучков и мошек, вели вдоль рек к неизвестному - всё напоминало о прежних мыслях, переживаниях, фантазиях о будущем, которое, пусть я не успел осознать того, уже наступило и было ничем иным, как продолжением той жизни, которую я вёл в последние пять лет. Чуда, которым и должно быть изменение в сторону полной и сильной жизни, не случилось, как ни хотелось бы верить в него.
Парк, где задуман первый роман (или книга, как я называл её тогда), был также безлюден, стадион, где пережил уединенные и молчаливые минуты первой влюбленности, мало изменился за эти годы, заброшенная свиноферма, где распивали, а затем били первые бутылки, - всё успело надоесть, а будни, проведенные с бабушкой на грядках, также не давали желаемого успокоения, и, омраченные серой действительностью вокруг, перестали впечатлять привезенные с собой тома литературы - Сервантеса, Пушкина, Толстого.
Привыкнув встречаться со скукой, я уже научился бороться с ней поиском и открытием нового, и сейчас решил прибегнуть к следующему - отправиться, быть может, пешком, быть может, на транспорте, в те далекие окраины, где я ещё не был. Оставалось только одно направление, где я решительно не знал, что может ждать меня. Я слышал только, что там есть кладбище, которое и было выбрано целью моего похода.
Встав ранним утром, с вечера снарядив портфель немногими необходимыми вещами, я отправился в путь и спустя полчаса покинул город. Меня ждали палимая солнцем пыльная дорога вдоль низких и худых кустов. Такой пейзаж утомлял, и, казалось, ничто не было ново для меня. Только ощущение неизведанности лежащего передо мной пути придавало сил, поскольку только в нём я находил малейший интерес. В детстве, помню, я всегда мог выдумать себе цель и препятствия, лежащие на пути к ней. Она могла быть сказочной, я мог сплетать сюжеты фильмов, книг, собственные игрушки, фигурки солдат или каких-нибудь чудовищ, делать персонажами своих фантазий. Позже я начал выдумывать героев и сюжеты сам, но какой-либо законченности они никогда не приобретали. Мир был больше, поскольку казалось, будто за непосредственным течением жизни следовало ещё одно, второе, параллельное той, которая только недавно определилась в качестве реальной и подлинной.
Рассуждения, которыми я отвлекался от своего пути, разумеется, были куда пространнее тех, что представлены здесь, но нет необходимости приводить их полностью. Они прервались, когда по обе стороны дороги показались кладбищенские камни с блеклыми цветами вокруг них и крупными деревьями на узких тропах между низкими оградами. Над неглубоким рвом, разделявшим трассу, по которой я шёл сюда, и калитками первых могил, пролегал узкий мостик, сделанный из двух черных железнодорожных шпал. Надгробные плиты имели привычно-траурный вид и не знаю, что сподвигло меня пойти между ними, но спустя недолгое время я заприметил знакомое лицо. Подойдя ближе к ухоженной могиле, я удостоверился, что это он. Красивое лицо, которое даже сейчас не могло скрыть надменной улыбки, надпись под ним, имя и недолгие годы жизни, в чьих цифрах отразилась смена тысячелетий.
Лёша и я жили в одном дворе, и, когда он остался на второй год, начали учиться в одном классе. Нельзя сказать, чтобы мы были друзьями. Однажды, желая внимания к себе, но не имея к тому какой-либо причины, я принёс принадлежавшую отчиму зажигалку в школу. Её корпус, отливавший серым блеском металла, разделялся на две стороны выпуклым центром, что начинал светится, когда над кнопкой подачи огня поднималась крышка. Хотя в те годы Лёша уже курил, я не думаю, что у него не было способа подкуриться, однако под каким-то предлогом он забрал у меня зажигалку и не отдавал всё урочное время, из-за чего я беспокоился и выпрашивал её обратно. В итоге он, конечно, отдал её, но я уже почувствовал себя жертвой чужой прихоти, что только придало горечи несбывшемуся порыву похвастаться необычной вещью.
Он понимал, как устроена ложь и умел пользоваться ей, а неизменная убежденность в собственной правоте и непогрешимости лишала его какой бы то ни было совестливости. Он мог сломать чужую вещь, но вины за собой не признавал и изворачивался всеми уловками.
Учителя, как не пытались, не могли справиться с ним. Однажды по школе пронёсся следующий слух, бывший, я уверен, правдой. Его маму вызвали к директору. Обсуждался то ли перевод в школу-интернат, то ли ещё один второй год. Лёша, присутствовавший там, заявил, что если они (учителя и директор) сделают что-либо в отношении него, - он выбросится из школьного окна, и взрослые люди, имевшие немалый педагогический опыт, не желая сотворить ребенку зла, боялись усомниться в истинности его намерений.
Впрочем, его всё же перевели в интернат. Я часто виделся с ним, но и без этого мне не пришло бы в голову думать, будто он мог измениться. Отучившись и уже вернувшись из армии, он продолжил жить как жил, я не помню, например, чтобы он работал. Всю жизнь он оставался тем же ребёнком. Деньги давали родители, часто платили друзья: благо, таких находилось немало, и многие были рады. Я был свидетелем того, как, после нескольких дней пьянки, он предлагал моему другу взять у матери денег и уйти в запой.
- У меня ж тоже денег нет. И что? Я гуляю. Это сначала их нет, а потом сами к тебе пойдут. Главное начать, - с убеждением говорил Лёша.
Интересно, постоянно обманывая других, начал ли он обманывать себя, понимая, что верит неправде? Однажды мы сидели в подвале его дома, он пил с водку с нашим знакомым и закусывал морковкой, украденной в том же магазине, где куплена водка. Опуская грязные пальцы в пластиковую банку, он горделиво сказал по какому-то поводу:
Зато зрение от морковки хорошее будет.
Наш знакомый, проведший с Лёшей последние три дня, рассмеялся:
- Зрение хорошее, говорит будет. Сам вчера от фунфыриков ослеп: "Андрюха, - говорит, - ты где, я тебя не вижу?", а сам напротив меня за столом сидит и на меня же смотрит!
Лёшина девушка была немногим старше его в том возрасте, когда он грозился выброситься из окна. В один из зимних праздников они поругались. Будучи пьяным, он разбил чужую машину, хотя сам не пострадал. Его отец сказал, что оплачивать ремонт из собственных средств не станет.
Попросив денег у матери, уже не на ремонт - опять же, на водку, и услышав отказ, Лёша сказал, что сегодня повесится. Демонстративно порываясь к подобному прежде, он, наверное, не думал, что наконец сделает это по-настоящему, надеясь обмануть как других, так и самого себя...
Краем глаза я заметил, как нечто двигается по истомлённой зноем земле, и вырвался из полусна. Это был маленький уж. Он обошёл могильный камень сбоку и ушёл в траву. Я достал термос, налил чаю, закурил, поделившись сигаретой с покойным, и вскоре отправился домой.
Приближаясь к городу, я заметил идущую меж деревьев тропинку, по которой мог сократить свой путь. Пройдя по ней, я вышел к одноэтажным домам. Эта улица оканчивалась пологим скатом, ведущим к тому месту, где две реки встречаются друг с другом.